Три весны Харухи (гет)

— Ты не замёрзла? — спросил Тамаки. — Хочешь пойти домой?

— Всё хорошо.

Было и правда довольно прохладно для середины марта, но Харухи чувствовала себя вполне комфортно. Они прогуливались в парке вместе с Тамаки и его собакой Антуанеттой. Тамаки так и не преуспел в попытках отучить её запрыгивать ему на плечи, поэтому ему пришлось изрядно поваляться на земле, хотя вид при этом у него был неизменно довольный. Устав носиться с мячом и собакой, они присели на скамейку. Харухи достала термос и печенье, которое предусмотрительно захватила с собой из дома. Антуанетта вальяжно развалилась у ног хозяина и внимательно наблюдала за её действиями, облизываясь и вяло помахивая хвостом, явно готовая стащить печенье при первой возможности. Тамаки, откинувшись, разглядывал ветви деревьев над своей головой. Сакура ещё не зацвела, но зелёные почки обещали пришествие скорого праздника.

— Можно её угостить? — спросила Харухи. — Я читала, что собакам нельзя сладкое, но она так смотрит…

— Точно! — весело закивал Тамаки, отвлëкшись от созерцания веток. Он нагнулся и любовно потрепал собаку по голове. — Я всегда поддаюсь на этот взгляд! Будь осторожна, не то она слопает весь пакет.

— Ну уж нет, — строго сказала Харухи Антуанетте. — Это не для тебя! Так что только парочку.

Эта сцена привлекла внимание девочки лет пяти, которая вприпрыжку бежала мимо. Её мать шла чуть позади, беседуя по телефону. Девочка остановилась и робко шагнула в их сторону.

— Дядюшка! Можно погладить собаку?

Тамаки произнёс самым серьёзным тоном:

— Здравствуйте, дорогая принцесса. Конечно можно, она ждала именно вас.

— Извините за беспокойство, мы сейчас уйдём, — мать девочки с некоторой опаской смотрела на свою дочь, обнимающуюся с собакой в два раза больше неё.

Тамаки лучезарно улыбнулся.

— Что вы! Для меня честь приветствовать таких прекрасных леди. Не волнуйтесь, Антуанетта очень дружелюбна и не обидит ребёнка.

— Рико всегда хотела щенка, — сказала женщина, оттаяв от его галантности. — К сожалению, в нашем доме запрещено держать животных. Но она не может пропустить ни одной чужой собаки.

— Можете поиграть с ней, если у вас есть время, — предложил Тамаки.

Женщина кивнула.

— Спасибо.

Тамаки присел на траву рядом с девочкой, чтобы его лицо оказалось с ней на одном уровне.

— Будьте терпеливы, милая принцесса Рико, и однажды все ваши мечты обязательно исполнятся, — он протянул ей мячик. — Попробуйте?

Антуанетта унеслась за брошенным мячом, и девочка с восторгом побежала за ней. Когда они достаточно отошли, Харухи, не удержавшись, фыркнула от смеха, пихнув Тамаки локтем.

— «Дядюшка»?! Хикару и Каору были бы счастливы это услышать!

— Можешь им рассказать. Но я бы предпочёл, чтобы это осталось нашим маленьким страшным секретом, — он приложил палец к губам и напустил на себя максимально таинственный вид.

Харухи заметила, как несколько мальчишек постарше с любопытством наблюдают из-за деревьев, перешëптываясь. Наконец, самый смелый из них отважился подойти.

— Можно нам тоже поиграть с вашей собакой? — пробубнил он, шмыгая носом и оглядываясь на товарищей.

— Конечно, — радушно согласился Тамаки. — Её зовут Антуанетта. Только не бросайте мяч слишком далеко. И не забывайте про девочку.

Мальчишки важно кивнули и побежали на газон следом за Рико и её матерью.

— Где ты научился этому? — поинтересовалась Харухи. — Я имею в виду твои… манеры. То, как ты разговариваешь с женщинами.

— Наверное, я читал слишком много старомодных книжек, — ответил он, ностальгически улыбнувшись. — Знаешь, когда я был маленьким, во Франции у нас была соседка, мадам Клеменс, у неё было такое строгое лицо, я немного её боялся. Но она всегда так громко смеялась, когда я называл её прекрасной дамой. Я понял, что я на правильном пути.

