Те же и Платон: Поезд (гет)

К тому моменту, как Тарадзе вернулся в купе, они уже и чаю попить успели, и перекусили основательно, и расположились совсем по-домашнему. Даже постели расстелили на трёх полках, тем более, что постельное бельё выдано им было, как водится, влажным, и его необходимо было подсушить. Платон с Мартусей уселись играть в шахматы, извлечённые из его рюкзака, а Римма устроилась на Мартусиной стороне с книжкой, даже ноги вытянула. Но пока толком не читала, а наблюдала за детьми. Платон даже пару раз поймал её взгляд и улыбнулся. Ему, судя по всему, подобное внимание с её стороны не мешало. А Мартуся и вовсе была настолько погружена в игру, что ничего вокруг не замечала. По мнению Платона, девочка за последние полгода стала играть намного лучше, и всё больше партий с ним сводила вничью, вот только выиграть честно у неё пока не получалось, а поддаваться она парню строго-настрого запретила.

В дверь три раза громко и размеренно постучали. "Опять три длинных?" — удивилась Марта, не отводя взгляда от доски. Тарадзе вплыл в купе и застыл, наткнувшись на их семейную идиллию.

— Я что-то пропустил? — спросил он несколько обескураженно. — Римма, дорогая, разве мы с вами не собирались посетить вагон-ресторан?

— Вы что-то такое предлагали, Георгий Аверьянович, — отозвалась женщина безмятежно. — А потом ушли и пропали на целый час. А у меня дети проголодались, я взялась их кормить, ну и сама не удержалась.

— А я, признаться, весьма рассчитывал на вашу компанию, — Мужчина посмотрел на неё сверху вниз, не скрывая неудовольствия, — и никак от вас подобного подвоха не ожидал.

— Мне жаль вас разочаровывать, — вздохнула Римма. — Но теперь уж ничего не поделаешь. К тому же вам предстоит ещё много часов в моей компании, нам ехать вместе больше суток.

— То есть сейчас вы мне предлагаете идти в ресторан одному? Ну-ну...

Именно это она и предлагала, точнее, именно на это надеялась, надевая спортивные штаны и домашние шлепанцы, но "просто Георгий", похоже, ожидал от неё, что она под его настойчивым взглядом осознает всю глубину своего заблуждения и переоденется обратно.

— Хотите пирожка с капустой? — вдруг поинтересовалась Мартуся.

Мужчина от неожинности обернулся к столику и встретился взглядом с Платоном, как раз поднявшим голову от доски. И неожиданно растерял свой напор, пожал плечами и уселся на нижнюю полку напротив Риммы, поддёрнув на коленях свои светлые брюки.

— Нет уж, деточка, — ответил он Марте. — Много мучного вредно.

— А много и не осталось, — немного грустно откликнулась девочка. — Мы почти все пирожки съели... Всё, ты опять выиграл, мат в три хода.

— Заметила, — Платон удовлетворённо кивнул. — Молодец!

— Молодец я буду, — вздохнула Мартуся, — когда у тебя, наконец, выиграю. Но пока на это совсем не похоже.

— Просто ты очень азартно играешь, — Платон в утешение погладил девочку по руке. — А в шахматах нужна холодная голова. Но всё равно у тебя всё лучше и лучше получается... Ещё одну партию или хватит на сегодня?

— Девушка играет азартно, — внезапно включился в их разговор Тарадзе, — а вам, Платон, азарт, стало быть, чужд?

— Он никому не чужд, я думаю, — Платон, похоже, удивился вопросу. — Все люди азартны в той или иной степени.

— Но в игре вы азарту не поддаётесь?

— Стараюсь не поддаваться, — пожал плечами Платон.

— А мне кажется, что вы гораздо более азартны, чем хотите показаться, — Тарадзе сидел теперь, валяжно развалившись и закинув ногу на ногу. — Ведь если бы вы не были азартны, вы бы позволили девушке выиграть, ведь ей же так хочется...

