Радужный звук (джен)

Переложив свои обязанности на помощницу, взяв с собой гору недоделанных проектов в правую руку, а меня в левую, моя ненаглядная отправилась на поиски новых впечатлений. Чтобы уже через двадцать минут, судя по лицу, безбожно ругаясь, вернуться за забытой во время активных спонтанных сборов кошкой. Та, к моему удивлению, отреагировала на неожиданное путешествие довольно флегматично. Быть может, сказывалось нежелание остаться в полном одиночестве на неопределённый срок, либо ей тоже надоело сидеть в четырёх стенах.

Не прошло и пяти минут, как она каким-то хитрым образом выбралась из переноски, потоптавшись для порядка по всему салону машины, свернулась — сказал бы клубком, если бы на ней был хоть грамм шерсти — комком у меня на коленях и принялась тихо урчать, радуя мой истосковавшийся по звукам слух.

К сожалению, эта радость ближайшие несколько часов была единственной доступной для меня, так как был вечер пятницы, погода благоволила... часа три мы простояли в пробке только на выезде из города. Я даже умудрился позлорадствовать в душе над всеми несчастными, кто имел удовольствие наслаждаться автомобильной симфонией, где в роли ударных, без сомнения, выступала забористая брань. И, думается мне, утончённая особа слева от меня играла не последнюю партию в этом концерте.

Проведя в дороге в общей сложности часов восемь-девять, когда в любой другой день путь занял бы втрое меньше, и окончательно вымотавшись, мы единогласно приняли решение остановиться в первой же придорожной гостинице, которая попадётся нам на глаза. И ещё с почти два часа ни одна даже самая захудалая представительница оных в дороге нам не повстречалась.

Уже в полной темноте, освещённой только фарами редких машин, к нам пришло спасение, выжженное корявыми буквами на старой обшарпанной доске: «сдаётся дом». Тут же, счастливо переглянувшись, мы съехали на узкую лесную дорогу, следуя указателю. Проехав по ней километров десять и проклиная каждое жуткое дерево в сгущающемся лесу вместе с его дикими обитателями, чьи глаза подозрительно светились в густой ночной тьме, мы, наконец, упёрлись в покосившиеся металлические ворота. Они открылись в лучших традициях старых ужасов — медленно, самостоятельно и, готов поклясться, со скрипом, но, учитывая отсутствие у меня слуха, последнее, полагаю, можно списать на разыгравшееся вследствие усталости воображение.

Дряхлый, словно высохшее дерево, старик, возникший из ниоткуда, стоило нам въехать в гостеприимно распахнутые ворота, дополнил картину просто идеально. Передвигаясь слишком плавно для своего возраста, он подошёл к водительскому окну и, судя по шевелению губ и жестикуляции, объяснил, куда нам ехать дальше. Всё то недолгое время, что он говорил, мне казалось, что я слышу скрип покачивающегося на ветру иссушенного дерева, чего опять же быть не могло.

Территория оказалась внушительной, даже в ночных сумерках можно было разглядеть старые плодовые деревья, которых здесь было в избытке, какие-то небольшие постройки и сам дом. Именно Дом. Не древний ветхий, как его владелец, домишко, каким я его себе представлял, не один из множества типовых современных коттеджей, даже не богатый особняк, который возвели для демонстрации безграничности возможностей. Дом старый, с многолетней историей, но при этом не растерявший ни своей изначальной мрачноватой эстетики, ни внушительной основательности, с которой он был некогда возведён.

Поглазев ещё с пару минут на солидное здание, мы всё-таки выбрались из припаркованного автомобиля и, вооружившись девятью карманными жизнями, отправились исследовать импровизированное место ночлега. А может, и жилья на остаток отпуска, судя по восхищённому взгляду жены. Однако нашей кошке, похоже, были неведомы ни значения старых примет, ни уважение к собственным хозяевам. Оказавшись на веранде, она наотрез отказалась первой входить в дом. Усевшись с надменным выражением на сморщенной морде перед дверью, она изучающе уставилась на нас снизу вверх, прикинувшись фарфоровой фигуркой. Выдавал её только нервно подёргивающийся кончик хвоста.

Поскольку за несколько месяцев совместного проживания первый приз за упёртость у неё никому отвоевать не удалось, мне пришлось снова брать её в руки и пересечь порог уже вместе. Не то чтобы я был очень уж суеверен, напротив, тем более жить мы здесь не собирались, но всё же как обидно, что приходится уступать этому комку даже в таких мелочах. Не покидала мысль, что она всё понимает и демонстрирует своё превосходство при каждом удобном случае.

Нащупав выключатель, я наконец смог оценить не только убранство помещения, но и его масштаб. Прихожей это пространство язык не поворачивался назвать: просторный холл с уходящей вверх парадной лестницей, тёмно-зелеными стенами, увешанными картинами в причудливых рамах и чучелами животных, парой кожаных диванов цвета горького шоколада, напомнивших, как же сильно я проголодался, даже с виду дорогим ковром на отполированном паркете, обставленный массивной мебелью из тёмных пород дерева. Из холла помимо лестницы вело несколько весьма тяжёлых даже на первый взгляд дверей, в резьбе не уступающих входной.

Пока я подбирал с пола свою челюсть, краем глаза заметил, что супруга моя уже прошествовала за одну из дверей, прихватив с собой пару пакетов со съедобным содержимым. Похоже, про голод вспомнил не я один. И как же удачно, что она быстрее адаптируется ко всему новому, а уж как готовит…

Собравшись с мыслями и выпустив наконец кошку из рук, я перетащил наши сумки из багажника и двинулся на манящий аромат жареной курицы. И был не первым. Нечто тёмное, как сама эта летняя ночь, уже ждало своего часа, незаметно передвигаясь вокруг плиты, ловко уворачиваясь от капель брызгающего масла. Едва уловимая тень хаотично мелькает у ножек обеденного стола, и тут же, через краткое мгновение — уже на нём.

Вот она уже подкрадывается со спины к ничего не подозревающей женщине. Я даже на расстоянии почувствовал жажду крови этой нечисти, желание вонзить свои острые клыки в свежую плоть. Один короткий прыжок — и я с ужасом понимаю, что мне не успеть. Какие-то доли секунды — и вот ко мне уже приходит осознание, что одной куриной ножкой стало меньше. Опять.

Моя супруга ещё пытается отобрать у мелкой хищницы обжигающую, приправленную специями добычу, но, привычно махнув рукой, опускает ту на пол вместе с цыплячьей голенью и возвращается к своему занятию. Ловлю себя на мысли, что не злюсь на кошку, но даже в какой-то степени завидую ей. Мне-то ещё целую вечность ждать, пока мясо прожарится, а ещё ведь гарнир!

Памятуя, что бывает, когда я порываюсь помочь на кухне, с явной неохотой удаляюсь изучать дом. Подброшенная воображением картина, как меня держат за шиворот одной рукой, а второй тщетно пытаются вырвать из стиснутых зубов полусырое мясо, прибавляет мне решимости и немного поднимает настроение.