Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Фасад фамильного особняка Блэков выглядел зловещим вкраплением среди бежевых домов и черепичных крыш. Темно-серый известняк его стен дышал древностью и чем-то замогильным. Двускатный навес над крыльцом скалился острыми шипами, а по бокам от него сидели две гаргульи.
Сириус замер перед этим зловещим входом. Он не бывал дома с шестнадцати лет и совершенно не хотел туда возвращаться. Гипотеза про Звездочета привела его сюда. Она так плотно засела в голове, что он даже не поехал с Ремусом в Мунго.
— Я просто не смогу ни о чём другом думать, пока не проверю это! — попытался оправдаться он.
Лунатик ни капли не обиделся, но оба друга выглядели обеспокоенными спонтанным рвением Сириуса.
— Во-первых, скажи, куда ты отправляешься, — потребовал Джеймс строгим отеческим тоном. — А во-вторых, пообещай не делать глупостей!
— На Гриммо, — неохотно назвал место Сириус. Не потому, что хотел скрыть, а потому, что совершенно не горел желанием посещать родительский дом. — Обещаю. Прежде чем сделать глупость, обязательно посоветуюсь с вами.
И вот он здесь. С собою запас быстродействующих зелий, как если бы отправлялся на опасное задание Ордена. Впрочем, идея, час назад показавшаяся гениальным озарением, теперь звучала в голове полнейшей нелепицей. Но проверить ведь всё равно надо, так?
Он поднялся по стертым ступеням к черной двери без ручки и замочной скважины, с одним лишь серебряным молоточком в форме змеи. От этого дома можно было ждать любого подвоха, поэтому Сириус достал волшебную палочку и, нервно потерев ее угловатые изгибы в ладони, направил древко перед собой. Только после этого стукнул дверным молотком. Хрипловатый дисгармоничный звон резанул по ушам. С едким скрипом дверь чуть повернулась на петлях и приоткрыла щель. «Моболиостиум!»(1) — приказал Сириус, не желая совать пальцы в эту щель. С презрительной неохотой дверь подчинилась и открылась шире.
И вот, спустя девять лет после побега, Сириус шагнул в родной дом.
С хищным щелчком дверь захлопнулась за его спиной и, кажется, даже причмокнула. Длинный сумрачный коридор тянулся вперед и тонул во мраке. От затхлости и пыли хотелось зажать рукавом нос. Сириус прошел немного вперед, скрипя половицами, и клубы серой взвеси взметнулись от его ног. Со спины вдруг подул ледяной ветер. Сириус рефлекторно обернулся, вскинув палочку, но там был лишь пустой коридор.
— Неблагодарный слизняк! — вдруг завопил женский голос прямо ему в ухо.
Дернувшись, Сириус отскочил и грязно выругался от неожиданности. Он указал палочкой на мать, но… это было лишь пыльное пугало. Призрак Вальбурги Блэк искажался в воздухе и строил жуткие гримасы.
— Предатель крови! Позор семьи! — визгливо голосил он, протягивал к Сириусу крючковатые пыльные руки.
— Фините! — рявкнул он, пытаясь развеять чары, но пугалу было хоть бы что. — Делетриус! Эверте Статум! Эванеско!
Пучки заклинаний вылетали из эбеновой палочки Сириуса, но всё без толку. В лучшем случае призрак на мгновенье становился бесформенным облаком, но потом снова делался Вальбургой и продолжал выкрикивать обвинения и загребать пальцами воздух, пытаясь схватить Сириуса за шею.
Отбиваясь всё менее действенными Эванеско, Сириус отступал к запертой двери, судорожно пытаясь вспомнить, как нейтрализовать пыльное пугало. Эта магия была не столько хитроумной, сколько редкой. Наконец в памяти щёлкнули слова Грюма: «Как все мистические стражи, знает свой пароль». Точно! Нужно правильное слово или фраза, чтобы утихомирить призрака. Ну и что это может быть в доме Блэков?
— Toujours pur(2), — сказал Сириус неохотно.
— Предатель! — провыла теневая Вальбурга и кинулась на сына. — Поганый маглолюб! — ее липкие ледяные пальцы прошли сквозь его волосы, превращая их в грязные сосульки. Он содрогнулся в отвращении.
