Неблагодарный (джен)

В ту бессонную ночь Дадли много чего обдумал, но все его предположения и догадки относительно полицейского расследования смерти обоих Дурслей не были и отдалённо похожи на правду. На следующий день мистер Вестсон, справившись о его здоровье и самочувствии, только-только объяснил линию защиты на всякий случай, как миссис Рейнольдс позвала Дадли к телефону — звонили из полиции, чтобы он приехал на беседу. По сути же это оказался форменный допрос, где Дадли хоть наконец посвятили в подробности гибели родителей, известные к тому моменту, зато чуть ли не прямым текстом обвинили в оставлении в опасности.

Слава Богу, мистер Вестсон настоял и тоже поехал. Не будь его, неизвестно, что бы Дадли натворил на эмоциях. И то, мистеру Вестсону не с первого раза удалось достучаться, докричаться до него — задыхавшийся от гнева Дадли сумбурно и сбивчиво, глотая окончания слов, повторял равнодушному детективу, что у него просто нет совести и сердца, раз он смел бросаться такими словами.

На фоне возможных обвинений и расследования уже против самого Дадли новые детали в деле родителей меркли и казались незаслуживающими внимания. Он запомнил лишь отрывки из показаний соседей Дурслей в Хакни. Все, как один, утверждали, что полгода не видели мистера Дурсля, а о том, что у семейной пары новосёлов имелся взрослый сын, люди вообще узнали только от полицейских. Они тоже неоднократно слышали, как миссис Дурсль говорила о своём муже так, словно он ещё жив. Полисмены навестили тот дом, где Дурсли снимали квартиру без удобств в цокольном этаже. Беднота обстановки, практически пустой холодильник и полное отсутствие лекарств сами собой представляли удручающее зрелище, но затем среди бумаг нашли записи матери о подаче иска в суд против сыновей... тут-то всё и началось.

— Не переживайте, Дадли, мы прорвёмся, — сказал мистер Вестсон, когда они покинули полицейский участок после первого допроса. Он был зол, суров и полон энтузиазма бороться, а Дадли, который несколько часов провёл под перекрёстным взглядами и вопросами сразу двух полицейских, ощущал себя загнанным в угол. — Самое главное, что нам удалось отбить прямое обвинение в убийстве, причем без особого труда. Затем и с остальным разберёмся.

— Нам это удалось, сэр, потому что они сами не верят, будто это были два преступления. Поэтому и моё алиби приняли без вопросов. Будь у них больше сомнений, мы бы так легко не отделались.

«Они» — это детектив-инспектор Хьюз и уже знакомый Дадли по посещению госпиталя святого Леонарда сержант Хаскетт. Оба абсолютно не впечатлилась историей Дадли, а в продемонстрированные им письмо родителей и копию чека как будто и не поверили вовсе. Вдобавок ко всему прочему это злило Дадли чуть ли не до трясучки. Он, слава Богу, прежде дел с полицией не имел, но и так понимал, что их действиями больше руководили необъективность и те же пресловутые эмоции, чем протокол или как у них это называется.

Задумавшийся мистер Вестсон немного помолчал.

— Вы правы, Дадли, увы, вы правы. Я подготовлю встречный иск о защите чести и достоинства и ходатайство о смене следователя, думаю, их всё-таки придётся пустить в ход. Я, к сожалению, имел честь познакомиться с детективом Хьюзом раньше. Не повезло, что именно он взялся за дело ваших родителей. Но сержант Хаскетт выглядит нормальным человеком, есть шанс, что он одумается и остановит детектива Хьюза. Эти двое должны, в конце концов, понять, что вы не так уж просты, раз приходите в сопровождении адвоката.

Должны или не должны — этого Дадли не знал, а вот то, что полицейские были убийственно дотошными, вежливыми и рыли носом землю, было точно. Первый же вызов показал, что как минимум детектив считал Дадли не пострадавшей стороной и не свидетелем, а виноватым. Второй вызов не заставил себя ждать, он случился на следующий день, за ним последовали третий, четвёртый. То ли полицейские пытались подловить Дадли в то время, когда мистер Вестсон не сможет его сопровождать, то ли давили на совесть и, как они считали, неизбежное чувство вины преступника. Неделю Дадли ездил к ним так же, как на работу, застревая там с мистером Вестсоном по несколько часов. Путного полиция больше ему не сообщала, постоянно озвучивались одни и те же факты, просто с разными формулировками, но неизменно с единственным желанием вызвать признание в том, что да, Дадли намеренно оставил отца с матерью жить впроголодь, ютиться в полусырой квартирке и вообще... Держался Дадли, лишь потому что мистер Вестсон неизменно присутствовал рядом и вовремя осаживал детектива Хьюза, когда того начинало заносить. Но спустя неделю неизменных, больше похожих на пытку допросов детектив с сержантом принялись за круг общения Дадли, и вынести вот у него уже не оказалось сил.

Полицейские явились к нему на работу. Они с пристрастием допросили полковника Фабстера, всячески вынуждая его признать, что нерадивый сын бросил беспомощных родителей в заведомо опасном положении. Они не поленились встретиться чуть ли не с половиной его потока по университету! Когда Дадли начали одолевать звонками однокашники, он сначала не понял, что происходит, а потом схватился за голову. Обложили, со всех сторон обложили! Намеренно делали всё, чтобы вывести его из себя. Мистер Вестсон не раз повторял, что такая тактика означала одно: у полиции не было прямых улик против Дадли, и они пытались собрать косвенные. Легче от этого понимания не стало. Дадли и так знал, что нет против него никаких доказательств, зато ничего не мог сделать, чтобы защитить своих коллег, приятелей и полковника. Слава Богу, полковник, несмотря на возраст, был ещё крепок здоровьем, и сердце у него не пошаливало. Хорош был бы Дадли, если бы из-за него полковника довели до больницы! С полковником он позже поговорил, всё объяснил, извинился, и тот понял, а с университетом так не вышло. В новом семестре Дадли Дурсль однозначно станет «звездой» Кингстона. За лето история вряд ли забудется, напротив, поди угадай, чем для него это закончится. Исключить не должны, обучение у Дадли оплачено, но кто ж знает…

