Самая трудная дорога (джен)

Давран стоял во внутреннем дворе замка Стлин Нат Альсар и настороженно озирался по сторонам. Ему до сих пор не верилось, что осада, которая, казалось, длилась бесконечно, наконец-то закончилась долгожданной победой. Стлин Нат Альсар был не просто замком, он был символом господства итарков в Западном краю, и его падение не означало конец одного-единственного замка, оно подтверждало окончание этого господства.

Двор замка был огромным как поле, или по крайней мере казался таким Даврану. На брусчатке тут и там темнели полуподсохшие лужи крови, так что приходилось смотреть, куда ступаешь, чтобы ненароком не поскользнуться. Мрачные башни, что отбрасывали во двор густые черные тени, неодобрительно глядели сверху вниз. Если бы Давран не знал наверняка, что в живых не осталось никого из защитников замка, он бы подумал, что через узкие окна-прорези за ним наблюдают горящие ненавистью и тяжелым презрением глаза.

Он недоверчиво покосился на ближайшую башню. Каменная лестница вела к массивной на вид двери из потемневшего дерева, на темном фоне таинственно поблескивала отполированная медная ручка прихотливой формы. Почти наверняка не заперто. Но Даврана не привлекала такая, казалось бы, заманчивая возможность пошарить внутри в поисках красивых и ценных вещиц. В мирной жизни помощник кузнеца не отличался ни робостью, ни излишней впечатлительностью, но сейчас он никак не мог избавиться от ощущения, что даже от камней, из которых была сложена башня, веет глухой враждебностью. Что уж говорить, если даже стоя снаружи, во дворе, и понимая умом, что опасности никакой нет, он чувствовал себя не в своей тарелке. Может быть, еще и потому, что перед разбитыми в щепки главными воротами лежала целая куча мертвецов, наваленных друг на друга. Давран не мог бы сосчитать сколько, да он даже когда проходил мимо, старался не смотреть в ту сторону, хотя за время осады привык к виду и запаху смерти. Но одно дело встречаться с ней в битве, где некогда задумываться, да лучше и не задумываться, а другое дело сейчас, в этой странной, липнущей к коже тишине, время от времени нарушаемой шумом чьих-то шагов. И еще триумфальным жужжанием. В воздухе уже кружились первые мухи, привлеченные пока еще легким запахом мертвечины. Как испачканные, изорванные тряпки, валялись под ногами сорванные с флагштоков флаги. Фрам, друг и односельчанин Даврана, стоящий неподалеку, задумчиво пошевелил носком сапога пестрое полотнище, сотканное из неизвестного обоим материала, один край которого мок в кровавой луже, а другой слабо шевелился под ветерком. Оба они вместе участвовали в этой долгой осаде, и обоим странно было наконец-то оказаться внутри этих стен, в замке, который так долго сопротивлялся объединенной дарийской армии. Странно было видеть, как то там то тут в грязи лежали тела итарков, жалкие, поникшие, ничем не отличимые от тел их соплеменников.

— А ведь когда-то они казались непобедимыми и едва ли не бессмертными, — кивнул в их сторону Фрам. — Может, пойдем, посмотрим поближе?

Давран неопределенно покачал головой. С его точки зрения, трупов на сегодня было уже достаточно. Кроме того, помощнику кузнеца внезапно стало невыносимо оставаться еще хотя бы мгновение в этом насквозь чужом месте.

— Я пойду лучше назад в лагерь! — глухо пробормотал он, с трудом сглотнул и торопливо зашагал в сторону широко распахнутых ворот. Плевать, пусть даже Фрам заподозрит его в слабохарактерности. В Стлин Нат Альсаре не место дарийцам.

Лет десять спустя Давран, к тому времени как будто увеличившийся в размерах, еще больше прежнего раздавшийся в плечах и занявший место деревенского кузнеца после того как его дядя вышел на покой, по ярмарочным дням сиживал в небольшой таверне на окраине ближайшего городка и за кружкой медовухи рассказывал о тогдашних событиях всем, кто хотел его послушать. А охотников узнать побольше об этих сравнительно недавних, но уже сделавшихся легендарными временах, страшных и кровавых, всегда находилось немало, даже если большинство из присутствующих в таверне слышали истории Даврана не по первому и не по второму разу.

— …Так вот, после битвы тех итарков, что еще дышали, их взяли да и перетащили в наш лагерь, — рассказывал кузнец. — Некоторые так и не пришли в себя, а парочка вроде бы оклемалась. Вот как тот, которого подобрали хромой Денек из нашей деревни и приятель мой, Фрам, тот, который потом уехал в город. Не сказать чтобы за ним очень уж ухаживали, а все же перевязали и кормили. И вот, гляди ж ты, итарк оказался живучим и вскоре начал так бодро стрелять глазами по сторонам, что по решению Касена, нашего главного, я прямо в замковой кузнице сковал хорошую цепь и приладил железный браслет ему на руку.

После взятия замка все стали судить и рядить, что же делать дальше. Так уж вышло, что он оставался в наших местах последней итаркской твердыней, и как его не стало, так война для большинства из нас как-то вдруг и закончилась. Многие еще не остыли, рвались куда-то, другие хотели сжечь Стлин Нат Альсар, разобрать по камешку, развалить до основания, а потом и само место это, обильно политое нашей кровью, разровнять, чтобы даже духу итаркского здесь больше не было. А только попробуй, повоюй с камнем, сожги его или расшатай стены из базальтовых обломков, каждый из которых, кажется, врос в соседний. Кое-кто пытался, конечно, ну да потом плюнули и оставили это бесполезное дело.

Думать нужно было о том, как жить дальше, как побыстрее добраться до дому, где нас уже заждались, ведь самая пора наступала урожай собирать. Земля в тот год родила не меньше чем вдвойне против обычного, как будто в благодарность за то, что мы ее освободили…

Вот и Касен, а с ним и мы с Фрамом, Денек да и другие из нашей деревни стали собираться по домам. Не знали только, что теперь делать с итарком. В самом-то начале просто взять и прикончить его всем показалось глупо, он ничего и не заметил бы. А теперь выходило опять глупо, раз зачем-то выхаживали его… И решили мы, как и другие, кто подобрал пленных, забрать его с собой. Нам лестно как-то казалось привести его в родную деревню да показать остальным, вроде как живое доказательство, что мы победили. И действительно, первое время все наши, деревенские, ходили подивиться на живого итарка. Даже из соседних деревень к нам приезжали. Хотя, честно говоря, надежно прикованный за железную скобу в углу общинного дома, итарк не выглядел таким уж внушительным. Видно, не врали слухи, что за эти годы измельчали итарки и оскудела их сила и мощь. Крепость они, конечно, обороняли как звери, да только та, похоже, была зачарована так, что и камни им помогали. А попав к нам в плен, итарк потерял всю свою силу, забился в самый темный и дальний угол общинной избы, да и сидел там, намотав цепь на руку, и молчал целыми днями. Собой он был щуплый, худой, сразу видно, непривычный к тяжелому труду, да и внешне совсем не красавец. Лицо, конечно, посветлее, а брови, наоборот, потемнее, чем у наших деревенских парней, но если бы надеть ему такой колпак, как носят по летнему времени, да надвинуть поглубже на глаза и выпустить на деревенскую улицу, то он, пожалуй, мало бы от них отличался.

Но, впрочем, нам тогда глазеть на него, да и вообще возиться с ним, было некогда. Золотица мало что созрела, она уже перезрела, и чтобы успеть собрать ее пока не поляжет или не начнет осыпаться, всем в деревне приходилось работать с утра до ночи. Договорились, что женщины по очереди будут ходить приносить итарку еду. Ну а на деле вышло так, что кто приносил еду, а кто — что не жалко было, а иные хозяйки и вовсе помоев плеснут или просто пропустят свою очередь — дел-то у каждой полно, некогда еще и итарку еду таскать.

А была у нас в деревне одна девчонка, веселая такая и ладная, с ясными глазками и волосами как лен. Когда она смеялась, всем вокруг хотелось смеяться, а смеялась она часто. Да что там, бывало, сердце замирало, когда она просто проходила мимо. Может, поэтому иные шептали, что доведет ее такая красота до беды. И вот нужно же было ее матери раз-другой послать девчонку с миской какого-то варева покормить итарка! Сначала-то Ирви бегала к нему, когда приходила их очередь, потом каждый день, проверить, что принесли другие. А когда осень перешла в зиму, стала пропадать в холодном общинном доме все время, что оставалось у нее от домашних дел. Немудрено, что нашим деревенским парням это все не пришлось по нраву. Особенно тем, кто сам заглядывался на девчонку, а таких немало было. Они поговорили с итарком по-своему, только ничем это не помогло. Глупая Ирви знай себе проливала слезы, но бегала к нему чаще прежнего. Советовали ее матери, чтобы хоть та вразумила дочь, да только и она ничего не смогла сделать.

И вот как-то ночью двое парней, которым вся эта история была особенно не по нраву, пришли в общинный дом. Прежде-то эти двое, а звали их Никил и Келан, вовсе не дружили друг с другом, потому что оба были по уши влюблены в Ирви. Но, видно, общая беда свела их вместе. Что там произошло, никто не знает точно. Но если верить тому, что позже рассказывал Никил, итарк испугался. И испугавшись, вдруг взял да и ляпнул, что мол в Стлин Нат Альсар остался клад. Парни сначала даже не поняли, что это он там бормочет. Но потом переглянулись между собой, и Келан неохотно, недоверчиво переспросил:

— Что еще за клад-то такой?

Вот так они и попались на крючок. Итарк их зацепил, заговорил, задурил им головы, как это умеют только итарки. Он так расписывал обоим парням круглые, блестящие монеты чеканного золота, тяжелые, полновесные, одна к одной, с толстым рельефным краем, что у обоих аж глаза затуманились. Им показалось, что они уже видят этот клад и холодные полновесные золотые кругляши оттягивают им руки. Даже когда итарк выдохся и замолчал, видение золотых монет не исчезло. Оба сразу поверили, что клад существует, ждет их, и остается только пойти и забрать его. А для этого от них требовалось освободить итарка и отправиться вместе с ним в замок.

— Мы не такие дураки! — воскликнул Келан, еще пытаясь противостоять искушению. — Понимаем, что ты просто хочешь обдурить нас и сбежать. Наверное, — с болью добавил он, нехотя расставаясь с ослепляющим видением, — наверное, нет никакого клада!

— Я клянусь, что не солгал вам ни единым словом! — негромко и торжественно произнес итарк, и оба парня окончательно поверили ему, хотя должны были бы знать, что итарки умеют обманывать, не сказав ни единого слова лжи. Но, наверное, к тому времени они не могли уже думать ни о чем другом, кроме предстоящего путешествия. Кроме того, каждый из них в глубине души надеялся, что Ирви уж точно не устоит перед ним, когда он вдруг станет сказочно богат, и рисовал в уме картины чудесного будущего. Ни у одного даже не промелькнула мысль, что если их план удастся, то и соперник окажется таким же богачом.

Для похода решили дождаться весны, а пока держать все в тайне. Но когда о задуманном узнала Ирви — уж не знаю, кто из двоих парней похвастался ей будущим богатством, а может статься, и сам итарк разболтал, — она вдруг заявила, что пойдет с ними. Никил и Келан сперва испугались за нее так, что хотели и вовсе отказаться от своей безумной затеи. Не тащить же любимую в такой опасный поход. По пути могло встретиться множество опасностей: и дикие звери; и лихие люди, которых расплодилось немало с тех пор, как итарков в наших краях не стало, а оружие, наоборот, завелось у каждого; и бездонные трясины, прикидывающиеся невинными полянками; и покинутые деревни, где, по слухам, водились мстительные неупокойники. Но Ирви не позволяла Никилу и Келану отступить и к тому же твердо вбила себе в голову, что обязательно пойдет с ними. Стыдила их, обзывала тряпками и трусами. Напоминала о кладе, не давая забыть о нем ни на день. Бедная девочка на самом деле вовсе не мечтала о золоте, она хотела только освободить своего итарка и совсем не думала о том, что случится потом.

Когда потеплело, пришла пора отправиться в путь. Цепь была заранее подпилена, и в ночь побега они дергали и тянули, пока слабое звено не поддалось. Довольно длинная часть ее так и осталась на итарке. Но Никил с Келаном решили, что так даже и лучше, надежнее связывать его на ночь. Да и спать решили по очереди, чтобы стеречь итарка и не дать ему сбежать.

Одной весенней ночью все четверо покинули деревню. Впереди шел Никил, за поясом держа старый однозарядный пистолет. За ним итарк, Ирви, и последним шагал Келан с маленьким топориком за плечами. Никилу и Келану казалось, что они отлично подготовились к походу. Погони можно было не опасаться — у нас в деревне не промышляли охотой. Не было ни опытных охотников, ни следопытов и ни одной хорошей охотничьей собаки. Да никому тогда и в голову не могло прийти, куда они держат путь…

Так уж вышло, что ни одному из этих двоих парней не пришлось отправиться на войну и сражаться. Келан был еще слишком юн для похода, и его решили не брать с собой, а Никил, хотя и подошел бы по возрасту, но, как единственный сын вдовы, всю войну оставался дома. Оба были молоды и наивны, хотя считали себя взрослыми и опытными, готовыми увидеть мрачные покинутые развалины Стлин Нат Альсара. Они не умели убивать и еще ни разу не заглядывали в глаза человеку, которому перед тем нанесли смертельный удар. И совсем позабыли, что рядом с ними молчаливой тенью шел тот, кто умел и заглядывал. И еще с ними шла Ирви, нежная и бесстрашная.

