Пиратская песнь (джен)

Дни протекали относительно мирно. Следующая остановка никак не появлялась. Причиной стала необходимость держаться подальше от английских и испанских военных судов. Первые начали охоту за Местью после чаепития с Бэдминтоном, а вторые были нежелательными по всем возможным причинам. В итоге Шэй отчаянно маневрировал среди архипелагов, зная, что тяжёлый транспорт при всём желании не сможет за ними следовать. Ход был неплохим, но все выбранные острова были точно такими же дикими, как остров двух племён людоедов, или вовсе необитаемыми. Неподходящая остановка, чтобы сойти и вернуться домой.

Остановки делали ради провианта и воды. Запасы на корабле медленно, но верно подходили к концу. Виной тому был дворянский аппетит Боннета. Даже дон Диего де Очоа, открыто любящий комфорт и роскошь, никогда бы не позволил себе потребовать от судового кока апельсиновый торт, украшенный розочками крема. А Стид пожелал, когда по личному календарю вычислил свой день рождения, да ещё потом жаловался на приторность.

Люциус не спешил появляться перед командой, как чёрт из табакерки, и должность секретаря-писаря бессрочно повисла на Нике. Девушка не жаловалась. Следование за капитаном открыло ей дорогу к возможности худо-бедно умываться, пока тот спит. Следуя за Боннетом след в след, она точно знала, какие половицы его обители скрипят, а какие будут хранить секрет её проникновения. Шэй стоял на страже. Не потому, что ему это так нравилось, а по причине долга оберегать её, который он вбил себе в голову.

Ночью он охранял все её походы за чистоплотностью и даже помог перетащить всю воду за борт, когда донья осмелилась полноценно принять ванну, зато при свете дня не стеснялся демонстрировать своё недовольство. Ругать её за побег он почти перестал, лишь время от времени саркастически уточнял, нашла ли она пирата, в которого желает влюбиться. До первой остановки между ними воцарился шаткий мир.

— Капитан Эдвард Чёрная Борода Тич, капитан Уильям Кидд, джентльмен-пират, — диктовал Боннет, листая свои книги. — Какие ассоциации вызывают эти имена?

— Первые два — очень-очень талантливые пираты, — честно ответил Французик, которого капитан пригласил в свою каюту для проведения эксперимента по внедрению своего «знаменитого имени». — Настоящие головорезы. А вот кто третий — без понятия.

— О, — театрально протянул с улыбкой Стид, тигром перемещаясь по каюте, — третий — самый страшный из всех них!

— Да? Продолжайте, — оживился помощник.

— Настоящий убийца. Но вместо того, чтобы убивать оружием, он убивает добротой, — с лукавой улыбкой провозгласил капитан.

— Э?! — растерялся тот, но, поглядев сначала на Нику, потом снова на Боннета, сообразил: — А, это вы джентльмен-пират.

— Угадал! Да. Вежливая угроза. Это будет моя фишка. Как заведено у легендарного пирата. Ник, ты всё записал?

— Да, капитан, «… фишка, как заведено у легендарного пирата», — продемонстрировала девушка все записи в журнале.

После разделения пленников капитан настолько увлёкся историческим образом себя любимого, что совершенно забыл не только подумать, что делать с английским офицером, он запамятовал о существовании оного. Бедолага жарился на солнце несколько дней и от безнадеги справлял всякую нужду прямо на месте, воняя страшнее, чем корабельный нужник. Из жалости Ника время от времени подавала тому воду и еду из камбуза, пока никто не видит, но делала это задержав дыхание.

В конце концов, капитан вспомнил о пленнике и даже посетил его, сразу скривившись от вони, что исходила от англичанина. Тот после нескольких дней настоящей пытки стал покладистым и был согласен на любой исход. Он не протестовал против предложения Чёрного Пита отправить лишнего на корм акулам и не вздрогнул от идеи Французика отрубить конечности, а из спины сделать стол. Всё что угодно. Лишь бы закончилось.

— Нет, — отказывался каждый раз Стид. — Это нам не подходит. Какие ещё предложения?

Судьбу англичанина теперь решало наиболее интересное предложение. Ника со своим «а может, просто отпустить» скромно молчала. Такое однозначно не по-пиратски.

— Можно отдать его англичанам за выкуп, — с восторгом в глазах заявил кок и в тот же момент заслужил громкое «да» от ряженой доньи.