— Да не нужно мне... — возмутилась было Марта, но мужчина предупреждающе выставил указательный палец в её сторону и продолжил:

— Причём вы сделали бы это так, что она ни о чём не догадалась бы. Вы просто порадовали бы её, но вы предпочитаете играть честно, так как это обеспечивает вам победу.

Платон дёрнул подбородком. Судя по всему, ему не нравились ни сентенции Тарадзе, ни его назидательный тон. Впрочем, ответил он вполне спокойно:

— То, что вы говорите, имело бы смысл, если бы я просто хотел понравится Марте, а Марта хотела бы просто выиграть. Но она хочет научится играть в шахматы по-настоящему, а я хочу её научить.

— Ну да, ну да, — Лицо Тарадзе выражало нарочитую скуку. — Девочка хочет учится, а вы — учить, азарт тут ни при чём, весьма похвально... Видите себя на педагогическом поприще?

— На инженерном поприще я себя вижу, — сказал Платон, чуть прищурившись. Он злился, но пока это было заметно только тем, кто хорошо его знал.

— Ну, конечно! — обрадовался его собеседник. — Точные науки, как я сразу не догадался! Вам нравится просчитывать ходы и стратегии, отсюда и любовь к шахматам, игре, можно сказать, интеллектуальной... А как насчёт других интеллектуальных игр?

При последних словах Тарадзе лицо Платона вдруг прояснилась, левая бровь поползла вверх, а губы скривила ироническая улыбка.

— Вы что-то конкретное имеете в виду? — поинтересовался парень. — Домино, лото?

— Ну, если вы, молодой человек, считаете эти игры интеллектуальными... — протянул Тарадзе.

Тут Платон просто тихо рассмеялся, покачал головой, повернулся к Марте, поймал её удивлённый взгляд, кивнул ей успокаивающе, и только после этого вернулся к разговору:

— А вы, Георгий Аверьяныч, сами-то во что играете?

— А я, Платон, как уже говорилось, играю на рояле. Ну, и в свободное время, в хорошей компании, в по-настоящему интеллектуальные игры — бридж и покер.

— Понятно, — ответил Платон. Выражение лица у него при этом было довольно замысловатым.

— И что же вам понятно? — переспросил Тарадзе раздражённо.

— Да, собственно говоря, всё. Разговор можно не продолжать...

— А ваш приёмный сын плохо воспитан, Римма, — неожиданно вспомнил о ней "просто Георгий". — Придется мне поучить его манерам.

Этого ещё не хватало. Она хотела вмешаться, но не успела. И Мартуся не успела, Платон предупреждающе сжал её руку.

— Учить за карточным столом собираетесь, я правильно понимаю?

— А мне стоит тратить на вас время?

— Ну, в покер я играю весьма неплохо...

— Полагаю, что вы себя переоцениваете. Для "весьма неплохо" в покер требуется иной уровень зрелости. Но мы, так и быть, посмотрим. После ужина. — Тарадзе поднялся. — Раз уж вы, Римма, пренебрегли моим приглашением, то я отправляюсь в ресторан один. Счастливо оставаться!

Мужчина коротко кивнул ей и вышел из купе, насвистывая какой-то неуловимо знакомый мотив. На Платона с Мартой он больше так и не оглянулся.

— Что это было? — спросила Мартуся шёпотом. — Он что, тебя на дуэль вызвал?

Кажется, она испугалась. За него испугалась, как водится.

— На партию в покер он меня вызвал, всего лишь, — отозвался Платон. — Не надо волноваться.

Он протянул руки через столик, разжал маленький кулачок и извлёк оттуда черную шахматную королеву, которую она, сама того не замечая, сжимала изо всех сил.

— Он так с тобой разговаривал... Да какое он право имеет!

— Хам, конечно, первостатейный оказался, — сказала Римма Михайловна, со своей стороны пододвинувшись к Марте и обняв её за плечи. — Это, видимо, его отказ мой так задел, что его понесло.

— Отказ его задел, конечно, но понесло его после слова "азарт". Оно прямо как спусковой крючок сработало.