— Карга тупорылая!
Еще шаг назад, и Сириус уперся лопатками в рельеф двери. Морщинистое перекошенное лицо матери разрасталось перед ним, точно собираясь проглотить. Сириус оскалился. Брезгливость подсказала ему идею:
— А плесень вам к лицу, матушка. Надо же было так запустить дом! Агуаменти!
Струя воды мощным потоком ударила из его палочки и пробила брешь в пыльном корпусе пугала. Несколькими быстрыми движениями Сириус смыл тварь, заодно окатив весь коридор холодной водой. Ослабив напор, он сполоснул волосы и лицо от склизкой грязи, оставленной призрачным прикосновением.
Лужи на полу и потёки на гобеленовых обоях теперь хлюпали: «Предатель!» — и морщились, формируя подобия лиц.
— Понтум!(3) — гулко произнес Сириус, проведя палочкой дугу от себя. Одна за другой над запруженным полом начали появляться чистенькие бруски красного дерева. Они сформировали висячий мост над монструозной лужей, и Сириус быстро перешел по нему.
Заскочив в гостиную, он захлопнул за собой дверь и настороженно огляделся. Гулко тикали напольные часы с тяжелым маятником. Большой ковер переливался серебристой зеленью, когда сонные вараны, вышитые на нём, поворачивали головы или переползали из одного угла в другой. Но в целом, кажется, здесь было спокойно.
— Ревелио, — на всякий случай бросил Сириус, и ничего подозрительного не обнаружил.
Теперь, получив передышку, он подивился тому, насколько заброшенным выглядел дом. В детстве, когда он жил здесь, мать требовала тотальной чистоты. Кикимер постоянно полировал полы, перила и рамы картин. А сейчас всё покрыто замшелым слоем пыли. Что здесь произошло?
Орион Блэк, отец семейства, умер три года назад. Его смерть тогда оставила Сириуса совершенно равнодушным. Сейчас невольно закрадывалось подозрение: вдруг мать тоже скончалась? Дом казался совершенно безлюдным. Вдруг она умерла где-то здесь, в одиночестве, и никто в волшебном сообществе даже не узнал об этом, не занялся похоронами, не запустил юридическую волокиту с наследством?..
Странное тяжелое чувство возникало от этой мысли. С чего бы? Сириус ненавидел эту женщину и хотел бы никогда в жизни больше не пересекаться с ней и не обмениваться даже словом. Так почему мысль о ее смерти ощущалась такой гадкой?
Ладно, неважно. Он вернулся на Гриммо не для того, чтобы копаться в себе. Он искал совершенно конкретную вещь — Звездочета. Прикинув, что скорее всего, эта штука на чердаке, Сириус поспешил наверх, не задерживаясь на промежуточных этажах.
Дом был полон ловушек. Их стало даже больше, чем Сириус помнил. Он успешно миновал голову Медузы, прибитую к стене как трофей: ей нельзя было смотреть в глаза, иначе окаменеешь. Но едва не застрял на бесконечной лестнице, ступени которой смещались противоположно тому, куда человек шел. Пришлось с нее прыгать — иного не оставалось.
Быстро шагая по коридору, он вдруг услышал наверху пощелкивание и резко вскинул палочку, готовый к атаке Салазар знает чего. Но вместо врага увидел нечто совершенно иное. В потолочном светильнике, больше похожем на стальной капкан, застрял пухлявый черный ворон. Он клацал когтями по решетке и жалобно клекотал. Встретить тут живое существо, пусть даже такое мрачное, было удивительно. Быстрым заклинанием Сириус освободил птицу и двинулся было дальше. Но ворон неуклюже полетел следом, приземлился перед Сириусом и пощелкал клювом.
Это был, кажется, птенец-подросток, судя по мягкому оперению. Он выглядел отощавшим и не мог нормально сложить левое крыло.
— И как тебя угораздило? — буркнул Сириус.
Птица смотрела блестящим черным глазом — пугающе разумным, как обычно у воронов.
