Госпиталь для душ (гет)

— Как ты себя чувствуешь?

Мысли хватаются тяжело. Яркий солнечный свет, преломляясь в ледяном покрове железной крыши, врывается в кабинет сквозь узкую щель между отворенной дверцей горделиво приосанившегося книжного шкафа и не задернутой до конца шторой и впивается аккурат в лицо, вынуждая не совсем успешно или, лучше сказать, совсем неуспешно противостоять ему в игре в прятки.

— Нор… кхм, нормально.

Мистер Дамблдор поглаживает длинную седую бороду, кивая каким-то своим неозвученным выводам.

— Я обратил внимание, у тебя появился новый друг? Тот рыжий юноша. Фред, верно?

— Ну да.

Подумать только, всего четыре буквы, а настроение расцветает весенним садом. Скулы алеют в смущении, и Гермиона поспешно склоняет голову, надеясь скрыть его за каштановым водопадом.

— Он хорошо к тебе относится?

Ее даже немного удивляет такой вопрос: разве может Фред, ее милый улыбчивый Фред относиться хоть к кому-нибудь плохо?

— Очень.

— Расскажешь о нем подробнее?

— А вы разве с ним незнакомы?

Мистер Дамблдор шумно вздыхает, поднимается с широкого темно-коричневого бархатного кресла, подозрительно походящего на гигантскую шоколадку, и не абы какую, а с орехами, Гермионину любимую, особенно потому, что ею удается полакомиться изредка, когда мадам Помфри приглашает Гермиону в медпункт, чтобы взять анализы — ведь если этого не сделать, добрые бактерии не смогут победить вредные и она заболеет, значит, придется лежать запертой в палате с противной мокрой тряпкой на лбу и пить соленый отвар. Гермиона ненавидит все соленое — оно напоминает ей вкус, какой бывает, когда не получается остановить слезы и они стекают тебе прямо в рот так, что чуть ли не захлебываешься.

Перед ней опускается дымящаяся чашка и пиала с лимонными дольками.

Гадость.

— Знаком, разумеется. Однако определенно не так, как ты. Люди отличаются друг от друга, порой кардинально, и твой взгляд на многие вещи не совпадает с моим. Это естественно. Так что я просто хочу узнать, кто такой Фред для тебя, какой он, и не более. Если ты не против, конечно. — Мистер Дамблдор поправляет смешные очки-полумесяцы и жестом предлагает ей выпить чаю. Тот внезапно оказывается сладким и горячим, аж губы сводит.

— Фред, он… он добрый, болтливый и веселый. Мы вместе наблюдаем за… людьми, играем в слова. А еще он немного учит меня рисовать. Его брат Рон принес ему кисти, краски и бумагу. У меня получилось нарисовать море. То есть Фред говорит, что получилось. Он ведь видел море вправду, а я только в той розовой книжке с картинками. И он никогда меня не обижает.

Мистеру Дамблдору, кажется, нравится ее описание, и он даже что-то помечает у себя в тетрадке. Наверное, думает Гермиона, записывает способы, как подружиться с Фредом.

— Скажи, Гермиона, тебе ничто не мешает спать?

— Я одна в палате.

— Замечательно. Выходит, сон спокойный? — Уловив ее непонимание, мистер Дамблдор уточняет: — Ты не просыпаешься посреди ночи ни от чего дурного?

— Если только в туалет, — пожимает она плечами. — Хотя недавно… недавно такое было.

— Продолжай.

— Я проснулась, потому что стало страшно.

Мистер Дамблдор откашливается и наливает в чашки еще чая. Гермионе куда больше нравится ее — пузатая, с цветочками и золотой каемочкой сверху; у мистера Дамблдора же совершенно неинтересная, обыкновенного белого цвета.

— Тебе приснился кошмар?

Она вздрагивает, сопротивляясь воспоминаниям, не желая в них возвращаться.

— Угу.

— Тот же, что и раньше?

В горле першит. Гермиона откидывается на спинку практически ставшего за долгие годы родным бирюзового кресла, надеясь ощутить свободу, хотя бы призрачную, хотя бы на мгновение.

Бесполезно. Не помогает.

— Да... мне приснился он. Он ничего не делал со мной, только постоянно повторял, что это моя вина.

— Но ты же помнишь, что мы с тобой обсуждали?

— Помню. Я не при чем. Я. Не. При. Чем. Я знаю это, мистер Дамблдор. Но все-таки… если он прав? Если я плохая?

— Ты вовсе не плохая, Гермиона. Плохой только он. Он заслуживал наказание и совершенно справедливо его понес. Никто не должен нести ответственность за гнусные поступки других людей, запомни это.

С минуту оба молчат. Мистер Дамблдор наклоняется к ящику блестящего деревянного стола, достает что-то вроде картонной карточки и протягивает Гермионе.

Фотография моря.

Не искусственный отпечаток или ее кривая, нелепая копия, а настоящая фотография, которая теперь ощущается в ладонях самой хрупкой драгоценностью из всех существующих.

—Ты не забыла, что мне обещала?

— Быщаслив.

— Извини?

— Быть счастливой.

— Вот. А обещания всегда нужно исполнять, согласна? Ну, ты знаешь, как это сделать?

Ух ты, а ведь действительно, действительно знает! Ей хочется поскорее выбраться из оков душного помещения и умчаться далеко-далеко. Или хотя бы попрыгать до потолка от радости.

Но она догадывается, что мистер Дамблдор ей ничего подобного не позволит.

— Знаю.

Морщинистое лицо озаряет улыбка, на миг являя в своем обладаете ребенка.

— Что ж, ты молодчина Гермиона, я горжусь тобой. Благодарю за приятную беседу. Можешь идти.

— Спасибо, мистер Дамблдор.

— Будь осторожна, дорогая.

Гермиона закрывает дверь и вихрем несется туда, где чувствует себя в полной безопасности, чувствует себя счастливой.

Она бежит к Фреду.

К ее Фреду.