А в Лондоне дожди (джен)

Словно издевались капли бесконечного дождя, разбиваясь об такой же сырой лоб сырого человека. "За что такую судьбу подал мне Господ?" — бил по голове вопрос сие мученика в пальто. "О, где же я так нагрешил?" — терзали слова его невезучу душу. И лежал тот на земле, покрытой полно океаном слёз.

С кирпичных стен лилась вода, затапливая сие мира города, просачиваясь сквозь брусчаточные щели и шепча ему последние слова, кой ложились на душу и потихоньку тлели.

В стороне от лежачего потерпевшего двое незнакомцев в серых плащах обсуждали свои планы, потирая в руках деревянные палочки. Один был невысок и молод, а другой, со шрамом на виске, был седым, но поджарым. Их разговор был не долгим. Он сразу прекратился, когда потерпевший Алек Харди очнулся и начал открывать глаза. Они будто были в ритме вальса — взмахнули своими палочками через правое плечо, точно волшебными, и приставили их концы к горлу лежачего.

— Что ты делал в лавке Азирафаэля? — промолвил поджарый хриплым голосом.

— Я... Я... — тот не знал, что ответить джентльменам. — Я тут ни при чём! — Воскликнул он от отчаяния.

— Отвечай на вопрос, Бартемиус! — в нос сказал второй.

— Бартемиус? Я детектив-инспектор Алек Харди, а не какой-то Бартемиус! — Бродчертовский детектив сразу же понял, что джентльмены обознались.

Не успели они задать очередной свой вопрос, как за их спинами появился, по всей видимости, тот самый Бартемиус. И лицом, и телом он напоминал Алека Харди. Капли дождя стекали по его коже и, скатываясь по дереву его волшебной палочки, падали на землю и разбивались в плеск.

— Эверте Статум! — воскликул двойник детектива, направив свою палочку на мелкого, отшвырнув его в стену.

— Остолбеней! — выкрикнул хриплый.

Бартемиус, отразив этот невидимый удар и последующий за ним, растворился в чёрном дыму, а эти двое джентльменов кинулись бежать прочь, как только раздался уже знакомый Алеку нарастающий стон и свист. И снова перед ним стоит та самая синяя полицейская будка годов 60-х. Да, это была она, та самая, хоть и краска на ней была другой — более насыщенного цвета, и окна были иной геометрии, но всё же это была та самая полицейская будка, ведь не прошло и секунды, как в дверях появился уже знакомый ему Доктор. Но и он уже не был прежним, что-то заставляло его выглядел по-другому, ни как раньше, три часа назад. То ли это морщинки вокруг глаз состаривали его лицо, то ли эти бесконечные глаза, полные мудрости и инфальтивности, горя и радости, умиротворения и гнева, намекали на настоящий возраст сие аномалии.