— Так вот в чëм дело. Зловещее лицо мадам соседки...

— И я всегда хотел быть похожим на отца, хоть и редко его видел. Разве я не хорош в этом? — добавил он с самодовольным видом. — Я просто очарователен, не так ли?

— Вообще-то, когда я увидела тебя в первый раз, я подумала, что ты безнадёжный идиот, — сказала Харухи. — Ты расхваливал собственное отражение.

— Я был в ударе, — откликнулся Тамаки не без гордости. — И хотел тебя впечатлить. К тому же, моё отражение и правда великолепно!

— Я не так хорошо знаю твоего отца, чтобы судить, но вы и правда похожи, — задумчиво проговорила Харухи. — По крайней мере, я легко могу представить, что он тоже разглядывает своё отражение в бокале, — добавила она со смешком.

Тамаки лукаво подмигнул ей и обратил взгляд в сторону Антуанетты.

— Послушай, Харухи, — взволнованно воскликнул он, — неужели простолюдинам нельзя заводить домашних животных?! Та леди сказала…

— Зависит от дома, — пожала плечами Харухи. Она пошарила рукой в пакете, выудила последнее печенье, и, разломов на две части, протянула половинку Тамаки. — Во многих домах это и правда запрещено.

— Как несправедливо и печально… А в твоём?

— В нашем можно. У соседа есть кот. Эй! Только не вздумай притащить мне собаку или кошку! — предупредила она, заметив его просиявшее лицо, и, немного подумав, уточнила: — Хомячка тоже нельзя.

— Я понял, понял! — капитулировал Тамаки. — Я не стал бы делать такое без спроса.

— Но ты всегда можешь прийти в гости с Антуанеттой, — сказала Харухи примирительно. — Если хочешь. И мой папа не будет возражать, ему нравятся собаки. И… ты тоже.

Тамаки воззрился на неё так, будто она только что призналась ему, что собирается перевестись в академию имени святой Лобелии.

— Я думал, он меня ненавидит. Он же постоянно говорит, что я идиот и недоразумение.

— Ему просто нравится тебя дразнить. И, наверное, он немного ревнует, — смущённо призналась Харухи.

Она хотела добавить, что не может поверить в существование людей, способных ненавидеть его, но вовремя прикусила язык. К сожалению, она знала такого человека.

— Ревнует, значит… — задумчиво произнёс Тамаки. — Что ж, ревновать свою дочурку — типично для любящего отца, верно? Думаю, мне это знакомо, — он озорно сверкнул синими глазами.

— Вот поэтому он и называет тебя недоразумением, — наставительно произнесла Харухи. — Ты слишком часто твердил при нём подобные вещи.

Тамаки сконфуженно хмыкнул, признавая справедливость её слов, но ничего не ответил, только накрыл её ладонь своей и так и оставил.

Харухи помолчала несколько минут, проследив за его взглядом. Рико и её мать уже ушли, но мальчишек, кажется, стало больше. Они громко спорили, чья очередь кидать мяч; Антуанетта с лаем скакала вокруг. Тамаки заворожëнно наблюдал за детьми. Харухи невольно залюбовалась им: его волосы разметались от бега и ветра, солнце играло на светлых прядях, подсвечивая их золотым ореолом. Лицо его было расслабленно-спокойным, на губах замерла едва различимая тень улыбки, словно он думал о чём-то хорошем и неуловимо далёком. Длинные ресницы и эти глаза сумасшедшего цвета… В Клубе свиданий его прозвали принцем, он и правда был словно принц из какой-то сказки — и когда паясничал, выставляя напоказ свою красоту, обрамляя, словно картину, яркую внешность выверенными эффектными жестами и упиваясь собственной неотразимостью; и тем сильнее — в такие моменты, когда, стряхнув с себя излишний эготический лоск, все эти розовые лепестки и сияние, оставался чуть более обнажённой версией себя. Он был похож на своего отца, унаследовав от него азиатские черты лица, но что-то: иной изгиб губ, линия челюсти, прямой, чётко очерченный нос — досталось от матери. Тамаки показывал альбом: худая и бледная, но невероятно красивая белокурая женщина кротко смотрела с фотографий на Харухи его глазами — пронзительно синими и тёплыми, словно нагретые летним солнцем озёра.