— Не понимаю, — сказала Марта беспомощно, а Римма Михайловна призадумалась.

— Может, ты и прав, — сказала она немного погодя. — Он сперва был сильно мною недоволен, но потом его Мартуся пирожками обескуражила, — Женщина улыбнулась и поцеловала племянницу в висок, — и он как будто поуспокоился, а потом, после "азарта", разошёлся снова. И что это, по-твоему, значит?

— Мне кажется, он не тот, за кого себя выдаёт.

— Не Тарадзе Георгий Аверьянович? — удивлённо воззрилась на него Марта.

— Ну, звать его, в принципе, могут как угодно, хотя, если я прав, то вряд ли это его настоящее имя, оно слишком хорошо запоминающееся и редкое. Но думаю, что он никакой не гастролирующий пианист, то есть гастролирующий, но не пианист...

— А кто?

— Карточный шулер, "катала".

Римма Михайловна нахмурилась.

— Платон, а не слишком ли ты делаешь далекоидущие выводы? Нет, он, конечно, играет в карты и наверняка на деньги. Он явно вознамерился наказать тебя за карточным столом рублей на двадцать за неуважение к его авторитету, да и мне таким образом заодно насолить, раз посмела его лестное внимание отвергнуть, но... шулер? Как-то не похож он на мошенника.

— На первый взгляд совсем не похож, вы правы, но чемодан-то у него пустой...

— Вот дался тебе этот чемодан, — вздохнула Мартуся.

Да, мысль о чемодане его и в самом деле не оставляла всё это время.

— После слова "азарт" он немедленно свёл разговор к картам, да так ловко, будто долго тренировался... А ещё он свистит фальшиво.

— Что-о? — Римма Михайловна с Мартой переглянулись.

— Ну, он свистит всё время, вы обратили внимание? А что свистит, узнали?

— Н-нет, — Марта смотрела на него широко распахнутыми глазами, в которых плескалось изумление, так что он чувствовал себя почти фокусником, который сейчас начнёт доставать кроликов из шляпы.

— Я тоже не сразу узнал, но когда поезд только тронулся, было "Сердце красавицы", а теперь "О соле мио", только врёт он безбожно, всё мимо нот. Какой же из него после этого пианист?

— Никакой... — Девочка помотала головой. — Ну, вот как ты это, а?

А вот Римму Михайловну он пока, похоже, не убедил. Думает, наверное, что он в сыщиков играет. Тарадзе — в карты, а он — в сыщиков.

— Платон, ты уверен?

— Что с музыкальным слухом у него проблемы, уверен. А насчёт мошенника — не на сто процентов, конечно. В первую очередь потому, что мы ему в качестве клиентов плохо подходим. Видно же, что много денег у меня не выиграешь, потому что у меня просто нет много. Если только...

— Что? — Марта и Римма Михайловна спросили это практически хором, заставив его улыбнуться.

— Если только большой куш он собирается взять с кем-то другим, а я — или даже все мы — нужны исключительно для отвлечения внимания. Но тогда он вернётся из ресторана не один.

— Ты же не собираешься с ним играть? — Марта тревожилась всерьёз, теперь ещё больше, конечно.

— Не собираюсь. Я недостаточно хорошо играю для подобной авантюры. Если бы просто рядом сидеть и наблюдать, то, возможно, у меня получилось бы его трюки заметить. Отец мне кое-что рассказывал и объяснял, на что надо внимание обращать. Но если я сам играть буду, то скорее всего ничего не выйдет.

— Отец рассказывал тебе про шулерские трюки? — удивилась Римма Михайловна. — Но зачем?

— Ну, вы ведь тоже умеете оказывать первую медицинскую помощь, даже рану зашить, если надо, потому что ваша мать была хирургом. А у меня отец — следователь, так что я и карманника смогу за руку поймать, и фальшивые деньги отличу при необходимости, и простой замок отмычкой открою. А насчёт шулерских трюков, так это лет восемь назад отец работал по делу преступной группы Ашота Кантарии. Был такой громкий процесс в 1970 году, кажется, самый первый над карточными шулерами в СССР. Тогда очень долго и трудно доказывали, что члены этой группы — действительно мошенники, а не просто удачливые игроки. И отцу даже пришлось их клиентом побывать, чтобы поближе посмотреть, как они работают.

