Самая трудная дорога (джен)

Никил сразу же ободрился и думать забыл о лесных хищниках, когда заметил, что лес наконец-то поредел, и между стволами замаячил впереди широкий, наезженный тракт. Пусть он и выглядел сейчас совершенно покинутым, он сам по себе означал присутствие других путешественников, вероятность встретить обоз, соединял города и деревни, а главное — показывал, что двигаются они правильно и приближаются к цели. К тому же приятно было видеть дорогу, а не просто целиком полагаться на итарка, хотя тот не ошибся и не обманул, вывел через лес к тракту, как и обещал. По ровной дороге и идти было гораздо легче — знай себе шагай вперед. Никил чувствовал себя здесь значительно увереннее и бодрее, чем в глуши, по которой они брели до этого, где темно даже днем и из которой непонятно что может выскочить на тебя ночью. Можно было бы так и следовать тракту почти до самого Стлин Нат Альсара, повторяя путь крестьянской армии в обратную сторону, но итарк сказал, что знает короткую дорогу через леса и пустоши. Так что по тракту путешественникам предстояло идти сравнительно недолго, а потом придется опять свернуть в бездорожье. Поскольку взятая с собой еда убывала с прямо-таки неприличной быстротой, ни Никил, ни Келан, ни тем более Ирви с предложением итарка спорить не стали.

К полудню небо затянуло синеватыми рыхлыми тучами, и показалось, что скоро пойдет дождь. Молодые люди уже ощущали на коже первые капли, но потом ветер смилостивился над ними и угнал тучи подальше. Все четверо вздохнули с облегчением — они уже было приготовились к тому, что в лучшем случае промокнут насквозь, а в худшем и всю дорогу размоет — весенние дожди бывают обильны. К вечеру ветер вдруг утих и сделалось удивительно тепло. В этот день они не торопились, потому что благодаря ровной дороге и так прошли больше, чем в предыдущие. Когда Ирви приметила просвечивающую между деревьями уютную полянку и предложила заночевать на ней, Никил и Келан сразу согласились. Никил сноровисто соорудил костер. Вот только на ужин пришлось опять довольствоваться припасами из заплечных мешков. Последние шесть лепешек с луком честно разделили на четверых. Келан заикнулся было, что шесть делится на троих, а итарк и так обойдется, но Ирви таких шуток не понимала и обожгла его сердитым взглядом.

— Ну ладно, чего ты так зыркаешь. Я же просто так сказал, — буркнул Келан. — Давай уже, дели на четверых!

После еды не спалось. Честно говоря, никто из молодых людей не наелся досыта. Ничего не поделаешь, приходилось экономить, чтобы взятого с собой хватило на весь путь. Никил улегся поудобнее и наблюдал за тем, как вокруг темнеет. Келан низким голосом начал рассказ про трехногого волка, который по ночам выходит к костру одинокого путника, не выказывая никакого страха перед огнем, и человеческим голосом просит принять его в компанию. Откажешь ему — бросится и разорвет, согласишься — посидит с тобой у огня, а когда тебя сморит сон, потихоньку отгрызет ногу. Послушав про волка, Никил неожиданно даже для себя самого вспомнил и поведал остальным историю про подземных белых червей длиной с хорошую змею, которые, говорят, заползают в ноздри спящим на земле людям, незаметно проползают в самую глубь тела и начинают пить из жертвы силу и здоровье. На это Келан ответил страшной историей про ойтанскую русалку, а Ирви рассказала про парня, который купил на ярмарке красную рубашку. Она была не просто красная, а алая, как кровь, и до того красивая и заметная издалека, что завистливый приятель убил его, спрятал труп подальше и забрал рубашку себе. Нарядился в нее на праздник, желая покрасоваться, а на рубашке вдруг выступала свежая кровь. Сперва он ничего не замечал, но потом кровь закапала с рукавов, пятная землю и изобличая убийцу.

