Я.Р.В. Лавил - черный человек (beta) (джен)

— Мышки! Срочно собирайтесь в круг!

Фарфоровая кукольная голова нарезала круги над коробкой, в которой мы оказались. Никто из нас не спешил подчиняться дурным просьбам, исходящим из дурной головы. Забавно, что рот куклы не двигался, но голос её мы все слышали вполне отчётливо. Я облизнул пересохшие губы, прикидывая расстояние до головы. Печать тьмы вряд ли достанет противника: слишком высоко. Да и сама голова показывала выдающуюся маневренность, несмотря на размеры. Она то замирала без движения, то носилась как сумасшедшая. Вот бы увидеть того, кто дёргал эту страшилку за ниточки. Как раз в него запустить пентаграммой было бы в самый раз.

— Чего тебе надо, дурилка картонная? — первым налаживать контакт с кукольной головой решился Трепольский. Паренёк беспечно играл ножом и не переставал ухмыляться.

— Фу, какой грубиян. Мышкам не стоит так себя вести, если это, конечно, культурные мышки. — кукольная голова сверкнула злобным глазом. — Мне трудно вас сосчитать, и если вы не хотите помочь мне, то сделаем это по-другому. Каждую мышку я пронумерую.

— Да ну! И как же? — теперь нашел в себе смелость и толстяк Серафим.

Я пока никуда не дёргался: дверь, из-за которой за нами наблюдала голова, была плотно закрыта. Я в который раз подумал о кукловоде. Теперь надо ждать, пока он расслабится или ошибётся, выдав себя.

— Сейчас на ваших руках появятся номера. Только не кричите слишком сильно. Хи-хи.

— Что за бред? — мы с Мариутовым беспокойно переглянулись. Я пожал плечами.

В воздухе рядом с кукольной головой появился круг. На нем обозначились разноцветные секции. Издалека круг стал очень похожим на колесо удачи в казино. Цифры действительно появились в каждой из секций. От единицы до шестёрки.

— Это какой-то дурной сон... — снова угадал мои мысли Мариутов.

Он коснулся очков, но тут же затряс рукой и зашипел от боли. За ним последовали и все остальные. Цифра выжигалась невидимым огнем на тыльной стороне ладони правой руки. Я был последним, кто испытал это незабываемое ощущение. На коже, пылая еле терпимым жаром, появилась шестёрка. Мой рефлекс и чувство собственного достоинства вопили, чтобы я прервал это непотребство в свой адрес, но я стерпел. Выдавать себя слишком рано. И, да, я еще тешил себя мыслью, что моих способностей хватит, чтобы прервать этот спектакль в любой удобный момент.

— Вот и хорошо. Послушные мышки! Итак, я хочу играть, — кукольная голова склонилась над нами и хищно клацнула зубами.

— Хреновые у тебя игры, тварь! — Трепольев растирал руку, на коже которой красовалась тройка.

— Неправда, они очень веселые! Сейчас вы все увидите сами! Итак, первая игра! Все вы появились здесь не с пустыми руками! У каждого есть какой-то предмет. Я вижу, что нож вы уже нашли.

— И зажигалку! — еле сдерживая слезы, проскулил Серафим.

Он был вторым, кто получил порядковую метку.

— Да! Молодцы, вы уже учитесь игре! У неё очень простые правила! Вас шестеро мышек, но предметов всего пять! Вам надо найти того, кто появился здесь с пустыми руками!

Кукольная голова замерла. Замерли и мы все. Никто ничего не понимал.

— Мышки, у вас будет всего пятнадцать минут, чтобы найти того, кому среди вас не место!

— Что будет, если не найдем? — раздражённо крикнул Трепольев.

— А если вы не найдете этого человека, мое магическое колесо покажет на случайную жертву.

Как по команде призрачное колесо с нашими номерами закрутилось по часовой стрелке. Тут же из воздуха появилась большая красная стрелка-указатель. Похоже, я поспешил назвав это колесо колесом удачи.

— Жертву? — не выдержал я. — А что будет с человеком, у которого нет с собой никакой вещи? Если мы найдем его, что с ним будет?