— Фамилия знакомая — Кантария, — наморщила лоб Марта. — Это же...

— Ну, да. Мелитон Кантария, Герой Советского Союза, один из тех, кто Знамя Победы на крыше Рейхстага водрузил, а этот Ашот — его племянник. К сожалению, и такое бывает.

В отличии от Мартуси, поверившей Платону безоговорочно, сама Римма в словах парня сомневалась. Доводы его не показались ей достаточно серьёзными, скорее просто игрой ума. Сегодня все во что-то играли, день такой, что ли. Вот и Тарадзе, как ей казалось, играл, играл самого себя, только куда более преуспевающего и неотразимого. Отсюда и такие манеры, то барственные, а то донжуанские, отсюда и придуманные гастроли, а на самом деле пустой чемодан и хорошо если одно-два сценических выступления, а не должность тапёра в летнем кинотеатре, такому и слух идеальный не нужен. Отсюда и гнев на них с Платоном, не ставших ему подыгрывать, и желание наказать парня за карточным столом, не на кулачках же с ним сражаться, на самом деле. Глупо и мелко, конечно, но не преступно. Не повезло им с соседом по купе, только и всего.

Спорить с Платоном женщина не стала, парень был умён, сам потом поймёт, что ошибся. Он так явно и открыто восхищался своим отцом, что некое подражание Штольману-старшему было совершенно естественно и простительно: как тут не заиграться в сыщика, когда у тебя отец — легенда МВД. Удивительно было скорее, что парень не пошёл по отцовским стопам, а выбрал другую профессию, надо будет, кстати, как-нибудь спросить, почему. С родителями Платона Римме встречаться до сих пор не доводилось, хотя жили они неподалёку. По большому счёту, было пока незачем. Платон-то был взрослым, в отличии от Мартуси. Судя по выданным в дорогу деликатесам, да и по другим признакам, отец-легенда против дружбы сына с соседской девочкой не возражал, а вот мать... Почему-то Римме казалось, что она против, хотя Платон ни о чём подобном даже не заикался. Накануне отъезда, когда они с Мартой уже легли и свет потушили, девочка вдруг сказала с тяжёлым, похожим на стон, вздохом: "Мне кажется, его мама в последний момент не пустит, и поедем мы с тобой одни всё-таки..." Конечно, не пускать надо было раньше, пока не были куплены заветные билеты на поезд к тёплому морю, да и как не пустишь уже давно совершеннолетнего и самостоятельного сына, который сам же эту поездку и затеял? Она так и сказала вчера Мартусе в утешение, но про себя подумала, что да, такое может быть. И потом пыталась себе представить в темноте, что должна думать Августа Штольман о нежной дружбе своего взрослого сына с девочкой-школьницей. И это она ещё вблизи эту дружбу не видела, не видела этих взглядов и жестов, не слышала интонаций. О-хо-хо... Римме и самой время от времени становилось не по себе. Только вмешиваться уже было нельзя, поздно. Причём поздно стало чуть ли не с самого начала. Оторвать Мартусю от Платона теперь было не просто жестоко, учитывая страшный опыт её потерь, это было немыслимо. Так что оставалось только присматривать. И доверять. Доверять чистоте девочки и глубокой порядочности Платона, и их серьёзному, всё более заметному чувству...

