Особенный (джен)

Для умных детей тяжёлое детство,

Хорошие дети не слушают рок.

И в мире жестоком им некуда деться,

Взрослеют они, обгоняя свой срок.

Хранят они тайны судьбою разбитых,

Поломанных жизнью героев из книг.

Умеют читать по глазам, между строк,

Пароли звучат словами из песен,

Хорошие дети не слушают рок.*

С Орком они познакомились осенью. Светофор по обыкновению болтался в переходе и смотрел, как Ворон «творит волшебство». Чёрт возьми, он мог бы стать вторым Аттилой Дорном**! Хотя, нет, Ворон пел даже лучше, будто играл на невидимых струнах души. И он, кажется, вовсе не стремился стать музыкантом — учился где-то на спеца по электрике. «Музыка для души, а не для работы», — говорил он.

С разрисованных стен за Вороном наблюдали легенды рока, «присматривали», как он выражался. Большая компания распалась на маленькие островки. Нимфа и Призрак делились впечатлениями от концерта Nightwish, на котором побывали пару дней назад. Бродяга, Медведь и Сказка что-то обсуждали чуть в стороне. Шут и Сатира отправились в магазин, а Тролль вроде торчал на работе.

У дальней стены Светофор приметил новенького — пацана в толстовке «Misfits», чёрных джинсах с нашивками и широких растоптанных кроссовках. Капюшон был надвинут на самые глаза, а за плечами болтался потрёпанный бледно-зелёный рюкзак. Несмотря на холодный октябрьский день, куртки на нём не было, а руки он держал в карманах.

Светофор широким шагом приблизился к новенькому. Изобразил на лице дружелюбную ухмылку и протянул руку.

— Хэй, привет, брат! Меня Светофор звать. А тебя как?

Новенький вздрогнул и поднял глаза, синие, как морские волны. То ли напугал он его своей жуткой рожей, то ли тот просто думал о чём-то своём.

— Орк, — выдохнул он едва слышно, а после улыбнулся несмело. Под левым глазом фонарь расплылся на всю щёку, а рукопожатие оказалось крепким. И здоровался он не как цивил, знал, что ладонь нужно обхватить ближе к запястью. Свой человек — сразу видно.

Светофор, не стесняясь, разглядывал новичка, а тот смущённо отвёл глаза. Верно, считал невежливым рассматривать его деформированную рожу. Светофор вскинул руки вверх, повертел в воздухе ладонями, ухмыльнулся.

— Ладно-ладно, можешь пялиться, сколько угодно, и даже бесплатно.

Орк тронул за рукав косухи и покачал головой, обратил взгляд на Ворона.

— Я там был, наверху, услышал музыку и пришёл. Он прямо как будто «Гамельтонский крысолов», только у того была флейта, — восхищённо отозвался он.

Светофор состроил серьёзную мину и замолк ненадолго, тоже проникся мелодией: медленной, печальной и тягуче-тоскливой, словно сам дождь напевал.

— Это Ворон, он и правда волшебник немного, — на полном серьёзе заявил Светофор. — Хочешь, проведу экскурсию по нашей пещере? — не дожидаясь ответа, приобнял нового знакомого за плечи и развернул в сторону. — Это наш готический клуб: Призрак, Луна, Тень и Нимфа.

Светофор махнул им рукой, и Орк улыбнулся. Прежняя скованность ушла, хотя и чувствовалось в нём какое-то напряжение, словно в пружине, готовой сорваться и ринуться ввысь.

— Медведь, Бродяга и Чёрт — демоны тьмы, металлюги, короче, и всякие там сатанисты, — они вновь развернулись, и Светофор махнул рукой очередной тесной компашке. — Рокеры, хиппари, в общем, пёстрая наша стая, но дружная, — сообщил, он, когда всех назвал. — И представитель панков перед тобой — один пока что, — пристав на цыпочки и вытянув шею, огляделся: ни Шута, ни Сатиры, ни Тролля. Светофор раскинул руки перед собой: — Единственный и неповторимый.

Орк поддержал улыбкой и скинул капюшон, тряхнул синим хаером.

— Два.

Светофор сразу проникся к нему душевной теплотой и хлопнул по плечу.

— Это ж надо отметить.

Орк опять выдавил эту свою неловкую улыбку.

— У меня денег нет совсем.

— Не беда. Стой тут.

Светофор мигом развёл руками толпу, собравшуюся вокруг Ворона. Тот как раз закончил играть и, сняв шляпу, поклонился.