А с конторой было одновременно и легче, и сложнее. На Дадли не косились, не обсуждали и не осуждали, с этим всё было в порядке, дисциплину мистер Вестсон держал железную. Даже миссис Рейнольдс ни разу не поджала губы, разговаривая с Дадли, и не наградила его укоризненным взглядом. Однако он-то понимал, что, если бы не мистер Вестсон, коллеги вряд ли бы относили к нему настолько терпимо. С какой стороны ни взгляни, получалось ужасно, ведь репутация конторы мистера Вестсона и работавших в ней солиситоров летела в тартарары из-за Дадли. Какой клиент пойдёт к юристу, помощника которого преследовала полиция? Никакой! Дадли много и мучительно размышлял об этом. Мистер Вестсон и так сделал для него невероятно много, начиная с того самого дня, когда решил сначала выслушать своего работника, а не сразу взяться за дело миссис Дурсль, как положено было. Как хотя бы отчасти отплатить ему? Дадли не понимал. Деньги всего лишь одна сторона медали, с деньгами он, может, и выкрутился бы. А как отблагодарить за советы, внимание, поддержку и помощь? Взять хотя бы тот день, когда ему пришлось ехать в морг больницы святого Леонарда, да и позже, когда мистер Вестсон, оставляя собственные дела, ехал вместе с Дадли в полицию? Что Дадли мог дать взамен? Рухнувшую репутацию его фирмы, его детища? Вряд ли, конечно, для мистера Вестсона контора была таким же центром мира, как «Граннингс» для отца, но он, определённо, вкладывал в неё время, деньги, силы и не только свои собственные. Если полковника Фабстера Дадли ещё мог попросить потерпеть, да и у того от полиции не было таких уж больших неприятностей, кроме испорченных нервов и потраченного времени, то с мистером Вестсоном дело обстояло совсем иначе.

Итогом долгих и тягостных раздумий стало заявление об увольнении, которое Дадли написал и хотел было попросить миссис Рейнольдс передать его мистеру Вестсону, но в итоге решил сделать это сам.

Мистер Вестсон не очень удивился, словно предполагал, что что-то подобное могло произойти. Однако на его лбу залегла глубокая складка, пока он читал заявление, а под конец он и вовсе отложил бумагу на стол и внимательно посмотрел на Дадли.

— Я не буду это подписывать.

— Сэр, при всём моём уважении, — Дадли опустился в кресло для посетителей, — я не могу просто сидеть сложа руки. Вы стольким мне помогли. Я не хочу, чтобы из-за меня репутацию вашей фирмы втаптывали в грязь.

— Репутация! — хмыкнул тот. — Есть, конечно, такое слово. Но есть и другое, Дадли, — человечность. Я прекрасно понимаю, что происходит и чего хочет добиться детектив Хьюз. У него ничего не выйдет.

— Но пока ему всё удаётся. Может... может, уже завтра никто из клиентов не захочет идти к нам, к вам, из-за этой моей дурной истории! Всем же не объяснишь.

— С детективом я разберусь, — с нажимом произнёс мистер Вестсон. — Этой кутерьмы немного осталось. И репутация конторы, если и пострадала, то несильно. Тут нет ничего такого, чего не удалось бы пережить или исправить. Всё можно исправить, Дадли, всё, кроме смерти.

Дадли поморщился, припомнив, как точно с такими же словами полковник Фабстер призывал его одуматься и не рвать окончательно отношения с матерью.

— Сэр, поймите, я так не могу. Как мне жить и работать, зная, что из-за меня страдают другие, которые вовсе и не должны?

— Поэтому вы решили пострадать в гордом одиночестве? Дадли, я ведь знаю, что эта работа — ваш единственный источник дохода. Знаю, что в противном случае вам просто некуда деваться. Вот вы написали это заявление, — он махнул перед Дадли листком, — а если бы я подписал его, что бы вы делали дальше? Как бы жили?

Дадли отвёл взгляд в сторону. Как, как... Трудно! Он и сам понимал, что пришлось бы браться за любую неквалифицированную работу, причём, не только на период учёбы, но и после окончания Кингстона. Недавнему выпускнику, не имеющему нужных связей, устроиться на нормальную должность практически нереально. Как бы он выкручивался, чтобы прокормить себя, собак, заплатить налоги и содержать дом... Но и дальше спокойно работать, зная, что из-за него могли пострадать люди, дело мистера Вестсона — для Дадли это было куда хуже. Родители с малых лет тыкали его тем, что он никчёмный, эгоист, жестокий и бессердечный, а Дадли боялся подвести малознакомых людей, своих коллег. Он собирался, как верно сказал мистер Вестсон, страдать в одиночестве, но избавить других от проблем.

— А я скажу как: на последнем издыхании тянули бы и дом, и своих собак, ещё и неизвестно, чем бы закончилось ваше противостояние с детективом Хьюзом. Я уважаю вашу гордость и желание обезопасить близких, но сейчас не та ситуация, с которой можно справиться в одиночку.

С этими словами он в два движения порвал заявление Дадли и кинул его под стол в мусорное ведро.

— Не глупите. Осталось немного потерпеть, и вы будете наконец свободны.

— Сэр, тогда я совсем ничего не понимаю, — тихо произнёс Дадли. — Почему вы так со мной возитесь? Я не самый лучший работник, я вообще ничего толком из себя не представляю. Ни денег, ни связей, ни имени. Зачем, сэр? Вы можете мне дать настоящий ответ, а не говорить снова о человечности и взаимовыручке?

И тут впервые за всё время, что тянулась эта жуткая история с родителями, Дадли заметил, что мистер Вестсон помрачнел. Нет, то есть, такое и прежде случалось, но в этот раз как-то по-особенному. Сразу стало ясно, что Дадли что-то задел в его душе, что мистер Вестсон не хотел вспоминать. Нечто очень личное.

— Вам так важно знать? — с расстановкой, через силу проговорил он.

— Хотелось бы, — не ожидавший такого Дадли пошёл на попятный. — Я не из любопытства, сэр, я просто не люблю быть обязанным непонятно почему.

— Насчёт обязательств — это вы напрасно, Дадли. Невозможного я с вас не потребую. А вот почему... — мистер Вестсон помолчал, — я расскажу вам. Не обещаю, что сегодня, всё-таки это не то, что хочется вспоминать. Но расскажу. Наверное, вы имеете право услышать правду.

От его голоса Дадли мигом захотелось заявить, что никакие оправдания и объяснения не нужны. Мистер Вестсону он и прежде, до этой ситуации с иском матери, доверял безоговорочно, а после пережитого — тем более! Меньше всего он хотел быть причиной чьих-то неудобств, даже если это означало ненадолго вернуться в прошлое. Однако Дадли нашёл в себе силы промолчать. Он понял, что своим отказом просто оскорбит мистера Вестсона.