— Простите, я, наверное, не сказала, но наша игра забавная, потому что это игра на выбывание! — голова сделала в воздухе сальто и рассмеялась. — Мышки должны постараться, или умрет невиновный! Ваши пятнадцать минут пошли!

— Что за бред! — процедил сквозь зубы Мариутов. — Ребята, у меня был нож, я чист! У меня была вещь!

Все верно. Я бросил резкий взгляд на Трепольева. Парень отбил его.

— Даже не смотри на меня так, дядя! Нож теперь у меня!

— Суть не в этом, — я был холоден.

Интересно, как далеко зайдет эта вакханалия и как мне все это прекратить? Чтобы быстро и красиво.

— Пошарьте по карманам, у нас должно быть пять вещей!

К нам лёгкой трусцой приближался Серафим. На его опухшем лице сияла счастливая улыбка.

— Роман, отдайте зажигалку, она же нам больше не нужна? — толстяк нагло тянул ко мне руку. И действительно, зажигалка больше не нужна. Получив свой талисман обратно, Серафим едва ли не прижал её к щеке, как любимого щенка.

— Я пришел сюда с вещью, моя зажигалка!

— Ребята, а ни у кого с собой больше не было никаких вещей?

За толстяком подтянулись и остальные. Катерина рыскала в маленьких кармашках своей кофты.

— Я что-то ничего не могу найти.

Она нервно улыбнулась.

— Ищите! — Серафим строго мотнул головой и отошёл от нас, словно мы были прокаженными. — Она сказала, что вещей должно быть пять!

— Кто: она? — раздражённо фыркнул Трепольев.

Похоже, он совсем не горел желанием играть по правилам глупой фарфоровой головы.

— Она! — Серафим деловито указал пальцем в парящую над нами куклу.

Как только начался отсчёт, ожившая голова словно отключилась и больше себя никак не проявляла.

— Хватит говорить ерунду! — на сторону пацана неожиданно встал мужчина в спортивном костюме.

Кажется, его звали Максим Мариутов. С ним тесно пообщаться мне ещё не довелось.

— Думаешь взять ее силой, да? — Серафим скалился на нас с безопасного расстояния.

— Да эта хрень того и ждёт! Я думаю, она шутит и когда пройдет время, ничего не произойдёт, — впрочем, последние слова Мариутов произнес без бравады и сильной уверенности.

В воздухе над колесом рулетки теперь появился и таймер. Он показывал, что до конца испытания у нас чуть меньше двенадцати минут.

— Может, эти вещи не так очевидны? Не нож и не зажигалка? — дельная мысль пронзила и мою светлую голову.

Я тоже не горел желанием играть по чужим правилам, но этот проклятый таймер, хотелось того или нет, но вносил свою панику. Ловкие психологические приемы в стиле профессора Лавилова?

— Например? — за эту соломинку первой ухватилась Катя.

— Да что угодно! Может, что-то в тему? Например, Серафим бросил курить и теперь об этом жалеет. Интеллигент в армии убивал врагов голыми руками, — я похлопал себя по карманам пиджака, потом стянул его и бросил на пол.

— Ты какой-то клерк, что тебе могли подбросить? — съязвил Трепольев, склонившись над моим пиджаком и внимательно следя за тем, как я обшариваю его со всех сторон.

— Я вообще-то не служил, — откашлялся Ферьзев и присел рядом со мной на корточки. — Но с ножом они угадали... Это, наверное, единственный предмет, получив который, я был бы не рад... Мой отец был охотником, он сам свежевал туши и хотел этому научить меня...

— О, да у нас тут психи! — хихикнул Трепольев.

— Молодой человек, если бы вам ребёнком показывали, как потрошить убитых животных, а потом учили, как копаться в их внутренностях... — Ферьзев поправил очки, заговорил быстро, но тут же замолчал.

Я цыкнул на него, едва подняв взгляд. Катя в этот момент повернулась ко мне спиной, мотнула головой. В её волосах, собранных на затылке пучком и стянутых резинкой, что-то блеснуло.

— Екатерина, у вас с собой была заколка?

— Нет!

Она рефлекторно коснулась волос и тут же вскрикнула от боли. Заколка оказалась большой булавкой. Большакова уколола об неё палец.