А вот Никил, случись ему забрести в таверну, рассказал бы эту историю по-другому. Хотя на самом деле Никил никому бы не стал ее рассказывать. Не то что ему было за что себя упрекнуть. Просто не стал бы. Хотя он помнил те события так, словно они закончились только вчера…

Десять лет назад, вот таким же весенним вечером, Никил завернулся поплотнее в потертый шерстяной плащ, которым укрывался, лежа на толстом слое свеженарубленного лапника. Вокруг их временного лагеря частой стеной высились большие деревья, их кроны беспокойно шелестели, перешептываясь друг с другом. Никилу было неуютно в лесу и довольно холодно, он долго пристраивался поудобнее, пока усталость не взяла свое, и он наконец скользнул в сон, чтобы проснуться на рассвете от зябкого озноба и оглушительного птичьего пения, которое доносилось со всех сторон. В весеннем лесу птицы перебивали друг друга, пищали, свистели, рассыпались трелями так отчаянно, что спать было попросту невозможно. Никил схватил котелок и отправился за водой. Над берегом небольшого лесного озера, возле которого вчера остановились на ночлег, еще стоял туман, но под лучами яркого весеннего солнца он на глазах отступал в прибрежные кусты. Из-за них показался Келан, стройный и высокий парень с подвижным, улыбчивым и смуглым лицом. Он всегда нравился девушкам. Особенно потому, что со своими необычайно темными, почти черными волосами, блестящими, как дорогой мех, и густыми бровями того же богатого оттенка, был не похож на местных парней. Родился он здесь, в деревне, но говорили, что его прадед был чужеземцем, прибившимся откуда-то издалека, чуть ли не из самого Приморья.

А вот себя Никил считал самым обычным — крепкий, выносливый парень с зеленоватыми глазами и задорно вздернутым носом, плохо гармонирующим с его серьезным выражением лица, на голове копна светлых от природы, а на концах и вовсе выгоревших до белизны волос. Возрастом только немного постарше Келана, он выглядел и чувствовал себя значительно взрослее. Если удавалось что-то заработать, не тратил сразу, а откладывал на черный день. Никила редко видели на деревенских посиделках и танцах. Зато работа в его руках не переводилась. Он все время что-то чинил, налаживал, то поправлял покосившуюся ограду, то заделывал дырку в крыше курятника, не дожидаясь, пока ею воспользуется излишне шустрая лисица. Таким Никил рос с самого малолетства. Жили они уже много лет вдвоем с матерью, с тех пор как отец Никила утонул в реке, но хозяйство поддерживалось в порядке благодаря его трудолюбию.

Этот их поход за золотом был вполне в духе Келана, тот и раньше встревал в подобные истории. А вот Никил не решился бы оставить обустроенный дом даже ради призрака золота, если бы не Ирви. За такую возможность побыть с ней он уцепился сразу. Жалко, конечно, что они хотя и шли рядом, но никогда не бывали наедине. И все же Никил не терял надежды, что за время похода Ирви заметит, что никто иной как Никил всегда заботится об их удобстве, например, о том, чтобы выбрать подходящее место для ночлега — не влажное и все же поблизости от воды, чтобы не бегать через пол-леса с флягами. Что именно Никил раздобыл продукты для похода — ячменные лепешки с луком, овощи, орехи и другие легкие и сытные припасы. Келан, правда, перед началом похода болтал, что они по дороге смогут добывать себе пропитание, да только пока не добыл ни зернышка, ни перышка. Или вот взять костер. Кому из них всегда удается развести его несмотря на сырость? Подумав о костре, Никил вспомнил и о котелке и нагнулся, чтобы зачерпнуть в него воды из маленького лесного озера. Было оно чистым и светлым, спокойная озерная гладь пошла расходящимися кругами, когда край котелка коснулся воды.

А когда Никил вернулся к костру и присел было, итарк вдруг встрепенулся и не попросил, а прямо-таки потребовал, чтобы ему дали помыться. Сам Никил скорее дал бы ему по шее, особенно за этот его требовательный тон. Да и вообще незачем ему мыться. Но за паршивца, как всегда, вступилась Ирви. Мол, торопиться им, дескать, уже некуда, до деревни два дня пути, теперь их уж точно никто не догонит, даже если бы захотел. Никил плюнул и махнул рукой — будь по-вашему! Тем более, бить итарка на глазах у Ирви было неразумно. Уж на что и ему, и Келану иногда хотелось это сделать, но они сдерживались. Никил даже сам вызвался отвести итарка к берегу. Нужно же его еще и караулить, а то возьмет да и сбежит. С цепью особенно не поплаваешь, но итарки — хитрые бестии, хитрее лисы и змеи вместе взятых. Никил резко дернул итарка за свой конец цепи, мол, хотел к реке — так пошли, но тот уже и так стоял на ногах, готовый спуститься к воде. Ирви заметила рывок и поморщилась.

Удивительно, что даже морщась она оставалась красивой. Все говорят, к красоте привыкаешь. Но это, наверное, к обычной красоте, а не к такой, как у Ирви. Если бы Никил мог, он бы все время сидел и любовался ею. Просто смотрел бы, как она поет, как говорит, как улыбается, даже как сердится. Все в Ирви было, на взгляд Никила, чудесно, гармонично и правильно. Вот только не заглядываться бы ей на итарка! Да и было бы на что заглядываться, все в деревне говорили, что ничего привлекательного в нем нету — даром, что итарк, а собой неказистый, худой, даже тощий, глаза вон так и светятся в темноте. Лицо тоже худое, угловатое, и всегда хмурое. Вообще непонятно было, умеет ли он улыбаться. Известно, что девушки любят бойких, говорливых, вот хотя бы таких, как Келан. Никил, конечно, не обрадовался бы, если бы заклятый приятель добился благосклонности Ирви. Но он хотя бы понимал, почему. А что итарк? Из него же лишнего слова не вытянуть, а если что и скажет, то всегда с каким-то вывертом или подвохом. Нет, наверняка Ирви скоро опомнится и поймет, просто не сможет не понять, что итарк ей не пара. А тогда она, может, и на него, на Никила, внимание обратит…

Никилу казалось, он уже целую вечность сидит здесь, на берегу. Итарк нарвал себе мыльной травы и, зайдя в воду так далеко, как только позволяла ему натянутая во всю длину цепь (конец её Никил зажал коленями), с каким-то остервенением тер свое тело травой, особенно вокруг обвивавшего его запястье тесного железного кольца, к которому крепилась цепь. Постепенно теплело. Никил лениво наблюдал за действиями итарка, но когда тот в третий раз взялся перемывать себя с ног до головы, он решил прекратить это сумасшествие и нетерпеливо потянул на себя конец цепи. Итарк зыркнул на него злобным взглядом, так яростно щуря серые глаза, что, как уже бывало, Никилу показалось, что тот готов наброситься на него, причем не как бросается человек, с кулаками, а как зверь, чтобы рвать горло зубами и терзать когтями. Но тут за спиной Никила зашелестели кусты, показался Келан, и опасный огонек в глазах итарка погас. Келан громко осведомился, почему они возятся так долго, уж не утопил ли Никил итарка? Потеря, конечно, сама по себе невелика, но клада без него не найти. Обидно будет возвращаться в деревню несолоно хлебавши!

— Обидно! — задумчиво согласился Никил, все еще под впечатлением.

После озера итарк был весь мокрый, разве что вода потоками с одежды не текла, потому что он успел отжать ее. Помытые волосы больше не слипались пыльными серыми сосульками. Они высохли первыми, распушились, и глупая Ирви пялилась на них своими большими, похожими на незабудки глазами так, как будто ничего подобного в жизни не видела. Даже Келан это заметил и бросил ей с некоторой затаенной обидой за свою жгучую черную шевелюру:

— Если тебе такие желтые лохмы нравятся, то вон у нашего Никила гораздо лучше.

Ирви перевела взгляд на Никила, потом обратно на итарка, сморщила носик и возразила:

— У Никила волосы, как солома, а у Льонса — как цветочный мед!

Никил не обиделся, а фыркнул и покачал головой. Спорить с Ирви о такой ерунде он считал ниже своего достоинства, но, честно говоря, у итарка были волосы как волосы, самые обычные. Теперь, конечно, чистые, не то, что раньше. Но где эта дурочка увидела в них мед, да еще цветочный? Точно околдована!

Первое время после того как компания покинула деревню, Никил и Келан сами выбирали тропы, потому что хорошо ориентировались в окрестностях. Но сейчас знакомые места давно закончились. Итарк вел их к замку не человеческими, а звериными дорогами, ведомый своим итаркским чутьем, оставалось доверять ему и полагаться на его благоразумие. Итарку же первому не поздоровится, если заведет их в болото или в глушь.

Вокруг простирался лес, кажущийся бесконечным и недружелюбным к людям, даже враждебным им. Порой они какое-то время следовали еле заметной тропой, причем бывало, что она внезапно совсем терялась в густом переплетении черничника, чтобы через какое-то время найтись снова. А может статься, это была уже другая тропа, такая же заросшая, как и предыдущая. Порой приходилось пробираться вперед вообще без всякой дороги, огибать завалы бурелома, продираться через колючие кусты, перелезать через огромные замшелые стволы упавших деревьев-великанов, спускаться в глубокие, заросшие густой зеленью и пахнущие сыростью овраги, где тихонько чавкало под ногами. Сами бы они не рискнули так углубляться в чащу, но итарк шагал уверенно, не оглядываясь назад. Ирви держалась за его спиной, легко переступая выступающие из земли коварные древесные корни и уворачиваясь от бьющих в лицо веток. Вообще оказалось, что в походе она нисколько не отстает от парней, хотя ей, должно быть, нелегко было держать их темп. Она никогда не жаловалась, не требовала к себе особенного отношения, старалась помирить их, если они ссорились, или ободрить ласковой улыбкой, спокойно и деловито готовила немудреную походную еду. На Ирви можно было положиться. Следом за ней шагал Келан, а Никил шел замыкающим. Время от времени он проверял свой пистолет. Это придавало ему уверенности в себе.

В этот вечер обычное чутье изменило Никилу, и место, которое он выбрал для привала, не слишком нравилось ему самому. Деревья обступали их слишком тесно, грозно шептались, поскрипывали, костер отбрасывал странные тени. Смутное беспокойство овладело Никилом, он то и дело вздрагивал от криков ночных птиц и подозрительных шорохов. Суп в подвешенном над огнем котелке — жидковатое варево из тонких полосок мяса, корешков, единственной луковицы и сорванных Ирви на лесной опушке листиков кислицы — стал перекипать и переливаться через край. Костер зашипел, и Никил потянулся, чтобы сдвинуть котелок в сторону. И тут он увидел между деревьев, совсем близко, желтые, горящие огнем глаза хищника. Никил резко вскочил на ноги, чуть не опрокинув котелок, быстро, как мог, вытащил свой пистолет, вглядываясь в темноту и надеясь, что затравочный порох не отсырел и потрепанный кремневый замок не даст осечку. Желтые глаза исчезли, но ему казалось, что совсем неподалеку, в переплетении ветвей, темнеет одно место, еще более черное, чем окружающая его чернота.

— Что такое? — встревоженно спросил Келан. Во взгляде Ирви читался тот же вопрос.

— Там волк или что-то похуже! Кто знает, какие зверюги бродят по этому лесу.

— Выстрели-ка, напугаем его, и он убежит, — предложил Келан.

— У меня только восемь патронов, не хочу тратить зря, — отказался Никил и, несмотря на все уговоры Келана, не согласился пожертвовать ни одним. В конце концов оба парня договорились спать по очереди весь остаток ночи. Честно говоря, они так и собирались делать в начале похода, а потом стали лениться и просто связывали итарка на ночь так, чтобы при любой попытке освободиться его цепь зазвенела.

Но теперь пришлось возобновить дежурства, несмотря на усталость после целого дня ходьбы. Первую половину ночи выпало дежурить Никилу. Ожидая момента, когда он сможет разбудить Келана, Никил тер глаза, время от времени вставал на ноги и прохаживался взад-вперед, не отходя, впрочем, далеко от костра, и до отупения вглядывался, вслушивался в темноту. Ирви крепко спала, ее Никил с Келаном решили освободить от дежурств. Итарк тоже спокойно спал себе, даже не думая, что Никил с Келаном сейчас охраняют и его тоже. Если в окрестностях бродит оголодавший волк, он и итарком не откажется закусить. Но тому было, похоже, все равно. Никил чуть не пнул его, потому что эта несправедливость раздражала его, но удержался. В конце концов, итарку он все равно не доверит ни свое оружие, ни охрану. А будить его только потому, что Никил сам не может спать — это как-то не очень…

С утра невыспавшийся Никил был в мрачном и неразговорчивом настроении, а Келан, недовольный жизнью по той же причине, наоборот, все время говорил. В основном о том, что, мол, горящие глаза эти Никилу просто показались и зря он сам перепугался и их перепугал. Никил сжал зубы и на подначки не отвечал, хотя был уверен, что ему ничего не почудилось и глаза были.

Никил сразу же ободрился и думать забыл о лесных хищниках, когда заметил, что лес наконец-то поредел, и между стволами замаячил впереди широкий, наезженный тракт. Пусть он и выглядел сейчас совершенно покинутым, он сам по себе означал присутствие других путешественников, вероятность встретить обоз, соединял города и деревни, а главное — показывал, что двигаются они правильно и приближаются к цели. К тому же приятно было видеть дорогу, а не просто целиком полагаться на итарка, хотя тот не ошибся и не обманул, вывел через лес к тракту, как и обещал. По ровной дороге и идти было гораздо легче — знай себе шагай вперед. Никил чувствовал себя здесь значительно увереннее и бодрее, чем в глуши, по которой они брели до этого, где темно даже днем и из которой непонятно что может выскочить на тебя ночью. Можно было бы так и следовать тракту почти до самого Стлин Нат Альсара, повторяя путь крестьянской армии в обратную сторону, но итарк сказал, что знает короткую дорогу через леса и пустоши. Так что по тракту путешественникам предстояло идти сравнительно недолго, а потом придется опять свернуть в бездорожье. Поскольку взятая с собой еда убывала с прямо-таки неприличной быстротой, ни Никил, ни Келан, ни тем более Ирви с предложением итарка спорить не стали.

К полудню небо затянуло синеватыми рыхлыми тучами, и показалось, что скоро пойдет дождь. Молодые люди уже ощущали на коже первые капли, но потом ветер смилостивился над ними и угнал тучи подальше. Все четверо вздохнули с облегчением — они уже было приготовились к тому, что в лучшем случае промокнут насквозь, а в худшем и всю дорогу размоет — весенние дожди бывают обильны. К вечеру ветер вдруг утих и сделалось удивительно тепло. В этот день они не торопились, потому что благодаря ровной дороге и так прошли больше, чем в предыдущие. Когда Ирви приметила просвечивающую между деревьями уютную полянку и предложила заночевать на ней, Никил и Келан сразу согласились. Никил сноровисто соорудил костер. Вот только на ужин пришлось опять довольствоваться припасами из заплечных мешков. Последние шесть лепешек с луком честно разделили на четверых. Келан заикнулся было, что шесть делится на троих, а итарк и так обойдется, но Ирви таких шуток не понимала и обожгла его сердитым взглядом.

— Ну ладно, чего ты так зыркаешь. Я же просто так сказал, — буркнул Келан. — Давай уже, дели на четверых!

После еды не спалось. Честно говоря, никто из молодых людей не наелся досыта. Ничего не поделаешь, приходилось экономить, чтобы взятого с собой хватило на весь путь. Никил улегся поудобнее и наблюдал за тем, как вокруг темнеет. Келан низким голосом начал рассказ про трехногого волка, который по ночам выходит к костру одинокого путника, не выказывая никакого страха перед огнем, и человеческим голосом просит принять его в компанию. Откажешь ему — бросится и разорвет, согласишься — посидит с тобой у огня, а когда тебя сморит сон, потихоньку отгрызет ногу. Послушав про волка, Никил неожиданно даже для себя самого вспомнил и поведал остальным историю про подземных белых червей длиной с хорошую змею, которые, говорят, заползают в ноздри спящим на земле людям, незаметно проползают в самую глубь тела и начинают пить из жертвы силу и здоровье. На это Келан ответил страшной историей про ойтанскую русалку, а Ирви рассказала про парня, который купил на ярмарке красную рубашку. Она была не просто красная, а алая, как кровь, и до того красивая и заметная издалека, что завистливый приятель убил его, спрятал труп подальше и забрал рубашку себе. Нарядился в нее на праздник, желая покрасоваться, а на рубашке вдруг выступала свежая кровь. Сперва он ничего не замечал, но потом кровь закапала с рукавов, пятная землю и изобличая убийцу.

— Вот мы тут треплемся про всякую ерунду, вспоминаем детские страшилки, а сами-то идем прямиком в прóклятый замок. — неожиданно бросил Келан.

— С чего это он проклятый? — нахмурилась Ирви.

— А ты вспомни, сколько там крови пролилось! Сколько людей зря погибло. И умерли они от злого железа в муках и страданиях, смертью страшной и безвременной. Замок этот проклят, говорю вам!

— Я в такое не верю, — вмешался трезвомыслящий Никил.

— А чего тут не верить! Правда это, все знают! А там ведь были еще итарки с их предсмертными проклятиями! Прокляли они, умирая, все вокруг. Потому после штурма нашим пришлось так поспешно оставить замок, они даже не обыскали его толком.

— Все ты врешь! Никуда они не спешили! — возмутился Никил. — Я слышал, что они там еще много дней после битвы стояли лагерем. И кроме того, проклятия никакой силы не имеют.

— Да ты, если мне не веришь, вон хоть его спроси! — И Келан кивнул на итарка, который сидел неподвижно, с отсутствующим видом, как будто и не слышал, о чем они говорили, замотав свою цепь вокруг запястья так, чтобы она не мешала. А впрочем, он, конечно, прекрасно все слышал. Но под слишком уж пристальным и холодным взглядом его светящихся глаз Никил почувствовал себя неуютно, и разговор сошел на нет.

Внезапно из подлеска за спиной Келана вылетел крупный вальдшнеп, молча пронесся над их головами и нырнул в густые заросли краснолетника, усыпанные мелкими красноватыми листочками, давшими кустарнику это название. Ирви приглушенно вскрикнула, напуганная внезапным появлением птицы, но Келан тут же оказался на ногах, мигом сообразив, что это их шанс разжиться дичью. К несчастью, в сгущающихся сумерках никто не разглядел, где спряталась птица. Впрочем, итарк должен был это видеть, он сидел прямо напротив и хорошо видел в сумерках.

— Куда он делся? — возбужденно выкрикнул Келан.

— Не он, а она, — буркнул итарк.

— Да какая разница! — махнул рукой Келан. — В супе они все одинаковы. Помоги нам найти птицу и заработаешь свою долю! А ты, Никил, одолжи мне свой пистолет!

— Да ты все равно вальдшнепа по кустам не догонишь, а догонишь, так промажешь. И зря потратишь пулю, а их и так мало, — покачал головой Никил.

— Почему она? — спросила Ирви итарка.

— Самцы кричат весной, а самки летают молча. Не нужно ее трогать, иначе весь будущий выводок загубишь, — заявил итарк.

— Если ты такой умный, может, тебе и еда не нужна? Все же троих прокормить легче, чем четверых, — заявил Келан с угрозой, сдерживаясь, чтобы не заорать, но упрямый итарк и ухом не повел.

Келан махнул на него рукой и отправился шарить по краснолетнику, но так и не нашел ничего и вскоре вернулся назад, бросая сердитые и раздосадованные взгляды на всех троих спутников, как будто Никил или Ирви были виноваты в его неудаче.

На следующее утро Ирви сварила в котелке несколько полосок сушеного мяса и немного зерна. Варево, конечно, опять получилось очень жидким, зато было горячим. Келан шумно втягивал его в себя. Ирви ела очень аккуратно, время от времени косясь на итарка. Тот расправлялся со своей порцией как всегда настолько быстро, что казалось, еда просто бесследно исчезает из миски, раз — и готово. А вот Никил не торопился, пытаясь растянуть завтрак подольше, но его порция, к несчастью, закончилась слишком быстро.

Видимо, итарк все-таки испугался вчерашней угрозы Келана, потому что, идя по дороге, немного отстал и вдруг позвал к себе остальных. Обнаруженные им съедобные корни молодого лопуха были аккуратно срезаны и заняли свое место в похудевших за время похода мешках.

— Слушай… Льонс, — против обыкновения почти дружелюбно спросил Никил у итарка. — А сколько отсюда идти до Стлин Нат Альсара?

— Зависит от того, как идти! — как обычно туманно отозвался итарк. В этом был он весь. Ведь и ответил вроде, не промолчал, а ответа-то и нет! Но Никил не проявил раздражения, а терпеливо уточнил:

— Ну вот нам четверым так, как мы сейчас идем, сколько идти до замка?

— До замка нам идти еще дня три, если, конечно, по дороге ничего не случится, — немного подумав, сообщил итарк.

— А что, по-твоему, может случиться?

— Может, сильный дождь, а может, что-нибудь похуже!

В тоне итарка послышался оттенок злорадства, поэтому Никил решил не доставлять ему удовольствие и не расспрашивать его, какие напасти «похуже» могут повстречаться им на пути, тем более что он и сам неплохо представлял себе всевозможные опасности.

Когда ноги загудели от ходьбы, Никил принялся озираться по сторонам в поисках подходящего для отдыха места. Как по заказу впереди виднелась уютная, залитая солнцем поляна, на ней повсюду пестрели желтые и белые цветы. «Ирви это должно понравиться», — подумал Никил, а вслух объявил:

— Вот тут и остановимся, если только вода поблизости найдется. Славное местечко! — Он ступил на поляну и только тогда вдруг заметил лежащий в траве сапог. Даже успел машинально подумать, зачем кому-то было бросать еще хороший сапог с толстой, непротертой подошвой, по краю которой шел узор из аккуратных гвоздиков. Сразу видно, городская работа… Все эти мысли еще роились в его голове, как будто отодвигая осознание того, что он видит на самом деле, а глаз тем временем рассеянно отмечал, что в сапоге нога, и нога эта не сама по себе, а часть человеческого тела, ничком лежащего в высокой, по колено, траве, в окружении равнодушных цветов. Несколько позже Никил разглядел страшное темно-красное место на спине и даже ощутил слабый еще, но ощутимый запах мертвого тела.

Ирви за спиной сдавленно всхлипнула, Келан отшатнулся в сторону, чуть не споткнулся обо что-то, и по его бледному в синеву лицу стало похоже, что его вот-вот вытошнит. Рядом с первым телом лежала на спине женщина в добротном, городском же платье, ее глаза остекленело глядели в небо, а на ушах запеклась кровь — видно, серьги с нее рвали с мясом, торопливо и жадно. Вместо рта у несчастной оказалась черно-красная дыра, над которой толклось особенно много мух. Тут Никила и самого замутило, поэтому два оставшихся трупа он постарался не рассматривать. Вместо этого он шагнул к Ирви и неловко обнял девушку за плечи. Не чтобы воспользоваться моментом ее слабости и испуга, а в искренней попытке поддержать ее. Она не отстранилась, простонала прямо в ухо Никилу:

— Это они… убитые?! Кто же это такое злодейство совершил? Зачем же так?!

— Тише ты, вдруг они еще недалеко! — одернул ее Келан.

— Это, наверное, разбойники были. Да только зачем им быть неподалеку? Они же не волки, не медведи. Убили этих бедолаг, ограбили, взяли, чего хотели, да и убрались восвояси, — с трудом пробормотал Никил, стараясь говорить успокаивающим тоном. И это подействовало даже на него самого, ком в горле немного отступил. — Эти тела уже неизвестно сколько дней здесь лежат.

— Думаю, со вчерашнего дня! — уточнил итарк, который единственный из них не проявлял (по крайней мере, внешне) никаких признаков потрясения и отвращения. Он рассматривал и тела, и раскиданные в траве предметы — обрывки ткани, сломанные деревянные ящики, подкову, порванный холщовый мешок — с одинаковым выражением сосредоточенного интереса.

— Мы должны похоронить их! — твердо сказала Ирви, мягко, но решительно высвобождаясь из объятий Никила.

Лица у Никила и Келана вытянулись. У них был с собой небольшой и удобный, ухватистый топорик, но ни лопатки, ни заступа. Как тут выроешь яму? Да и не хотелось оставаться рядом с мертвецами так надолго. Наоборот, страшно хотелось оказаться как можно дальше от этой веселой, солнечной, заросшей травой и цветами полянки. Но на лице Ирви появилось упрямое выражение, и Никил понял, что переубедить ее будет трудно. Должно быть, это стало понятно и итарку, который оглянулся на нее и вдруг сказал:

— Можно нарубить веток и накрыть их сверху.

Эта идея показалась Никилу довольно дурацкой. Все равно ветки растащат дикие звери, привлеченные запахом падали. Но Ирви, кажется, не возражала против предложения итарка, и он быстро сообразил, что нужно соглашаться. Лучше уж так, чем копать яму неизвестно чем, а главное, тела можно завалить ветками сверху как лежат, без того чтобы перетаскивать их или трогать.

— А ты что будешь делать, пока мы будем рубить ветки? — мрачно спросил итарка все еще очень бледный Келан.

— А я пока обыщу трупы и остатки их вещей. Может, удастся найти что-то съедобное! — спокойно сказал итарк. Ирви заикнулась было возразить. Никилу тоже не очень понравилась идея грабить мертвых. Но вдруг и вправду удастся пополнить тающие припасы?

Когда все четверо наконец покинули полянку, трупы были скрыты под наскоро нарубленным лапником, и Никил, как ни странно, и сам чувствовал себя немного лучше от мысли, что мертвые тела хоть как-то прикрыты, что они сделали для убитых хоть что-то хорошее, позаботились о них. И еще в его душе теплилась робкая надежда — может быть, это отведет беду от них самих.

Итарк сделал, что собирался, и их компания обогатилась лишним кремнем и кресалом — всегда пригодятся, — несколькими горстями ячменя со дна порванного мешка и хорошим кожаным ремешком, но эти находки Никила не радовали. Все четверо шагали молча, торопливо, и если раньше Никил даже надеялся услышать голоса или стук копыт, то теперь он скорее боялся этого и нетерпеливо ждал, когда придет пора сворачивать с тракта. Неизвестно, кого встретишь — то ли мирных путешественников, с которыми можно поговорить, то ли безжалостных убийц, которые на глазах Никила превратились из персонажей детских сказок-пугалок в страшную реальность. Недаром в деревне рассказывали, что не все смогли вернуться к мирной жизни после роспуска крестьянской армии. Иные отправились к Царапающим Небо горам, сражаться с итарками, что окопались там, а другие сбились с пути и злодейничали, убивали из-за любой мелочи, не щадя чужих жизней.

Наконец они покинули тракт, прошли еще немного по редколесью и заночевали под укрытием деревьев. Следующее утро оказалось опять туманным и было даже холоднее предыдущих. Вот тебе и весна! Окружающие их деревья кутались в серую дымку, да и вокруг все было серым. Ни одна птица еще не пела. В путь пустились молча, говорить не хотелось, да и трудно было. У всех четверых зуб едва попадал на зуб от холода. Редкий лес вскоре расступился, и они оказались на пустоши, покрытой низким, стелющимся кустарником, усыпанным мелкими бледно-голубыми цветочками. Встающее солнце красиво подсвечивало мягкую линию холмов, высящихся по левую руку. Справа от них пустошь полого шла вниз и тонула в особенно густом тумане. Там лежала река.

Когда немного потеплело и туман расползся по низинам, путешественники остановились передохнуть и подкрепиться. В этот раз завтрак вышел совсем скудным. Немного подсохшего хлеба и по щедрой горсти орехов. Оставшийся хлеб, ячмень, морковь и сушеные фрукты нужно было экономить. Несмотря на это, настроение у Никила постепенно улучшалось. Тем более что солнце сияло ярко, идти оставалось недолго, их опасное путешествие подходило к концу.

Деревня внезапно как будто сама собой выскочила им навстречу. Они вскарабкались на очередной поросший острой весенней травкой холм и увидели в низинке поля, а за ними скопление серых домишек.

— Ух ты, жилье! — воскликнул Келан. — Можно хлебца попросить или молочка.

Но Никил не разделял его оптимизма. Слишком уж тихо было в округе, неестественно тихо для весеннего дня. До них не доносилось ни отдаленного собачьего лая, ни стука топора, ни мычания коровы, ни звонкого петушиного крика.

— Похоже, хлебца и молочка не будет, — мрачно предсказал он. Пока все четверо спускались с холма, им стало не до разговоров. Ирви тревожно посматривала по сторонам, Никил принял самый бывалый и уверенный вид, но в глубине души ему тоже было не по себе. Келан начал было насвистывать и сразу сбился, так что на единственную улицу покинутой деревни, где пучками пробивалась свежая трава, они вступили в мертвом молчании.

— Отчего же сгинули здешние жители? Может, это его соплеменников дело, они их извели? — спросил Келан у Никила, кивнув в сторону отставшего от них шагов на десять итарка, но в разговор рассерженно вмешалась Ирви:

— Оставь Льонса в покое! Ты что, не видишь, что двери заколочены или подперты?! Они сами уходили. Да и скот, похоже, забрали с собой.

Никил не спорил с друзьями: он увидел впереди колодец и прибавил шагу. Если еды не будет, то можно хотя бы напиться, а то до реки далековато, а его фляжка совсем опустела. Крыша над колодцем выглядела совсем новенькой, деревянная бадейка не рассохлась, но воды достать не удалось. Похоже, колодец пересох.

— Может, они поэтому и ушли? — вслух подумал Никил. Стоило бы поискать в покинутых домах, не осталось ли там чего-нибудь съедобного. Но ему не очень хотелось тревожить чужое жилье. К тому же если сейчас потерять время, то, чего доброго, придется заночевать в окрестностях, а этого ему не хотелось. Мертвая деревня была покинута недавно, разруха еще почти не коснулась ее, но она все равно производила тревожное впечатление, как и всякое лишившееся жителей поселение.

— Давайте-ка пойдем отсюда! — громким голосом сказал Никил остальным, чтобы подбодрить их, особенно, конечно, Ирви, которая так и не отошла после их страшной находки на дороге, а теперь помрачнела еще больше. — Нас ждет клад! Куча золотых монет. Потом будем вспоминать, как мы к нему шли, и рассказывать каждому, кто захочет слушать, о наших приключениях.

— Я уже не знаю, хочу ли я это золото! — хмуро ответила Ирви.

— Да ты его никогда не хотела! Это мы ищем клад, а тебе никакого золота не надо, лишь бы твоего итарка спасти. Льонс то, Льонс се! — пронзительно воскликнул Келан. — А он-то на тебя и не смотрит.

— Бросьте это! — решительно прервал друзей Никил. — Не надо ссориться. Я знаю, вы устали, но мы почти пришли, не бросать же все на последних шагах. Прибавим лучше ходу, замок-то должен быть уже недалеко, правда, Льонс?

— Недалеко! — эхом откликнулся итарк.

После покинутой деревни все чувствовали себя подавленно, почти как тогда, после мертвецов, найденных на тракте, хотя то, что они увидели сегодня, вовсе не было таким страшным. Не страшным, зато каким-то тревожным. Вероятно, думал Никил, Ирви с Келаном эта картина напомнила о нашей родной деревне, вот они и забеспокоились. Хорошо все-таки, что нам есть куда возвратиться!

Они действительно устали. То, что начиналось как волнующее приключение, внезапно потеряло всякую привлекательность. Большой мир оказался страшнее и… значительно больше, чем им казалось раньше. И Никилу, и, наверное, Ирви с Келаном хотелось уже домой, поскорее вновь оказаться в безопасных и знакомых местах, в окружении родных и знакомых с детства односельчан. Но не раньше, чем клад окажется в их руках. Поэтому молодые люди шли вперед с какой-то яростной торопливостью, почти не тратя время на отдых.

Деревья внезапно расступились, и перед сбившимся с шага и замершим на месте Никилом возник окруженный деревьями темно-серый в черноту силуэт замка, обведенный снизу коричневым водяным рвом. Шедшие сзади Ирви с Келаном тоже уставились на высящееся над пустошью строение, словно не веря, что наконец дошли. Они молча стояли, разглядывая итаркский замок, цель их похода. Вот как он, оказывается, выглядит!

Никил, как самый практичный из всех, наконец прервал затянувшуюся паузу и решительно шагнул вперед. Теперь он знал путь и без итарка. По дороге, когда-то широкой и мощеной, которая теперь буйно заросла травой, а кое-где и вовсе скрывалась из вида под переплетением цветущего кустарника с мелкими листиками и крошечными белыми цветочками, мимо подступающей к стенам поросли молодых деревьев, высоких и тонких, все четверо вышли прямо к величественной арке ворот. Но чтобы пройти в нее, нужно было преодолеть широкий ров с водой. Внешнего подъемного моста больше не существовало. Валяющиеся неподалеку обломки дерева и рыжие от ржавчины обрывки цепей давали представление о судьбе, которая его постигла.

— Придется переходить вброд, — сказал Никил, наклоняясь над краем рва и заранее морщась. — Холодно, конечно, и грязновато, но что делать.

Вода во рву тоже имела ржавый оттенок, но при этом через ее толщу хорошо было видно близкое дно, покрытое густым слоем коричневых прошлогодних листьев.

— Ладно, давай я полезу первым!

С этими словами Келан стащил с себя сапоги и принялся закатывать штаны. Похоже, мысль об иле, наверняка образовавшемся под застойной водой, парня не волновала.

— А ты плавать умеешь? — итарк склонил голову набок, рассматривая его с неприятной усмешкой.

— Это еще зачем? Там по колено воды, не больше! — фыркнул Келан, который плавать действительно не умел, но не мог позволить сбить себя с толку. — Ну на самый крайний случай по пояс.

— Это очень глубокий ров. — объявил итарк.

— Врешь! — огрызнулся Келан.

— Итарки не врут, — напомнил ему Никил.

— Не врут, да и правды не говорят, — сердито парировал Келан.

Тогда итарк, глядя сквозь него своими прозрачными серыми глазами, то ли посоветовал, то ли распорядился:

— А ты возьми какую-нибудь жердь и проверь его глубину!

Келан заколебался… Он не собирался кидаться выполнять указания итарка, но и лезть в ров ему теперь хотелось еще меньше чем раньше. В это время взгляд Никила упал на росшее неподалеку молодое деревце, когда-то давно сломанное почти у самого основания и уже засохшее. Его прямой и почти лишенный веток ствол был еще довольно крепок. Никил с некоторым усилием отломил его и, действуя им, как копьем, с размаху ткнул в ров, пытаясь нащупать дно. При этом он чуть не упал: конец его импровизированного копья прошел через казавшийся таким близким слой листьев, не встретив вообще никакого сопротивления, так что Никил в последний момент удержался на краю рва. Он представил себе, как когда-то листья падали в ров, шло время, они слипались друг с другом, прели там, в глубине, темнели, истончались, потом сверху падали новые, и так слой за слоем… Побледневший Келан молча наблюдал за тем, как длинный ствол проваливается глубже и глубже в мягкую пропасть, а дна все нет. Из-под потревоженных слоев листьев прорывались все новые струи коричневой воды. Наконец Никил бросил оказавшееся слишком коротким деревце в ров и вопросительно повернулся к итарку.

— Как же нам тогда перебраться на тот берег?

— Мост, — не глядя на него, уронил итарк и со скучающим видом принялся разглядывать темно-серую стену замка.

— Так не стой без дела, помогай нам! — скомандовал все еще бледноватый Келан, который пытался показать остальным, что он нисколько не испугался.

— И топорик дадите? — оживился итарк, указывая на маленький, хорошо заточенный топорик в руках Келана.

— Нет, — быстро сказал Никил. — Да мы с тобой, Келан, легко вдвоем справимся.

Пока Никил с Келаном сноровисто и быстро сооружали из росших под стеной молодых деревьев мост, итарк сидел на обломках предыдущего и наблюдал за ними. Мостик получился узкий, в три небольших бревнышка, и, конечно, без перил, но вполне надежный. Молодые люди переходили ров по очереди. Никил хотел помочь Ирви, протянул было ей руку, но девушка, не приняв ее, легко, будто играючи, перебежала на другую сторону.

Громада замка теперь возвышалась прямо над ними, и Никилу, задравшему голову, чтобы получше рассмотреть ее, казалось, что от серых стен тянет холодом. Массивные ворота висели косо, глубоко вонзившись в землю окованной железом створкой. Наверное, ее трудно было бы сдвинуть с места, но это и не требовалось. Ни один из четверых нарушителей спокойствия не отличался могучей фигурой, так что они без труда протиснулись в узкую щель между створками, только итарк возился несколько дольше. Его цепь опять размоталась, и волочащийся по земле конец застрял под створкой. Итарк, зашипев от злости, резко дернул рукой, освобождая его, и вслед за остальными оказался во внешнем дворе замка.

Никил настороженно озирался по сторонам. Он ожидал и побаивался увидеть валяющиеся повсюду ужасные полуразложившиеся тела, о которых любили рассказывать деревенские, вернувшиеся с войны. Можно было, конечно, предположить, что их убрали и похоронили, но все же… К вящему облегчению Никила, в мощеном дворе было чисто, если не считать лежащих кое-где наносов листьев, веток, перьев и подобного мусора. Сам двор представлял собой хорошо простреливаемое пространство между внешней стеной и стенами и башнями внутреннего круга, свысока глядящими на пришельцев своими окнами-бойницами. Пришлось отправиться в обход. Через некоторое время перед ними предстал второй ров. Подъемный мост, ведущий во внутренний двор, был на месте. Поднять его было бы невозможно: судя по обрывкам свисающих с него цепей, их когда-то яростно и торопливо рубили топорами. Сам мост тоже был в засечках, и Никил с Келаном невольно приостановились, со смесью опаски и восхищения рассматривая эти следы прошедшей битвы, проводя по особенно глубоким пальцами. Ирви страдальчески хмурилась: ей уже давно, с того самого момента, когда темная громада замка предстала перед ними, было не по себе, и это ощущение только усиливалось. На лице у итарка не отражалось вообще никаких чувств.

В середине внутреннего двора валялась погнутая и проржавевшая решетка, когда-то преграждавшая проход внутрь. Ее изломанные прутья топорщились вверх, между ними успел пробиться вьюн, его подсохшие лозы, на которых уже пробивались новые свежие зеленые листики, обвивали решетку. Поодаль виднелся каменный колодец без крышки, край которого порос мхом. Справа от него возвышалась круглая, отдельно стоящая башня, слева — большое прямоугольное здание с провалившейся местами крышей. Видно было, что когда-то в нем бушевал сильный пожар.

Утихший было ветер поднялся с новой силой, стал задувать под одежду, и Ирви поежилась.

— Мрачноватое местечко, ничего не скажешь. — пробормотал Никил, заметив ее состояние. Келан требовательно оглянулся на итарка.

— Куда нам теперь?

Итарк покрутил носом, как будто что-то проверяя в воздухе, и молча указал на самое большое и высокое здание. Никилу пришлось тянуть изо всех сил, чтобы тяжелая, обитая железом полукруглая дверь распахнулась наружу. Раздался душераздирающий скрежет. Ирви от этого звука поморщилась, а итарк вздрогнул всем телом. Келан сделал шаг вперед, оказавшись вровень с Никилом. Молодые люди осторожно заглянули внутрь, вдыхая не затхлый, но явно нежилой, горьковатый запах. Смутно различались закопченные до черноты стены. Где-то наверху были видны неровные провалы в крыше, но свет, идущий оттуда, не мог растопить царящий в огромном помещении полумрак.

— Вы здесь шагу не сделаете не споткнувшись, а в подвале вообще будет полная темнота. Надо сделать факелы! — распорядился итарк и демонстративно уселся на позеленевший край каменного колодца с видом человека, сделавшего свою часть работы. Келан хотел сказать ему что-то неприятное, но передумал, усмехнулся Никилу и кивнул:

— Ладно, пусть себе сидит, если так устал, что его ноги не держат. Снаружи, перед первыми воротами, я заметил несколько сухих сосенок. Пошли, нарубим веток, наберем хвои — вот тебе и факел.

— Мы пойдем с вами! — вдруг сказала Ирви. Никил обрадовался ее порыву, особенно тому обстоятельству, что она не захотела оставаться вдвоем с итарком. Впрочем, возможно, ей просто казалась настолько гнетущей обстановка во внутреннем дворе замка, что она радовалась каждой возможности побыть снаружи.

— Я вам там совершенно не нужен! — равнодушно заметил итарк, не предпринимая даже попытки подняться с края колодца.

— Ну что же, тогда оставайся пока здесь, — пожал плечами Никил.

— Давай хоть примотаем цепь к колодцу. — предложил Келан, с сомнением глядя на итарка.

Ирви нахмурилась:

— Пусть Льонс просто даст нам слово. Вы же знаете, что на него можно положиться. Да и куда здесь бежать? — Она обвела пустой двор взглядом.

— И смотри, чтоб без глупостей! — строго посмотрел Никил на итарка. И не тронулся с места, пока итарк не пообещал, хотя и с чрезвычайной неохотой, что глупостей он делать не будет.

Когда трое юных дарийцев вернулись во внутренний двор, вооруженные импровизированными факелами, итарка там не было. Ирви даже подошла к каменному бортику колодца, на котором он сидел, и заглянула вниз, как будто подозревая, что он уснул и упал в колодец. Вода в колодце стояла высоко, почти по край, ветер гнал по ней крошечные волны.

Никил растерянно посмотрел на Келана.

— Куда же он мог деться? Нас ведь так недолго не было. Да к тому же мы все время торчали у самых ворот, далеко не отходили, мимо нас мышь бы не проскользнула.

— А может… — тихо начала Ирви. — Может, Льонс сбежал через подземный ход?

— Какой такой ход?!

— Помню, я была еще совсем маленькой, и мне дед рассказывал, что в каждом замке есть такой ход, узкий и длинный, почти как лисья нора, и ведет он из самого нутра замка далеко наружу. Его хранят в тайне, а если замок осаждают и дело плохо, через него можно сбежать.

— Что же ты раньше молчала про ход? — рявкнул Келан.

— Не ори на нее! — строго сказал Никил.

— Я не знала… Я совсем забыла про это. Честно, забыла, — оправдывалась Ирви, опустив голову и растерянно водя тонкими пальцами по каменному краю колодца. По ее лицу было видно, что она искренне опечалена.

— И что же нам теперь делать? — Заданный Никилом вопрос так и повис в воздухе.

— Да что тут делать? — Келан с досадой бросил на булыжники горсть веток, которые все еще держал в руках, и пнул их ногой, так что они разлетелись в разные стороны. — Могли, конечно, догадаться, что он здесь, в Стлин Нат Альсар, каждый закоулок знает! Эх, надо было его все-таки цепью примотать! А ты, Никил, тоже хорош со своими: "Не делай глупостей!". Итарк, конечно, сразу решил, что смыться от нас — это будет совсем не глупость, а вовсе даже наоборот. Тащиться нам теперь домой несолоно хлебавши, зря прогулялись!

— А может, поищем сами, раз уж мы тут? — решил пока не падать духом Никил.

— Где ты поищешь? Без итарка нам нипочем не найти клад! И задерживаться мы здесь не сможем, еды-то у нас почти нет. Ну как я мог быть таким дураком и просто оставить его одного? Я ведь ему ни на грош не доверял! — бушевал Келан.

— Мы все думали, что никуда он не денется… — примирительно сказал Никил, который тоже чувствовал себя глупо. За время пути они как-то забыли, что итарк сопровождает их отнюдь не добровольно, привыкли к его присутствию, непростительно расслабились — и вот теперь поплатились за это. — Но давайте все-таки осмотримся немного, раз уж у нас теперь есть факелы.

Наконец ему удалось успокоить Келана и ободрить Ирви, которая явно переживала не только из-за того, что поиски клада, кажется, закончились полнейшей неудачей. Юные дарийцы немного перекусили, потом напились воды из колодца, который, похоже, наполнялся частыми в эту пору дождями. Она немного пахла грибами, но была прозрачной и на вкус показалась им вполне приличной.

После еды все трое повеселели и приободрились, собрали рассыпанные факелы и, на всякий случай держась поближе друг к другу, переступили порог полусгоревшего здания. В неровном свете трех факелов угадывался уходящий вверх потолок, поддерживаемый высоченными каменными колоннами. Книзу они расходились, похожие на когтистые ноги гигантских птиц. Молодые люди осторожно продвигались вперед по ровному, плита к плите, каменному полу, слушая гул собственных шагов. Нужно было смотреть под ноги, следить, чтобы не споткнуться об обгорелые обломки.

Пройдя помещение насквозь (для этого пришлось преодолеть завал из черных, облизанных пожаром досок, занимавший середину огромного помещения), Никил, Ирви и Келан наткнулись на ведущую наверх полукруглую каменную лестницу. По одной ее стороне шли каменные же перила в виде веток, украшенных яблоками и еще какими-то неизвестными плодами. Все трое зачарованно разглядывали выступающие из полумрака, ни разу не повторяющиеся узоры и так поднялись по ней, переходя от цветка к цветку и от яблока к… неизвестному ни одному из них плоду, без всякой конкретной цели, просто следуя узору перил, и оказались на верхней галерее, где идущий из проломов в крыше свет позволял даже без факелов разглядеть зачерненные когда-то полыхавшим здесь пламенем высокие дверные проемы, ведущие в глубину здания. Сбоку такая же каменная лестница, симметричная той, по которой они поднялись, вела вниз.

— Зачем мы сюда потащились? — сердито воскликнул Келан, опираясь локтями на массивные каменные перила галереи. — Итарк же что-то говорил про подвал. Если клад действительно там, нужно опять спуститься и поискать проход вниз.

Никил оперся на перила рядом с ним и вгляделся в лежащий внизу большой зал. В дальнем конце просвечивал дверной проем, через который они проникли в здание. Ему внезапно показалось, что внизу мелькнула тень.

— Это же не может быть призрак? — пробормотал он вполголоса, пытаясь сохранять хладнокровие.

— Да нет, это, наверное, итарк, — шепнул в ответ Келан со вспыхнувшей надеждой. — Может, все-таки не успел сбежать?

Оба какое-то время пытались понять, что происходит внизу, но недостаток света мешал разглядеть хоть что-то. Наконец снизу послышались звяканье, грохот падения и сдавленный крик. Эти звуки, которые никак не мог издавать бесплотный призрак, подстегнули парней. Келан ссыпался вниз по второй лестнице, за ним по пятам мчался Никил, бесстрашно прыгая с одной невидимой ступени на другую, в одной руке держа свой пистолет, в другой факел. Да и как бояться, если он главным образом думал о том, как бы попасть ногой на ступеньку и не споткнуться, потому что держаться за перила он не мог — руки были заняты.

Их взорам предстал… нет, не призрак и даже не коварно исчезнувший итарк. Это был очень худой парень со слегка ссутуленной спиной, на вид едва ли постарше их троих. Его взъерошенные волосы в свете факелов отливали рыжим, оттопыренные уши придавали лицу детское выражение. Парень сидел на каких-то обломках, потирая ногу (похоже, налетел на них в темноте и ушибся), и испуганно щурился на свет факелов.

— Ты откуда? — рявкнул Келан.

— Ты кто? — одновременно выпалил Никил. Парень молча переводил округлившиеся глаза с одного на другого.

— Ты не очень ушибся? — спросила Ирви.

— Да не так, чтобы очень, — хрипловатым голосом отозвался рыжий. Видимо, их появление испугало его гораздо больше, чем его — их, и теперь он постепенно приходил в себя. — Помогите мне выйти наружу. В этом каменном склепе темнее, чем в сундуке моей бабки. А там уж я вам все в подробностях обскажу, и кто я, и откуда!

Вскоре они уже сидели снаружи, у колодца, со своим новым знакомцем, Рувеком, и Ирви промакивала смоченной в воде тряпицей кровь с его колена. Но Рувека больше расстроило то, что порвались его серые, грубо сшитые штаны. Пока Ирви зашивала их с помощью извлеченной из рукава иглы с продетой в нее суровой ниткой, Рувек рассказал им свою историю.

Он был родом из покинутой деревни. С места ее жители снялись, спасаясь вовсе не от жажды, а от голода. Так уж вышло, что они за эту длинную зиму подъели все запасы, даже посевное зерно, и поняли, что еще одной зимы на этом месте им просто не пережить.

А он, Рувек, взял и отстал по дороге от остальных. Да и не особенно ему хотелось идти на новое место, где их никто не ждет. Скитаться по чужим деревням, не иметь ни кола ни двора… Был он сиротой, а его самый близкий оставшийся в живых родич, дядька, и не заметил небось его исчезновения, а если заметил, то только вздохнул с облегчением, что одним ртом стало меньше. А Рувек вернулся назад и поселился в одном из домов. Заколоченной дверью он не пользовался, внутрь и наружу лазил через окно. Мало ли лихих людей, не обязательно, чтобы все видели, что дом не покинут. Вот только с едой было у него совсем плохо: питался парень страшно сказать чем, бывало, не брезговал и лягушками, и мышами. Ну да сейчас весна, самое трудное, позади, прокормиться стало полегче.

— Спасибо тебе, — говорил он Ирви, яростно жуя данные девушкой сушеные сливы, твердые и горьковатые, чей вкус был так хорошо знаком Никилу, и запивая их не очень чистой колодезной водой.

В замок Рувек время от времени наведывался в поисках хоть чего-нибудь полезного, так он и наткнулся на них.

— А вы что здесь делаете? — с любопытством спросил парень, расправившись наконец со своими сливами. Никил и Келан замялись, врать они не привыкли, да у них и не было подготовлено подходящего ответа.

— Мне нужно кое о чем поболтать с моими друзьями, — наконец сказал Никил рыжему и поманил Келана и Ирви за собой.

Как только отошли достаточно далеко, Ирви заглянула в лицо по очереди ему и Келану и сказала:

— А может, просто расскажем Рувеку все как есть? Найдем клад, так поделим на четверых, а не найдем — пускай идет с нами. Конечно, закрома ни у кого из наших не ломятся, но все же дела идут не так плохо, как в его родной деревне, уж с голода ему точно умереть не дадут.

— Ты его только что встретила и уже хочешь тащить в нашу деревню?! — Келану не нравилось, что Ирви уже опять кого-то жалела и привечала, а особенно то, что этот кто-то был парнем.

— Я представила себе, каково ему тут совсем одному, — тихо, но упрямо сказала Ирви. — Что же это за родственники у него такие, что забыли его? Небось корову, овец и кур они не забыли! Ну да ладно, Ренизи с ними, главное — нам не быть такими.

Иногда Ирви удавалось все повернуть так, что спорить с ней было совершенно невозможно. Никил вздохнул и сказал:

— Ну что же, тогда пускай Рувек ищет с нами. Только давайте условимся про золото ему пока не говорить. Вдруг ничего не найдем, и получится, что мы зря его обнадежили. Но если найдем, разделим по-честному на всех.

Вернувшись, Никил рассказал Рувеку:

— Понимаешь, нам один… человек обмолвился, что в замке спрятана одна вещь, которая нам очень нужна.

— Это небось какая-то заколдованная итаркская штуковина? — спросил Рувек с усмешкой.

— Угадал! — сказал Никил. — Волшебная, исполняет желания.

— А не боитесь, что она проклята? — неосторожно спросил Рувек. Теперь была очередь Никила усмехаться.

— Я, Келан и Ирви никаких проклятий не боимся. А ты?

— А я-то тем более! — торопливо заверил его Рувек. — Ну что же, мне все равно делать нечего. Могу поискать с вами!

Начать поиски решили с подвала. Заново разожгли факелы и вошли внутрь. Должно быть, Рувек очень хотел доказать свою полезность и то, что он ничего не боится, потому что именно он нашел проход в подвал и позвал остальных. Такая быстрая удача показалась остальным хорошим предзнаменованием. Спускались они один за другим, осторожно подсвечивая себе дорогу, чтобы не поскользнуться на уходящих вниз узких, стертых на краях до округлости каменных ступеньках.

Дверь в подвал была не сломана, но оказалась не заперта и легко, без скрипа подалась под рукой. Сначала даже трудно было оценить подлинный размер подвального лабиринта. Здесь тоже когда-то бушевал пожар, повсюду громоздились закопченные балки, груды безнадежно испорченных припасов, в которых уже трудно было опознать, чем они были когда-то. Часть разделявших его когда-то деревянных перегородок сгорела, открывая новые и новые залы, ряды полок, а за ними еще больше сломанных или перевернутых на бок бочек. Вперед приходилось продвигаться медленно, чтобы не споткнуться и не пораниться. Повсюду в свете факелов виднелись обломки дерева, остатки каких-то ржавых выгнутых железных конструкций, кое-где тусклый блеск битого стекла. Никил сперва наклонялся и подбирал притягательно блестящие цветные осколки. Но, больно порезав палец об одну стекляшку, он сердито отбросил ее в сторону и удвоил осторожность.

Хорошо еще, им не нужно было опасаться, что потолок обвалится от ветхости. Сверху круглились массивные и совершенно стабильные на вид серые каменные своды, которым никакой огонь был не страшен.

Никил с Келаном пытались простукивать стены подвала, но толща камня гасила любой звук. Если здесь и был спрятан тайник, то поиски его могли затянуться. Когда взятые с собой факелы стали догорать, пришлось подниматься наверх, чтобы отдохнуть и обсудить, как действовать дальше.

— Может, нам еще ту высокую башню осмотреть? — предложил Келан, махнув рукой куда-то вбок.

— Ты имеешь в виду одну из привратных? — удивился Никил. Он не хотел говорить об этом при Рувеке, но вряд ли итарки стали бы прятать золото в них.

— Нет, конечно, вот эту, высокую, которая торчит прямо посередине двора!

— До нее тоже очередь дойдет, — кивнул Никил. — Но нам надо сначала закончить осмотр того подвала, с которого мы начали. Не бегать же то туда, то сюда.

— Можно и разделиться. Мы с Ирви пойдем в башню, а ты с Рувеком продолжишь поиски в том подвале.

Никил как раз пил воду и чуть не захлебнулся от такого предложения Келана.

— Нет уж, держаться надо всем вместе!

— Если мы разделимся, то поиски пойдут быстрее. И потом, может, мы быстро найдем в башне то, что ищем, — настаивал Келан.

— А оно вообще-то большое? Ну, то, что мы ищем? — влез Рувек.

— Ничего не быстрее. Вчетвером-то мы ищем быстрее, чем вдвоем, — начиная сердиться, сказал Никил, игнорируя любопытного Рувека.

— Что-то вы темните. — протянул Рувек.

Никил и Келан, как по команде, повернулись к рыжему, обрадованные возможностью сорвать на ком-то свое раздражение и разочарование. И быть бы ссоре, если бы не вмешательство Ирви.

— Конечно, мы не будем разделяться! — успокаивающе сказала девушка. — Но если Келан очень хочет, почему бы прямо сейчас не посмотреть, что там в той башне?

Никил с досадой покачал головой. Ясно было, что Келану просто неохота еще раз лезть в закопченный и мрачный подвал большого здания. Можно подумать, в круглой башне их ждет что-то другое! А еще Келану было лень идти за новыми факелами. Впрочем, можно было и не идти. У колодца еще лежало несколько из тех, что в сердцах бросил Келан, когда они только обнаружили пропажу итарка. Вспомнив о факелах, Никил неохотно согласился на экспедицию в башню, хотя скакать туда-сюда было не в его привычках. Но раз уж Ирви поддержала Келана… Никил наклонился и молча принялся собирать валяющиеся под ногами факелы. Часть их он сунул за пазуху, часть всучил рыжему.

Никил уже подходил к башне, когда вдруг услышал за спиной удивленный и испуганный вскрик Ирви. Откуда-то во дворе замка взялся жилистый, худой и высокий мужчина, одетый в простые крестьянские штаны, совершенно не подходящие к ним красивые красные сапоги, слишком тесную ему, дорогую на вид, но грязную куртку, всю покрытую подозрительными пятнами. Его засаленные черные волосы были перевязаны сзади платком. Чужак быстро шагнул вперед и попытался схватить Ирви за руку. Но девушка ловко отпрыгнула в сторону и помчалась за Никилом к башне. Тогда мужчина не спеша поднял тяжелый, тускло блеснувший на солнце дулом мушкет и прицелился. Никил попытался достать из заплечного мешка собственное оружие, но от волнения никак не мог его нащупать. В этот момент прогремел выстрел, и Келан, который тоже уже подбегал к дверям башни, споткнулся и с криком рухнул на колено. Легконогая Ирви, бежавшая на два шага впереди, тут же развернулась и принялась тянуть его на ноги. Ниже колена у Келана расплывалось красное пятно. Никил ругнулся про себя, прыгнул вперед и подхватил Келана с другой стороны. Вдвоем они втащили его по ступеням башни. Никил успел увидеть, что во двор через арку вбегает еще больше людей. Над его головой прогремел второй выстрел. Они с Ирви рывком затащили стонущего Келана внутрь, Никил торопливо оттолкнул в сторону, чтобы не мешал, замершего в проходе Рувека, который, похоже от этой пальбы совсем растерялся, захлопнул массивную дверь башни и задвинул за собой жестко клацнувший железный засов.

Пусть пришельцы палят по толстенной двери, пока у них все пули не выйдут, здесь внутри они в безопасности!

Четверо молодых людей находились в круглом, почти совершенно пустом помещении с каменными стенами без окон. Свет в него проникал через отверстие в деревянном потолке, куда вела узкая железная лестница-стремянка. Пол в башне был каменным, с краю виднелся закрытый железный люк. Это, должно быть, был ход в подвал.