Когда разговор о карточных шулерах иссяк, дети забрались на верхние полки. Вообще-то билеты у них с Мартусей были вниз, и это было хорошо, пусть уж Тарадзе храпит напротив Платона, а не напротив Мартуси или её самой, так всем спокойнее будет. Но для просушки белья они сначала застелили верхние полки, так было удобнее. Платон с Мартой наверху немного пошушукались, комментируя проплывающие за окном пейзажи и полустанки, а потом замолчали, видимо, каждый погрузился в свою книгу. Читал Платон много и, по его собственным словам, хотел бы ещё больше, но в сутках всего двадцать четыре часа. Вкусы его, по понятным причинам, от её собственных резко отличались, в связи с чем Мартусин читательский кругозор за последний год резко расширился. С подачи Платона девочка увлеклась Конан-Дойлем, Уилки Коллинзом и Джеком Лондоном, Казанцевым и Ефремовым, а ещё, конечно же, "Занимательной физикой" и "Математикой" Перельмана. С физикой вообще вышло удивительно. Мартуся всегда хорошо училась, "не отлично, но очень прилично", как выражалась благоволившая девочке классная руководительница. В восьмом классе единственная тройка у неё была именно по физике. Тройки этой она стеснялась, вручая Римме табель, вздыхала и прятала глаза, обещала исправиться, но звучала при этом так неуверенно, что женщина задумалась, а не понадобится ли им в старших классах репетитор. "Как тройка? Почему? — удивился Платон, когда об этом зашла речь. "Ты слишком умная для тройки", — пошутил он, и девочка виновато улыбнулась. Было это чуть больше года назад, во время одного из самых первых их совместных чаепитий на коммунальной кухне. "Учитель у тебя, что ли, неважный?" — продолжал допытываться парень. "Нет, Григорий Иванович хороший," — неожиданно пылко заступилась Мартуся и тут же стушевалась в ответ на иронично приподнявшуюся Платонову левую бровь. И добавила уже гораздо тише: "Он ветеран войны и инвалид, он добрый и предмет свой любит, просто..." — "Что?" — "Ну, формулы эти вечные, графики, стрелочки. Не могу я всё это себе представить и связать в одно целое не могу, а учить наизусть, получается, недостаточно!" — "Нет, учить наизусть не надо, не поможет," — ответил Платон и тут же перевёл разговор на другую тему. Римма, помнится, тогда даже пожалела, что он так быстро отступился, но это она его тогда совсем не знала ещё. Отступаться никто и не подумал, совсем наоборот. В течение следующего месяца у них на кухне при — сначала робком, а потом и весьма деятельном — участии Мартуси и примкнувшего к ней двенадцатилетнего Вовки Никифорова с помощью подручных средств было проведено несколько десятков физических экспериментов разной степени сложности. На особо эффектные в качестве зрителей приглашались и остальные жители квартиры. Особо никто не возражал: во-первых, это было интересно и познавательно, а во-вторых, всякие "следы преступлений" Платоном и детьми убирались с подчеркнутой тщательностью. Наблюдая за одной из этих уборок, — от её помощи дети отказались самым решительным образом, — она тихонько спросила Платона, надолго ли эти представления. "Ещё раза четыре, — смущённо улыбнулся парень и пояснил: — Чтобы стало понятно, сначала должно стать интересно". Через некоторое время с экспериментами было покончено, а Платон с Мартусей перебрались в их комнату и приступили к теоретической части, правда, выглядело это не совсем так, как ожидала Римма. Нет, формулы, диаграммы и стрелочки, которые, оказывается, правильно назывались векторами, тоже были, но за каждой из них стояла история, а истории Мартуся обожала. Исторические эксперименты Архимеда, Галилея и Ньютона, эпохальные открытия, сделанные по чистой случайности, война токов, и наконец, уже перед самым началом нового учебного года, интерференция, кванты, рентгеновское излучение, релативистское приращение массы и, конечно же, энтропия, с коей у Платона были особые отношения, заинтересовали даже саму Римму, что же говорить о Мартусе, у которой просто загорелись глаза. Впрочем, свою роль тут, конечно, сыграло то, что девочку очень сильно интересовал сам Платон, так что проповедуй он так пламенно, скажем, теорию балета, то и тут нашёл бы отклик. Хотя его педагогических способностей это не умаляло, они у парня, определённо, были. Что там сегодня говорил Тарадзе об учительском поприще? Как бы то ни было, к началу учебного года Платон добился неоспоримого результата. Сначала Мартуся, правда, на вопросы Риммы о школьных успехах только загадочно улыбалась, но потом принесла первую в учебном году контрольную по физике, под которой стояла жирная пятерка с плюсом, а снизу некрасивым, но довольно разборчивым учительским почерком было написано: "Римма Михайловна! Я не знаю, что произошло за это лето с Мартой и её отношением к моему предмету, она сама не признаётся, но я подобным изменениям очень рад. С уважением, Г.И. Шпак". Платон, прочитав это творение эпистолярного жанра, расплылся в совершенно блаженной улыбке и сказал с глубоким чувством: "Я же говорил, что ты умница!", после чего Мартуся торжественно проскакала по комнате на одной ножке, подхватила с пола недоумевающую Гиту и поцеловала собачку в нос. Поцеловать ей, конечно, хотелось отнюдь не собаку, но тогда она постеснялась...

Задумавшись о приятном, женщина, кажется, задремала и вскинулась некоторое время спустя от резкого движения рядом. Платон стремительно спрыгнул, чуть ли не скатился с верхней полки, и оказался за столиком, проводя пятернёй по всклоченным курчавым волосам.

— Что такое? — спросила Римма хрипло.

— Голос Тарадзе в коридоре, — отозвался Платон, потирая ладонями лицо. — Сейчас придут... Марта, оставайся наверху, пожалуйста, — предупредил он свесившуюся со второй полки девочку.

Римма только успела удивится этому "придут" во множественном числе и сесть, как в дверь демонстративно и размеренно три раза постучали, а потом она отъехала в сторону и в купе вошёл... нет, не "просто Георгий". Вошедший был примерно того же роста, что и Тарадзе, но гораздо меньше в объёме. В первую очередь ей бросился в глаза хороший летний костюм, светлая рубашка, очки в толстой роговой оправе, высокий лоб с заметными залысинами. "Нет, — подумала она, узнавая, — только не это, нет..."

— Добро пожаловать в нашу келью, Виктор Анатольевич, — Тарадзе следовал прямо за нежданным гостем, чуть ли не подталкивая его в спину. — Знакомьтесь! Тут у нас гордая и неприступная Римма Михайловна, правда, в платье она прекраснее, чем в домашнем виде, но это простительно, на отдыхе мы все, каждый по своему, стремимся расслабиться. — Эту хамскую шпильку Римма пропустила, потому что ошеломить её ещё больше в данный момент было невозможно. — Тут у нас девочка Марта! — Он похлопал ладонью по Мартусиной полке. — Ты пока наверху останешься, деточка, а то у нас статья в уголовном кодексе предусмотрена за втягивание в азартные игры несовершеннолетних, так что втягивать мы никого не будем. Ну, и наконец, прямо перед вами Платон, молодой человек исключительных качеств, он, к примеру, в игре азарту не поддаётся. Мы с вами, Виктор Анатольевич, люди зрелые и солидные, нет-нет, да поддаёмся, а Платон — просто кремень.

Тут новоприбывший вдруг отмер, пробормотал что-то неразборчиво-приветственное и практически упал на нижнюю полку рядом с Платоном. А Тарадзе продолжил:

— Правильно, вам лучше сюда, Виктор Анатольевич, к Платону, а я пока попрошу Римму Михайловну проявить, так сказать, гостеприимство, скатать свой матрас и пустить меня за столик. Надо же как-то устраиваться, раз у нас гости...

— Гости у вас, Георгий Аверьянович, — сказала Римма хрипло. Она, наконец-то, пришла в себя и сильно разозлилась, в первую очередь, на свою собственную слабость, чуть ли не панику при появлении старого знакомого, но и, само собой, на упражнявшегося в остроумии Тарадзе. В выдвинутую Платоном версию она теперь с каждой минутой верила всё больше.

— Если Римма Михайловна против... — дернулся на сидении незваный гость, но Тарадзе жестом остановил его и заговорил примирительно:

— Да будет вам, Римма Михайловна, дорогая! Что вы можете иметь против нескольких часов в хорошей компании? Мы сейчас посидим, сыграем партейку-другую, потом вы нас угостите своими домашними деликатесами, а я достану бутылочку хорошего грузинского вина...

— Платон не будет с вами играть, — бросила Римма зло.

Тарадзе нахмурился.

— Ну, это уж... Ваш сын сам вызвался что-то мне доказывать за карточным столом, а мужчина должен отвечать за свои слова. — Наверху шумно и возмущённо выдохнула Марта. — Так ведь, Платон? — Тарадзе развернулся к парню. — Вы ведь сами стремились продемонстрировать мне и зрелую игру, и власть над азартом...

— Да всё не так было! — возмутилась Марта, но Тарадзе и бровью не повёл:

— Неужели передумали испытывать судьбу? Или это женщины вас отговорили?

— Судьба играет человеком, а человек играет на трубе... — услышала она голос Платона и сильно удивилась. Так удивилась, что даже пододвинулась ближе к столику, чтобы этот несносный тип больше не загораживал от неё парня. Платон улыбался, но улыбка эта, кажется, ничего хорошего не предвещала.

— Это к чему? — спросил Тарадзе настороженно.

— Это цитата. Из книги Ильфа и Петрова "Золотой телёнок".

— Причём здесь телёнок? — Тарадзе, похоже, начал терять терпение.

— Золотой телёнок, он же телец, символ желанного богатства, из которого не следует творить себе кумира. — терпеливо объяснил Платон. — Не читали?.. А вы, Виктор Анатольевич?

— Читал когда-то, — пробормотал ничего не понимающий гость, у которого, похоже, сильно пересохло в горле.

— Хорошо. Тогда вы курсе, что это книга о мошенниках, которые стремятся отобрать миллион у ещё большего мошенника, и в конце концов это удаётся, но увы, не приносит счастья... Вы случайно не подпольный миллионер, Виктор Анатольевич? Может быть, вы цеховик, так называемый "красный буржуй", нет?

— К чему ты ведёшь, мальчишка?! — прошипел медленно багровеющий Тарадзе. Но на Платона это не произвело ни малейшего впечатления. Теперь он смотрел только на гостя:

— А может быть, вы просто нормальный советский человек на приличной должности, с хорошей зарплатой и солидными отпускными в кармане, который в кои-то веки собрался провести отпуск возле тёплого моря? В таком случае я бы на вашем месте тем более за карты с Георгием Аверьяновичем не садился...

— Да как ты смеешь, сопляк! — рванул свой воротничок Тарадзе. — Ты на что это тут намекаешь?!

— Я не намекаю, — Теперь Платон смотрел мужчине прямо в глаза. — Я прямо говорю, что играть с вами в карты я не буду. И другим не советую.

На мгновение Римме показалось, что сейчас дойдёт до мордобоя. Одной рукой "просто Георгий" вцепился в свой воротничок, а другой описал в воздухе какую-то странную дугу. В ответ на это Платон чуть сдвинулся на диванчике, видимо, чтобы удобнее было встать в случае чего. И это малозаметное движение, похоже, сказало Тарадзе больше, чем любые слова. Он вдруг резко развернулся на каблуках, бросил в сторону: "Идёмте отсюда, Виктор Анатольевич! Нам тут не рады, найдём другое место, этот щенок всё равно не заслуживает сидеть за одним столом с приличными людьми!" и покинул купе, захлопнув дверь с такой силой, что подскочили и отчаянно зазвенели чайные стаканы в подстаканниках. Оставшийся с ними наедине гость поймал Риммин взгляд, выговорил хрипло: "Простите, ради Бога!" и тоже поспешил убраться восвояси. Дверь он, правда, за собой закрыл гораздо аккуратней.

Примечания:

Немного о знаменитых карточных шулерах времён СССР можно прочитать по ссылке ниже. Но про Тарадзе там, конечно, нет ни слова :-).

https://pikabu.ru/story/kartochnyie_shuleryi_vremen_sssr_5745726