— Я вытащу, не дёргайся, — пришёл на помощь Трепольев.

Паренёк аккуратно достал булавку из волос Кати и присвистнул от размеров неожиданной находки. Она была длинной с палец и толщиной со стержень ручки.

— Боишься булавок? — Трепольев протянул её Кате, но та не приняла столь щедрый подарок.

— Мерзость! Уберите это от меня! — она отсасывала кровь из ранки.

— Да ладно, — не унимался паренёк. — А тебе что? В детстве зачитывали до полусмерти Спящую красавицу?

— Очень смешно! — взгляд Кати полыхнул злобой, но никого не задел.

— Три вещи мы нашли! — Ферьзев, в отличие от Серафима и Большаковой, остался в нашей горемычной компании тех, кто еще не нашёл своего маленького счастья.

Я теперь обыскивал свои брюки. На рубашке не было карманов. Под воротником и на лацканах рукавов ничего не обнаружилось. Трепольев и Мариутов всё ещё стояли на своём, не принимая условия игры. На их месте я бы не был столь самоуверенным. Если ситуация зайдет слишком далеко, я, конечно, сумею постоять за себя и защитить остальных, но уж слишком сильно мне не хотелось выдавать себя. Для этих людей я всего лишь безобидный клерк из одного из офисов Москва-Сити, и я бы хотел, чтобы все так и оставалось.

— Вы не будете искать свою вещь? — Ферьзев поправил очки; он говорил вкрадчиво и не повышая голос, хотя нас уже поджимало время и действовать следовало решительно.

— Не, играть по правилам — на наш удел, — отмахнулся Трепольев, поигрывая ножом.

Мариутов смотрел на таймер и гладил подбородок.

— Может быть, всё это действительно часть собеседования? — вдруг предположил он. — Они так смотрят на наше поведение. Профессор Лавилов сказал, что они будут выбирать лучшего из нас. Самого смелого и самого не пугливого.

Мы слушали его молча. Меня так и подмывало спустить брюки и заглянуть в трусы. Неужели человек без вещи — это я? Было бы не очень приятно, но что-то подсказывало мне, что ответ на этот вопрос мы не узнаем. Среди испытуемых назревал бунт. Интересно, как кукольная голова будет его подавлять?

— Нам надо сделать выбор! — в дрожащем голосе Серафима была и железная нотка.

— Плевать, дядя! — Трепольев угрожающе вытянул в его сторону булавку.

Она ему мешала, занимала руки. Парень был готов выкинуть диковинку, но я решил, что вещи, которые нам дали, ещё не до конца сыграли свою роль. По крайней мере, с зажигалкой все получилось именно так. Я протянул руку:

— Не возражаешь?

— Да ради бога, она мне не нужна!

Булавка оказалась в моём распоряжении, и теперь от удивления присвистнул и я. Вещь действительно добротная и в руке лежала увесисто. У булавки было массивное каплеобразное навершие то ли из свинца, то ли из какого-то другого металла. Кончик невероятно острый. Мог легко войти кому-нибудь в шею. Неужели ещё одно оружие? Интересно, против кого оно предназначалось? Нож, булавка... Это оружие ближнего боя. К летающей голове такое не применить.

— Мы выберем тебя!

— Иди к чёрту, дядя!

Полемика между Трепольским и Серафимом перерастала в перебранку. Пока только словесную. У заносчивого паренька было одно неоспоримое преимущество — нож. Как хорошо, что я вовремя забрал его второе неоспоримое преимущество. Булавка против ножа не сдюжит, зато психологический эффект произведёт.

— Да хватит вам уже! — в ссору вмешался Мариутов.

Неспокойные соседи отвлекли его от лицезрения таймера, судя по которому, у нас оставалось шесть минут.

— Мы же будем голосовать?

Толстяка поддержала Екатерина, она искала поддержки у Ферьзева, потом у меня. Интеллигент откашлялся и занялся линзами очков, доводя их до блеска. Он сделал вид, что не услышал вопроса. Я мог бы вмешаться, мог переломить ход событий, но нас трое против троих. А значит, голосование не удастся. Кукла будет крутить колесо. Я всё ещё терялся, в какой именно момент прекратить все это. Осколки пентаграммы достаточно острые, чтобы прорезать картон коробки, в которой нас держали. Вот только угадать, в какую сторону вести огонь... Должен же у этого спектакля быть хоть какой-то пульт управления.