— Тамаки… — позвала Харухи, и он обернулся к ней. — Ты любишь детей, да? Я просто вспомнила сестрёнку Некодзавы, Кирими. И сейчас ты…

— Ты права, люблю, — мягко согласился он. — Я… Ты знаешь, у меня почти не было друзей в детстве и я редко покидал дом. Я играл один и всегда представлял, что, если бы у меня была сестра или брат? Столько всего, что было бы веселее делать не в одиночку, столько игр, в которые я хотел поиграть. И я бы мог научить их играть на фортепиано, читал бы им сказки… Я так этого хотел. Когда Кирими пришла к нам, ты отругала меня, назвала безответственным, — усмехнулся он воспоминанию. — Ты всё правильно сказала, но просто… когда она подбежала ко мне… как ожившая мечта, понимаешь? Это глупо, я знаю. Но на какое-то мгновение я поверил, что это и правда моя сестра. Извини, Харухи, — смутился он. — Я говорю ерунду.

— Это вовсе не ерунда! — горячо возразила Харухи. Тамаки рассказывал о своём прошлом с неизменной теплотой, но все его воспоминания были пронизаны горечью, оглушающим одиночеством. Харухи была единственным ребëнком в семье, но никогда не скучала одна. А Тамаки… С его таким общительным, открытым характером, она могла представить, как ему было непросто. Она легко могла представить, как в вынужденной изоляции, с больной матерью, лишённый того, что было так ему нужно, этот ребёнок нашёл своё счастье в красочных фантазиях, в рыцарских романах и смехе строгой соседки. И, пронеся их сквозь года, здесь, в чужой стране, теперь с неуёмной энергией старается успеть воплотить в жизнь все свои наивные детские мечты, которые выросли в нечто гораздо большее, как он сам вырос из мальчика в юношу.

— Да, может с Кирими и правда было слегка безответственно, — продолжала она. — Или не слегка. Неважно. В конце концов ты помог ей, как всегда это делаешь, разве нет? Ты столько сделал для нас… Для всех. Тамаки, я… Ты вёл себя как придурок в нашу первую встречу и до сих пор бываешь придурком. Ты часто переигрываешь и вообще… — она заглянула в его внимательные глаза, пытаясь взглядом передать всё, на что ей не хватает слов. — Но ты такой замечательный человек. Я уверена, ты был бы хорошим братом, лучшим из возможных, правда. И тебе не нужно извиняться за то, что… делишься. Я рада, что ты завербовал меня в свой нелепый клуб. И рада, что ты доверяешь мне это.

Харухи умолкла, надеясь, что он поймёт то, что она хотела выразить. То, как она ценит его, как неизменно уважает и гордится им тем больше, чем ближе его узнаёт.

Он поднял руку и ласково прикоснулся к её щеке прохладными пальцами.

— Я очень тебя люблю, Харухи. Мне так повезло встретить тебя.

* * *

Тамаки не стал вызывать свою машину, предложив поехать на метро, от которого он был без ума. Харухи, в общем-то, было совершенно всё равно, но его умоляющий вид её позабавил. Он часто разглагольствовал, что общественный транспорт — идеальный способ познать «культуру простолюдинов», но остальные члены Клуба свиданий, особенно Хикару и Кëя, после пары экспериментов наотрез отказывались поддерживать его инициативу и совершенно не стеснялись в выражениях о том, что они думают по этому поводу, что всегда ранило Тамаки в самое сердце. От станции они пошли пешком. Тамаки держал Харухи за руку, засунув обе ладони — свою и её — в тëплый карман своего пальто. Ей не было холодно, чтобы в этом была необходимость, но Харухи не возражала. Неутомимая Антуанетта бодро семенила рядом, будто бы ничуть не устав от бесконечной беготни с малышнëй. Харухи думала, что Тамаки не мог найти себе более подходящей собаки: только он и Ренге точно так же могли оставаться полными энтузиазма даже после самых сумасшедших клубных мероприятий последних дней. Ну, разве что Хикару мог составить им конкуренцию, хотя в последнее время он выглядел довольно мрачным.

— Зайдешь ко мне? — предложила Харухи. — Можем что-нибудь приготовить или посмотреть кино. Папа должен быть уже на работе, так что не будет тебя доставать.

— Я вовсе не против, даже если он злится на меня и называет червём. Это же твой отец, я всегда буду уважать его, Харухи!

— Я просто пошутила, — поспешила она ответить, не ожидав от него такой серьёзности.

— Ну, временами он и правда невыносим, — ухмыльнулся Тамаки, сжав её руку в своём кармане.

Они заглянули в небольшой магазинчик по пути. Пока Харухи разбирала продукты на кухне, Тамаки устроил Антуанетте экскурсию по её дому, комментируя всё так, будто собака могла его понимать.

Войдя в комнату с двумя самыми огромными кружками чая, Харухи обнаружила Тамаки застывшим перед фотографией членов хост-клуба, сделанной в прошлом году незадолго до выпускной церемонии. Харухи поставила кружки на стол и тихо подошла к нему.

— Это моё любимое фото. У Каору тут такое глупое лицо, а Мори почти смеётся.

— А ты помнишь, из-за чего? Близнецы сцепились, споря, кто из них был бы популярнее, если бы они принимали клиенток отдельно друг от друга. Весь день орали.

— Да, — хихикнула Харухи. — А потом Ренге сказала, что по результатам опроса самая популярная фантазия девушек — это увидеть Каору вместе с Мори.

— После фантазий с моим участием, конечно, — самодовольно поправил Тамаки. — Она сказала это прямо перед тем, как сделать фото… Говорила, что собирает идеи для сценария к новому фильму. Жаль, что мы его так и не сняли.

Харухи было совершено не жаль. По её мнению, некоторым фантазиям лучше бы никогда не воплощаться в жизнь, и сценарий Ренге, под завязку напичканный трагической запретной любовью — как раз одна из таких. Впрочем, было ожидаемо, что Тамаки воодушевится этой идеей, учитывая, что именно он вдохновил близнецов на то, чтобы изображать инцест. Честно говоря, Харухи была просто счастлива, что Кëя категорически забраковал тогда этот безумный проект с фильмом. Хотя послушать сплетни девчонок было и правда любопытно.

Харухи смотрела на фотографию. Они с Тамаки стояли в центре, он обхватил её за плечи одной рукой и широко улыбался в камеру. Почти на всех их многочисленных общих фотографиях он стоял рядом, всегда старался быть к ней ближе, коснуться, обнять. Как она могла не замечать этого? Неудивительно, что все ребята знали. Она всё время ворчала, что Тамаки ведёт себя как идиот, но на самом деле сама была круглой дурой.

— Это было бы весело! — мечтательно продолжал Тамаки. — В конце концов, я отлично смотрюсь в кадре, кажется, у меня настоящий талант, как считаешь, Харухи? Я мог бы стать кинозвездой! Думаешь, в университете мне стоит присоединиться к актёрскому клубу?

— Знаешь, тебе ведь не обязательно делать вид, что всё хорошо, когда ты расстроен, — сказала Харухи.

Тамаки прекратил свой водопад слов и смиренно посмотрел на неё.

— Ты заметила.

Харухи вздохнула и мягко дотронулась до его руки.

— Конечно, я заметила. Все заметили это, Тамаки, и разделяют твои чувства. Я говорила тебе однажды: все любят Клуб свиданий. Мы столько пережили вместе, все будут скучать! И я тоже.

— Я поклялся себе, что не буду плакать на выпускной церемонии, но говоря по-правде, мне хочется зарыдать уже сейчас, когда только думаю об этом, — смущённо признался он.

— Незачем давать клятвы, которые не сможешь сдержать, — строго произнесла Харухи.

— На самом деле я огорчён не только из-за клуба, — серьёзно сказал он после того, как прекратил изображать страдальца, смертельно раненного её недоверием. — Прозвучит эгоистично, но… Ты знаешь, Харухи, что бабушка всё ещё не признаёт меня, но она настаивает, чтобы в университете я изучал управление бизнесом. Я не против, думаю, это полезно и вполне мне подойдёт, даже если она передумает. Просто… здесь, в Оране, я был волен делать, что хочу, и её не интересовала моя жизнь до тех пор, пока мои оценки безупречны, но теперь, кажется, она взялась за дело всерьёз. Меня просят присутствовать на некоторых переговорах Суо, хотя толку от меня там никакого, — он усмехнулся и нервно провёл рукой по волосам. — Вряд ли у меня будет столько свободного времени, чтобы продолжать так часто видеться со всеми. Звучит инфантильно, да? Меня не пугает новая жизнь и обязанности, но я так не хочу потерять то, что у меня есть здесь, с вами.

Слово не прозвучало, но Харухи знала. То, чего он так боялся лишиться, было последними крупицами свободы. У Тамаки было столь многое: богатство, красота, бесконечное обаяние, острый ум и неиссякаемый оптимизм. У него было всё, чтобы стать кем угодно, воплотить любую мечту. Не было лишь главного, простой, банальной мелочи: безусловного права управлять собственной жизнью.

Его бабушка сыграла отличную партию, разделив его с матерью. Этим она не только избавилась от ненавистной женщины, отомстив своему сыну за опороченную репутацию, но и навсегда привязала к себе внука, неспособного пойти против её воли, зная, что любой протест ударит по самому ценному и уязвимому — его матери. Наверное, стоило отдать должное коварству госпожи Суо за столь изящный, точно выверенный ход, но Харухи не могла восхищаться цинизмом и испытывала к ней только бесконечное отвращение. Теперь она прекрасно понимала, отчего взгляд всегда беззаботного Хани сменился той поразившей её оглушающей яростью, когда он увидел Шидзуэ Суо на прошлогоднем фестивале.

И даже после всего, что она сделала, после всех жестоких слов, Тамаки оставался неизменно приветлив со своей бабушкой, продолжая искренне надеяться наладить с ней отношения, хотя все его попытки вновь и вновь разбивались о глухую стену неприязни. Харухи не встречала человека более сильного духом, чем он, обладающего такой верой, такой волей к жизни, сносящего все удары, не ломаясь и не впустив в своё сердце ни тени зла. Она много размышляла, как бы повела себя на его месте, смогла ли бы она не ожесточиться, сохранить такую улыбку, способность радоваться мелочам. Если бы у неё отобрали отца, если бы втоптали в грязь её мечту стать адвокатом? Если бы над нею всегда нависал гнёт чужой воли? Она не знала ответа.

Ей так хотелось поддержать его, но она была бессильна. Она чувствовала себя такой слабой, ничтожной перед громадой его печали. Она ничем не могла помочь, кроме того, как просто встать у его плеча, надеясь принять часть этого веса. Тамаки собрал их вместе, свою драгоценную маленькую семью, сумел выстроить нерушимые узы, и они останутся с ним — преданные вассалы подле своего короля, готовые отдать ему всё, что у них есть: свою дружбу, свою любовь.

Харухи сделала шаг и обняла его, уткнувшись лбом в плечо.

— Я не считаю тебя инфантильным, — негромко сказала она, прислушиваясь к глухим ударам сердца, окутанная знакомым ароматом его духов. — Я хочу, чтобы ты знал: я всегда буду рядом. Когда тебе весело или больно, когда ты огорчён или счастлив. Я хочу разделить это с тобой, даже если от меня и нет пользы. Пожалуйста, не бойся быть со мной честным. Со всеми нами.

Тёплые руки мягко легли на её спину.

— Харухи… Прости меня. До фестиваля осталось всего две недели, и я не хочу ещё больше портить всем настроение своим унылым видом. Хикару и так расстроен, а если ещё и я буду грустить… Этот день должен стать эпохальным событием в истории нашего клуба, я хочу, чтобы он запомнился радостным. Вы мои самые дорогие друзья. Прости, что я не всегда откровенен с вами. И я так благодарен тебе, Харухи… Спасибо.

— Чай совсем остыл, — сказала она спустя несколько мгновений, или минут, или лет. — И если ты хотел набэ, тебе придется мне помочь, я не собираюсь всё делать одна, пока ты тут разглядываешь фотки! — она схватила его за руку и потащила за собой на кухню под одобрительный лай Антуанетты. — Пойдём!