— Чего тебе, беспокойный дух? — спросил Ворон, когда он протиснулся ближе.

— Новенького хочу угостить, надо же принять человека в компанию.

Ворон нагрёб из чехла для гитары горсть монет и смятых купюр, ссыпал в подставленные ладони.

— Веселитесь.

Такой он был — всё для друзей, добрая душа. За такими идут на баррикады или «к свету», что, впрочем, одно и то же.

Орк стыдливо признался, что ничего не ел со вчерашнего дня, и Светофор мигом смекнул, что явился он сюда не от хорошей жизни. Они купили три больших пиццы и угостили ребят, а после и Шут с Сатирой вернулись. За знакомство разлили портвейн по пластиковым стаканам. До самой темноты торчали в переходе, музыку слушали и болтали с ребятами. А после все начали потихоньку расходиться.

Орк вздрогнул и сунул руки в карманы толстовки.

— Пошли куда-нибудь, где тепло, если ты домой не торопишься, конечно.

Светофор тряхнул головой.

— Я свободный человек — живу, где хочу.

Орк почему-то глядел грустно.

— Выгнали или сам ушёл?

Светофор неопределённо махнул в воздухе руками.

— От себя не сбежать, но можно всё время пытаться, пока колесо не раскрутится или пока башню не сорвёт.

Орк хмыкнул.

— А можно выйти из колеса.

— Это да, попробовать можно, — весело поддержал Светофор.

На улице встретили Бродягу со Сказкой и Медведем.

— Дома объявись, — бросил брат на ходу.

Светофор состроил ему жуткую рожу и закатил глаза.

— Я рассмотрю этот вариант.

Предки уже, наверное, мечут гром и молнии, но он был слишком занят, чтобы снова вернуться в эту «карусель труда и целей», в которую они пытались его запихнуть.

— Мудак, — беззлобно ответил Бродяга, окинув оценивающим взглядом, забросил на плечо гитару.

— От мудака слышу.

На том и разошлись. Святой Джеймс на стороне «правопорядка», как всегда.

Часы на башне пробили девять, и город вспыхнул неоном. На Трафальгарской площади били фонтаны, подбрасывая в небо холодные искры, и Светофор подставил пригоршню под эти брызги. Умылся, и сразу усталость прошла, лишь ноги гудели. За день-то натоптался.

В Вестминстере забурились в один из открытых подъездов и устроились на верхнем этаже. Орк, забравшись на подоконник, обнял себя руками. Светофор набросил ему на плечи свою косуху — чёрно-оранжевую с зелёными рукавами, и тот благодарно кивнул.

— Ты добрый.

Светофор поморгал недоуменно и глотнул из початой бутылки терпко-сладкий портвейн.

— Разве можно бросить человека в беде?

Орк молчал, разглядывая носки кроссовок.

— Ты помог, а мне даже нечем отплатить, — мрачно произнёс он.

— Нефоры должны помогать друг другу, так ведь? — сообщил Светофор, хлопнув его по плечу, и Орк сразу оттаял.

Они болтали о многом и сразу: о музыке, о книгах и о школе этой проклятой. Славно, что у Светофора она осталась позади. А вот Орк на год младше. Ему шестнадцать, и впереди ещё два года каторги, как выяснилось.

До самого рассвета бродили по центральным улицам и слушали Die Ärzte, поделив наушники, пока плеер не сел.

Туманно-жёлтый рассвет застал возле ворот Букингемского дворца, вырастающего будто остров среди молочного океана. Орк зевал и тряс башкой, ёжился от холода, переступая на месте. Да и у Светофора глаза слипались.

— Спасибо за всё, — пробормотал Орк и протянул холодную ладонь.

Светофор глядел с ухмылкой.

— Куда пойдёшь? — догадался уже, что Орку негде приткнуться, но он стесняется попросить.

Орк опустил голову, и Светофор не стал больше его мучить, тряхнул за плечи и заявил бодрым тоном:

— Есть одно место.

Добираться пришлось стопом: денег-то не осталось. Однако летний домик — «островок безопасности» — всегда готов принять гостей. Предки зависали здесь летом в основном, и с тем, что в домике вечно устраивают тусы, мамка смирилась. Упрашивала лишь ничего не разгромить и ревностно оберегала свой сад.

После небольшой экскурсии приготовили обед из того, что нашлось в холодильнике (макароны с ветчиной и сыром), и поднялись на чердак. Светофор кинул торбу в угол и кивнул на заваленный всяким хламом матрац.

— Располагайся. Это моя конура. А внизу Бродяга со Сказкой милуются, там их любовное гнёздышко, — усмехнулся он.

Орк, как видно, снова чувствовал себя не в своей тарелке.

— Я правда не знаю, как благодарить, — он потёр лицо и зевнул. — Завтра домой поеду.

Светофор почесал в затылке и брякнулся рядом на матрац, смахнув книжки на пол.

— А дома-то что? Без куртки даже ушёл. Херово всё?

Орк прикусил губу и мотнул головой.

— Мать прогнала. Ну, понимаешь, мы с этим её дружком поругались здорово, и он мне втащил.

Светофор присвистнул, поднявшись, отворил маленькое круглое оконце и закурил.

— Она говорит: «Если из-за тебя Роберт уйдёт, я никогда не прощу». Я его ненавижу! — Орк вытянул сигарету из пачки и тяжело вздохнул. — Он вечно придирается, орёт, всё не так я делаю. А мать говорит: «Надоело между двух огней. Веди себя по-человечески или проваливай».

Светофор покивал, мигнул, поджав губы.

— Между сыном и своим ёбарем она его выбрала.

Орк вздрогнул, опустил голову.

— Она давно одна, с отцом разошлась, когда мне три года было. Я его и не помню даже, не знаю, где он. Я у бабки с дедом жил, а потом они умерли, — виноватым тоном признался он.

— Давно?

— Три года прошло.

Орк опустил уголки пухлых губ и отвернулся. Голос у него стал сипловатый, и Светофор — не дурак — мигом всё понял.

— Хорошие были бабка с дедом?

— Ага, добрые.

Светофор коротко стиснул его плечо.

— Живи, сколько хочешь.

Ответа дожидаться не стал и шагнул к лестнице. Иногда человеку надо побыть одному, уж он, как никто иной, это знал.

* * *

Орк задержался в летнем домике на полтора месяца. Куртку ему справили — Ворон свою старую отдал. Бродяга со Сказкой приютили как родного. Жили они как маленькая семья: у камина собирались вечерами, а днём у всех свои дела. Светофор подрядился в дурацком костюме листовки раздавать, а Орк в кафешке столы протирал — всё хоть какие-то деньги.

Хорошо было, дружно. Рождество вместе отметили, даже ёлку из леса приволокли. Мамка, конечно, причитала, с лицеем донимала, который Светофор забросил, но всё равно было хорошо.

С Орком болтали о разном, на концерты ходили и всяко радовались жизни. На чердаке Орк прибрался и даже притащил откуда-то старое кресло-качалку. Бродяга потом сказал, что из бабкиной квартиры привезли на тачке. Орк сюрприз хотел сделать — подарок ему.

А после Рождества он уехал — к дядьке подался.

— Он ничего, добрый, — сказал Орк, когда они курили на крыльце в тот последний день. — И сестрёнка меня любит. Десять лет ей в январе будет. Такая серьёзная и смешная одновременно.

— А тётка, что? — Светофор притоптал ботинками свежий снег и окинул друга внимательным взглядом.

— Тётка… Они разводятся всё равно, так что плевать.

Светофор кивнул и сплюнул в снег.

— Ладно, пойдём в дом, что ли, проводим тебя по-нормальному.

Орк заулыбался теперь уже открыто и радостно, а не как прежде — затравленно.

— Я Ворона попросил купить кое-что, тебе понравится, — в гостиной-спальне он вытащил из рюкзака пузатую бутылку рома.

Светофор рассмеялся.

— Понравится, понравится, сейчас закуску организую.

Они долго сидели внизу, трепались обо всём сразу, песни пели и вспоминали развесёлое совместное житьё. А после пялились в камин, вновь разделив наушники на двоих, и каждый думал о своём. В редкие эти минуты покоя Светофор чувствовал себя счастливым, хотя и грустно стало прощаться. Орк, конечно, другом останется, но место на чердаке будет пустым.

Кажется, так и задремали, прислонившись плечом к плечу. Светофор встряхнулся первым, он вообще в последнее время спал плохо.

— Я тебя завтра провожу, — сонно пробормотал он.

Орк заулыбался, в синих его глазах отражались отсветы пламени.

— Конечно. А в воскресенье пойдём на Die Ärzte.

* * *

Случилось иначе. Пару недель уже тени преследовали, и даже мигающие гирлянды под потолком не спасали от них. С утра объявились Бродяга со Сказкой, Медведем и Вороном. Завалились с мороза шумной толпой. Бродяга и Сказка утащили на кухню пакеты с едой, принялись колдовать над обедом-ужином-завтраком. Орк спал на чердаке, а Ворон бренчал на гитаре в гостиной. Медведь отправился за водой.

Светофор спустился вниз и всех поприветствовал. Вышел на крыльцо покурить. Утренние краски растеклись, размазалась по небу, будто разлитая акварель. Мир потемнел, и гулкий шум поездов оборвался, наступила резкая чернильно-жуткая тишина. Тени потянулись к нему жадными липкими лапами. Сигарета упала в снег, а Светофор, схватившись руками за голову, перевалился через перила. Боль стегнула будто удар кнута, оглушила и выбила почву из-под ног. Голос «из радио» бормотал позывной. «Агент 3-17». «3-17». «3-17». И он снова поплыл, словил чью-то чужую волну.

Каково это быть сумасшедшим? Это как расстроенный приёмник, у всех одна частота, а тебя всё глючит и бросает на разные.

* * *

Проснулся он на кровати Бродяги в серых сумерках. То ли день, то ли вечер — не понять. Башка гудела, и все звуки, все чувства притупились, потускнели. Так всегда после лекарств.

Светофор распахнул глаза и долго пялился в обшитый тёмными досками потолок. На кухне раздавались голоса, но слов разобрать не получалось.

Орк пришёл первым, сел на край кровати и стиснул его ладонь.

— Ты как?

Светофор сделал глубокий вдох, изобразил беспечную усмешку.

— Ты по-настоящему пришёл или мне это кажется?

Орк почему-то снова выглядел виноватым.

— По-настоящему. Я дядьке позвонил, сказал, что завтра приеду.

— Я не хотел, чтобы так вышло, — глядя в сторону произнёс Светофор. — Ты мне больше не друг?

— Вот ещё! — возмущённо воскликнул Орк. — Ты мой лучший друг и так всегда будет.

— С психом-то не страшно? — поддел Светофор.

— Брось, ты ничего плохого не сделал.

— А что было?

— Правда хочешь узнать?

Светофор покачал головой.

— Нет. Включи лучше гирлянды.

Орк с готовностью выполнил просьбу, и домик засиял праздничными огнями. На душе сразу потеплело. И не только от гирлянд, а от того, что Орк не испугался, не бросил, а остался с ним, таким сломанным. Не отвернулся от сумасшедшего.

Вечером снова наступил праздник, пьянство и песни. Тени ушли, но лишь до поры, до времени. Утром он проводил Орка до станции, а после предки приехали. Уговаривали снова в больницу лечь.

— Хрена с два! — заявил Светофор, прислонившись плечом к косяку.

— Мне очень жаль, — сказал отец. — Но тебе там действительно станет лучше.

Мамка опять прижимала к глазам платок. Раздражала эта её слезливость вечная. Давит на жалость.

— Если не хочешь, тогда мы едем домой все вместе. Всё равно врач должен тебя осмотреть, — продолжил отец.

— Да-да, это я уже слышал на прошлой неделе, — лениво протянул Светофор. Он тогда витрину расколотил у ларька с мороженым. Фараоны примчали, а ему снова тени мерещились. Одна и была в зеркале. Предки тогда жутко ругались, а Светофор обещал, что подобного больше не повторится.

Эта моральная пытка продолжалась с полчаса, не меньше, и Светофор сдался, уступил, потому что обещал Орку пойти на Die Ärzte. Орк об этом концерте целых два года мечтал. Не мог ведь Светофор лишить его этого волшебства. А если предки дома запрут, ничего не выйдет.

На концерте было классно — это словно гирлянды в душе сияют, и, от качающей зал энергии, сносит башню. Это магия — настоящая магия. Музыка — лучшая вещь на свете, лучше, пожалуй, лишь дружба.

С Орком они разошлись у метро. Тот отправился к дядьке в Брикстон, а Светофор поехал в Харлингтон — сдаваться предкам. Праздник не может продолжаться вечно. Свет может прогнать тени, но ночь всё равно однажды наступит. Вот и к нему пришла уже в который раз.

Примечания:

* Это стихотворение также использовано в качестве эпиграфа в моей работе "Герои и злодеи".

**Аттила Дорн — солист группы Powerwolf.