— Пойдем, им ничего не докажешь, — Серафим фыркнул и, обняв Большакову за плечо, повел к стульям. Он что-то говорил ей, но мы уже ничего не слышали.

— Думаете, кукла блефует? — подал робкий голос Ферьзев.

Он не был паникёром, хоть взгляд его бегал в откровенном смятении. Я пожал плечами. Трепольев и Мариутов вообще проигнорировали вопрос. Мы как по команде подняли головы: до конца испытания оставалось четыре минуты.

— И что стоять? Пойдёмте за ними, — Трепольев устало махнул ножом в сторону стульев, так и оставшихся стоять кружком посередине коробки.

Как всё-таки нас ловко обвели вокруг пальца.

— Не подходите! Вы не искали вещи! — первым при нашем приближении взвизгнул Серафим. Екатерина не поддалась панике, она так и осталась сидеть на стуле, лишь подняла на нас уставшие глаза.

— Дядя, остынь, а то загоришься, — дерзко усмехнулся Трепольев и, выбрав стул, что принадлежал профессору, развернул спинкой от себя и уселся на него как заправский ковбой. Серафим смотрел на парня с нескрываемым отвращением.

— Вы все погибнете...

— Нет, дядя, кукла сказала, что если мы не вычислим человека без вещи, она будет крутить колесо. И выберет тебя, вот увидишь. Так что погибнут не все, а только ты один.

Трепольев откровенно издевался над Серафимом, и меня это почему-то даже забавляло.

— Нет... — заблеял Уткин и скукожился. — У меня была с собой вещь, это не честно! Я не должен умереть…

— Ха! Да не бзди, дядя, ничего не будет, никто не умрёт. Смотри, на таймере меньше двух минут.

Серафим завыл ещё протяжнее. Я сел на своё место, рядом с Большаковой. Ну что ж, теперь действительно только ждать. И нет ничего томительнее этого ожидания. В повисшей тишине я не слышал даже стука собственного сердца, хотя волнение захватывало разум. Компания тревожно поглядывала друг на друга, а я выжидал подходящего момента, прислушивался к окружению. Кумир предупреждал о каком-то силовом поле; может, я услышу гудение генератора, что его создаёт, или, что ещё лучше, покашливание и шаги того ублюдка, который управляет всем этим балаганом? Пентаграмма рвалась на ладонь.

— Ну? И кто там хотел изменить свою жизнь под корень? Самое время, — усмехнулся в тишине Трепольев.

От его громового голоса вздрогнули Большакова и Уткин. На таймере оставалось тридцать секунд. Все всполошились, Серафим заёрзал на стуле, кусая нижнюю губу.

— Десять, девять, восемь, семь… — смеясь, считал Трепольев.

Он всем своим видом показывал беспечность, но я увидел, как побелели костяшки пальцев на руке, сжимающей нож. Когда последняя секунда истекла, циферблат померк и исчез. Фарфоровая голова ожила по невидимой команде, задёргала единственным целым глазом, словно отойдя ото сна.

— Мышки! Вы готовы дать ответ?

— Готовы! — Трепольев встал, медленно и вальяжно. — Вещи нет у тебя! Знаешь, такой двойной мужской атрибут, бывают стальными, но только у смелых мужиков.

— А! — заворковала кукла, сделав оборот вокруг своей оси. — Мышки решили не играть по правилам? Ну что ж, всё верно. Чтобы убедить вас в серьезности происходящего, нужно произвести показательную порку. Итак, моё волшебное колесо сейчас выберет случайную жертву. Выбор не будет зависеть от того, была ли у жертвы вещь или нет. Я думаю, в следующий раз вы отнесётесь к испытанию более… благоразумно.