Неизвестно, что мистер Вестсон сделал, однако со следующего дня звонки и вызовы в полицию прекратились. Офис конторы и полковника Фабстера наконец-то оставили в покое, однако Дадли по инерции ещё несколько дней переживал и дёргался, ожидая подвоха. После устроенной ему травли нелегко оказалось поверить, что всё закончилось. Прошла целая неделя, а единственным напоминанием о том хаосе, в который чуть было не превратилась его жизнь, были результаты исследования тела отца. Вообще в документах это обозначено было куда более прозаично и жёстко — «вскрытие». Судмедэкспертам удалось более-менее установить время смерти: отец скончался буквально через месяц после переезда в Хакни, — а почему именно он умер, выяснить уже не удалось. Состояние останков не позволило. Определили, что смерть не была насильственной, но стал ли причиной гибели сердечный приступ, инфаркт, инсульт или ещё что, так и осталось загадкой. Впрочем, для себя Дадли давно уже решил, что, скорее всего, у отца просто не выдержало сердце.

Однако исследования тела матери ещё шли, и это удивляло даже мистера Вестсона, который за свою многолетнюю практику много с чем сталкивался. Дадли нервничал: что искали судмедэксперты, если по ней были все свидетельства несчастного случая?

Наверное, именно волнение в конечном итоге погнало его в Хакни, в тот дом, где родители провели свои последние дни. Дадли никто не просил и, тем более, не заставлял (в редких разговорах с полковником он вообще старался обходить стороной щекотливую тему погибших родителей), он сам от себя подобного не ожидал. Не мог объяснить, зачем приехать. Точно не позлорадствовать, нет. Просто… зачем-то это нужно было ему, наверное, в глубине души.

Здание, где снимали квартиру родители, уже снаружи производило отталкивающее, удручающее впечатление, а уж про интерьер и говорить было нечего. Сырость, темень, всеобщая убогость обстановки — по сравнению с тихим, спокойным, благополучным Литтл Уингингом это был настоящий шок. Дадли, осторожно ступая по захламлённым коридорам, освещавшимся тусклой лампочкой где-то средь клочьев пыли и паутины, не мог поверить, что его болезненно аккуратная мать и обожавший комфорт и внешнее благополучие отец жили тут.

Их квартира, разумеется, была заперта, сохранилась и заградительная полицейская лента. Дадли немного потоптался у порога и отправился искать домовладелицу.

— Ещё один Дурсль? — неприятная, неопрятная тётка неопределённого возраста, узнав, кто он, упёрла руки в необъятные бока. — И что же вам нужно, мистер Дурсль? У меня всё по закону, вы у полиции спрашивайте, что и как с вашими родственниками произошло. А вообще, родителей и навещать неплохо было бы. Они у меня семь месяцев прожили, а вы вон, когда появились, — когда оба умерли!

Дадли только скрипнул зубами, сдерживаясь, чтобы не ответить этой бесцеремонной женщине, что он не нуждался в её мнении. Даже пожалел, что вообще приехал! Зачем, спрашивается? Вот уж точно, что-то тёмное поднялось из глубины души, заставило узнать, где ютились его родители, мечтавшие о богатой жизни, которую им обязательно должен был устроить любимый сынок-племянник.

— В квартиру не пущу, — продолжила между тем мисс Престон, домовладелица, — мне полиция запретила. Говорят, расследование ещё идёт. А у меня жилплощадь простаивает! И миссис Дурсль не заплатила за последний месяц аренды, всё завтраками кормила, а потом ещё и голову себе расшибла на лестнице. Как будто мне проблем мало! Так на тебе, два трупа.

Такое пренебрежение к человеческой жизни покоробило Дадли. Уж на что он не любил своих родных, но никогда не рассматривал их смерть как какое-то препротивнейшее препятствие или финансовую потерю. Хотя уж кому-кому, а ему точно придётся потратиться на организацию похорон.

— Ну, что вам нужно, мистер?

— Теперь уже ничего. Просто хотел узнать, как же так вышло, что ни вы, ни соседи ничего не заметили.

— А я что, в сиделки им нанималась? — фыркнула тётка. — Мне важно, чтобы платили вовремя, не портили имущество и не нарушали закон! А уж как постояльцы тут живут и с кем, не моё дело. Самому за родными нужно было присматривать, коль уж мать слабоумная, а отец слаб здоровьем. Ничего больше не скажу, вы не полицейский, чтобы меня допрашивать.

Вздохнув, Дадли подумал про себя, что уж с ней-то ему совсем не хотелось общаться. Если уж сама домовладелица не настроена на диалог, то с соседями разговаривать бесполезно — им наверняка велено помалкивать. Женщина эта была под стать своему дому, такая же отталкивающая и омерзительная, и, судя по всему, была для своих жильцов царём и богом, и правила безраздельно. Она, смекнув, что перед ней наследник проблемных жильцов, не погнушалась потребовать деньги: пропущенную плату за аренду квартиры и, как она сама выразилась, компенсацию за простой и моральный ущерб. В принципе можно было поспорить, с чего это Дадли должен был платить, но он не стал связываться с мерзкой женщиной, решившей подзаработать на чужой смерти. Выписав мисс Престон чек (та схватила бумажку, жадно блестя глазами), Дадли поспешил уйти. Он не хотел больше ни минуты находиться в этом здании и этом обществе. Понятно, что такое соседство для родителей, привыкших к совсем иному обращению, стало ещё одним серьёзным ударом, которого они не перенесли.

Выйдя на улицу, он долго не мог избавиться от ощущения, будто искупался в нечистотах. Да, Хакни считался самым неблагополучным и бедным районом, но прежде Дадли не посещал его и потому даже отдалённо не мог представить, что представляли из себя здешние жители и жильё. Вот куда, однако, занесла жизнь его родителей. В глубине души шевельнулось что-то похожее на жалость, против воли в голову полезли воспоминания, как полковник уговаривал его не ершиться, а помочь родителям, как детектив Хьюз напирал, что Дадли, как сын, обязан был приглядывать за стареющими родителями. До поездки в Хакни Дадли безоговорочно считал их неправыми, но, увидев своими глазами, как жили мать с отцом, невольно задумался, а так ли уж верно было игнорировать все требования матери. Напрасно он напоминал себе, что отца уже было не вернуть, что он сам не сумел бы ужиться с матерью, и жизнь превратилась бы в адский кошмар. Совесть всё зудела и зудела, требуя непонятно чего, но чего-то. Измученный Дадли решил, что, несмотря на ужасные взаимоотношения при жизни, обязательно устроит родителям достойные похороны. Но больше он, увы, ничего не мог для них сделать.

Неудачная, оставившая после себя дурное послевкусие поездка никак не выходила из головы. На работе он сделался задумчивым и рассеянным, чем заработал пару замечаний от мистера Хейна, своего непосредственного начальника После этого Дадли удалось собраться и сосредоточиться, но легче не стало. Даже мистер Вестсон поглядывал на него вопросительно, и уже вот тогда Дадли, сцепив зубы, окончательно взял себя в руки. Он понимал, что мистеру Вестсону не составит труда выяснить причину дурного настроения, и не желал, чтобы о поездке в Хакни стало известно. Дадли и сам не знал, как относиться к собственному поступку, а уж что бы мог подумать о нём мистер Вестсон... нет, не стоит испытывать судьбу. Тем более, что она наверняка готовила Дадли какую-нибудь очередную подлянку.

— Мистер Дурсль! — позвала его миссис Рейнольдс, в очередной раз привычно ответив на телефонный звонок. — Мистер Дурсль, вас сержант Хаскетт.

О нет, только не снова. Дадли постарался совладать с выражением лица, но в его душе, за те несколько секунд, что он шёл к телефону, разыгралась настоящая буря. Только бы сержант сказал, что исследование тела матери закончилось, и теперь Дадли мог забрать её с отцом и предать наконец земле. Только бы!.. Но когда ему везло на хорошие новости?

— Мистер Дурсль, срочно приезжайте, — приказал тот, едва Дадли взял телефонную трубку. — Результаты аутопсии вашей матери поступили, и они ненормальны.

— Что значит «ненормальны»? Вы можете объяснить?

— Не могу, я сам знаю только это. Приезжайте к больнице святого Леонарда, я буду ждать вас у приёмного покоя, как в прошлый раз, — и на этих словах сержант практически бросил трубку, словно куда-то спеша, даже опаздывая. Дадли растерянно покрутил головой. Что-то он совсем не понял, что не так с результатами анализов умершей матери, и почему вдруг требовалось его присутствие?

Когда он озвучил ситуацию мистеру Вестсону, тот глубоко задумался и наконец выдал:

— Нужно ехать, Дадли.

— Сэр, вы уверены? Мне не нравится, что мне почти не дали никакой информации. Вдруг это ловушка?

— Такими вещами не шутят, а ловушку вам подстраивать сержанту незачем. У меня есть кое-какие подозрения...

— Мне нужно беспокоиться? — взглянул на него Дадли, и тот помедлил с ответом.

— Пока что нет. Будем надеяться, что я неправ.

К больнице святого Леонарда они прибыли в рекордные полчаса. Дадли подумал, что это уже становится недоброй традицией — мчаться в госпиталь по первому же зову. Слова мистера Вестсона только взволновали его ещё больше, и Дадли мысленно гадал, что же произошло во время вскрытия. В голову приходило только то, что мать умерла не от несчастного случая, а с ней тоже случилось что-то ненормальное... Вопрос, что считать ненормальным?

Сержант Хаскетт после встречи сразу же повёл их с мистером Вестсоном в морг.

— Детектив Хьюз уже ждёт нас там. Он всё расскажет, — сказал он, не дожидаясь вопроса. — Мне передали лишь, что результаты вскрытия внутренних органов настолько далеки от нормы, что в больнице уже не один консилиум собирался по этому поводу.

Дадли растерянно переглянулся с мистером Вестсоном, что пока его предположения оправдывались. Сразу же Дадли накрыло таким приступом дрожи, что зуб на зуб не попадал. Если мистер Вестсон отказался сразу говорить напрямик, в чём дело, значит, с этим «чем-то» он сам не сможет справиться.

Ещё страшнее Дадли стало, когда на лестнице, во время спуска в морг, мистер Вестсон неожиданно схватил его за руку и тихо проговорил:

— Держитесь меня и не высовывайтесь.

— Что? — также шёпотом ответил Дадли. — Но почему?

Вместо ответа мистер Вестсон вложил ему в ладонь какой-то кулон, холодный камешек на кожаном шнурке, который Дадли машинально сжал.

— Держите эту вещь при себе, если вам дороги рассудок и жизнь. Я всё объясню позже. Надеюсь, что я всё-таки неправ, — пробормотал тот, заметно взволнованный.

Вот тогда-то страх сменился настоящим ужасом. Дадли видел, что мистер Вестсон побледнел, что его лицо блестело испариной, и хотел было всё-таки настоять, выяснить, в чём дело, но они как раз спустились на тот этаж, где в больнице находился морг. У подножия лестницы стоял детектив-инспектор Хьюз, и Дадли с первой же секунды, что с ним что-то не так. Прежде собранный, как и полагалось следователю и полицейскому, с цепким и хищным взглядом, теперь он стоял, безвольно опустив руки и глядя не на лестницу, а в коридор, где ничего не происходило и никого не было.

— Детектив Хьюз, мистер Дурсль и мистер Вестсон здесь, мы можем идти, — отрапортовал сержант, но тот отреагировал непонятно и с задержкой. Он как будто не сразу услышал обращённые к нему слова, затем посмотрел на своего коллегу и перевёл взгляд на Дадли. Взгляд у него был не менее странный — пустой, неосмысленный, а прежде он смотрел исключительно с превосходством и то ли брезгливостью, то ли презрением.

— Детектив Хьюз, может, вы поясните, что произошло и почему такая спешка? — громко спросил мистер Вестсон.

Тот равнодушно покосился на него, но ничего не сказал, хотя прежде не упускал случая вступить с мистером Вестсоном в словесную пикировку. Дадли давно уже понял, что эти двое сталкивались и раньше, причём, стали чуть ли не заклятыми врагами (что, впрочем, было несложно, учитывая, что один обвинитель, а второй — защитник). Однако с мистером Вестсоном детектив Хьюз повёл себя так же, как и с самим Дадли — словно видел впервые и не считал сколько-то заслуживающими внимания.

— Вы по поводу миссис Дурсль? — раздался голос с верхней части лестницы, и к ним торопливо, почти бегом спустился седоватый мужчина, облачённый в медицинский халат. За ним следовали двое мужчин помоложе, в обычных деловых костюмах. — Замечательно, возможно, вы сможете что-то прояснить. Я Роберт Запрудер, заместитель главного врача, а это мистер Ньюман и мистер Хавфейкер из Больницы святого Варфоломея. Я пригласил коллег, чтобы разобраться, потому что, признаюсь, за тридцать лет практики я никогда не видел подобного! Такое поражение мозга... Удивительно, как эта несчастная ещё была жива и в своём уме. Некоторые отделы мозга просто выжжены напрочь!

— Это не могло быть следствием падения с лестницы? — спросил мистер Вестсон, выступив вперёд и оттеснив Дадли от прибывших врачей. Он расценил это как знак, что нужно держать язык за зубами, и молчал, только внимательно следил за остальными.

— Что вы, разумеется, нет. Поражения очень давние, я бы сказал, им пятнадцать-двадцать лет. Но поймите, это просто невозможно! С такими повреждениями не живут! Да малейшее кровоизлияние в мозг приводит к нарушению его работы, потере речевой функции, памяти или координации. А миссис Дурсль до последних дней, как я понял, жила полноценной жизнью, сама себя обслуживала и не жаловалась на здоровье. Но что мы с вами тут разговариваем? — спохватился мистер Запрудер. — Я же шёл за вами, чтобы пригласить в свой кабинет. Идёмте, нам многое можно обсудить.

— Нам необходимо взглянуть на тело, — неузнаваемым голосом произнёс детектив Хьюз, вынудив остановиться медиков, которые уже зашагали обратно наверх по лестнице.

Дадли глянул на мистера Вестсона и, видя, как тот отрицательно покачал головой, остался на месте.

— Зачем? — удивился мистер Запрудер. — Я не помню, чтобы отдавал какие-то распоряжения на этот счёт. Что вы, простите, хотите там увидеть? Вы ведь не доктор.

— Нам необходимо взглянуть на тело, — с упорством, но беззлобно повторил детектив, и сержант Хаскетт, видя, что коллега не настроен давать какие-то объяснения, сказал:

— Давайте сходим в морг и переговорим с его работниками, раз это необходимо детективу. А потом мы поднимемся к вам, мистер Запрудер.

Понятно было, что медик по-прежнему не видел необходимости в посещении морга, однако спорить с представителями полиции он не стал. Маленькая процессия, пополнившись ещё тремя людьми, двинулась по направлению к моргу. Дадли и мистер Вестсон оказались в самом её конце, причём, мистер Вестсон нарочно отстал от остальных на несколько шагов. Вспотевший от непонимания и волнения Дадли до судорог сжимал кулон в кулаке и гадал, что бы это всё значило. Что случилось с детективом Хьюзом? Какое такое поражение мозга, несовместимое с жизнью, обнаружили у матери? Да ещё и пятнадцатилетней давности... Дадли лишь одно приходило на ум — воздействие магии, но он прежде с этим никогда не сталкивался и понятия не имел, действительно ли магия могла оставить на человеке столь страшный отпечаток.

Детектив Хьюз толкнул распашную дверь морга и скрылся внутри помещения, за ним последовал сержант Хаскетт. Задумавшийся Дадли не понял, и вправду ли он услышал тяжёлый звук падения или же ему показалось.

— Господа? — изумлённо произнёс мистер Запрудер, тоже оказавшись за дверью. — Кто вы такие и что делаете здесь? Что происходит?

Зато испуг в его голосе Дадли расслышал очень хорошо и мигом очнулся от мрачных размышлений. Сквозь зарешеченное окошко на двери сверкнула яркая вспышка, и резко, отрывисто прозвучало какое-то непонятное слово, похожее на латынь. Двое пришедших с мистером Запрудером мужчин, переглянувшись, кинулись в морг, который вновь озарился неестественным светом, и что-то дважды упало на пол, тяжело, грузно. Неужели тела? Оторопевший Дадли так и стоял перед раскачивавшейся на петлях дверью, растерявшись и не зная, что делать, когда мистер Вестсон, зажав ему рот ладонью, оттащил Дадли в соседний коридор, в нишу между большими металлическими шкафами.

— Ни слова! — яростно прошептал он. — Ни слова, иначе я не ручаюсь за наши жизни! Амулет при вас?

Задрожавший Дадли продемонстрировал кулон во влажной от пота руке, и мистер Вестсон, кивнув, отпустил его и осторожно выглянул наружу. Дадли, будучи ни жив ни мёртв, прижался спиной к стене и взмолился, чтобы всё обошлось, чтобы всё поскорее закончилось. Господи, да за что это ему?

— Ты закончил, Скабиор? Это все выродки или ещё будут?

Под аккомпанемент чужого, хлещущего нетерпением и брезгливостью голоса дверь морга распахнулась так сильно, что грохнулась об стену. В её шуме шаги просто растворились, и у Дадли душа ушла в пятки, когда кто-то совсем близко, чуть ли не в паре ярдов от них с мистером Вестсоном, сказал:

— Должны быть все.

— Так точно все или «должны быть»? — издевательски продолжил первый незнакомец. — Сивый нам головы пооткусывает, если узнает, что мы кого из маглов пропустили. Тоже мне, работка — каких-то никчёмных маглов обливиейтить. Да им не память стирать нужно, а Авадой сразу!

— Угомонись, Пьюси. Сказано — Обливиейт, значит, Обливиейт, — ответил тот, которого назвали Скабиором. — Сивый сказал, это поручение самого милорда. Хочешь лично перед ним объясняться, чего вместо Обливейта маглов Авадой угощал?

— Серьёзно? Какой интерес у милорда к этим маглам?

— Какой-какой! — Скабиор вернулся в помещение, и его голос зазвучал приглушённее, но слова всё ещё можно было разобрать. — Тут тётка самого Поттера померла. Маглы её разделали, чтобы изучить, чего померла-то...

— Разделали? Как свинью? Правильно милорд говорит, что от маглов избавляться нужно, раз с самими собой обращаются как с животными. Ну и, нашли что-то у этой тётки?

— Ну, если бы не нашли, мы бы с тобой тут не оказались. Что-то нашли, видать, Поттер не постеснялся на родной семейке магию применять.

— Такой ничего стесняться не будет! Помню я его, тот ещё ублюдок был. Как только на Гриффиндор умудрился попасть.

— Понятия не имею как. Давно надо спалить Шляпу ко всем хренам, не понимаю, чего милорд её держит.

— Ну, это дело милорда. Так что, это все, кто нам нужен?

— Все, я пересчитал. Два аврора здешних, главный из целителей, сынок этой маглы и его адвокат. Аврор всё, как я ему приказал под Империусом, сделал.

— Сынок? Что-то не похож никто тут на пацана, рожи у всех взрослые. Нет, пойду-ка я проверю ещё раз.

И так едва дышавший Дадли в ужасе зажал себе рот рукой, когда услышал, что кто-то из волшебников (а никем иным, кроме волшебников, эти двое не могли быть) вышел в коридор. Господи, да они тут с мистером Вестсоном на виду, сейчас их обнаружат и сотрут память, как и остальным, или и того хуже! Но колдун не стал обходить всё вокруг, заглядывая в каждую комнату или угол: он произнёс какую-то тарабарщину, и коридор озарило вспышкой. Она была такой яркой, что забралась Дадли под веки, когда он зажмурился.

— Чисто.

— Ну я же тебе говорил. Давай возвращай чары хамелеона, пошли с бумагами разберёмся и свалим уже отсюда. У меня от изобилия этих магловских штук скоро уже нервная чесотка откроется.

Дадли открыл глаза в тот самый момент, когда направлявшиеся к лестнице волшебники внезапно исчезли. Ещё несколько секунд слышались их шаги, и наконец всё стихло, но он всё равно не мог заставить себя отделиться от стены. Ужас как будто засел в каждой клеточке его тела, и казалось, что оно ни с каким движением больше не справится. Один шаг — и Дадли безвольным кулём рухнет на пол.

— Идёмте, — скомандовал мистер Вестсон, когда... Дадли не знал, сколько прошло времени. Ему представлялось, что прошло несколько часов, а может, каких-то десять минут. — Идёмте, пока остальных никто не хватился.

Он буквально выволок Дадли за руку из коридора и потащил вверх по лестнице. Дадли шёл за ним как сомнамбула, не задумываясь, но при этом жутко боялся, что кто-то из колдунов вернётся и обнаружит их. Цепкий, липкий страх отпустил его, когда они с мистером Вестсоном отошли от больницы святого Леонарда на добрых два квартала, и то Дадли всё равно вздрагивал и оборачивался, где кто-то резко и громко заговаривал за его спиной.

Мистер Вестсон остановился у небольшого ресторанчика, с чьей вывески полнолицая улыбчивая женщина зазывала отведать домашней кухни.

— Сядем здесь, — оценив обстановку, он толкнул дверь в заведение, — нужно передохнуть.

В кафе нашёлся столик в дальнем углу, который не был виден с улицы, и именно его они и заняли.

— Два кофе, — сказал мистер Вестсон официантке, едва та подошла. Девушка не успела даже подать им меню. — Или вы хотели что-то другое, Дадли?

Не в силах говорить, Дадли замотал головой. Какой кофе, какая еда? Как мистер Вестсон мог думать о таких вещах, когда они только что стали свидетелями нападения волшебников на людей! Колдуны же нарочно пришли за Дадли!

Его прорвало, когда официантка, принеся кофе, удалилась обратно за барную стойку. Дадли посмотрел, как мистер Вестсон с поразительным спокойствием отпил немного, будто ничего не случилось, и они не избежали колдовства, а то и смерти лишь каким-то чудом.

— Сэр, что это было? Это же... это были маги? — Голос отказал ему, и последние слова Дадли почти прошептал, словно боясь призвать волшебников сюда, в место, где они спрятались. — Они искали меня?!

— Они искали всех, кто был связан с расследованием смерти вашей матери, — вздохнул мистер Вестсон. — Стирали им память, потому что маглы не должны знать о волшебниках.

— Не понимаю. Всё равно не понимаю! — Дадли схватился за голову. — Как? За что? Причём тут моя мать? Чем мы им помешали? Это волшебники, что ли, убили мою мать?

— Дадли, — мистер Вестсон опустил ладонь на его руку, — успокойтесь. Всё закончилось. Теперь, я верю, действительно всё. Дайте мне объяснить.

— Всё? — Дадли недоверчиво хмыкнул. — Точно всё, больше никаких тайн и недомолвок? Потому что вы даже не представляете, сэр, как я ото всего этого устал!

— В этот раз нет, точно всё. — Мистер Вестсон помешал кофе в своей чашке, вздохнул и начал: — Вы сами уже поняли, Дадли, это и правда были волшебники. Их целью стали все, кто имел хоть какое-то знание о смерти вашей матери.

— По-почему?

— Потому что... хм... Признаться, Дадли, как только мы с вами пообщались в первый раз, вы задали один вопрос, который мне долго не давал покоя. Вы спросили, не могло ли так повлиять на вашу мать колдовство.

— Да, помню. Вы ещё сказали, что это вряд ли.

— Сказал, а потом сам засомневался. Я не хотел вас обнадёживать или огорчать, поэтому ничего и не говорил раньше, но я обратился к гоблинам вскоре после нашего разговора. Узнал последние новости и заодно описал им вашу ситуацию, разумеется, без имён. Они предположили один возможный вариант, но до сегодняшнего дня я не думал, что он окажется верным. Гоблины сказали, что на вашу семью могли воздействовать магией, но... неосознанно.

— Неосознанно? Как это?

— Стихийный выброс. Такое случается у волшебников в минуту сильных эмоций или смертельной опасности, чаще всего у детей, так как их магия ещё нестабильна. Гарри Поттер, когда попал к вам, мог выдать стихийный выброс магии, к примеру, жаждая вернуть свою семью или чтобы его снова любили.

Слушавший мистера Вестсона Дадли поёжился. Из-за «шуточек» кузена он никогда не любил магию, считая её не всемогущей силой, способной исправить непоправимое и не глупыми фокусами. Нет, он видел оружие, самое страшное оружие, какое только можно вообразить. Страшное тем, что ту же радиацию хоть и нельзя остановить или излечить её последствия, зато можно обнаружить. Тогда точно будешь знать, что, например, что-то случилось или кто-то умер именно от радиации. Волшебство же тем и опасно, что обычный человек не способен почувствовать его влияние, а колдуны могли и память стереть, и порчу навести или проклятье. Или и вовсе жизнь сломать, приворожив к врагу или подставив, толкнув на преступление, а человек потом понятия не имел бы, с чего вдруг поступил именно так, как поступил.

— Я не говорил, — повторил мистер Вестсон, — потому что это была лишь теория. Но по совету гоблинов всё-таки прикупил для нас с вами пару скрывающих от магии амулетов. До последнего надеялся, что не пригодятся.

— И как же вы поняли, что маги у нас на хвосте?

— Когда сегодня сержант Хаскетт сказал, что результаты вскрытия миссис Дурсль ненормальны. Ещё довольно давно, до прихода к власти Того-Кого-Нельзя-Называть, я, надеясь вернуться в волшебный мир, изучал вопрос как проявляется магическое воздействие на маглах. Поражение мозга — первейшее из них. В общем-то, так магия и действует на разум, когда её применяют к живому существу, изменяя его поведение. Только на волшебников это влияет не так сильно, как на маглов, а у обычных людей нет никакой защиты от колдовства. — Он помолчал. — Я не думал, что люди Того-Кого-Нельзя-Называть уже получили задание зачистить всех причастных.

— Зачем?

— Тот-кого-нельзя-называть не любит нас с вами. Он уже отошёл от своих первых идей по уничтожению маглов, но теперь делает всё, чтобы те не знали о существовании магов. Вы ведь понимаете, что на медицинском исследовании ничто бы не закончилось? Феномен вашей матери изучали бы дальше, и это поставило бы магический мир под угрозу разоблачения. В таких случаях и раньше присылали отряд обливи... стирателей памяти. Повезло, что они приняли гостей мистера Запрудера за нас с вами, иначе бы никакие амулеты не помогли. Я мало что знаю о современных возможностях магов, а уж противопоставить им тем более ничего не могу. Дадли?

Дадли медленно потёр лоб. Вроде бы мистер Вестсон говорил понятные вещи, и ребёнок сообразил бы, но в голове это не укладывалось.

— Значит, если я правильно понял, Поттер, попав к нам, мог воздействовать на мою мать...

— Скорее всего, на обоих родителей. Иначе бы ваш отец не стал бы мириться с неадекватным поведением жены.

— Хорошо, на родителей этим выбросом и пожелать, чтобы его любили, как в родной семье? А они даже и не поняли этого?

На лице мистера Вестсона появилось скорбно-виноватое выражение, и Дадли невольно задержал дыхание. Это же... это же меняло всё! Стало быть, родители не виноваты, у них не было другого выхода, потому что колдовство заставляло их любить приёмыша пуще родного сына. Поэтому они и противопоставить ничего не могли, так как не знали, что с ними что-то не так, и Дадли... если бы он знал, то нашёл бы способ связаться с магами, их лекарями, чтобы те исправили сотворённое Поттером. Возможно, всё бы удалось исправить, и у него была бы своя нормальная, настоящая семья, а не тот ужас на протяжении многих лет...

Мистер Вестсон, будто читавший его мысли, быстро проговорил:

— Послушайте, я всего лишь предполагаю. Никто никогда не сможет достоверно установить, был ли то стихийный выброс, был ли то Поттер или на ваших родных воздействовали магией уже позже.

— Вы не понимаете! — Опустив взгляд на свои руки, Дадли наконец разжал пальцы. Амулет со стуком упал на стол, заставив вздрогнуть. До Дадли внезапно дошло, что этот камушек на шнурке — тоже плод труда волшебников. Да чтобы он ещё когда-нибудь держал в руках что-то, связанное с колдовством!.. — Не понимаете! Я бы мог их вылечить. Нашёл бы нормальных магов, вылечил и...

— Дадли, это вы не понимаете. Вы не смогли бы распознать, что ваших родителей околдовали! Я даже сейчас не уверен, слишком уж много допущений в моей теории. А тот вы, ребёнок, ничего бы не сумели сделать.

Дадли поднял на мужчину больной взгляд. Как — ничего не смог бы сделать? Всё равно? Это неправда, это!.. Но первый момент ярости и боли, вызванный жуткой несправедливостью и запоздалым узнаванием, прошёл. И хотя он все ещё трясся от неконтролируемой злости, от собственной беспомощности, в груди, в голове резко перестало кипеть, и закралось первое, робкое, но сомнение. Может быть, мистер Вестсон всё же прав, и Дадли бы не справился? Он ведь понятия не имел, где находилась магическая улица, где Поттер закупал нужные ему колдовские штуки, как найти там местных врачей и, главное, как убедить их помочь. Прислушались бы они к малолетнему пацану? Захотели бы вообще лечить маглов, если относились к ним как к животным? Нет, конечно же. Если бы не подсказки, да что там, разъяснения мистера Вестсона и его связи, Дадли бы никогда не сумел бы понять и доказать, что его родители околдованы.

— Это тяжело принять, — мягко проговорил мистер Вестсон, — не рубите сгоряча, Дадли. Вы бы ничем родителям не помогли, только хуже бы сделали. Поттеру прощались все его выходки, что бы он ни творил. Вполне могли бы простить и эту, тем более, речь шла всего лишь о маглах.

Дадли стиснул зубы. Всего лишь! Для кого-то это «всего лишь», а вообще это его семья, его жизнь! Горько было осознавать правоту мистера Вестсона, больно и горько. Дружки Поттера, проводившие лето на Тисовой, наглядно показали отношение волшебников к обычным людям. Нет, ему бы не помогли. Может, и правда бы только посмеялись и отправили восвояси или стёрли Дадли память, чтобы и дальше наблюдать, как мучились маглы. Господи, как же мерзко! И ведь ничего не сделаешь. Маги такие. Для них человеческая жизнь ничего не стоит.

— Простите, — пробормотал он, не чувствуя раскаяния. — Все эти годы я думал, что мои родители... что они сами... а получается, они не виноваты. Ведь они же не могли сопротивляться... или могли?

— Не могли, — подтвердил тот, потемнев лицом. — Стихийная магия — самая малоизученная и самая же сокрушительная по силе. Мощнейшие щиты не выдерживают всплеска магии, особенно детской. У ваших родителей, если действительно случился выброс, не было никаких шансов.

Дадли бессмысленно смотрел перед собой. Легко было сказать, что нужно понять, нельзя расстраиваться, что он ничем не мог помочь своей семье... но он столько лет презирал, осуждал и практически ненавидел своих родителей, когда они были ни в чём не виноваты. Сразу же в голове всплыли слова полковника Фабстера, призывавшего помнить, что это все-таки его мать и ей нужна помощь. Прав был полковник, ох, как прав... А Дадли пошёл на поводу у своего эгоизма, обид и глупого желания хоть как-то восстановить попранную справедливость. Не тем он мстил, совсем не тем! И не мстить нужно было, а помогать, закрыв глаза на своё неприглядное прошлое.

Но с другой стороны, если бы Дадли беспрекословно согласился с требованиями матери... Да, она наверняка осталась бы жива, но Дадли бы никогда не узнал всего того, что рассказал мистер Вестсон. Продолжал бы считать мать жестокой и бессердечной, а потом ещё и сумасшедшей, потому что пришёл бы к ней в новый дом и обнаружил там тело отца. Его жизнь не стала бы от этого лучше, её тоже, и... Дадли с усилием заставил себя перестать думать. Невозможно вот просто так сходу понять, был он прав или неправ в своих поступках. То, что сейчас казалось ему единственно верным, при нормальном размышлении могло представиться немыслимым, даже чудовищным. Нужно время… а времени у Дадли, увы, предостаточно.

— Да уж. Не знаю теперь, повезло ли, что маги нас перепутали или нет. Мне очень хочется просто взять всё и забыть.

— Не говорите так. Забвение — не лекарство, Дадли. Оно может вынудить потерять покой и даже сойти с ума в поисках потерянного воспоминания. — Мистер Вестсон сделал паузу и с неожиданным для него злорадством добавил: — Впрочем, для детектива Хьюза я иного не пожелаю. Это вторая вещь, которую я обещал вам рассказать, Дадли: ответить на ваш вопрос, почему помогаю вам. — Он с силой потёр руками лицо, собираясь с духом и мыслями. — Вы ведь поняли, что мы с ним знакомы?

— Да, я почти сразу сообразил.

— То было не совсем обычное дело. Мы не сталкивались с ним в суде, я не ставил палки в колёса его расследованию, пытаясь выгородить подозреваемого или что-то в таком духе. Знаете, Дадли, всего несколько лет назад у меня был сын. Да-да, сын. В фирме об этом не все знают, а кто знает, помалкивает, потому что, хоть время и прошло уже прилично, вспоминать всё равно больно. Он был немного старше вас, и я... я решил, что в этом возрасте он достаточно взрослый и самостоятельный, чтобы решать свои проблемы в одиночку. У Уильяма была девушка, они планировали помолвку, пока однажды не собрались на пикник за город. На реку.

По тому, как мистер Вестсон произнёс последние слова и с какой горечью замолчал, сразу стало понятно, какая трагедия случилась на том злосчастном пикнике.

— Он утонул? — прочистив горло, тихо спросил Дадли.

— Она. Несчастный случай, свидетелей не было, улик в пользу иной версии тоже. Не знаю, почему детектив Хьюз решил, что мой сын убил Нэнси. Уильям любил её, они планировали семью... А в итоге детектив организовал ему настоящую травлю, в точности, как вам. Наседал, обвинял, давил, преследовал друзей и знакомых. Я узнал об этом поздно, да и не придал особого значения, подумав, что уж я-то смогу защитить сына, если он сам не справится, если он ко мне придёт. А Уильям не пришёл... — мистер Вестсон опустил голову, испустил тяжёлый вздох и медленно закончил: — До сих пор не могу простить себя. Даже понять не могу, какое моё слово стало роковым, из-за чего он подумал, что мне наплевать, и решил свести счёты с жизнью.

Дадли молчал. А что тут можно было сказать? Потерять единственного сына, потому что кто-то, облечённый властью, посчитал его виноватым... Потерять, когда бы никакой трагедии не случилось, если бы мистер Вестсон вовремя начал действовать… Как много общего неожиданно оказалось у них. Они оба из-за промедления, недооценки ситуации, банального незнания и непонимания лишились своих близких.

— Так что для вас, Дадли, я делал то, чего не сумел сделать для собственного сына. Эдакая попытка вернуть долг, что-то исправить… только смерть не исправляется. Даже волшебники не нашли способа с ней совладать. Не надо, Дадли, — мистер Вестсон предостерегающе поднял руку, — ни благодарить меня не надо, ни соболезновать. Я сам виноват. Наверное, в моей помощи вам куда больше здорового эгоизма, чем настоящей заботы.

— Нет, — Дадли не ожидал от себя такой решительности, хотя ещё секунду назад он не знал, как реагировать. — Точно нет. Поверьте, сэр, я… я знаю.

Мистер Вестсон с грустной улыбкой покачал головой.

— Я же сказал, не надо. В вас говорят признательность и, наверное, ещё и шок. Пройдёт время, и вы по-другому посмотрите на мои поступки.

— И на свои тоже, раз уж на то дело пошло, — буркнул Дадли и вздрогнул от собственных слов.

И на свои тоже. Дадли уже смотрел на них по-другому, оценивал их иначе, переосмысливал, взвешивал, пускай и понимал, что рано, что нельзя так, с бухты-барахты. Но если себя он мог назвать только последним гадёнышем, то мистера Вестсона хотелось лишь поблагодарить за спасённую во всех смыслах жизнь. Даже если тот увидел в безысходности Дадли отражение ситуации с собственным сыном, даже если, помогая, преследовал больше свои цели, во что Дадли никогда и ни за что не поверил бы... Мистер Вестсон, держа Дадли за руку, провёл его через бурю, не позволив утонуть. Не его вина, что вслед за бурей Дадли ждало не спокойное море, а водоворот новой муки.

— Вам стало легче, сэр?

— Легче? — тот задумался. — Наверное. Не уверен, это надо ещё осмыслить.

— Просто я не знаю, — Дадли, чтобы занять руки, принялся вертеть поданную к кофе крошечную ложечку, — что в таком нужно сделать мне, чтобы не чувствовать себя виноватым. Может, я действительно такой неблагодарный сын, каким родители меня всегда представляли?

Ведь они дали ему жизнь, кров над головой, еду... не самые лучшие, но всё-таки. А Дадли не сумел защитить их ни при жизни, ни после смерти. Спасал свою шкуру, столкнувшись с волшебниками, когда надо было... он стиснул зубы. Всё не то, всё не так, и ничего уже не изменить, вот что самое страшное. Ему говорили и не раз, что всё можно исправить, кроме смерти, только Дадли не прислушался. Да, он не убивал своих отца и мать, но если бы знал, если бы подумал, спохватился хотя бы эти несколько недель назад!..

— Вы хотите правду, Дадли?

Не сразу, но он поднял голову, чтобы посмотреть мистеру Вестсону в глаза. От такой формулировки вопроса вспотели ладони, сердце сделало кульбит в груди и ушло в пятки, тем самым доказывая, какой Дадли трус и эгоист. Однако он выдержал, справился с этим приступом слабости и твёрдо сказал:

— Конечно.

— Просто живите. Нет, дайте мне договорить и обдумайте то, что я скажу. Вы же хотите правду, так вот она. Вы не сломались после всего того, что пережили в детстве. Не позвольте обстоятельствам сломать вас сейчас. Вы сильный человек, Дадли, в вас есть внутренний стержень, хотя вы до сих пор уверены в обратном. Поэтому вам нужно жить, каждый новый день, день за днём. Никто не требует, чтобы вы напрочь забыли случившееся, но не дайте этому случившемуся определить ваше будущее. Человек сам себе — самый строгий судья, и вы себя осудите, я вижу. Так вот — не надо. Поверьте мне. Я через это прошёл.

— И… как вы живёте? — спросил Дадли, помедлив.

Мистер Вестсон улыбнулся, только улыбка у него получилась печальной и блёклой.

— Трудно, — признался он тихо, — но не смотрите на меня, у меня достаточно грехов за душой. А вы молоды и сильны. И не наделали ещё столько ошибок, сколько я.

Он замолчал, уставившись в свою чашку с давно остывшим кофе. Подождав ещё немного и поняв, что больше мистер Вестсон ничего не скажет, Дадли проделал то же самое и впился глазами в чёрный напиток, как будто в нём крылись ответы на все его вопросы. Как жить, что делать, как справиться с новыми знаниями и не потерять себя в чувстве вины, которое так и стремилось поглотить его без остатка. Все эти недели в присутствии мистера Вестсона Дадли не терял духа и знал, что со всем справится, переживёт, выдержит, потому что в него верили. Мистер Вестсон верил в Дадли и сейчас, но сам Дадли…

Выдохнув, он взял чашку и одним глотком допил кофе. Дадли ещё предстояло в полном объёме столкнуться с последствиями своих поступков, обдумать их и оценить, но понимание, что всё-таки кто-то есть и остался на его стороне, делало его положение не таким уж и безнадежным. Может быть, мелькнула наглая, шальная мысль, ему и вправду стоит послушаться совета и просто жить? Разве он этого не заслуживал?

Горечь кофе, пусть и остывшего, осела на языке, заставив Дадли передёрнуться.

Может быть, и не заслуживал.