Ровно посередине помещался круглый колодец без крышки, выложенный камнем. Хотя пожара здесь не было, в башне, как и во всем замке, чувствовалось запустение. Несколько камней из ограждения колодца вывалились из своих гнезд и валялись вокруг.

«Нужно было бы проверить, есть ли в нем еще вода», — мелькнуло у Никила в голове.

Видимо, та же мысль пришла в голову Рувеку, потому что парень направился к колодцу, пока Ирви перевязывала ногу Келана кусками его же рубашки. Тот старался не стонать и не дергаться, чтобы не мешать девушке, но удавалось ему это плохо. Снаружи послышались глухие удары. В дверь колотили ногами и, возможно, кулаками. Но она даже не шелохнулась, такая она была толстая и массивная. Если чужаки действительно хотят пробить эту дверь, им придется взять что-то посерьезнее. Никил как раз раздумывал, что из валяющегося во дворе замка он бы в первую очередь использовал в качестве тарана, когда Рувек, склонившийся над колодцем, тревожно окликнул его:

— Никил, смотри-ка, что здесь!

Никил, который наконец-то сумел извлечь из котомки свой пистолет, торопливо подскочил к Рувеку и склонился над краем колодца. Воды там, похоже, не было, разве что на самом дне. Никил всматривался в кромешную темноту, но не понимал, что там удалось разглядеть рыжему.

— Ну вот же! — нетерпеливо вскрикнул, почти взвизгнул тот, и Никил склонился еще ниже.

В этот момент Рувек ловко подхватил его под коленки и толкнул вперед. Никил попытался ухватиться за край колодца, при этом выронил свой пистолет, руки скользнули по холодным гладким камням, не находя опоры. Он сорвался и тяжело рухнул вниз…

Ирви не видела, что творилось за ее спиной. Все ее внимание было поглощено раненой ногой Келана. Она как раз закончила делать перевязку. К счастью, ранение прошло по касательной, и не нужно было извлекать пулю, хотя повозиться все равно пришлось.

Но зато все произошедшее увидел пытавшийся отвлечься от боли в ноге Келан. Увидел — и в первый момент не поверил своим глазам.

— Он… — не своим голосом просипел Келан. — Он…

Рувек со странной кривой улыбкой направился к Ирви, которая все еще стояла на коленях перед Келаном, спиной к нему.

— Он столкнул Никила в колодец! — завопил Келан, к которому наконец вернулся дар речи. Ирви среагировала почти мгновенно. Она подскочила на ноги и резко развернулась к Рувеку. Как раз вовремя, чтобы увидеть в его руке кинжал, из тех, что удобно прятать в рукаве, с тонким как спица, острым лезвием. Рувек шагнул на нее, но достать не успел — девушка отпрыгнула в сторону. Он сделал еще один быстрый шаг, но верткая, как олененок, Ирви уже оказалась у края колодца.

— Никил, ты живой? — громко крикнула девушка.

— Я сам не знаю, как, но да. Даже не очень ушибся.

— А я-то думал, шею сломает, — удивленно протянул Рувек, делая еще шаг к Ирви.

— Зачем ты это сделал, Рувек? — спросила Ирви, отступая на пару шагов.

— Зачем ты это сделал, Рувек? — визгливым, злым голосом передразнил ее парень и вдруг двумя быстрыми скачками преодолел разделяющее их расстояние. Прежде, чем Ирви успела что-то сказать, он резко выдохнул и воткнул свой кинжал ей в куда-то в живот. Девушка отшатнулась, мгновенно побледнела, пальцы ее руки неуверенно сомкнулась на рукояти кинжала, глаза изумленно округлились… И вдруг она одним движением вырвала его из себя и, не издавая ни единого звука, уставилась на узкое лезвие густого красного цвета, как будто не понимая, что произошло. Рыжий неловко склонился к ней, то ли поддержать ее, то ли отнять оружие, и в этот момент Ирви непостижимо быстро выбросила руку навстречу, и кинжал вонзился Рувеку в глаз. На его детском лице проступило выражение горькой укоризны, он пошатнулся, пробормотал:

— Ну ты и девушка… Ничего себе… девушка. Думал, ты нормальная! А ты… — и, споткнувшись обо что-то, рухнул на пол, лицом вперед, вгоняя торчащий кинжал еще глубже себе в глазницу.

— Ирви, ты как? — тревожно спросил Никил. Ему повезло дважды — колодец оказался пересохшим, и он не сломал себе ничего, падая. Но выбраться наружу никак не получалось, хотя ему сейчас больше всего хотелось быть рядом с Ирви.

— Все в порядке! — звонко откликнулась девушка. — Он ранил меня, но несильно. Мне даже не больно. Я сейчас соберусь с силами и посмотрю, что с ним, а потом помогу тебе.

— Лучше оставайся сидеть, — раздался знакомый голос. По лестнице сверху неторопливо спускался итарк.

— Льонс, а ты откуда взялся? — слабо улыбнулась ему Ирви.

— Ну ничего себе! — невесело рассмеялся Келан. — Нашлась наша пропажа.

— Я всегда был здесь, прятался на втором этаже. Оттуда хорошо виден двор, — ответил итарк Ирви, даже не глядя в сторону Келана. — Надеялся спокойно отсидеться там, но, как вижу, здесь, в замке становится слишком... хм… оживленно.

С этими словами он присел перед лежащим рыжим.

— Рувек мертв, да? — тихо спросила Ирви. — Мне жаль, что так получилось.

— Об этом жалеть не стоит, — ровным тоном откликнулся итарк. — Давай я посмотрю твою рану.

— Мне не нужна помощь, у меня даже кровь уже не идет, — поспешно сказала Ирви. — Только на ноги встать тяжело. Лучше помоги Никилу выбраться из ловушки!

— С какой стати? — итарк недобро блеснул на нее глазами. — Мне он здесь, наверху, совершенно не нужен!

— За что ты так с нами? — рассердилась Ирви. — Мы шли сюда вместе, честно делились с тобой едой и питьем, спали у одного костра, заботились друг о друге!

— Это вы шли сюда вместе, меня волокли на привязи, — процедил итарк.

— Мы хотели освободить тебя и честно поделить клад на четверых!

— Это ты хотела. Но если бы клад существовал, эти двое вполне могли решить, что делить на троих приятнее, чем на четверых.

— Так клада никакого нет? — пробормотала Ирви.

Келан, услышав слова итарка, чуть не подпрыгнул на ноги, забыв на мгновение о своем бедственном положении, а Никил буркнул снизу: «А ведь я так и знал!».

— Почему нет? Где-то есть, конечно, — хладнокровно возразил итарк. — В наше время их много, кладов этих, за которыми никто никогда не придет, потому что в живых не осталось никого из тех, кто знает, где они лежат, а мертвым клады уже не нужны.

— Здесь, в замке… — Ирви закашлялась, но справилась с собой и с усилием выговорила: — Скажи честно, здесь есть клад или нет?

— Мне-то откуда знать?

— Но ты же должен знать, есть ли в твоем замке клад! — не выдержал Келан.

— У меня никогда не было МОЕГО замка, — высокомерно заявил итарк. — А если ты имеешь в виду Стлин Нат Альсар, то вы должны были уже давно догадаться, что мы находимся совсем в другом замке, в Ильхейнэ.

— Как в другом?! Но ты же говорил…

— Я говорил, что приведу вас в замок. И привел. Что этим замком будет Стлин Нат Альсар, вы придумали сами!

— Так что, получается, это вовсе не Стлин Нат Альсар? — непонимающе потер лоб Келан.

— По-моему, это довольно очевидно, — спокойно заметил итарк. — Я сам не был здесь много лет. Ильхейнэ больше не похож на то, чем был когда-то. А уж когда мы увидели здешнее бросающееся в глаза многолетнее запустение, ржавчину, разросшиеся растения снаружи и внутри, я ожидал, что вы вот-вот поймете, что так просто не может выглядеть замок, взятый с боем только прошлой осенью.

— Ты нас жестоко обманул, — тихо сказала Ирви. Итарк равнодушно взглянул на нее и ничего не ответил.

— Подумать только, что ты все это время скармливал нам ложь под видом правды! — гневно поддержал ее Никил. — На такой обман способны только итарки, хитрые, изворотливые твари. Поэтому вас так все ненавидят!

Видимо, его слова задели итарка за живое, потому что он презрительно фыркнул:

— Вы, похоже, уже забыли, что вас только что обманул дариец? Удивительно короткая память, даже для вашего народа.

— Да, это верно. Непонятно, что нашло на Рувека, — осторожно покачала головой Ирви. — Может быть, он сошел с ума, когда остался один в покинутой деревне?

— А по-моему, прямо-таки кристально понятно! — отчеканил итарк. — Я не думаю, что он действительно когда-то жил в той деревне. Впрочем, это как раз неважно, а важно, что он член банды разбойников, убившей путешественников на дороге.

— Почем ты знаешь? Тебя там не было! — перебил его Келан, но итарк не позволил сбить себя с мысли.

— Вряд ли в округе промышляет две банды. Это было бы чересчур, да и добычи на всех не хватит. Они наверняка следили за нами с самой деревни, где вы на всю улицу орали о золоте. Думаю, кстати, что именно они отравляли жизнь жителям той деревни, пока те, дождавшись первых теплых дней и выбрав подходящий момент, не покинули свои дома, прихватив с собой скот и все ценное. Вот были разочарованы разбойники, обнаружив, что их жертвы ускользнули! Им остались только путешественники, едущие по тракту, но их сейчас немного. Торговля между городами почти заглохла, за пределами поселений стало небезопасно, вот дорога и опустела. Должно быть, разбойники по старой памяти отирались в покинутой деревне или у них там схрон, но упоминание о золоте подействовало на них, как приманка. С другой стороны, оно помешало им напасть на нас сразу. Разбойники пошли по нашему следу, а что потом случилось, вы и сами знаете, — в голосе итарка, только что таком самоуверенном, неожиданно прорезалась усталость. — Нужно же было мне спрятаться от вас именно здесь, в донжоне! Впрочем, и это уже неважно. Разбойников много, они обыщут весь замок, залезут в каждую щелочку.

— А почему ты вообще все еще прячешься здесь, а не ушел по подземному ходу? — покосился на него Келан.

— По какому подземному ходу? — еще более усталым голосом спросил итарк.

— Ну, по тому, который есть в каждом итаркском… в общем, в вашем замке!

— Здесь его почему-то забыли вырыть.

— Да как можно было просто взять и забыть такую важную вещь?! — возмутился Келан.

Итарк, не отвечая, с силой провел по лицу руками, отчего его цепь зазвенела, сполз на каменный пол рядом с Ирви и в изнеможении закрыл глаза.

— Вытащи Никила наверх! — упрямо повторила Ирви. Итарк не пошевелился и не открывал глаз. — Ты же не можешь оставить его там, внизу. Он не тронет тебя и пальцем, обещаю!

— Пока остается внизу, уж точно не тронет, — криво усмехнулся итарк. — И вообще, какая ему разница, где умереть, там или здесь? Разбойники скоро сломают дверь и убьют каждого из нас, где бы он ни спрятался. Может, его еще и не заметят там, в колодце… Правда, тогда он умрет от голода и жажды, колодец-то пересох.

— Льонс, ты что, решил просто так сдаться? — в голосе Ирви зазвенело возмущение.

— Кто говорит о том, чтобы сдаваться? — вскинулся он.

— Ты даже не ранен, а сидишь здесь и ничего не делаешь. Это тоже означает сдаться!

— Повторяю, там снаружи два десятка головорезов, которые уже настроились получить кучу золотых монет и от жадности готовы грызть добротную дубовую дверь зубами. Как ты думаешь, что они сделают, когда, сломав наконец дверь, внезапно осознают, что обманулись в своих ожиданиях?!

— Что? Кого они обманули? — переспросил Келан.

Итарк тяжело вздохнул и медленно, раздельно произнес:

— Разбойники не найдут клад. Разозлятся. Будут пытать нас, требуя указать, где он, а потом убьют.

— Вытащи Никила, и он будет сражаться против разбойников вместе с тобой! — с усилием сказала Ирви. Итарк, кажется, заколебался. Следующие его слова не были обращены к кому-то из них, а, скорее, к самому себе.

— Мы даже не вооружены. А если бы и были… Хотя бы попробовать…

С этими словами он нехотя поднялся на ноги, оперся локтями о борт колодца и устремил вниз какой-то непонятный взгляд. Никил со смесью надежды и сомнения заглянул ему в лицо. Любому было бы понятно, что сейчас стоит забыть все раздоры и действовать сообща. Но это нормальному человеку, а итарки — существа непредсказуемые и мстительные. Может, и вытащит, а ну как наоборот, возьмет и швырнет вниз один из камней, что валяются вокруг!

Но в этот момент снаружи послышался шум, слышный даже через тяжелую дверь, и это подхлестнуло мысли итарка в правильном направлении. Заручившись обещанием Никила помогать ему, итарк обмотал руку одним витком своей цепи, а остаток сбросил вниз. Никилу как раз хватило длины, чтобы, ухватившись за конец и упираясь ногами в стенку колодца, и так уменьшая свой вес, позволить вытащить себя наверх.

Оказавшись наконец снаружи, Никил первым делом склонился над Ирви. Девушка выглядела довольно бледной, но крови на одежде действительно было совсем немного. Заметив его тревожный взгляд, она храбро улыбнулась в ответ, и Никил немного успокоился.

— И что теперь? — спросил он итарка.

— Теперь в подвал башни! Хорошо, что здесь еще валяется пара факелов.

— Зачем туда, если там, оказывается, ничего нет? — подозрительно спросил Никил.

— Кто тебе сказал про «ничего»? — презрительно поморщился итарк. — Там нет золота, но я рассчитываю найти что-то из оружия. Эта башня — последний рубеж обороны, здесь должен быть маленький арсенал. Не этой же семейной реликвией нам отстреливаться от разбойников, — итарк кивнул на пистолет Никила.

— Семейной чем? И что там за ар…тенал? — не понял Никил. — А кстати, зачем тебе факел, если ты и так видишь в темноте?

— Никто не видит в полной темноте! Хватит нести чушь, разжигай факел и пойдем!

От прорезавшегося у итарка командного и безапелляционного тона у Никила опять зачесались кулаки, но он решил быть умнее и промолчать. В конце концов, сейчас был самый неподходящий момент для споров или сведения счетов.

Они вдвоем подцепили крышку люка и по очередной узкой железной лестнице спустились в подвал башни. Он был, пожалуй, маленькой копией подвального этажа большого здания. Пожара, правда, в нем не было, но и здесь царила разруха и запустение. Похоже, когда-то в подвале хранились припасы на случай осады, но надеяться разжиться хоть чем-нибудь съедобным больше не приходилось. Все выглядело основательно и давным-давно испорченным и разграбленным. Повсюду валялись проломленные бочки, ящики и сундуки, бесформенные груды давно сгнивших вместе с содержимым мешков. Итарк на первый взгляд совершенно беспорядочно рыскал по подвалу в неровном свете факела, который держал Никил. Время от времени он нырял в каменные закутки, куда свет вообще не доходил, и тут же выныривал обратно, брезгливо отряхивая с лица клочья паутины, затем устремлялся в другой конец подвала.

— Может, все, что здесь было, уже нашли до нас? — спросил его Никил.

— Растащили все вещи, которые лежали открыто. Но мы-то ищем хорошо спрятанный тайник… — ответил ему итарк и тут же обрадованно перебил сам себя. — Нашел! Поднеси факел поближе!

Никил был несколько разочарован, когда обнаружил, что ни тайника, ни оружия не видно, а итарк замер перед совершенно глухой стеной и увлеченно разглядывает картинку, вырезанную прямо на стене подвала. На ней были изображены кружочки, прямоугольники, какие-то резко прочерченные загогулины — похоже, итаркские буквы, — по бокам она была украшена орнаментом из кистей винограда. В другой раз Никил полюбовался бы подольше, но сейчас он не понимал, как разглядывание картинки поможет им в поисках. Он даже постучал по стене, которая ожидаемо оказалась вполне массивной, но прежде, чем он успел спросить, что, собственно, его союзник «нашел», Льонс подхватился, как гончая собака, потерявшая было след, но сумевшая опять найти его. Он уверенно побежал в дальний конец подвала и с некоторым усилием отодвинул перевернутую на бок бочку (кажется, там даже плескалось что-то — значит, не все бочки были опустошены подчистую) и принялся торопливо расковыривать стену за ней, поросшую мхом. Мох легко слезал со стены зеленоватыми пушистыми шкурками, обнажая межкаменные швы. Потом Льонс двумя руками уперся в казавшуюся сплошной стену, и под его весом часть ее немного подалась, так что черная вертикальная щель между камнями начала расширяться. Никил тут же навалился рядом, и дело пошло побыстрее. Они всем весом жали на створку вращающейся двери, на которую, как оказалось, были наклеены половинки камней, имитировавшие сплошную кладку. Дверь медленно прокручивалась вокруг своей оси. Открывшаяся их взорам камера была совсем небольшой, скорее закуток, чем полноценная комната. Но, как и обещал итарк, внутри нашлось все, что им необходимо, и много больше. Парни увлеченно перебирали деревянные коробки с пистолетами, тщательно завернутыми в густо промасленный холст, мотки легкой и прочной шелковой веревки, пучки стрел, мешки с порохом, мечи и кинжалы разной формы и длины, увесистые мешочки со свинцовыми пулями, прикидывали к плечу арбалеты, позабыв о том, что им надо торопиться. Но вскоре оба опомнились и, нагруженные оружием и амуницией, бегом поднялись наверх. Пришлось еще задержаться, потому что Льонс настаивал на том, что никуда не пойдет, пока не освободится от своей цепи. Избавиться от оков совсем ему все равно не удалось, но он потратил несколько пуль на то, чтобы отстрелить цепь так высоко, как только мог, и теперь с железного браслета, плотно охватывающего его запястье, свисали всего два звена. Никил, правда, не понимал, почему надо было заниматься этим именно сейчас, но не спорил — себе дороже.

— Я в порядке, Келан тоже! — наигранно-бодро доложила Ирви, когда они поднялись наверх. — И дверь еще держится.

Никил нахмурился. Судя по тому, как слабо прозвучал ее голос, так уж в порядке она не была. Да и разбойники, похоже, за время, что они провели в подвале, успели вооружиться орудием помассивнее, чем собственные руки и ноги. Какой бы крепкой дверь ни была, рано или поздно она поддастся их отчаянным усилиям. Никил заметил, что звуки снаружи стали громче, значит она уже прилегала к косяку не так плотно, как прежде. По всей башне разносился грохот ударов, время от времени снаружи слышались возгласы и ругань. Никил, не привыкший в своей деревне к подобным выражениям, поморщился. Будь он один, юноша отнесся бы к этому гораздо спокойнее и даже постарался бы запомнить кое-что из услышанного, но его огорчало, что Ирви вынуждена слушать крики и угрозы разбойников. Особенно относящиеся к ней, единственной девушке среди них четверых. «Если все кончится плохо, мы-то умрем быстро, — подумал Никил. — А вот что будет с ней?»

Время от времени разбойники уставали и тогда стук прекращался, зато они начинали еще громче орать требования открыть дверь, угрожая, что иначе они выкурят их из башни. Но это были пустые угрозы: вряд ли они смогут забросить с земли хоть что-то в одну из узких высоко расположенных бойниц башни, по этому поводу Никил даже не беспокоился.

— Пошли на второй этаж! — прервал его размышления Льонс. — И прихвати пистолеты, штук восемь. Времени перезаряжать у нас не будет. А ты, — обратился он к Келану, — тоже возьми парочку, чтобы от тебя была хоть какая-то польза. Если дверь сломают, успеешь еще выстрелить!

Потолок на втором этаже донжона был высоким и представлял собой переплетение широких балок, за которыми просматривался купол башни, а пол козырьком выдавался над дверью башни, причем в этом козырьке было проделано несколько круглых бойниц, настоящих каналов в толще камня, позволяющих разглядеть тех, кто как раз ломился в эту самую дверь. Никил припал глазом к отверстию. Не меньше десятка бандитов усердно занимались своим делом, почти столько же лениво стояли рядом, комментируя их усилия и упражняясь в грубом остроумии. Разбойники были грязными, обросшими мужчинами довольно безобидного и даже жалкого, если не знать о роде их занятий, вида. По их тощим шеям и сероватым лицам было заметно, что они недоедают. Все, кроме, пожалуй, одного. Крупный, широкоплечий, он громким басовитым голосом распоряжался ломающими дверь разбойниками. Его длинные волосы были собраны в подобие косы и свисали ниже пояса свалявшейся, слипшейся массой, напоминая по форме бобровый хвост. Разбойники не в такт били в дверь обломком бревна, поскальзывались, ругались друг на друга и на бревно… Но все же дело шло вперед: под гулкими ударами бревна дверь сотрясалась и все больше поскрипывала.

Льонс, который сидел на корточках совсем рядом с Никилом, внезапно глухо застонал и обессиленно прислонился виском к каменной стене.

— Что с тобой? — испугался Никил. Он совершенно не ожидал, что итарк так внезапно и резко расклеится, очень уж это не вязалось с его обычным поведением. Никил, скорее, поверил бы, что Льонс вдруг заболел, чем что тот испугался. Но, что бы это ни было, перспектива потерять единственного союзника, пусть даже и итарка, неприятно поразила юношу. Лучше уж пускай он и дальше ведет себя так же самоуверенно, командует и распоряжается. Келан и Ирви ранены, они сейчас не бойцы. Не одному же Никилу противостоять разбойникам!

— Не могу поверить, что делаю это опять! — медленно, вымученно проговорил итарк. — Снова обреченный замок… И снова слишком мало людей… безнадежная битва…

Но прежде, чем вытаращивший на него глаза Никил успел что-то сказать, он внезапно встряхнулся, прикусил губу и провел грязноватым рукавом по лицу, как будто стирая что-то. Потом развернулся к Никилу. Кажется, все мысли юноши были написаны на его лице, потому что итарк хотя и не стал объяснять свое поведение, зато серьезно пообещал:

— Не бойся, я буду сражаться и не оставлю тебя одного!

— Слушай, Льонс, а почему ты привел нас сюда, а не в Стлин Нат Альсар? — тихо спросил Никил. — Там бы ты и ориентировался лучше и если не подземный ход, то уж оружие бы быстрее нашел и вообще…

— Я бы просто не пережил оказаться там еще раз, — коротко и, как обычно, совершенно непонятно ответил Льонс.

Впрочем, успокаивало, что он вновь стал самим собой и тут же начал распоряжаться:

— Возьми сразу два пистолета и стреляй прямо в них, пока они так удачно стоят, кучей. Я подстроюсь к тебе. Хорошо бы застрелить этого бобра, он у разбойников за главного.

Похоже, разбойники вообще не подозревали о существовании над их головами бойниц, пригодных не только для скрытого наблюдения, но и для того, чтобы лить на головы незваных гостей расплавленный свинец, кипящую смолу или просунуть дуло пистолета. По крайней мере, не подозревали, пока по ним сверху не открыли огонь. Главаря зацепить так и не удалось, он проявил завидную резвость, как и большинство его людей, но пятеро из разбойников так и остались лежать под дверью, которую они так увлеченно ломали. Никил предпочитал не задумываться, сколько из этих пятерых на его совести. Они лежали совершенно неподвижно, а рядом с ними валялось обгорелое, но еще прочное бревно, подобранное где-то неподалеку, которое они использовали, как таран.

— Как ты думаешь, они все мертвы или, может, кто-то только ранен? — спросил Никил Льонса, как более опытного в таких делах. Тот неторопливо потянулся к только что перезаряженным пистолетам, выстрелил пять раз, каждый раз аккуратно и неторопливо прицеливаясь через отверстие, и только потом ответил с оттенком удовлетворения в голосе:

— Теперь уж, наверное, мертвы!

— Ты уверен, что стоило это делать? — только и смог растерянно пробормотать Никил.

— А почему нет? — слегка удивленно посмотрел на него Льонс. — У нас пуль и пороха больше, чем достаточно, можно не экономить. Сейчас воспользуемся передышкой и опять перезарядим.

На это Никил и вовсе не нашелся с ответом. Но в этот момент он увидел через верхнюю бойницу, что разбойники, в первый момент отступившие от башни на безопасное расстояние (пистолеты не отличались дальностью боя), один за другим исчезают в воротах. Вскоре внутренний двор полностью опустел.

— Они уходят! Гляди, они в самом деле уходят! Нам удалось их отпугнуть! — в порыве восторга Никил потянулся хлопнуть Льонса по плечу, но тот предусмотрительно отодвинулся.

— Рано радуешься. Думаю, они скоро вернутся.

— Но они же уже поняли, что так просто сюда не проникнуть. Неужели будут ждать, пока мы умрем от голода и жажды?

— Нет, ждать не будут. Тем более, они могут и не знать, что колодец в башне пересох и воды у нас нет. Но вряд ли так просто отступят, мысль о золоте не даст им покоя. На наше счастье, у них нет пороха в достаточном количестве, а то бы они расправились с дверью в два счета. Неудивительно: путешественники и купцы, которых им удается ограбить, как правило, не возят с собой ничего такого. Думаю, разбойники пошли смастерить щит, чтобы ломать дверь под его прикрытием, не опасаясь наших пуль.

— А нам что делать?

— Нам повезло, что мы имеем дело с разбойниками.

— Что же в этом хорошего?

— Они очень плохо организованны, даже для… Неважно, сам посмотри — они все ушли, не оставив никого охранять двор.

— Ну и что? Зачем его охранять? Наружу нам все равно не попасть, не минуя внешние ворота, а они наверняка толкутся там поблизости и тут же увидят нас. А с нами двое раненых — Ирви бежать не сможет, Келан тоже.

— Нам не нужно идти так далеко, тем более попадаться им на глаза. Мы просто переберемся отсюда в главное здание. Ирви можно перенести туда на руках, а вот Келан пусть идет сам…

— Но они быстро найдут нас там. Обнаружат, что башня пуста, и сразу сообразят, где мы спрятались! — тревожно перебил Никил. Но если итарк начинал говорить, перебивать его было бесполезно.

— У них нет пороха, зато у нас есть. Там, в подвале. Видел, сколько мешков? Прекрасный сухой порох высшего качества. Испортиться он еще не мог.

— Ты собираешься взорвать башню, заманив сюда разбойников? — догадался Никил.

— Да, их осталось все еще слишком много для нас двоих. Значит, нам нужно убить как можно больше за один раз, а взрыв подходит для этого лучше всего.

— Думаешь, у нас получится все так рассчитать, чтобы мы сами не пострадали?

— Лучше всего было бы, конечно, чтобы кто-то остался внутри, запер за собой засов и поджег порох именно в тот момент, когда разбойники ворвутся в башню… — задумчиво протянул Льонс.

— И сам при этом погиб? — возмутился Никил. Каждый раз, когда он начинал думать, что итарк, вроде бы, нормальный парень, тот вдруг выдавал что-то такое, от чего у Никила холодок шел по спине. — И кого же из нас четверых ты выбрал для этой роли?!

— Да, добровольно, пожалуй, никто не согласится, — с сожалением в голосе признал итарк. — Придется поджигать снаружи.

— Но как поджигать? Твой план, может, и неплох, но как ты собираешься закрыть засов изнутри и поджечь порох, оставаясь снаружи, если внизу окон вообще нет, а в бойницы второго этажа даже руку не просунуть?

— А мы попробуем!

Чтобы осуществить план Льонса, предстояло поторопиться. Никил сам перенес легкую Ирви в большое здание. Девушка, кажется, больше стеснялась так близко прижиматься к нему, чем страдала от своей раны. Потом он помог Келану доковылять до нового укрытия. В это время Льонс вытаскивал из подвала порох, волок наверх и щедрой рукой распределял его по деревянному полу второго этажа. Закончив все приготовления, он отцепил и затащил наверх железную лестницу, которая, оказывается, была сделана съемной.

— Пусть думают, что мы укрылись на втором этаже.

Никила, который к тому времени закончил с транспортировкой раненых, занимало, как сам итарк будет спускаться вниз без лестницы, но тот просто спрыгнул со второго этажа вниз, упруго приземлившись на все четыре конечности.

— Слушай, Льонс, а зачем в замке вообще такой большой запас пороха? Ведь не для того же, чтобы взрывать самих себя? — вдруг задумался Никил.

— Его используют во время осады, например, когда роют контрмины, — изрек итарк.

Никил был твердо убежден, что тот делает это нарочно: снова и снова вставляет совершенно непонятные слова в свои и без того неясные ответы, но он сдержанно, терпеливо переспросил:

— Контр… контрмины, значит. Это ты на своем языке сейчас сказал, да?

— На твоем, — отрезал итарк, обдав его высокомерным взглядом серых глаз. Никил тяжело вздохнул. Все-таки, чтобы иметь дело с итарком, нужно было обладать совершенно нечеловеческим терпением.

Они откинули дверной засов так, что он застыл в неустойчивом положении, а потом с силой захлопнули за собой уже несколько расшатанную дверь. Первая попытка не увенчалась успехом, но со второй кончик засова заскочил за каменный край, как они и добивались. Во всяком случае, открыть дверь снаружи они больше не могли. Можно было считать башню запертой изнутри. Никил, правда, подозревал, что штурмующих смутит не до конца закрытый засов, но Льонс убеждал его, что доломав дверь и ворвавшись наконец в башню, они не станут обращать внимание на детали.

Оба парня только успели спрятаться за угол большого здания, как разбойники опять показались в воротах. Они действительно несли с собой грубо сколоченный щит из неободранных стволов и прямым ходом направились с ним к башне. Рослый человек с бобровым хвостом хрипло рявкал какие-то команды. Кажется, они были, как это водилось у разбойников, обильно приправлены грязной руганью, но Никил из своего укрытия не разбирал отдельные слова, а может, просто слишком волновался, чтобы вслушиваться. Дверь разбойники ломали недолго и разразились победными криками, когда она поддалась. Теперь наступил самый критический момент. Заметят ли враги, что засов был плохо закрыт, сделают ли они из этого правильный вывод о том, что птички упорхнули, полезут ли они в башню всей кучей или кто-то останется снаружи?

Сердце Никила так и подпрыгнуло, когда он увидел, что стоявшие позади разбойники, желающие поскорее оказаться в башне, устремились вперед, буквально занося внутрь толпившихся перед дверью. Похоже, мелочи их действительно не интересовали, слишком уж они были сосредоточены на своей главной цели. Об этом Никил думал уже на бегу. Они с Льонсом достигли задней стены башни и плотно прижались к ней, успев завершить свой маневр как раз вовремя, потому что несколько из забежавших было внутрь мужчин вновь выскочили наружу.

Должно быть, разбойники уже обнаружили, что на второй этаж им так просто не попасть, и решили использовать свой щит повторно, на этот раз в качестве лестницы. Но целиком он не пролезал в дверь башни, так что пришлось разбирать его. Разбойники то ли ломали громоздкое деревянное сооружение, то ли перестраивали его, и все это в страшной спешке, хотя если бы те, за кем они охотились, действительно прятались на втором этаже башни, торопиться было бы незачем. Как ни странно, разбойников даже не удивляло, что сверху в них никто не стреляет: должно быть, решили, что их будущие жертвы просто оцепенели от ужаса или у них закончились порох и пули.

В это время Никил с Льонсом, переглянувшись, взялись за веревки, спускающиеся сверху из бойниц, обращенных на заднюю сторону башни. Когда стало ясно, что необходимо поджечь порох изнутри, находясь при этом снаружи, Льонс сначала думал использовать для этой цели горящую арбалетную стрелу. Но никто из них двоих не мог похвастаться такой меткостью, чтобы с земли попасть стрелой в щель бойницы. Тогда Льонс решил воспользоваться веревками, найденными в тайнике и оказавшимися, по счастью, достаточно длинными. Он заранее приготовил все на втором этаже башни — разложил на полу несколько пистолетов, хорошенько присыпав их порохом, взвел курки и засунул по щепке под каждый боек. К щепке была привязана веревка, а концы веревок Льонс выбросил через бойницы наружу. Рывок за конец веревки, свисающий до земли, выдернет щепку, освобожденный боек ударит и выбьет сноп искр, а уж они воспламенят порох, которым присыпаны пистолеты. Так, по крайней мере, было задумано. Пришлось пожертвовать не одним, а шестью пистолетами из их запаса — по количеству имеющихся мотков веревки. Льонс настоял на том, чтобы оставить на втором этаже все шесть, на случай, если порох загорится не с первого раза или веревка застрянет, да мало ли что еще может пойти не так.

Никил резко дернул за первую веревку — ничего, за вторую — ничего. Он закусил губу от досады. Неужели опять осечка? Наверное, бог удачи не благоволит к нему сегодня! Он хотел уже попросить Льонса, чтобы тот сам дернул следующую, как вдруг из бойниц вылетело белое пламя, потом раздался чудовищный гром и башня содрогнулась, а с ней и Никил и, кажется, все вокруг. Какое-то время казалось, что она просто обрушится вниз грудой камней и погребет под собой не только разбойников внутри, но и их с Льонсом. Никил чуть не рванул прочь, но в последний момент справился с собой и, наоборот, помчался к выходу из башни, чтобы принять бой с теми из разбойников, кто пережил взрыв. Их оказалось пятеро или шестеро, тех, кто в момент взрыва находился снаружи и кого вынесло из башни взрывной волной. Никил на ходу вытащил из-за пояса пистолеты и открыл огонь по мечущимся в панике фигурам. Льонс встал рядом, и Никил, даже не глядя на него, знал, что его союзник со спокойным выражением лица поднимает очередной пистолет, тщательно выбирает себе очередную пошатывающуюся, оглушенную взрывом мишень, стреляет и тянется за следующим, как будто не видит, что из ощеренной пасти дверного отверстия вырываются жаркие языки пламени, и не слышит доносящиеся оттуда дикие и страшные вопли.

Вскоре никого из разбойников не осталось на ногах. Глядя, как Льонс привычно добивает лежащих, Никил чувствовал полнейшее опустошение. Возможно, не все из убитых ими были закоренелыми злодеями. Вероятно, некоторые, если не все, когда-то оставили свои деревни, чтобы присоединиться к крестьянской армии. А после победы не смогли или не захотели вернуться к мирной жизни. Может статься, и возвращаться было некуда, немало деревень было уничтожено во время войны. Одеты они были довольно нелепо, в случайную и неподходящую одежду с чужого плеча, и вещи эти — первоначально, наверное, хорошие и дорогие — выглядели безобразно заношенными и грязными. Большого богатства и благополучия разбой, похоже, не приносил. Да что там богатства — неизвестно, когда они последний раз ели досыта. Никил представил себе, каково им было вести такую жалкую и безнадежную жизнь, знать, что за свои преступления они прокляты людьми и оставлены богами. Должно быть, разбойники жили одним днем и старались не думать о будущем, которого у них не было…

Он повернулся и медленно побрел в сторону большого здания, чувствуя себя смертельно усталым. Нужно было сказать Ирви и Келану, что все закончилось и можно возвращаться домой.

Келан так и подался навстречу Никилу, желая узнать все подробности. Они с Ирви, конечно, слышали взрыв и выстрелы, и все это время страшно волновались. Никил понимал его любопытство, но ему не хотелось рассказывать о происшедшем. По крайней мере, не сейчас. Он сочувственно посмотрел на Ирви, которая устало уронила свою золотистую головку на грудь. Путь назад не будет легким. Ни для Келана, ни для нее. Но они обязательно дойдут. Все же странно, как девушка умудрилась задремать в таком шуме… Никил присел рядом с ней и аккуратно потрогал за плечо. Ирви неловко сползла вниз.

Никил не тряс ее, наоборот, он очень аккуратно и неторопливо пощупал ее холодные руки, потом попытался услышать дыхание. Подозвал подошедшего Льонса и спокойным тоном велел и ему послушать. И только когда Льонс, посидев рядом с Ирви, бросил на него почти что сочувствующий взгляд и молча отодвинулся, Никил стал осознавать, что произошло.

— Ну как же так! — пробормотал Келан. — Она ведь только что со мной разговаривала. Как же это она так?

Никил молча вышел во двор. Он не мог оставаться внутри. Башня сбоку все еще дымилась, оттуда тянуло мерзким горелым запахом. Рядом с ним бесшумно возник Льонс.

— Это ты виноват! — гневно рявкнул Никил, внезапно переходя из состояния отрешенности к почти неконтролируемой ярости. — Она умерла по твоей вине. Ты заманил нас сюда, в это ужасное место!

— Я… — откликнулся Льонс с непонятной интонацией, так что Никил не смог распознать, был ли это вопрос, насмешка или признание вины.

— А она ведь жалела тебя! Жалела, защищала… Ты понимаешь, что, если бы не ты, она бы сейчас была жива?! Мы бы все спокойно сидели дома и ничего этого не случилось. — горячо, с болью сказал Никил, обводя рукой двор. Он вспомнил, как боялся увидеть мертвецов, убитых в прошедших сражениях, в первый раз ступая на эти камни только лишь утром этого дня. А сейчас был вечер, и неподалеку лежали мертвецы, убитые им самим.

— Ты во всем виноват! — уже тише, но все так же убежденно повторил он. — Ты и этот жуткий каменный мешок вокруг.

— Я виноват в том, что вам захотелось золота. И в том, что на нас напали разбойники. И в том, что умерла Ирви, — ровным тоном повторил итарк и задумчиво подытожил, не глядя на Никила: — После стольких лет вы наконец-то добились своего. Вы изгнали нас с вашей земли, но интересно, кого вы теперь будете обвинять в своих бедах? Когда нас здесь не станет, когда время сравняет с землей наши замки и даже память о нас позабудется, кто же будет тогда виноват в ваших несчастьях, болезнях и неудачах?

Никил быстро развернулся, чтобы ударить его, но итарк успел отпрыгнуть в сторону. Недалеко, но так, что не достанешь. У Никила промелькнула мысль: «Жаль, что на нем нет больше цепи!» Он решительно шагнул в сторону итарка, но тот опять в последний момент избежал удара. Таким манером оба постепенно переместились к колодцу в центре двора, и Никил почувствовал, что смертельно устал от этой игры, в которую итарк все время выигрывал — кажется, даже не прилагая к этому особого труда.

Наконец окончательно вымотавшийся Никил тяжело вздохнул, махнул рукой и уселся у колодца. Солнце скатывалось к горизонту, и во дворе замка становилось все прохладнее, тем более, что он вспотел насквозь. Итарк предусмотрительно примостился на противоположном краю колодца, так, что Никил при всем желании не смог бы до него дотянуться. Некоторое время оба молчали.

— А у тебя есть дом? Место, куда ты сможешь возвратиться? — тихо спросил Никил, когда наконец отдышался.

— Есть. Надеюсь, что смогу, — отозвался Льонс со своего края колодца.

Никил попытался представить, как выглядит этот дом и как это, жить там, но не смог. Ему просто не хватило воображения.

— А я? — вдруг вырвалось у Никила.

— А ты похоронишь Ирви и будешь жить в покинутой деревне и охотиться, пока Келан не поправится и вы не сможете отправиться в обратное путешествие. Благо, оружия и пороха у тебя теперь много. — В голосе итарка была спокойная уверенность. Никил согласно кивнул, не удивляясь, как это Льонс все про них знает. В конце концов, нетрудно догадаться, что ни он, ни Келан ни за что не останутся дольше чем нужно в тени этих страшных стен, где воздух навсегда пропах кровью и гарью.

— А мы найдем дорогу назад? — вдруг забеспокоился он.

— Конечно. Вы пойдете назад по тракту, так выйдет дольше, но торопиться вам некуда. Путь будет безопасным, ведь разбойников больше нет и новые заведутся нескоро.

— А что будет дальше? Как сложится наша жизнь? Нам с Келаном еще придется странствовать? — спросил Никил, сам не зная, зачем: в конце концов, итарк — не жрец из священного храма Илоса и даже не одна из ярмарочных ясновидиц в пестром переднике, которые могут, говорят, заглянуть в будущее. Но Льонс ответил ему, ни на миг не задумавшись:

— Келану — нет, он останется в деревне. С него хватит путешествий до конца жизни. А вот тебе придется.

— Куда это я пойду и зачем?! — возмутился Никил. Слова итарка испугали его, ведь сейчас ему больше всего на свете хотелось просто вернуться домой и никогда больше не покидать родных мест.

— А я откуда знаю? — высокомерно осадил его собеседник, разрушая возникшую было атмосферу откровенности и доверия. Никил вздохнул. Казалось бы, можно было уже научиться на собственных ошибках, но нет, он опять попался на тот же крючок и развесил уши, слушая итарка, мало того — опять почти поверил ему!

Ветер стал сильнее, и запах гари тоже усилился. Солнце садилось, и этот длинный день заканчивался. Никил знал, что пустое место в груди, образовавшееся, когда умерла Ирви, еще наполнится болью, но пока он не чувствовал ничего, кроме усталости и опустошенности.

— Да, даже не верится, что вся эта история произошла всего десять лет назад, — на этом месте Давран прервал свой рассказ, чтобы перевести дух, отпить из большой, но кажущейся в его руке миниатюрной кружки хороший глоток кроваво-красной, настоянной на клюкве медовухи и убедиться, что его по-прежнему слушают с неослабевающим вниманием. В таверне было так тихо, что слышно, как муха пролетит. Все ждали продолжения.

— Кажется, все случилось давным-давно. Помню, как в конце лета вернулись Никил и Келан. У нас в деревне их уже не чаяли увидеть живыми. Никил стал за это время славным охотником. Впрочем, сравнивать его было особо не с кем, других-то у нас, считай, не было и нет. А ему волей-неволей пришлось тогда научиться охотиться, чтобы прокормить себя и раненого Келана, пока тот отлеживался в одном из домов покинутой деревни. Никил и после возвращения часто уходил в лес на целый день и редко возвращался без добычи.

А вот Келан всех удивил. Почти сразу же после возвращения женился, да совсем не на красавице. Но зато другую такую работящую и заботливую еще поискать, а уж как мужа обожает.

Ну а Никил все никак не мог забыть Ирви. Когда лето закончилось и наступила осень, он вдруг засобирался в далекое путешествие. Никто особенно не отговаривал его, даже мать. Все понимали, что не каждый рожден для того, чтобы тихо-мирно сидеть на месте. Одних подобные приключения и потери, которые пережили он и Келан, научат ценить спокойную оседлую жизнь, а другие становятся вечными странниками… Вот наш Никил как раз и оказался одним из таких беспокойных сердец.