Простые заботы (джен)

Сэм просыпается посреди ночи от шлепанья босых ног в коридоре. Резко распахнув глаза, он смотрит в темный потолок и прислушивается. Дин идет тихо, осторожно, крадется почти как кот, но он мог бы и не стараться — сон у обоих слишком чуткий. Задержав дыхание, Сэм слушает, как удаляются шаги, и через некоторое время становится совсем тихо.

Буквально через пару минут звук повторяется снова — Дин медленно возвращается обратно в комнату. Вдруг он издает тихое шипение и негромкую ругань — по всей видимости, наступил на что-то — и уже быстро уходит дальше. Следом щелкает дверь.

Сэм со вздохом поворачивается на кровати на бок. Это повторяется уже четвертый раз за неделю. У Дина снова бессонница, с которой он никак не может справиться. Дин, конечно, ничего не говорит, но Сэм знает все и без слов. Видит — по огромным синякам под его глазами по утрам, слышит — по шагам в коридоре, чувствует, — когда Дин словно невзначай предлагает ему повести Импалу, а сам пытается хоть ненадолго задремать на пассажирском сидении. Сэм не знает только, не засыпает ли Дин вообще или просыпается посреди ночи, от кошмаров, о которых он ему не рассказывает. Но почти каждое утро Сэму не дают покоя его изможденный вид и запавшие глаза, несмотря на то, что Дин всеми силами пытается скрыть от него свою слабость.

Сэм не знает, сколько проходит времени, но кажется, что не больше пяти минут, как из поверхностного, тревожного сна его снова вырывает звук шагов. Сэм садится на кровати и, не заморачиваясь поиском тапок, встает, тихонько открывает дверь и выходит из комнаты.

Дин, как можно было ожидать, обнаруживается на кухне. Он сидит за столом, одетый в джинсы и футболку, уронив голову на руки, и вся его поза выдает жуткую усталость. У Сэма от этого почему-то щемит сердце. Он бесшумно подходит к брату и мягко трогает его за плечо. В Дине мгновенно словно разворачивается пружина, и только потому, что Сэм ожидал этого, он вовремя перехватывает кулак, метящий ему прямо в нос.

— Прости, прости, — торопливо говорит Сэм. — Я не хотел тебя напугать.

— Пресвятая матерь Божья, — отчего-то слабым голосом выдыхает Дин и падает обратно на стул. — А если бы у меня был чертов нож?

Сэм решает оставить без ответа этот вопрос и спрашивает сам:

— У тебя снова бессонница?

Дин тут же каменеет и садится прямо.

— Я знаю, — признается Сэм, глядя на лицо брата сбоку. — Слышу, как ты ходишь ночами. Дин, опять кошмары, да?

Дин молча трет лицо ладонями, и Сэму не требуется слов, чтобы все понять. Ему хочется, нестерпимо хочется спросить, что ему снилось, но он знает, что Дин никогда ему не расскажет. Только закроется от него, спрячется за своими стенами и будет пытаться сделать так, чтобы Сэм не смог больше заметить ничего вообще.

— Снотворные пить пробовал?

Дин издает невеселый смешок, но не спешит отвечать.

— Я после них как хренов зомби, — глухо говорит он наконец, не отрывая лица от ладоней.

— А так будто бы нет, — парирует Сэм, но он вынужден признать, что Дин прав. После таблеток Дин еле заставляет себя подняться и потом полдня ходит вялый и осунувшийся, ничем не лучше, чем после бессонной ночи. По какой-то причине его организм практически отвергал действие снотворных, не приносящих Дину ни малейшего облегчения.

Дин напряжен, как натянутая струна, которая, кажется, порвется сразу же, только слегка ее коснешься.

Но Сэм все равно идет на риск. Делает осторожный шаг вправо и вперед и кладет обе ладони на плечи брата. Он почти ожидает удара током, но Дин только вздрагивает, резко отнимает ладони от лица и напрягается еще сильнее, готовый, похоже, сорваться с места и скрыться в комнате, лишь бы Сэм не вторгался в его пресловутое личное пространство.

— Успокойся ты, — почему-то шепотом просит Сэм и увереннее обхватывает его плечи. — Я не собираюсь тебя допрашивать. Ну же.

Сэм не видит его лица, но почти уверен, что сейчас на нем выражение сомнения и внутренней борьбы: последовать просьбе или собственным принципам. Через несколько секунд Дин все же расслабляется, опускает плечи, и Сэм еле слышно выдыхает, возведя очи горе и одними губами прошептав «спасибо».