— Вот мы тут треплемся про всякую ерунду, вспоминаем детские страшилки, а сами-то идем прямиком в прóклятый замок. — неожиданно бросил Келан.

— С чего это он проклятый? — нахмурилась Ирви.

— А ты вспомни, сколько там крови пролилось! Сколько людей зря погибло. И умерли они от злого железа в муках и страданиях, смертью страшной и безвременной. Замок этот проклят, говорю вам!

— Я в такое не верю, — вмешался трезвомыслящий Никил.

— А чего тут не верить! Правда это, все знают! А там ведь были еще итарки с их предсмертными проклятиями! Прокляли они, умирая, все вокруг. Потому после штурма нашим пришлось так поспешно оставить замок, они даже не обыскали его толком.

— Все ты врешь! Никуда они не спешили! — возмутился Никил. — Я слышал, что они там еще много дней после битвы стояли лагерем. И кроме того, проклятия никакой силы не имеют.

— Да ты, если мне не веришь, вон хоть его спроси! — И Келан кивнул на итарка, который сидел неподвижно, с отсутствующим видом, как будто и не слышал, о чем они говорили, замотав свою цепь вокруг запястья так, чтобы она не мешала. А впрочем, он, конечно, прекрасно все слышал. Но под слишком уж пристальным и холодным взглядом его светящихся глаз Никил почувствовал себя неуютно, и разговор сошел на нет.

Внезапно из подлеска за спиной Келана вылетел крупный вальдшнеп, молча пронесся над их головами и нырнул в густые заросли краснолетника, усыпанные мелкими красноватыми листочками, давшими кустарнику это название. Ирви приглушенно вскрикнула, напуганная внезапным появлением птицы, но Келан тут же оказался на ногах, мигом сообразив, что это их шанс разжиться дичью. К несчастью, в сгущающихся сумерках никто не разглядел, где спряталась птица. Впрочем, итарк должен был это видеть, он сидел прямо напротив и хорошо видел в сумерках.

— Куда он делся? — возбужденно выкрикнул Келан.

— Не он, а она, — буркнул итарк.

— Да какая разница! — махнул рукой Келан. — В супе они все одинаковы. Помоги нам найти птицу и заработаешь свою долю! А ты, Никил, одолжи мне свой пистолет!

— Да ты все равно вальдшнепа по кустам не догонишь, а догонишь, так промажешь. И зря потратишь пулю, а их и так мало, — покачал головой Никил.

— Почему она? — спросила Ирви итарка.

— Самцы кричат весной, а самки летают молча. Не нужно ее трогать, иначе весь будущий выводок загубишь, — заявил итарк.

— Если ты такой умный, может, тебе и еда не нужна? Все же троих прокормить легче, чем четверых, — заявил Келан с угрозой, сдерживаясь, чтобы не заорать, но упрямый итарк и ухом не повел.

Келан махнул на него рукой и отправился шарить по краснолетнику, но так и не нашел ничего и вскоре вернулся назад, бросая сердитые и раздосадованные взгляды на всех троих спутников, как будто Никил или Ирви были виноваты в его неудаче.

На следующее утро Ирви сварила в котелке несколько полосок сушеного мяса и немного зерна. Варево, конечно, опять получилось очень жидким, зато было горячим. Келан шумно втягивал его в себя. Ирви ела очень аккуратно, время от времени косясь на итарка. Тот расправлялся со своей порцией как всегда настолько быстро, что казалось, еда просто бесследно исчезает из миски, раз — и готово. А вот Никил не торопился, пытаясь растянуть завтрак подольше, но его порция, к несчастью, закончилась слишком быстро.

Видимо, итарк все-таки испугался вчерашней угрозы Келана, потому что, идя по дороге, немного отстал и вдруг позвал к себе остальных. Обнаруженные им съедобные корни молодого лопуха были аккуратно срезаны и заняли свое место в похудевших за время похода мешках.

— Слушай… Льонс, — против обыкновения почти дружелюбно спросил Никил у итарка. — А сколько отсюда идти до Стлин Нат Альсара?

— Зависит от того, как идти! — как обычно туманно отозвался итарк. В этом был он весь. Ведь и ответил вроде, не промолчал, а ответа-то и нет! Но Никил не проявил раздражения, а терпеливо уточнил:

— Ну вот нам четверым так, как мы сейчас идем, сколько идти до замка?

— До замка нам идти еще дня три, если, конечно, по дороге ничего не случится, — немного подумав, сообщил итарк.

— А что, по-твоему, может случиться?

— Может, сильный дождь, а может, что-нибудь похуже!

В тоне итарка послышался оттенок злорадства, поэтому Никил решил не доставлять ему удовольствие и не расспрашивать его, какие напасти «похуже» могут повстречаться им на пути, тем более что он и сам неплохо представлял себе всевозможные опасности.

Когда ноги загудели от ходьбы, Никил принялся озираться по сторонам в поисках подходящего для отдыха места. Как по заказу впереди виднелась уютная, залитая солнцем поляна, на ней повсюду пестрели желтые и белые цветы. «Ирви это должно понравиться», — подумал Никил, а вслух объявил:

— Вот тут и остановимся, если только вода поблизости найдется. Славное местечко! — Он ступил на поляну и только тогда вдруг заметил лежащий в траве сапог. Даже успел машинально подумать, зачем кому-то было бросать еще хороший сапог с толстой, непротертой подошвой, по краю которой шел узор из аккуратных гвоздиков. Сразу видно, городская работа… Все эти мысли еще роились в его голове, как будто отодвигая осознание того, что он видит на самом деле, а глаз тем временем рассеянно отмечал, что в сапоге нога, и нога эта не сама по себе, а часть человеческого тела, ничком лежащего в высокой, по колено, траве, в окружении равнодушных цветов. Несколько позже Никил разглядел страшное темно-красное место на спине и даже ощутил слабый еще, но ощутимый запах мертвого тела.

Ирви за спиной сдавленно всхлипнула, Келан отшатнулся в сторону, чуть не споткнулся обо что-то, и по его бледному в синеву лицу стало похоже, что его вот-вот вытошнит. Рядом с первым телом лежала на спине женщина в добротном, городском же платье, ее глаза остекленело глядели в небо, а на ушах запеклась кровь — видно, серьги с нее рвали с мясом, торопливо и жадно. Вместо рта у несчастной оказалась черно-красная дыра, над которой толклось особенно много мух. Тут Никила и самого замутило, поэтому два оставшихся трупа он постарался не рассматривать. Вместо этого он шагнул к Ирви и неловко обнял девушку за плечи. Не чтобы воспользоваться моментом ее слабости и испуга, а в искренней попытке поддержать ее. Она не отстранилась, простонала прямо в ухо Никилу:

— Это они… убитые?! Кто же это такое злодейство совершил? Зачем же так?!

— Тише ты, вдруг они еще недалеко! — одернул ее Келан.

— Это, наверное, разбойники были. Да только зачем им быть неподалеку? Они же не волки, не медведи. Убили этих бедолаг, ограбили, взяли, чего хотели, да и убрались восвояси, — с трудом пробормотал Никил, стараясь говорить успокаивающим тоном. И это подействовало даже на него самого, ком в горле немного отступил. — Эти тела уже неизвестно сколько дней здесь лежат.

— Думаю, со вчерашнего дня! — уточнил итарк, который единственный из них не проявлял (по крайней мере, внешне) никаких признаков потрясения и отвращения. Он рассматривал и тела, и раскиданные в траве предметы — обрывки ткани, сломанные деревянные ящики, подкову, порванный холщовый мешок — с одинаковым выражением сосредоточенного интереса.

— Мы должны похоронить их! — твердо сказала Ирви, мягко, но решительно высвобождаясь из объятий Никила.

Лица у Никила и Келана вытянулись. У них был с собой небольшой и удобный, ухватистый топорик, но ни лопатки, ни заступа. Как тут выроешь яму? Да и не хотелось оставаться рядом с мертвецами так надолго. Наоборот, страшно хотелось оказаться как можно дальше от этой веселой, солнечной, заросшей травой и цветами полянки. Но на лице Ирви появилось упрямое выражение, и Никил понял, что переубедить ее будет трудно. Должно быть, это стало понятно и итарку, который оглянулся на нее и вдруг сказал:

— Можно нарубить веток и накрыть их сверху.

Эта идея показалась Никилу довольно дурацкой. Все равно ветки растащат дикие звери, привлеченные запахом падали. Но Ирви, кажется, не возражала против предложения итарка, и он быстро сообразил, что нужно соглашаться. Лучше уж так, чем копать яму неизвестно чем, а главное, тела можно завалить ветками сверху как лежат, без того чтобы перетаскивать их или трогать.

— А ты что будешь делать, пока мы будем рубить ветки? — мрачно спросил итарка все еще очень бледный Келан.

— А я пока обыщу трупы и остатки их вещей. Может, удастся найти что-то съедобное! — спокойно сказал итарк. Ирви заикнулась было возразить. Никилу тоже не очень понравилась идея грабить мертвых. Но вдруг и вправду удастся пополнить тающие припасы?

Когда все четверо наконец покинули полянку, трупы были скрыты под наскоро нарубленным лапником, и Никил, как ни странно, и сам чувствовал себя немного лучше от мысли, что мертвые тела хоть как-то прикрыты, что они сделали для убитых хоть что-то хорошее, позаботились о них. И еще в его душе теплилась робкая надежда — может быть, это отведет беду от них самих.

Итарк сделал, что собирался, и их компания обогатилась лишним кремнем и кресалом — всегда пригодятся, — несколькими горстями ячменя со дна порванного мешка и хорошим кожаным ремешком, но эти находки Никила не радовали. Все четверо шагали молча, торопливо, и если раньше Никил даже надеялся услышать голоса или стук копыт, то теперь он скорее боялся этого и нетерпеливо ждал, когда придет пора сворачивать с тракта. Неизвестно, кого встретишь — то ли мирных путешественников, с которыми можно поговорить, то ли безжалостных убийц, которые на глазах Никила превратились из персонажей детских сказок-пугалок в страшную реальность. Недаром в деревне рассказывали, что не все смогли вернуться к мирной жизни после роспуска крестьянской армии. Иные отправились к Царапающим Небо горам, сражаться с итарками, что окопались там, а другие сбились с пути и злодейничали, убивали из-за любой мелочи, не щадя чужих жизней.

Наконец они покинули тракт, прошли еще немного по редколесью и заночевали под укрытием деревьев. Следующее утро оказалось опять туманным и было даже холоднее предыдущих. Вот тебе и весна! Окружающие их деревья кутались в серую дымку, да и вокруг все было серым. Ни одна птица еще не пела. В путь пустились молча, говорить не хотелось, да и трудно было. У всех четверых зуб едва попадал на зуб от холода. Редкий лес вскоре расступился, и они оказались на пустоши, покрытой низким, стелющимся кустарником, усыпанным мелкими бледно-голубыми цветочками. Встающее солнце красиво подсвечивало мягкую линию холмов, высящихся по левую руку. Справа от них пустошь полого шла вниз и тонула в особенно густом тумане. Там лежала река.

Когда немного потеплело и туман расползся по низинам, путешественники остановились передохнуть и подкрепиться. В этот раз завтрак вышел совсем скудным. Немного подсохшего хлеба и по щедрой горсти орехов. Оставшийся хлеб, ячмень, морковь и сушеные фрукты нужно было экономить. Несмотря на это, настроение у Никила постепенно улучшалось. Тем более что солнце сияло ярко, идти оставалось недолго, их опасное путешествие подходило к концу.

Деревня внезапно как будто сама собой выскочила им навстречу. Они вскарабкались на очередной поросший острой весенней травкой холм и увидели в низинке поля, а за ними скопление серых домишек.

— Ух ты, жилье! — воскликнул Келан. — Можно хлебца попросить или молочка.

Но Никил не разделял его оптимизма. Слишком уж тихо было в округе, неестественно тихо для весеннего дня. До них не доносилось ни отдаленного собачьего лая, ни стука топора, ни мычания коровы, ни звонкого петушиного крика.

— Похоже, хлебца и молочка не будет, — мрачно предсказал он. Пока все четверо спускались с холма, им стало не до разговоров. Ирви тревожно посматривала по сторонам, Никил принял самый бывалый и уверенный вид, но в глубине души ему тоже было не по себе. Келан начал было насвистывать и сразу сбился, так что на единственную улицу покинутой деревни, где пучками пробивалась свежая трава, они вступили в мертвом молчании.

— Отчего же сгинули здешние жители? Может, это его соплеменников дело, они их извели? — спросил Келан у Никила, кивнув в сторону отставшего от них шагов на десять итарка, но в разговор рассерженно вмешалась Ирви:

— Оставь Льонса в покое! Ты что, не видишь, что двери заколочены или подперты?! Они сами уходили. Да и скот, похоже, забрали с собой.

Никил не спорил с друзьями: он увидел впереди колодец и прибавил шагу. Если еды не будет, то можно хотя бы напиться, а то до реки далековато, а его фляжка совсем опустела. Крыша над колодцем выглядела совсем новенькой, деревянная бадейка не рассохлась, но воды достать не удалось. Похоже, колодец пересох.

— Может, они поэтому и ушли? — вслух подумал Никил. Стоило бы поискать в покинутых домах, не осталось ли там чего-нибудь съедобного. Но ему не очень хотелось тревожить чужое жилье. К тому же если сейчас потерять время, то, чего доброго, придется заночевать в окрестностях, а этого ему не хотелось. Мертвая деревня была покинута недавно, разруха еще почти не коснулась ее, но она все равно производила тревожное впечатление, как и всякое лишившееся жителей поселение.

— Давайте-ка пойдем отсюда! — громким голосом сказал Никил остальным, чтобы подбодрить их, особенно, конечно, Ирви, которая так и не отошла после их страшной находки на дороге, а теперь помрачнела еще больше. — Нас ждет клад! Куча золотых монет. Потом будем вспоминать, как мы к нему шли, и рассказывать каждому, кто захочет слушать, о наших приключениях.

— Я уже не знаю, хочу ли я это золото! — хмуро ответила Ирви.

— Да ты его никогда не хотела! Это мы ищем клад, а тебе никакого золота не надо, лишь бы твоего итарка спасти. Льонс то, Льонс се! — пронзительно воскликнул Келан. — А он-то на тебя и не смотрит.

— Бросьте это! — решительно прервал друзей Никил. — Не надо ссориться. Я знаю, вы устали, но мы почти пришли, не бросать же все на последних шагах. Прибавим лучше ходу, замок-то должен быть уже недалеко, правда, Льонс?

— Недалеко! — эхом откликнулся итарк.

После покинутой деревни все чувствовали себя подавленно, почти как тогда, после мертвецов, найденных на тракте, хотя то, что они увидели сегодня, вовсе не было таким страшным. Не страшным, зато каким-то тревожным. Вероятно, думал Никил, Ирви с Келаном эта картина напомнила о нашей родной деревне, вот они и забеспокоились. Хорошо все-таки, что нам есть куда возвратиться!

Они действительно устали. То, что начиналось как волнующее приключение, внезапно потеряло всякую привлекательность. Большой мир оказался страшнее и… значительно больше, чем им казалось раньше. И Никилу, и, наверное, Ирви с Келаном хотелось уже домой, поскорее вновь оказаться в безопасных и знакомых местах, в окружении родных и знакомых с детства односельчан. Но не раньше, чем клад окажется в их руках. Поэтому молодые люди шли вперед с какой-то яростной торопливостью, почти не тратя время на отдых.