Вздохнув, Сириус с шуршанием достал подаренную Джеймсом коллекционную упаковку. На ней было желто-синее небо со странными летающими людьми и рубленое «Iron Maiden» — уменьшенная обложка их пластинки «Flight of Icarus».
— Ну, держи, — неохотно поделился он, аккуратно вскрыв упаковку и покрошив печенье.
Ворон принялся радостно поедать угощение.
— Теперь всё, сам виноват, будешь Икарусом, — объявил Сириус с усмешкой. — Только к солнцу не летай(4).
Наконец он отыскал потолочный люк, скрытый чарами, и забрался на просторный чердак. Сквозь щербатую крышу сюда падали треугольники неверного пыльного света. Кружевные ширмы и тяжелые гардины перекрывали обзор, формируя из чердака сумрачный лабиринт. Здесь пахло увядшими розами, смолой и индийскими травами — до боли знакомый запах материнских духов. На дощатом полу среди пыли были протоптаны спирали дорожек. А в глубине, за занавесями слышался тихий напев старинной колыбельной.
Сириус считал себя человеком отважным и с крепкими нервами. Но даже ему стало не по себе.
Он двинулся на звук, держа палочку наготове и осторожно раздвигая пологи штор. С одной из них на руку перекинулись черные ползучие точки — личинки ядовитой моли. Поморщившись, Сириус согнал их простым заклинанием, но они успели оставить несколько зудящих укусов.
Колыбельная становилась громче, и в последних строках уже были слышны слова:
«Мне не жаль отдать все соки
для родинушки, для крохи.
Ах, дитя! Из праха в гниль —
скоротечна жизни быль».
Сириус отдернул последнюю гардину. Открывшаяся картина кольнула его, точно тонкое лезвие вошло под рёбра.
В столбе пепельного света покачивалась ветхая резная колыбель, похожая на выцветшее кружево. Вокруг нее на полу, на тумбах, на промятых подушках концентрическими кругами сидели игрушечные медведи. У одних торчали нитки или не хватало глаза, другие, кажется, были сшиты из одежды. А к самой колыбели, тихонько бормоча и причитая, склонялась иссохшая Вальбурга Блэк. Черное платье, расшитое серебряной нитью и жемчугом, висело на ней, как на скелете. Сквозь впалые щёки угадывалась форма черепа. Не замечая ничего вокруг, старуха покачивала колыбель и ворковала над… чем-то.
Выйдя из оцепенения, Сириус громко окликнул ее:
— Матушка!
Но она даже не вздрогнула.
Он резко направился к ней, но вдруг поперек ног ему бросилась мелкая бледная тварь. Тонкие жилистые руки ударили Сириуса по коленям.
— Нет! Не мешайте госпоже! — проскрипел Кикимер.
Сириус разъярился мгновенно.
— Не мешать?! Да ты не видишь: она в полушаге от смерти?! Ты, выдранок косорукий! И это твоя служба?! Пользы, как от вши!
Он схватил домовика за тонкую шею, стиснул до жалобного хрипа и отбросил поганца в сторону. Тельце эльфа сшибло ширму и со стоном рухнуло где-то в глубинах чердака.
В два шага Сириус приблизился к матери и дернул ее за плечо. В тот же миг его взгляд упал внутрь колыбели на то, что лежало там, притворяясь младенцем. И снова Сириус оцепенел. Укутанный в пеленки и окруженный болезненной любовью, там покоился старенький плюшевый медведь с темно-синим мехом и выцветшими звездами на шкурке. Звездочет. Любимая игрушка маленького Регулуса.
Примечания:
Даже самый маленький комментарий порадует автора :)
1) лат. mobilis «движимый» + ostium «дверь»
2) фр. «чистота крови навек» — девиз семьи Блэк
3) лат. pontis «мост»
4) Сириус отсылает к древнегреческому мифу, в котором Икар погиб, поднявшись слишком близко к солнцу.
