Написанному верить (джен)

Есть ли что-нибудь более эфемерное в жизни человека, чем время? Все живое подчиняется сезонному распорядку гормональных всплесков и неотвратимости оставления потомства. Другое дело — человек. Разумное существо, инстинкты которого уступили место поведенческим ритуалам, живет по расписанию, завтракает в одно и то же время, учится, заводит семью и уходит на покой в, заданные обществом временные рамки, лишь затем чтобы не путаться под ногами у величественной махины истории.

Северус не возражал. Он давно понял, что переть против объективной реальности, себе дороже. В его силах было сделать максимально комфортным взаимодействие с миром и облегчить последствия слишком тесного контакта с ним. Он не хотел ничего сверх необходимого и очень огорчался, когда ему в этом отказывали:

— Скажи мне, Аристид, — изображая на своем лице все омерзение, на какое только был способен в восемь утра, Северус обратился к одному из многочисленных домовиков — почему вы не приносите мне чай?

— С нашей стороны, хозяин, было бы жестоко потакать вашим слабостям, — не без достоинства произнес эльф и склонился в глубоком поклоне — То, что утром в вашу спальню не ливитируется поднос с чаем, заставляет вас самого проявлять усердие, и заботиться о пропитании. Это на пользу, сэр.

— Тогда зачем вы здесь?!

— На этот вопрос нет внятного ответа, хозяин. Никто не знает, зачем мы все на этом свете. Феномен жизни — непостижим.

— Мой дед что, над вами эксперименты ставил? Откуда у вас эти дурацкие имена? — нет, иногда это было забавно, но по большей части, домовики жутко раздражали.

— Его педагогический гений, хозяин, был так велик, что мы счастливо внимали его мудрости, пока он был жив. Мы с честью носим имена, которыми он нас наградил — эльф снова поклонился.

— Старый маразматик! Скажи Клитемнестре, чтобы принесла мне почту в столовую, пока я готовлю себе завтрак. Сам! — рявкнул Снейп, выходя из спальни и вслед услышал: «Вы молодец, хозяин!».

Несколько задач ждали своего решения перед отъездом. Но самой важной из них, была информация. Северус отдал должное сообразительности того, кто придумал спрятать шумерские реликвии в Италии. Апеннинский полуостров с его миллионами культурных слоев, облагороженных блеском Римской империи, мог навсегда скрыть сокровища Месопотамии.

Конечно, он в полной мере отдавал себе отчет в том, что им движет не только задетая гордость от потенциального проигрыша французам. Как же он ненавидел, когда к служебной необходимости примешивался его личный интерес! Такое случалось нечасто и уж точно ничто не могло сравниться с его двойным шпионством в той треклятой войне, растянувшейся на двадцать лет. Однако это дело грозило стать именно таким.

Для него и самого было загадкой, как он выжил, ведь не хотел. Они с Дамблдором знали, что борьба с Воландемортом — это проход по расстрельному коридору. Но ближе к концу, когда его жизнь снова рухнула, переломанная на этот раз Непреложным Обетом Нарциссе Малфой, случилось и вовсе невообразимое — он вдруг захотел счастья. Глупо, эгоистично, яростно, потому что сил жить по-другому уже не было, а дожить надо было.

Он и сейчас помнил это, как будто все произошло только минуту назад. Белла, бесцеремонно пнула коробку со старыми вещами, которую Хвост достал из коморки: «Маггловскими книжками промышляешь, Снейп?». Но он уже не слушал. Его привлек заголовок «Хаммурапи — царь, революционер и законотворец». Тем же вечером он провел несколько часов в библиотеке Хогвардса, собирая все, до чего мог добраться и, что хоть отдаленно было связано с царем Вавилона.

Возможно, его затея была извращенной формой эскапизма. Защитным механизмом психики, когда реальность стала невыносимой. Но это сработало.

«Дорогой мистер Снейп! Выполняю обещанное и приглашаю вас отобедать сегодня в два часа по полудню в ресторане отеля Ленгхем, что на Портлэнд плейс. С уважением, Абрахам Уилчер» — утренняя корреспонденция сулила развлечения на день. Снейп живо представил парижскую девчушку с прокуренным басом. Что ж, если встреча пройдет чуть менее эксцентрично, и с чуть более ощутимой пользой, чем он изначально рассчитывал, можно смело просить прибавку к командировочным.

— Не ждите меня к обеду, — крикнул он эльфам, уходя из поместья — можете расстараться к ужину, если завтрак вам готовить недосуг.

— Разве это разумно, хозяин? — спросил еще совсем маленький эльф Апполон.

— Куда разумнее, чем держать меня голодным. Если я буду сыт и доволен, так и быть, почитаем басни Эзопа. Идет?

— Спасибо, хозяин! Эзоп счастлив, писать басни для хозяина! — захлопал ушами очередной «подопытный» старого Принца.

* * *

После вчерашнего эмоционального всплеска в теле была слабость. Гермиона слишком хорошо знала эти качели, которые выматывали сильнее любой депрессии. Она не хотела просыпаться. Сон с его спасительным забытьем не раз утешал бывшую гриффиндорку, которая с годами все сильнее отгораживалась от реальности.

Это началось не сразу. Деятельная натура хогвардской отличницы всегда брала верх. Казалось, нет ни одной проблемы, которую она бы не смогла решить. Подумаешь, нет магии, она и без нее проживет! Все только удивлялись, когда, проведя почти год в регулярных походах по больницам, Гермиона вдруг решительно заявила, что ей просто необходимо снова научиться жить в изменившейся реальности и для этого ей нужно получить образование. Артур был покорен и с энтузиазмом стал помогать будущей невестке, собирать документы в Кембридж.

Тот период и правда был наполнен кипучей деятельностью, суетой и бесконечным счастьем от того, что больше не нужно ни от кого прятаться, что она взрослая, что у нее есть жених, что она учится в лучшем университете страны. Они с Роном обзавелись новыми друзьями. Он помогал ей с перемещениями, а она с его учебой в аврорате. Почти все, как в старые добрые времена. Где-то между курсовыми и учебными рейдами они сыграли свадьбу. А потом Гермиона просто сломалась. Без всяких спусковых крючков извне. Сломалась просто потому, что иногда все в этом мире ломается.

— Значит, Снейп? — спросил Рон, когда они завтракали — А что, может, и хорошо, что вы будете работать вместе. Я давно тебя такой не видел.

— Это какой?

— Счастливой, — сказал он, не задумываясь — Ты счастлива, когда предстоит много работы.

— Я пока не знаю, что мне предстоит, Рон — она смущенно улыбнулась ему.

Он был прав. Она чувствовала такое воодушевление, которого давно не ощущала. Это было похоже на магию. И она очень боялась спугнуть это состояние. Героиня войны слишком хорошо помнила, как это было.

Тревога, на которую раньше она не обращала внимания, усилилась тогда настолько, что Гермиона почти перестала спать. Ей стали тяжело даваться обычные дела. Она перестала понимать, о чем читает. Слова преподавателей звучали для нее как белый шум, не имеющий смысла. На какой-то сумасшедшей остаточной тяге от ее когда-то неукротимого темперамента она смогла защитить диплом. Однако о том, чтобы остаться в университете и дальше продолжать учебу, речь больше не шла.

Она работала простым лаборантом, буквально за уши, вытаскивая себя на работу каждый день. Редкие встречи с друзьями она стала игнорировать сознательно, ссылаясь, то на усталость, то откровенно отвечая Рону, что сейчас никого не хочет видеть. Он понимал. Конечно, она переживала потерю магии, тосковала по родителям и скорбела по погибшим. Она переживала то же, что и они все. Но все предпочитали держаться вместе. А Гермиона ушла в собственную раковину. Рон однажды в сердцах бросил ей: «Как же ты достала со своим затворничеством!».

Как же она себя за это ненавидела! Как же ей было стыдно оставлять Рона одного! И в какой-то момент она решила, что дети придадут ее жизни смысл и спасут из той черной ямы, куда она смогла угодить. Уже потом, пытаясь вытащить себя из этого эмоционального безумия, Гермиона прочитает, что дети решением быть не могут по определению. Но тогда ей это казалось удачной идеей.

На какое-то время все снова стало хорошо. Она была счастлива, дети здоровы. Муж светился довольством и гордостью. Они переехали в Нору, когда у Хьюго стали происходить всплески магии, и много лет прожили там. Она постепенно поняла, что если изображать нормальность, то от нее отстанут. И она улыбалась, просто уходила мыть посуду или полоть грядки, чтобы не расплакаться или не раскричаться. Все постепенно привыкли, что иногда она была отстраненной, в конце концов, все можно списать на быт.

Они уехали из Норы, когда дети стали посещать курсы подготовки к Хогвардсу. Она почти пришла в себя и даже стала выбираться посидеть где-то с мальчишками, почти как раньше. Именно в тот период Рон решил, что для нее будет лучше снова общаться с родителями, хотя бы в качестве дружелюбной англичанки. И она была ему бесконечно благодарна за это.

Ее жизнь проходила в спасительной рутине. И так могло продолжаться и дальше, если бы Северус Снейп не сбил ее с ног. Сколько бы она не гнала от себя эти мысли, но каким-то шестым чувством, магическим рудиментом сознания, она ощущала, что так, как раньше, больше не будет. Это безумно пугало, но то, что ей всего лишь могло показаться, пугало еще больше.