Голова захихикала. Сначала тихо и подло, но смех нарастал. Одновременно с этим ожило и колесо неудачи. Оно вращалось в такт злобному смеху, набирая обороты. Мы переглянулись. Напряжение росло с каждой секундой. Вот Мариутов не выдержал и встал, где-то за моей спиной стонал Серафим, Большакова даже не смотрела наверх, обхватив голову руками, заткнула уши. Ох, если бы этот смех шёл откуда-то снаружи. Он по-прежнему звучал лишь в нашей голове. Забавно, что никто так и не отметил этого интересного факта.

— Безумие! Остановите это безумие! — вдруг крикнула Большакова, её лицо побагровело от злости.

Ещё чуть-чуть, и нервный срыв обеспечен. Я потянулся, чтобы приложить к ней руку, но смех куклы стал настолько невыносим и болезнен, что мне впору было прикладывать руки к самому себе. Звук словно прогнали через синтезатор и пустили через огромную медную трубу. Морщились абсолютно все. Серафим заткнул уши. Вряд ли это могло помочь.

Достигнув апогея, смех оборвался. Колесо с нашими номерами очень резко замедлило ход. Все как по команде привстали, чтобы разглядеть результат получше. Как назло, номера были написаны не по порядку, и предсказать, на ком остановится стрелка, проблематично. Когда барабан остановился, сектор с моей шестеркой оказался на противоположном его конце. Под сомнительный выигрыш попала пятёрка. Все как по команде перевели взгляд на Мариутова. Качок, что тёр подбородок, вздрогнул и нервно сглотнул.

— Ну вот, мышки, мы определили того, кто прямо сейчас покинет нашу игру. Попрощайтесь с ним, — заворковала кукольная голова.

Её глаз заблестел, налился кровью.

— Кончай блеф, тетя! Мы знаем, что ты...

Трепольев не успел договорить. Пол под ногами задрожал, картон пошел рябью. Большакова и Уткин взвизгнули синхронно, словно по команде. Всем пришлось покинуть насиженные места, а устоять на ногах — та ещё задача.

Мариутов странно замер на месте, не поддаваясь всеобщей панике. Он так и остался стоять, широко расставив ноги и держа подбородок. Неведомая сила сковала его движения. Все, кроме глаз. Они бешено вращались в орбитах и молили о помощи.

— Тварь! — Трепольев едва не напоролся на собственный нож.

Большакова вцепилась в Серафима, но тот от такого соседства был не в восторге. Ферьзев ухватился за спинку своего стула и использовал его как дополнительную точку опоры. Грамотно. Я до такого не додумался, лишь присел на корточки и упёрся в вибрирующий пол руками.

— Мышки, мышки... — злобно и хрипло пропела кукла. — Кто не спрятался, я не виновата.

На мгновение все замерло. Пол в центре коробки натянулся и выгнулся. Мариутов вскрикнул и тут же забрызгал кровью всех, кто находился рядом с ним. Особенно сильно досталось Трепольеву и Ферьзеву. Бурые капли попали лишь на рукава моей рубашки. Огромная игла прошила дно коробки и вонзилась Мариутову между ног. Я слышал о том, как на Руси любили сажать на кол преступников и особо неугодных граждан. Долгая и мучительная смерть. В идеале жертва насаживалась на кол под собственным весом и жила в таком состоянии несколько дней. С Мариутовым обошлись более гуманно. Игла толщиной с руку прошила его насквозь мгновенно. Острая пика прошла через задний проход и вышла из горла. Мариутов захрипел и задергался, как бабочка на булавке. Сталь приподняла его над полом, и невидимые оковы спали. В предсмертных конвульсиях бедняга махал руками и ногами.

От неожиданности я упал на спину. Сжал зубы. Я приказывал пентаграмме появиться на ладони, рисовал в уме въедливый образ, но все тщетно. Что-то могущественное блокировало все мои попытки. Я с ужасом перевернулся на живот и одним рывком отскочил от Мариутова как можно дальше. В ушах заложило от женского крика. Вот и нервный срыв подоспел, и не только у Большаковой. Серафим визжал не менее эффектно, хотя кровавые брызги до них не долетели. Ферьзев крутился волчком и сделал не меньше двух оборотов. Он подставил под кровавую струю спину и обреченно застонал. Интеллигент пятился, не спуская с Мариутова завороженного взгляда, пока не упёрся в стену. Трепольев, как и я, отползал на четвереньках, в его глазах застыл неподдельный ужас, лицо побледнело и вытянулось. Представляю, с какой досадой ломалась его самоуверенность от картины показательной казни Мариутова. Скорее всего, на следующем испытании он будет истерить не меньше, чем Серафим и Екатерина. И это при том, что у него ещё и нож.

Все это было прекрасно. Обсуждать и анализировать чужие неудачи можно бесконечно, но пора проанализировать и свои промахи. И во-первых, я жёстко просчитался, надеясь на печать тьмы. Она так и не появилась на моей ладони. Я призывал её как сумасшедший Алладин, трущий фальшивую лампу. Чей-то опрокинутый в панике стул помог мне подняться на ноги. Второй факт выходил прямиком из первого. Теперь я не особенный засланный казачок и не суперагент с секретным ломиком в рукаве, а самая обычная жертва, такая же, как и все остальные вокруг. И перспектива окончить жизнь с булавкой в заднице маячила за спиной и даже игриво подмигивала.

— Ну вот, теперь, когда мышек осталось всего пять, я думаю, ни у кого не осталось сомнений относительно моих намерений, — кукла нарезала круги над нашими головами как истребитель, сорвавшийся в штопор. Она говорила сквозь смех. — Первая локация пройдена, мышки, поспешите на вторую, иначе у меня для вас ещё много булавок.

В подтверждении слов в центр коробки, где раньше стояли стулья, ударила ещё одна булавка. Огромный штык порвал картон с противным скрежетом. Половина подопытных завизжала истошным воплем. Все бросились врассыпную. Я рассуждал недолго и в итоге остался на месте. Куда здесь бежать? Коробка — это западня по своей сути. В поднявшейся суматохе я не сразу услышал крик Ферьзева. Интеллигент отчаянно звал на помощь и рвал ручку двери, через которую на нас смотрела кукла, когда отключили свет. Похоже, это был единственный выход, который я упустил из виду. Здесь нечего было думать, я рванул в его сторону с низкого старта. На пятом или шестом шаге почувствовал, как за спиной что-то длинное и острое вспороло картон, взвилось вверх на полтора метра. Кукла не переставала дико хохотать.

— Заело! Не поддается! — прокряхтел Ферьзев мне на самое ухо, и я вцепился пальцами в дверной косяк на уровне предполагаемого замка, надеясь оттянуть его в сторону.

Картон был плотным, но ничего не сделал бы с нашим непреодолимым желанием выбраться отсюда поскорее. Третьим, кто сориентировался и кинулся нам на помощь, был Трепольев. Пацан сумел взять себя в руки, хотя страх в глазах и бледность на его лице никуда не ушли. Ему мешал нож. Он кинул его, вцепился в картонную дверь ногтями. Я подобрал оружие и вонзил в косяк. Как я и ожидал, нож не застрял, прошел картон насквозь с удивительной и даже приятной лёгкостью. Теперь я догадался, зачем нам его дали. Широкая ровная полоса прошла от верха двери до самого пола. Оставалось сделать такой же надрез вверху, по горизонтали, и Ферьзев даже вызвался поднять меня, но нашему плану не удалось осуществиться. Огромная туша Уткина летела к двери как метеорит. Он беспорядочно махал руками и кричал что-то неразборчивое. Ещё три иглы выскочили из пола в поисках жертвы и замерли, едва не задев Большакову. Уткин прошел дверь насквозь, да так, что я едва успел отскочить в сторону. Картон не выдержал, лопнул с глухим треском. Серафим крякнул от неожиданности и исчез. Он упал в черноту, провалился, словно бы там не было пола. Бросаться сломя голову следом была плохая идея, но ещё две иглы появились совсем рядом с нами. Чертова кукла требовала, чтобы мы вошли в проем, и через считанные секунды я был последним, кто всё ещё остался в коробке. Я бросил на фарфоровую голову едкий, злобный взгляд. Её смех стал невыносим.

Я не прыгал в темноту, чёрные щупальца обхватили мои ноги и рывком втащили в проклятую дверь.