Это было скорее пугающе)))
Классный фанфик, с удовольствием прочитала первую часть, и буду читать вторую )) 1 |
VrennaVавтор
|
|
Энни Мо
Спасибо большое за комментарий! 💙 Рада, что получилось сделать сцену пугающей)) Очень приятно, что вы оценили первую часть! И добро пожаловать во вторую! ❤️ будет круто если продолжите делиться впечатлениями по ходу)) |
Ну и жесть. Начинаю думать, что Джеймс прав, и Сириус зашёл уже слишком далеко...
1 |
VrennaVавтор
|
|
Энни Мо
Спасибо большое, что делитесь впечатлениями! Скажите пожалуйста, на какой вы сейчас главе?) |
VrennaV
Последнюю выложенную прочитала )) 1 |
(Отзыв к главе 9)
Показать полностью
Ну как же я всё-таки люблю Регулуса!.. Читала с болью и удовольствием (вот казалось бы... а так можно) Неожиданно нашла в твоём слоге что-то очень близкое своему, в целом своей подаче, поэтому вдвойне прочувствовала. Все воспоминания вызывают такое омерзение и чисто машинальное отторжение, что приходится себя немного тормозить и, я не знаю, уговаривать, что ли. Не на чтение — ни в коем случае! На сами эти действия со стороны персонажа, на их принятие и визуализацию. Да, пожалуй, — именно визуализировать неприятно, но мозг сам рисует сцены, и ты только и можешь, что смиряться с ними, просматривать их, причём непременно в замедленной форме, анализировать. На выходе это больно. Горько. Досадно. И всё так же гадко. "Никто. Забудь. Никто. Никого нет и никогда не было. Тело — просто тлен. Что происходит сейчас с этим телом? Что-то… иное. Оно сидит. Начнем с этого, да. Сидит. Язык этого тела чувствует вкус. Как это называется? Сладкое? Допустим. Какая-то масса во рту тела. Оно механически ее глотает и позволяет навалить на язык еще этого сладкого, густого, холодного нечто. Допустим, это может называться «каша». Уже что-то. Постой, может, лучше не надо всё это осознавать? Там, снаружи… ничего хорошего, знаешь ли. Не обманывайся, даже если сладкий кажется, э-э-э, «не болью». Есть какое-то слово. Неважно. Цвета… О, нет-нет-нет, только не подключай зрение! Поздно. И вот мы снова здесь. Здравствуй, реальность." Мне так нравится вот это. Благодаря частой разбивке на абзацы и появляется ощущение замедленности, то ли транса, то ли полу-обморочного состояния. И до чего же точно, живо и грязно в своей глубине. "Любимый звёздный медведь, который всегда утешит" — вот это разбивает. Контраст "детство-настоящее" разносит просто по щелчку. Боже. Ну. А! ... Ой, Рабастан, милый, и ты здесь? Лестрейнджи не перестают радовать даже здесь. Это как у Чехова, правда, вроде жуть как грустно — а смешно и смешно, потому что персонажи откровенные шуты. Ну, некоторые из них) Родольфуса не признаёт даже собственный брат! Я просто в восторге от него. Бедняга, что уж там... Досталось ему ото всех. Он, может, великий творец! А Рабастан!.. Не понимают люди творческой души! А речь у Рабастана что надо. Им с братом как-то неравномерно раздали лексику, Дольф-то, вон, о высоком, а Басти... "срань", "очешуенно", "перекочевряжило", "глизень". Он просто легендарен. С него можно диалектический словарь писать) Но в конце, конечно, он выдал самую мерзкую мерзость, которую только можно придумать (для Регулуса в его положении так точно). Вот это требование благодарности — это так жалко и жестоко, что просто передёргивает. Фу и бр-р. Глава — любовь однозначно. Я её обожаю. Это прям очень хорошо. Так холодно и безнадёжно, и так жаль. Темно, но не без юмора. Спасибо тебе огромное! 1 |
VrennaVавтор
|
|
ронникс
Показать полностью