— Неплохая идея, Таракан, — с явным облегчением в голосе отметил капитан, улыбнувшись лучезарнее обычного.

Ника с удивлением глянула на него. Как странно. Он отреагировал точь-в-точь, как она. Но отчего? Это она на судне чужая богатая девочка, вынужденная притворяться тем, кем ещё не является. Не выходит у неё быть мальчиком-пиратом. Не по её плечам пиратский наряд. Не может она убивать людей, как положено пиратам, брать рабов, продавать их и делать многие другие страшные вещи, которые ничуть не смутят команду Боннета. Отчего вдруг такое сходство с капитаном? Он ведь на своём месте! На своём ведь?

— Вам потребуется перекупщик, — сообщил тем временем опытный в таких делах мистер Пуговка с пугающей полубезумной улыбкой. — И найти такого можно в Республике Пиратов.

От знаменитого названия оживились все. Капитан с восторгом помчался готовить подходящий выходной наряд, чтобы не только других пиратов посмотреть, но и себя показать. Явить миру джентльмена-пирата. Мистер Пуговка мысленно будто отстранился из тела и порхал в своих мечтах, где кровавые бойни и Республика уже были на горизонте. Шэй явно прикидывал, что на той остановке можно будет наконец поменять корабль и вернуться домой без лишних проблем, пока дело о побеге можно тихо замять. Ника радостно хлопала в ладоши от мысли, что наконец увидит настоящих пиратов. Только Олуванде отчего-то помрачнел и даже пытался отговорить Боннета от посещения Республики.

Казалось, решено и пора брать курс, но почти вся пресная вода на Мести закончилась. А то, что осталось, было настолько несвежим, что даже вперемешку с ромом угрожало убить пьющего. Следовало выбрать островок и пополнить запасы воды и, если получится, провианта. Выбор пал на неприметный небольшой скалистый остров. По словам Шэя, на таком больше шансов найти открытый источник с пресной водой. На этот раз высадка прошла успешно.

Длинных песчаных пляжей у острова не было, зато имелось нечто, похожее на причал, созданный силами природы. Идеально выставленные скальные выступы, к которым можно было пришвартовать небольшой корабль. Вода тоже быстро нашлась. Пресная, как и предсказывал Кенуэй. А пока Олуванде, Чёрный Пит и Крошка Джон наполняли бочки и тащили их обратно на Месть, Таракан, Швед и Ника исследовали леса на предмет чего-нибудь съестного. Что странно, на острове отсутствовали не только люди или животные. Птицы тоже не заглядывали на этот крохотный остров, хотя те же чайки никогда не отличались разборчивостью. Даже чайка, друг мистера Пуговки, отказалась покидать корабль и посещать участок суши. Вместе с ней и Пуговка остался на борту.

* * *

День клонился к закату, а на острове всё же обнаружилось несколько манговых деревьев, к радости Ники. Зная коварство архипелагов ночью, было решено заночевать на острове и отправиться в сторону Республики Пиратов на рассвете. Перед отбоем, пока капитан рассказывал экипажу очередную сказку, Шэй вновь завёл свою шарманку:

— Если тебе так хотелось посмотреть на настоящих пиратов, то в чём проблема связаться с Воробьёвым? — недоумевал он. — «Дядя Жека» тебе бы провёл полную экскурсию по худшим и лучшим, заодно и отбил бы желание с ними связываться.

От глупости подобного вопроса юная донья едва не взвыла. Неужели не очевидно?!

— Он бы сдал меня родителям, — пояснила она яростным шёпотом. — В ту же секунду. Представляешь картину — плывут они в Валенсию и наслаждаются обществом друг друга, а тут поперёк хода возникает Жека на своём Невском и выдаёт им меня со всеми потрохами.

Шэй пробормотал что-то на его собственном недовольном языке и опрокинулся на свой настил из листьев. После случая вынужденного посещения острова людоедов лёд между ними тронулся. Нет, упрямый Кенуэй не спешил менять гнев на милость и при каждом удобном случае потчевал её страшными историями про кровожадных пиратов, начав с тех, кто ходил под красным флагом. Такие флаги закрепились за именами покойных Эдмунда Кука, Бартоломью Шарпа и Ричарда Сокинса.

Ника с удивлением смотрела на друга детства, когда он без стеснения рассказывал, что происходило, если пираты под красным флагом брали суда боем. Кого бы они ни встретили на своём пути — судьба тех становилась незавидной. Женщины, дети, старики или мирные торговцы, которым не повезло оказаться на корабле с упрямым и воинственным экипажем, умирали долго и страшно. Мерзавцы не стеснялись своих отвратительных желаний и выпускали пар так, как желали их чёрные души. Юная донья нервно сглатывала от ужасающих подробностей.

Кроме прогулки по доске, которая заканчивалась простой, но неизбежной смертью уставшего тела в одиночестве и беспомощности, появлялись истории, как Билли Бонс или Флинт резали всех захваченных, будто свиней. Он упомянул старинную забаву — скачки на пленниках, как на конях. Жалости к скакунам во время игрищ не было никакой. После того, как термин «килевание» не произвёл должного впечатления, Кенуэй расстарался и описал в самых мельчайших деталях, какими острыми ракушками и морским отребьем покрыты киль и днище судна.

Следом он прямо на себе показывал, какие от килевания жертва получала гематомы, глубокие резаные раны. Во всех красках он описывал ощущения, когда человек начинал захлёбываться. Он заметно радовался, когда замечал, что неразумная донья начинала бледнеть и нервно смотреть в пол. Пытка водой, волочение за кораблём и закапывание в песок произвели достаточное впечатление, чтобы девушка не выдержала и попросила Шэя замолчать. В романах про пиратов никто не говорил о таких страшных вещах, но стоило осторожно поинтересоваться у Шведа, Таракана или Чёрного Пита об этих пиратских забавах, каждый подтверждал слова Кенуэя и даже был готов рассказать больше «интересных историй».

«Почему отец и братья мне не говорили об этом? Почему матушка молчала? — недоумевала Ника. — Почему Шэй только сейчас решил рассказать всё в деталях? Неужели раньше было сложно? Я бы тогда не рискнула…»

С непростыми мыслями она свернулась клубочком, призывая сон забрать её из этого непонятного места. Весь план теперь напоминал одну из сказок мамы на ночь про мужчину, что заключил сделку с дьяволицей и получил семь желаний, но исполнение каждого из таких желаний только разочаровывало. Или так жульничала дьяволица, или жизнь сама ставила палки в колёса мужчине, но в конце истории он больше не хотел ничего получать по щелчку пальцев. Вот и она, Ника, с первой же попытки встретила пиратов, но самое заветное её желание теперь — это вернуться домой и постараться забыть всё.

Люциус так и не появился, Олуванде, мистер Пуговка и Джим остались на корабле. Отчего-то эта троица не пожелала выспаться на твёрдой земле, но и морской дьявол с ними. Вот бы скорее добраться до Республики Пиратов…

Крошке Джону и Таракану ночью вдруг стало холодно и, шурша по всем кустам с громкими забористыми словечками, они не разбудили разве что только тех, кто спал на корабле. Ника сквозь ресницы смотрела за ними, надеясь, что они быстро разведут костёр и успокоятся. Спросонья очень уж хотелось вернуться в мир грёз, где она уже дома. Где родители с подозрением проглотили заготовленную ложь и почти ни о чём не подозревают. Точнее, подозревают, но не предполагают, что егозливая младшая дочь совершила нечто немыслимое. Позорящее их обоих… Уходящую в сон Нику всполошили громкие попытки пиратов высечь искру, всё так же сопровождающиеся бранными словами. Не повторить бы случайно при родителях или братьях.

СКРИИИИИИ...

От пронзительного визга вскочили все. Этот визг означал на всех языках мира только одно — приближающуюся опасность.

Клац. Клац. Клац. Клац.

Что-то непонятное бежало к ним. Кенуэй подорвался первым и, закрыв своей спиной подругу детства, приготовился отстреливаться от любой опасности. Ника выставила вперёд кинжал, едва не дрожа от осознания простоты своего оружия самозащиты. Чёрный Пит и Крошка Джон выскочили вперёд с пистолями наперевес. Капитан растерянно стоял на месте, сжимая в руке булыжник. Удивительное дело, он совсем не брал с собой никакого оружия. Таракан и Швед выставили вперёд свои жутковатые грубо выкованные сабли, Французик, прижимая к груди гитару, выставил против неизвестности пистоль, едва ли планируя второй выстрел.

— Ой! — охнула Ника при виде огромных крабов размером с коня.

Пяток ракообразных вышел из леса, громко обозначая своё присутствие характерным цоканьем ножек и щёлканьем клешней. При виде их крепких панцирей пираты бросились к кораблю. Ника замешкалась было, обездвиженная чувством заполняющего её ужаса, но Кенуэй схватил её поперёк туловища и потащил вперёд всех к спасительному кораблю. Однако…

— Так-так-так, — загрохотало что-то на вполне узнаваемом английском языке. — Мотылёк попался в мои сети.

Одновременно с глухим, захватывающим пространство, голосом идеальный природный причал сам поднялся над водой. Остров задрожал, сбивая беглецов с ног. Ника однажды ощущала, что такое землетрясение. Тогда ещё совсем крошкой она испугалась и спряталась под кровать, пока матушка её оттуда выманивала, ничуть не тревожась от того, как дрожала мебель. Как позже она объяснила дочери, подземные толчки такого уровня не могут причинить никакого серьёзного вреда, лишь напугать. Но маленькая Ника запомнила. И в момент, когда земля острова начала буквально уходить из-под ног, она без единого сомнения знала, что это не имеет ничего общего с землетрясением.

В следующее мгновение «пристань», поднявшаяся над водой огромной частично каменной клешнёй, покрытой ракушками, кораллами и морскими тварями, схватила Месть и бросила корабль на остров.

— Как же долго я спал, — продолжал глухой голос из глубин. — Совсем забыл, как приманивать алчных моряков на мои лучшие сокровища.

— Сокровися? — оживился Чёрный Пит, за что получил тычок локтём от Французика.

— Пит, не сейчас! — просипела Ника.

Гигантские крабы продолжали наступать. Несколько выстрелов по ним не принесли никакого успеха. Пули отскакивали от крепких панцирей. В таком раскладе сабли и кинжалы становились жалкими зубочистками. Крохотная команда нерадивых пиратов быстро оказалась окружена без возможности куда-либо бежать. Кенуэй, истративший пули на стрельбу по крабам, с отчаянием героя-самоубийцы обнажил бесполезную саблю, оттесняя Нику назад. Будто выигранные для неё минуты жизни могли бы на что-то повлиять…

Бах-бах-бах!

Три выстрела из пушек. Команда, оставшаяся на Мести, не сидела сложа руки. От попаданий в землю, где только что были крабы, последние бросились врассыпную, а земля затряслась ещё сильнее. Казалось, они сидят на спине огромного монстра, который пытается их сбросить. Ещё больше усиливал это ощущение гортанный рычащий вой, наполненный болью и яростью.

— Что за чёрт?! — визжал Французик, но с ободряющим пинком Чёрного Пита быстро пришёл в себя и бросился вместе со всеми к шлюпу.

Пока они забирались по штормтрапу, Месть успела дать залп ещё два раза, отгоняя ядрами преследование крабов. От грохота Ника неловко пошатнулась, не понимая, где верх и низ, а ещё почему все звуки вдруг сменились противным громким писком. Земля постоянно крутилась перед глазами, не позволяя ступить и шагу. Тело отчего-то не могло принять какое-либо устойчивое положение. Глаза никак не могли зацепиться за хоть какой-то образ. Всё ощущалось настолько странно, непонятно, но плохо, что она никак не могла даже испугаться.

* * *

К ушам прильнуло что-то неприятное, липкое и грязное, вызвав чёткое и однозначное чувство гадливости. От него с трудом удалось зацепиться и за другие ощущения. Твёрдое и жёсткое — палубу под собой. Холодное и бодрящее — ветер вокруг. Острое, неприятное и раздражающее — запах пороха. С ними начала расступаться тьма. Ника пришла в себя сидящей у одной из мачт на палубе. Звуки так и не восстановились. Всё доносилось странным эхом, словно сквозь гул церковных колоколов. Юная донья встала, но земля вновь ушла из-под ног, вынуждая обнять мачту, как отца после его долгого отсутствия.

Вокруг неё бегали остальные, заряжали пушки, капитан что-то кричал, вновь и вновь звучал грохот от залпов. От него голова сотрясалась острой мучительной болью, возвращая в уши продолжительный гадкий писк. Живот страшно крутило, словно Ника съела что-то живое и оно пыталось прогрызть свой путь наружу. От очередного приступа головокружительного писка донья сложилась пополам и её вырвало. Гадко, отвратительно и грязно. Прямо на палубу, поскольку отойти от мачты она так и не могла.

— О-Г-О-Н-Ь! — сумела она по буквам разобрать, что кричит Боннет.

Бах-бах-бах!

В растерянности она смотрела, как на них продолжают наступать крабы. Только стрельба с корабля не позволяла им подступиться, но вреда не причиняла. Крабы слишком шустрые. Земля под кораблём ходила ходуном. Гигантские клешни то и дело взлетали над Местью, но отчего-то проходили мимо, словно никак не могли ухватить неудобно упавшую игрушку. В голову пришло воспоминание, как она ещё пятилетней пыталась укусить себя за локоть, но всё никак не могла дотянуться. Вроде близко, но чуть-чуть не хватает.

— С-Т-О З-А Т-С-Ё-Р-Т?! — в панике кричал Чёрный Пит.

А крабы продолжали окружать корабль, наконец прикинув, с какой стороны выстрелы не доносятся. Мир вновь начал кружиться и вертеться, когда рядом оказался Шэй. Вновь беспорядочное движение. Палуба оказалась почти у самого лица и стремительно куда-то неслась. Или это бежал Кенуэй, а она просто болталась мешком на его плече?

Мысли начали проясняться, когда она оказалась на софе в капитанской каюте. В голове смутно прыгало какое-то важное открытие, которое она хотела бы сказать капитану. Но сначала пальцы коснулись ушей и наткнулись на что-то неприятное, затыкающее их. Воск. Кто-то воткнул что-то напоминающее восковые пробки в её уши! Кто? А кто, кроме Шэя, это мог быть?

В каюте капитана все громко о чём-то говорили. Ника изо всех сил пыталась понять, что именно, но из-за беспорядочных криков всё в голове перемешивалось. Хотелось тоже что-то сказать, но она никак не могла вспомнить, как разговаривать. Без напоминания она просто не могла начать, не знала, с какой стороны подступиться. Всё раньше казалось простым — берёшь и разговариваешь, а теперь она вроде бы знала, но не могла вспомнить. Но так хотелось сказать что-то важное. Взгляд метался по каюте. А почему они здесь? На палубе крабы? Пушек оказалось недостаточно?

Что-то важное. Она собиралась сказать что-то важное. Но что? Почему-то даже мысли плохо складывались в слова. Всё формировалось только множеством образов. На столе капитана она заметила журнал. Его пиратские мемуары, которые она как раз писала… написать! Донья вцепилась в журнал, раздражённо отбрасывая выбившиеся из перекошенной банданы волосы. Рука схватилась за перо, но слова вновь не появлялись. Первая попытка вызвала такую же растерянность, как и речь. Мужчины продолжили о чём-то спорить. Ника перевела взгляд на Джима. Тот всегда был нём. Интересно, он умеет писать или может показывать свою волю только жестами и рисовать картинки?.. Эврика!

Капитан продолжал что-то кричать, когда она ткнула в него журналом с криво нарисованным крабом, на спине которого стоял крохотный кораблик и ещё более крохотные человечки. Тот было отмахнулся, но почти сразу понял, что она пыталась ему сказать. Для наглядности Ника прямо на глазах пиратов изобразила пунктиром трещинки на панцире и кружочки со звёздочками, которые означали гранаты. А следом поднявшуюся волну, которая накрыла краба и оставила кораблик на поверхности. За идею юнга был награждён одобрительным похлопыванием по плечу. Шэй, Олуванде и мистер Пуговка начали что-то по очереди говорить капитану. Из их разговора Ника едва вычленяла слова, но после слова «отвлечь» поняла, что они планируют вылазку в обход больших крабов.

Незаметно и внезапно её схватил Джим и затащил в тёмную часть каюты, пока никто не видел. Ника так и не успела испугаться, а тот уже скрутил её выбившиеся пряди волос, слишком длинные для мальчика, подоткнул под бандану и перевязал последнюю ровно, чтобы волосы больше из неё не торчали. Юная донья только-только начала понимать, что может означать этот жест неожиданной заботы, как немой пират скрылся с глаз вместе с Олуванде. Она хотела было последовать за ним, но была остановлена Шеем.

— У Т-Е-Б-Я К-О-Н-Т-У-З-И-Я С-И-Д-И! — медленно, громко и по буквам он сообщил ей и посадил на софу, вручив в объятия перепуганного Кроко. Рядом посадил капитана как источник планов и идей, но совсем не бойца против монстров.

Боннет, хоть и выглядел очень растерянным, не упустил возможности начать что-то говорить, указывая на журнал мемуаров капитана. Ника попыталась жестами показать, что совсем не может ничего расслышать из его слов, но в ответ получила вопрос, написанный в журнале «ты можешь читать?». Прочитать действительно получилось. Не сразу, но ей удалось с трудом вспомнить, как пишется простое слово «да». С этого мучительно простого слова она начала постепенно вспоминать слова и их значения. Но произнести хоть что-то так и не сумела. Речь не вспоминалась.

— Я Ж-И-В! — с раздельным криком выскочил откуда-то, как чёрт из табакерки, Люциус.

В ответ капитан возмущённо вскочил и начал что-то быстро и непонятно спрашивать у парня. Ника почти разбирала слова, но мужчины говорили слишком быстро. Кажется, Боннет упрекал писаря за пропажу, за неряшливый внешний вид и… пот? Да, кажется, он упомянул, что парень потный, на что тот попытался как-то оправдаться, но просто получил журнал и приказ немедленно записывать. На контуженного юнгу никто больше не обращал внимания.

* * *

«…Силами храброй команды и моей находчивостью, мы заложили в трещины между пластинами панциря гигантского краба гранаты. Экспертами в подрывной деятельности я назначил Крошку Джона и Таракана как мастеров по взрывам… нет, последнее вычеркни. Пусть этот краб сумел вырасти до размеров полноценного острова, одному Богу известно как, да ещё и впал в спячку, что на нём начали полноценно расти деревья, а между чешуек сформировались пресные водоёмы, слабости его панциря выросли вместе с ним. Серия взрывов привела к неожиданным, но приятным последствиям. Но для начала небольшое отступление. Люциус, ты пишешь? Ты помнишь, что надо не буквально все слова за мной записывать?

Хорошо. Я продолжаю…»

Потеря речи стала настоящим испытанием на прочность. Если раньше Ника не до конца ценила этот обыденный навык, то утратив его, чувствовала себя калекой. Слух, зрение и способность думать связными словами вернулись, когда журнал перекочевал в руки потного и дёрганного Люциуса. Вопросы, где он пропадал всё это время и зачем прятался ото всех на корабле, ждали своего часа. Прислушиваясь к словам капитана, которые со временем становились всё более понятными, она с ужасом думала о Шэе. За дверями капитанской каюты бегали злобные твари размером с лошадь. Сам остров был ещё одной злобной тварью, к тому же разговаривающей. Что ещё скрывалось в джунглях на спине этого монстра?! Туда отправился Шэй! Оставил её с капитаном, а сам решил устроить свидание с верной смертью! Дурак!

«Дурак-дурак-дурак, — мысленно повторяла Ника, нервно икая, — а если ты не вернёшься?! Вот только попробуй не вернуться!»

Ника прекрасно знала, что сын Эдварда Кенуэя не раз доказывал на практике свою храбрость, смекалку и неубиваемость. Стоило ему выйти в море, и при каждой встрече с ним девушка слышала одни только похвалы. Казалось, всё в нём идеально, по мнению их отцов и сослуживцев Шэя. Конечно, она завидовала и ревниво замыкалась в себе, воспринимая все дифирамбы другу детства как слово о собственной несостоятельности. Не она сильная, храбрая и умная. Не она в меру амбициозная, но умеющая грамотно лавировать между собственными идеями и приказами капитана, чтобы все оставались довольны. Не она будущее испанского флота. Не она… Вот только теперь становилось по-настоящему страшно от мыслей, что всей идеальности Кенуэя не хватит, чтобы перехитрить крабов и вернуться на Месть живым.

Как ей возвращаться домой, будто ничего не произошло, и потом жить себе дальше, если он здесь погибнет?

Где-то на краешке памяти прозвучали его слова, почти такие же, как её мысли. Должно быть, последствие контузии. Скоро пройдёт. Лишь бы все вернулись живыми. Серия взрывов заставила её сжаться в комок. Капитан продолжал что-то диктовать Люциусу, а она, словно вернувшись в детский возраст, не могла пошевелиться. Матушка надеялась, что Ника не запомнит то время, когда внезапно и без предупреждения пропал сначала отец, а потом и она. Братья исчезли следом. Это было их первое приключение и страшное испытание для родителей. Маленькая донья мало что тогда понимала кроме ощущения одиночества. Не такого, когда никто не хочет с тобой играть и тебе скучно, а холодного и страшного, когда родные могут больше никогда не вернуться. Вот и сейчас. Этот балбес, бросившийся за ней на пиратский корабль, теперь невесть где, да ещё может… быть… погиб…

Корабль ощутимо качнуло. Потом ещё раз. И снова. Кроко в панике запищал и спрятался в капитанской ванной. Остров взвыл от боли и начал расшатываться из стороны в сторону. Как и любое животное, он пытался сбежать от боли, но докучливые человечки не позволяли ему просто так перемещаться над водой в поисках спасения.

— Хватит! Хватит уже! — начал гудеть он уже человеческим голосом. — На поверхности слишком людно!

— Внимание! — скомандовал капитан, привлекая внимание Ники. — А теперь мы отправляемся спасать наших ребят.

«Чёрный Пит, Джим и Кенни взяли на себя непростую задачу отвлечь крабов поменьше, чтобы до каждой трещины в панцире этого острова-краба мои люди смогли донести гранаты, зажечь фитили и покинуть опасное место. План был гениален своей простотой. От боли гигантский краб погрузился на дно моря, чтобы залечить свои раны. Атака позволила нам без потерь покинуть опасный архипелаг. После погружения этого левиафана в обитель морского дьявола, нам оставалось только подобрать наших ребят и несколько раз отпугнуть пушками особенно навязчивых крабов-детей. После такого воистину необычного приключения я считаю себя морально готовым показаться Республике Пиратов».

Кенуэй выплыл одним из последних, но капитан держал судно на месте до тех пор, пока не подобрали всех. В целом команда действительно отделалась лёгким испугом и сумасшедшей радостью от пережитого приключения. Боннет по случаю закатил маленький пир, хорошо хоть без торта, и до самого прибытия в Республику Пиратов терзал Люциуса деталями своих мемуаров. Они впервые по-настоящему встретились с чем-то вполне соответствующим романам, которые читала Ника. В её любимых книжках тоже порой появлялась магия или неведомые чудовища. Сирены, Манта, русалки, Кракен, морской змей и множество других. С ними возлюбленные, уже успевшие прикипеть друг к другу сердцами, боролись рука об руку, прежде чем на высокой ноте уходили в закат и авторское слово «И жили они долго и счастливо!».

Чёрный Пит, Крошка Джон и Швед громко выражали свою радость в криках, улюлюканьях и громких словах. Мужчины громогласно восхищались действиями друг друга. Кто был невероятно смел с крабами поменьше, кто идеально отвлекал, кто чрезмерно геройствовал, но какой же всё-таки молодец! Французик на ходу сочинял свои милые, но нескладные песенки, поддерживая всеобщий дух:

— Пираты шли по морю и штормам,

Боролись с крабом-гигантом, как герои,

И теперь мы можем свободно плыть,

Грозный страшный монстр остался позади!

Таракан находил минутку, чтобы высунуться на палубу и выкрикнуть что-то радостное. Восторг слишком переполнял кока, чтобы он мог сдержать его в процессе готовки. Олуванде и мистер Пуговка ликовали очень сдержанно. Темнокожий пират как мог пытался развеселить Джима, но тот оставался самым холодным к победе над островом. Несколько раз случайно или специально шуганув Люциуса, немой пират ушёл в свою каюту. Пуговка на манер капитана рассказывал о своих приключениях… своему другу-чайке, у которой даже имя какое-то было, но Ника не рисковала подобраться и узнать. Кенуэя экипаж чествовал как героя, называя Красавчиком Кенни. У него даже появилось пиратское имя. Кроко тоже разделил празднование в своей манере. Зверёк начал радостно носиться по всему кораблю.

Одна лишь юная ряженая донья оказалась отрезана от праздника. Головная боль, тошнота и головокружение прошли только к обеду следующего дня, а речь всё не возвращалась. Она встретилась, пожалуй, с величайшим приключением в своей жизни и… смогла зацепить картину краем глаза, получила контузию и просидела весь бой в каюте. Все радовались, а она хотела уподобиться Джиму и запереться где-нибудь наедине с собой. Сил едва хватало, чтобы не разреветься. Не было ни восторга, ни желания петь и танцевать, ни даже жить. Она нашла в себе силы искренне порадоваться, что Кенуэй вернулся живым и здоровым, а затем угрюмо взяла щётку и пошла шоркать корму, где редко кто ходил. Только капитан, когда хотел побыть совсем один.

— Ника, что с тобой? Всё хорошо? — как всегда, Шэй не дал ей ни единого шанса побыть одной, присаживаясь рядом.

Она покачала головой, показала на рот и сжала руку в кулак, не зная как ещё описать своё состояние. Немая. Калека. Глупая девица, получившая жестокий урок от жизни. Да, она не оказалась на судне с подонками и головорезами, а её маскарад так и не был раскрыт, но теперь она не сможет вернуться домой и делать вид, что ничего не случилось. Родители всё узнают. И она никак не сможет оправдаться. Ей придётся смотреть и слушать, но не вымолвить ни единого слова в своё оправдание. Если они вернутся. Если вернутся незамеченными. Гнев родителей рано или поздно схлынет, как любая волна, даже самая чудовищная. А она останется калекой. Глаза начало щипать, и донья поспешила отвернуться.

— Ника, — положил руки ей на плечи Шэй, не позволяя вернуться к работе. Для убедительности отобрал щётку и отшвырнул подальше. — Не переживай так сильно. Контузия — это вещь неприятная, но она проходит. Чаще всего. Пару дней придётся потерпеть, а потом всё вернётся на круги своя.

Слова совсем не утешали. Ника из лекций матери и её работ знала, что травмы головного мозга — это очень страшная лотерея, которую придётся принимать такой, какая есть. В их веке мозги никто не лечит. В их веке вообще мало что лечится на должном уровне, по мнению матушки, но голова первая в печальном списке. Речь может вернуться, может вернуться частично или не вернуться совсем. Какая карта судьбы ей досталась в этой игре?

От слов Шея стало только хуже, и слёзы всё же покатились из глаз. Всё это, весь корабль, вся ситуация и полная беспомощность в ней опротивели настолько, что только слёзы могли вернуть душевное равновесие. Горькие, но почти беззвучные. Сейчас как никогда хотелось оказаться дома и штудировать мамины книги, чтобы хоть немного понимать происходящее. Хотелось, посыпая голову пеплом, идти к родителям с повинной и просить помощи. Мама столько всего умеет и знает. Но рядом никого. На корабле она и Кенуэй, который при любом удобном случае становится букой и начинает снова и снова её ругать за побег.

Крепкие руки друга детства сомкнулись у неё на плечах, притягивая в тесные объятия. Сидя спиной к его груди, Ника продолжала едва слышно всхлипывать и зажмурилась, приготовившись к очередной порции злых слов, но Шэй вместо этого поцеловал её в макушку, орлом закрывая от жестокого мира.

— Всё хорошо. Белка… ну, не плачь, пожалуйста. Я не очень… Я не умею успокаивать девушек, — растерянно шептал он, согревая дыханием её макушку. — Всё будет хорошо, Белка, мы что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем!

Их тылы на корме надёжно прикрывала чудовищно громадная для такого судна каюта капитана. Из-за её размеров, удовлетворяющих все пожелания Боннета, добраться от носа до кормы можно было проходя либо поверх каюты, либо сквозь её лабиринт. Так для Ники появился небольшой уголок уединения, который редко кто-то посещал.

Здесь, чувствуя спиной тепло друга детства, она впервые начала себя чувствовать хорошо. Не как дома, не прекрасно и совсем не свободно-возвышенно, как в глупых романах. Нет. Но это самое «хорошо» было настолько приятным и согревающим, что казалось получше всех восторгов главных героинь из книг. Шэй в этот момент стал кем-то по-настоящему родным. Не потому, что друг детства и они росли вместе. Не потому, что только он знал её тайну на пиратском корабле. Даже не потому, что спасал её от гигантских крабов. Он был рядом именно в тот момент, когда ей было страшно, одиноко и очень плохо. Он не позволял ей окончательно впасть в уныние, разделяя собственный жар на двоих. Это было по-настоящему. Это было хорошо.

Примечания:

Малютка Кроко

https://vk.com/photo97211035_457246605