Теперь, когда Дин позволил себе капитулировать, под руками Сэма он ощущается хрупким и словно рассохшимся, как Атлас, наконец-то освободившийся от небосвода. Сэм сглатывает взявшийся из ниоткуда противный комок и начинает осторожно массировать окаменевшие мышцы Дина. Дин вновь столбенеет, так стремительно, словно дикобраз, выставивший свои иголки, но Сэм только крепче, чуть ли не до боли, сжимает пальцы.

Не отпущу.

— Боже ты мой, — Сэму все же не удается сдержать раздражение в голосе. — Я не собираюсь делать тебе иглоукалывание. Просто посиди спокойно. Спо-кой-но. Дин, пожалуйста.

— Вот приставучий огромный репейник, — тихо бормочет Дин с теплом в голосе, но Сэм его слышит и не сдерживает довольную усмешку.

— А то ты не знал, — подтверждает он и, ослабив хватку, ободряюще похлопывает брата по плечам. Дин по его безмолвной просьбе растекается на стуле и, склонив голову, прикрывает глаза. Под веками мелькают белые точки и вспыхивают яркие пятна, отдающиеся стучащей болью в висках, но ощущение теплых крепких ладоней, массирующих шею и плечи, позволяет немного забыться.

Вдобавок к этому его начинает убаюкивать тихое сопение Сэма над ним. Дину приходится тряхнуть головой, чтобы прогнать сонливость. Не хватало вырубиться прямо на кухонном столе, Сэм его потом засмеет. Дин хотел так думать. Потому что точно знал, что Сэм именно этого и пытается добиться, помочь ему, но, если он ослабит хватку, Сэм поймет, что ему на самом деле требуется эта помощь.

Но язык отчего-то ощущается ватным, а веки — бетонными, и все слова, которые он приготовил, оседают тихим беспомощным вздохом.

Несмотря на то, что Сэм видит брата только со спины, он совершенно точно угадывает тот момент, когда Дин начинает терять контроль над реальностью. Продолжая мягкие движения пальцами вдоль шейных позвонков, Сэм внимательно, как хищник, наблюдает за малейшим изменением в позе Дина. Тот, упрямый идиот, как и обычно, удерживается из последних сил, сопротивляется накатывающей волнами слабости. Сэму хочется встряхнуть его, проорать на ухо «Это же я, я, черт возьми, почему ты прячешься от меня?», но это только оттолкнуло бы Дина дальше от берега, с которого Сэм пытался до него добраться. Поэтому он только на секунду закрывает глаза, со свистом выдыхая сквозь зубы, и убирает с плеч Дина правую руку, которую внезапно прошивает мелкая дрожь.

Через несколько минут Дин начинает клевать носом, и Сэм с горькой улыбкой прекращает массаж, мягко треплет Дина по плечу.

— Дин, — тихо зовет он. — Пойдем. Если ты заснешь здесь, то завтра не разогнешься.

Дин издает невнятное мычание, в котором Сэм едва разбирает слова:

— Домкрат в гараже.

— Я хреново им пользуюсь, — усмехается Сэм и, обхватив Дина рукой за плечи, помогает подняться. Дин резко открывает затуманенные глаза, и его слегка пошатывает. Сэм прекрасно знает, что Дин сейчас вырвется из его рук и, отказавшись от помощи, сам неровным шагом пойдет в комнату, и меньше, чем за десять несчастных футов, он растеряет всю свою сонливость и снова себя накрутит. Поэтому Сэм крепче вцепляется в брата, не давая ему пути на отступление, и ведет его в комнату сам. Дин что-то сварливо бормочет, но все же не пытается отстраниться. Уже у входа в комнату он запнулся о ноги Сэма и чуть не рухнул носом в пол, но Сэм вовремя успевает его подхватить.

— Отрастил ласты, жираф, — ворчит Дин, но Сэм слишком хорошо его знает и безмолвное, понятное только ему одному «Спасибо, Сэмми», скрытое во фразе, читает между слов.

— А ты ходишь как утка, — беззлобно огрызается Сэм и сгружает Дина на кровать, как и был, в одежде, и накрывает его одеялом. На выходе из комнаты он оборачивается. Дин уже спит, и будто небо снова вернулось на его плечи. Сэм прерывисто выдыхает и, не закрыв дверь, исчезает в коридоре. Сегодня у него будет бессонная ночь.

«Не за что».