Ну как же я всё-таки люблю Регулуса!.. Читала с болью и удовольствием (вот казалось бы... а так можно) Я чувствую то же каждый раз, когда возвращаюсь к этим сценам - и когда представляю другие, ненаписанные, про рега в плену 💔 это не отпускаетНеожиданно нашла в твоём слоге что-то очень близкое своему, в целом своей подаче, поэтому вдвойне прочувствовала. Интересно! А что именно кажется общим?Все воспоминания вызывают такое омерзение и чисто машинальное отторжение, что приходится себя немного тормозить и, я не знаю, уговаривать, что ли. Не на чтение — ни в коем случае! На сами эти действия со стороны персонажа, на их принятие и визуализацию. Да, пожалуй, — именно визуализировать неприятно, но мозг сам рисует сцены, и ты только и можешь, что смиряться с ними, просматривать их, причём непременно в замедленной форме, анализировать. На выходе это больно. Горько. Досадно. И всё так же гадко. Вау! Как ты ярко и живо описываешь впечатления! 🖤 этот эффект.... Я этого и хотела, думаю. Регу максимально плохо, и было бы несправедливо, если бы читателю было комфортно "рядом" с ним в эти моменты."Никто" ... Мне так нравится вот это. Благодаря частой разбивке на абзацы и появляется ощущение замедленности, то ли транса, то ли полу-обморочного состояния. И до чего же точно, живо и грязно в своей глубине. А после пытки состояние его разума близко к трансу или обмороку, да. "Любимый звёздный медведь, который всегда утешит" — вот это разбивает. Контраст "детство-настоящее" разносит просто по щелчку. Боже. Ну. А! 🖤💔🖤Ой, Рабастан, милый, и ты здесь? Лестрейнджи не перестают радовать даже здесь. Это как у Чехова, правда, вроде жуть как грустно — а смешно и смешно, потому что персонажи откровенные шуты. Аххахаха я рада, что ты заценила! Реплику про стихи я добавила после твоего комментария о поэзии Руди!))) Но в конце, конечно, он выдал самую мерзкую мерзость, которую только можно придумать (для Регулуса в его положении так точно). Вот это требование благодарности — это так жалко и жестоко, что просто передёргивает. Фу и бр-р. Если это получилось более мерзко чем все что делали Белла и лорд, то... Я думаю что могу гордиться этим моментом 👀 Потому что это просто слова, а они, получается, производят такой эффект! Глава — любовь однозначно. Я её обожаю. Это прям очень хорошо. Так холодно и безнадёжно, и так жаль. Темно, но не без юмора. Спасибо тебе огромное! И тебе! ❤️❤️ такие отзывы... они заставляют ценить жизнь и придают веру в то, что все что я делаю - не зря 🌟1 |
VrennaV
Показать полностью
ронникс Интересно! А что именно кажется общим? Наверное, нетривиальные метафоры-сравнения-эпитеты (в общем, все эти филфаковские штуки, которые я нежно люблю) и как раз сама разбивка "абзац: одно слово" — оно как будто бьёт, а потом ты замираешь, чувствуешь и только после переходишь к следующему. Если это получилось более мерзко чем все что делали Белла и лорд, то... Я думаю что могу гордиться этим моментом 👀 Беллатрикс и лорд не пытаются из себя кого-то строить, они как минимум честны в своей жестокости. А Рабастан — сам пришёл, сам что-то предъявил. Вот ему одиноко, он пустой (условно; хотя и на самом деле создаётся по маленькому отрывку впечатление, что он сам уже настолько потерян и несчастен, что ему даже к пленнику пристать — радость и краски). У самого же болит, и сам же бесится. Но Регулус-то здесь причём? Ему объективно намного хуже, это даже ни в какое сравнение не идёт. Ещё и пристают вон всякие. Тут мем нужен "Зачем приходил? Чего *** хотел?" Потому что это просто слова, а они, получается, производят такой эффект! И тебе! ❤️❤️ такие отзывы... они заставляют ценить жизнь и придают веру в то, что все что я делаю - не зря 🌟 Точно не зря!1 |
VrennaVавтор
|
|
ронникс
создаётся по маленькому отрывку впечатление, что он сам уже настолько потерян и несчастен, что ему даже к пленнику пристать — радость и краски). У самого же болит, и сам же бесится. Вау!Я: пишу клоунского персонажа, который издевается над гг просто потамушта Читатель: видит в нём психологическую глубину и драматизм Обожаю! 🫶 1 |
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |