Пиратская песнь (джен)

1728 годЭспаньола. Санто-Доминго

Двадцать три года минуло с момента начала правления четы Очоа в качестве губернаторов Эспаньолы. Каждое последующее лето подкидывало жителям испанской колонии всё новые сюрпризы. И если сюрпризы со Старого Света и внешнего мира заставляли нервничать и бояться страшных перемен, то сюрпризы внутри острова радовали. Донья Губернатор, вызывающая у простого люда поначалу недоверие с насмешками, в кратчайшие сроки сумела доказать, что при супруге она не меньший представитель силы и власти, с его согласия грамотный реформатор, а в его отсутствие не менее жёсткий правитель. Пока адмирал исполнял свои обязанности в Карибском бассейне, сохраняя спокойствие на морях, она не щадила преступников, пойманных пиратов и нечистых на руку аристократов. Последних гоняла с особенной безжалостностью. Глядя на семейную пару де Очоа, всем без исключения становилась понятна фраза «муж и жена одна Сатана».

Но какими бы осатанелыми с преступностью ни были супруги-губернаторы, порядок на острове они поддерживали образцовый. Именно при них Эспаньола окончательно вышла из разорения и вступила на путь процветания. Рабство на территории было полностью отменено, а освобождённые рабы получили шанс выучиться ремеслу и принять свой новый дом или заработать на билет до родины. Чаще рабы оставались в прогрессивной колонии, где на законодательном уровне считались полноправными людьми.

Для детей бедняков открылись школы-приюты, обеспечивающие обездоленных не только кровом и едой, но и необходимыми знаниями, чтобы по достижении взрослого возраста овладеть мастерством и стать кем-то, а не прозябать в нищете и попрошайничестве, перебираясь всё ближе к разбою и пиратству. Даже коренные жители жаловали семью губернаторов, даровавших им достаточно территорий и прав, чтобы колонизаторы смогли естественно сосуществовать с хозяевами земель, пока окончательно не перемешаются. Исконная вера не преследовалась, христианство приветствовалось, но силой не навязывалось. А под контролем лично доньи де Очоа был выстроен полноценный институт медицины, в который слетались все врачеватели Нового света, готовые учиться у женщины и спасать жизни не с божьей помощью, а со всеми полученными знаниями и умениями.

Начало августа 1706 года привело к берегам Санто-Доминго ранее неизвестный и весьма сомнительный бриг «Серкан Болат». Никто точно не знал, откуда явились «голландцы», являлись ли они таковыми или «происхождение» навязала фамилия Кенуэй. Прибывшие на своём бриге Мэри и Эдвард Кенуэй были немедленно вызваны на личную аудиенцию в губернаторский кабинет за своё подозрительное поведение. Но итогом беседы стало неожиданное сотрудничество. Эдвард присоединился к вест-индийской флотилии в качестве капера на службе, а Мэри вплотную взялась за организацию тайной полиции. Две несгибаемые семьи, Кенуэй и де Очоа, держали Эспаньолу в ежовых рукавицах, позволяя колонии расцветать и бодро бежать по безопасной тропинке прогресса.

С появлением «голландских тёмных лошадок», как их позже окрестили некоторые языкастые сплетники, система обеспечения порядка, которая и до того работала неплохо, превратилась в идеально выверенный механизм. Что бы ни происходило во внешнем мире, в Эспаньоле царил порядок. Попытки вторжения изнутри и извне были заранее обречены на провал.

Жители колоний, которым не так повезло с правителями, тоскливо вздыхали, когда кто-то упоминал Санто-Доминго. Но даже в стабильно развивающемся государстве, отгородившемся от угроз пиратов, дворцовых интриг, переворотов и смен власти с последующими переделками всего и вся, нашёлся весьма недовольный сложившимся положением человек.

* * *

Этим человеком являлась Веро́ника де Очоа — младшая дочь Диего и Аделаиды де Очоа. В свои пятнадцать лет она окончательно и бесповоротно для себя решила, что родительская опека встала ей костью в горле, а навязанное образование душит крепче любой удавки. Девушка грезила о приключениях, авантюрах, страшных препятствиях на пути к любви и счастью, которые будут красиво и оригинально решены умными и находчивыми пиратами. О пиратах она мечтала особенно рьяно.

Всё началось достаточно невинно. Едва девочка начала переступать порог своего девичества, смешливая служанка одолжила ей несколько романов про моря, закаты, запах пороха и паруса в тумане, где благородные флибустьеры и прекрасные дамы познавали любовь, страсть, дух приключений и в конце находили свой кусочек рая, где жили долго и счастливо. Аделаида не одобряла подобных книг, называя их глупыми сказками, ломающими жизнь, и на все просьбы приобрести парочку романов отвечала резким отказом. Балующий свою Жемчужинку отец шёл ей навстречу во всех вопросах, кроме этого. Когда заходила речь о пиратах, он, даже не зная о решении супруги, был категорически против всего, что могло показать их в романтичном образе. Никаких кукол, песен, пьес или книг. Не пристало дочери адмирала Диего де Очоа якшаться с этим сбродом, даже в своих мыслях. Но где запрещали родители, там помогали слуги и бабушка с дедушкой.

Единственная часть учёбы, от которой Вероника не выла в подушку по утрам, заключалась в уроках самообороны и фехтования. Отец, матушка и её крёстный Хуан не скупились проводить с ней достаточно времени, чтобы юная донья ничуть не уступала старшим братьям. Представляя себя верной спутницей благородного флибустьера, она продолжала тренировки с полной отдачей. Она не жаловалась на усталость и синяки, была готова повторять всё сложное и непонятное до победного конца, очень в этом напоминая Аделаиду в молодости, о чём ей частенько говорили родители с добрыми улыбками. Слова грели сердце юной доньи, но тем больше росла обида.

Матушка в её возрасте столько всего успела увидеть и познать. Она не сидела дома под присмотром родителей, не изучала эту зубодробительную медицину, не куксилась от иностранных языков, бесконечного чтения исторических, экономических, философских и прочих умных книжек и не страдала от математики! У мамы уже были приключения на Марсе, всякие вылазки, праздники, страшные людоеды и та неведомая темпоральная учебка. Она даже, как героиня одного из романов, потеряла родителей из-за дикого племени людоедов и отправилась сама в дальнейшем решать за свою жизнь! Она отвечала за себя сама! Почему ей, Веронике, нельзя также? Ну, только без смертей родителей. Просто однажды сбежать на корабль и позволить судьбе вести себя, ведь храбрые и чистые сердцем всегда найдут дорогу к своему раю!

— А можно я тоже отправлюсь в плавание? Юнгой. Ну, пожалуйста, я смогу! — клянчила она, кажется, с незапамятных времён, когда у старших братьев уже во всю кипела «морская жизнь».

Увы, ответы по большей части удручали юную донью. Да, она умело владела кинжалами, но не обладала достаточными знаниями, да ещё и «время неподходящее». Всегда неподходящее! Всегда на морях неспокойно! Всегда либо преддверие войны, либо война, либо послевоенное время, когда неспокойно. Для первого раза слишком опасно. А она ещё так молода, неопытна и со многим незнакома.

Родители приглашали учителей, учили её сами, добавляли к её кругозору всё больше и больше теории, давали пространства и времени, чтобы она самостоятельно и с поддержкой наставников изучила остров, на котором родилась. Аделаида наставляла её естествознанию, перешедшему в биологию, зоологию и ботанику. В окружении благородных, но скучных престарелых мужчин Вероника постигала жизнь и быт простого народа. Её народа, в будущем. Ей даровали свободу облазить вдоль и поперёк родную сушу, узнать все её секреты, полюбить так, чтобы, став хозяйкой, она знала и умела править, вводить новое, мягко выходить из старого… то есть оставаться сухопутной крысой, привязанной к этому куску суши. Отличному куску, но ведь скоро шестнадцать! Так вся молодость пройдёт за обучением теории и практики, а как же авантюры, приключения, новые знакомства и пиратские корабли?

Почему Антонио и Грегорио выходят с отцом в море, а она остаётся на берегу? Потому что мама и её подруга, Мэри Кенуэй, тоже сухопутные? Обида росла с каждым годом. Отец с матерью говорили о каких-то страшных вещах, которые творились в морях, о французах, англичанах… об этой извечной скучной политике! Особенно негативно отец отзывался о пиратах, «плодящихся, как крысы, на углях войны», но ведь он просто не понимает! Он никогда не читал романов и не знает, какие грустные истории на самом деле скрываются за жизнью корсаров! И какие золотые сердца бьются в их груди! Эти взрослые такие серьёзные, видимо, потому, что не хотят читать романы, ограничиваясь своими угрюмыми книжками!

Впрочем, пьесы, которые ей дарила матушка, были весьма забавными, романтичными и увлекательными. В них тоже были любовь, немного страданий, находчивые персонажи и много курьёзных моментов… но совсем отсутствовали пираты!

* * *

Самым большим ударом стала «Галка», подаренная Эдвардом Кенуэй своей дочери Марии, которой исполнилось восемнадцать. А до этого дочь близких друзей семьи уже два года с одобрения отца выходила в море. Два года она познавала все прелести «морской жизни» и возвращалась с захватывающими дух историями.

Мария Кенуэй, старшая подруга, прыгала от восторга, а Вероника едва смогла заставить себя улыбнуться. Бриг «Галка», только что со стапелей, построенный по чертежам Эдварда, по праву вызывал радостное волнение.

Мария не могла отдышаться бурного счастья, глядя на свою маленькую манёвренную «Галку». Двухмачтовый бриг казался даже для своего типа малюткой, но слушался руки своей новой хозяйки, словно живой. С собственным судном судьба Марии казалась предрешённой. Отныне только мир приключений, сложных заданий, новых открытий и… всего интересного. Не то, что на острове.

— Ника, не грусти! — встряхивала закручинившуюся подругу Мария с доброй улыбкой. — Что поделать, если наши отцы условились раньше шестнадцати не выпускать нас в море? Тебе не так долго осталось ждать! Три года, и я беру тебя под своё командование. У меня, конечно, поблажек не жди, но поддержку всегда найдёшь!

— Не торопи время, Белка, — подобрался со второго плеча Шэй, тоже празднующий свои восемнадцать. — Ты ещё так успеешь насмотреться на море с палубы корабля, что охладеешь к нему на всю оставшуюся жизнь. Изучай пока теорию, чтобы потом блистать своими познаниями в навигации.

Слова звучали обнадёживающе, но Шэй не был так ограничен по возрасту, а Марии не нужно было больше ждать, но ей, Веронике, ещё три долгих года! Три года с этими изматывающими науками! Кенуэй была вне себя от необузданного счастья, когда выходила в море на первый патруль, ведомая бригом отца. А юная донья глотала слёзы на берегу, провожая взглядом уходящий к горизонту корабль.

Да, между ними была разница в пять лет, да Веронике было на тот момент тринадцать, но обида подтачивала нежное сердце. Они росли с Марией практически вместе, и в порядке очереди познавали одни и те же радости и горести. Вот почему старшая получила всё, чего хотела, даже собственный корабль, а она, младшенькая, всё топчет ногами берег? Где справедливость?! Или это потому, что Мария никогда не читала романов о пиратах, презрительно фыркая на «низкопробную беллетристику»?

Что может быть хуже? Хотя всё же было!

Окончательно ставшая женственной, Кенуэй столкнулась с потоком ухажёров, желающих познакомиться с ней, подружиться, а чуть позже просить руки у родителей. Даже Антонио пополнил число таких заинтересованных юношей. Старший брат стал невероятно похожим на отца в своём стремлении получить желаемое — завоевать сердце неуловимой Марии. Каждый раз, когда неприступная крепость ранила самолюбие Тоши особенно болезненно, отец со смехом рассказывал, что за матушкой ему пришлось побегать долгие пять лет. С упорством де Очоа и правильной тактикой любая крепость рано или поздно откроет свои ворота. Матушка тоже по-доброму посмеивалась, а младшая дочь старательно делала вид, что не опечалена.

Нет, Вероника не завидовала старшей подруге с её армей поклонников… разве что самую чуточку. Но удручало другое. Все они были воспитанные, утончённые, хвастливые и немного чопорные дворяне. Те самые, которые в романах некрасивы, жестоки, избалованы и надменны. От которых юные прелестницы сбегают на пиратский корабль и живут счастливо со своей истинной любовью. Оставаясь на берегу, к возрасту сватовства Вероника и сама была обречена встретиться с мужским интересом, но родители никогда не подпустят к ней мужчину её мечты. Только проверенных и перепроверенных из хороших семей. Да и не спустится мужчина мечты на берег надолго, его следует искать там, где последний луч закатного солнца кажется зелёным, где сирены и русалки, где ром, бодрящий ветер истинной свободы и та самая настоящая жизнь, а не это…

Годом позже дарения той самой Галки, когда Мария и её брат Шэй праздновали общий день рождения и радовались подаркам, которые приготовили им родители, Вероника в свои неполные пятнадцать решилась на особенную авантюру. Не станет она ждать шестнадцатилетия и надеяться, что родители наконец позволят выйти в море! Она станет хозяйкой своей жизни, как героини её любимых романов! Она сбежит на пиратский корабль и сама будет кузнецом своей судьбы. Встретит того самого прекрасного флибустьера с золотым сердцем, который, несмотря на огрубевшие от морского дела руки, останется чист душой. Он увидит в её дерзком поведении свою избранницу и обязательно полюбит. Будет добиваться её взаимности, а потом… Оставалось составить план! Вычислить идеальное время, когда родителей не будет на острове, когда братья не смогут остановить её, а Хуан окажется просто не в силах перехватить её до совершения преступления.

План она составляла медленно и рассудительно. Сводила расписание деятельности родителей по минутам, следила за поведением старших братьев, благо Мария сводила с ума обоих. Даже Хуана она изучала, как преподаватели учили её наблюдать за жизнью местных животных и растений. Ради исполнения заветного желания она проявляла терпение и кропотливо добавляла день ото дня всё больше деталей в план побега. Как назло, терпеть и выжидать пришлось куда дольше, чем она рассчитывала, но романы утешали.

Она стала примерной ученицей, больше не кривлялась и не вредничала. К основным наукам прибавились география и картография, а к унылой математике добавилась ещё более неподъёмная аналитика. Впрочем, она помогала с большим планом на большой побег. Родители поймут. Рано или поздно поймут, но поначалу немного побеспокоятся. Однако не встанут же на пути счастья младшего ребенка! Внешне казалось, что Вероника взялась за ум и терпеливо ждёт, когда сможет вступить в самостоятельную жизнь. На деле же…

* * *

Матушка при всём своём равнодушии к морю рано или поздно срывалась и была готова лететь вольной птицей куда угодно, лишь бы ненадолго избавиться от лицезрения своей ноши — Эспаньолы. Хуан понимающе перехватывал в такие минуты все незавершённые дела, а в последние месяцы к этому готовился Антонио. По традиции именно старшему сыну прочили место губернатора, не исключая, что в конце концов бразды правления может взять на себя Грегорио или Вероника. Посему обучали всех троих, но право первым замещать родителей в их отсутствие получил первенец. Этого момента Вероника ожидала с замиранием сердца.

Вода точит камень, а долгое отсутствие супруга основательно трепало терпение матушки. Это был далеко не первый раз, когда звёзды начинали складываться в единый ряд. Аделаида отбывала контролировать зазнавшихся дворян, но тогда цербером за всеми следил Хуан и побег откладывался. Полгода назад всё вышло почти идеально — родители решили уйти в совместный патруль, проще говоря, остаться ненадолго наедине, верному помощнику пришлось отправиться в сердце острова, решить территориальную проблему между коренными жителями и потомками колонистов. Вот она, свобода! Почти на ладони! Но именно в этот момент Мария покинула Санто-Доминго.

Братья, теряющие при виде её разум, моментально собрались и зорко следили за даже движением пылинок. Чего уж говорить о младшей сестре, которую они нещадно баловали вниманием. Безумно приятно. Бесспорно, старших Вероника очень любила, втроём они запросто убегали из резиденции и вволю резвились под видом простых детей рыбаков на улицах города. К ним же присоединялся и Шэй, всё чаще остающийся на суше, дабы перенимать дело матери, пока Мария становится истинной наследницей отца. Но в присутствии этой троицы никуда не сбежать, как бы приятно ни было находиться вместе.

— Белка, всего год и потеряем тебя! — полушутливо укорял её Шэй, приобнимая за плечи под персиковым деревом. — Станет тебе мужем ветер, а судьбою море. Столько женихов безутешных оставишь на берегу!

— Да, станет наша сестрёнка сиреной морской! — почти без толики смеха в голосе поддержал Грегорио, вклинившись в их пару своей персоной.

— Или грозой всех морских дьяволов! — а вот Антонию не стеснялся подтрунивать младшую. — Смотри, не сотри нежные руки о грубые канаты или пока будешь драить палубы.

— Что делать?! — ужаснулась Вероника.

Шэй при поддержке Гриши в несерьёзной манере предложил Тоше помолчать, пока сам не отдраил все палубы. Тема была замята, но неприятный осадок остался. Неужели её отправят драить палубы? Но ведь… разве моряки этим занимаются день-деньской? Ответ она постеснялась искать.

Звёзды сошлись в ряд через два месяца после её пятнадцатилетия. Идеальный момент был выстроен, фигуры на шахматной доске расставлены. Оставалось только убедиться, что всё пройдёт идеально и по нотам. Маленькая Жемчужинка умела в детстве манипулировать людьми. Пришла пора вспомнить припорошенные забвением навыки.

Хватит читать романы и пьесы. Настало время её творения в нескольких актах.

* * *

Увертюра: как восхитительно, что вблизи Порт-Ройал как раз был запланирован бал на корабле. Жалкая калька с некогда бала отца, но как полезно! К берегам Ямайки частенько приставали корабли, которые позже отправлялись к таинственной Республике Пиратов. Но, быть может, повезёт ещё больше и близ берегов окажется самый настоящий корабль с флибустьерами, к которым можно будет перебраться под видом мальчишки-юнги. Грудь у неё ещё не начала активно расти, перетянуть несложно, да и волосы запросто убирались под бандану. Испачкать лицо, и девочку от мальчика не отличить. Не в первый раз она будет надевать личину мальчишки, чтобы стать невидимкой.

Акт первый: родители должны надолго покинуть остров. Вероника с удивлением смотрела на них. Пусть отец не был пиратом, а матушка не сбегала из родительского дома в объятия каперства, они выглядели в глазах дочери, как ожившая мечта из романа. Диего частенько так смотрел на Аделаиду, что дети начинали неловко ёрзать и находить тысячу причин срочно оставить родителей наедине. Но даже без этих взглядов он не стеснялся оказывать матушке знаки внимания, словно продолжал добиваться её руки. А когда они думали, что их никто не видит, и целовались… Внутри юной доньи всё переворачивалось и она со всех ног мчалась в свою спальню с пылающим лицом и неясными кульбитами в животе. Это было так… так… ТАК! Слишком откровенно! Слишком ярко и слишком-слишком! Слова заканчивались, пока она пыталась отдышаться, а в голове царил настоящий кавардак. Мысли приходили в порядок только одной фразой — вот бы и мне так с моим избранником!

— Матушка, прошу, расскажи мне ещё раз о мысе Горн? — хитрой лисицей она подобралась к ним во время семейного вечера.

Ужин давно миновал, но никто не отменял час вечернего чтения, когда все вместе с книгами они сидели в большой уютной библиотеке и читали, негромко обсуждая прочитанное. Не больше двух часов покоя, когда можно было поговорить о своих горестях, что-то обсудить… или настроить родителей на нужный лад.

— Жемчужинка, милая, разве не отец — лучший рассказчик? — улыбнулась Аделаида. — Его стараниями и красивыми речами я загорелась желанием увидеть мыс Горн и ощутить на себе неприветливость тех мест.

— Верно, — кивнула маленькая интриганка, — но я прошу рассказать, как вы вдвоём отправились в те места.

Родители переглянулись и щеки матери чуть налились румянцем. Многое в их истории они собирались оставить безмолвным. Рановато пятнадцатилетней дочери знать о всех страстях, которые кипели между родителями и продолжают бурлить по сей день, особенно если старательно напомнить.

Всё же они заговорили. Даже истории они рассказывали так, словно исполняли совместный танец. Вёл отец, но вовремя делал паузы, чтобы матушка сказала своё слово. Он говорил о ветрах, о суровых течениях и о красоте непогоды, испытывающей каждого моряка на прочность. Она добавляла, насколько всё ощущалось красочно и остро, а всё неприятное притуплялось вблизи родного и любимого человека. Вероника кожей чувствовала всё нарастающую недосказанность, скрытый подтекст в некоторых словах, и будто совершенно случайно хотела подробнее послушать именно о тех деньках, которые активнее прочих замалчивались. В этой скрытой беседе родители всё больше и больше напоминали друг другу о тех днях, когда даже бурная стихия уходила на второй план в моменты их супружеской близости. Сначала робко, потом смелее, а затем и беспардонно открыто они поедали друг друга глазами.

Правильные вопросы, несколько мечтательных предположений о возможности повторить великолепное приключение, и напоминание о старом друге отца, Хорхе де Сандовале, которого тот давненько не видел. Всё это стало семенами, упавшими в почву, которой послужил готовый к ответственности Антонио.

Акт второй: убедить Марию Кенуэй остаться на острове во время отсутствия родителей. К этому пришлось основательно готовиться. Мария, её родители и Шэй хоть и были всегда где-то рядом с самого детства Вероники, держались того необходимого расстояния, когда крайне непросто найти нити манипуляций. А милая старшая подруга настолько влюбилась в море, что ни одна слёзная мольба не убедила бы её остаться подольше. Впрочем, про «подольше» никто не говорил. Вероника рассчитывала только на один день. Братья должны отвлечься на подругу детства, ставшую внезапно невероятно притягательной девушкой. Через родного брата Вероника передала голубиной почтой письмо с просьбой повидаться всего лишь на денёк, а потом вновь поднимать паруса. Сказать, что пришлось тщательно подготавливать момент, чтобы Мария была близ Санто-Доминго, а родители как раз дома и в нужном настроении для решения отправиться вместе на материк, значит не сказать ничего. Сколько же раз всё срывалось!

Шэй принял из её рук письмо с удивлением. Странное ли дело, ведь, едва отдав послание, Вероника убедила Хуана взять её с собой на самую западную часть острова. Успеет ли вернуться к прибытию Марии? Порозовевшая Вероника постаралась убедить его, что успеет вернуться ровно в тот день, чтобы встретить старшую подругу и провести с ней денёк.

Акт третий: на западе Эспаньолы всегда неспокойно. Местные дворяне уверены, что их дальнее от Санто-Доминго расположение — это такой надёжный помощник в их не совсем чистой деятельности. Тайная полиция, возглавляемая Мэри Кенуэй, думала иначе. А инспекция Хуана убеждала их в обратном. Так с крёстным отцом изо всех сил подбивалась в сопровождающие юная донья.

Пусть это было не совсем законно, но к западным бухтам в обход всех легальных портов прибивались корабли торговцев, контрабандистов и, да, пиратов! Тоже весьма вероятная возможность без необходимости посещать бал близ Порт-Ройал встретить того самого единственного! Сколько предлогов можно придумать, чтобы улизнуть от Хуана, а дальше матушкина школа скрытности от верных де Очоа людей, чтобы совершить прогулку по западной Эспаньоле в одиночестве, послушать слухи и сплетни. Узнать про все возможные судна, что отправляются туда-сюда. Если всё будет совсем невесело, то за горсть монет у местных торговцев получить билет до Порт-Ройала и испытать счастье там!

План едва не сорвался от излишнего рвения Шэя отправиться вместе с ней. Право, неужели нельзя было всего лишь передать письмо сестре, да и не проявлять столько ненужного интереса?

«Что он делает на острове? — удивлялась Вероника. — Молодой капитан Кенуэй, подающий надежды и прочее-прочее-прочее, разве море ему не дом отныне и навеки?»

Отчего-то, несмотря на завидно блестящее начало карьеры, Шэй, будучи капитаном, не стремился обрести свой собственный корабль, который потеснил бы Галку Марии, он покорно командировался туда, куда направят. Впрочем, его исполнительность, лишённая ершистых попыток прямо здесь и сейчас доказать свою состоятельность и завоевать место в истории, так импонировала Диего, что он едва не вырывал молодого капитана их рук родителей. Эдвард не протестовал, пестуя из дочери свою смену. Порой ворчала только Мэри Кенуэй, полушутливо напоминая Диего на их общих вечерах, что негоже забирать себе чужого сына, чтобы пополнить число своих до троицы. Шутка шуткой, но подруга Аделаиды имела определённые планы на сына.

«И вправду, быть может, из-за матери решил задержаться? Заменить её на посту начальника тайной полиции?» — раздумывала Вероника, пока экипаж убаюкивал её долгие четыре дня в одну сторону.

Хуан по мере сил развлекал свою крестницу различными пьесами, которые он когда-либо читал и, благодаря цепкой памяти, пересказывал почти дословно. Читать при качке не представлялось возможным. Посему время они коротали разговорами, в перерывах между которыми Вероника мечтала о своём пирате.

— Я очень рад, донья Вероника, что ты решила в таком нежном возрасте со всей серьёзностью погрузиться в жизнь острова… — говорил Хуан, едва не роняя слезу умиления от настроя крестницы.

Однако та его не слушала, всё глубже погружаясь в фантазии.

«Пожалуй, пусть он будет высоким, как отец. И с глазами… голубыми? Карими? Зелёными? Пронзительными! Да, цвет не важен, а от одного взгляда сердце начинает бешено колотиться! И улыбка обворожительная. И волосы его чёрн… опять, как отец выходит, нет, не пойдёт! Волосы его цвета золота. Они длинные и кудрявые… хотя, у меня тоже длинные и кудрявые. Выходит, как-то некрасиво в паре будем смотреться. Волосы у него прямые и едва достают до плеч. А борода… усы… бакенбарды весьма привлекательны, да…»

— …Я не подозревал, насколько вы похожи с матушкой, она тоже совершенно не страшилась бросаться в самый омут! — закончил свою речь Хуан, а Веронике оставалось только сдержанно улыбаться и кивать. Не просить же повторить.

* * *

Счастье улыбнулось ей, а удача поцеловала в лоб в первую же ночь. Они прибыли на юго-запад острова, на мыс Тибурон ближе к вечеру. От такой близости с легендой Вероника едва не начала в голос ахать. Именно с мыса Тибурон в 1670 году пират Генри Морган назначил встречу с авантюристами, французами и англичанами с Ямайки, Тортуги и Санто-Доминго, чтобы напасть на Панама-Сити, который в то время был одним из самых богатых городов в стране. Именно эта часть Эспаньолы была первой облюбована пиратами! Право, не может быть, что отец разогнал их всех. Свободному духом человеку никакие запреты не указ! И скоро… совсем скоро!

Но до тех пор она скромно исполняла свою роль любознательной, но кроткой доньи. В меру очарованной новым местом и заинтересованной в его истории, но не слишком. На грани вежливости и истинного любопытства. На случай инспекции Хуана была выделена усадебка на десяток спален с небольшим садиком вокруг и весьма интригующей тропинкой куда-то вниз. Не к берегу ли? Не к местам, где пираты могли бы тайно пришвартовывать свои корабли?

Узнать всё это она решила сразу после отбоя. Едва пожелав Хуану доброй ночи, донья переоделась в простую мальчишескую одежду, скрутила волосы в жгут и поверх завязала бандану. В темноте смотрелось почти достоверно, осталось только спуститься по старой каменной стене дома в сад, испачкать лицо землёй и начинать собственные открытия. Идти в сторону приключений!

«Но сначала посетить то самое историческое место!» — с радостным замиранием сердца решила для себя Вероника.

Однако легко подумать и помечтать. Да, остров был ей вполне знаком, но по большей части при свете дня и под бдительным оком либо тайных, либо явных охранников. Они не мешали ей разговаривать с местными, отправляться на территорию, ставшей собственностью коренных жителей Эспаньолы, и никогда не появлялись чёртиками из табакерки. Но матушка учила Веронику видеть слежку. Девушка прекрасно чувствовала, когда казалось бы простой горожанин, шедший под руку с дочерью рыбака с милой беседой, выдавал себя едва заметным движением. Люди отца, люди Хуана, тайная полиция Мэри Кенуэй — они всегда были где-то рядом. Даже ночью могли где-то прятаться. Хотя ночью шансов было всё же меньше, да и заметать свои следы юная де Очоа умела не хуже матери.

Другое дело, что мыс Тибурон она посещала третий раз в жизни. Эта часть острова действительно оставалась в тени, чем и пользовались дворяне, обитающие тут. Первый раз она посетила его вместе с матерью в семилетнем возрасте, второй раз мыс показался перед глазами, когда ей исполнилось одиннадцать и они вместе с Марией возвращались из Порт-Ройал после празднования именин среднего сына губернатора Ямайки. Несмотря на спорные отношения между Испанией и Англией, колонии предпочитали жить в мире и союзе. Возможно, тому стала причиной выразительная речь Аделаиды де Очоа, что минует несколько поколений, колонии оборвут все связи со Старым Светом, а здесь и сейчас именно им решать, будут ли их потомки возглавлять колонии или болтаться на рее за чрезмерную связь с короной.

И вот наступил третий раз, когда юная Вероника посетила мыс Тибурон. В лунном свете всё казалось иным. Шустрая и осторожная, подобно кошке, она спускалась всё ближе к морю, которое вот-вот станет ей вторым мужем. Осталось только…

Хрусть. Шорх. Приглушенные английские проклятия.

Девушка замерла на месте, надеясь, что в лунном свете её если и заметят, то примут за камень. Здесь кто-то был. Всего час осторожного бега до утёса, с которого Морган, быть может, вдохновлял своих союзников на смелую авантюру. Или он выбрал своё судно для этого? Но, прочь все мысли, кто-то совсем рядом шумно шёл по утёсу. И не просто шёл, а шёл и смело громко говорил. На английском языке.

— Люциус, записывай. Во имя приобщения к истории я, Стид Боннет, решил посетить знаменательное место — знаменитый мыс Тибурон, где легендарный Генри Морган…

— Да, капитан, лекцию по Генри Моргану я записал утром… я могу по памяти потом записать. Темнота, как в аду!

— Нет! Хотя… побереги глаза Люциус, тут очень уж опасно. Такой склон! Но пообещай, что запишешь всё в точности, как я говорил! Что же такое, стать капитаном пиратов…

«Господи, мне повезло!» — обрадовалась Вероника.

В первый же день встретить настоящего пирата. Да, голос у него не такой, как она представляла себе, когда тайком читала романы, скорее робкий и немного изнеженный, но это капитан пиратов! Который тоже пришёл почтить знаменитое место. Нельзя упускать свой шанс!

— Каждый капитан командует по-своему, — продолжил диктовать своему спутнику таинственный капитан пиратов. — По традиции, пиратство — это культура насилия. Порка, килевание. Мои мысли — а зачем? Особенно сейчас…

Он говорил и говорил, а Вероника, затаившись в кустах, млела от его голоса. Да, сам голос оставался визгливым и не совсем мужественным, но слова говорил красивые. У такого капитана точно золотое сердце, раз уж он решил идти путём прогресса в отношениях со своей командой. Да ещё знал и ценил историю.

«Я попаду на его корабль, или не зваться мне Вероникой де Очоа!» — решительно кивнула себе юная донья и бросилась к своей судьбе.

— Капитан! — попыталась было крикнуть она, впервые радуясь строгости учителей-лингвистов, но столкнулась с кем-то, и крик заглох в шуме падающих тел.

К счастью, падали они не очень долго и не с крутого обрыва на скалы, что было весьма вероятно. Она всего лишь свалилась вместе с кем-то грузным и мягким с возвышения прямо к ногам капитана. Вероника приземлилась поверх мягкого тела и почти не оцарапалась. В то же время кто-то под ней недовольно кряхтел, на все лады понося своё препятствие.

— П-п-п-прошу прощения, — пискнула она и немедленно скатилась на землю.

— Олуванде, надеюсь, ты не ушибся? — мягко поинтересовался капитан.

— Не знаю, капитан, вроде, кости целы, — нейтрально прохрипел ещё один пират, по-видимому, обладатель имени Олуванде.

— Я прош… кхм, — откашлялась Вероника, поймав себя на слишком высоком голосе, и значительно снизила тембр, — я прошу прощения, сэр, я не хотел сбить вас с ног.

— Прощение принимается! — великодушно объявил капитан и в тот же миг запал в сердце юной доньи ещё больше. — Мальчик, что ты делаешь здесь в этот поздний час?

Этого момента она ждала всю свою жизнь! Настало время, когда Вероника сможет сделать внушительный шаг на борт пиратского судна и вкусить ту самую свободу!

— Я хотел посетить место, где в 1670 году Генри Морган…

— … Генри Морган назначил общий сбор авантюристов, чтобы напасть на Панама-Сити, — хором вместе с ней закончил капитан Стид. — Бог мой, юноша, а ты знаток пиратов?

— Не слишком, сэр, но немного знаю. Морган, Кидд, Бартоломью Робертс и… Чёрная Борода, — начала она судорожно припоминать самых недавних. — Меня зовут Ник, и я всегда мечтал стать частью пиратской команды!

Последняя фраза вызвала неоднозначную реакцию. Некий Люциус и такой же неизвестный Олуванде отнеслись скептически к такой судьбоносной встрече, как бы Вероника ни пыталась объяснить им, что действительно оказалась в этом месте случайно. Почти случайно, с учётом намерений, но конкретно их не разыскивала и ничего о них не знает. Язык чесался предложить за свой счастливый билет на корабль деньги, возможность пополнить запасы, которые она лично оплатит, или что-то ценное из дворянского дома, но выдавать себя раньше времени совсем не хотелось. Какой же она бедный юноша, мечтающий о пиратстве, если в карманах есть золото, а за плечами связи?

— Капитан Стид Боннет, я наслышан о вас, — начала она открыто лукавить, поскольку имя для неё казалось совсем незнакомым. Впрочем, тем лучше, значит, капитан молодой. — Вы не у всех на языках, но молва ходит… и я прошу принять меня в вашу команду юнгой! Для меня и мо…их почивших родителей это было бы подарком судьбы!

— Шкет, что ты несёшь?! — рыкнул было на неё Олуванде, но капитан быстро осадил пирата.

— Порой судьба преподносит удивительные подарки. И кто мы такие, чтобы их игнорировать, не так ли? — весело заявил он. — Завтра в полуденное время наш корабль будет проплывать мимо бухты, чуть ниже вон того утёса.

На их счастье, из-за облаков показалась луна, освещая искомую область. Капитан точно показал место, а Вероника впитывала каждое произнесённое им слово. Она старательно запоминала всё сказанное, на ходу прикидывала, как отвязаться от Хуана и его людей. Всё казалось вполне просто. Теперь и голос капитана не казался слишком уж визгливым, и тон вполне был мужественным. Зато от лёгкого прикосновения к своему плечу Вероника затрепетала, уже предчувствуя первые шаги того самого любовного жара, что вскоре обрушится на них с капитаном.

* * *

— Добро пожаловать на борт Мести! — объявил ей тот же самый голос капитана из ночной мглы.

Вероника не спала ночь и на скорую руку сумела составить блестящий план по отвлечению всех, кто мог встать между ней и пиратским кораблём. С Хуаном было сложнее всего. Пришлось прокрасться в его кабинет и почти до самого рассвета штудировать сомнительные документы и отчёты, по которым он собрался спрашивать с местных дворян. Горсть монет сумела поднять необходимую волну шепотков среди слуг, которые будто бы случайно при губернаторском представителе будут упоминать самые деликатные темы в таком подозрительном контексте, чтобы почти нейтрально-дружеский визит разросся в допрос с пристрастием. Причём прямо на ходу.

Сама Вероника пожелала первый день провести в знакомстве с Тибуроном, пообещав, что на второй день полноценно присоединится к дорогому крёстному и будет внимать его словам и впитывать его мудрость. Хуан всегда таял от её улыбки и долгого взгляда в глаза. В этот раз ничего не изменилось. Он пустил слезу умиления и благословил юную донью под присмотром посмотреть, чем живёт самая западная часть Эспаньолы.

Отвязаться от наблюдателей было вопросом времени. Вновь всё решили несколько монет. Дети бедняков без колебаний согласились помочь. Далее пьеса шла по выверенному сценарию: великодушное предложение дочери губернатора принять участие в чаепитии, после которого девушка заранее объявила час на дневной сон и последующее чтение книг в библиотеке. Минимум два часа, когда кому бы то ни было запрещалось её беспокоить. Для наблюдателей количество вошедших детей не отличалось от числа вышедших. Другое дело, что среди ушедших уже была ряженая донья, а особенно ловкому мальчику был дан приказ ожидать сумерек и убегать восвояси, но не раньше.

Стоило её ноге ступить на палубу шлюпа «Месть», восторг сменился лёгкой растерянностью. Капитан действительно не скупился на гостеприимство и улыбки, он обладал светлой шевелюрой, чуть касающейся подбородка, которую красиво золотило солнце. Он облачился в красивые одежды… пожалуй, даже в слишком красивые дворянские одеяния на французский манер, как было модно уже не первое десятилетие. Он даже носил чулки и туфли! И он был старым! А ещё непривлекательным! Не страшным, нет, но влюбляться в него желания не было никакого.

Вероника робко покосилась на остальной экипаж и нервно сглотнула.

«Это совсем не то, чего я ожидала!»

Примечания:

Всем желаю отличного настроения. А мы продолжаем нашего монстра Карибского Кризиса. Настало время и детишкам показать себя

Злую сказку "Русалка" о том что нельзя кататься на корабле с пиратами я уже рассказала. Эта версия куда мягче. Но все же "не ходите дети в Африку гулять"

Всё пошло не по плану с самого начала.

Нет, погоня за ней не началась с момента пропажи. Зная, что её будут разыскивать, Вероника оставила письмо, сопровождающее пригласительный на бал близ Порт-Ройал, на видном месте. Начало погони будет направлено не в ту сторону. Никто не видел, как она едва ли не с разбега запрыгнула на корабль. Да и какая «она» — на шлюп прыгнул бойкий мелкий мальчишка в бандане и простой одежде. Всё складывалось отлично.

А затем она увидела тех, кого только слышала ночью. Хорошо, что они приняли её за оробевшего парнишку, дважды хорошо, что капитан провёл ей экскурсию по кораблю, трижды — что не пришлось объяснять никому свою молчаливость. Но это была худшая команда из всех, что она когда-либо видела! В Санто-Доминго, притворяясь сиротой из приюта, чтобы лично познакомиться с обыденной жизнью простого люда, она видела рыбаков, которые выглядели лучше, чем этот… эта… это!

Команда, мягко говоря, выглядела откровенно никчёмной. Глядя на подобный сброд, Вероника едва находила в себе силы, чтобы не сказать чего-то лишнего. Даже такие убогие пираты — всё равно пираты. Да, с первым кораблём вышел блин комом, как их кухарка обычно говорила. Но кто сказал, что на ближайшем пиратском пристанище она не перебежит на судно получше? С капитаном из романов, а не этим…

— Обычно, друг мой… кстати, как тебя зовут? — поинтересовался капитан, пока едва ли не под руку сопровождал её по палубе.

— Моё имя Ник, сэр… капитан, — немедленно ответила она, чуть сбившись в конце.

Книги многозначительно помалкивали о порядках на борту пиратского суда. Капитан и старпом являлись первыми среди равных — об этом гласили все романы. А в мелочах наступало расхождение. Обращались ли к капитану по имени, или соблюдались правила субординации? Донья не стала рисковать, выбрав второе.

— Итак, Ник, — с добродушной улыбкой, полной здоровых зубов, продолжил Стид, — обычно, если пират не грабит — он не ест. Это сильно давит на психику. Поэтому я плачу команде жалование, стабильно, каждую неделю. Несмотря ни на что.

От таких новостей донья едва не оступилась. Впрочем, неподготовленные к постоянной качке ноги то и дело грозились подвести свою хозяйку. Будто не дочь адмирала, сестра двух талантливых моряков и потомок марсианки, способной своей особой походкой даже самую страшную качку преодолевать. Кровь в её случае основательно подвела.

Вслед за капитаном гордо вышагивал его писарь — Люциус Сприггс. Лицом он вышел куда более пригожим, чем все матросы судна. Да и аккуратная причёска с бакенбардами почти вызывала взаимную улыбку, но… Всё же что-то не то! Он выглядел, как бродяга, вёл себя, как побитая собака, и явно сам был не рад находиться на своей роли, что изрядно отталкивало от него Веронику.

— Конечно, не все прониклись этими нововведениями, — продолжал капитан, — но я организовал некоторые удобства, которые им понравятся. Зал отдыха!

Трюм, оборудованный для забавы по перебрасыванию мячика через натянутую сеть, высотой до половины человеческого роста, выглядел весьма воодушевляюще. Про такое Вероника никогда и нигде не читала, но идея отталкивать мячик через сетку странными плоскими дубинами казалась весьма увлекательной. В свете такого «удобства» шлюп начал выглядеть милым и даже романтичным судном. Сразу вспомнилась носовая фигура в виде единорога. Отец предпочитал классические образы греческих богинь, лица которых чем-то неуловимо напоминали матушку. Галка Марии щеголяла птицей. Единорогами ещё никто не славился.

Но всё же самым устрашающим членом экипажа в зале отдыха был раздражительный Чёрный Пит. Возрастом будто ровесник отца, лысый, морщинистый, как чернослив, и всегда презрительно недовольный. Удивительно, что никто не страшился с ним играть. Право слово, игроком он вышел незадачливым и никакие поддавки не сделали бы его победителем, но реагировал на своё поражение этот пират такими беспощадно грубыми проклятиями, что Вероника бледнела. Влюбиться во вспыльчивого грубияна, способного в любую секунду вызвать на дуэль — невозможная задача!

— Современнейшая уборная! — радостно продемонстрировал Боннет гальюн, и только вся сила духа не позволила Веронике вывернуть наружу всё съеденное накануне.

Нужник. Корабельный нужник. Корабельный мужской нужник. Корабельный мужской пиратский нужник. Он. Был. Ужасен. От вони резало глаза, а воздух вокруг ощущался липким и приставучим. Даже покинув зловонное помещение, она ощущала на своей коже, одежде и волосах этот тошнотворный смрад.

Но как же так? Да, раньше донья выходила в море как тщательно оберегаемый пассажир и только на отцовском галеоне, но не подозревала, сколь разительными могут оказаться отличия! Пиратский гальюн явил себя верхом отвратительного, с которым хочешь-не-хочешь, а приходилось мириться. От природного зова не сбежать. Даже в момент поспешного шага подальше от смрадного места, Вероника чувствовала, что скоро ей захочется посетить его по естественной нужде.

Что коробило ещё больше, в нужнике совершенно спокойно мылся в бадье Таракан — местный кок. Казалось, что вонь, от которой нос отказывался служить, этому человеку нипочём. Даже среди отвратительного смрада он не расставался со своим тесаком и ничуть не стеснялся своей наготы. Впрочем, а перед кем ему стесняться? Женщин на корабле нет, только краснеющий юноша Ник. На лицо кок выглядел немного пугающим. Причина заключалась не в мавританском происхождении, множестве уродливых шрамов по всему телу, отсутствию части зубов на жутковатой улыбке или клочковатых волосах, растущих и на голове и на лице. Или дело было как раз в этом.

— Ядрёный зал! — очередная тесная каморка вызывала больше вопросов, чем восхищения.

Крохотное пространство, заполненное немереным количеством ядер, которые частенько полировал странно шепелявящий матрос по кличке Швед. Он щеголял длинными светлыми волосами, которые ухитрялся держать в чистоте, перетягивая их узорной повязкой у лба, чтобы не падали на лоб. Одежду Швед носил розовую. Это выглядело почти очаровательным, если не думать, что именно могло послужить красителем для устойчивого бледно-красного оттенка. Да, донья ведала, что кровь обычно коричневеет, однако пират мог пытаться вывести её каким-то средством, способным вызвать розовый оттенок. Лицом Швед тоже не вызывал желания в него влюбляться. Слишком старый, хоть и значительно моложе отца, беззубый и, да — тоже некрасивый. Не капитан мечты, хотя волосы блондина вызывали искреннее восхищение.

— Музыкальная комната! — для пущего эффекта Боннет привёл Нику в трюм под верхней палубой именно в тот момент, когда комната была «в употреблении».

В основном в полутьме экипаж создавал свою музыку — грохотал всем, что хоть как-то могло создавать шум: половником по бочке, ложкой по бутыли в корзине, ладонями по деревянному тазу или двумя медными тарелками друг о друга. И всё же среди команды нашёлся смуглый кудрявый мужчина с музыкальным талантом по прозвищу Французик. В его лице, скрытом за чёрной щетиной, просматривалось что-то арабское и немного турецкое. Он казался даже по-благородному привлекательным, к тому же беспечно улыбался, когда начинал петь:

— Жизнь пирата — красота.

Я скажу и раз, и два —

Жизнь пирата хороша,

Хоть не стоит ни шиша.

Бей и режь, души, коли —

Жизнь пирата вся в крови

Жизнь пирата коротка,

Хороша ша-ши-шу-ша!

А вот сочинительство оставляло желать лучшего. Вероника почти наслаждалась его голосом, но старалась не вслушиваться в слова, стараясь снисходительно относиться к песнопевцу. Он не умел ни читать, ни писать, а все рифмы подбирал на ходу из скудного словарного запаса. Спустя несколько дней она даже безумно радовалась, что ни в одной из глуповатых песенок Французика она не слышала ни одного по-настоящему скабрезного слова, которых на борту хватало с лихвой. Он даже при первом взгляде казался неплохим мужчиной сердца, но не таким она представляла свою любовь. Совсем не капитан и едва ли когда-нибудь таковым станет.

«Камин?! На корабле? Как это? Разве такое может быть? Это ведь опасно!» — ошарашенно косилась она на совершенно ненужную и опасную часть самого роскошного места корабля.

— И, наконец, моя обширная библиотека! — с ослепительной улыбкой завершил экскурсию Стид в своей каюте. — В которой вся команда может свободно читать книги. По желанию я могу составить личную рекомендацию.

При виде этого шикарного, почти королевского великолепия Вероника улыбнулась. В окружении богатого изобилия она себя чувствовала почти как у отца на галеоне. Диего де Очоа очень ценил комфорт, и капитанская каюта была воистину роскошной. Однако он никогда не стал бы занимать половину стен стеллажами с книгами, и треть каюты ни за что не превратил бы в непомерную гардеробную с дорогими дворянскими одеждами. Но в остальном сходство имелось. Впрочем, чего лукавить, Вероника при виде книг загорелась. Хоть что-то приятное на этом корабле.

— Но сэр, читать умею только я! — привлёк внимание капитана Люциус, поставив юнгу Ника перед дилеммой — стоит ли раскрывать свои знания.

В выборе между полным сокрытием своей персоны и хоть каким-то удовольствием от чтения второе триумфально победило. Старательно пряча лицо, она робко подняла руку и негромко сообщила, что тоже умеет. В свете шока капитана, что остальная часть команды неграмотная, это признание осталось почти незаметным.

Как только экскурсия подошла к концу, Люциус выпроводил Ника на палубу и передал её под управление мистера Пуговки — старпома Мести. Отчего именно пират носил такое имя, девушка не отважилась спрашивать. Мистер Пуговка казался самым страшным морским волком на судне, а ведь помимо него были молчаливый Джим Хименез, прячущий бородатое лицо в тени и неплохо орудующий кинжалами, да Крошка Джон Фини — самый большой человек из всех, кого она когда-либо видела. Казалось, в его жилах текла кровь великанов из сказки. Что Джим, что Джон — оба не отличались дружелюбным нравом, выражая свою гостеприимность отсутствием порывов немедленно убить новичка. И всё же частично лысеющий и длинноволосый мистер Пуговка, несмотря на тщедушное телосложение, висящую кожу и внешне замученный вид, пугал одними глазами и улыбкой людоеда. Он даже носил при себе вставную челюсть с железными акульими зубами.

Слова старпома дали понять Веронике, что спать ей предстоит, как и всему экипажу, в гамаке. Либо в трюме, либо прямо на палубе, в зависимости от ситуации. В единственной каюте, не считая капитанской, уже обитали Олуванде и Джим. Какой бы замечательной эта каюта ни была, девушка туда не стремилась. В одиночку зелёному юнге хорошее место не занять, а сосед очень уж быстро сможет раскрыть её. Но спать вместе со всеми? В одном душном трюме или под дождём и ветром?! Казалось, что может быть хуже? А хуже стали щётка с ведром и приказ начинать драить палубу от кормы и до ужина.

Ни единого слова протеста от Ника не прозвучало. Припоминая шутливые слова старших братьев, что юнге пристало именно драить палубы, донья не решилась сказать что-то, кроме «так точно, сэр». Пришлось молча закатать рукава, понадеяться, что вскоре появится настоящий пиратский корабль с настоящим капитаном пиратов, а пока отыгрывать свою роль, вспоминать шуточки братьев и понимать, что правды в них скрывалось немало.

«Не сотри нежные руки о канаты, ме-ме-ме, или пока будешь драить палубы, бе-бе-бе!» — мысленно передразнивала она то ли Антонио, то ли себя, попавшую в эту не слишком приятную ситуацию.

С другой стороны было совсем не лишним присмотреться к экипажу, который на первый и второй взгляд выглядел обыкновенным сбродом. Да, немного пугающим, но всё же ничего грозного, благородного или флибустьерского в них не было. Неужели такое может хоть кого-то ограбить? Смех один! Да её старшие братья в период, когда Антонио даже десяти не было, и то казались более внушительной бандой, особенно если вспомнить их нападение на Виргинские острова. Навели шороху среди британцев! Отец наказывал сорванцов с долей гордости во взгляде.

— Тыш, не прхавильнош, дрхаишь палубу! — заявил ей Швед, удивив, помимо наблюдательности, ещё и особенностью говора. Казалось, у него во рту застрял ком каши, сквозь которую он пытается что-то ей сказать.

Этот любитель полировать ядра и сам драил палубу, но с другого конца. При виде неумелых потуг Вероники блондин, размахивая своими длинными волосами на ветру, решительно пошлёпал к ней, вылил всю воду из ведра на пол и вручил ей щётку.

— Вотш, теперхь дрхаишь, — авторитетно заявил он. — Двха рхаза хорошош!

— Спасибо, — кивнула она робко и решила не упускать момента для знакомства: — Я — Ник.

— Швхед. Дрхай палубу! В обхед рхазговорыш.

Знакомство состоялось практически хорошо. На радостях Вероника не жалея рук скребла вполне чистые доски щёткой. До самого обеда она старательно выполняла наказ Шведа, но справилась примерно до половины первого захода. И это притом, что ближе к закату появился Таракан и, обменявшись не самым чистым рукопожатием, присоединился к их общей работе. Шустрый кок справился с дневной работой за час.

— Как-то раз мне оторвало руку, — делился он историями, не слишком интересуясь, хочет ли кто-то их слушать. Для усиления эффекта он продемонстрировал своё правое плечо с уродливым шрамом и следами неумело наложенных швов. — Это было во время нападения на наш торговый кораблик пиратами. Я тогда был простым торговцем, и тут трах-ба-бах — взрывы, пальба, порох, что-то опасно шипит, как змея. Потом меня несколько раз швыряло то в воду, то в лодку. Нихрена не слышал ещё неделю. Всё перед глазами вертелось. Смотрю — а руки тю-тю! Видать, не взрывом, а чьей-то железкой. Лежит на палубе, а я лупаю на неё, обалдевший. Беру руку, беру нитку с иголкой и начинаю пришивать на место. Мне кричат, что я дурак и от пиратов надо бежать, а куда я побегу?! Что, и руку им оставить? Хрена там! Я сам нашёл её и пришил! Меня пираты так уважали, что сами сопроводили до берега…

— Ой, нам только не гони! Сопроводили его, сего есё набресесь… — отмахнулся от него Чёрный Пит. Шепелявящий из-за недостатка передних зубов — Вот я…

— …ходил под одним парусом с Чёрной Бородой! — хором закончили за него все.

Новоявленная юнга усиленно надраивала палубу, стараясь не выделяться, а команда не утихала. То тут, то там слышались насмешливые крики.

— Брехня!

— Тебе никто не поверит!

— С Чёрной Бородой он ходил, ну конечно.

— Да, поселуйте все меня в зад! — вновь вышел из себя Пит, громко выругался и пнул ведро около Вероники, едва не попав ей ногой по лицу.

Этого урожденная де Очоа не смогла стерпеть. Вскочив на ноги она, позабыв о необходимости вести себя незаметно, изо всей силы ткнула пирата кулаком в плечо и гневно рявкнула:

— Смотри, куда прёшь! — слова, неподобающие дочери губернатора, сами сорвались с языка, едва удержавшись на мальчишеском низком тоне.

Ответ не заставил себя долго ждать.

— Слысь, малявка, у тебя какие-то проблемы?! — грубо выкованный кинжал, вспоровший воздух, делал вопрос почти риторическим.

Лезвие направилось в живот юнги быстрым медвежьим рывком, но, слава маминым урокам, прошло далеко от цели. Для увальня Пита мальчишка оказался юрким и неуловимым, как ящерица, что ещё больше его разозлило. Несмотря на своё английское происхождение, этот пират в гневе напоминал настоящего мадридского быка, сорвавшегося в бешеную атаку. Именно в этот момент вся команда прохлаждалась на палубе, чтобы посмотреть на разворачивающееся шоу.

Вероника не планировала паясничать и строить из себя неубиваемую надоеду, которую ближайшей ночью кто-то из мести удавит. Всё случилось само собой. После первого неудачного в ней разгорелся азарт, и донья уже намеренно заставляла Пита гоняться за собой с видом тореадора. Некоторые его особенно опасные размашистые удары она успешно парировала кинжалом, подаренным матерью. Для усмирения пирата она несколько раз ощутимо его колола, даже немного пустив кровь, когда ткнула остриём кинжала в плечо. Но перед ужином, после долгого дня в завершении плана побега, чистки палубы и стольких впечатлений, она быстро устала. Вероника завершила их беготню подлым приёмом из маминой науки Дим-Мак, тем самым повалив Пита на палубу, выбила из рук оружие и приставила кинжал к его горлу.

— У тебя какие-то проблемы, бугай? — повторила она вопрос пирата.

— Едрить всё в три прогиба, а ты скользкий скет! Тсёрт меня дери! — поток бранной речи вроде бы звучал почти как комплимент. — Звиняй, пацан, что сбил ведро. Усёк я, сто ты дикий!

Глупая выходка неожиданно принесла относительную симпатию от экипажа. Пока прохладную, но за показанное шоу Ник получил место за общим столом и откровенные расспросы, относительно неожиданных умений. Молчун Джим даже предоставил ей место подле себя.

— Ты где научился так ловко железкой махаться? — проявил интерес Французик.

— Матушка научила. Она мастер во многих вещах, особенно в кинжалах, — не без гордости ответила Вероника и опомнившись добавила: — Была мастером, а потом… сами знаете как бывает… голод, холод и болезни.

Под всеобщее «да-да, болезни чёртовы, лихорадка там…» она едва заметно выдохнула с облегчением. Вечер складывался вполне хорошо. Пит после заварушки на палубе стал вести себя вполне цивилизованно. Он рассказывал забавные небылицы про себя, легендарного пирата Чёрного Бороду и их похождения против англичан, голландцев и французов.

Особенным испытанием на прочность стала ночёвка. Да, по большей части она была неприятной. Вероника впервые не приняла ванну и даже нормально не умылась перед сном. Напротив, ей пришлось задержать дыхание и быстро сделать все свои дела в зловонный нужник. Призрак ближайшего мытья полностью исчез с горизонта, оставив неприятное ощущение нечистого тела. Спать приходилось в одежде, волосы ни в коем случае не освобождать из банданы, и под конец дня голова откровенно чесалась. Безумно хотелось хотя бы почистить зубы, но никак. Зато предложенный гамак оказался неожиданно чистым и ещё никем не ношенным. А перед сном пришёл капитан с детской книжкой и начал читать команде сказки. И не просто читать, а с чувством, разными голосами и эффектными паузами. Дрёма накатывала сама.

«Это не пираты моей мечты, конечно, но я найду тот самый корабль с тем самым капитаном флибустьеров. А пока привыкну к этим», — пообещала донья себе перед сном.

Ночью голова нестерпимо зачесалась, из-за чего Вероника упала с гамака на твёрдый пол и едва не взвыла. Это не ровная и неподвижная кровать. Дурацкий корабль постоянно качает. Хорошо, что от этой качки её никогда не тошнило, но ходить приходилось осторожно, чтобы приноровиться к ускользающей поверхности.

Потирая ушибленное плечо, она вспомнила, что в каюте крепко спящего капитана имеется личный чистый умывальник, а могла скрываться и целая ванная комната. Оставалось только вспомнить мамину науку разведчиков и всё тщательно обыскать. Стид Боннет с первого взгляда создавал впечатление слишком уж мягкотелого человека. Такой если и поймает на преступлении, то скорее попросит больше так не делать, чем сам ответит чем-то решительным.

Чёрной кошкой в чёрной комнате она кралась по палубе, пока сама едва не завизжала от неожиданности. Только родительские уроки позволили ей зажать рот и юркнуть в тень, чтобы её не заметил стоящий на мостике у штурвала мистер Пуговка. Стоящий под лунным светом мистер Пуговка. Стоящий абсолютно голым под лунным светом мистер Пуговка. Ещё и разговаривающий с прилетевшей чайкой, как с собственным другом. Но это выглядело лишь милым дополнением к странностям пирата. Он и в одежде выглядел непривлекательно, но без одежды совсем внушал панические крики. И всё же умыться хотелось сильнее, чем пугала голая задница старпома.

* * *

— Судно прямо по курсу, капитан! — громко объявил мистер Пуговка, занимая должность рулевого.

Казалось, этого момента ждала не только Вероника, чтобы посмотреть, как происходит тот самый грабёж пиратов, но и вся команда во главе с капитаном. Стид радовался больше остальных, едва не прыгая от счастья. Хорошо, что по ночам крепкий сон не позволял ему проснуться от тихого шныряния по капитанской каюте одной переодетой девицы.

— Ну вот! По местам! Все по местам! — командовал Боннет, на ходу поправляя свой дивный бирюзовый дворянский наряд, разумеется, по самому последнему писку французской моды. — Примите страшный вид!

Вероника, а по «шпионскому имени» просто Ника, растерянно осмотрела себя. Ей до грозного или пугающего вида не хватало роста и стати. В свои пятнадцать она ещё была субтильной и по-мальчишески сложенной девушкой. Помимо не торопящейся расти груди, к костям весьма неохотно прирастало мясо, которое сделало бы из нескладного длинного ребёнка молодую привлекательную девушку. Аделаида, глядя на недовольство дочери, доверительно гладила ту по плечам и честно ведала, что и сама была «позднего расцвета». Но очень уж трудно было поверить, что до двадцати лет её привлекательная матушка, срывающая завистливые взгляды женщин, голодные — мужчин и один очень ревнивый — отцовский, была гадким утёнком. Но если так, значит, Ника вынуждена терпеть до своих двадцати прежде, чем начнёт покорять мужские сердца? Ну что за несправедливость?! А теперь ещё и слишком мелкая, чтобы пугать… Кстати, кого они собрались грабить?

— Эй, на шлюпке! Сдавайтесь! Вам не сбежать!

Капитан, конечно, изо всех сил отыгрывал попытку абордажа, но это никак не помогало ситуации. Во-первых, он выглядел настолько потешно, что вся команда подыгрывала ему нехотя. Во-вторых, они грабили обыкновенную рыбацкую шлюпку с двумя престарелыми рыбаками, которые смотрели на них, как на странную диковинку, а не на угрозу. А в-третьих, и без надуманных угроз рыбаки не думали сопротивляться, тем паче что не имели на борту совершенно ничего. В-четвёртых, предупредительным выстрелом стало выброшенное Шведом в воду ядро.

— Это был предупредительный выстрел! Вам некуда бежать! — продолжил капитан, неловко спускаясь по веревочной лестнице к рыбакам.

У них было немного рыбы, но на Мести хватало еды, Таракан вполне аппетитно готовил густую похлёбку. Единственное, что смог отобрать в грабеже Боннет — ведёрко с каким-то худеньким зелёным кустиком непонятного растения.

Глядя на такой улов, Ника возвела к небу глаза, умоляя послать ей или большой корабль с настоящими пиратами, или большую стоянку там, где эти пираты обитают. Прискорбно, что стараниями отца Тортуга прекратила своё существование в качестве флибустьерской базы. Оставалась только таинственная Республика Пиратов, находящаяся неизвестно где. Молва шептала, что где-то на территории английских колоний.

Краденый цветочек получил своё место на бочке. Перед взорами разочарованной команды. Ника не лезла ни в какие разговоры, но таким грабежом тоже не слишком была довольна. Да, никто не пострадал, нет ни одного погибшего, но как-то скучно! Неужели пираты нынешнего времени такие неинтересные?

— Поздравляю с успешным набегом! — продолжил сиять полуденным солнышком Стид. — Но я должен кое-что отметить. Моя вступительная речь была в меру вдохновляющей, а вам следует действовать энергичнее. Мы разбойничаем, грабим. Так давайте веселиться.

Ника сама схватилась за ведро со щёткой. Не её дело. Она будет драить палубу от кормы и до обеда, а там уже видно будет. Ещё чего не хватало, стать участницей бунта на корабле. Или одной из его жертв.

— Кража цветка — такое себе веселье, — негромко и невнятно отметил кто-то.

— Позорняк, да и только! — громко добавил великан с именем Крошка Джон под смех Таракана.

— Что-что-что? — в своём возмущении капитан стал похож на вздорную барышню. — Кто это сказал?

На глазах Ники великан попытался опустить свою голову настолько низко, чтобы скрыться за спинами Шведа и Пита, но получилось не слишком убедительно. Даже согнутый, как фигура коня в шахматах, он на добрую голову был выше всех на судне. Будучи пойманном на горячем, он уже не стеснялся своих слов.

— Крошка Джон, это ты?

— А чё, если и я?

Для доказательства собственной уверенности Крошка Джон выпрямился и показательно расправил плечи. Рядом с таким даже в мирное время Ника побоялась бы стоять. Одними только своими огромными ручищами длиной, как у Кракена, он мог обхватить всю команду и задушить. И как после таких громадных мужиков верить маминым словам, что не существует никакого Кракена?

— Что же, в таком случае, я бы попросил заменить критику приемлемым и стоящим предложением! — деловито потребовал капитан, быстро вернув себе уверенность. — Что бы ты изменил здесь, если бы мог?

Великан заметно стушевался. Ника его не винила. Когда словарный запас крохотный, а идеи не складываются во внятные предложения, то действительно начинаешь чувствовать себя неуверенно перед человеком, обладающим знаниями. Так донья чувствовала себя, когда хотелось высказать что-то безумно важное и серьёзное, но в четыре года она знала недостаточно слов, чтобы объяснить родителям или братьям свои чувства. Хорошо, что большую часть они понимали без слов.

— Ну… У нас нет флага. Никакого, — всё же внёс предложение Крошка Джон. Как ни странно с ним согласились все. Даже брови капитана вздёрнулись вверх.

— Точно…

— Верно!

— У всех приличных пиратов есть флаг, — закончил мысль здоровяк.

— Верно, без флага никак.

Итогом стало весьма странное, но вполне ожидаемое решение — на палубу капитан выгрузил две полные корзины дорогих тканей, видимо, из оставшихся запасов на новые одежды. Команде было дано задание сшить от каждого по флагу, а по завершению работы будет выбран самый лучший и гордо поднят над кораблём. Ника изо всех сил стремилась избежать подобного занятия, но её волоком притащил Швед, чтобы она не отрывалась от команды. Олуванде и Джим шили совместно, что позволяло схитрить — прибиться к кому-нибудь в пару. Самостоятельно шить Ника боялась. Не потому, что не умела. Напротив, она умела шить слишком хорошо для мальчика-бродяжки — матушка не настаивала на вышивании, но шить учила сама и гордым орлом стояла над душой. Не потому, что занятие обязательное для женщин. Практическая медицина обязывала уметь шить, как и базовые навыки выживания, преподаваемые матушкой лично.

«Каждому необходимо уметь разводить костёр, подавать сигналы дымом, добывать пресную воду, учиться отличать ядовитые растения от безопасных, искать себе еду и шить-вязать!» — повторяла матушка. Братья кивали и показывали маленькой Нике, как вдевать нитку в игольное ушко. Матушка учила выживанию всех детей одинаково.

«Хватит уже вспоминать родителей!» — одёрнула себя Ника, пытаясь сосредоточиться на том, к кому бы присоединиться.

К её немалому удивлению, Чёрный Пит весьма дружелюбно пустил юнгу в пару к себе. Казалось, ещё вчера у них произошла глупая и безобразная склока, а сегодня он совершенно спокойно предлагает ей выбрать, какой материал лучше всего подойдёт на фон. Это было настолько неожиданно, что Ника ещё больше заробела. При этом Пит громче всех кричал, что швейное дело бабское, и он заниматься им не намерен. Суровый шрам Таракана и общее осуждение заставили его замолчать. Вся команда умела шить, подтверждая науку матушки.

Начался день так называемой самореализации. Ника бессловесно подтаскивала Питу подходящую ткань, вдевала нитку в иголку, помогала правильно обрезать края, а в остальном намеренно демонстрировала мальчишескую криворукость и неопытность в шитье, чтобы случайно себя не выдать. Второй день на пиратском судне ей нравился больше, чем первый. Потрясение от несовпадения её ожиданий с действительностью спало, она пережила первую ночь без каких-либо проблем и помогала одному из пиратов шить. В целом, приятно, почти как дома.

Грузный темнокожий пират Олуванде, располагающий к себе не внешностью, но приятным голосом и вполне галантными с точки зрения пиратства манерами, обсуждал с капитаном идею нашить на флаг бахрому, которая на ветру могла бы красиво развеваться. Крошка Джон творил молча и сосредоточенно, завернувшись в золотой шёлк. Увидев его ровные стежки на будущем флаге, Ника завистливо присвистнула. И это она боялась демонстрировать слишком хороший навык!

— Ого! — вырвалось у неё.

— Я раньше шил платья для моей матери, — ответил он, чуть порозовев от произведённого эффекта.

Таракан, не смотри, что шов на плече был вполне добротным и заслуживал уважения, страдал от отсутствия идей и нервно терзал мешковину. Порой между ним и Шведом начиналась драка, когда оба вцеплялись в один отрез ткани и никто не хотел делиться. В такие моменты Ника съёживалась и незаметно доставала свой кинжал. Так, на всякий случай. Разнимать дерущихся брался капитан со своим жизненным кредо: «Многие парни в глубине души просто душки. Они просто сильно настрадались».

— Стоп-стоп-стоп, разойдись! Во-первых, следовало попросить, — голосом строгого родителя повторял капитан сначала Таракану, а потом перешёл и к Шведу: — А во-вторых?.. Что надо сделать с таким большим отрезом ткани?

Девушка едва не улыбнулась. Так с ней и братьями разговаривала нянечка, обучая маленьких сорванцов азам хорошего поведения. Перед родителями они всегда ходили по струнке, зато без их присмотра могли шкодить, сколько душе угодно.

— Пхоговхорить об этомш? — тем временем Швед попытался угадать правильный ответ.

— Нет, поделиться! Нужно поделиться, — тоном точь-в-точь как у няни закончил свою лекцию капитан и, довольный, что дал всем творческое задание, удалился в каюту.

Стоило Боннету исчезнуть с горизонта, как Пит сбросил свой начатый флаг на Нику и с деловитым видом хитрого торговца заявил:

— Ну сто, думаю, самое время.

— Для чего? — оторвался от своего флага Олуванде.

— Грохнуть капитана, — самодовольно закончил он и со всем своим пафосом воткнул знакомый Нике кинжал в импровизированный стол для шитья, выставленный на палубе.

Типичный пиратский жест вызвал возмущение Французика, чей флаг продырявил Пит своим неосторожным действием.

— Да ладно, мужик, мне теперь это зашивать?! — тихо, но действенно осадил его музыкант.

Увы, это было только начало. Пит распетушился и, в отсутствие капитана, начал расхаживать по палубе, всё больше подталкивая команду к бунту. Ника с показательным усилием дошивала за него флаг.

— По-васему, команда Тсёрной Бороды сьёт? Нет! — продолжал он. — Мы были слиском заняты убийствами и-и-и-и пьянками после убийств! Ну-ну, а… вот когда мы не пили и не убивали, мы строили козни, плели интриги или просто были крутыми засрансами.

— Ты никогда не ходил в море с Чёрной Бородой, — отрезал Крошка Джон, и такому здоровяку было весьма непросто что-то противопоставить в аргументации.

Экипаж, всё ещё не вдохновлённый идеями о бунте, продолжил шить флаги. Задание капитана имело свои плоды. Спустя пару часов шитья парни вежливо просили друг друга передать нитки или иголки, больше не пытались драться на отрезы ткани и казались действительно душками. Разве что критиковали выбор друг друга. С трудом нашедший вдохновение Таракан снисходительно смотрел на флаг Французика с чёрной кошкой, считая эту идею недостаточно ужасающей. Аргумент, что кошки это воплощение ведьм с ножами на лапках и вообще жуткие твари, был принят с переменным успехом. Но Пит не утихал:

— Давайте на минутку забудем о флаге и поговорим о бунте?

— Бунт или нет, но нам очень нужен страшный флаг! — оставался невозмутимым Французик.

— Послусайте! — вновь начал выходить из себя Пит, но с явным усилием продолжил спокойным тоном: — Мы долзны грабить. Нынесний капитан долзен уйти. Кто со мной?

Ника опустила голову в свой флаг. Да, капитан далёк от идеала, их разбой — это посмешище, а его попытки в лидерство вызывают у неё сравнение с нянечкой, но она на этом шлюпе меньше одного полноценного дня и её ещё ни разу не обидели и не оскорбили. Да, драить палубы не очень приятно, но даже с этим можно жить. Точнее, дожить до ближайшего настоящего пиратского корабля. Что будет, если капитаном станет Пит? Припомнит он ей нож у горла?

— Если мы его сожжём, я в деле, — пожал плечами Крошка Джон.

— Один есть, — повеселел шепелявый пират, — кто есё?

Таракан покосился на свой кривенький флаг и тоже поднял руку. Уже набралось трое желающих. Девушка спрятала голову в плечи, насколько смогла. К их тихому уголку бунта и корабельных переворотов приблизился Люциус. При свете для со своим нелепым платком на шее и причёсанными тёмными бакенбардами он смотрелся потешно.

— Парни, ну э-э-м, Пуговка вас сдал, — сообщил он.

— Тысятся Тсертей!

— Но я с вами, к слову сказать, — добавил писарь.

Дело принимало скверный оборот. Но далее началась ещё более оживлённая часть планов на бунт — кто же станет капитаном. Сначала вызвался шепелявый Пит, считая себя самым опытным. Его подняли на смех. Никто не желал себе вспыльчивого шепелявого капитана. Таракан выдвинул кандидатуру Джима как опытного и не горланистого, но обратной стороной спокойного бородача и эксперта по метанию кинжалов была полная неспособность говорить. После отрезания языка Джим оставался немым и мрачным, даже трапезничать предпочитал отдельно, чтобы не пугать народ. Олуванде, отмахивающийся от предложений стать капитаном и ни разу не сказавший слова за бунт, в конце концов был вынужден сказать:

— У меня нет претензий к капитану. Он нам на ночь сказки рассказывает. Мне это нравится. Если мы его убьём, то не узнаем, что случилось с деревянной куклой, которая хотела стать мальчиком. Никто из нас не умеет читать.

Речь произвела сильное впечатление на команду. Даже Джим перестал точить свои кинжалы.

— Люшиус умхеетш, — уточнил Швед.

— А на разные голоса? — вступил Крошка Джон. — Капитан умеет.

На разные голоса писарь читать не умел, и единственная попытка вышла никудышной и смехотворной. Казалось, вот-вот ребята передумают, но жизнь капитана они отмерили ровно до того, как сказка будет рассказана полностью.

И всё же появились капитан с новой воодушевляющей речью и большой корабль на горизонте. Речь Ника пропустила мимо ушей, просто отметила, что в этот раз вышло хорошо. Почти по-пиратски. Капитан быстро сместил внимание на плывущую на горизонте громадину и позвал всех поскорее готовиться к бою, а Крошке Джону позволил корабль сжечь, отчего тот радовался, как дитя малое.

Французик на общем настроении начал петь:

— На смерть идём, на верную смерть

Одна надежда — быстро умереть

Клинки из ножен вынимай,

Ножи свои точи

Наполни ветром паруса,

К финалу жизни мчи!

Капитан, поначалу улыбающийся от произведённого эффекта, разом побледнел, когда увидел кровожадный пыл своего экипажа. Даже мистер Пуговка подготовился к кровавой бане, вставив в рот железную челюсть с акульими зубами, намереваясь продемонстрировать те в бою. Ника же с трудом старалась не поддаваться панике. Одно дело уметь постоять за себя, учиться владению оружием, и совсем другое идти и нападать. Не только нападать, но и убивать! Просто так! Руки сами потянулись к щётке, чтобы играть бурную деятельность, а не дрожать от страха. Корабль с белыми парусами становился всё ближе, а она лишь слышала, как сердце безумно колотится в ушах. Почему он так близко? Почему он так далеко?

Пушечный залп стал большой неожиданностью, заставив всех нервно подпрыгнуть на месте. Веселое предвкушение грядущей резни моментально прекратилось.

— Что за чёрт это был? — выскочил из своей каюты капитан. Такой же бледный и растерянный, как и Ника.

— Предупредительный выстрел, капитан, — объявил мистер Пуговка, намертво прикипев к штурвалу. — Мы их наконец-то догнали.

Корабль оказался не только большим, но и военным. На глаз не слишком знающая английские корабли Ника определила его в 70-пушечный линейный корабль третьего ранга Королевского флота. Очень уж он был похож на модельку судна «Экспедишн», которую подарил дядя Жека Грегорио на десятилетие. Да, третий ранг — не первый, но размазать их, не испортив себе аппетит, вполне способен. 10-пушечный шлюп «Месть» ему даже в подмётки не годился. Ещё один выстрел задел по касательной мачту, заставив всю команду панически прижаться животами к палубе.

Но следом отчего-то англичане отправили шлюпку с явно мирными целями. Три старших офицера, два гребца и двое музыкантов едва ли располагали к объявлению грядущей битвы.

— Доброго полудня, джентльмены. Послушайте, — громко объявил самый напудренный из офицеров, — среди вас случайно нет Стида Боннета? Мы знаем, что вы здесь. Мы вас видели.

«Так отчего спрашиваете, если видели?» — удивилась Ника, прижимаясь к борту, пока капитан робко вставал на ноги и усиленно делал вид, что всё так и запланировано.

Следом пришло и вовсе неожиданное — капитан военного судна по фамилии Бэдминтон, от имени которого явились офицеры, передавал привет, извинялся за выстрелы и напрашивался на чай с капитаном. Ника шумно выдохнула. Возможно, всё закончился неплохо. Команда приняла идею чаепития с ужасом, но выбора не было. Все бросились в каюту Стида, где он в спешном порядке переодевал пиратов, чтобы сойти за любое другое мирное судно. Досталось даже Нике, но на её размер мало что нашлось, так что пришлось только чуть умыться и пригладить ту одежду, что на ней была.

Бэдминтон со свитой прибыли на двух шлюпках. Теперь судьба всего экипажа зависела от способности пиратов притворяться мирными гражданами. Ника с умытым лицом и чуть облагороженными мальчишескими одеждами тщательно смотрела в пол, будто кланяясь всем, кто поднимался на борт. Всё же какой шанс, что эти высокородные господа обратят на неё внимание?

Долгое приветствие завершилось, и офицеры уже направились в трюм для чаепития, возглавляемые Бэдминтоном и Боннетом, когда в ногу Ники неожиданно вцепился маленький лиловый зубастый зверь, похожий одновременно и на ящера, и на крокодила со сплюснутой мордой. Три пары когтистых лап обхватили её до самого колена.

«Кроко?!»

А следом тяжёлая рука, передавшаяся от Эдварда Кенуэя в наследство его сыну, подняла Нику за шиворот. Не успела она пикнуть, как оказалась в закутке между трюмом с провизией и ядрёным залом.

— Ну и какого дьявола, Вероника? — прошипел ей гневный, знакомый с самого детства голос.

— Привет… Шэй, — неловко улыбнулась она в ответ.

Примечания:

Шэй http://ipic.su/img/img7/fs/SHej_2.1680771342.jpg

Ника http://ipic.su/img/img7/fs/Nika_2.1680771366.jpg

Кроко радостно пищал, не желая ни за какие сокровища на свете отпускать любимую хозяйку, к которой привязался с самой колыбели. Зверёк с любовью облизывал её ногу, время от времени беззлобно покусывая, не в силах сдержать свои чувства. От него настолько веяло любовью, что Ника почти улыбнулась. Почти. Трудно улыбаться, когда ноги едва касаются земли, а в лицо сверху яростно дышит друг детства, в глазах которого желание открутить одну рыжую девичью голову.

— Отвечай давай! — встряхнул он её, так и не дождавшись объяснений.

— Как ты меня нашёл? — всё же пискнула она, краснея от стыда.

— Какое интересное совпадение: родители в долгом отъезде, твои братья слишком заняты ухаживанием за моей сестрицей, а ты именно в момент её прибытия так далеко, как это возможно. Да ещё и близ Порт-Ройал такой замечательный бал для того, чтобы пускать пыль в глаза! — гневно говорил Шэй, не забывая встряхивать Нику, словно нашкодившего котёнка. — Ты можешь сколько угодно притворяться паинькой, но меня за дурака не держи, малолетняя любительница пиратов!

Последние слова он прошипел с такой лютостью, что волосы на руках шевелились. Пару раз Ника видела отца в гневе. На своих подчинённых. Дома он никогда не позволял себе по-настоящему выходить из себя, разве что в их личных делах с матушкой и в очень смущающей манере. Но всё же однажды Ника случайно услышала, как именно Диего де Очоа отчитывает нерадивых офицеров, и страх был точно таким же, как сейчас — липким, тошнотворным и противно холодным.

— Родители тоже тут? — обречённо прошептала она.

— Ага, вся королевская рать здесь! — тон, переполненный сарказмом, позволил хоть немного выдохнуть. — Я убедил Хуана искать тебя, не поднимая шума. Даже Мария не имеет ни малейшего понятия, что здесь происходит. Я не хочу её подставлять. Пока никто не знает — ни твои, ни мои родители, но это лишь вопрос времени, поэтому ты сейчас идёшь со мной на тот удобный английский кораблик, мы плывём до Ямайки, а там незаметно возвращаемся домой! И храни тебя Господь, если ты хоть раз после этого выйдешь из дома без разрешения родителей! Усекла?!

А вот последние слова были лишними. Да, Ника испугалась до кончиков волос при виде Шэя, да, он старше её, сильнее и, возможно, мудрее, но никто не смеет так говорить с де Очоа и не получить кулаком в нос. Жаль, что кулачному бою юная донья не была обучена.

— Ай! — одновременно вскрикнули они.

Она от неожиданной боли в неподготовленном кулаке, а Шэй больше от удивления. Едва ли её маленькая ручка могла причинить его носу, унаследованному от матери, большой урон. Но беглянку он всё же отпустил. Ей бы в этот момент дать стрекача, но бежать с пиратского корабля просто некуда. Оставалось идти в атаку.

— Своих матросов так муштруй, Кенуэй! Я тебе не жена и не родня, чтобы со мной в таком тоне разговаривать! — прошипела она, наморщив нос, но в ответ оказалась прижата к стене ещё более неприятной хваткой за горло. Не до удушья, только чтобы не могла бежать. Больше обидно, чем больно.

— За потворство пиратству наказание одно — смертная казнь и чёрное пятно на всех, кто будет связан с осуждённым! — едва слышно, но очень страшно зашептал он, приблизившись к её лицу почти вплотную. — Ты о чём думала, так подставляя родителей и братьев? Ты хоть понимаешь, дурёха, что с ними будет, если твоё имя сейчас засветится в числе арестованных пиратов?

О последнем побледневшая Вероника не думала. Этот сценарий вообще не рассматривался, что после неполных суток её пиратства их всех переловят, арестуют и отправят на виселицу. А то и на гильотину. Тут и сказке конец. Но ведь Стид совсем не похож на капитана пиратов, а остальная команда вполне переоделась. Даже Чёрный Пит надел надушенный парик.

— Да с чего ты вообще решил, что тут пир…

— Идиотов делай из англичан, да и они скоро всё поймут.

За дверьми в трюм действительно что-то творилось, но в основном слышались разговоры и смех, а также звон посуды. Казалось, что пока обман не раскрыт и всё вполне хорошо. Мимо прошли Бэдминтон и Боннет. Широкоплечий Кенуэй закрыл собой Нику и встал лицом к уходящим капитанам, будто всего лишь караулил трюм. Субтильную фигурку юнги ожидаемо никто не увидел.

— О-хо-хо, вы же не обижаетесь на выстрел? — высокомерно посмеивался англичанин над бледнеющим Стидом. — Мы не собирались в вас попадать. Ну разве что совсем немного.

— Ничего, — выдавил тот через силу, — мы почти не испугались.

— Что, малыш Боннет не завизжал и не захотел к мамочке?..

От этого гаденького смеха донью едва не передёрнуло. Бэдминтон явно относился к тем людям, которые считают, что им дозволено всё.

— А теперь, — прошипел Шэй, когда они вновь оказались одни, — без глупостей! Чаепитие завершится, мы вместе возвращаемся на корабль англичан и отплываем.

Ника продолжала возмущённо пыхтеть. Но доводы старшего товарища по играм действительно звучали неоспоримо. Одно дело — броситься в романтическую авантюру, получить своего капитана мечты, и совсем другое — подняться на борт не пойми какого корабля с таким же капитаном, да ещё и всю семью под монастырь подвести. Такого матушке и отцу она совсем не желала, тем паче вспоминала их весь свой недолгий пиратский путь. Пора возвращаться домой и придумать что-то получше. На свете много пиратов, сдержанная ругань отца по этому поводу не даст усомниться. Рано или поздно она встретит того самого пирата.

— Ладно, прости, я не подумала.

— О чём ты думала, мы потом обсудим. Тебя здесь не обижали? — неожиданно участливо поинтересовался Шэй.

— Нет, они пока думают, что я мальчишка, прибившийся к ним в юнги. Капитан принял, не глядя… видимо, так со всей командой было, — задумчиво пробормотала она и с сомнением посмотрела на простую английскую форму друга детства, не бросавшуюся до этого на глаза. — А как ты оказался в числе англичан?

— Искал тебя. Это был ближайший корабль, на который можно незаметно взойти под видом своего. Даже до Галки надо сначала добраться… Плюс они как раз бесцельно охотились на водных просторах Ямайки. Какое «совпадение» — на пиратов и немного на испанцев, — последнее прозвучало чуть нервно.

Ника растеряно глянула на него. Им несказанно повезло, что во внешности обоих ничего испанского не отпечаталось. Она — почти точная копия матери, за исключением глаз, а родители Шэя и вовсе ничего испанского в роду не имели. При всём желании не разглядеть в них жителей Эспаньолы.

— Любительница, блин, пиратов! — продолжал злиться Шэй. — А всё твои дурацкие романы! Лучше бы родители тебе Колобка только давали читать из художественной литературы. Охота за круглой булкой, распевающей песни, была бы куда безобиднее этого!

— Родители и не разрешали…

— Вот и правильно делали! Видимо, нашлись «доброжелатели»?

Перепалка угрожала выдать парочку с головой, и Ника рискнула увести друга детства в «музыкальную комнату», чтобы никому не попадаться на глаза. По пути пришлось выдать всех «диверсантов», которые предоставляли ей «вредную литературу», после чего Кенуэй обещал лично разобраться с каждым из дарителей и избавить её жизнь от «глупых вредных сказок». В ответ ей оставалось только гневно сжимать зубы и прожигать его недовольным взглядом, жаль, что пугающая лютость серых глаз отца ею унаследована не была. Или Шэй каким-то образом был слишком стойким, чтобы испугаться.

И всё же долго им общаться не пришлось. Сначала почти семейную идиллию склок и скандалов нарушил Крошка Джон, слишком крупный, чтобы обрядиться в дворянские одежды, потому вынужденный прятаться ото всех глаз. Когда здоровяк навис над ними двумя, настало время что-то придумывать.

— Крошка Джон, а это мой брат, Ке… кхе… Кенни, — на ходу начала придумывать Ника и, окинув ещё раз взглядом морскую форму англичан, надетую на Шэя, добавила: — Он переодевается в матросов и ворует на кораблях.

— Вор, значит, — протянул Джон, продолжая с подозрением рассматривать обоих, но двусмысленное положение ругающихся родственников вполне подходило под торопливую ложь.

— Карманник, в основном, — кивнул «Кенни», быстро входя в роль. — Солдафоны на кораблях редко следят за вещичками, а мне от остановки до остановки хороший навар. Правда, с этими не повезло — голяк.

— Ага, — почесал затылок Крошка Джон и вроде стал выглядеть чуть менее угрожающим. — Дык, Кенни с нами?

— Ну… — ответить Шэй не успел.

В зале отдыха, в котором и проходило чаепитие, послышались крики, звук выстрелов и ещё больше криков. Крошка Джон поспешил внести свою лепту в культурное мероприятие и оставил Нику с Шэем. План мирно покинуть пиратское судно и вместе с англичанами незаметно вернуться домой начал рассыпаться на части. Оставалось только лично убедиться, насколько всё плохо.

Они чуть опоздали и застали конфликт в самом его финале. Неготовые к нападению старшие офицеры находились в плачевном состоянии. Одного прибило к столу ножами Джима, другого вырубил Таракан, третьего подстрелил Чёрный Пит, кто-то попал в сети, а кто-то отсчитывал свои последние секунды в драке с Олуванде и Джоном. Но Бэдминтона среди офицеров не было, что ухудшало положение.

— Эй, не могли бы вы мне помочь в моей каюте? Пожалуйста, поскорее! — высунулся к ним Стид Боннет, к счастью, живой и не побитый.

«Кажется, мирный вариант целиком и полностью отменяется», — тяжело выдохнула Ника и решила, пока творится хаос, наскоро познакомить Шэя со всеми. Если капитан легко взял её, то Кенуэй ему ещё больше понравится.

— Народ, познакомьтесь, — крикнула она низким мальчишеским голосом, — Это мой старший брат Кенни. Крошка Джон его уже знает. Кенни — корабельный вор. Хочет к нам присоединиться.

— Корабельный? — удивился мистер Пуговка. — Разве так бывает?

— Корабельный карманник. Навар в основном хороший, но не всегда! — кивнул Шэй.

— Ты! Точно! А я-то думал… Ты не из наших! — закричал прикованный к столу офицер. — То-то рожа, как у отребья!

После резкого и неприятного слова драка продолжилась, но знакомство, можно сказать, состоялось. Не слишком острый на ум Крошка Джон согласился, что знаком с Кенни, не уточняя, что познакомился минуты на две раньше всей команды, а остальные англичане с возмущением отмечали, что морячка «своего» знать не знают. Осталось уговорить капитана, но тот с Олуванде и Люциусом всё никак не возвращался из каюты…

— А-а-а-а, Святой Иосиф!

— Боже!

— Господи Иисусе!

— Господи! Чёрт!

На палубу рухнуло тело капитана Бэдминтона, каким бы ни было его имя. Несмотря на безжалостность и кровожадность экипажа в отношении «гостей», Боннет превзошёл их всех. Каким-то невероятным образом он убил английского офицера, пронзив его голову от глазницы до затылка его же собственной саблей. Вероника смотрела на Стида уже совсем другими глазами. Да, внешне хрупкий и жеманный, но в тихом омуте черти водятся, а ещё недюжинная сила, чтобы убить таким способом. Шэй, впечатлённый не меньше, осторожно завёл Нику за спину, чтобы защищать, если придётся.

— Я сделал это. Намеренно! — объявил капитан.

— Удхарилш ножом прхямо в морхдуш? — поразился Швед. — Уважуха!

— Тебе не уйти живым, пират! — гневно отозвался один из пленников, за что получил кляп и предложение отправить всех пленных кормить акул.

— Отправим за борт?

— Нет, — с лихой улыбкой ответил Боннет, — Принесите верёвку.

Шэй был бы и рад притвориться мебелью, но работа кипела и не позволяла отлынивать. Капитан, игриво подмигнув новичкам, объяснил, что во время его школьных дней хулиганы во главе с Бэдминтоном не раз садили его так «за вёсла», настало время использовать те знания на практике. Обратно до линейного кораблика англичан шли две шлюпки, управляемые связанными офицерами, к рукам которых намертво примотали вёсла. Ника с ужасом представляла, каково школьнику так оказаться на вёслах, но продолжала спокойно складывать из мёртвых офицеров и нескольких муляжей вполне правдоподобный образ. Если не приглядываться, то казалось, что те просто утомились на чаепитии, а не мертвы или вовсе сделаны из тряпок и мешковины. Капитана вернули экипажу.

А пока англичане готовились принять на борт поредевшую команду, сообразительный Шэй бросился к штурвалу, чтобы увести Месть как можно дальше. Благо течение с ветром тому способствовали, а рулевым Кенуэй оказался неожиданно умелым. Месть подчинялась его руке не хуже, чем Галка его сестрице. За несомненную пользу Боннет взял его в команду не глядя и сразу пообещал премию к жалованию за расторопность. Подробности прошлого спрашивать не стали. Для поддержания имиджа Шэй подрезал у Люциуса пишущие предметы, а у Боннета все содержимое его карманов. Краденое он моментально вернул и удостоился аплодисментов. А чуть позже в игру вступила раздражающая Веронику харизма Кенуэя, делающая его своим в любой компании за считанные часы. Команда пополнилась одним «английским перебежчиком» и двумя пленными, которых на всякий случай взял с собой капитан.

На закате команда относилась к Боннету куда теплее, чем утром. Сам Стид, подобно героям любимых романов Вероники, стоял на корме, обращённый лицом к заходящему солнцу. В золотом свете заката его силуэт казался тёмным и загадочным. Он выглядел героем романтическим с мягким и ранимым сердцем, но с несгибаемой волей. Не совсем любимый типаж, но уже ближе к желаемому. С лёгкой улыбкой Ника встречала слова, брошенные Крошкой Джоном, Тараканом и Французиком:

— Знаешь, шибко сложно воткнуть кинжал в чей-то череп!

— В тихом омуте…

— Думаю, он вполне засранец!

— Прхизнаюш, он смог!

— Сто смог? — продолжил вредничать Чёрный Пит, вновь упав в меньшинство в голосовании на бунт. — Разодеть нас, как каких-то пизонов?

— Да брось ты! — приобнял их со Шведом Таракан. — Зато у нас теперь есть пленные! А? Ха-ха-ха!

Под общий смех и радостную атмосферу вечера Швед озвучил всеобщий вердикт — капитану дали ещё один день. В конце концов, убить его действительно могли в любой момент, а Пиноккио сам себя не прочитает! Пусть даже Люциус открыто называл его плохим капитаном, Олуванде философски отмечал, что команда под стать, зато с таким капитаном есть регулярная оплата и еда.

После ужина четыре странных флага были подняты и гордо развевались на ветру. Среди них выделился флаг общей работы Чёрного Пита с Никой — череп, пожирающий череп поменьше, также безголовый скелет с отрубленной головой в руках, созданный Шведом, чуть ниже флаг с чёрной кошкой, старательно вышитый Французиком, и Большой череп, блюющий пуговицами на скелета, созданный руками Крошки Джона. Незаконченные к ночи флаги так и остались забытыми.

— Мы здесь до первой остановки! — шёпотом предупредил Кенуэй во время ужина.

— Как скажешь, — покладисто кивнула Вероника, уплетая весьма вкусную еду. Таракан прекрасно рубил и людей, и овощи с мясом.

* * *

— …Но было слиском поздно! Их настиг Тсёрная Борода — велитсайсий из пиратов! — продолжал свои байки на ночь Пит.

Язык не поворачивался назвать их правдивыми, поскольку Чёрная Борода в них был страшнее самого морского дьявола и его сухопутного собрата — Сатаны. Он носил длинный чёрный плащ, был вооружён десятком пистолетов, его вороная борода дымилась, а голова превращалась в адский туман с углями прожигающих глаз. И всё это по желанию капитана пиратов. Он был пугающим и притягательным, внушающим трепет, восторг и панику. Истории про него казались фантастичнее всех сказок, которые когда-либо читала Ника. Абсолютный вымысел, но Пит рассказывал их с таким пылом и фантазией, что слушать было безумно интересно. Правда, только ей и капитану.

Остальные с раздражением отмахивались и мешали приятному времяпрепровождению.

На фоне успеха с англичанами никто не обратил внимания на Кроко, чем зверёк поспешил воспользоваться. Сначала он подружился с Тараканом, если можно так назвать его грабительское нападение на камбуз и перепуганного мавра, откупившегося от чудовища едой. На том их дружба и возникла. Первые дни кок побаивался зверька, прибегающего за съедобной данью, а после исчезающего на верхотуре мачты, но потом привык и даже стал проявлять некое подобие симпатии, когда осторожно гладил его по голове давал какие-то вкусности. Спал Кроко вместе с Никой, словно времена её младенчества для него не закончились. Разве что она теперь не пыталась грызть его хвост беззубым ртом под вздохи умиления нянечек.

Первая остановка всё никак не наклёвывалась на горизонте. Увы, одновременно бежать и прятаться от англичан, чьего капитана они убили, держаться подальше от маршрутов всех испанских военных кораблей и двигаться по направлению к подходящей остановке оказалось непростой задачей даже для таланта Шэя. А экипаж ничуть не помогал. Мистер Пуговка всё время отвлекался на своего друга-чайку и на лунные ванны, посредственно сменяя рулевого на посту, а сутками напролёт без смены стойкий Кенуэй не мог крепко держать штурвал. Ника предлагала свои услуги, намекая на готовность учиться, но рассерженный на неё Шэй продолжал гонять её злыми словами о родителях и её глупости.

— Ну и… сам тогда рули до посинения! — обиженно фыркала она и, умывшись в каюте спящего капитана, возвращалась к гамаку.

Так уснувший Кенни проморгал ту самую первую остановку.

Настолько «талантливо» протащить корабль по берегу нужно было постараться. Месть будто пожелала выползти на берег и позагорать на солнышке. Отлив лишил её даже лениво облизывающих волн. Они намертво застряли на песчаном берегу неизвестного острова. От такой «первой остановки» Ника невольно хрюкнула смехом, но вовремя прикрылась чихом. По случаю Французик не постеснялся начать петь песенку:

— Я — Французик, пират непутёвый,

И в море мне всегда нелегко,

Но сегодня я в поганом месте,

И на языке у меня только одно:

Какой дурак мог выйти на берег

И в песок корабль утопить?!

Ну вот опять нас преследуют беды,

Из-за идиотизма и тупизны!

В этот раз вышло получше, чем обычно, мелодия получилась простой, но приятной, а слова весьма заразительными. Капитан, следует отдать ему должное, не спешил ругать на чём свет стоит нерадивого рулевого. Тот, бледный и растерянный, словно салага после первого провала, смотрел на него с немым шоком. А Стид тем временем пытался, смешно подумать, руками оттолкнуть корабль от берега. Чуда не происходило, Месть и не думала сдвигаться ближе к морю. Мистер Пуговка в своей невозмутимой манере объявил, что всем грозит смерть от голода и предложил первым съесть Люциуса, поскольку писарь молод и сочен. Жилистый Кенуэй выдохнул, да и пользы от него для команды было чуть больше.

— Мы никого не будем есть! — отрезал капитан. — Мы просто сели на мель. С каждым бывает.

— Нет, конечно же, не будем. Только в случае крайней необходимости, — согласился Пуговка.

— Необходимости не будет!

— Не будет, — вновь согласился пират, — пока не наступит крайняя!

Команда лениво собиралась на острове. Понурый Кенни, не получивший ни от кого ни порицания, ни тумаков за заземление корабля, выглядел удручённым. Возможно, в случае простого и явного наказания ему было бы проще. А так он выглядел усталым, измождённым и злым. Разумеется, на Нику.

— Может, уже ограничишь свою агрессию по отношению ко мне? — негромко поинтересовалась она, когда на палубе не оказалось никого, кроме них.

— Какие красивые слова заговорила, — колко отозвался он, — смотри, как бы их применение не вышло тебе боком!

— Да что ты заладил? — возмутилась Ника. — Да, я поступила неразумно, но я же извинилась! Я всё осознала.

— Ой-ой-ой, извинилась она! — передразнил её Шэй. — Да ни черта ты не осознала!

— А вот и нет. Да, я зря так подставила родителей, но ведь не я придумала этот глупый закон, что за дружбу с пират…

— Глупый закон?! — прошипел он, дёрнув её за плечо. Ника икнула. Видимо, про глупости законодательства не стоило говорить. — Ты или полная дура, или притворяешься, но выходит у тебя весьма правдоподобно! Пираты — это не милые мужчины с грустной судьбой, не герои с золотыми сердцами и не благородные джентльмены удачи! Они — убийцы. Как ты думаешь, что делал Чёрная Борода с теми французами из истории Чёрного Пита? Тебя не смутило, что он им выпускал кишки и выбрасывал в море, чтобы полюбоваться произведённым эффектом?!

— Ну, — побледнела она, — Пит ведь любит преувеличивать…

— Не в этом! — рявкнул на неё Шэй. — Пираты отбирают чужое имущество, заработанное непосильным трудом, а тех, кто его защищает, убивают. И обыкновенное убийство их частенько заставляет скучать. Поэтому они и любят килевание, вспарывание животов и развешивание на рее, а также танцы на доске! Мужчин они просто убивают, но не приведи Господь на их пути оказаться женщине! Забудь свои идиотские романы! Пираты насилуют женщин! Безжалостно и долго. Сначала капитан издевается над такой бедняжкой, когда натешится — передаёт старпому, и следом по убыванию чинов. Но доходит до всех желающих. Это девушке мучительно больно, страшно, унизительно и до того мерзко, что смерть становится избавлением, а «бравым парням» нужно отдохнуть! Даже если она сознание от боли потеряет, даже если помрёт в процессе. Только везучие успевают утопиться! Аделаида тебе не рассказывала, за что обезглавила Кая Китобоя?

Ника нервно сглотнула. Она знала. Родители говорили. Но ведь в романах всё иначе… Шэй умел красочно говорить. А когда злился, то кроме слов за него говорили пылающие глаза и дёрганная жестикуляция. Она испуганно покосилась в сторону и как раз увидела Чёрного Пита и Крошку Джона. Те вполне подходили под описание «правильных» пиратов-головорезов, а их разговоры подводили к мысли, что друг детства прав. Что, если бы они…

— Пираты — это худшее, что может произойти на морях! — мрачно подчеркнул Кенуэй. — Тебе очень… невероятно повезло, что эти ребята, мягко говоря, в пираты не слишком годятся. Они куда безобиднее тех, кого мы истребляли с твоим отцом. Истребляли, чтобы ты в шестнадцать вышла в чуть более безопасное море! Молодец, что ценишь наши усилия!

От саркастического тона она обречённо уставилась на свои ноги. Вся ситуация вышла не просто некрасивой — уродливой. Мысленно Ника представила лица родителей, если бы англичане их тогда поймали и повесили всех где-нибудь поблизости Порт-Ройал. Недалеко от берегов как раз есть живописное место с висящими телами, поклёванными вороньём с подписью «Пираты, берегитесь!». Что стало бы с родителями, если бы поиски привели их к этим местам с её телом… А Шэй?

— А что будет с тобой? — сухо поинтересовалась она.

— Да неужели?! Кто-то и обо мне подумал? — фыркнул он с усталой злостью. Несколько бессонных ночей его всё же измучили, лишив последних сил. — Я лишусь чина, моя семья будет опозорена, а после меня повесят. Обвинений наберётся столько, что едва ли даже король Испании сможет для меня что-то сделать.

— Я… — губы задрожали, а глаза защипало от подступающих слёз. Столько неприятных открытий за одно утро оказалось слишком много. — Мне так жаль…

— Слёзы вытри, — буркнул он в ответ, демонстративно глядя в другую сторону. — Увидят, как плачешь, раскусят и нам обоим конец.

— А тебе-то что?

— Как я, по-твоему, буду возвращаться в Санто-Доминго, если с тобой что-то случится? Тогда проще добровольно на рею.

Тем временем на берегу капитан громко объявлял, что сели они на мель совсем чуть, и съедать друг друга не будут. Подоспевшая Ника успела застать спор о приближающемся каннибализме, который с трудом пресекал Стид, напоминая, что еды хватит всем на недели.

— Предлагаю считать это происшествие чем-то вроде каникул! — предложил он с подобием улыбки.

Как оказалось, ни про каникулы, ни про отпуск никто из команды никогда не слышал. Разумеется, кроме капитана и парочки фальшивых пиратов, но Шэй больше всего на свете желал только спать, а Ника старалась не выдавать себя. После некоторых уточнений относительно наказаний за недостаточное подчинение приказу отдыхать, расслабляющих тело и дух пыток пленников и других мелочей команда разошлась. Нехотя Чёрный Пит даже согласился выгулять завонявшихся англичан, привязав к их верёвке наподобие поводка. Олуванде и Джим остались с капитаном, а Ника направилась в джунгли. Обычно в таких тропических уголках росло манго, которым очень уж хотелось насладиться. В компании своего прожорливого друга она не боялась гулять одна. Мало кто захочет связываться с Кроко.

— Ну и куда ты решила пойти? — хмуро поинтересовался Шэй, тяжёлой рукой останавливая её на опушке.

— Манго хочу.

— Ага, сначала к пиратам, теперь манго, а мне тебя ещё и по лесам вытаскивать? Из пасти различных людоедов…

Возможно, он хотел как лучше, но младшая де Очоа уже была сыта по горло нравоучениями и напоминаниями о своей большой ошибке.

— Хватит меня пасти, как беглую овцу! Ты мне не пастырь, не отец и не муж! — ощерилась Ника, мгновенно закипая. — Я поняла, что я плохая. Можешь не напоминать — не забуду. Всё равно уже ничего не изменить, так что если тебе нечего мне сказать хорошего, то иди лучше спать. Мы застряли на острове, а я хочу манго! Оставь меня в покое!

— Ой, да и пожалуйста! — рявкнул он и направился к кораблю.

— Вот и прекрасно! — ответила она и рванула бегом в лес, лишь бы оказаться подальше от зануды, в которого превратился Шэй.

«Раньше таким обходительным был, а стоило немножко родителей не послушать, и на тебе — я сразу дура!» — мысленно ворчала она, продвигаясь по джунглям всё дальше.

Мимо сновали обезьяны, но при виде Кроко панически прятались. Прожорливый зверёк не внушал доверия. Вероника всё же вышла на подобие тропинки и начала рассеянно смотреть на деревья в поисках чего-нибудь напоминающего манго или какой-нибудь другой фрукт.

— «Ты или полная дура, или притворяешься» ме-ме-ме, — вслух повторяла она обидные слова Шэя. — Сам дурак! Мог бы и не идти за мной! И без тебя бы разобралась! Домой бы как-нибудь сама…

Чем дальше она шла, тем тише становилась обида. Всё же без мастера-рулевого они бы не ушли так легко от англичан.

— Спасибо, конечно, но я не просила меня спасать! — бормотала донья на ходу.

Прогулка могла продлиться целый день, если бы мимо неё не пробежали пленные англичане, заставив растеряться и замереть на месте, упуская бесценные секунды. Когда парочка скрылась за ближайшими деревьями, Ника опомнилась и побежала следом, но было уже поздно — они умудрились скрыться, а бег по подобию лесной тропинки вывел к развилке. Две криво прибитые доски с указателями и никаких англичан, зато намёк, что на острове кто-то есть. Или был. Кто-то, кто мог писать на ломанном английском.

«Астарожна, племя канибалав!» — гласила левая табличка, указывая на соответствующее направление.

«Астарожна, племя савсем канибалав!!!» — красовалось на правой.

— Значит, первые не совсем или не настолько «совсем»? — удивилась девушка.

Выбрать между совсем и не совсем каннибалами ей не довелось. Стоило сделать шаг, как щёлкнуло что-то, напоминающее натянутый шнурок, неведомая сила свалила её с ног и рывком подняла наверх. К кронам деревьев. Мамина наука проснулась внезапно и заткнула зарождающийся девичий визг. Пойманный разведчик должен вести себя тихо, и тогда сможет незаметно выбраться из любой передряги. Когда горизонт перестал вертеться, Ника осмотрелась — огромное вековое дерево стало прекрасным якорем для ловушки, хватающей всех случайных путников в сеть, в которой те висели на могучих ветвях.

«По крайней мере, я нашла наших беглых англичан», — кисло подумала она, увидев бьющуюся в сетях на соседней ветке парочку.

Эти двое шумели так, что всё проявленное спокойствие и выучка Ники канули в Лету. Моментально появились люди, одетые в самодельные грубые накидки и подобие набедренных повязок. Украшениями у этих людей служили листья, перья, ракушки и красивые камешки, обвязанные нитями. А вместо лиц пугающие маски. Цвет кожи коренастых, но сильных туземцев не позволяли определить этнические рисунки, плотно покрывающие их тела. От удушающей правоты Шэя даже в этом повороте событий хотелось гневно скрипеть зубами. Ну почему он постоянно прав?!

Обвязанная сетью, словно гусеница коконом, она уныло следовала за местными. Возможность сопротивления была пресечена не только верёвкой, но и острыми копьями, направленными на белых незваных гостей. Невесёлая процессия повернула в сторону племени совсем каннибалов.

* * *

Злой всклокоченный Шэй Кенуэй не заставил себя слишком долго ждать. По правде говоря, прошло всего пару часов, как тот, словно помесь конкистадора, истребителя коренного населения и леопарда прорвался в племя. Для Вероники так и осталось загадкой, как именно он в конце концов сумел выйти из агрессивного нападения в дипломатические переговоры. Она после сытного обеда сидела полностью обнажённая в большом чане, сделанном из непонятного материала, и медленно нагревалась вместе с водой, в которую местные женщины побросали трав неизвестного назначения. Небольшой костёр под чаном не позволял «бульону» остыть.

«Хорошо, что в их специфические вкусы не входит крутой кипяток!» — хмыкнула про себя.

Резкое появление жутковатого, измождённого, но боевого друга детства заставило её взвизгнуть и уйти под воду с головой. Не успела она сама подняться на ноги в своём «котле для купания», как Кенуэй одним рывком вытащил её на холодные камни. Полностью нагую и мокрую. Хорошо, что котёл местные держали в густых зарослях высокой травы и никто её не видел.

— Ай! Что ты творишь?! — не поскупилась Ника на крепкую звонкую пощёчину. «Спаситель» от такой благодарности с высоты собственного роста сел прямо на твёрдую землю. — Жди своей очереди. Я первая пришла!

Увы, вездесущий Шэй Кенуэй не позволил девушке даже понежиться в горячей местной ванне, за которую пришлось отдельно упрашивать жену вождя племени.

«Похищение» прошло вполне мирно. Крикливые англичане так и остались сидеть связанные в клетке, но получили по чеплахе местной черепаховой похлёбки, а спокойная Ника, пытающаяся перебором всех известных ей языков подобрать общий с местными, почти сразу получила свободу. Племя «совсем каннибалов» на поверку людей не ело, но предпочитало поддерживать кровожадный внешний образ, чтобы любители человечины из соседнего племени не приходили к ним за свежатиной. Весь периметр их поселения был окружён жуткими черепами, тотемами из костей и не менее страшными идолами со множеством зубов и когтей.

На ломанном английском им удалось мирно пообщаться. Нике предложили остаться в племени и примкнуть к женщинам-собирательницам, и даже самостоятельно выбрать себе мужа из молодых охотников. Увы, её маскарад «совсем людоедов» не обманул, зато всем понравился обжора Кроко. Она получила хороший обед, их радушие и горячую ванну в толстом чане, температуру которого поддерживал костерок. Местные женщины ей для чистоты и здоровья не пожалели трав. Жаль, что друг детства вновь испортил всю радость свободы.

— Что?! — охнул он, машинально прикрыв рукой след от удара.

Рука у Ники была очень тяжёлая, в обоих родителей. Специально или случайно, но растерянный взгляд друга детства замер именно на том уровне, где на девичьем теле всё не торопилась расти грудь.

— И не смей на меня смотреть! — взвизгнула она и одарила его со второй руки ещё более тяжёлой оплеухой.

Получив язвительное прозвище «боец де Очоа», она всё же оставила Шэя в покое. Двусмысленность ситуации разрешилась миром, но момент расслабления в ванночке был окончательно утрачен, поскольку в племя привели ещё и капитана с Олуванде и Чёрным Питом. Следовало переодеться обратно в мальчишеские вонючие тряпки. Хотя последняя проблема решилась ускоренным процессом полоскания бедной одежды в котле с травяной водой. Пусть уж лучше мокрое и постиранное высохнет прямо на теле, чем надевать грязное.

— Эм, кто-нибудь? Может, кто-то скажет, что здесь происходит, пожалуйста? — кричал капитан так громко, что пришлось идти на голос.

Капитан и Пит сидели в клетке, в нескольких шагах от английских офицеров, и с трудом вникали в своё положение. Да, племя не собиралось их съедать, но и решить, что делать с этими белыми, не могло. Ника их не винила. Даже в Эспаньоле, где матушка ещё двадцать лет назад начала продвигать законы о равенстве колонистов и местных, начало взаимодействия народов вышло очень кровавым. Мимо них прошёл Олуванде с миской черепаховой похлёбки. Темнокожего пирата местные не стали садить в клетку и общались с ним как с равным. По случаю тот упросил дать измождённому Шэю тоже поесть и не жалеть мяса для рулевого.

— Кенни, а что это у тебя на лице? — указал он на два ярких красных пятна от ладоней Ники, когда передавал парню плашку с похлёбкой.

— Упал, — хмуро отозвался тот и накинулся на предложенную еду, сдавленно поблагодарив за заботу.

В ответ Олуванде хмыкнул и влил в Кенуэя что-то из скорлупы, которую держал в руках. Как оказалось минутой позднее, когда тот же напиток предложили Нике, это было что-то из рома, ананаса и кокоса. Вкусно. Хорошо поднимало настроение. Хотя пленников кормили, напитки им не предлагали.

— Капитан, — объявил при всех Олуванде, — я поговорил с вождём племени, и он согласился решить вашу судьбу на суде. У этого племени есть некоторые предубеждения против светлокожих людей.

Он и один из молодых воинов, который охранял пленников, выразительно посмотрели на Шэя и Нику, но два исключения из правила их почти не смутили. Юная донья всё ещё могла выбрать себе в мужья этого молодого и неженатого «совсем людоеда».

— Предубеждения? — растерялся Боннет. — Какие?

— Вы убиваете нас! — сообщил воин чуть возмущённым голосом, пожав плечами.

— Но мы так не поступаем! Не мы — светлокожие, а мы с моей командой так не поступаем!

— Попробуйте сказать вождю на суде, — меланхолично подытожил воин и, тепло попрощавшись с Олуванде, сменился на посту.

Капитана и Пита увели на суд, а Ника с уставшим другом детства уселись на траве, ожидая приговора. Будь их капитаном ныне покойный Флинт или Чёрная Борода, то надеяться было бы не на что, но у Боннета были шансы спокойно обсудить все недоразумения и вернуться к застрявшему на берегу кораблю. Глядишь, во время прилива сдюжат выйти в море.

— Ладно, Белка, — устало и без злости вдруг заговорил поевший Кенуэй. — Я на тебя накричал, ты меня побила. Мы успокоились. Теперь просто объясни, чего ты добивалась, сбегая из дома?

— Я хотела встретить капитана, как из романов. Красивого, храброго и с золотым сердцем. Грубого снаружи и великодушного внутри. Он бы увидел под моим маскарадом меня, я влюбилась бы в него, а он в меня… ну и дальше приключения, ветер, свобода и запах пороха поутру… — ответила Ника, чувствуя себя полной дурой.

В голове и в сердце эти мечты казались настоящими, выпуклыми и вполне осуществимыми, но стоило словам сорваться с губ, и собственная наивность неприятно саднила нутро. Не могло же всё прозвучать настолько жалко? Или могло?

— Запах пороха обычно знаменует последующую кровавую резню, знаешь ли, — позволил себе улыбку Шэй и растянулся на траве, зажевав травинку. — На деле всё совсем не так романтично, как в книжках. Хорошо, ты добилась своего, сбежала на пиратский корабль. Даже встретила капитана. Этот Боннет, конечно, не слишком похож на хорошего капитана… или капитана вообще, но для своего брата почти красавец. Уже влюбилась или в процессе?

— Ну, — замялась она, — он не… и не… а ещё совсем не…

— Что?

— Он старый и не очень привлекательный! — выпалила она. — И не мужественный, как в романах. Не получается у меня в него влюбиться!

— Среди истинных пиратов он — образец привлекательности, — лениво отметил Шэй, зевая. — Волосы свои, во рту все зубы, руки и ноги на месте, на ногтях нет пятен отмирания, а на коже никаких следов страшных заболеваний или их последствий. Красавец хоть куда!

Вероника недовольно поджала губы и с подозрением покосилась на друга детства. Он серьёзно говорит или дразнится? Да этому Стиду Боннету сто лет в обед! Он выглядит постарше отца. Не слишком он подходил в её грёзах к образу жениха. Тот должен был быть молодым… ну как Шэй.

— Я убийца! Я грязный, мерзкий убийца! Уведите меня! Я признаюсь! — вдруг прорезал тихий и неспешный суд истерический крик Боннета, привлекая всеобщее внимание.

Задремавший было Кенуэй рывком вскочил на ноги, зорко высматривая врагов, но, успокоившись, сел на рядом с Никой. В переговоры вновь вступил Олуванде. Он старался говорить негромко и открывать истину сугубо вождю, но они вышли поговорить из судебного шатра на улицу, и секрет капитана узнали все. Бэдминтон сам упал на собственную саблю. Боннет пытался его неловко оглушить во время заварушки в трюме, но судьба распорядилась иначе. Жестокая ирония.

При этом Боннет выглядел по-настоящему страдающим от своих поступков. Теперь его одинокая фигура тогда, на фоне заката у кормы, больше не выглядела романтичной и таинственной. Очевидно, он предпочёл в одиночестве преодолеть свои переживания, а то и пустил слезу по убитому.

Хорошей новостью стал вердикт:

— Мы решили, что вы не представляете угрозы для нашего народа, только для себя, потому что вы всего лишь посредственные пираты. Уж не обижайтесь, — примирительно развёл руками судья.

А плохой — пока Стид страдал, а Олуванде каялся в содеянном, английских пленников успели продать. Кем оказался покупатель, никто не мог сказать. Сделку туземцы заключили за границами племени. Там же прошёл обмен пленников на оплату. Золото туземцев не интересовало. Только специи, которые не росли на острове, разные ткани и хорошие орудия труда. Новость о продаже пленных даже заставила захандрившего капитана вскочить на ноги и повести команду отбивать пленных у покупателей.

Ими оказалась троица настоящих пиратов. Самых настоящих. Трое суровых и пугающих мужчин, словно вышедших из историй Чёрного Пита об Эдварде Тиче и его пугающей команде. По их внешнему виду становилось понятно, что переговоры будут длиться ровно столько, сколько им требуется, чтобы убить собеседника.

— Вот пираты, настоящие, — шепнул Нике Шэй, пока Стид пытался наскоро придумать план. — Давай, влюбляйся. Какой из них тебе нравится больше?

Ника невольно скривилась. Она поняла, какую игру задумал Кенуэй — он решил макнуть её, как нашкодившего котёнка, в её же глупые грёзы, представляя каждого встречного пирата в виде героя-любовника. И пока что ему удавалось всё больше оттолкнуть её от романов. Возглавляющий троицу пират был настолько немолод, что почти все волосы на его голове и козлиная бородка на лице стали полностью седыми. На багровой от постоянных солнечных ожогах коже намечались непривлекательные шрамы, а перекошенный на одну сторону рот намекал как на травму челюсти, так и на недостаток зубов. В такого совсем не хотелось влюбляться. Два коренастых головореза рядом с ним и вовсе пугали. Один был старше дедушки де Ордуньо и казался выходцем с того света, да и второй примерно того же возраста, так ещё и папуас с татуировками на теле и чрезмерно агрессивным видом.

— План таков, — объявил Стид и спустя слишком продолжительную паузу всё же добавил. — Отвлечем их внимание!

Изначальным планом капитана была попытка напугать троицу призраками в лесу. Но когда тот пошёл отвлекать их на себя, чтобы остальные успели разбежаться и начать страшно шуметь, план сам перетёк в более правдоподобную версию — убедить троицу, что в засаде полноценная команда и они в меньшинстве. Оставалось надеяться, что капитан быстро сможет перейти от заготовленной речи до импровизации, но Боннет не подвёл. Как только предводитель троицы, уводящий двух пленников, своей шустрой рукой с тонкой саблей распорол на капитане рубашку, план «в лесу призраки» обоюдно превратился в «вы окружены моей командой, и если мы не поделим пленников, то начнётся кровавая баня!».

В агрессивном ключе переговоры завершились вполне успешно. Один из пленников отправился обратно на Месть, а жуткий пират по имени Лёгкая Рука и два его головореза с отвращением на лицах отправились восвояси.

«Пожалуй, я хочу домой!» — с тоской думала Ника, глядя, как прилив и посильная помощь племени «совсем людоедов» сдвигают Месть всё дальше в сторону моря. Французик помогал им своей новой песенкой:

— Ну какой же олух мог на берегу застрять

И свой корабль в песке утопить?!

Ну вот нам снова вылезать из беды

Из-за идиотства и тупизны!

Радостные Таракан и Крошка Джон пропахли порохом, который явно взрывали где-то на берегу, и выглядели самыми довольными отпуском. Джим тенью вернулся на корабль. Мистер Пуговка что-то обсуждал со своим другом-чайкой, на которую чудом ещё не устроил охоту Кроко. И куда-то пропал писарь капитана. Это обнаружилось ближе к ночи, когда на Боннета снизошло вдохновение на свои капитанские записи.

— Люциус? Люциус… Где этот парнишка? — растерянно звал он пропавшего парня, но предполагать худшее, что тот остался на острове, не торопился. Вместо этого журнал рухнул в руки Веронике. — Мальчик? Ник? Ты тоже обучен грамоте?

— Да, сэр, — закивала она, в тот же момент получая повышение из юнги в секретари.

— Люциус куда-то пропал. Держи журнал и записывай, — мимолетно отметил капитан и, вложив в руку Ники перо с чернилами, начал диктовать: — Итак, пускай я больше джентльмен, чем пират, но что мешает мне быть и тем и другим? Быть джентльменом и пиратом. Джентльменом-пиратом?

«До первой остановки!» — повторил одними губами Кенуэй, отправляясь спать. Место рулевого занял мистер Пуговка.

Дни протекали относительно мирно. Следующая остановка никак не появлялась. Причиной стала необходимость держаться подальше от английских и испанских военных судов. Первые начали охоту за Местью после чаепития с Бэдминтоном, а вторые были нежелательными по всем возможным причинам. В итоге Шэй отчаянно маневрировал среди архипелагов, зная, что тяжёлый транспорт при всём желании не сможет за ними следовать. Ход был неплохим, но все выбранные острова были точно такими же дикими, как остров двух племён людоедов, или вовсе необитаемыми. Неподходящая остановка, чтобы сойти и вернуться домой.

Остановки делали ради провианта и воды. Запасы на корабле медленно, но верно подходили к концу. Виной тому был дворянский аппетит Боннета. Даже дон Диего де Очоа, открыто любящий комфорт и роскошь, никогда бы не позволил себе потребовать от судового кока апельсиновый торт, украшенный розочками крема. А Стид пожелал, когда по личному календарю вычислил свой день рождения, да ещё потом жаловался на приторность.

Люциус не спешил появляться перед командой, как чёрт из табакерки, и должность секретаря-писаря бессрочно повисла на Нике. Девушка не жаловалась. Следование за капитаном открыло ей дорогу к возможности худо-бедно умываться, пока тот спит. Следуя за Боннетом след в след, она точно знала, какие половицы его обители скрипят, а какие будут хранить секрет её проникновения. Шэй стоял на страже. Не потому, что ему это так нравилось, а по причине долга оберегать её, который он вбил себе в голову.

Ночью он охранял все её походы за чистоплотностью и даже помог перетащить всю воду за борт, когда донья осмелилась полноценно принять ванну, зато при свете дня не стеснялся демонстрировать своё недовольство. Ругать её за побег он почти перестал, лишь время от времени саркастически уточнял, нашла ли она пирата, в которого желает влюбиться. До первой остановки между ними воцарился шаткий мир.

— Капитан Эдвард Чёрная Борода Тич, капитан Уильям Кидд, джентльмен-пират, — диктовал Боннет, листая свои книги. — Какие ассоциации вызывают эти имена?

— Первые два — очень-очень талантливые пираты, — честно ответил Французик, которого капитан пригласил в свою каюту для проведения эксперимента по внедрению своего «знаменитого имени». — Настоящие головорезы. А вот кто третий — без понятия.

— О, — театрально протянул с улыбкой Стид, тигром перемещаясь по каюте, — третий — самый страшный из всех них!

— Да? Продолжайте, — оживился помощник.

— Настоящий убийца. Но вместо того, чтобы убивать оружием, он убивает добротой, — с лукавой улыбкой провозгласил капитан.

— Э?! — растерялся тот, но, поглядев сначала на Нику, потом снова на Боннета, сообразил: — А, это вы джентльмен-пират.

— Угадал! Да. Вежливая угроза. Это будет моя фишка. Как заведено у легендарного пирата. Ник, ты всё записал?

— Да, капитан, «… фишка, как заведено у легендарного пирата», — продемонстрировала девушка все записи в журнале.

После разделения пленников капитан настолько увлёкся историческим образом себя любимого, что совершенно забыл не только подумать, что делать с английским офицером, он запамятовал о существовании оного. Бедолага жарился на солнце несколько дней и от безнадеги справлял всякую нужду прямо на месте, воняя страшнее, чем корабельный нужник. Из жалости Ника время от времени подавала тому воду и еду из камбуза, пока никто не видит, но делала это задержав дыхание.

В конце концов, капитан вспомнил о пленнике и даже посетил его, сразу скривившись от вони, что исходила от англичанина. Тот после нескольких дней настоящей пытки стал покладистым и был согласен на любой исход. Он не протестовал против предложения Чёрного Пита отправить лишнего на корм акулам и не вздрогнул от идеи Французика отрубить конечности, а из спины сделать стол. Всё что угодно. Лишь бы закончилось.

— Нет, — отказывался каждый раз Стид. — Это нам не подходит. Какие ещё предложения?

Судьбу англичанина теперь решало наиболее интересное предложение. Ника со своим «а может, просто отпустить» скромно молчала. Такое однозначно не по-пиратски.

— Можно отдать его англичанам за выкуп, — с восторгом в глазах заявил кок и в тот же момент заслужил громкое «да» от ряженой доньи.

— Неплохая идея, Таракан, — с явным облегчением в голосе отметил капитан, улыбнувшись лучезарнее обычного.

Ника с удивлением глянула на него. Как странно. Он отреагировал точь-в-точь, как она. Но отчего? Это она на судне чужая богатая девочка, вынужденная притворяться тем, кем ещё не является. Не выходит у неё быть мальчиком-пиратом. Не по её плечам пиратский наряд. Не может она убивать людей, как положено пиратам, брать рабов, продавать их и делать многие другие страшные вещи, которые ничуть не смутят команду Боннета. Отчего вдруг такое сходство с капитаном? Он ведь на своём месте! На своём ведь?

— Вам потребуется перекупщик, — сообщил тем временем опытный в таких делах мистер Пуговка с пугающей полубезумной улыбкой. — И найти такого можно в Республике Пиратов.

От знаменитого названия оживились все. Капитан с восторгом помчался готовить подходящий выходной наряд, чтобы не только других пиратов посмотреть, но и себя показать. Явить миру джентльмена-пирата. Мистер Пуговка мысленно будто отстранился из тела и порхал в своих мечтах, где кровавые бойни и Республика уже были на горизонте. Шэй явно прикидывал, что на той остановке можно будет наконец поменять корабль и вернуться домой без лишних проблем, пока дело о побеге можно тихо замять. Ника радостно хлопала в ладоши от мысли, что наконец увидит настоящих пиратов. Только Олуванде отчего-то помрачнел и даже пытался отговорить Боннета от посещения Республики.

Казалось, решено и пора брать курс, но почти вся пресная вода на Мести закончилась. А то, что осталось, было настолько несвежим, что даже вперемешку с ромом угрожало убить пьющего. Следовало выбрать островок и пополнить запасы воды и, если получится, провианта. Выбор пал на неприметный небольшой скалистый остров. По словам Шэя, на таком больше шансов найти открытый источник с пресной водой. На этот раз высадка прошла успешно.

Длинных песчаных пляжей у острова не было, зато имелось нечто, похожее на причал, созданный силами природы. Идеально выставленные скальные выступы, к которым можно было пришвартовать небольшой корабль. Вода тоже быстро нашлась. Пресная, как и предсказывал Кенуэй. А пока Олуванде, Чёрный Пит и Крошка Джон наполняли бочки и тащили их обратно на Месть, Таракан, Швед и Ника исследовали леса на предмет чего-нибудь съестного. Что странно, на острове отсутствовали не только люди или животные. Птицы тоже не заглядывали на этот крохотный остров, хотя те же чайки никогда не отличались разборчивостью. Даже чайка, друг мистера Пуговки, отказалась покидать корабль и посещать участок суши. Вместе с ней и Пуговка остался на борту.

* * *

День клонился к закату, а на острове всё же обнаружилось несколько манговых деревьев, к радости Ники. Зная коварство архипелагов ночью, было решено заночевать на острове и отправиться в сторону Республики Пиратов на рассвете. Перед отбоем, пока капитан рассказывал экипажу очередную сказку, Шэй вновь завёл свою шарманку:

— Если тебе так хотелось посмотреть на настоящих пиратов, то в чём проблема связаться с Воробьёвым? — недоумевал он. — «Дядя Жека» тебе бы провёл полную экскурсию по худшим и лучшим, заодно и отбил бы желание с ними связываться.

От глупости подобного вопроса юная донья едва не взвыла. Неужели не очевидно?!

— Он бы сдал меня родителям, — пояснила она яростным шёпотом. — В ту же секунду. Представляешь картину — плывут они в Валенсию и наслаждаются обществом друг друга, а тут поперёк хода возникает Жека на своём Невском и выдаёт им меня со всеми потрохами.

Шэй пробормотал что-то на его собственном недовольном языке и опрокинулся на свой настил из листьев. После случая вынужденного посещения острова людоедов лёд между ними тронулся. Нет, упрямый Кенуэй не спешил менять гнев на милость и при каждом удобном случае потчевал её страшными историями про кровожадных пиратов, начав с тех, кто ходил под красным флагом. Такие флаги закрепились за именами покойных Эдмунда Кука, Бартоломью Шарпа и Ричарда Сокинса.

Ника с удивлением смотрела на друга детства, когда он без стеснения рассказывал, что происходило, если пираты под красным флагом брали суда боем. Кого бы они ни встретили на своём пути — судьба тех становилась незавидной. Женщины, дети, старики или мирные торговцы, которым не повезло оказаться на корабле с упрямым и воинственным экипажем, умирали долго и страшно. Мерзавцы не стеснялись своих отвратительных желаний и выпускали пар так, как желали их чёрные души. Юная донья нервно сглатывала от ужасающих подробностей.

Кроме прогулки по доске, которая заканчивалась простой, но неизбежной смертью уставшего тела в одиночестве и беспомощности, появлялись истории, как Билли Бонс или Флинт резали всех захваченных, будто свиней. Он упомянул старинную забаву — скачки на пленниках, как на конях. Жалости к скакунам во время игрищ не было никакой. После того, как термин «килевание» не произвёл должного впечатления, Кенуэй расстарался и описал в самых мельчайших деталях, какими острыми ракушками и морским отребьем покрыты киль и днище судна.

Следом он прямо на себе показывал, какие от килевания жертва получала гематомы, глубокие резаные раны. Во всех красках он описывал ощущения, когда человек начинал захлёбываться. Он заметно радовался, когда замечал, что неразумная донья начинала бледнеть и нервно смотреть в пол. Пытка водой, волочение за кораблём и закапывание в песок произвели достаточное впечатление, чтобы девушка не выдержала и попросила Шэя замолчать. В романах про пиратов никто не говорил о таких страшных вещах, но стоило осторожно поинтересоваться у Шведа, Таракана или Чёрного Пита об этих пиратских забавах, каждый подтверждал слова Кенуэя и даже был готов рассказать больше «интересных историй».

«Почему отец и братья мне не говорили об этом? Почему матушка молчала? — недоумевала Ника. — Почему Шэй только сейчас решил рассказать всё в деталях? Неужели раньше было сложно? Я бы тогда не рискнула…»

С непростыми мыслями она свернулась клубочком, призывая сон забрать её из этого непонятного места. Весь план теперь напоминал одну из сказок мамы на ночь про мужчину, что заключил сделку с дьяволицей и получил семь желаний, но исполнение каждого из таких желаний только разочаровывало. Или так жульничала дьяволица, или жизнь сама ставила палки в колёса мужчине, но в конце истории он больше не хотел ничего получать по щелчку пальцев. Вот и она, Ника, с первой же попытки встретила пиратов, но самое заветное её желание теперь — это вернуться домой и постараться забыть всё.

Люциус так и не появился, Олуванде, мистер Пуговка и Джим остались на корабле. Отчего-то эта троица не пожелала выспаться на твёрдой земле, но и морской дьявол с ними. Вот бы скорее добраться до Республики Пиратов…

Крошке Джону и Таракану ночью вдруг стало холодно и, шурша по всем кустам с громкими забористыми словечками, они не разбудили разве что только тех, кто спал на корабле. Ника сквозь ресницы смотрела за ними, надеясь, что они быстро разведут костёр и успокоятся. Спросонья очень уж хотелось вернуться в мир грёз, где она уже дома. Где родители с подозрением проглотили заготовленную ложь и почти ни о чём не подозревают. Точнее, подозревают, но не предполагают, что егозливая младшая дочь совершила нечто немыслимое. Позорящее их обоих… Уходящую в сон Нику всполошили громкие попытки пиратов высечь искру, всё так же сопровождающиеся бранными словами. Не повторить бы случайно при родителях или братьях.

СКРИИИИИИ...

От пронзительного визга вскочили все. Этот визг означал на всех языках мира только одно — приближающуюся опасность.

Клац. Клац. Клац. Клац.

Что-то непонятное бежало к ним. Кенуэй подорвался первым и, закрыв своей спиной подругу детства, приготовился отстреливаться от любой опасности. Ника выставила вперёд кинжал, едва не дрожа от осознания простоты своего оружия самозащиты. Чёрный Пит и Крошка Джон выскочили вперёд с пистолями наперевес. Капитан растерянно стоял на месте, сжимая в руке булыжник. Удивительное дело, он совсем не брал с собой никакого оружия. Таракан и Швед выставили вперёд свои жутковатые грубо выкованные сабли, Французик, прижимая к груди гитару, выставил против неизвестности пистоль, едва ли планируя второй выстрел.

— Ой! — охнула Ника при виде огромных крабов размером с коня.

Пяток ракообразных вышел из леса, громко обозначая своё присутствие характерным цоканьем ножек и щёлканьем клешней. При виде их крепких панцирей пираты бросились к кораблю. Ника замешкалась было, обездвиженная чувством заполняющего её ужаса, но Кенуэй схватил её поперёк туловища и потащил вперёд всех к спасительному кораблю. Однако…

— Так-так-так, — загрохотало что-то на вполне узнаваемом английском языке. — Мотылёк попался в мои сети.

Одновременно с глухим, захватывающим пространство, голосом идеальный природный причал сам поднялся над водой. Остров задрожал, сбивая беглецов с ног. Ника однажды ощущала, что такое землетрясение. Тогда ещё совсем крошкой она испугалась и спряталась под кровать, пока матушка её оттуда выманивала, ничуть не тревожась от того, как дрожала мебель. Как позже она объяснила дочери, подземные толчки такого уровня не могут причинить никакого серьёзного вреда, лишь напугать. Но маленькая Ника запомнила. И в момент, когда земля острова начала буквально уходить из-под ног, она без единого сомнения знала, что это не имеет ничего общего с землетрясением.

В следующее мгновение «пристань», поднявшаяся над водой огромной частично каменной клешнёй, покрытой ракушками, кораллами и морскими тварями, схватила Месть и бросила корабль на остров.

— Как же долго я спал, — продолжал глухой голос из глубин. — Совсем забыл, как приманивать алчных моряков на мои лучшие сокровища.

— Сокровися? — оживился Чёрный Пит, за что получил тычок локтём от Французика.

— Пит, не сейчас! — просипела Ника.

Гигантские крабы продолжали наступать. Несколько выстрелов по ним не принесли никакого успеха. Пули отскакивали от крепких панцирей. В таком раскладе сабли и кинжалы становились жалкими зубочистками. Крохотная команда нерадивых пиратов быстро оказалась окружена без возможности куда-либо бежать. Кенуэй, истративший пули на стрельбу по крабам, с отчаянием героя-самоубийцы обнажил бесполезную саблю, оттесняя Нику назад. Будто выигранные для неё минуты жизни могли бы на что-то повлиять…

Бах-бах-бах!

Три выстрела из пушек. Команда, оставшаяся на Мести, не сидела сложа руки. От попаданий в землю, где только что были крабы, последние бросились врассыпную, а земля затряслась ещё сильнее. Казалось, они сидят на спине огромного монстра, который пытается их сбросить. Ещё больше усиливал это ощущение гортанный рычащий вой, наполненный болью и яростью.

— Что за чёрт?! — визжал Французик, но с ободряющим пинком Чёрного Пита быстро пришёл в себя и бросился вместе со всеми к шлюпу.

Пока они забирались по штормтрапу, Месть успела дать залп ещё два раза, отгоняя ядрами преследование крабов. От грохота Ника неловко пошатнулась, не понимая, где верх и низ, а ещё почему все звуки вдруг сменились противным громким писком. Земля постоянно крутилась перед глазами, не позволяя ступить и шагу. Тело отчего-то не могло принять какое-либо устойчивое положение. Глаза никак не могли зацепиться за хоть какой-то образ. Всё ощущалось настолько странно, непонятно, но плохо, что она никак не могла даже испугаться.

* * *

К ушам прильнуло что-то неприятное, липкое и грязное, вызвав чёткое и однозначное чувство гадливости. От него с трудом удалось зацепиться и за другие ощущения. Твёрдое и жёсткое — палубу под собой. Холодное и бодрящее — ветер вокруг. Острое, неприятное и раздражающее — запах пороха. С ними начала расступаться тьма. Ника пришла в себя сидящей у одной из мачт на палубе. Звуки так и не восстановились. Всё доносилось странным эхом, словно сквозь гул церковных колоколов. Юная донья встала, но земля вновь ушла из-под ног, вынуждая обнять мачту, как отца после его долгого отсутствия.

Вокруг неё бегали остальные, заряжали пушки, капитан что-то кричал, вновь и вновь звучал грохот от залпов. От него голова сотрясалась острой мучительной болью, возвращая в уши продолжительный гадкий писк. Живот страшно крутило, словно Ника съела что-то живое и оно пыталось прогрызть свой путь наружу. От очередного приступа головокружительного писка донья сложилась пополам и её вырвало. Гадко, отвратительно и грязно. Прямо на палубу, поскольку отойти от мачты она так и не могла.

— О-Г-О-Н-Ь! — сумела она по буквам разобрать, что кричит Боннет.

Бах-бах-бах!

В растерянности она смотрела, как на них продолжают наступать крабы. Только стрельба с корабля не позволяла им подступиться, но вреда не причиняла. Крабы слишком шустрые. Земля под кораблём ходила ходуном. Гигантские клешни то и дело взлетали над Местью, но отчего-то проходили мимо, словно никак не могли ухватить неудобно упавшую игрушку. В голову пришло воспоминание, как она ещё пятилетней пыталась укусить себя за локоть, но всё никак не могла дотянуться. Вроде близко, но чуть-чуть не хватает.

— С-Т-О З-А Т-С-Ё-Р-Т?! — в панике кричал Чёрный Пит.

А крабы продолжали окружать корабль, наконец прикинув, с какой стороны выстрелы не доносятся. Мир вновь начал кружиться и вертеться, когда рядом оказался Шэй. Вновь беспорядочное движение. Палуба оказалась почти у самого лица и стремительно куда-то неслась. Или это бежал Кенуэй, а она просто болталась мешком на его плече?

Мысли начали проясняться, когда она оказалась на софе в капитанской каюте. В голове смутно прыгало какое-то важное открытие, которое она хотела бы сказать капитану. Но сначала пальцы коснулись ушей и наткнулись на что-то неприятное, затыкающее их. Воск. Кто-то воткнул что-то напоминающее восковые пробки в её уши! Кто? А кто, кроме Шэя, это мог быть?

В каюте капитана все громко о чём-то говорили. Ника изо всех сил пыталась понять, что именно, но из-за беспорядочных криков всё в голове перемешивалось. Хотелось тоже что-то сказать, но она никак не могла вспомнить, как разговаривать. Без напоминания она просто не могла начать, не знала, с какой стороны подступиться. Всё раньше казалось простым — берёшь и разговариваешь, а теперь она вроде бы знала, но не могла вспомнить. Но так хотелось сказать что-то важное. Взгляд метался по каюте. А почему они здесь? На палубе крабы? Пушек оказалось недостаточно?

Что-то важное. Она собиралась сказать что-то важное. Но что? Почему-то даже мысли плохо складывались в слова. Всё формировалось только множеством образов. На столе капитана она заметила журнал. Его пиратские мемуары, которые она как раз писала… написать! Донья вцепилась в журнал, раздражённо отбрасывая выбившиеся из перекошенной банданы волосы. Рука схватилась за перо, но слова вновь не появлялись. Первая попытка вызвала такую же растерянность, как и речь. Мужчины продолжили о чём-то спорить. Ника перевела взгляд на Джима. Тот всегда был нём. Интересно, он умеет писать или может показывать свою волю только жестами и рисовать картинки?.. Эврика!

Капитан продолжал что-то кричать, когда она ткнула в него журналом с криво нарисованным крабом, на спине которого стоял крохотный кораблик и ещё более крохотные человечки. Тот было отмахнулся, но почти сразу понял, что она пыталась ему сказать. Для наглядности Ника прямо на глазах пиратов изобразила пунктиром трещинки на панцире и кружочки со звёздочками, которые означали гранаты. А следом поднявшуюся волну, которая накрыла краба и оставила кораблик на поверхности. За идею юнга был награждён одобрительным похлопыванием по плечу. Шэй, Олуванде и мистер Пуговка начали что-то по очереди говорить капитану. Из их разговора Ника едва вычленяла слова, но после слова «отвлечь» поняла, что они планируют вылазку в обход больших крабов.

Незаметно и внезапно её схватил Джим и затащил в тёмную часть каюты, пока никто не видел. Ника так и не успела испугаться, а тот уже скрутил её выбившиеся пряди волос, слишком длинные для мальчика, подоткнул под бандану и перевязал последнюю ровно, чтобы волосы больше из неё не торчали. Юная донья только-только начала понимать, что может означать этот жест неожиданной заботы, как немой пират скрылся с глаз вместе с Олуванде. Она хотела было последовать за ним, но была остановлена Шеем.

— У Т-Е-Б-Я К-О-Н-Т-У-З-И-Я С-И-Д-И! — медленно, громко и по буквам он сообщил ей и посадил на софу, вручив в объятия перепуганного Кроко. Рядом посадил капитана как источник планов и идей, но совсем не бойца против монстров.

Боннет, хоть и выглядел очень растерянным, не упустил возможности начать что-то говорить, указывая на журнал мемуаров капитана. Ника попыталась жестами показать, что совсем не может ничего расслышать из его слов, но в ответ получила вопрос, написанный в журнале «ты можешь читать?». Прочитать действительно получилось. Не сразу, но ей удалось с трудом вспомнить, как пишется простое слово «да». С этого мучительно простого слова она начала постепенно вспоминать слова и их значения. Но произнести хоть что-то так и не сумела. Речь не вспоминалась.

— Я Ж-И-В! — с раздельным криком выскочил откуда-то, как чёрт из табакерки, Люциус.

В ответ капитан возмущённо вскочил и начал что-то быстро и непонятно спрашивать у парня. Ника почти разбирала слова, но мужчины говорили слишком быстро. Кажется, Боннет упрекал писаря за пропажу, за неряшливый внешний вид и… пот? Да, кажется, он упомянул, что парень потный, на что тот попытался как-то оправдаться, но просто получил журнал и приказ немедленно записывать. На контуженного юнгу никто больше не обращал внимания.

* * *

«…Силами храброй команды и моей находчивостью, мы заложили в трещины между пластинами панциря гигантского краба гранаты. Экспертами в подрывной деятельности я назначил Крошку Джона и Таракана как мастеров по взрывам… нет, последнее вычеркни. Пусть этот краб сумел вырасти до размеров полноценного острова, одному Богу известно как, да ещё и впал в спячку, что на нём начали полноценно расти деревья, а между чешуек сформировались пресные водоёмы, слабости его панциря выросли вместе с ним. Серия взрывов привела к неожиданным, но приятным последствиям. Но для начала небольшое отступление. Люциус, ты пишешь? Ты помнишь, что надо не буквально все слова за мной записывать?

Хорошо. Я продолжаю…»

Потеря речи стала настоящим испытанием на прочность. Если раньше Ника не до конца ценила этот обыденный навык, то утратив его, чувствовала себя калекой. Слух, зрение и способность думать связными словами вернулись, когда журнал перекочевал в руки потного и дёрганного Люциуса. Вопросы, где он пропадал всё это время и зачем прятался ото всех на корабле, ждали своего часа. Прислушиваясь к словам капитана, которые со временем становились всё более понятными, она с ужасом думала о Шэе. За дверями капитанской каюты бегали злобные твари размером с лошадь. Сам остров был ещё одной злобной тварью, к тому же разговаривающей. Что ещё скрывалось в джунглях на спине этого монстра?! Туда отправился Шэй! Оставил её с капитаном, а сам решил устроить свидание с верной смертью! Дурак!

«Дурак-дурак-дурак, — мысленно повторяла Ника, нервно икая, — а если ты не вернёшься?! Вот только попробуй не вернуться!»

Ника прекрасно знала, что сын Эдварда Кенуэя не раз доказывал на практике свою храбрость, смекалку и неубиваемость. Стоило ему выйти в море, и при каждой встрече с ним девушка слышала одни только похвалы. Казалось, всё в нём идеально, по мнению их отцов и сослуживцев Шэя. Конечно, она завидовала и ревниво замыкалась в себе, воспринимая все дифирамбы другу детства как слово о собственной несостоятельности. Не она сильная, храбрая и умная. Не она в меру амбициозная, но умеющая грамотно лавировать между собственными идеями и приказами капитана, чтобы все оставались довольны. Не она будущее испанского флота. Не она… Вот только теперь становилось по-настоящему страшно от мыслей, что всей идеальности Кенуэя не хватит, чтобы перехитрить крабов и вернуться на Месть живым.

Как ей возвращаться домой, будто ничего не произошло, и потом жить себе дальше, если он здесь погибнет?

Где-то на краешке памяти прозвучали его слова, почти такие же, как её мысли. Должно быть, последствие контузии. Скоро пройдёт. Лишь бы все вернулись живыми. Серия взрывов заставила её сжаться в комок. Капитан продолжал что-то диктовать Люциусу, а она, словно вернувшись в детский возраст, не могла пошевелиться. Матушка надеялась, что Ника не запомнит то время, когда внезапно и без предупреждения пропал сначала отец, а потом и она. Братья исчезли следом. Это было их первое приключение и страшное испытание для родителей. Маленькая донья мало что тогда понимала кроме ощущения одиночества. Не такого, когда никто не хочет с тобой играть и тебе скучно, а холодного и страшного, когда родные могут больше никогда не вернуться. Вот и сейчас. Этот балбес, бросившийся за ней на пиратский корабль, теперь невесть где, да ещё может… быть… погиб…

Корабль ощутимо качнуло. Потом ещё раз. И снова. Кроко в панике запищал и спрятался в капитанской ванной. Остров взвыл от боли и начал расшатываться из стороны в сторону. Как и любое животное, он пытался сбежать от боли, но докучливые человечки не позволяли ему просто так перемещаться над водой в поисках спасения.

— Хватит! Хватит уже! — начал гудеть он уже человеческим голосом. — На поверхности слишком людно!

— Внимание! — скомандовал капитан, привлекая внимание Ники. — А теперь мы отправляемся спасать наших ребят.

«Чёрный Пит, Джим и Кенни взяли на себя непростую задачу отвлечь крабов поменьше, чтобы до каждой трещины в панцире этого острова-краба мои люди смогли донести гранаты, зажечь фитили и покинуть опасное место. План был гениален своей простотой. От боли гигантский краб погрузился на дно моря, чтобы залечить свои раны. Атака позволила нам без потерь покинуть опасный архипелаг. После погружения этого левиафана в обитель морского дьявола, нам оставалось только подобрать наших ребят и несколько раз отпугнуть пушками особенно навязчивых крабов-детей. После такого воистину необычного приключения я считаю себя морально готовым показаться Республике Пиратов».

Кенуэй выплыл одним из последних, но капитан держал судно на месте до тех пор, пока не подобрали всех. В целом команда действительно отделалась лёгким испугом и сумасшедшей радостью от пережитого приключения. Боннет по случаю закатил маленький пир, хорошо хоть без торта, и до самого прибытия в Республику Пиратов терзал Люциуса деталями своих мемуаров. Они впервые по-настоящему встретились с чем-то вполне соответствующим романам, которые читала Ника. В её любимых книжках тоже порой появлялась магия или неведомые чудовища. Сирены, Манта, русалки, Кракен, морской змей и множество других. С ними возлюбленные, уже успевшие прикипеть друг к другу сердцами, боролись рука об руку, прежде чем на высокой ноте уходили в закат и авторское слово «И жили они долго и счастливо!».

Чёрный Пит, Крошка Джон и Швед громко выражали свою радость в криках, улюлюканьях и громких словах. Мужчины громогласно восхищались действиями друг друга. Кто был невероятно смел с крабами поменьше, кто идеально отвлекал, кто чрезмерно геройствовал, но какой же всё-таки молодец! Французик на ходу сочинял свои милые, но нескладные песенки, поддерживая всеобщий дух:

— Пираты шли по морю и штормам,

Боролись с крабом-гигантом, как герои,

И теперь мы можем свободно плыть,

Грозный страшный монстр остался позади!

Таракан находил минутку, чтобы высунуться на палубу и выкрикнуть что-то радостное. Восторг слишком переполнял кока, чтобы он мог сдержать его в процессе готовки. Олуванде и мистер Пуговка ликовали очень сдержанно. Темнокожий пират как мог пытался развеселить Джима, но тот оставался самым холодным к победе над островом. Несколько раз случайно или специально шуганув Люциуса, немой пират ушёл в свою каюту. Пуговка на манер капитана рассказывал о своих приключениях… своему другу-чайке, у которой даже имя какое-то было, но Ника не рисковала подобраться и узнать. Кенуэя экипаж чествовал как героя, называя Красавчиком Кенни. У него даже появилось пиратское имя. Кроко тоже разделил празднование в своей манере. Зверёк начал радостно носиться по всему кораблю.

Одна лишь юная ряженая донья оказалась отрезана от праздника. Головная боль, тошнота и головокружение прошли только к обеду следующего дня, а речь всё не возвращалась. Она встретилась, пожалуй, с величайшим приключением в своей жизни и… смогла зацепить картину краем глаза, получила контузию и просидела весь бой в каюте. Все радовались, а она хотела уподобиться Джиму и запереться где-нибудь наедине с собой. Сил едва хватало, чтобы не разреветься. Не было ни восторга, ни желания петь и танцевать, ни даже жить. Она нашла в себе силы искренне порадоваться, что Кенуэй вернулся живым и здоровым, а затем угрюмо взяла щётку и пошла шоркать корму, где редко кто ходил. Только капитан, когда хотел побыть совсем один.

— Ника, что с тобой? Всё хорошо? — как всегда, Шэй не дал ей ни единого шанса побыть одной, присаживаясь рядом.

Она покачала головой, показала на рот и сжала руку в кулак, не зная как ещё описать своё состояние. Немая. Калека. Глупая девица, получившая жестокий урок от жизни. Да, она не оказалась на судне с подонками и головорезами, а её маскарад так и не был раскрыт, но теперь она не сможет вернуться домой и делать вид, что ничего не случилось. Родители всё узнают. И она никак не сможет оправдаться. Ей придётся смотреть и слушать, но не вымолвить ни единого слова в своё оправдание. Если они вернутся. Если вернутся незамеченными. Гнев родителей рано или поздно схлынет, как любая волна, даже самая чудовищная. А она останется калекой. Глаза начало щипать, и донья поспешила отвернуться.

— Ника, — положил руки ей на плечи Шэй, не позволяя вернуться к работе. Для убедительности отобрал щётку и отшвырнул подальше. — Не переживай так сильно. Контузия — это вещь неприятная, но она проходит. Чаще всего. Пару дней придётся потерпеть, а потом всё вернётся на круги своя.

Слова совсем не утешали. Ника из лекций матери и её работ знала, что травмы головного мозга — это очень страшная лотерея, которую придётся принимать такой, какая есть. В их веке мозги никто не лечит. В их веке вообще мало что лечится на должном уровне, по мнению матушки, но голова первая в печальном списке. Речь может вернуться, может вернуться частично или не вернуться совсем. Какая карта судьбы ей досталась в этой игре?

От слов Шея стало только хуже, и слёзы всё же покатились из глаз. Всё это, весь корабль, вся ситуация и полная беспомощность в ней опротивели настолько, что только слёзы могли вернуть душевное равновесие. Горькие, но почти беззвучные. Сейчас как никогда хотелось оказаться дома и штудировать мамины книги, чтобы хоть немного понимать происходящее. Хотелось, посыпая голову пеплом, идти к родителям с повинной и просить помощи. Мама столько всего умеет и знает. Но рядом никого. На корабле она и Кенуэй, который при любом удобном случае становится букой и начинает снова и снова её ругать за побег.

Крепкие руки друга детства сомкнулись у неё на плечах, притягивая в тесные объятия. Сидя спиной к его груди, Ника продолжала едва слышно всхлипывать и зажмурилась, приготовившись к очередной порции злых слов, но Шэй вместо этого поцеловал её в макушку, орлом закрывая от жестокого мира.

— Всё хорошо. Белка… ну, не плачь, пожалуйста. Я не очень… Я не умею успокаивать девушек, — растерянно шептал он, согревая дыханием её макушку. — Всё будет хорошо, Белка, мы что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем!

Их тылы на корме надёжно прикрывала чудовищно громадная для такого судна каюта капитана. Из-за её размеров, удовлетворяющих все пожелания Боннета, добраться от носа до кормы можно было проходя либо поверх каюты, либо сквозь её лабиринт. Так для Ники появился небольшой уголок уединения, который редко кто-то посещал.

Здесь, чувствуя спиной тепло друга детства, она впервые начала себя чувствовать хорошо. Не как дома, не прекрасно и совсем не свободно-возвышенно, как в глупых романах. Нет. Но это самое «хорошо» было настолько приятным и согревающим, что казалось получше всех восторгов главных героинь из книг. Шэй в этот момент стал кем-то по-настоящему родным. Не потому, что друг детства и они росли вместе. Не потому, что только он знал её тайну на пиратском корабле. Даже не потому, что спасал её от гигантских крабов. Он был рядом именно в тот момент, когда ей было страшно, одиноко и очень плохо. Он не позволял ей окончательно впасть в уныние, разделяя собственный жар на двоих. Это было по-настоящему. Это было хорошо.

Примечания:

Малютка Кроко

https://vk.com/photo97211035_457246605

Примечания:

Warning!

Есть описание человеческой жестокости!

От самой пристани Республики Пиратов разливался необычайный дух этого редкого места. Как только Тортуга прекратила своё существование в виде флибустьерской базы, истинная пиратская жизнь царила именно тут. Уже подходя к берегу на шлюпе, можно было увидеть дерущихся пьяниц, выворачивающегося наизнанку больного старика, потрёпанных продажных женщин и безногих-безруких калек — пиратов с богатым стажем. На грязных улицах бедняки поедали что-то вонючее и явно сгнившее, вызывая отвращение. Да и сама Республика, несмотря на слова Французика, что место стало облагороженным, казалась самой настоящей клоакой. Почти как нужник корабля, только размером с Санто-Доминго.

— В Республике Пиратов кабаки и бордели,

Где пираты танцуют и пьют до упаду,

На улицах витает запах пороха и крови,

А драки и поножовщины — обычное дело!

Ника в ужасе смотрела на пункт прибытия и старательно пачкала сажей из камина себе лицо, надвигая бандану пониже на глаза. Слишком уж отвратным казалось место. На фоне постоянно сплёвывающих, грубых, шрамированных или покалеченных мужиков экипаж Мести предстал невероятно чистоплотным и вежливым. Даже Чёрный Пит теперь выглядел истинным джентльменом в сравнении с обитателями этого кошмара. Увы, поделиться впечатлениями было не с кем. Речь не вернулась. По вечерам Шэй тайком от команды перебирался с Никой на корму и под прикрытием принимающего лунные ванны Пуговки всячески пытался заставить онемевший рот снова говорить.

Это очень напоминало странную гимнастику для лица и шеи. Кенуэй показывал на себе и заставлял её повторять все странные действия. Открывать рот, кривляться, разминать щёки и горло, «правильно» выдыхать и пытаться снова и снова выдавить из себя какие-нибудь звуки. Успехов не было, но отчаиваться юной донье он не позволял и украдкой по несколько раз в день гладил её по голове, чтобы поддержать. Видя её кровавые мозоли от грубой работы, не раз отстранял от дел и занимал её место, чтобы ранки успели затянуться. За дисциплиной на Мести никто не следил, и подобные самоволки никак не отмечались. Зато, попав в продолжительный штиль, для поднятия настроения подруги он понемногу начал учить её рулить кораблём.

Сходя на видавший лучшую жизнь причал Республики Пиратов, Ника нервно вцепилась в рукав мундира Кенуэя, боясь, что её вот-вот кто-то из пугающего сброда утащит и… съест.

— Помню, когда сдесь было всё сурово, — по-стариковски скрипел Пит, бодро отправляясь в родную обитель. — А сейтяс у руля Испанка Тзеки.

— Когда было? — скривился Таракан, с негодованием глядя по сторонам, пока они проходили мимо первых встречных домов. — Я тебя умоляю. Здесь убого! Это что, магазин сувениров?!

На всё, что выглядело не отвратительно и действительно привлекало внимание Ники, они смотрели, как инквизиция на еретиков. Желание сжечь всё хорошее читалась в глазах этих авантюристов.

Завершали высадку пленный англичанин, капитан Боннет и Люциус. При взгляде на них Ника утратила все правила приличия и открыто показала на троицу пальцем, привлекая внимание Кенуэя. Друг детства едва слышно хрюкнул в ладонь, надвигая свою простенькую треуголку на глаза. Да, внешность Шэя не выглядела слишком уж запоминающейся — волосы тёмные, такие же тёмные глаза, кожа смуглая от постоянного нахождения на солнце, из заметного можно запомнить лишь орлиный нос. Но осторожность превыше всего. Любой случайный свидетель, запомнивший внешность молодого Кенуэя мог доставить слишком много проблем. «Братья» старались выглядеть незаметнее песчинок на морском берегу.

Следует отдать капитану должное — он невольно помог своему экипажу стать по-настоящему невидимым. Кроме Люциуса. Боннет превзошёл самого себя, когда высадился в самом настоящем французском парадном мундире пронзительно белого цвета. Удивительно, что такое чудо сохранило свою идеальную ослепительную белизну на пиратском корабле. От ярких солнечных зайчиков, которые отбрасывали отполированные пуговицы, можно было ослепнуть. Капитан казался белоснежным павлином на помойке жизни. Но, что ещё комичнее, он заставил писаря одеться полностью под стать себе. Таким образом Республика Пиратов имела честь лицезреть целых двух белоснежных павлинов. Просто, вместо грациозного хвоста, похожего на снежинку, были два странных пирата, притягивающих все взгляды на себя.

— Капитан, мне кажется, что такой наряд — это большая ошибка! — ныл Люциус, страшащийся касаться своего облачения даже руками, из-за чего все его движения стали неуклюжими.

— Это хитрый план! — отрезал Боннет, проявляя неожиданную твёрдость. — Встречают по одёжке, друг мой. По одёжке!

Жестокостью судьбы, едва Люциус встал на твёрдую землю, как перед ним возник мужик, истекающий кровью после поножовщины, и последними своими действиями превратил белоснежный французский жюстокор в месиво, которое уже никак нельзя было отстирать. Шокированный писарь успел лишь истерически кричать слово «нет» на все лады. Бесценные одежды недолго оставались прекрасными. Удивительно, но капитан во всём этом царстве грязи и нечистот оставался идеально чистеньким, продолжая носить одежду с естественной дворянской грацией.

«Получается, что встречать по одёжке можно сколько угодно, но тебя или научили носить богатые одежды, или быть тебе Люциусом», — с удивлением отметила Ника.

Пока капитан бодро вышагивал по Республике и голосом умелого торгаша предлагал на продажу «здорового, крепкого и послушного раба», команда весело разбежалась каждый в свою сторону. Последними вслед за капитаном шли Таракан, Французик и Чёрный Пит, но и они свернули в сторону, когда на горизонте показалась первая заманчивая таверна, предлагающая прямо с улицы еду, крепкие напитки и женщин. Полное обслуживание моряков дальнего плавания. Боннету не слишком везло с продажей. Заинтересовался только неприятный коренастый бородач, решивший, что англичанина сдают «в аренду», подобно проститутке. Получив отказ, он предпринял попытку снять Стида с Люциусом, а после окончательно утратил интерес к продаже.

— Не могу поверить! — возмущался капитан. — Неужели мы похожи на проституток?!

— На очень неуспешных, сэр, — уныло отозвался писарь.

В какой-то момент Ника умудрилась потеряться. Как такое произошло, даже она не могла понять. Что удивительно, обычно от Кенуэя при всём желании невозможно скрыться. Он не только обучался быть разведчиком. Мэри Кенуэй явно натаскивала сынка азам своей деятельности тайной полиции и шпионажа. Но совершенно случайно, не нарочно, буквально на секунду отвлёкшись на те самые сувениры — Ника осталась одна. Секунда — и ни одного знакомого лица. Воспитанная Аделаидой де Очоа дочь никогда не боялась оказаться потерянной. Дома матушка учила её следовать ориентирам и уверенно чувствовать себя в любой среде.

«Я знаю, где корабль. Я знаю, когда капитан планирует отбывать. Следовательно, я не потерялась. Я просто пошла своей дорогой! — решительно кивнула себе ряженая донья. — Воспользуюсь шансом без надзора Кенуэя посмотреть на самых настоящих пиратов. Может, кто знает, встречу того самого с золотым сердцем… только поговорить с ним теперь не смогу…»

Она прошла мимо потускневшего плаката, предлагающего всем охотникам за головами принести на суд Испанки Джекки некую Бонифацию за пятьдесят дублонов, и углубилась в улицы. Республика всё больше отвращала. Ничего из того, что Ника читала про обитель благородных флибустьеров, тут не проглядывало. Всё познаётся в сравнении. Как отталкивающая с первого взгляда команда Мести на фоне обитателей Республики стала куда приятнее даже внешне, так и сам шлюп превратился в шикарный и чистый корабль при виде улиц и того, что на них творилось. Даже нужник показался совсем не смердящим. В этих подворотнях воняло куда хуже.

Ника продолжала идти, хоть её нежное сердце протестовало против таких прогулок, разбиваясь всё сильнее от полученных открытий. Отец и матушка, слова которых относительно пиратства в глазах юной доньи были несправедливы, вдруг стали полностью верны в своей оценке. Она облазила Санто-Доминго вдоль и поперёк, чуть менее подробно знала ближайшие городки и поселения. Посещала в облике обычного мальчишки улочки самых забытых закоулков, но таких мерзких мест не видела.

Настолько грязного, отвратительно беспробудного пьянства, отчаянной нищеты, грязи и пороков в Эспаньоле не было. Сколько беглянка себя помнила, на острове царил порядок. Небогатые люди, конечно же, существовали, имелись калеки, сироты и женщины, оставшиеся без кормильцев, но никто из них не опускался настолько. Только сейчас это начало доходить до Ники — в Эспаньоле наведён порядок. Не только наведён, но и поддерживается силами обоих родителей. Тот самый порядок, который она принимала как нечто само собой разумеющееся.

Любопытство вперемешку с ужасом гнало её всё дальше по улицам Республики. Смешно, такое громкое название и такой ничтожный кусочек суши. В узких подворотнях пьяницы, ничуть не смущаясь, справляли малую и большую нужду, чуть дальше уличные продажные женщины позволяли чуть более состоятельным забулдыгам сношать себя подобно животным. Последнее легло в память особенно тошнотворным пятном. Всюду чувствовалась вонь. Она, словно набор всех смертных пороков, впитывалась в поверхности и угрожала растворить в себе то краснеющую, то бледнеющую донью. От настолько откровенной демонстрации человеческой низости у Ники кружилась голова. Или это последствия контузии так и не прошли?

Всё внутри противно переворачивалось от увиденного и разбивалось на части подобно дорогим хрупким вазам. Её наивная душа или её глупое сердце? Или оба? Под ногами хрустело стекло от разбитых бутылок какого-то пойла, но Нике казалось, что она топчет осколки собственных грёз о благородных флибустьерах с золотыми сердцами. Не верить экипажу Мести не было ни единой причины. Это обитель настоящих пиратов. Как же прав был отец, когда называл их крысами! Республика Пиратов как никогда походила на царство нечистот, в которых размножается крысиные царство. Знал бы отец, насколько она теперь согласна с его суждениями относительно пиратов, расхохотался бы.

Мысли о родителях прервал отчаянный женский крик. Нет, даже не женский — девичий. Донья, недолго думая, побежала на звук. Не бросать же в беде неизвестную девушку. По улочкам пришлось знатно поплутать, прежде чем она вышла к жутковатого вида дому. Строили его наверняка в несколько приёмов и различные строители. Каждый этаж отличался от предыдущего и сильно уродовал общую конструкцию. Окна и балконы не сходились друг с другом и казались обречёнными жертвами готовящейся обвалиться перекошенной крыши. Но та всё не спешила опадать. Дом не только не хотел обрушиваться, он ещё и гордо носил аляповатый красный цвет, привлекая всеобщее внимание. Бордель. А под его крыльцом не кричала, а плакала девочка едва ли старше Ники.

Осторожность твердила развернуться и бежать к кораблю, но ряженая донья редко её слушала. Тихим шагом, словно перед ней находился лесной зверёк, которого она могла запросто спугнуть, Вероника заползла под крыльцо борделя. Плачущая девушка при виде её лишь ещё горше зарыдала. В её внешности просматривалось что-то испанское. Смугленькая, темноглазая и достаточно миловидная. Разве что слёзы очень сильно искажали её черты. Безумно хотелось сказать что-то утешающее, узнать, всё ли с ней хорошо, кто её обидел, но немой рот не пожелал вот так сразу исцеляться ради важного момента. Ника открыла было рот, но с него не сорвалось даже мышиного писка. Хороша поддержка, нечего сказать! Всё, что она могла сделать, так это поделиться лепёшками, которые утром приготовил Таракан, а она, не доев, взяла с собой. При виде предложенной еды незнакомка оживилась и, накинувшись на хлеб, сквозь слёзы начала судорожно говорить.

— Я д-д-д-думала, что всё не так стр-р-р-р-рашно, — нервно икая, начала она свою исповедь. — Здесь все так зарабатывают, чем я лучше? Отец продал меня неделю назад. А сегодня был мой п-п-п-п-первый клиент. Я д-д-д-думала, что смогу, но ис-с-с-с-спугалась. Я просила его, умоляла, но он сказал, что за девственницу заплатил двойную цену и не собирается…

Она вновь заплакала. Ника смотрела на неё во все глаза. В её возрасте в бордель?! Отец продал?! Да как так!!! Перед глазами встала картина грязной, пугающе побитой жизнью и чьими-то кулаками продажной женщины и того процесса, который вытворял с ней какой-то пьяница.

«Пират, — мысленно поправила себя Ника, — здесь все пираты. Это то самое, что они делают…»

Романы, разумеется, не упускали моментов с соитием, но описания выходили настолько неправдоподобно возвышенными, что при всём желании девушка не могла понять, что именно происходило между главными героинями и их избранниками. Слишком уж странные метафоры. Пещеры наслаждений, нефритовые жезлы и другие предметы взаимодействовали друг с другом, пока Ника пыталась понять, нет ли в этом месте каких-то проблем с переводом или авторской трактовкой. Происходящее в подворотне совсем не походило на что-то возвышенное и личное, напротив, это было нечто до того отвратительное, что от воспоминаний Нике становилось физически гадко. Внутри будто ледяные змеи сворачивались в клубок. Но история плачущей девушки подняла отвращение на новую высоту:

— Он… Он просто сорвал с меня одежду, бросил на к-к-к-кровать животом и… — только сейчас до Ники дошло, что девушка, сидящая под лестницей, совсем неодета. Только надорванное неглиже и покрывало на плечах. Слёзы набирали силу, незнакомке очень уж нужно было выговориться. — Мне никогда в жизни не было так больно. Мне до сих пор больно там! Я будто душой сбежала, а моё тело всё ещё в комнате, а он продолжает… На простынях осталась кровь и три монеты на подушке за услуги. Моя жизнь теперь будет именно такой, да?!

Последний вопрос явно уже относился к Нике. Незнакомка потребовала ответа у первого встречного мальчишки. Видимо, более надежных советчиков в её жизни не было. Ряженая донья осторожно коснулась плеча девушки, пожала плечами и покачала головой.

— Чего ты молчишь?! — разозлилась девушка. — Чего ты вообще сюда припёрся? Очень мне нужно было эта… это.

Не выдержав, она выскочила из-под крыльца и моментально попала на глаза какой-то престарелой женщине, от вида которой сжалась в комочек. Нике оставалось только догадываться, кем та являлась, но наверняка при власти. Быть может, главная в борделе? Владелица?

— Ах ты пигалица! Подзаборная шлюха, — плюнула она на девочку и отвесила ей тяжёлую оплеуху. — Клиент ушёл недовольным. Такой удар по репутации! Живо в комнату. Сегодня работаешь бесплатно. Тебя уже дожидаются два клиента. Им хочется вдвоём одну…

— Нет-нет-нет! — завизжала та. — Пожалуйста, мадам Жоззи, не надо. Прошу, только не так. Я не могу. Мне больно!

— Всем больно. Потом привыкнешь, будешь получать не только деньги, но и удовольствие. Или хочешь на улицу с голоду подыхать? На твоё место десяток найдётся мелких соплюшек. Что головой крутишь? То-то же! Пошла! — отмахнулась от неё мадам, но под конец «смилостивилась»: — Хрен с тобой, двоих отдам Марии, она опытная. Тебе зелёного юнгу, он девственник, к тому же пьяный в дрова. За пять минут управишься.

Спустя два подзатыльника они скрылись в борделе. Ника с круглыми от увиденного глазами выползла из-под лестницы. В голове начала выстраиваться страшная картина, как эта девочка, сегодня ещё плачущая по поруганному телу, однажды станет той опустившейся продажной женщиной из подворотни. Как там она говорила, здесь все зарабатывают в борделе? Вот такая она, жизнь среди пиратов?

«Я хочу домой. Хочу домой. Домой!» — мысленно повторяла она, понурив голову.

Стараясь ничего не касаться, она поплелась в сторону корабля. Прогулка по Республике неприятно затянулась. На второй раз демонстрация человеческой низости ранила меньше. Больше не было такого шока, от которого душа будто грязными пятнами покрывалась. Лишь тяжёлая скорбь, что такое существует и она это видела. Ника не шелохнулась, когда обнаружила на своём пути мёртвого человека с перерезанным горлом. Это Республика Пиратов. Они именно такие, а не как в этих дурацких романах! Внутри ничто не всколыхнулось, когда она перешагивала через тело, чтобы идти дальше.

* * *

Шэй нашёл её застывшей около тела ещё одной девочки с несчастной судьбой. Возможно, она тоже кричала, но Ника её не услышала. Никто не услышал. Кроме тех, кто совершил с ней самое страшное. Темнокожая, как Олуванде, в обрывках одежды, лежащая на дороге в отвратительно красной луже. Сначала Ника окинула её мимолётным взглядом, но стоило бросить ещё один, как тело прошибло холодным потом.

Синяки. Страшные лилово-красные кровоподтёки, уходящие в трупно-чёрный цвет. Ими были покрыты бёдра бедняжки. Бёдра раскинутых в разные стороны ног. Ещё синяки на руках и несколько на лице, разбитая губа и раскрытые глаза, неподвижно смотрящие в небо. И больше никаких ран. Её не задушили, не зарезали и не застрелили. Судя по вмятинам на земле, вокруг девушки стояло несколько грузных персон. Несколько грузных персон творили с ней самое страшное, пока она не умерла. В боли, отчаянии и криках.

— Ник… как только ты умудряешься убегать! — рявкнул на неё подоспевший Кенуэй, но заметил мёртвую девушку и осёкся. — Так, пошли отсюда. Нечего смотреть на это… эту…

Он не удивился и не ужаснулся, он выглядел привычным к подобной картине. Из равновесия его выбила не мёртвая девушка, не причина её смерти, а то, что изнеженная донья увидела эту сторону жизни. Ника не сопротивлялась. После всех впечатлений она чувствовала себя одновременно переполненной этим гадким местом и опустошённой.

Она всё же не выдержала, когда они оказались где-то у каменистого берега слева от пристани. Неудобный пустырь, в котором не нашлось места для мёртвых тех, погубленных жизней и прочей скверны. Ника сделала неосторожный шаг и провалилась в воду по колено, вспугнув местную лягушку. Та обиженно квакнула и скрылась в камыше. Обыкновенная маленькая зелёная лягушечка. Отчего-то именно эта невинная простота вызвала неконтролируемый поток слёз.

Дома Вероника никогда не плакала. Даже когда мама и папа с братьями надолго пропали, оставив её одну. Тогда ей не исполнилось четырёх лет. Подходящее время для слёз, но девочка под опекой Хуана и Хорхе оставалась предельно спокойной. Плач не вернёт родителей, значит, нужно спокойно ждать, когда они вернутся. Но именно сейчас слёзы казались чем-то жизненно необходимым. Всё, чем её переполнила Республика Пиратов, требовало выхода. Хотелось кричать от безысходности, от несправедливости и от ужасов всего увиденного. Как люди могут так жить? Как кто-то может облагораживать этот уклад глупыми романами про волшебную и прекрасную жизнь пиратов? Почему?

Голос так и не вернулся. Плакала она беззвучно. Шэй понимающе держал её в объятиях. Как и после острова Краба, он гладил её по голове и согревал затылок своим дыханием. Что-то говорил. Что-то утешающее, но слов она не запомнила. Наверное, они были приятными, жаль, что не помогали. Как никогда, ей требовалось говорить, выплеснуть свои переживания и мысли, но именно в этот важный момент она оставалась немой. Он не видел то, что видела она, не слышал…

— Она была рабыней, темнокожей, так ещё и женщиной. Здесь такое в порядке вещей. За подобное только в Эспаньоле наказывают по всей строгости, благодаря Аделаиде… Ты всё это видишь впервые потому, что наши родители построили вокруг нас царство порядка и закона без убийц, насильников, умирающих от голода детей, разброда и шатания, — негромко ответил он на один из её неозвученных вопросов.

«И все видели это. Все ценили этот дар. Мои братья и Мария с Шэем были готовы сменить однажды родителей, чтобы сохранить царство порядка. Все это понимали, кроме тебя, богатенькая дочка, влюблённая в пиратов!» — с горечью мысленно закончила она за него.

Слёзы помогли успокоиться. На время опереться о друга, как о надёжную стену, что защитит ото всех невзгод, и немного позволить себе быть напуганной девочкой, порезавшейся об острые грани разбитых грёз. Мир благородных флибустьеров померк, став уродливым до той меры, когда хотелось сжечь дотла этот остров. Вытащить тех, кого ещё можно спасти, и оставить остальных. Чтобы эта тошнотворная чернота не заражала хорошие места.

«Отец был бы очень рад таким мыслям, — вдруг подумалось ей. — Наконец-то глупая дочь начала думать, как взрослый человек!»

Слёзы закончились. На их место навалилась усталость. Хотелось поскорее покинуть это место. Увы, единственным кораблём с экипажем, которые внушали хоть какое-то доверие, была Месть. Осталось только составить план, как-нибудь убедить Стида остановиться в Порт-Ройал для пополнения запасов и сойти в относительно спокойном месте. Если повезёт, то родители так ничего и не узнают, хотя теперь с немотой придётся держать ответ.

— Идём, тебе сейчас не помешает выпить, — повёл её куда-то Кенуэй. — Однажды ты бы всё равно столкнулась с этой правдой, просто… Прости, что не уследил. Этот способ слишком уж…

В ближайшем кабаке, куда они попали, не прекращался умеренный кутёж. Судя по выбитой надписи у дверей, владелицей места являлась некая Испанка Джеки. На фоне всей Республики это место можно было назвать даже элитным. Плевки летели в плевательницы, пьянство выглядело почти безобидным и никто не дрался. Неудивительно, что именно тут они увидели капитана с Люциусом и пленником, а за одним из столиков — Олуванде с Джимом и какой-то суровой темнокожей женщиной.

Достаточно было только войти, чтобы взгляд приковался к этой женщине. Про неё можно было однозначно сказать, что она пользуется авторитетом, правом сильного и немалыми финансами. Пусть в самых шикарных белоснежных дворянских одеждах щеголял Боннет, а в заляпанных каким-то розовым пойлом рядом стоял Люциус, эта дама носила однозначно дорогие одежды, шитые для неё. Красный бархат, многослойное жабо, шёлковая рубашка с кружевами на рукавах. Мощная, словно амазонка, пугающая, как людоед, и явно знаменитая, поскольку вокруг неё все ходили осторожно и с уважительными кивками.

«Да уж, некоторые просто не созданы для дорогих одежд», — с сочувствием смотрела Ника на писаря, камзол и рубашка которого были безнадёжно испорчены.

Кенуэй провёл её мимо что-то обсуждающего с потенциальным покупателем капитана, мимо стола с напряжённым Олуванде и спокойно воркующей с немым Джимом женщиной, прямо к барной стойке.

— О, вернулся, Красавчик Кенни. Не понравились другие заведения? — хмыкнул бармен, намекая, что за сегодня эта встреча у них не первая.

— Не хворай, Джеральд, — отмахнулся Шэй, — брата искал. Налей нам чего-нибудь расслабляющего. И без человечины. Носы нам не по вкусу.

«Носы?» — удивилась Ника и с любопытством начала смотреть по сторонам, благо глаза наконец привыкли к полутьме, освещаемой несколькими свечами тут и там.

Огромная бадья с отрезанными носами покоилась в десяти шагах от них. Настоящие отрубленные носы! И, что ещё более удивительно, жидкость в бадье являлась каким-то напитком. Вот уж чего точно не могли выдумать людоеды с первого посещённого острова. Мало того, здесь на полном серьёзе подавали кровь, жижу из банки с кишками и даже мозгами.

— Приятель, — привлёк её внимание бармен, — желаешь чего-то конкретного?

Донья растерянно перевела взгляд на «брата», затем посмотрела снова на Джеральда и пожала плечами.

— Неразговорчивый пацанчик, да?

— Немой, — уточнил Кенуэй голосом, не предполагающим к продолжению беседы.

— Одни немые, — фыркнул бармен и выдал в обмен на несколько монет бутыль и две видавшие лучшие времена кружки. — Поговорить не с кем!

Они прошли мимо лучшего стола, за которым сидела троица с нервным Олуванде и, как и все, почтительно поздоровались кивком с сидящей там женщиной. Вблизи оказалось, что одна из её рук деревянная, но выполнена настолько умело, что частично заменяла настоящую. Искусственные пальцы весьма ловко держали сигарету, а сама женщина казалась самым страшным хищником в этом кабаке.

Свободный столик хоть и не сразу, но нашёлся. Дешёвое крепкое пойло наполнило кружку из непонятного материала, напоминающего что-то металлическое. От запаха Ника скривилась, но Шэй не собирался дожидаться, когда донья, едва цедившая дорогое вино под присмотром родителей, будет готова, и бесцеремонно прижал кружку к её губам.

— Пей, — приказал он и добавил чуть мягче: — Полегчает.

Ника попыталась проглотить гадкое жгучее нечто. Горло так пекло, что она едва не закашлялась, растерянно глядя на ещё одну листовку награды за поимку некоей Бонифации Хименез. Всего пятьдесят дублонов.

«Больше на бумагу потратились, чем на вознаграждение, — пролетела мысль, отвлекающая от неприятного горячего ощущения в животе. Она будто проглотила огонь. — Интересно, эта Бонифация родственница нашему Джиму или просто одинаковые фамилии?»

Тем временем восторженный Боннет пробовал сок из банки с носами и внешне казался очарованным Республикой Пиратов. Ника невесело хмыкнула. С каким-то садистским удовольствием она теперь ожидала, когда его наивная картина мира разрушится. Интересно, как он себя поведёт в такой ситуации? Следующая кружка обжигающего пойла пошла куда лучше предыдущей. Снова невыносимо пекло горло, но всё увиденное на улицах постепенно начало отпускать. Настолько постепенно, что Ника смогла как следует прочувствовать, насколько железная хватка оказалась у её переживаний.

Дальше пить стало ещё проще. Гадко, но просто. Шэй где-то раздобыл что пожевать. Ника предпочла не спрашивать, что именно она ест и из кого оно сделано. Просто жевала что-то напоминающее лепёхи. Тем временем капитан уже не так бодро пил сок из носов. Бармен в красках описал ему процесс получения главного ингредиента. И пока тот кривлялся, донья ловила себя на спокойном принятии кабака, в котором дебоширов лишают носов. Лишь мысленно отметила это как вескую причину спокойствия и тишины в этом питейном заведении.

— Там несколько моих друзей, — кивнул капитану внезапно появившийся Лёгкая Рука.

При виде этого пирата и двоих его спутников бармен заметно стушевался и старался держать язык за зубами.

— Снова ты?! — поразился Боннет, в то время как Джеральд с поклоном наливал Руке чего-то по виду хорошего:

— Мистер Лёгкая Рука, добро пожаловать. Давно не заглядывали.

Последний тёплым приёмом не впечатлился и даже позволил себе сплюнуть на пол. Как ни странно, страшной расплаты не последовало.

— Да, ненавижу этот гадючник, — после демонстрации всего своего презрения бармену и женщине, сидящей с Олуванде и Джимом, он повернулся к Стиду: — Но по какой-то необъяснимой причине мой капитан хочет поговорить с тобой, Боннет.

Голос у него казался на редкость неприятным. Словно в его горле сидела жаба и пыталась выбраться наружу, но ей не хватало сил. Ника попробовала рассмеяться, но звук вышел странным, почти болезненным, и отбил всё желание даже пытаться хохотать. Зато безумно захотелось рассказать этому Руке, какой он старый и неприятный. Она даже было встала, но вспомнила, что немая, и удручённо села обратно.

— Да, — радостно отметил Стид. — Джентльмен-пират нарасхват. Встаньте в очередь. Мне безумно жаль тебе это говорить, Нога…

— Рука, — на пределе терпения поправил его тот, вызвав ещё одну какую-то смешную идею у Ники, но после ещё половины кружки горячительного девушка икнула и забыла, о чём думала.

— Да мне плевать, — нахально и храбро выступил капитан. — Но мы в данный момент очень заняты перепродажей нашего последнего пленника. Того, которого тебе не удалось похитить.

От такой дерзости на Боннета с уважением начали смотреть все посетители кабака, а с наибольшим почтением воззрился бармен, приоткрыв рот от удивления. Один из пьяниц даже обошёл Люциуса, хотя точно собирался окатить какой-нибудь грязюкой, судя по руке, которую он ото всех прятал.

— Так я скажу капитану, что ты отказываешься, да? — с пугающе смешным оскалом напирал Лёгкая Рука на Боннета.

— Или… скажи ему, что у него отвратительный вкус на лакеев. Пусть катится в ад сосать яйца! — от последнего высказывания Ника не выдержала и всё же хрюкнула от смеха в ладонь, но из-за неспособности выдавить из себя хоть какой-нибудь звук, внешне казалось, что она просто закашлялась своим напитком.

Сам же Лёгкая Рука будто и не расстроился ничуть такому грубому обращению. Он больше не настаивал на встрече с капитаном, а послание Стида с радостью пообещал передать дословно. Пока Боннет в глазах обывателей заведения начал выглядеть как могучий, хоть и щеголеватый капитан, пьющая с Олуванде и Джимом женщина развеселилась. Несколько тостов сделали её громкой и весьма любопытной. Она несколько раз помянула своего любимого двадцатого мужа, кем-то вероломно убитого, поделилась со всеми присутствующими о наличии у неё алтаря в честь покойничка и под конец своих разглагольствований оказалась хозяйкой кабака и весьма знаменитой женщиной в Республике Пиратов — той самой Испанкой Джеки.

Продажа английского офицера шла с переменным успехом. Среди местных нашлись желающие купить англичанина, однако как только начались торги, следом завязалась драка. Как назло, Джеки удалилась к своему алтарю и никак не останавливала хаос, который только-только начался. Ника смотрела на дерущихся с широкой улыбкой. Отчего-то они стали казаться безумно смешными. Кенуэй, окинув её взглядом, взял донью под руку и повёл на выход, приговаривая, что самое время отправляться спать.

Увы, сразу дойти до выхода они не успели. В разгоревшейся драке пострадала стеклянная банка с носами. Один из драчунов сбил её на пол и та ожидаемо разбилась. На звон своей трофейной банки всё же явилась Джеки, приставив лезвие ножа к носу Стида.

«Хе-хе, смешно будет с безносым капитаном…» — подумала было Ника, но вынуждено поплелась вслед на Шэем на выход.

Позади Боннету удалось каким-то чудом выкрутиться из беды. Вроде как на это повлиял его разговор с Лёгкой Рукой, заставивший Джеки стушеваться. В беседе мелькнуло легендарное имя — Чёрная Борода, но как оно было связано с конфликтом, осталось для Ники загадкой. Или только так показалось. Потолок с полом начали неприятно вертеться. Твёрдая земля под ногами раскачивалась, угрожая сбросить с себя опьяневшую Веронику. Безумно хотелось рассказать Шэю о трёх китах и большой черепахе и подискутировать, не был ли этот миф придуман пьяными людьми после хорошей пирушки, но звук не торопился выходить из её рта. Вместо этого оттуда вырвалось всё съеденное.

* * *

«Как-то неприятно вышло…» — рассеянно думала Ника, пока земля сама двигалась под её взглядом, а вокруг доносилось нескладное пение Французика, будто издевательство:

— И я буду жить этой жизнью пирата,

Свободный духом и бесстрашный сердцем.

Я буду жить этой жизнью, пока могу,

В этой Республике Пиратов, где я всегда дома!

Корабль становился всё ближе. У трапа их поджидал мистер Пуговка. При виде висящей на плече Кенуэя Ники он отступил в сторону, пропуская их на корабль. Болтаясь вниз головой на плече друга детства, Ника вдруг подумала, что Пуговка ей очень даже нравится. Не как романтический образ, но человек он хо-ро-ший. Но постоянные попытки ему это сказать ограничились едва слышным «Пу», которое она едва выдавила из себя.

— Пора спать, Белка, — услышала она, прежде чем оказалась в вертящейся темноте.

Темнота оказалась неприятной. Несколько раз её тошнило. Кто-то помогал ей добраться до фальшборта и придерживал, пока она, перегнувшись, вытряхивала из себя всё лишнее. Этот же кто-то давал ей пить пресную воду и сопровождал обратно в темноту с тёплым гамаком. Всё слишком вертелось, чтобы она понимала происходящее. Голоса Люциуса, Джима и Таракана подразумевали, что они куда-то собираются. Кок по случаю даже предложил Нике что-то вкусненькое. В полусне она так и не поняла, что это было, но ей понравилось.

Сначала было очень тихо. Месть неподвижно стояла на месте и почти не раскачивалась, потом приятно скользила по волнам и убаюкивала. Но стоило немного спасть жаре, как началось что-то неприятное, громкое и назойливое. Кто-то уволок донью в холодное и неровное место, противно пахнущее порохом, и приказал не высовываться и молчать.

«Очень смешно!» — подумала она сквозь сон.

И всё же, когда грохот стал невыносимым, она подорвалась. Покачиваясь из стороны в сторону от странного ощущения, Ника неспешно поднималась на палубу из ядрёного зала, в котором проснулась. Рассеянные мысли напоминали ей, что ранки на руках затянулись, а палуба сама себя не отдраит. Раньше она никогда не пила много и последствия распития того крепкого пойла едва могла вспомнить. Ничего, кроме стыда за постоянную тошноту. Но к первым лучам рассвета голова работала вполне хорошо. Тело никак не могло определиться, плохо ему или хорошо, а пока оно решало, ряженая донья поправила бандану, проверила свой внешний вид и поднялась на палубу.

Неожиданно никто не спал. Весь экипаж что-то громко повторял и, кажется, народу на корабле стало больше. Или так только утром кажется? Лёгкая Рука что-то громко выговаривал мистеру Пуговке, его два спутника стращали Шведа и Таракана, а мужчина с густой тёмной бородой, которого Ника никак не могла вспомнить по имени, что-то говорил всей команде. Но донья не прислушивалась к его словам. Её внимание целиком и полностью привлёк лежащий у ног бородача капитан. Бледный и какой-то неживой.

Возможно, причиной тому был пеньковый галстук, туго затянутый вокруг его шеи, хорошо хоть срубленный, но, быть может, всему виной была открытая рана в животе, безобразно испачкавшая красным дорогие одежды капитана.

«Белый точно не для пиратов!» — хмыкнула про себя Ника и, вспоминая уроки матушки, решительно направилась осматривать своего пациента.

Бородача, чтобы не мешал, она чуть оттеснила в сторону под всеобщий шокированный крик. Кажется, ей даже что-то пытался крикнуть Кенуэй, но обученная медицине девушка жестами показывала бородачу, что ей требуется, чтобы спасти жизнь Боннету. Когда одних жестов не хватало, она рисовала простые рисунки на листах бумаги.

— Во… — сумела она выдавить из себя, показывая Таракану картинку кипящей воды.

Всё завертелось настолько быстро, что сначала Ника не сообразила, что пора бояться, а потом для этого просто не осталось времени. До разума, пребывающего в состоянии первого похмелья, не сразу дошло, что пополнение команды произошло из-за банального захвата. Лёгкая Рука, два его спутника, «дружелюбно» представившиеся как Клык и Айван, вспомнить бы, кто есть кто, а также их знаменитый капитан встали во главе Мести. Пока всю остальную команду, включая Шэя, приучали к новым порядкам, а Стид Боннет готовился покинуть грешный мир, истекая кровью на палубе, Ника бесцеремонно вспомнила о своих навыках доктора. Что удивительно, тот самый «бородач», а в миру Эдвард Тич, ничуть не спешил покарать её за наглость и произвол. Напротив, он с любопытством смотрел за её манипуляциями и гонял команду выполнять её требования.

В первую очередь она убедилась, что капитан продолжает дышать, и сняла с его шеи верёвку. А следом началось самое сложное. Рана в животе всегда была страшной азартной игрой с самой богиней судьбы. Даже матушка, не верящая в богов и магию, признавала, что случай и везение для пациента становятся всем. Если вдруг колюще-режущий предмет в проникающей ране каким-то чудом не задел органы, то даже на пиратском корабле пациент будет жить. Но сначала ивовый отвар, мёд, плесень и, разумеется, прокипячённые полосы ткани, которые пойдут на перевязку. Благодаря урокам шитья флагов, Ника знала, где хранятся нитки и иголки. Двойной удачей стало наличие настоящих шёлковых нитей.

На существование рядом с собой легендарного Чёрного Бороды она не обращала ни малейшего внимания. Слишком уж непростая рана. Будто матушка устроила внеочередной экзамен, намеренно предоставив тяжёлый случай. Знание, память и все доступные материалы крутились в голове, не позволяя ей отвлекаться на что-либо другое. Но и знаменитый пират был настроен на спасение Боннета. Почему? А кто знает! Главное, чтобы подтаскивал прокипячённую ткань вовремя.

Всё же любопытство пересилило, да и Борода постоянно пытался вмешаться в её манипуляции. Требовалось его чем-то отвлечь. Ряженая донья указала на снятую верёвку и рану, затем развела руки в вопросительном жесте.

— Ваш джентльмен-пират хреново выбирает покупателей для пленников, — начал рассказывать легендарный капитан, откинувшись в кресле, стоящем рядом с койкой Стида. От его грязных ног, запрокинутых на край кровати, она чуть нахмурилась, но лучше так, чем лезть под руку. — Испанцы предлагают хорошую цену, но никогда её не выплачивают. Просто казнят продавца, а товар забирают бесплатно.

Ника возвела взгляд к небу и покачала головой. Ничему жизнь Боннета не учит. То с англичанами связался, то с испанцами. Лучше бы сидел дома. Впрочем, будучи раненым он очень пришёлся по нраву Кроко. Зверёк даже оставил свою любимую самую высокую точку на мачте, чтобы охранять покой Боннета. Чёрная Борода такого охранника не боялся, хоть и смотрел, как на порождение морского дьявола.

«Да вы баловень судьбы, капитан Стид!» — восхитилась Ника, когда ощупывала его рану.

Невероятным стечением обстоятельств жизненно важные органы оказались не задетыми. Да, рассечены брюшные мышцы, да и сама рана серьёзная, но прогноз намечался позитивный. Пациент скорее жив, чем мёртв, и шансов таковым остаться у него вполне достаточно. Главное перехватить воспаление в самом его начале.

— Шкет, ты точно в этом понимаешь, — с непонятной интонацией всё же отвлёк её Чёрная Борода, когда она закончила перевязку. То ли он утверждал, а то ли спрашивал.

На всякий случай Ника попыталась на пальцах объяснить ему, что хорошо обучена матерью, но слово «мама» на пальцах не получалось показать. Напрягшись, она сумела неуверенно пискнуть «ма», но прогресс на том завершился. Пришлось звать на подмогу Шэя, который осторожно сообщил, что матушка немого Ника многое знала о врачевании и обучила своего сына всем премудростям.

«Кто же мог подумать, что суровые парни, похожие на выходцев из историй об Эдварде Тиче, окажутся его всамделишной командой!» — качала она головой, когда проходила по палубе в сторону обители Таракана.

Было бы неплохо найти уксус, чтобы снимать жар у маявшегося в бреду капитана. Хотя, кто теперь капитан, если Боннет в горячке с зашитым животом, а балом правят Чёрная Борода и его троица головорезов. Нике повезло. Обозначив себя как толкового врачевателя, она моментально попала в привилегированное положение. Тич запретил трогать немого юнгу и привлекать к какой-либо работе, пока Стид не встанет на ноги. Остальная команда была вынуждена прибирать и чинить корабль после, как могла только догадываться Ника, столкновения с испанцами.

Как только основной фронт её работ подошёл к концу и оставалось лишь наблюдать за состоянием Стида, ряженая донья наконец смогла позволить себе поражаться до глубины души произошедшими событиями. Она проспала почти всю ночь пьяным беспробудным сном, а тем временем кто-то срезал с лица Джима нос и оторвал бороду, явив женщину. Реакция у команды была бурной.

— Ты девка?

— Ты умеешь говорить?!

— Так всё это время Джим был бабой?!

— Слава богу, мне больше не нужно хранить эту тайну! — радостно взвизгнул Люциус, проливая свет на свою пропажу, обнаружение и пугливые взгляды в сторону ряженой пиратки.

Французик машинально уже начал бренчать на своей видавшей виды гитарке и нескладно напевать:

— Ветер гудит, мачты стонут,

Судьба свои игры играет,

Товарищ мой, кто бы мог подумать,

Что под пиратским фраком — баба!

Собственно, добавить что-либо к общим восклицаниям Ника при всём желании бы не смогла. Лицо у «Джима» выглядело вполне мужественно даже без накладного носа и бороды. Спутать её если не с мужиком, то с юношей до сих пор было можно. Да и бранными словами она владела виртуозно, чем не стеснялась пользоваться.

— Знасит, ты не Дзим? — растерялся Чёрный Пит. — И не Хименес?

— Хименез, — рявкнула на него пиратка. — Бонифация Хименез, тугодум!

В протрезвевшую память сразу влетел тот самый лист бумаги с обещанием пятидесяти золотых за Бонифацию Хименез, а также причитания Испанки Джеки.

— А тыш пирхаткаш? — уточнил Швед.

— Делать мне больше нечего, — фыркнула та, но нехотя рассказала в двух словах свою историю.

Нет, слов было куда больше двух, но через каждое слово Бонифация добавляла очень уж много брани. Она не была пираткой до Мести, а промышляла убийством нескольких знаменитых головорезов, включая любимого двадцатого супруга Испанки Джеки, после чего за её голову была назначена награда. Чтобы выслужиться перед Джеки, очень многие были рады и бесплатно убить Бонифацию, вынуждая девушку уйти в море под видом парня. И теперь, пока она злобно рычала, штопая один из повреждённых парусов, остальная команда пыталась принять, что немой Джим на самом деле вполне говорящая женщина. Ника на это лишь пожимала плечами, но себя открывать не спешила.

«Красавчик Кенни» сумел избежать чёрной работы по вычищению и починке корабля только за счёт своих талантов рулевого. Несмотря на три назойливые точки на хвосте, он вполне ловко уводил корабль подальше от проблем. Появление Эдварда Тича вызвало бурный восторг у всех, за исключением разве что Бонифации. Стоило ему горделиво выпрыгнуть с мостика на палубу, как команда Мести начала аплодировать и с восторгом повторять, насколько они восхищаются им и счастливы оказаться на одном судне. Даже Французик с его осторожным вопросом, собирается ли Тич их убивать, добавил, что всё равно умрёт счастливым.

Ника тоже невольно улыбнулась. От пирата веяло силой, почти как от отца. Он был высок, длинноволос, невероятно бородат, покрыт татуировками и одет в чёрное, что только добавляло ему головокружительного мрачного очарования. Карие глаза из-под густых бровей обжигали. При этом Эдвард казался весьма дружелюбным. Он позволил команде не мучиться словом «сэр» и звать его только Чёрной Бородой. Он лично поздоровался со всеми матросами и даже поинтересовался у мистера Пуговки именем его птицы, которая по случаю предпочитала сидеть на голове последнего.

— Корабль пострадал в перестрелке. Команда совершенно никудышная. Худшие из худших, — нагнетал Лёгкая Рука, но Тич рассеянно и как-то чересчур жизнерадостно отметил:

— Не правда ли, облака сегодня похожи на сосиски?

— Он тосно говорит сто-то гениальное, — расплывался в обожании тем временем Чёрный Пит. — Он славится своей гениальной тактикой. Интересно, он узнал меня?

* * *

Ника тем временем заметила, что у темнокожего грузного головореза рабочая рука неестественно торчит, словно растёт не из плеча. Первым подозрением был вывих. Но для начала следовало подкрасться поближе и разобраться, а подходить к страшному старому пирату, рычащему диким зверем на всех, было подобно неосторожной игре со злым крокодилом.

«Всё равно идём под одним парусом, а на хвосте худший кошмар Шэя. Если на преследующих кораблях хоть кто-то сможет его узнать, то все Кенуэи обречены, — раздумывала она, осторожно подбираясь к жуткому пирату. — Если нас настигнут, то всем лучше быть здоровыми!»

А ведь чёрные глаза этого дикого папуаса пугали почти до нервного визга. Благо, немота лишила Нику способности по-девчачьи визжать. И всё же под горячую руку она не попала только благодаря натренированной ловкости и реакциям. Спасибо матушкиной школе. Несколько раз он едва не зашиб её в своей попытке отогнать назойливого юнгу, пока она безуспешно пыталась показать на его руку и на пальцах объяснить, что так торчать она не должна. Пока на помощь не примчался Кенуэй, а Тич не прикрикнул на своего человека, тот и не думал успокаиваться. Мистер Пуговка встал за штурвал. Как бы ни пытался на него рычать Лёгкая Рука, любитель чаек и лунных ванн оставался толковым мореходом и зорко видел на горизонте три точки испанских кораблей.

— Мой брат осмотрит твою руку. Она не в порядке, — «перевёл» Шэй, готовясь встать под удар за Нику, если придётся.

Простой осмотр подтвердил опасения — действительно вывих. Но вправить плечо, которое толще и мощнее её самой, было не так просто. Даже с помощью Шэя успех не гарантировался. Скорее сделают хуже. Пока команда грохотала с мусором, образовавшимся после перестрелки, идея неспешно пришла в голову Ники. Вновь пригодилась «скучная» наука матери.

«Чем больше плечо силы, тем меньше значение силы, которую нужно приложить — и наоборот, — осенило её. — Надо всего лишь создать рычаг, при помощи которого можно будет вправить вывих!»

Что такое физика и её законы, весьма непросто объяснить пиратам, которые подпись в документах ставят крестиком из-за безграмотности. Ещё труднее им что-то объяснить будучи немой. Пришлось хватать в охапку Шэя и расписать ему свой план в журнале капитана. К счастью, родители учили их почти одним и тем же наукам, и о рычагах, плечах силы и базовой «школьной» физике друг детства знал не меньше её. Необходимой крепости подспорья для рычага нашлись в музыкальной комнате.

«Это барабанные палочки Крошки Джона?» — поражалась двум тонким дубинам Ника.

Но для построения рычага они годились идеально. Пират по-звериному рычал, отпугивая Нику, пока та разворачивала за запястье травмированную руку ладонью вперед. Страшнее всего было решиться потянуть травмированную руку от себя, а после поднимать её снизу вверх и вперёд. До самого конца казалось, что ничего не получится и приложенного рычага будет недостаточно. Но с характерным хрустом плечо вернулось на своё место и рука вновь выглядела рабочей. Зная, что за этим обычно следует, Ника привязала найденным ремнём вправленную конечность к груди пирата.

— Береги руку, — строго приказал Шэй, — иначе совсем ей пользоваться не сможешь, даже если крюк нацепишь. Смекаешь?

— Понял, — кивнул тот, ощупал здоровой рукой подлеченную и неожиданно перестал казаться злым и страшным.

Он больше не рычал, не пучил страшно глаза, не делал жутких рож и не сдвигал угрюмо брови. После вправления он выглядел немного удивлённым, но мирным. За лечение он дружелюбно потрепал Нику по плечу и даже сказал невероятное:

— Спасибо, шкеты, с меня причитается. Если кто-то из наших что-то не то прикажет, то Айван за вас заступится!

— Айван? — удивился Кенуэй, когда тот уже выходил из музыкальной комнаты.

— Я — Айван, — ткнул себя большим пальцем в лоб папуас.

«Вот тебе и Айван, — покачала головой Ника, — кто бы мог подумать!»

В музыкальной комнате у них осталось перо, немного чернил и несколько листов бумаги. Воспользовавшись небольшой заминкой и их уединением, Ника начала быстро писать:

«Что вчера произошло с испанцами и Чёрной Бородой?»

— Джеральд сообщил Боннету, что на англичанина появился покупатель. Испанцы. Капитан обрадовался, взял угощений и прибыл к месту встречи. Повезло, что до испанцев шёл на шлюпке, — торопливо начал рассказ Шэй, настороженно поглядывая в сторону двери. Вдруг кто-то уже идёт. Он продолжил, понизив голос: — Я оставался тут. С тобой. Да и своё лицо нельзя было им показывать. Наблюдал через подзорную трубу. Испанцы всех взяли в плен, капитана поприветствовали ударом в пузо, а следом попытались повесить на рее, а Джеральд перед всеми раскрыл личность Джима.

«А зачем?» — удивилась Ника такому внезапному поведению обычного бармена.

— Он, как оказалось, девятнадцатый муж Испанки Джеки, а наш капитан успел ей за день насолить, к тому же на борту держал Бонифацию, — отмахнулся он. — Другое дело, что Чёрная Борода со своими зачем-то впрягся за Боннета и остальных. Приволок его сюда, помогает лечить, а во время перестрелки его корабль прикрывал Месть и теперь от него остались одни щепки. Ему выгодно отобрать это судно. Сейчас неизвестно, в каком статусе мы все, а в каком они. Так что веди себя тихо и не геройствуй. Поднимай на ноги капитана. Как с его шансами?

Ника попыталась на пальцах показать, что всё плохо, но шансов на выздоровление много. Дуракам везёт. Ответ вроде даже успокоил Шэя. Друг детства уже собирался вернуться на палубу и изо всех сил уводить корабль и дальше от погони, но донья успела схватить его за плечо и накарябать ещё вопрос:

«Где ты пропадал в Республике?» — не могло быть случайностью, что Кенуэй её сначала потерял, а потом приличное время не мог найти. Такого везения не существует.

— Пытался через общих знакомых связаться кое с кем. Его мы зовём дядей Жекой.

В детстве Ника обожала истории про этого душой пирата, а разумом настолько разведчика, что даже матушка старалась держаться в стороне. Она, по её же словам, отвоевалась и желала спокойно жить. Да, спокойствие у матушки заключалось в том, чтобы полностью контролировать рука об руку с супругом их территорию, беспощадно избавляться ото всех, кто встанет против них, а также временами помогать дяде Жеке устранять последствия их сомнительного прошлого. И всё же она с определённого момента предпочла остановиться на семье и их подконтрольной родине. Евгений Воробьёв отправился своим путём.

«Чтобы он сдал меня родителям?» — возмутилась Ника такому предательству. Сколько бы Воробьёв ни поддерживал авантюры, он в первую очередь был другом и соратником для их родителей, а не для них.

— Если правильно попросить, то не сдал бы! — фыркнул Шэй, невольно поднимая голос, но тут же вернулся к шёпоту: — С ним и Барбароссой всё равно надо связаться. Если ты ещё не поняла, крабов размером с остров не должно существовать где-либо, кроме твоих пиратских романов. Большому крабу — большая торпеда. Тот остров мы не победили. Это был всего лишь красивый побег.

«Я думала, ты ищешь корабль до Порт-Ройала», — подумав, написала она.

На этот раз Кенуэй не поленился подойти к двери, проверить, что рядом никто не ходит, запереть дверь, и только после этого заговорил:

— Искал. Подходящих не нашлось. Век пиратства заканчивается. Он и так подзадержался, по словам наших родителей.

От последних слов Ника задумчиво нахмурилась. Очень уж странная фраза, но не первая в её жизни. Матушка частенько говорила о будущем, как о распланированном прошлом. Юная донья ловила её слова, в которых проскальзывала досада, что мир движется в будущее «не так, как должно». И нет, это не было похоже на сетования философов, чьи работы она нехотя изучала. Аделаида точно знала, в каком году что должно случиться, и негодовала, когда события происходили позже или раньше назначенного. А теперь ещё и Шэй так говорит. Что это всё значит?

«Дайте угадаю, я слишком юна, чтобы знать эти семейные тайны?!» — возмутилась она, но поймав вопросительный взгляд друга детства, поспешила написать первое, что пришло в голову:

«Повезло мне, что матушка научила врачеванию…»

— Везение тут ни при чем, — пожал он плечами. — Аделаида знает, как мир работал и работает. Будучи знакомой с медициной, ты даже в самой щекотливой ситуации останешься в привилегированном статусе. Не из-за Чёрной Бороды или Стида. Айван вывихнул руку, Клык может поймать пулю, а Лёгкую Руку рано или поздно кто-то превзойдёт в фехтовании. Тогда ты будешь им важнее всего золота мира.

* * *

— Мэри? — лихорадочный хрип Стида заставил Нику встрепенуться на посту.

У капитана снова поднялась температура. Пока она вправляла руку Айвану и шепталась с Шэем, за ним присматривал сам Чёрная Борода. Совпало же, что при легендарном пирате даже лежащий в бреду пациент вёл себя тихо и смирно, но стоило показаться юной врачевательнице, как он начал нагреваться, опасно шевелиться и, к тому же, с кем-то разговаривать. И диалог явно не складывался.

— Мэри! — на этот раз в голове появилась обида и немного возмущения. — Меня пырнули!

Хорошо, что для некоторых изысканных блюд для послеполуденной трапезы Стид взял достаточно уксуса. Попеременно сражаясь с руками капитана и его горячкой, донья участок за участком обтирала его тело, вспоминая со смехом некоторый неловкий момент, возникший в процессе её обучения. Отец соглашался с матушкой если не во всём, то во многом, как и она с ним. Они всегда и во всём казались единым нерушимым фронтом, и только попробуй задумать что-то с одним родителем в обход другого. Наказания не миновать. Но нашёлся камень преткновения. Практическая медицина требовала отсутствия стыдливости у будущего медика.

Матушка спокойно показывала дочери сначала изображения обнажённых тел, а потом приводила к художникам на уроки, когда те писали натурщиков. Не может быть места стеснению, робости или смущённому хихиканью, когда пациенту требуется срочное лечение. А лечение вполне может заключаться и в лицезрении наготы, в том числе в её самом неприглядном виде. Отец тогда очень злился. Матушка запросто парировала все его аргументы трезвыми доводами, но итог их спора решила дуэль. Ника тогда бледнела от мыслей, что её воспитание разожгло спор родителей до звона сабель. Впрочем, как она поняла много позже, родителям порой слишком нравилось спорить, доводить друг друга до белого каления и переходить к сравнению мастерства фехтования.

— Дело не в тебе, это всё я! — уже со слезами в голосе продолжал оправдываться Стид, вырывая её из приятных мыслей. — Я просто не создан для семейной жизни.

«Плохо вы разрешаете споры, капитан Стид, не можете управиться даже с воображаемыми собеседниками!»

После обтирания уксусом и свежего холодного компресса на лоб капитан стал спокойнее. Больше не разговаривал и даже начал погружаться в сон. Уловив момент, Ника напоила его ивовым отваром. Заставить засыпающего человека пить будучи немой оказалось непросто, но приёмы, выученные у матери, не знали осечки. Она отлучилась сменить воду, а когда вернулась, на её месте снова восседал Чёрная Борода.

Об этом легендарном пирате ещё при жизни было написано немало книг и придумано историй. Слава настолько опережала его, что видеть его живым казалось почти кощунственным. Безумно хотелось отвести взгляд в сторону. Ведь истории описывали его самым настоящим демоном, практически внебрачным сыном Морского Дьявола. Человек со множеством пистолетов, кинжалов и сабель, с угольно-чёрной гривой и такой же густой бородой, из которой торчали горящие фитили. Рассказы Пита полностью совпадали с этим мистическим образом. Кто-то даже говорил, что Чёрная Борода отнял Летучего Голландца у Филиппа Ван дер Деккена, низложив последнего, и теперь сам стал бессмертным.

Тем труднее было принять его «смертное обличие». Борода, может, когда-то и была чёрной, но теперь волосы Тича почти полностью стали седыми. Смуглая кожа в татуировках покрылась нездоровыми пятнами от постоянных ожогов и шрамами, но выглядели они больше удручающе, чем устрашающе. Пистоль он носил всего один, сабля тоже имелась в единственном экземпляре. Только кинжалов было три, но это не так много. Аделаида даже в статусе доньи предпочитала иметь при себе не меньше пяти. Не было ни фитилей, ни страшных адских глаз и никакой мистики. По росту Тич уступал отцу и братьям Ники. После нападения на испанцев и последующего побега он выглядел уставшим, как любой смертный. Любой смертный постаревший моряк.

— Эй, — негромко обратился он к очнувшемуся Стиду, — ты был близко к рундуку мертвеца. Те испанцы пырнули тебя от души.

Ника нахмурилась. Только что она видела в Эдварде Тиче простого смертного, а он умудрился разбудить капитана. Вот тёмный маг! При том, что говорил со странным акцентом, делающим его речь почти непонятной. Приходилось замирать и прислушиваться, пока смысл сказанного не доходил.

— Моя команда! — взвизгнул Боннет и попытался вскочить. В четыре руки его удалось успокоить.

— Тихо-тихо. Команда жива. Всё хорошо, — продолжил Тич. — Успокойся. Тебе нужно быть осторожнее, а то кишки повываливаются.

От последнего Ника ещё больше нахмурилась. Но немота не позволила справедливо возмутиться и высказать этому пирату, что будь он хоть трижды легендарным, она научилась шить раны идеально и не позволит ему подвергать сомнению этот навык. Но капитан вновь покрылся потом. Настало время готовить воду с уксусом.

— Что? — непонимающе окидывал он взглядом каюту, но кроме двух дежурных внутри никого не было. — Ты работаешь на Чёрную Бороду?

От неожиданности вопроса донья невольно улыбнулась. Зная, кому адресованы слова, ответы «да» и «нет» были одинаково правильными и неправильными. Может ли Тич работать сам на себя? Хотя в первую очередь на себя он и работает, не так ли? Судя по растерянному виду последнего, он тоже задумался о непростом вопросе и ещё более сложном ответе. На несколько мгновений он замолчал.

— Никогда не думал об этом в таком ключе. Пожалуй, я работаю на Чёрную Бороду, — наконец ответил он и, хмыкнув что-то самому себе, протянул руку Боннету. — Хэй, я Эд.

— Привет, — с готовностью пожал его руку раненый. — Стид.

Ему пришлось замолчать, пока Ника остужала его тело и меняла в очередной раз компресс. Про себя врачевательница радовалась, что температура начинает спадать. Да и пришедший в сознание капитан был очень хорошим признаком неспешного выздоровления.

— Наверняка Чёрная Борода считает меня дураком. Я отвратительный пират, — уныло протянул он, медленно переходя в положение сидя.

Ника, хоть и была против такого, но всё же помогла набросить на капитана рубаху. Казалось, сама ситуация предлагает поднять такого пирата на смех и припомнить ему все его ничтожные поступки, наивные порывы и истинно дворянскую простоту относительно тех вопросов, в которых он ничего не смыслил. Но девушка не торопилась делать это даже в мыслях. Да, капитан он паршивенький, а пират откровенно негодный, но годные капитаны и толковые пираты — люди не благородные и романтические, они отвратительны. После их действий только напиваться до потери сознания, чтобы не думать об увиденном. Попасться такому — настоящий ужас. Перед глазами стояла та мёртвая рабыня. Женщину на пиратском корабле ждёт такая же участь. Но, что удручало куда больше, ряженая донья себя чувствовала точно как Боннет. Никудышная героиня придуманного романа о пиратах.

— Да брось. Большинство знакомых мне пиратов давно мертвы, — усмехнулся Тич. — Так что ты гораздо лучше их.

Под суровым взглядом Ники капитан накинул на плечи свой халат. Она нахмурилась, но осталась незамеченной. Удивительно, однако Боннет с Тичем будто поймали одну волну. Не замечая, что не одни, они продолжили говорить о команде Бороды. Эд признался, что его всё достало настолько, что руки опускались, но стоило ему коснуться дорогой ткани Боннета, как произошло и вовсе странное. Джентльмен-пират и легендарный головорез моментально нашли общий язык на теме дворянского текстиля.

Бледно-голубой, похожий на ходячего мертвеца, Стид нашел в себе силы встать и, несмотря на все гневные жесты, весьма живенько принялся демонстрировать новому другу свою каюту. В первую очередь он показал абсолютно бесполезный, но впечатляющий тайный ход во вспомогательный гардероб. Боннет построил на своём корабле несколько тайных проходов для аристократических одёжек! Ещё и распределил их по временам года. Пока Ника пыталась скрыть лицо в тени, чтобы не демонстрировать своё смущение таким капитаном, Тич принимал все открытия с восторгом.

«Вот уж встретились две родственные души!» — поражённо качала она головой.

Всё, что раздражало в капитане буквально всех, Чёрная Борода отчего-то считал впечатляющим, весёлым и занимательным. Множество книг на полках, которые каждый шторм приходилось искать по всей каюте и полдня выставлять на места, куча парадных платьев, которым может позавидовать светская дама. Как лекарь Ника радовалась, что пациент оживился и стал передвигаться самостоятельно. Рану беспокоить было, конечно, опасно, но сам факт, что Стид не валялся в бреду, не плакал и не стонал, а расцветал на ходу, не мог не радовать. Другое дело, что два капитана вели себя, как мальчишки, играющие в пиратство. Всё им было весело до восторженных бранных выражений.

«Детишки» настолько расшалились, что с озорным хохотом спрятались от Лёгкой Руки, когда тот искал капитана с важными новостями. Пришлось подыграть и тоже спрятаться. В процессе их игр всё же вскрылось, кто есть кто, но Боннет смущался всего секунду или две. Единственное, что расстроило Тича, так это его изображение в книге и описание всех злодеяний. Стид даже поник, когда вместо улыбки увидел разочарование на лице нового друга. Книга демонстрировала легендарного пирата во всём его мистическом ореоле. И дымящаяся борода, и множество пистолетов, и прочие атрибуты его демонического образа. «Безумный дьявол пират Чёрная Борода» — гласила надпись.

— Боже! Вот таким меня представляют?! Хренов викинг-вампир-клоун. Ты только посмотри: — скривился Тич и пересчитал количество пистолей на изображении. — У него их девять! У меня один нож и один пистолет, как у всех.

«Реальность ранит всех. Безжалостно…» — покачала головой Ника, краем глаза наблюдая за своим пациентом, наконец соизволившим сесть. Когда начались игрища двух мальчишек в телах немолодых мужчин, она предпочла затаиться в тихом углу и почитать первую попавшуюся книгу.

Но невесёлая тема заставила их наконец успокоиться. И теперь ряженая донья совсем забыла о книге, навострив уши.

— Ты когда-нибудь чувствовал себя в ловушке? Будто плывёшь по течению и ждёшь, что вот-вот утонешь? — поинтересовался Тич, окончательно теряя свой образ безумного демона.

— Да. Именно так я себя и чувствовал, — понимающе кивнул Стид, заставив Нику ещё больше покраснеть от стыда.

С ней в одной каюте сидел один несчастный в своей сытой жизни дворянин. Настолько несчастный, что, даже ничего не смысля в пиратстве, он предпочёл бросить привычную жизнь и уйти в море. Слепо сбежал из своей клетки. Теперь при очень внимательном взгляде его немолодой возраст говорил, что потребовались годы, прежде чем он решился. Годы по-настоящему удручающего существования. Также в каюте был человек, чья успешная пиратская карьера и слава настолько превзошли человеческий облик, что он стал их заложником. Теперь он не мог быть кем-то кроме непобедимого безумного демона. Теперь он обязан соответствовать этому викингу-вампиру-клоуну с девятью пистолями, у которого всегда есть план, лёгкий путь к победе и кровавая дорожка, идущая следом. А кто под этими оболочками? Живой человек?

— Люди, завидев наш флаг, начинают визжать «о, боже, это Чёрная Борода» и сдаются пачками. Какой смысл? Мне необязательно даже присутствовать. Я призрак. Для меня не осталось ни хаоса, ни драмы, ни веселья…

«И одна богатенькая дурочка, сбежавшая за тем самым миражом несуществующих пиратов из сказок», — мысленно добавила Ника.

Все трое в каюте капитана не годились в пираты. Кто-то ещё, кто-то уже, а кто-то совсем. Но додумать эту мысль она не успела. Два пирата уже сменили тему и придумали новую забаву — притвориться друг другом. Пока они с улюлюканьем отправились переодеваться в основной и вспомогательный гардероб, Ника с раздражением оставила книгу на кресле и покинула каюту.

* * *

«Вроде взрослые, а ведут себя, как мальчишки. Может, они вообще не способны думать о чём-то серьёзном больше пяти минут?» — раздумывала она.

Лёгкая Рука попытался было строить свои порядки и запугивать всю команду, но экипаж был слишком занят попытками смириться с тем, что Джим отныне женщина. Попутно они строили теории, не является ли она русалкой, за что получали тяжёлые тумаки от бранящейся её самой. Оскорбления Руки в свой адрес Бонифация открыто игнорировала, а когда на пути седого пирата показался немой юнга Ник, то крепкая рука Айвана едва не впечатала его голову в мачту. Лекари в привилегированном положении. Но держаться она старалась Шэя, хоть он и был «немного занят», уводя корабль от испанцев.

— Не нравится мне всё это, — тяжело выдохнул друг детства, когда она подобралась к нему поближе. — Ветер стихает. Судя по облакам, после заката будет полный штиль. Ещё и течение ни к чёрту. Наши капитаны что-нибудь думают по этому поводу?

«Наши капитаны играются в переодевание, Стид учит Эдварда делать реверанс и подражать словечкам английской аристократии. Всё выглядит безнадёжно!» — хотела сказать Ника, но из-за отсутствия рядом бумаги и пера просто покачала головой.

— Плохо, очень плохо, — тяжело выдохнул он. — Если нас настигнут испанцы, то надо будет тебя спрятать и переодеть. Возьмёшь журнал и напишешь испанцам, что тебя похитил Чёрная Борода. В этом раскладе придётся назвать своё имя полностью. Де Очоа они не рискнут трогать.

«А ты?» — со смесью страха и возмущения замахала на него руками Ника.

— Если мне повезёт, то убьют и не опознают, — просто ответил он, за что получил удар кулаком в плечо.

«Взрослые могут думать о чём-то, кроме игр и смерти… и игр со смертью?!» — разозлилась она.

Вина за произошедшее начала душить её злостью от собственного бессилия. Ника стала стремительно закипать, злясь на всё подряд. Неужели одна ошибка может закончиться такой трагедией? Она всегда была послушной девочкой, ни разу не спорила с родителями и не ссорилась с братьями. У неё была одна-единственная слабость. Неужели всё должно закончиться так несправедливо?

«Я ведь осознала свою ошибку. Я виновата. Я знаю. Я больше так никогда не буду! Почему всё должно закончиться плохо?!»

— Нет, — через силу и слёзы она выдавила первое полноценное слово после контузии.

Язык всё ещё не слушался. Она будто стремительно забывала после каждой попытки, как продолжать извлекать из себя звуки. Но эффект от одного слова, не способного выразить даже десятой части её страхов, возмущения, гнева и беспомощности, превзошёл все ожидания. Не заботясь о том, заметит их кто-то или нет, Шэй привлёк Нику к себе и обнял. Штурвал довольствовался только одной рукой Кенуэя. На палубе развлекались ряженые Тич и Боннет. Последний едва не складывался пополам из-за свежей раны, пусть и заштопанной ловкой рукой.

— Смотрите, кто заговорил! — с улыбкой отметил он. — Всё будет хорошо, Белка, прорвёмся!

«Это моя вина, мне отвечать!» — хотела сказать Ника, но жестами получалось лишь показывать то на себя, то на испанцев, то на Шэя с отрицательным качанием головы. Выходило не слишком красноречиво.

Оставалось только нервно прижимать к себе игривого Кроко, соизволившего явиться к хозяйке, пока её обнимал Кенуэй и украдкой ронял поцелуи в затылок. От тепла его дыхания становилось хорошо, уютно, но тревога и не думала уходить. Особенно остро она возрастала от мимолётных взглядов на играющихся капитанов. В конце концов Лёгкая Рука не выдержал и после бесплодной попытки поговорить с Чёрной Бородой, коршуном накинулся на Стида:

— Как быстро может двигаться это судно? Сколько у вас боеприпасов? Сколько пушек? Они все стреляют или такая же бесполезная подделка, как и ты? — рыкнул он на капитана, растолкав всю остальную команду.

— Я… не знаю, этим команда занимается, — растерялся Стид, но при взгляде на Эдварда нашёл в себе силы рявкнуть: — Эд, ты знаешь этого мужика? Он полный мудак!

Ника поморщилась, но смена погоды на горизонте привлекла её внимание куда больше, чем неумелая брань капитана. Стало понятно, почему Кроко не спешил возвращаться на обожаемую мачту. Плотные облака будто спускались с небес до самой воды, скрывая за собой всё. Впереди их поджидала мгла, быстро прикрывшая солнце. Сумерки наступили за считанные секунды. Но горячих мужчин на палубе это мало волновало. Из-за расстилающейся ночной тишины все звуки прекрасно долетали до мостика.

— Айван. Клык, — рявкнул Лёгкая Рука, — готовьте пушки. Всех, кто откажется драться, пустить на корм акулам.

Не позволяя Боннету опомниться, от себя добавил посерьёзневший Эд:

— Ну что, Чёрная Борода? Что думаешь? Будешь сражаться? — от такого напора Стид сжался в один маленький напуганный комочек.

— Я?

— Ты же хотел быть Чёрной Бородой? Так будь им.

На глазах Ники носовая фигура единорога стала полностью невидимой, как и всё на расстоянии трёх шагов. Туман пожирал их корабль, а течение становилось всё менее заметным. Ветер давно стих. Корабль практически прекратил свой ход. Шэй разочарованно вздохнул. Тем временем Стид пытался предложить идею переговоров с испанцами, но быстро запнулся на том, что по-испански говорить не умеет.

— Время на исходе! — мрачно подвёл черту ряженый Эд, игнорируя нервные попытки Боннета поддаться панике. — Что же ты будешь делать? Они почти здесь. Пора что-то придумать, Стид.

— Я пыт…

— Команда погибнет. Потеряешь всех своих людей, — продолжил на него давить Тич.

— Ну, мы скажем…

— Это будет на твоей совести. Они тебе доверяли!

— У меня нет идей! Я не знаю. Не знаю! — взвыл расстроенный капитан и, несмотря на то, что Ника его совсем не видела с мостика, она была готова поклясться, что в его глазах начали блестеть слёзы.

— Их кровь будет на твоих руках! Ты будешь виноват. Время вышло!

— Я не знаю, что делать! — взвизгнул Стид.

— Значит, смерть, — смиренно проговорил Чёрная Борода, но тут же с театральной драмой в голосе провозгласил: — Но, подождите.

Ника ради интереса спустилась на палубу, чтобы посмотреть, что он собирается сказать или показать. Эдвард Тич, делая пассы в воздухе, словно фокусник, привлёк всеобщее внимание к сгустившемуся вокруг корабля туману, который никто не замечал из-за их разговоров со Стидом. Команда осмотрелась. За бортом не было видно ни зги. При всём желании не получалось разглядеть даже сам корабль, не говоря о воде или испанцах.

— Вы гений, Тсёрная Борода, — восторженно взвизгнул Пит, первым раскрывший замысел пирата. — Я знал, сто вы нас спасёте!

— Туман густой, как суп, — задумчиво отметил Клык, едва заметный в непроглядной пелене. — В нём никто нас не увидит.

Олуванде, Таракан и Швед начали аплодировать Эдварду Тичу. Остальные присоединились к общим овациям, восклицая, какой же этот легендарный пират гений. Ника не отрывалась от коллектива, хлопая в ладоши с улыбкой.

— Ты знал, что так будет? — поразился Стид, не скрывая восторженную улыбку. — Откуда?

Чёрная Борода, не выходя из образа фокусника и опытного затейника, картинно раздал всем по реверансу и запрыгнул на бочку. Для эффектности он забросил ногу на ногу, демонстрируя дворянские туфельки и белоснежные чулки под бархатными кюлотами.

— Всё довольно просто. Цвет утреннего неба и западный ветер подсказали мне, что мы будем в безопасности. А форма облаков мне это подтвердила.

— Сосиски… — задумчиво подтвердил Лёгкая Рука. — Едрить меня.

— Я понял, что туман опустится в сумерках, когда море остынет. Сегодня второе сентября. Полнолуние. Нужно всего лишь позволить течению унести нас в тёплые объятия безопасности! — торжественно закончил он речь под громкие аплодисменты и крики одобрения.

План казался по-настоящему безумным и гениальным. Ника невольно засмотрелась на пирата. Да, при свете дня он выглядел старым и уставшим, но в туманных сумерках да при своих идеях он становился тем самым находчивым удалым авантюристом. Да, не флибустьер с золотым сердцем, но ведь и не монстр, которого отрыгнул сам Морской Дьявол. Казалось, в этот момент она вот-вот вновь покорится той самой романтике приключений, которая однажды приманила её со страниц любимых книг…

— Сегодня первое сентября, капитан, — громко прервал их всеобщую радость Шэй.

— Нет, — растерялся Чёрная Борода. — Не может быть.

— Э-м-м, он прав, — осторожно влез в разговор Люциус, — сегодня первое. Полнолуние завтра. Високосный год.

Всю браваду будто волной смыло. Повеселевший и вершащий своё представление Эдвард Тич вновь стал старым уставшим человеком, руки которого опустились в самый опасный момент для команды.

— П-п-п-подожди, — окликнул его напуганный внезапной переменой Стид, — это что-то меняет?

— Да. Мы покойники.

— Капитан тонет вместе с кораблём, — объявил Чёрная Борода. — Пойду напьюсь.

Вспыхнувшая надежда погасла так быстро, что Ника невольно прижалась к Шэю в поисках защиты и утешения. В таком густом тумане больше шансов, что испанцы просто врежутся в Месть и смахнут её с дороги, как досаждающее препятствие. С одной стороны можно было взять шлюпку и попытать счастье вплавь, однако суши рядом не было, а побег стал бы отсрочкой смерти или даже замены быстрой гибели на медленную и мучительную.

Два капитана скрылись в большой каюте Стида, оставив команду перед непростым выбором. Но прыгать за борт, чтобы доплыть до места своей смерти, никто не решился. Олуванде приобнял в непроглядной мгле Бонифацию. Мистер Пуговка начал ворковать со своей чайкой. Пит, Клык и Айван решили посидеть за выпивкой, чтобы повспоминать боевое прошлое. Французик завёл очередную печальную песню о неминуемой смерти, как всегда, нескладную, но душевную.

— С нами Чёрная Борода,

Легенда морских глубин,

Но судьба пиратов не щадит никогда,

Испанцы на горизонте видны,

Нам пора готовиться к смерти, здесь и сейчас.

Ведь наша жизнь — приключение кругом.

Молимся, чтоб наша удача не покинула нас,

И пусть душа улетает в морскую даль за горизонт…

Швед с Крошкой Джоном начали аккомпанировать игре Французика на своих барабанах, а Таракан с плошкой еды ходил по палубе и звал Кроко, чтобы покормить напоследок страшного зверя, к которому он умудрился душевно прикипеть.

Шэй вернулся к штурвалу. Не хватало только ускорить свою смерть столкновением с рифами. Кенуэй каким-то своим особым чутьём мог вслепую ощутить момент, когда стоило уводить корабль в сторону. Течение не стихло полностью и медленно несло Месть куда-то. Но едва ли к безопасности. Ника прижалась к единственному родному человеку на корабле.

«Если уж смерть, то лучше рядом с ним, чем, как крыса, в трюме!» — решила она, чувствуя, как он обнимает её со спины одной рукой.

Затылка коснулось знакомое тепло, и на короткий миг вновь стало хорошо. В душе не поселилась надежда, сердце не согревалось уверенностью в лучшем. Нет. Просто стало хорошо от того, что Шэй рядом. В голове крутилось немало слов, которые необходимо было сказать, прежде чем произойдёт самое плохое. Даже хотелось в чём-то признаться другу детства. Голос не торопился возвращаться. Не больше одного короткого слова за раз. Но какое это слово!

— Шэй… — сумела она выбрать главное.

Объятия стали крепче. Ника вновь чувствовала его губы, трепетно касающиеся её волос. Кажется, он незаметно стянул с неё бандану, освобождая её буйные кудри. В горле вдруг защипало от какой-то невнятной тоски, а в груди наоборот запылало. Всё стало каким-то неправильным и до боли правильным одновременно. Этот корабль, она и Шэй Кенуэй, бросившийся за ней, чтобы защищать бестолковую донью от любых напастей. Его губы спустились к её виску. В тишине и мрачном предзнаменовании конца она услышала его шепот:

— Время. Оно так тянется долго.

Меня послушай хоть чуть-чуть, хотя б немного.

Не так уж много сил осталось в моём теле.

Я умираю без тебя неделя за неделей.

Щёки залил стыдливый румянец. Губы порывались растянуться в глупой улыбке. Эдвард Кенуэй, несмотря на почтенный возраст, славу умелого моряка, умного военного и во всех смыслах мужественного разведчика, когда дело касалось супруги — превращался во влюблённого юношу. Он не стеснялся досужих взглядов, когда посвящал Марии стихи, дарил ей полевые цветы и едва не покрывал землю, по которой она собиралась ступать, парадным мундиром, чтобы она не запачкала ног. Эту невытравляемую романтичную сторону дети воспринимали с невинным смехом. Но кто мог подумать, что сын Эдварда унаследует её от отца. Ника краснела всё больше, понимая, сколько же скрывалось за этими строками.

— И я спасаюсь, закрывая глаза:

Слышу улыбку, тону в твоих волосах.

И я тянусь к тебе, словно тянусь к звёздам.

И я…⁽¹⁾

— Нам нужно стать маяком! — восторженный крик в два горла заставил их вздрогнуть и отвлечься друг от друга.

Ника поспешно повязала бандану, скрывая волосы, и бросилась на палубу. Вновь, как и днём, два капитана просто не могли предаваться тяжёлым мыслям слишком долго. В их мальчишеские головы пришла безумная, невероятная, но гениальная идея. То, что могло спасти весь экипаж.

Чёрная Борода не мешал Стиду раздавать команды, но и сам не упускал возможности вставить своё слово. Времени не оставалось, а сделать требовалось немало. Матросы забегали по судну. Крошка Джон бросил якорь, Ника нашла в капитанской каюте большое зеркало и осторожно вынесла его на палубу. Ни трещинки, ни царапинки не должно было на нём остаться. Следом на носочках за ней вышел Люциус, держа в руках хрупкую масляную лампу в дорогом тонком плафоне, изящно рассеивающем свет. Таракан вместе с Кроко забрались на Воронье гнездо, чтобы наладить систему деликатного подъёма наверх хрупких вещей и не менее хрупкого капитана. Чуть дольше пришлось искать на борту самую большую подзорную трубу.

«Маяк? Маяк, направляющий корабли?» — удивлялась Ника, но не отставала от команды. Если есть шанс на спасение, то хвататься следует обеими руками.

Пит, Крошка Джон, мистер Пуговка и Клык подняли Стида, держащего в руках всё необходимое, до нужной высоты. Там его встретил Тич, и два капитана поспешно начали переоборудовать Воронье гнездо под корабельную версию маяка. Немыслимая авантюра, которая могла прийти в голову только этим двум. Наверху командовал Чёрная Борода, знающий, что и как следует делать. По его команде они установили в нужных местах плоское зеркало и на необходимом отдалении лампу, вскрыв боковую часть плафона. Полученная конструкция вызывала много вопросов, но Ника не задавала их даже мысленно. На то гениальное и кажется безумным. Странная система из закреплённых совместно лампы, подзорной трубы, передающей её свет вперёд, и зеркала, отражающего полученное освещение, хорошо разгоняла мрак, но до вспышек маяка ей было далеко.

Стиду досталась честь разжигать огонь, выплёвывая ром на огонёк. Он робел около секунды, но воодушевление от такой откровенно нахальной пиратской проказы несло его вперёд. От плевков спиртным лампа вспыхивала, как крохотное солнце, а подзорная труба и зеркало делали свет почти слепящим. Раскручивая полученную конструкцию, Чёрная Борода разгонял тьму ярчайшими вспышками, которые в тумане ничуть не уступали лучам маяков. По его команде Крошка Джон во всю мощь своих лёгких издавал низкий гул маяка. Даже зная, что этот гудок издаёт человек, Ника, привыкшая звуку маяка, доносящемуся со стороны порта, едва замечала разницу.

— Маяков следует избегать, чтобы не врезаться в скалы, — шепнул ей Кенуэй. — Никто никогда не думает об этом в таком ключе, но все мореходы это знают.

Вероника судорожно сжала его руку. Команда затаилась. Надежда, теплившаяся в душе, горела не менее безумным огнём, чем тот, что раздувал Боннет. «Маяк» продолжал работать, всё больше и больше походя на настоящий. Вдали послышались крики. Три испанских судна приближались. Но разобрать, получилось ли их обмануть или нет, мог только Тич с Вороньего гнезда. Ожидание съедало всё терпение, но экипаж сидел тихо, как мыши. Только Крошка Джон продолжал подражать гудку маяка.

Наконец…

Чёрная Борода наклонился к ним и жестами показал, что идея полностью сработала. Испанцы разворачивались и спешили уйти подальше от маяка, чтобы не разбиться о скалы. Команда беззвучно предавалась бурному восторгу от этой неожиданной, безумной победы. Лишённые возможности кричать, визжать и улюлюкать, они прыгали на месте и обнимали друг друга. Ника радостно обхватила руками Бонифацию, Люциуса и Таракана, пока Шэй обнимал Французика, Крошку Джона и Шведа. Клык и Айван не отставали от всеобщего восторга. Наверху радостно сцепились Боннет и Тич. Только Лёгкая Рука смотрел на всё с долей отвращения. Но его никто и не звал.

Это был самый безмятежно прекрасный рассвет из всех, что когда-либо видела Ника. К утру туман разошёлся, а восходящее солнце окрашивало облака в самые нежные цвета. Золотой, персиковый, розовый и чуть намечающийся пурпурный. В ранний час Лёгкая Рука перестал вести себя, как хмурая туча, и даже повеселел после разговора с Чёрной Бородой, а тот беззаботно завтракал со Стидом в Вороньем Гнезде. Остальные спали. Ника под контролем Шэя вела корабль вперёд, ни на секунду не отпуская штурвал. Впервые после дня побега она чувствовала себя счастливой.

* * *

«Это были незабываемые дни тренировок с командой Чёрной Бороды», — громко диктовал Люциусу Боннет на мостике захваченного корабля.

С момента, когда испанцы едва не сокрушили Месть во всех возможных смыслах слова, Шэй держался подальше от торговых путей и населённых островов. Боннет, Чёрная Борода и их общая команда успели разозлить все возможные силы, чтобы просто так являться в населённые пункты. Испанцы желали взять реванш, наконец победить Чёрную Бороду и отправить пиратский корабль на дно. Англичане жаждали возмездия за погибшего Бэдминтона и того оскорбления, что им нанёс Боннет. Испанка Джеки тоже была не против покрошить весь экипаж Мести на свои особенные напитки. Не встречая возмущений, Кенуэй оставался рулевым, а несколько шуток, хорошая военная подготовка и пара историй перед сном сделали его желанным гостем в любой компании. Даже Лёгкая Рука смотрел на него, как на что-то стоящее. Остальных он открыто называл бесполезными, добавляя пару крепких словец, от которых Ника невольно бледнела. Такие слова она не слышала даже от пьяных рыбаков в Санто-Доминго.

Дошло до удивительного. Был ли то приказ Тича или личная инициатива вредного пирата, но на второй день после создания маяка Рука начал тренировать команду, как быть полноценными пиратами. Айван и Клык помогали ему по мере сил. Тем временем Чёрная Борода учился у Боннета манерам истинного дворянина, вызывая у Ники удивление. Неужто пиратская жизнь, полная приключений, риска для жизни, постоянных битв и неизвестности, может в какой-то момент стать настолько утомляющей, что на её фоне этикет станет глотком свежего воздуха?

— Если приглядеться, можно заметить явное отсутствие пушек, — обращал всеобщее внимание Тич на судно, к которому они подбирались на шлюпке, — и других орудий убийства. Так что отправимся туда и зададим жару.

Все его лекции Люциус и Боннет попеременно записывали в капитанский журнал. Порой он перекочёвывал в руки Ники как третьего человека на судне, способного писать. Шэй свою грамотность не выставлял напоказ. Он мог даже не упасть в глазах головорезов Чёрной Бороды, если бы отказался участвовать в пиратском рейде, но присоединился ко всем из-за Ники.

— Вот теперь ты сможешь сполна вкусить прелесть истиной сущности пирата, — с раздражающей снисходительной улыбкой шепнул он ей. — Познаешь, чего стоит та самая замечательная смекалка благородных флибустьеров.

— Вот. И. Бу-ду, — упрямо ответила она.

К счастью, речь действительно восстанавливалась. С трудом, но Ника начала преодолевать свой предел в один слог. Сначала она под одобрение команды смогла назвать имена, которые были достаточно короткими для неё — Стид, Тич, Джон, Швед, Клык и Джим. Бонифация не противилась, что было задействовано её придуманное имя. С этой женщиной Ника жаждала поговорить по душам, узнать каково это — быть убийцей, пираткой, скрывать свою личность под мужским одеянием и вообще жить в таком неуютном мире. Ещё сильнее хотелось расспросить о том дне, когда та помогла ей не выдать себя после контузии. Почему помогла? Почему не выдала, когда могла?

Айван и Шэй попеременно помогали Нике продвигать речь дальше. Вскоре к ним присоединился ещё и Клык. Отчего такое участие? Она с робостью принимала помощь, но понять внезапную доброту двух головорезов не могла. Айван вполне мог быть благодарен за вправленную руку, но Клык? При этом старый морской волк пережил множество контузий, в том числе заставивших его замолчать на месяцы, и мог очень многое рассказать о том, как возвращать речь.

— Команда Мести не участвует! — не терпящим возражения тоном приказал Лёгкая Рука, пока они подбирались на шлюпке всё ближе и ближе к цели. — Вы сидите и смотрите, как действуют настоящие пираты в реальном мире!

От последних слов Ника побледнела. Да, Рука смотрел конкретно на Стида и покрывал бранной речью команду, намеренно обходя её стороной как медика, но послание будто касалось именно её! Будто они сговорились с Шэем, что пора окончательно научить одну глупую дворянку жестокому миру пиратства!

И хотя Чёрный Пит открыто пытался доказывать, что он-то настоящий пират, к истинным «настоящим пиратам» Ника оказалась не голова. Им достаточно было только четвёрки суровых головорезов, чтобы устроить на торговом корабле настоящую бойню. Ряженая донья под защитой Кенуэя испуганно жалась в тень. Благо, тем самым она дословно исполняла приказ Руки — сидела тихо и наблюдала. От криков закладывало уши, от развлечений глаза становились круглыми, как блюдца. Кровь проливалась тут и там, топорами отрубали руки, саблями вспарывали животы, ради развлечения поливали матросов маслом и поджигали — люди Чёрной Бороды повеселились на славу.

Ника то бледнела, то покрывалась красными пятнами, с каждой секундой чувствуя себя всё гаже. Весьма галантно Айван сообщил, что все мёртвые тела полагается обшарить. Это тоже обыденная жизнь пиратов. Помимо прочего, можно собрать запасы пресной воды и еды, если таковая заканчивается на Мести. Ничего необычного, стандартные скучные будни, от которых Тич и взвыл. Донья же грызла себя впереди той самой совести за каждую из смертей, но повторяла всё за командой. Осторожно похлопать по линии обуви и обрывкам кюлот, или что там надето на очередном мертвеце. Всё найденное в общую кучу. Следом похлопать за пазухой. Туда перепуганные моряки наскоро прячут самое ценное. Тоже в кучу. Не забыть вырвать золотые зубы. Раздел будет уже на корабле. Про него Тич наговорит отдельную лекцию.

— Ну вот, перед тобой легендарный Эдвард Тич, он же Чёрная Борода, он самый настоящий среди живущих пиратов, — намеренно одухотворённо и нараспев говорил ей Шэй уже после возвращения. — Уверен, часть твоих романов была или про него, или про пирата, с него списанного. Давай, Белка, начинай влюбляться!

Ника нервно сглотнула. Шэй был прав относительно её любимых романов. Сказать хоть слово против не выходило. Львиная доля пиратов действительно будто являлась потерянными братьями Тича, во многом на него походя. Но даже восхищаясь его выдумкой на маяк, бесстрашием в бою и мастерством обращения с саблей, она никак не могла выдавить из себя хотя бы лучик симпатии в его сторону. Не хотело её сердце влюбляться в такого пирата, и чем дальше, тем больше оно отворачивалось от пиратов вовсе.

— Ста-рый, — неуверенно промямлила она, — жес-то-кий. Стра-шно.

В голове также вспыхивали моменты их дурашливости со Стидом, от которой она тоже не была в восторге, да и его меланхолия от собственной излишне долгой пиратской жизни вводила в тоску. Не люб ей был даже самый легендарный из пиратов. Да, в нём было достаточно дружелюбия к команде, смекалка на безумные авантюры, даже некоторая притягательность, когда он строил из себя Чёрную Бороду из книжек, но вместе с тем он отталкивал и отпугивал. Бонифация успела обрасти друзьями и не стеснялась демонстрировать свой талант к владению ножами. На неё команда Бороды только заглядывалась, но близко не подходила, держась на расстоянии брошенного кинжала. А что было бы с ней, с Никой, откройся истина? Чутьё подсказывало, что ей бы пришлось очень плохо.

«Пираты ничего не упускают. Кто знал, что на пирата нужно столько учиться? — восторгался урокам Стид, пока Ника с удивлением смотрела на восторженного капитана. — Я делал большие успехи. Но у меня оказалось так много плохих привычек, что даже стыд берёт…»

Капитан действительно делал успехи. Больше не смотрел в сторону книг, которые утаскивал обычно в первую очередь. Хватило одного раза, когда Чёрная Борода надавал ему по рукам. Стид даже порывался учиться фехтованию с Тичем, но выходило пока очень неуверенно. Тот как-то решил поставить Боннета против Ники, чтобы показать ошибки двух новичков, но быстро прервал их тренировку, когда она, испугавшись самой ситуации, переборщила и едва не нарезала капитана на мелкие ломтики. Что странно и не слишком приятно, она в тот вечер получила от Лёгкой Руки похвалу. Но от такого признания хотелось бежать подальше.

«Что, если они решат, что с капитаном Боннетом им не по пути и переберутся на любой подходящий корабль, а меня силой утащат с собой?» — в ужасе думала она, понимая, что привилегированное положение и одобрение приведут только к такому исходу.

От внимания людей Бороды она убегала к «брату». Как бы он ни раздражал её колкими фразами или предложениями поскорее влюбиться в пирата, чтобы выполнить свою миссию, только с ним она была спокойна за себя. А тот момент, когда они думали, что погибнут… о нём она старалась не думать. Шэй тоже не вспоминал. Всё их совместное время он предпочитал упражняться с ней в говорении, чтобы Ника поскорее смогла самостоятельно изъясняться. Русский язык, которому обучила матушка, возвращался куда быстрее остальных. На английском она говорила с чудовищными паузами и по слогам, но радовалась каждому успеху.

— Подавай сюда всё добро, милый мальчик, или я обрушу на тебя всё возмездие! — тренировался Стид на пленнике стандартным пиратским угрозам. — Что будет очень прискорбно для нас обоих!

Такие угрозы не могли напугать не только пленника, но и чайку мистера Пуговки. Но эти тренировки шли под чутким присмотром Эдварда Тича, который мог в любой момент прервать Боннета и показать на своём примере, как нужно быть настоящим пиратом. От его двух-трёх рыков бояться начинали все, а пленник с визгом рассказывал все секреты, даже те, которые от него не требовали.

— Надо энергичнее, — повторял Борода после того, как очередной бедолага делал под собой лужу от страха. Ника никого из них не винила.

Радовало, что на фоне своей пугающей ауры в бою и при допросе, Тич становился робким первогодкой в школе благородного воспитания, когда речь заходила об этикете. Веронику учили бабушка с дедушкой, знания проверял отец. С юных лет она не могла перепутать прибор для мяса и прибор для рыбы, не говоря о десертной ложечке. При виде краснеющего и пыхтящего Тича, робко тянущегося в очередной раз не за той вилкой, она мысленно пританцовывала на месте от своего превосходства. Ложка для икры, вилка для улиток, вилка для омаров — они в её глазах были настолько различными, что перепутать их казалось немыслимым. Удивительно, что матушка при её богатых знаниях сначала неуверенно замирала за столом, перебирая в памяти, какой прибор к чему относится.

Под властным курированием Стида Чёрная Борода нетвёрдо повторял сложные слова вроде изысканности. И всё же, даже робеющий за столовыми приборами Эд Тич мог сорваться и превратиться в яростное чудовище, стоило кому-то из ещё живых пленных задеть его происхождение в своей высокомерной манере.

Эту особенность высшего сословия Стид, Ника и Шэй впитали с младенчества. Ни один меч не мог ранить так болезненно, как острое слово высокородного господина, знающего толк в причинении боли. Раны заживают, вместо отрубленной конечности можно закрепить изящный крюк, но рана в душе будет кровоточить до самой смерти. Поэтому дворян учат держать удар и отвечать на него ядовитой улыбкой. Этому своих и детей Кенуэй учил, как ни странно, Диего. Все пятеро впитывали его науку, как монахи впитывают истину Библии. Выходец из Старого света знал всё о том, как держать удар тех, кто только словом и может ранить, как беззвучно пронзать взглядом, как улыбаться так, чтобы от этой улыбки всем вокруг становилось больно и как желать всего наилучшего, порождая одним намёком в тоне самые худшие ночные кошмары. Лучше всех преуспела в этой науке Мария Кенуэй, став любимой ученицей отца под ревнивым взглядом юной Ники.

— Эх, я бы показал тебе ложки для соусов, — удрученно заметил Стид во время одного из рейдов и гневно посмотрел на лежащего на полу пленного: — Но они отсутствуют на этом, так называемом, «первоклассном судне»!

— Прошу прощения, — прошамкал разбитыми губами пленник, полностью затоптанный под софу тяжёлыми ударами Клыка. — Не представляли, что будем принимать ваш тип…

Ника прикрыла глаза, стараясь сдержать эмоции. Намечающуюся бурю она почувствовала ещё до того, как Чёрная Борода излишне спокойно повернулся к пленнику и уточнил:

— «Наш тип»? Что это означает? — предельно спокойный голос с лёгкой хрипотцой, что обещала настоящий шторм.

— Это означает, — процедил с едкой усмешкой пленник в офицерском мундире, — что богатый осёл — всё равно осёл!

От воздуха, прошедшего через зубы Тича, занервничали все. Он только набрал в рот воздуха, а ненастье уже было на пороге.

— Осёл? Осёл, твою мать! — прошипел он, едва размыкая губы, что звук вышел по-змеиному пугающим. А в следующую секунду он сорвался со стула, и за жизнь пленника стало страшно даже Клыку, поспешно покинувшему опасное место. — Осёл, твою мать?! Да ты знаешь, кто я такой?! Ты ни черта не знаешь обо мне, сопляк! У меня больше богатств, чем тебе когда-либо снилось!

Под примиряющими словами Стида Борода быстро остыл, и обратно за стол садился таким же спокойным. Тренируя учтивый тон, он плавно и невозмутимо приказал Клыку привязать пленника к чему-то тяжёлому и отправить на дно, но предварительно снять с наглеца кожу. Вилкой для улиток.

Так дошло до названия урока, который Стид, Ника и Шэй выучили с самого рождения, а пираты даже не представляли о существовании — пассивная агрессия. Донья чуть улыбалась от слов Стида и от своих воспоминаний. Да, порой даже всеми любимая младшая де Очоа была вынуждена смиренно сносить колкие замечания сверстниц и чуть более старших девочек своего круга. Дворянские дети учились у своих родителей быть жестокими и не стеснялись применять этот навык с особой изощрённостью. Что забавно, так Мария перестала быть любимой ученицей отца. Насмешки над собой она пропускала мимо ушей, но когда видела, как обижают Нику, срывалась с цепи. Она считала, что выбитые зубы ранят ничуть не меньше, чем жестокое слово.

Жаль, так и не удалось взять уроки язвительных замечаний, замаскированных под вежливость. Ни родители Ники, ни родители Шэя этим навыком не владели в должной мере. Они оставались людьми действия, а не пустой болтовни.

Но сюрпризы на захваченном корабле не закончились. Утопленный господин в форме оказался сопровождающим какого-то дворянина, которого пригласили на бал. Сердце Ники пропустило удар, когда Французик нашёл капитанов и продемонстрировал им интересную находку. Очень знакомую находку…

* * *

— Я умыкнул их красивую одежду, — картинно покрутился он на месте, демонстрируя уже реквизированное дворянское платье, — и нашёл это. Приглашение на весёлый бал-вечерок для этих расфуфыренных упырей.

Бал на корабле близ Порт-Ройал. Кто бы мог подумать, что жизнь так вывернется. Ника сразу узнала приглашение. У неё тоже было такое. Или не совсем такое?

«Неужели бал откладывали? — удивилась она, пытаясь подсчитать, сколько дней прошло с её побега, но несколько раз сбивалась в процессе. На четвёртой попытке она одёрнула себя: — Соберись! Это шанс вернуться домой!»

Вскрытое приглашение призывало сэра Годври Торнроуза принять участие в официальном ужине для избранных. Не совсем бал, скорее его чопорное дополнение для тех, кто совершенно не умеет веселиться, зато зубоскалить мастера. Ника, Шэй и Стид могли распознать этих надутых индюков по завиткам на первом приветственном слове приглашения и держались от таких подальше. Но Чёрную Бороду эта «вечеринка» заинтересовала.

Не всем так повезло, как Французику, мгновенно подхватившему идею Тича и потому отобранному на встречу с дворянством. Чёрный Пит, Люциус и Крошка Джон стали лёгкими жертвами Руки, объявившего себя старпомом и начавшего гонять троицу со своими безжалостными задачами. Пока тирания Руки не коснулась всех, Ника успела шепнуть Шэю о предоставленном шансе на возвращение. Кенуэй моментально выхватил главное из этого раздутого бала для самых-самых — прибытие в достойный порт, а не в пиратскую жуть под названием «Республика». Достаточно проникнуть на корабль, а потом просто не вернуться с остальными на Месть. А уж из Порт-Ройал до Санто-Доминго корабли ходили очень часто.

В приглашении на борт вычурного трёхмачтового флейта количество сопровождающих было указано размыто. Таким образом вышло две троицы: Стид и Тич в качестве компаньонов и Ника в качестве их слуги, а также Французик с Олуванде и Шэй в качестве их мальчика на побегушках.

При виде роскоши судна Ника стоически выдохнула. Как мало она знала о тяге к комфорту своего отца! На фоне этих дворянских выскочек его любимый галеон «Ксана⁽²⁾» казался образцом скромности и аскетизма. Внутренняя отделка этого флейта переходила все границы. Казалось, на борт выгрузили часть королевского дворца и не слишком заботились, сможет ли полученное чудо-юдо держаться на воде или нет. Всё было безвкусно, показательно и отвратительно роскошно. Только самое дорогое и самое новое. Плевать, что цвет палубы не сочетается с цветом баснословно дорогой отделки дверей и стен. В моде красный орех, он невероятно роскошен и изыскан. При этом французский и голландский двор объявил самым модным цветом мятно-зелёный и украсил им стены бальных залов, поэтому тоже надо добавить. И не забыть, что в Российской Империи в моду вошли янтарные канделябры, которые уже покорили мир. А вот мебель обязательно должна быть из королевского алого бархата, прямо лондонский последний писк! То, что на этот кошмар без слёз невозможно было взглянуть, понимали даже пираты, хотя им никто не преподавал такие высокие искусства.

По случаю Боннет занялся внешним видом всех пятерых. С Шэем и Никой всё завершилось достаточно просто. Слуги одевались по подобию господ, но в десять раз скромнее. Для них одежды нашлись на разграбленном корабле. Сложнее было найти тёмный уголок и переодеться, чтобы никто не заметил излишне длинных рыжих волос и девичью фигуру, которая хоть и была длинной и нескладной, но имела ряд отличий от мальчишеской. Да и перетянутая тканью грудь сразу выдала бы ряженую донью с головой. Хорошо хоть солнце закрыло аристократическую белизну кожи плебейским загаром и мириадами веснушек. Вывести такое до возвращения родителей не выйдет, но загар они прощают быстрее, чем успевают полностью рассмотреть.

Кем бы ни был этот Годфри Торнроуз, он очень любил тёмные цвета. В его гардеробе Олуванде и Французик нашли немало красивых дорогих вещей в бордовом, тёмно-лиловом и почти чёрных цветах. Писк моды прошлого сезона, но всё ещё считающийся привлекательным и роскошным. Впрочем, при дворе спокойно относились к мужчинам-однолюбам, которые выбирали один цвет и щеголяли в нём до самых своих похорон.

Отец Ники, сколько она себя помнила, был приверженцем красного и чёрного, отвергая все предложения о золотом. Французик выбрал придворный мундир тёмно-сливового цвета поверх чёрного камзола и такого же цвета рубашки с многоуровневым жабо. Причёсанный и умытый, он вполне походил на благородного господина южных государств или военного, отбившего кровью и победами своё право носить богатые одежды. Олуванде облачился в тёмно-бордовые цвета и на фоне всех остальных выглядел по-королевски. Его алый камзол простого кроя и винные оттенки жюстокора делали его кем-то вроде принца, пришедшего инкогнито. Причёсанный и надушенный Тич одним своим видом доказывал, что не только чёрный, но и лиловый с золотой вышивкой — это его цвет. Стид выбрал скромные и чаще всего модные при дворе цвета — серебристо-белый и глубокий мятный. В сравнении с его белоснежным нарядом для Республики Пиратов он казался скромником, но не забыл водрузить на голову напудренный парик. Представлял всех тоже он как самый опытный:

— Бонжур, сэр Годфри Торнроуз — он вручил своё приглашение встретившему их организатору. Широким жестом он указал на Тича, старательно скрывающего нервозность из-за необычной обстановки: — А это…

— Джефф, — с важным видом сам себя представил Чёрная Борода и добавил ещё более весомо: — бухгалтер.

— Вы можете назваться кем угодно, — шепнул Французик, удивившись такому сдержанному выбору.

— Да, но мне нравится имя Джефф, — кивнул Тич, — и «бухгалтер» звучит, мать его, изысканно.

Олуванде и Французик решили не прибедняться.

— Вы имеете честь лицезреть перед собой крон-принца Египта — Ази, — высокопарно провозгласил музыкант, представляя Олуванде, словно занимался этим всю жизнь. От его важной выхолощенной мины Ника невольно восхитилась. Свою роль он играл потрясающе. Для завершения образа он подал организатору руку «принца» с недвусмысленным: — Прошу.

Даже Олуванде, держащийся своего образа с почти королевским достоинством, округлил глаза, когда организаторы бросились целовать его руки. Французик скромно назвался главнокомандующим армии крон-принца. На слуг, как и ожидалось, никто не обратил внимания. Им кротко указали на дверь, за которой всем мальчикам следовало ожидать приказа аристократов, пока те не натешатся на своём элитном празднике.

Потеряв своих «господ», Шэй и Ника с хихиканьем через каморку для слуг проникли в камбуз и вытащили для себя все изысканные блюда. Да, Таракан под командованием Стида готовил ничуть не хуже, чем повара в Санто-Доминго для губернаторов, но даже там некоторые деликатесы были редкостью, например, клубника! Их самовольство осталось безнаказанным. Напротив, многие слуги всех этих баронов, графов и прочих напудренных дворян и сами приворовывали и спокойно поедали вкуснятину, отдыхая от своих хозяев. Некоторые, словно те же представители высшего света, ничуть не стеснялись сплетничать, рассказывая различные постыдные тайны аристократии. Ника почти их не слушала, хотя некоторые новости её поразили.

— Клуб-ни-ка! — простонала она радостно, поедая сладкую ягоду.

День наметился приятно нежарким. Сама собой в голову прилетела задорная идея устроить что-то вроде пикника на свежем воздухе. Корзинка ворованной еды, игра со слепыми зонами караульных и моряков, немного умений юного разведчика, и никем не замеченные Шэй с Никой уселись на пустующее Воронье Гнездо с провиантом. Солнце ещё не спешило клониться к закату, но зенит миновало, и свет постепенно становился приятно тёплым.

— Даже не верится, что всё так просто, — негромко пробормотала она на русском. На родном языке матушки язык вернулся в прежнюю форму. — Немного повеселимся тут и вернёмся домой!

— По Кроко не будешь скучать? Это ведь питомец Аделаиды, — поинтересовался Шэй, приобнимая её, глядя на бескрайнее пространство моря.

— Я напоила его ромом и сунула в сумку. Он сейчас спит в комнате со слугами, — она улыбнулась, но чуть обиженно ткнула его локтем в бок. — Неужели ты думал, что я брошу своего любимца?!

— С другой стороны, он не пропадёт, — с едва сдерживаемым смехом пожал плечами Кенуэй. — Помнишь, как он забрался на корабль к испанскому послу?..

В это трудно было поверить, но тучи будто наконец разошлись над головой. Судьба перестала наказывать за совершённую ошибку и предоставила настоящий шанс вернуться в родительский дом без лишнего шума. Ника на радостях стащила головной убор и бандану под ним. Сидящих в гнезде их мало кто мог заметить, охрана на корабле была посредственной. Они по очереди спускались проверить спящего Кроко и пиратов, ставших своими.

Во время первой проверки Олуванде с Французиком составляли знакомство с какими-то двумя немецкими размалёванными аристократами, а Боннет с Тичем успешно очаровывали публику остроумными рассказами. Всё шло прекрасно. Как и ещё одна корзинка со вкусностями и бутылкой вина.

Во второй раз, наблюдая за началом заката, спускалась Ника. Волосы вновь пришлось спрятать, а проснувшийся Кроко после трёх сожранных перепёлок никак не успокаивался. Четвёртую птицу пришлось полить вином, чтобы он вновь затих и мирно захрапел. На кухне подавали сладкие десерты. Олуванде с Французиком не было видно, но в некую каюту стояла целая очередь из алчущих чего-то господ, говорящих на французском, немецком и ломаном прусском. Зато в большом зале Чёрная Борода купался во всеобщем внимании, играл на рояле, пел морские песенки и всячески веселился вместе с гогочущей толпой дворян. Стид, напротив, был лишён внимания и скучал, но в целом ситуация складывалась хорошая.

Красивый закат, вышедший на палубу оркестр и выпитая бутылка вина начали подталкивать на игривый лад. Сидеть в Вороньем Гнезде и ждать, когда всё веселье завершится, стало невероятно скучно. Хотелось тоже немного развлечься.

— Как печально, оркестр играет, а никто не хочет выйти на палубу и потанцевать под светом зажжённых ламп и загорающихся звёзд, — многозначительно указала она вниз.

— Что ты задумала, де Очоа? — с подозрением посмотрел на неё друг детства. — Решила выдать себя? Выплясывающих слуг сразу скрутят в бараний рог! Сказать тебе, чем тогда накроется наш план незаметно скрыться?

— У этих вы-со-ко-о-го-ро-дних дам здесь среди покоев целый ворох платьев, взятых на случай, если вдруг захочется сменить гардероб. У мужчин, я уверена, та же история. Все сейчас веселятся с нашими капитанами, а мы незаметно переоблачимся, — хитро подмигнула она ему и, не дожидаясь согласия, поспешила вниз. А то вдруг ещё остановит.

Навыки быстрого перемещения в слепой зоне всех, кто может следить, Ника усвоила ещё в свои пять лет. Навыки взлома отточила до совершенства к десяти годам. А одеваться, пока матушка держит в руке зажжённую короткую лучину, так ещё в семь могла. Хотя в том нежном возрасте порой не успевала за подлым огоньком. Особенно когда дело касалось модных в этом столетии платьев. Три комнаты оставили Нику ни с чем, а в четвёртой она нашла свою пещеру с сокровищами. Немаленькая каюта ломилась от множества платьев, которые несчастные слуги волокли на борт. Ряженая донья была слишком уж худенькой, чтобы мериться фигурами с местными модницами, но если не надевать корсет и вместо конструкции с панье взять тот вариант, где форму платья держат накрахмаленные юбки, то выйдет вполне прилично. Пудрить и красить лицо она не стала. Но пару гребней позаимствовала, чтобы подколоть часть волос. Результат вышел больше бестолковым, чем красивым. Будто ребёнок, надевший материнские платья, но возвращаться и всё отменять не позволяло упрямство. Пусть будет как есть.

Беглый взгляд на капитанов явил уже иную картину. За общим ужином, включающим всё многообразие столовых приборов, Тич стал объектом для насмешек, а Стид и вовсе куда-то подевался. Впрочем, бить тревогу пока было рано, самое время немного повеселиться самим.

Закат золотил палубу, вытягивая тени в бесконечные тёмные линии, когда она появилась. От этой своей выходки девушка порозовела, едва её окинул взглядом один из лакеев. Нику словно облили ледяной водой, следом кипятком и снова холодной. Казалось, что её сразу разоблачили и сейчас последует неминуемое возмездие, но ни один из слуг и бровью не повёл. Да, смотрели, но с мест не сдвигались. А те, кто бегал с поручениями, скользили взглядом и двигались дальше.

Бледно-голубое платье, будто зимнее небо поутру, не слишком шло ей с рыжим цветом волос, а в окружении моря и вовсе казалось невзрачным. Неудивительно, что оно осталось брошенным в каюте. Робость сковывала, но воспитание держало её спину прямо, шею по-лебединому длинной, затылок тянущимся к небу, а походку плавной. Как говорила матушка, девушка должна быть изящной и смертоносной, подобно кобре. Смертоносности учила Аделаида, изящность преподавали учителя танцев.

Заметив приближающуюся девушку в богатом платье, музыканты оживились и начали играть что-то бодрое, вполне подходящее для танцев. Найти бы партнёра…

— Позволите вашу руку, — с чуть насмешливой улыбкой рядом возник Шэй.

Волосы собраны в низкий хвост, сам он щеголял в тёмно-синем жюстокоре и таком же камзоле. Предпочёл что-то скромное и почти незаметное в сумерках и, по совпадению, идеально сочетающееся с небесным платьем. Затея вдруг стала казаться такой глупостью и ребячеством, что Ника едва не начала нервно хихикать. Совершенно не вовремя в голову пришли мысли, что они ни разу ещё вместе не танцевали. Руки начали сами собой дрожать, но упрямство побеждало. Учитель танцев не зря получал свой хлеб, даже одеревеневшая от странного волнения Ника плыла по палубе, увлекаемая танцем, словно только так и жила.

Намечающаяся щетина Кенуэя чуть успокаивала. Всё же это тот самый Шэй, а не то, что она себе надумала. Они просто дурачатся, как было всегда. Только от его взгляда ладони начали потеть, а сердце учащённо биться. В этот вечер он смотрел на неё как-то иначе. От этого взгляда хотелось срочно бежать к зеркалу и проверять, хорошо ли она выглядит. Будто этого было недостаточно он вдруг заговорил:

— Ты, моя Ника, сегодня — прекрасна,

Как луч солнца, восходящий вдруг.

Твои глаза сверкают в небесах,

Как звёзды, что в ночи мерцанием узор свой ткут.

Щёки вспыхнули так, что о них можно было зажигать лучины. Что он такое говорит? Какое ещё «прекрасна»?! Это она-то? Вот Мария да, а ей даже платье не идёт и прическа слишком уж вольная. А ещё столько веснушек высыпало. А бессовестный Кенуэй продолжал:

— Улыбка твоя, мой милый ангел,

Заставляет мое сердце биться быстрее.

Я никогда не видел тебя такой красивой,

И я чувствую, что с тобой мир мой стал… — он чуть замялся и полувопросительно закончил: — Милее.

Эта оплошность позволила Нике выдохнуть и рассмеяться. Да и Шэй стал казаться чуть менее скованным. Кандалы робости спали, позволяя просто веселиться, непринуждённо жаля друг друга добрыми шуточками. Глупое приключение заканчивалось на высокой ноте.

А затем вспыхнул пожар.

Первыми в огромную каюту, где проходил приём, побежали слуги с организаторами. Следом со всех ног помчались музыканты, и только в хвосте пытались узнать, что произошло, Шэй и Ника. Пока остальные силились потушить пламя, быстро охватывающее красивые длинные ленты и флажки, которыми во имя роскоши были обмотаны все спущенные паруса, им удалось разглядеть происходящее. Прикрытые паникой и выставленным у их лиц пушистым веером, дважды ряженые Ника и Шэй растерянно наблюдали, как сливки аристократии, считающие себя выше всех, кроме разве что королей, грязно ругаются и дерутся, стремясь нанести как можно больше вреда. В ход шли самые подлые приёмы, которыми обычно не гнушались только пираты и полностью опустившийся сброд.

Впрочем, на сброд эти дворяне и были похожи. Парики летели на пол, много уровней косметики уродливо смазались, туфли и веера использовались как оружие, пока руки не дотягивались до янтарных подсвечников и канделябров. Даже картины художников, демонстрирующие Содом и Гоморру, казались в сравнении с этим сущей ерундой. Но, что поражало ещё больше, во главе вакханалии с видом великого зодчего стоял Стид Боннет. Эдвард Тич не имел к этому никакого отношения, его даже не было в общем зале. Он явился на шум и поражённо замер:

— Что это здесь происходит? — он с ужасом и восхищением перевёл свой взгляд на Боннета. — Что ты с ними сделал?

— Пассивная агрессия! — победоносно прошептал Стид, с удовольствием глядя на плоды своих трудов.

— И немного секретиков от слуг, которые всё видят и всё знают! — усмехнулся, оказавшийся недалече Французик.

Горящий корабль пришлось покидать тем же способом, которым они на него попали. Шэй и Ника успели за короткое время вернуться к прежнему внешнему виду, схватить в охапку Кроко и погрузиться вместе с остальными на лодку. Тонуть с аристократами совсем не хотелось, а сгоревшие паруса демонстрировали, что если это судно и пристанет к берегу, то очень нескоро. План по незаметному возвращению с треском провалился.

«А ведь мы их оставили без присмотра всего на несколько минут!»

1) FIZICA — А знаешь, там за горизонтом

Вернуться к тексту

2) Ксана в мифологии Испании, прежде всего Астурии — фея. Ксана — существо необыкновенной красоты, живущее в фонтанах, реках, водопадах или в лесах с чистой водой. Она небольшого роста с длинными светлыми или светло-коричневыми волосами, которые расчёсывает гребнем, сотканным из солнечного или лунного света. В день святого Иоанна ксаны играют золотыми украшениями и иными драгоценностями и щедро одаряют смертных, которые сумеют превратить их в обыкновенных женщин.

Вернуться к тексту

Ночь после бала отрезвляла смущением, неприятным волнением и осознанием, что второго такого шанса им точно не представится. Капитаны после бала вели себя, как близкие братья, вставшие на одну волну понимания. Чёрная Борода, впечатлившись умением Стида сжигать корабли и устраивать кровавый хаос одним лишь словом пассивной агрессии, продолжал учиться с бóльшим рвением и меньшим числом приступов ярости. Боннета он обучал своим хитростям пиратства. Порой казалось, что этой парочке никто не нужен. Только они двое, фальшборт, у которого они могли сидеть и смотреть на закат, и бескрайняя морская гладь. Ника, поглядывая на них с навязчивой улыбкой в уголке губ, видела людей, жадно хватающихся за происходящий момент. Даже их привычный образ — лицом к горизонту, спиной к команде, воплощал желание отвернуться от того, что способно принести будущее.

Клык и Айван естественно растворились в команде. Экипаж Мести, за исключением Лёгкой Руки, радовался каждому прожитому дню и довольствовался тем, что этот день принёс. Целых две недели они существовали именно так, как было в этих глупых книжках, в которых обычно ни слова истины. Удивительно, но это сходство ещё больше отталкивало Нику от пиратской жизни. Чем больше она пыталась радоваться беззаботному периоду существования пиратов, тем больше понимала, что это не её жизнь. Она начинала думать о будущем, обо всех возможных последствиях каждую секунду. Сон ушёл.

Каждый раз, укладываясь на гамак, она думала. Что будет завтра? А если её раскроют? Если нагонят испанцы? Или вернутся англичане? Что будет на следующем захваченном корабле? Что, если им прикажут участвовать в настоящем пиратстве? А если их арестуют? Да, они с Шэем никого не убивали, просто были частью команды и не мешали ей творить злодеяния. Только за эти «мелочи» приговором станет виселица. Что сейчас делают родители? Если до них не дошла весть о побеге, то добрались до Валенсии? Там очень красиво, отец со своим старым другом будут рады пообщаться. А потом они заметят, что матушка заскучала и давно инкогнито отправилась гулять по окрестностям. Тогда отец, несомненно, впадёт в ярость и мадридским быком начнёт гоняться за ней, как в годы их знакомства, а она с хитростью тореадора будет его дразнить. Закончится всё небольшой войной между ними и последующим бурным перемирием.

«Это если до них не дойдёт весть, — напомнила себе Ника, нервно закусив губу, — а если дойдёт, то они сейчас вне себя от страха и ярости. Нет между ними никаких игр и романтических схваток. Только поиски дурной дочери…»

Она боялась. Боялась будущего. Оно наступало, не заботясь, готова она к нему или нет. С каждым днём одна из подстерегающих их проблем становилась всё ближе и могла явить себя. Не так и важно, какая именно. Рано или поздно придётся платить за совершенную ошибку.

«Как они живут так всю жизнь? Как это выдерживает Чёрная Борода?» — удивлялась она.

В плане Чёрной Бороды ответ был неоднозначен. Этот пират был самым опытным среди всей вместе взятой команды Мести. Он очень многое повидал. Он был самым настоящим пиратом во всех аспектах. И при этом от его наивности Ника сорвалась и покрыла его такими грязными словесными выражениями, что он удивленно приподнял брови.

Всё произошло одной из ночей. Стид и Тич упражнялись в фехтовании, а экипаж готовился ко сну. Всё должно было завершиться вполне обыденно — Боннет в очередной раз сам себя порежет и утром покажет ранку, которую Ника либо закроет повязкой, либо предварительно зашьёт, урок фехтования завершится и шлюп погрузится в сон, кроме держащего вахту у штурвала Шэя. Но, вопреки традиции, Чёрная Борода решил показать своему другу хитрость, как подставлять «правильный бок без жизненно важных органов» под удар и вынудил себя пырнуть.

— Наука говорит, что все полезные органы находятся справа. Вот я хитроумно и подставляю левый бок! — с гордостью сообщил Тич, показывая своё многократно проткнутое саблями тело. Действительно только слева.

При виде ещё одной дыры в боку Ника не постеснялась швырнуть в легендарного пирата щёткой, которой драила палубу, и, утратив на нервах остатки самообладания, вспомнила все ругательства, когда-либо ею услышанные. Если отсечь все русские, испанские, английские и немецкие бранные слова, то содержание её негодования звучало так: «Эдвард Тич, ты наивный человек, который слушал какую-то чепуху, а не науку! Лучше возьми эту услышанную «науку» и заполни ею все полости того, кто тебе её сказал. Слева и справа полно внутренних органов, бесценных для человека. Ты неразумен. Твоя многократно раненая печень однажды нагнёт тебя дугой и отплатит той же любовью, что и ты её. Разве что в твою наивную голову придёт блестящая идея, что виселица лечит от старости. А сейчас будь добр молчать, потому что я собираюсь зашивать твоё битое пузо! И только попробуйте меня ещё раз так разозлить! Обоих касается!»

Её не убаюкивали даже уморительные страшные истории, которые рассказывал Стид. Они были милыми, совсем не страшными и настолько перегруженными деталями, что больше погружали в сон, чем страшили. Шэй ради этих историй даже менялся вахтой с мистером Пуговкой. И всё же был один по-настоящему захватывающий рассказчик ужасных историй. Эдвард Тич.

— Крхакенш нхе схуществуетш! — протестовал Швед, когда тот пообещал историю про Кракена, после встречи с которым он перестал бояться чего бы то ни было.

«Всё скоро закончится. Одной большой трагедией, — мысленно повторяла донья, пока всё двигались ближе к Чёрной Бороде, чтобы послушать историю. — Нас настигнут, и что тогда? Смерть?»

Отчего-то вернулось то чувство, которое отгонял своим присутствием Шэй, когда их должны были вот-вот нагнать испанцы. Тогда её грызла акульими зубами совесть и стыд. Ей было страшно за друга, который намеревался погибнуть, убедившись, что она получит шанс вернуться домой живой. Беда миновала, но из глубин души выскользнул тот самый страх. Ника не замечала, но всё это время он подпитывался её тревогами, неясными желаниями и сожалениями. Он рос и становился больше и сильнее, чем в момент своего зарождения. Испанцы поселили в её душу маленькое чудо-юдо, а выросло оно в полноценное чудовище, поедающее её каждую секунду. Она пыталась злиться, чтобы не дрожать, но становилось только хуже.

Эдвард Тич был отличным рассказчиком. Не так уж и важно, по-настоящему Кракен утащил на его глазах его отца, когда Эд был ещё совсем мальчишкой, или это лишь выдумка. История была рассказана по-настоящему красиво, ярко, эмоционально и настолько захватывающе, что Шэй ни разу за рассказ не посмотрел в сторону штурвала. Ника под шумок ушла в самый незаметный уголок корабля — на корму, где, кроме неё, обычно никого не было. Мысли очень уж душили. Но в этот раз насиженное место оказалось занято. С бутылкой рома в темноте и одиночестве пряталась Бонифация Хименез, притихшая после раскрытия её личности:

— Опа, — пьяно усмехнулась она при виде Ники, — ну теперь чисто бабская компания! Садись, выпьем, юнга.

Донья замялась. Пьяненькой она Бонифацию никогда ещё не видела и не знала, можно ли ей в таком состоянии доверять. Даже такое вскрытие покровов, будто и нет никакого секрета у мальчика-Ника, уже знатно вызывало нервную дрожь. Но пока она раздумывала, сесть ей или бежать обратно, Хименез бесцеремонно дёрнула её за штанину, опрокидывая на мягкое место рядом с собой.

— Давай, малая, — дохнула она на донью ромовым ароматом. — У меня тут как раз только мускат остался. Для нежных дам самое оно. За тебя!

Не дожидаясь от Ники какой-либо реплики, она сделала мощный глоток из бутыли и занюхала головой растерянной собутыльницы. Следом мускат перекочевал в руки нерешительной доньи с многозначительным тычком в ребро. Пришлось осторожно поддержать распитие. Видя, что дело пошло, пиратка перестала наседать и заметно расслабилась. С мачты вниз спрыгнул Кроко и устремился к своей юной хозяйке. Зверёк чувствовал, когда требовался больше всего и сам искал объятий, даже не выспрашивая за это еду. При виде ящера Бонифация только расхохоталась и дружелюбно погладила его по голове, получив в ответ радостный писк.

— Какова твоя история, ха? — поинтересовалась она, отпивая ещё из своей бутылки. — Ты, домашняя девочка, поспешно сбежала с пиратами, скрывая себя, для этого должна быть причина. Тебя продали в бордель, ты скрываешься от жениха или хочешь мстить за убитого родственника?

Последнее было произнесено с каким-то рваным нажимом, что Ника с интересом глянула на пиратку. Если у всех женщин должна быть причина, то убийце Хименез подходила исключительно последняя. Она скрывалась после убийства. Не просто же так она убила двадцатого мужа Испанки Джеки? Разумеется, случайность не исключалась, но после такого вопроса, месть встала на первое место.

— Я полная дура, — нервно воскликнула Ника, когда молчать больше не было смысла, — которая решила, что жить в процветающем государстве слишком скучно!

От досады она сама выдернула бутылку из рук уже лежащей на палубе Бонифации и сделала несколько крупных глотков. Ром с мускатом не позволяли нетрезвой женщине сидеть, опрокидывая на деревянную поверхность. Не в пример пойлу, которым успокаивал Нику Шэй в Республике Пиратов, мускат мягко упал в желудок, приятно согревая изнутри. Страх, точивший её душевное равновесие, начал отступать.

— Звучит… ик, так себе для истории про пиратку. Может, тебя хотя бы принуждали к браку и деторождению? — предложила Хименез добавить к истории немного оправдания. Однако и тут была не права.

— Нет. Я видела, как это происходит у двор… в соседних дворах. Как только у дочери первые регулы, родители выдают её замуж, а мои — другие. Отец не настаивал, — снова вспомнив о родителях, Ника тяжело вздохнула и выпила ещё для храбрости, прежде чем продолжила: — А матушка сказала, что до моего восемнадцатилетия лично будет отсекать причиндалы всем, кто меня коснётся.

— А после восемнадцати? — скривилась в странной улыбке собеседница, прикончив бутылку.

— А после восемнадцати, по её словам, я буду достаточно взрослой, чтобы отсекать причиндалы этим желающим самостоятельно, — усмехнулась донья, в очередной раз чувствуя, что сваляла большого дурака, когда просто взяла и сбежала.

«Год не такой и большой срок. Вышла бы в море на Галке с Марией. Глупое моё нетерпение!» — опустила она голову к питомцу, который с готовностью лизнул её щёку и прижался.

— У тебя хорошие родители, — отметила Бонифация, складывая руки под головой.

— А ещё безопасные города, школы для всех детей острова, современный подход к медицине, отменено рабство и уравнены в правах с колонистами туземцы, — отстранённо перечисляла Ника всё то, что бросила ради таких мест, как Республика, где дела в таком упадке, что даже за работу в борделе следует держаться изо всех сил. — Также введены жестокие наказания за попытку изнасилования… ну и другие преступления.

— Тогда ты точно дура, если сбежала!

— Я о том и говорю.

Разговор сам собой потёк в сторону суши, подальше от которой так рвалась юная донья. Бонифация рассказала о своём доме, о прибрежном поселении и об апельсинах, которые они выращивали. Много апельсинов. Приятный зной, от которого спасала ледяная вода из колодца. А в сердце апельсинового сада старый монастырь с очень строгой матерью-настоятельницей. Строгой, но такой родной… Из одного сада они перенеслись в другой. Куда больше. Настоящая персиковая долина. Аделаида так любила персики, что отец приказал найти саженцы и бережно выращивать деревья, чтобы сделать для супруги сюрприз.

* * *

— Капитан! — от криков мистера Пуговки они проснулись в предрассветный час. Там же, где и уснули, вспоминая родной дом. — Скорее, просыпайтесь! Там какое-то колдовство!

На ходу отмечая, что под спиной как-то оказалось что-то, отдалённо напоминающее матрас, Ника вскочила на ноги, поправила бандану и помчалась на голос. Несмотря на ясную ночь и чистое небо у кормы, на мостике и в остальной части палубы царил непроглядный туман. Вся команда, включая Шэя и капитана в ночной рубашке с колпаком, уже были на месте и тревожно озирались по сторонам. Что за чертовщина?

— Никогда не видел такого тумана! — нагнетал мистер Пуговка, нервно теребя в руках железную челюсть. — Он какой-то странный. И на вкус странный.

— Да, тут что-то не так, — согласился с тревогой в голосе Стид. — Кто-нибудь видел Чёрную Бороду?

Порывы ветра вдруг стали особенно шумно трепать паруса.

— Сюда, дитя! — словно чёрт, на перилах фальшборта картинно стоял Тич, но мгновением позже его скрыла пелена тумана и, отступив, явила полное отсутствие кого бы то ни было.

На эмоциях от увиденного мистер Пуговка умудрился укусить Люциуса за палец, вызвав панический визг последнего.

— Или я здесь? — как по волшебству, Борода гордо и расслабленно покоился на мостике.

Однако и в этот раз он пропал с глаз, едва к нему попытался приблизиться Боннет. Туман, как дрессированный, скрывал его в своей мгле, а после невидимым фокусником демонстрировал, что никого больше нет. Команда заметно нервничала от странного явления.

— Бегите и будете жить, или сгорите живьём! — пугающе возопил Тич, плавно спускаясь по воздуху на палубу, как птица или фея.

Его дьявольский хохот породил потусторонний свист, вспышки и жутковатые алые искры. Воздух сгустился, порождая образы кошмаров, вычитанных из сказок. На мгновение Ника позволила себе ужаснуться увиденному, почти поверив, что Тич на самом деле отродье Морского Дьявола и всё это время водил их за нос. А теперь этот монстр пожрёт их всех! От такого эффектного выхода вся команда с визгом и паникой разбегалась в стороны. На месте остались стоять только Стид, Шэй и Ника, в мыслях которой свербило странное подозрение. Всё выходило безумно страшно, однако…

— Кхаждыйш самш зха себяш! — завизжал Швед и щучкой прыгнул за борт.

— Стоп, всё, хватит. Ребята, остановитесь! — вдруг привычным голосом скомандовал Чёрная Борода, вмиг став привычным вторым капитаном. — Человек за бортом!

Испуг сбежал следом за разрушением атмосферы ужаса. Вот тогда глаза начали ловить лампы, в которых что-то тлело и создавало дым, похожий на туман, верёвки, держащие Тича парящим, и обыкновенный фейерверк. Такой на каждое рождество запускал отец, радуя весь Санто-Доминго яркими красками разноцветных искр. Очевидно, и Шэй со Стидом краем глаза заметили что-то знакомое.

— Так это иллюзия! — восхитился Боннет. — Гениально.

Из укрытия вышли Клык с Айваном и Лёгкой Рукой, которые за кулисами управляли всем театром действий. Клык после даже извинялся, что переборщил с атмосферой, однако эффект вышел по-настоящему впечатляющим. Даже настоящие мастера своего дела, которые посещали Санто-Доминго и давали несколько эффектных выступлений с фокусами, иллюзиями и особым шоу, уступали созданному образу.

Пока Чёрная Борода объяснял, что все свои трюки объединил одним именем — «искусство чертовщины», Ника, мысленно ругаясь по-матросски, шла врачевать покусанный палец Люциуса. Пуговка тяпнул его так, как некоторые крупные собаки не смогут. В пальце неожиданно оказалась приличная заноза, с которой пришлось изрядно повозиться. Даже без железных вставных зубов друг чайки имел во рту несколько опасных приспособлений.

— Просто постарайся не махать руками около него, — тяжело вздохнула она, накладывая плотную повязку. — Впервые вижу, чтобы из-за простого укуса сразу потребовалось бороться ударными дозами с инфекцией. Повязку надо будет дважды поменять!

Боннет позволил устраивать палату для врачевания у него в каюте. Места там вполне хватало на всё. Резная ширма прикрывала их, не нарушая ансамбль помещения. Пользуясь случаем, Ника злоупотребляла посещением ванной комнаты. Глядя на свою перемотанную руку, Люциус демонстративно повернулся в сторону столика с оставленным журналом. Намёк был прозрачен, как день. Второй грамотный человек на корабле должен его заменить.

На выходе из каюты Люциус резко развернулся в сторону Чёрного Пита, с которым у него как будто просматривались «неуставные отношения», как это порой называла матушка. Ничего вроде бы особенного, чтобы строить подозрения, просто они вдруг славно спелись и предпочитали всё делать совместно. Дошло до того, что Люциус начал спать в соседнем гамаке с Питом. Глядя, как они удаляются с очередной идеей повеселиться и проигнорировать все приказы Лёгкой Руки, она пожала плечами.

«Дружба — это прекрасно!» — чуть улыбнулась она, переложив удобнее журнал с пером и направилась искать капитана.

— Ник… стой! — поймал её по дороге Шэй и развернул в сторону штурвала. — Будь осторожнее с капитаном.

Он напряжённо посмотрел по сторонам. Ника последовала его примеру, но не увидела ничего подозрительного. И всё же он завёл её за спину так, чтобы она оставалась в так называемой слепой зоне.

— От Боннета собираются избавиться, — шепнул он, — Судя по всему, довольно давно. Сегодня-завтра он покойник, поэтому держись от него на расстоянии.

— Но кто? — удивилась Ника.

Шэй нервно повернулся в её сторону, чтобы ответить, но замолчал. Упрямо глядя вперёд, он будто был заинтересован только в линии горизонта. На слуху как раз был некий торговый голландский корабль, который они могли настигнуть к сумеркам. Очередная жертва тренировок, как быть настоящим пиратом. Донья уже открыла рот, чтобы переспросить, но осеклась при виде неприятно улыбающегося старпома. Лёгкая Рука смотрел на них, как обычно смотрят на жуков, если те сделают что-то милое. Вроде гадкие низшие твари, но приятные эмоции порой способны вызывать.

— Шкет, тебя ищет капитан. Ему невтерпёж написать очередную дичь о своих похождениях, — мимоходом проговорил он, будто всего лишь шёл мимо, но от его холодного взгляда сразу становилось не по себе.

— Да, сэр, — кивнула Ника и поспешила было к капитану, но, услышав за спиной голос, замерла.

— Ты хороший рулевой, Кенни, — заявил Лёгкая Рука. — У нас был похожий малый, но получил от испанцев пулю. Всем был хорош. Любимец волны. А как ему язык работорговцы оттяпали — стал лучшим из лучших!

Донья побледнела, понимая намёк. Но и Шэй не дурак, чтобы не заметить скрытую угрозу в словах. Она спиной чувствовала, что друг детства мысленно желает ей быстро идти к капитану и вести себя так же, как при контузии — рыбой молчать.

— Ты ещё здесь, шкет? — от оклика она вздрогнула, но тяжёлый удар по плечу пригвоздил её к месту, отрезая возможность быстро скрыться под крылышком капитана. — Да не дёргайся так. Врачевателей на любом корабле ценят. Пока от них больше пользы…

Он пошёл дальше, оставив после себя витающее в воздухе страшное предупреждение. Ноги продолжали дрожать, а плечо ныло. Куда больший сумбур царил внутри. Но ещё больше смуты в неискушенную душу внёс совершенно спокойный вид Кенуэя.

— Когда дойдёт до того самого — прячься, и тебя не тронут, — спокойно заявил он, ничуть не дрогнув ни перед намечающимся бунтом, ни перед намёками Лёгкой Руки.

От его спокойствия Ника едва не взорвалась возмущением, подобно пороховой бочке. Столько слов рвались наружу. Как он мог оставаться таким спокойным?! Как вообще мог говорить подобные вещи!

— Давай ради разнообразия ты сразу и со всем вниманием послушаешь меня и будешь делать так, как я скажу, — невозмутимо произнёс он, прежде чем она решилась на эмоциональную тираду.

— Это бесчестно и несправедливо! — всё же выпалила Ника, но Шэй не менее тяжёлой хваткой подтянул её поближе к себе и негромко проговорил:

— Справедливость и честь ищи на суше или среди офицеров, но не тут! — она попыталась было возразить, но Кенуэй и не думал останавливаться. Напротив, он только усилил нажим: — Пиратство — это вещь странная. Сегодня переворот, завтра они враги, а послезавтра снова самые близкие друзья. Они запросто забудут друг другу все обиды, но вот стукачей и предателей повесят на рее!

Он посмотрел на неё настолько выразительно, словно приговор о повешении уже прозвучал и час её был отмерен. Ника растерялась, но всё же решила, что Боннет, пусть и далёк от идеального пирата или капитана, человек хороший и не заслуживает подлого убийства в перевороте.

— Но если мы будем молчать, то станем предателями! — отчаянно зашептала она. — Мы предадим капитана!

— А кто из них капитан? — удивлённо приподнял брови Шэй, заставив её ещё больше запутаться. — Не бывает на борту сразу двух, а они сами не определились, кто есть кто. Скажешь слово — станешь стукачом и предателем одного из капитанов. К тому же будет твоё слово… ладно, наше с тобой слово против четырёх пиратов во главе с Чёрной Бородой, которых тут уважают и даже любят. Кого будут слушать?

— Но я так не могу! — опустошённо пробормотала она, чувствуя ядовитые укусы совести.

— Вот тебе ещё один урок пиратской жизни, — безжалостно продолжил он. — Совести здесь нет места. Пираты именно такие, Ника.

* * *

— О, муза, почему ты покинула меня? — трагическим шёпотом вопрошал Стид, обрядившись в странное чёрное облачение.

Капитан страдал из-за никак не приходящих идей чего-то по-настоящему страшного, впечатляющего, но не низменного, а пробирающего до глубины души. Весь день он гонял команду, вызывая у Ники долгий терпеливый выдох. Из-за его наивной слепоты она почти заставила себя думать, что с новым капитаном им будет намного лучше. Тем более, если капитан легендарный.

«Он займёт место Боннета. Тогда не будет больше книг, но украдкой я всё же смогу умываться. Он будет делать то, что все пираты должны делать, — последние слова даже мысленно прозвучали угнетающе. — Он будет грабить, убивать и взрывать корабли. И мы тоже будем…»

Лёгкая Рука будто чувствовал, что Шэй принял правила на корабле, а Ника всё ещё колебалась. Каждый раз, когда её подмывало намекнуть капитану, что следует быть осторожнее, он появлялся и будто бы подбадривал Боннета поскорее придумать лучшее пугающее шоу. Под конец он даже позволил себе заметить, что Тич питает тёплые чувства к нему, поэтому Стид должен стараться как в последний раз. От его сухого сиплого голоса донья невольно поёжилась.

— Извините, сэр, — потупилась она, когда поймала на себе взгляд капитана.

— О, какие мелочи, юный Ник. В страхе нет ничего зазорного! — добродушно ответил он. — Лёгкая Рука воистину страшный пират.

— Дело не в этом, сэр, — уклончиво ответила она, старательно подбирая слова на случай, если их подслушивают. — Дело не в том, как он выглядит, а в том, что способен сделать. Страшно от… предчувствия, когда знаешь, что может произойти что-то плохое, но не ведаешь, что именно и в какой момент.

— Пугает предчувствие? — задумчиво повторил Боннет, явно услышав в её словах что-то своё.

Подготовка пошла полным ходом. Ника и Люциус как два свидетеля постановки, а не полноценных участника, бегали по кораблю, исполняя порой лишённые смысла поручения. Но раз уж это был последний день жизни капитана, как это чувствовала Ника, то почему бы не сделать его отправку на тот свет театрально драматичной и не менее эффектной, чем появление Чёрной Бороды в искрах огня.

С наступлением темноты показалось небольшое торговое судно голландцев. По сигналу Французика, надевшего тёмную хламиду и выкрасившего лицо в болотный цвет, весь экипаж скрылся с глаз, чтобы заманить любопытных на борт. Тич как вдохновитель был отправлен на «лучшее место» — в каюту капитана, в которой должна будет произойти кульминация всего шоу. Ника и Шэй прятались на палубе. Первый акт с их места должен был виднеться как нельзя лучше. Стид задумал превратить весь корабль в место театральных действий. Корабль-призрак с проклятыми духами на борту.

Голландцев пришлось хорошенько подождать, не сдвигаясь с места. Эти пугливые торговцы совсем не стремились немедля броситься и начать исследовать корабль.

— Hallo, есть кто-нибудь дома? — с певучим акцентом поинтересовался первый господин из процессии любопытных голландцев.

Жертвы подобрались до смешного пуристическими. Их волосы были подстрижены идеально по плечи, одежды они носили традиционно голландские, пусть эти длинные воротники давно вышли из моды у Старого и Нового света. Они даже держали в руках пуританские широкополые шляпы, которые почтительно сняли, поднявшись на борт. Не слишком ли лёгкая аудитория?

— Сдаётся мне, только мы, — на мостике театрально появился Стид в том же непонятном чёрном облачении, обогатившемся длинным плащом. В этот раз он держал в руках череп и догорающую лампу, предположительно демонстрируя оммаж на Гамлета. — Духи из проклятых пылающих глубин Аида!

На вкус Ники, едва поспевающей за Шэем в перестановке «декораций», вышло больше театрально, что по-пиратски, но определённый шарм всё же был. За спинами голландцев сразу после перфоманса Стида возник Швед и начал мрачно напевать какой-то мотив, который, возможно, в его краях означал нечто жуткое. Пока что он только вводил в замешательство гостей представления, пока из бочки выпрыгивал для устрашения Чёрный Пит, а следом за ним за спинами зрителей появился Французик. Весь в чёрном и с зелёным лицом он представился самой страшной морской ведьмой.

— Я — ведьма, страшная и злая,

Моё заклинанье — это сила!

Чёрный кот — мой верный друг,

С ним я вас сокрушу, как мух!

Я могу превратиться во что угодно,

И забрать вас с собой в мир потусторонний.

Так лучше бегите, пока не поздно,

Иначе вы станете моей жертвой.

Ещё более ужасающим её котом стал Крошка Джон в наскоро пошитом чёрном костюме кота. От его заунывного мяуканья Ника едва не начала хихикать. Страшно у команды не получалось. Больше нелепо и почти смешно. Зато когда огромный двухметровый кот помчался на голландцев, те резво побежали в сторону капитанской каюты.

— Пс-с, — шикнул им Французик. — Бегом сюда. Третий акт ждёт.

В каюте своего часа ждал мистер Пуговка с Тараканом. Репетицию их номера Ника успела оценить одним глазком. В алом свете лампы они демонстрировали страшный по своей простоте каннибализм. Бонифация там же готовила своё кровавое шоу с отрезанием частей человека. Никаких настоящих замученных людей — только игра теней и кропотливо созданная кукла. А к финалу им требовалось поскорее перебраться к окнам капитанской каюты. Под пение сирены-Шведа на корабль должен был напасть ужасный Кракен. Или его щупальца, сделанные из верёвок, тряпок, гибких палок и бог знает чего ещё. Именно их требовалось держать и по команде начать ими скрести по окнам. Чёрный Пит, Айван, Клык и Французик стояли рядом и тоже держали по «щупальцу». Эффект превзошёл все ожидания. Даже Чёрная Борода при виде «Кракена» вышел из себя и с рёвом покинул своё укрытие, из которого наблюдал за спектаклем. А голландцы и вовсе с криком прыгали за борт. Чертовщина вышла славная!

* * *

Ника с замиранием сердца смотрела, как удаляется голландский корабль и чувствовала, что вот-вот должна решиться судьба Боннета. Он остался наедине с Тичем в капитанской каюте. Внешне казалось, что шоу так впечатлило бесстрашного пирата, что тот забился в умывальный уголок, но донья чувствовала, что из каюты выйдет один капитан, а второго утром похоронят. Какими бы ни были похороны у пиратов. Наверняка тоже ничего приятного — этот урок она усвоила хорошо.

«Не могут же они притвориться, что Тич не планирует убить Стида, а потом обняться и выйти на палубу как ни в чём не бывало!»

— Эй! Вот они! — Тич и Боннет вышли на палубу с видом самых близких друзей. Словно в воздухе ни секунды не витала угроза жизни одного недалёкого капитана.

«Как же так?!» — растерялась Ника.

Команда радовалась и выглядела как никогда сплочённой. Таракан и Чёрный Пит с жадностью ждали оценки Чёрной Бороды и получили самую наилучшую похвалу — грозный пират, который ничего не боялся в своей жизни, задрожал от их представления. Пит едва не пустил слезу от таких приятных его уху фраз. Доброе слово получили все. Швед растаял, когда его пение сравнили с ангельским. Французик покраснел от гордости при сравнении его ведьмы с по-настоящему страшным явлением. Крошка Джон довольно размахивал хвостом при признании, что кот в его исполнении заставил трястись и своих, и чужих. Даже те, кто только помогал, получили долю всеобщей любви. Самым недовольным вновь оказался Лёгкая Рука.

— Стид Боннет. Доставай оружие! — приказал Рука и выступил вперёд. Очевидно, он, как и Ника, считал, что низложение капитана нельзя просто так отменить и делать дальше вид, что ничего не планировалось.

— Нет, Рука, мы не будем этого делать! — попытался было пресечь этот бунт Чёрная Борода, однако вызов на дуэль был принят.

Под всеобщий потрясённый вздох капитан и старпом сошлись на палубе, чтобы раз и навсегда выяснить, чьи порядки будут править Местью. Вопрос теперь стоял только в одном — достаточно ли Чёрная Борода обучил Боннета в фехтовании. Ника по своему опыту могла совершенно точно и без колебаний сказать, что нет. В бою Лёгкая Рука показал себя мастером владения саблей. Каким бы ни было прошлое этого человека, в нём нашлось место для мастера, который обучил матёрого пирата основательно. Если кто-то и мог поспорить с Рукой в мастерстве, то только сам Чёрная Борода или чуть менее опытный, зато прекрасно обученный Шэй. Свои силы Ника считала недостаточными для победы. Разве что случайной. Какие шансы были у Стида?

В три точных и несомненно красивых выпада Рука преодолел жалкие попытки Стида защищаться и приставил кончик сабли к его горлу. И это было всего лишь предупреждение. Гоняя его, как крысу по палубе, пират потребовал платой за поражение изгнание с корабля. В том случае, если проигравший останется в живых. Впрочем, кое-какую науку Боннет всё же освоил неплохо. Пока грозный пират стремился посильнее унизить ничего не ведающего в военном деле дворянина и полагался только на своё мастерство, Стид умело уворачивался, отбегал и не стеснялся использовать реквизит от спектакля. В ход шёл порох, порошок, вызывающий вспышки, лампы и все декорации, к столкновению с которыми Рука не был готов.

Но одних только трюков с окружением всё же оказалось недостаточно. Грязный, злой и растрёпанный, Лёгкая Рука выбил из рук капитана саблю и загнал его в тупик. Зажатый между мачтой и тяжёлыми декорациями, тот замер. Ника, всё это время неподвижно смотрящая на бой вместе с командой, не выдержала и закрыла глаза ладонями. Смотреть, как неплохой человек умирает, она не могла. Крик экипажа, болезненный стон Стида и звук, с которым металл входит в плоть, ознаменовали, что дуэль завершилась.

Она едва не всхлипнула.

— Я всё сделал правильно? — привлёк её внимание тонкий голос ещё живого капитана. — Он не попал в важные органы.

Ладони в тот же момент покинули лицо. Ника, вся команда и Чёрная Борода во все глаза смотрели, как капитан умудрился в безвыходной ситуации повернуться тем самым треклятым левым боком. Донья мысленно пожалела его бедную печень. Но сюрпризы на этом не закончились. Сабля Руки намертво застряла в мачте. Тот старался изо всех сил. Он тянул, помогая себе руками и ногами, пыхтел и краснел, но никак не мог выдернуть своё оружие.

— Это мачта сделана из лучшего вишнёвого дерева в Бразилии, — прохрипел Боннет с торжествующим видом. — Она покрепче тебя будет!

Пират разразился такими страшными проклятиями, что Ника густо покраснела. Опыт нескольких недель в плавании с людьми, бранящимися через слово, к такому потоку ругани её не подготовил. Наконец пират рванул на себя саблю с такой силой, что только рукоять у него и осталась.

— Ну что ж, мистер Лёгкая Рука, — рядом оказался всегда невозмутимый Пуговка, — так как он лишил вас оружия, по традициям дуэлей это значит…

— Стид победил! — хором закричала вся команда.

Как-то в суматохе позабылось, что свою саблю Боннет потерял ещё раньше. Крики радости превзошли даже празднование их успешного устрашения голландцев. Айван и Клык вновь предпочли влиться в команду и восторженно кричали вместе с ними. Ника едва следила за голосом, вдруг по-девчачьи начнёт визжать. Ликование захватило её вместе с остальными, но схлынуло, когда она вспомнила, кому придётся штопать Боннета и следить, чтобы его глупое тело справилось с инфекцией, которую от не самой чистой сабли он точно получит. Так ещё и отдирать его от мачты придётся всем народом.

«Мужчины. Вроде взрослые, а ведут себя, как мальчишки!» — гневно фыркнула она, закипая.

Огромные ножницы, лом, кривые железки, которые больше подходили для пыток, чем для чего-то полезного — всё шло в ход, чтобы открепить капитана от мачты. Ника мысленно называла его самым большим болваном в мире, но не могла не признать, что это была единственно возможная его победа над поспешно изгоняемым Рукой.

К рассвету они прибрали корабль. Боннет получил от неё несколько подзатыльников и клятвенно обещал двигаться поменьше, пока всё не заживёт. Чёрная Борода попытался было заявить, что рана совсем не опасная, потому что бок всего лишь левый, но, встретившись с полными ярости серыми глазами Ники, предпочёл молча отступить. Впервые пугающий отцовский взгляд по-настоящему передался дочери. Или то была верная мудрость матери, что с хорошим врачевателем никто и никогда не рискнёт ссориться.

Чёрный Пит вместе с Люциусом и по-детски веселящийся Таракан решили отпраздновать сразу три события — их успешный перфоманс, победу Стида и ссылку Лёгкой Руки подальше от сплочённой команды. С позволения Чёрной Бороды они запускали в воздух остатки фейерверков последнего. В предрассветных сумерках огненные цветы вспыхивали не так ярко, как хотелось бы, зато грохотали, что Ника забеспокоилась за свои уши. Контузию она помнила хорошо.

— Что я тебе говорил, — Шэй подкрался к ней пока она предавалась мыслям, опершись на фальшборт. — Поругались, повоевали, помирились и обнялись. Мне даже думается, что первое и второе они либо пропустили, либо очень сократили.

Воспользовавшись моментом, он чуть приобнял её. Громкие хлопки фейерверка слишком отвлекали команду, чтобы обратить внимание на двух братьев, обнимающихся совсем не по-семейному. На секунду она даже почувствовала лёгкий поцелуй в затылок. Такой же горячий и обещающий, что всё будет хорошо.

— В Порт-Ройал не так давно проходил бал, — задумчиво проговорила Ника. — У них должны были остаться запасы этих потешных огней. Думаю, можно будет попробовать сегодня убедить капитана сделать там небольшую остановку.

— И сойти? — уточнил Шэй. — Или уже понравилось плавать с пиратами, чувствовать ветер, солнце и свободу? Дышать полной грудью…

— Снова насмешничаешь, Шэй Кенуэй? — ткнула она его локтем с долей досады в тёплых чувствах. — Свою ошибку я давно осознала. Я готова даже ответ перед родителями держать, если придётся, и принять любое наказание. Но больше всего я хочу отмыться. Я теперь воняю прямо как эти пираты. Я пытаюсь умывать всё, до чего дотянусь, но здесь чистота не живёт. А ещё я изнываю от тоски по обществу, мужчины которого не рыгают, не пукают, не ковыряются в носу и не отпускают каждую секунду шуточки про свои органы любви… по крайней мере в присутствии дам. Здесь этого слишком много. А Люциус их ещё и рисует! В журнале капитана! Я такое видела…

Люциус воистину был отличным художником. Рисовал с безупречной точностью. Он идеально соблюдал баланс света и тени, ни разу не ошибся в пропорциях и все его работы выглядели объёмными и почти живыми. Другое дело, что рисовать он предпочитал то, что мужчины скрывают за исподним. К таким смелым художествам Ника совсем не была готова. Даже матушкина наука врачевания не спасала. Не получалось у юной девушки держаться непоколебимости доктора и смотреть на изображения мужского естества бесстрастно.

— Всё будет хорошо, донья Вероника де Очоа, — мягко взял он её руку в свои. — Мы вернёмся в Санто-Доминго и всё будет хорошо.

— Посмотрим, что скажет отец, — с сомнением парировала Ника.

— Если он… Даже и не если, но… Я хотел сказать, что в любом случае… Нет, не так… — Шэй вдруг густо покраснел и осёкся. Под её удивлённым взглядом всегда уверенный старший друг начал мучительно подбирать слова, путаться в звуках и выглядеть курьёзно. — Ты… всегда можешь выйти за меня замуж и уже не бояться гнева родителей!

Он выпалил всё на одном дыхании, оставив её в замешательстве. Это шутка? Или такое странное утешение? Это просто метафора, какой-то странный речевой оборот? Не может же он серьёзно вот так странно предлагать?.. Или может? Что?!

— Шэй… я…

Клац. Клац. Клац. Клац. СКРИИИИИИ!

От болезненно знакомого звука на месте подскочили все. Огромная страшная тень молниеносно поднялась из моря, закрывая восходящее солнце.

К возвращению краба не был готов никто. При виде этой громадины, яростно поднимающейся из морских глубин, экипаж заметно утратил в храбрости и решительности. Не растерялись только Шэй и Боннет, чем последний ещё больше удивил своего друга Тича. Пока Кенуэй бежал к штурвалу, оттесняя застывшего на месте мистера Пуговку, Стид нашёл в своём голоске достаточно мощи, чтобы начать отдавать команды:

— Снова этот краб! — с досадой воскликнул он, будто перед ними встала неприятная помеха, а не страшное чудовище, от которого лишились способности шевелиться даже Чёрная Борода и двое его людей. — Господа, предлагаю бежать! Поднять паруса!

— Снимаемся с якоря! — громогласно приказал Тич, приходя в себя.

От приказов двух капитанов члены экипажа сбросили оцепенение и заметались по судну. Впервые настолько шустро, будто до этого ни разу не вели себя, как ленивые воблы. Таракан и вовсе оказался самым быстрым матросом, успевшим побывать сразу везде. Ветер наполнил паруса, подарив зыбкую надежду на спасение. Течение послушно несло их прочь от угрозы. Погода благоприятствовала Мести, позволяя совершить попытку побега. Краб передвигался не настолько быстро, чтобы догонять корабли за долю секунды.

— Я тебя нашёл, мотылёк! Теперь не уйдёшь! — низко прогудел краб.

Ника, будучи самым слабым и бесполезным в гонке членом команды, бросилась к Шэю. Месть набирала скорость, но клешни, превосходящие по размеру их мачты, то и дело щёлкали совсем рядом. Пока течение и ветер были на их стороне, однако как долго они смогут убегать? Безнадёжность ситуации сглаживалась особенностями самого краба. Вынужденный их догонять всерьёз, а не ради заигрывания со своей добычей, он поджимал клешни и не делал попыток перекусить мачту, навсегда лишив корабль способности бежать.

— Что делать? — в панике вцепилась она в плечо друга детства.

— Звать союзников! Нам нужен Воробьёв, — крикнул Шэй, не справляясь с голосом. — Я не шутил тогда по поводу письма. После Республики он должен быть где-то неподалёку. Но лучше дать сигнал. Помнишь, как делать дымовую шашку?

— Н-н-н-ет! — нервно икнула она. Как вообще в момент опасности можно о таком помнить?!

— ТИЧ! — проорал во всю глотку Шэй, видя её состояние.

Чёрная Борода не заставил себя долго ждать. После первых минут встречи с морским чудовищем он полностью пришёл в себя и не растерялся, услышав о необходимости подать дымовой сигнал. В арсенале этого мастера по искусству чертовщины хватало необходимых элементов, чтобы дым шёл плотным потоком, а запасов было достаточно на сутки или больше.

— Тогда быстрее, нам нужно дать сигнал союзникам, иначе краб отправит нас на дно! — крикнул Кенуэй и напоследок добавил: — Сигнал должен быть зелёным. Так нас быстрее найдут.

— Зелёным? — последнее немного сбило с толку Эда, но Ника сообразила, что может помочь.

Та самая краска, которой Французик намазал себе лицо, чтобы выглядеть, как ведьма, обнаружилась в каюте капитана среди неубранных декораций. На их удачу она ещё и хранилась в виде порошка, требующего смешать его с подходящей жидкой основой, прежде чем рисовать. А для сигнальной шашки требовался именно сухой состав. В безумной погоде, когда летящие с полок книги злостно атакуют всех, кто проходит мимо, камин швыряется углями, а мелкие предметы подло поджидают, чтобы напасть, только тренированные матерью крохотные ручки Ники смешивали порошки в нужных пропорциях и пересыпали их в ёмкости, которым было уготовано стать телами дымовых шашек.

— Отлично! — оценил их работу Шэй, когда первая из шашек подняла в воздух столб изумрудно-зелёного дыма. — Так он обязан нас заметить.

— Кто нас должен заметить? — заинтересовался Боннет, изо всех сил держась за мачту, к которой его ещё ночью пришпилил, как бабочку, Лёгкая Рука.

— Старый друг, — крикнул в ответ Кенуэй, вызвав улыбку у Ники, — он знает, что делать с такими крабами!

КЛАЦ!

Огромная клешня разминулась с Местью всего на секунду. Порыв ветра и усилившееся течение помешали крабу поймать надоедливого мотылька. Бег для пиратов был делом обыденным. Возможно, Чёрная Борода в глубине души хоронил досаду, что нельзя дать бой морскому чудовищу, но молчал и не подавал идеи остановиться и бессмысленно потратить ядра с книппелями и человеческие жизни. Монстру, выросшему до размеров острова, пушки не помеха.

— Я тебя поймаю, мотылёк! — прошёлся страшный гул вдоль уровня моря.

И всё же сидеть без дела никто не мог. Айван, Клык и Люциус старательно сбрасывали в сторону краба какой-то мусор, чтобы задержать его. Чёрный Пит с Крошкой Джоном даже пытались стрелять в него гранатами, наскоро соорудив на борту что-то напоминающее большую рогатку. Французик, глядя круглыми от ужаса глазами на всё происходящее, вооружился гитарой и вновь начал напевать свои нескладные песенки. Сначала он вертелся вокруг Пита и Джона:

— Пираты, пираты,

Мы плаваем на корабле,

Иногда бывает волна

И мы качаемся сильно.

После нескольких настойчивых требований уйти с глаз подальше он оказался в капитанской каюте, где Стид, Эд и Ника сооружали новые дымовые шашки, чтобы сигнал шёл без перерыва. От его песен процесс не пошёл ни быстрее, ни медленнее, поэтому никто и не пытался выгнать перепуганного моряка наружу:

— Но мы не боимся ни морского чудовища,

Ни глубины, ни шторма, ни грома!

Мы любим крики, мы любим бои,

Мы привыкли к жизни на пиратском корабле.

СКРИИИИИ!

Грозная тень вновь накрыла Месть на долю секунды. Снова мимо. Не дотянулся.

Клац. Клац. Клац.

Но в этот раз он сообразил, что в процессе погони дотягиваться до корабля необязательно. Достаточно устроить хаос изнутри. С огромной клешни на палубу спрыгнули маленькие детёныши краба. Маленькие, если сравнивать с родителем. Громадные, когда нападают на человеческую команду. Угрожая устроить, поднять панику и лишить Месть возможности безнаказанно бежать от монстра. Их крепкие клешни — это идеальные кусачки, способные если не повалить мачты, то спокойно перекусить снасти и такелаж.

Беспорядочная стрельба стала началом паники. Визжащий от ужаса Люциус где-то раздобыл горящий факел и бутылку с ромом. Была ли то безумная спонтанная мысль или давно запланированная идея, но эффект от его огненных плевков в сторону ракообразных превзошёл любые ожидания. Дети краба, несмотря на преимущество во всём, старались обходить плюющего огнём человечка стороной. Этой небольшой заминки хватило, чтобы команда успела вооружиться оружием и топорами.

— Теперь жалею, что у меня не девять пистолетов, — с полубезумной улыбкой прорычал Эдвард Тич, бросаясь отстреливать ближайшего краба.

— НИКА! — закричал Шэй, привлекая внимание девушки. — Держи штурвал!

Всё произошло слишком быстро, чтобы можно было успеть по-настоящему осознать ситуацию и ужаснуться. Казалось, только Люциус в своём паническом визге успел полностью оценить ситуацию, что не мешало ему отбиваться. Остальная команда напротив будто веселилась от этой последней битвы с морским чудовищем. Только Ника ловила себя на тревожном чувстве дежавю.

Яркое и запоминающееся на всю жизнь событие, невероятная гонка в водных просторах, сражение не на жизнь, а на смерть. Почти один из тех глупых романов, что она читала. Но радости от нескучных пиратских приключений не было ни капли. Кенуэй оставил её управлять кораблём, уповая на её способность быстро осваивать любую науку. Да, он её учил, но достаточно ли этого, чтобы уйти от краба? Сам Шэй отстреливал и отпугивал вторженцев от снастей и мачт. Если Месть хоть немного пострадает от этого крабовидного абордажа, то жить им останется очень недолго, и последние пули придётся оставить для себя.

— Иди ко мне, мотылёк! — продолжал гудеть преследователь, подбираясь к ним всё ближе. — Ой!.. Что?!..

Они не услышали взрыва, но почувствовали мощный толчок откуда-то из-под воды. Морская гладь, испещрённая гребнями волн, на несколько секунд поднялась пузырём вверх и почти сразу улеглась обратно. Зато краб ощутимо отстал, а его детишки отчего-то поспешили покинуть Месть и вернуться к опешившему отцу.

В белой бурлящей пене, будто божество из легенд, на поверхность начало подниматься невиданное судно. При взгляде на это чудо техники, полностью покрытое непробиваемой железной шкурой, весь экипаж угрожал лишиться чувств прямо на палубе, словно изнеженные барышни. Шэй и Ника напротив — знали, что страшный тёмный железный зверь — это подлодка будущего и часть прошлого их родителей, оставшееся так далеко за горизонтом, что вспоминалось только вечерами под коньячок. Мать Ники и родители Шэя никогда не были обычными людьми. Таким же уникальным был и их боевой товарищ, ставший в глазах следующего поколения «дядей Жекой», а по паспорту — Евгений Воробьёв. Темпоральный разведчик и трижды, если не четырежды, герой Советского Союза. Да, многие слова из его звания были не совсем понятны юной Нике, но внушали трепет.

— Господа служивые, сантех-ветеринара вызывали? — показался с видом чёрта из табакерки уже изрядно постаревший дядя Жека, смутно запомнившийся в далёком детстве. Голос его гремел на всю округу, явно усиленный невероятными изобретениями на подлодке.

Врочем, несмотря на торчащие седые пряди из его пиратской банданы и морщины, исказившие лицо русского до состояния неопределённого происхождения, улыбка Воробьёва не вызывала сомнений в том, что это он. Герой множества безумных историй про матушкину молодость, когда они с отцом ещё были непримиримыми противниками.

— Евгений Воробьёв! — крикнул, перегнувшись через фальшборт, Кенуэй. — Эта тварь по вашей части. Надо его расстрелять!

Не слишком разумное действие едва не привело к падению Шэя, но его вовремя схватил за ремень Олуванде. После выстрела в краба никто и не думал замедлять ход, Ника едва не дрожала от напряжения, вцепившись мёртвой хваткой в штурвал. Только для самого дяди Жеки не составляло никаких хлопот высунуться из подлодки, разговаривать с пиратами громовым раскатом и поддерживать ту же скорость хода.

— Молодой человек, вы говорите прямо как один усатый господин, курящий трубку, из глубокого будущего. Вы часом не родственники? — не отказал себе в несвоевременном каламбуре Воробьёв. — Но я вас категорически поддерживаю. В открытом море эта пивная закуска-переросток сбежит. Надо загнать его в тупик для начала.

— Лево руля, — приказал Чёрная Борода, оказавшись рядом с Никой, и крикнул, уже обращаясь к Евгению: — Загоним его в бухту Слепого. Зажмём и расстреляем к чёртовой матери и морскому дьяволу!

— Не трясти мордой лица! Полный вперёд! — напоследок азартно крикнул Жека и скрылся в подлодке.

Погоня продолжилась. Краб быстро пришёл в себя и со злобным визгом вновь поднялся над уровнем воды, чтобы проучить дерзких мотыльков раз и навсегда. На этот раз его вероломно подгонял торпедами под брюхо Воробьёв, о чём свидетельствовала вода, бурно вскидываясь тут и там. Месть эти толчки из глубин швыряли вперёд не меньше.

Ника, подобно героям из этих чёртовых романов, пропади они пропадом, с ужасом на лице продолжала стоять у штурвала. Мысленно она повторяла снова и снова молитву «кто-нибудь, смените меня, мне страшно!». Да, страх подло заполз за шиворот и предательски душил, лишая кислорода. Свобода, воздух полной грудью и сила авантюризма? Нет, ничего и близко не было. Ника думала только о том, как немного ей показывал Шэй и насколько ничтожно мало она запомнила. В голове не укладывались термины, вспоминаясь кусками и не слишком привязанные к своим определениям. Будто подлая практическая работа после неусвоенной теории. Но одно дело не выучить как следует уроки и совсем другое погубить всю команду, не справившись с возложенной задачей.

Руки леденели от напряжения. Вот к чему эта непрошеная мысль, что прямые паруса ставят и убирают, а косые поднимают и спускают? Будто это ей могло как-то помочь в её страхе взять и всё разрушить. Голова гудела от внутренних криков о помощи — «неужели вы не видите, что я не справляюсь?!». С истерическим оттенком выстрелило осознание, что Таракан ловчее кошек, раз практически в одиночку проделал все верхолазные работы. Или он был не один и ей показалось? Месть как никогда казалась живой и строптивой. Да, Шэй что-то упоминал, что на фордевинде судно неустойчиво на курсе, но ему это ни разу не помешало приструнивать шлюп. Теперь же Месть будто чувствовала неуверенность Ники, прозорливо видела в ней неуместного в такой ситуации новичка и норовила проучить выскочку. Попутная волна раскачивала судно, делая предельно валким и доводила Нику до нервной икоты.

«Сила ветра. Принимай в расчёт силу ветра и направление! — мысленно напоминала она себе, пытаясь не терять связь с реальностью. — Что ещё? Ходкость судна? Течение и глубину? А как? Как это рассчитывать? Они… есть, и что?»

Когда Шэй отстранил её от управления кораблём, закладывая манёвр для поворота, она едва не растеклась по мостику растаявшим маслом. Тело перестало подчиняться ей, вложив все силы в попытки не подвести команду с двумя капитанами. Кости казались мягкими и слабыми, как переспелые фрукты. Глядя на сосредоточенно смотрящего вперёд Кенуэя, Ника дала себе зарок — ни в коем случае, никогда в жизни не подходить к штурвалу и не проявлять к нему ни единой толики интереса. Слишком большая ответственность! Врачевать куда проще. В случае ошибки за один раз умрёт один пациент, а не весь экипаж.

* * *

— Вот и поговорили, — пробормотала Ника, подразумевая сумбурную встречу со старым товарищем матери.

Шэй уверенно уводил их всё дальше в закрытую бухту Слепого, из которой, по словам Чёрной Бороды, почти невозможно сбежать. Крабов начали успешно держать на расстоянии от Мести совместными усилиями команды и Воробьёва. Только ощутив, что неминуемая смерть, а также чудовищное давление ответственности чуть отступили, юная донья вспомнила, как разговаривать.

— А ты что ожидала? Долгую беседу за чашечкой чая? — усмехнулся Кенуэй. — Ещё успеется. Нам бы только добраться, там развернёмся и покажем этому крабу, где раки зимуют!

Ника робко улыбнулась, не решаясь встать на ноги. Сидеть на раскачивающейся палубе казалось более разумным решением. Бросать шипящие гранаты к подбирающимся детям монстра и в него самого она не смогла бы с той же точностью, что и пираты.

События слились в пугающий калейдоскоп, подрывая с ног даже юную донью. Вперёд, ещё быстрее. Грохот гранат. Гневный рёв краба. Ещё один разворот, потребовавший титанической работы всей команды с парусами, чтобы не потерять управление и не стать лёгкой жертвой хищника. На этот раз Ника не отставала ото всех, срывая кожу о такелаж. Снизу всех подгонял безмятежный мистер Пуговка, сумевший не поддаваться эмоциям даже сейчас. Донья исполняла его приказы, не задумываясь и не спрашивая. Лезла туда, куда скажут, честно боролась с узлами, срывая с кожей ещё и ногти. Впереди обнадёживающе вырастали зубья скал. Ника изо всех сил надеялась, что это та самая бухта Слепого, из которой почти невозможно сбежать.

СКРИИИИИИИ!

На борт вновь запрыгнули дети краба. Очевидно, при развороте они снизили скорость и старший монстр нагнал их достаточно, чтобы бросить на хвост своих гадких отпрысков.

«Гадкая жареная закуска. Только на углях и с лимонным соком вы приятны!» — отправляла в их сторону злые мысли Ника.

Но даже бессильная злость принесла свои плоды. Шальная мысль пришла в голову сама, а остальное стало делом её скорости и ловкости. Мелкую и шуструю фигурку не смогли остановить ни крабы, ни пираты. Она успела юркнуть в трюм и схватить несколько бутылок рома, отрез ткани и непотушенный светильник. Бутылки она сложила среди тряпок, которыми были одежды ведьмы, взяла только одну. Матушка рассказывала, как делать на скорую руку коктейль Молотова, и какой взрывной силой обладает это нехитрое изобретение. Несколько разбитых бутылок и корабль, размером с Месть, вспыхнет бумажным листом.

«Не промахнись, Ника!» — приказала себе донья, подкрадываясь с «зажжённой» бутылью к одному из атакующих крабов.

Эффект превзошёл все ожидания. Разбившаяся о крепкий панцирь бутылка превратила одного из самых крупных крабов в запуганное горящее существо, визжащее от ужаса. Даже большие и чудовищные животные боялись огня. Чудом на корабле ничего не загорелось, пока кричащий краб спешил вернуться в море и погасить себя. Тактика сработала. Ещё три бутылки прогнали всех детёнышей краба. Ситуация понемногу налаживалась….

— Капитан! — закричал Таракан с Вороньего Гнезда. — У нас ещё преследователи!

— Что?! — ахнул Боннет, пока Тич смотрел в указанную сторону через подзорную трубу.

— Флаг англичан.

Не было нужды напоминать всем присутствующим, разве что за исключением команды Чёрной Бороды, за какие грехи шло преследование Мести. Убийство нескольких офицеров и капитана Бэдминтона. Всё это время они успешно держались подальше ото всех крупных торговых маршрутов, прятались по архипелагам силами Шэя, но теперь… теперь они сами подали яркий дымовой сигнал, привлекая внимание всех, кто находился рядом.

— Если поменяем курс, то нам крышка! — рявкнул Кенуэй. — Краб догонит раньше англичан.

— Полный вперёд, — скомандовал Тич. — Если уж нас казнят, то уже после того, как мы расправимся с этой закуской-переростком!

Зубья скал, выходящих из воды, остались позади, складываясь в каменные объятия. Впереди показалась зелёная полоса суши. Они успели! Что же теперь?

— Держитесь!

Ника округлила глаза, глядя, как Месть резко заходит в крутой разворот. Краб, разогнавшийся на своих плавниках, то и дело показывающихся под водой, не успел вовремя подстроиться под такую смену жизненных курсов. Глухой толчок из-под воды, сотрясший шлюп и поднявший очередной пузырь воды, настойчиво подтолкнул монстра в сторону ловушки. Разнёсшийся на округу рёв боли едва не оглушил весь экипаж, но всё же Чёрная Борода умел быть достаточно громким, чтобы перекричать эхо чудовища.

— Пушки к бою готовь! — обиженный краб как раз поднялся над уровнем воды, напрашиваясь на выстрелы.

Почувствовав очередное «долгожданное» сходство с треклятыми романами, что она читала тайком от родителей, Ника чертыхнулась через зубы.

«Глупые-глупые книги, глупая-глупая я!» — мысленно повторяла она, подтаскивая ящики с картузом к орудиям.

Лишних рук на корабле не было. Ника не обратила внимания, когда кто-то заботливо заткнул её уши воском, сосредоточившись на простом, но весьма опасном процессе заряда пушек. Как стрелять, она знала едва ли не с пелёнок, да и романы эту часть не перевирали. Дело не слишком мудрёное — схватить картуз⁽¹⁾, затолкать в ствол пушки, придавить прибойником⁽²⁾, взять пыж⁽³⁾, утрамбовать следом, крепко вцепиться в ядро, вложить в ствол и как следует уплотнить с дополнительной порцией пыжи, не щадя сил.

Если лениться или проявить нерасторопность — пушка навредит своим куда больше, чем противнику. Дальше пришла очередь протравника⁽⁴⁾, которого под рукой не оказалось, пришлось хвататься за подаренный матушкой тонкий длинный кинжал и через запальное отверстие протыкать картуз им. Горстка пороха сверху. Почти готово. Осталось проверить, что всё сделано без ошибок. Таракан помогал, прицеливаясь в тушу краба. Сжав в руках пальник⁽⁵⁾, Ника на мгновение замерла, не отрывая взгляда от тлеющего фитиля.

Сделав шаг в сторону от пушки, она решительным движением поднесла фитиль к запальному отверстию, чуть вздрогнула от вспышки. Секунду шипения она пропустила из-за грохота соседних пушек. Палуба вздрагивала под ногами от ударов под водой. Евгений Воробьёв не шутил и серьёзно подходил к своему делу.

Краба было даже немного жаль. Два судна сумели загнать его в ловушку и теперь держали между молотом и наковальней. Пушки Мести пробивали трещины в его броне и постепенно откалывали куски панциря, ставшего за годы островной землёй. Ревя от боли, краб пытался погрузиться на дно, но в бухте Слепого оно было для него недостаточно глубоким. И даже там его поджидала подлодка будущего с безжалостным ударом торпед. Пальба из всех пушек, которая раньше вызывала только ужас и неприятные воспоминания о контузии, неожиданно всколыхнула что-то внутри. Какое-то странное желание. Делать что-то ещё, стараться больше, уничтожить к чёртовой матери всех этих крабов! Это было похоже на безумие, на бешенство. Оно зарождало изнутри сумасшедший хохот. Впервые в жизни, оказавшись среди опасности, пороха, пальбы с двух сторон и страшного монстра, способного убить их в любую секунду, Ника почувствовала то самое. Самозабвенное ликование от происходящего, что-то беспорядочное, хаотичное и очень громкое, но невероятно приятное!

— А-А-А-А-А-А! — издал рёв краб, в очередной раз поднявшись на поверхность. — Я. ВАС. СОЖРУ. ДЕТИ-И-И-И!

Море вокруг Мести вскипело. Множество крабиков размером с быка начало подниматься на борт. Значительно шустрее, чем его родитель, они нападали на команду, оттесняя острыми клешнями от пушек. Чёрная Борода, Пит и Олуванде начали стрельбу, но теперь она никак не задерживала наступающих чудовищ.

— Я певец Французик! — вдруг заорал во всю глотку пират за спинами всей команды, выступил вперёд и дал залп по одному из наступающих из мушкетона.

Такое выступление поразило всех. Команда оживилась и вновь начала отгонять ракообразных, чтобы продолжить палить по их родителю. Боннет только ахнул «так он ещё и стреляет», подразумевая мушкетон. От целого града разлетающихся в разные стороны пуль атакующие дрогнули. «Огненное дыхание» Люциуса вновь имело успех в отпугивании толпы. В крепкие панцири полетели коктейли Молотова. Однако один особенно докучливый краб решил на прощание перекусить бушприт⁽⁶⁾. Сгорая от внутреннего огня, толкающего на героическое безумство, Ника первая бросилась отгонять назойливое животное ещё одним коктейлем. Игнорируя все крики позади, она забралась на бушприт, замерла и метко бросила в гадкую тварь бутыль. Жар в груди разгорелся ещё жарче, но был потушен быстро приближающейся водой — ракообразное решило отомстить и сбросило донью в воду.

Ника не успела испугаться, как холодная вода сомкнулась над головой и превратила восторг от битвы в леденящий ужас. Вокруг расступались пузырьки, чтобы продемонстрировать едва видящим в воде глазам страшную тень, надвигающуюся на неё. Среди врагов, без воздуха и спасения тень быстро сменилась всепоглощающей тьмой.

* * *

— Чур меня, Адик? Ты снова пила из лужи рядом с забытым телепортом? — ворвался в её голову знакомый голос, разгоняя мрак.

Глаза невыносимо жгло после морской воды, а горло горело так, словно она бежала без остановки через Санто-Доминго в июльский полдень. Сознание возвращалось волнами и будто не покидало её целиком. Память даже сохранила обрывки кошмара, в котором огромная лапа тащит её сквозь толщи воды. Теперь же она судорожно вдыхала странный спёртый воздух, никак не могла привыкнуть к приглушённому свету, источаемому непонятным источником, а также сидела в мокрой одежде на холодном металлическом полу.

Отбросив со лба прилипшие рыжие волосы, она наконец рассмотрела говорящего. Евгений Воробьёв. Детская память хранила его образ как немолодого, но приятного дядьки, о котором матушка впоследствии отзывалась критически, но с теплотой. А Грегорио и Антонио и вовсе обожали «капитана Жеку» и приключения, которые успели с ним разделить.

— Эм, нет, капитан… дядя Жека. Я — Ника. Вы меня помните? — прохрипела она, получая из рук старого товарища Аделаиды кружку с пресной водой.

— Вот это оторвали Ваньке встаньку, как же быстро растут чужие дети! — всплеснул руками старый разведчик, больше напоминающий старого пирата, чем даже Чёрная борода. Усмехнувшись в поседевшую бородку, он повернулся в сторону от Ники и заинтересованно уточнил: — А ты Гоцман, я полагаю, или Кречетов?

Вопрос мог относиться только к одному человеку. Аделаида не просто так подпустила к себе семью взявшихся из ниоткуда голландцев. По паспорту и партийному билету, как иногда упоминала матушка, Мэри и Эдвард Кенуэй носили имена Давимы Гоцман и Виталия Кречетова. Разведчики, пришедшие из другого времени и другого мира. Слишком невероятного, чтобы быть правдой, и всё же настоящего. Тот другой мир оставил много отпечатков, вроде подлодки, а его посланники не были похожи на обычных людей. Слишком много знали и умели. Подрастающим детям оставалось лишь надеяться, что они однажды дотянутся до родителей…

— Шэй Кенуэй к вашим услугам, капитан Воробьёв, — прохрипел, отплёвывая солёную воду друг детства, неизвестно как оказавшийся рядом, получая за ответ и свою кружку с питьём.

— Смешно. Особенно с учётом панического письма о помощи. Это мои услуги вам нужны, — не дожидаясь реакции с их стороны, Жека Воробьёв махнул рукой и направился вглубь своего судна. — Что б я второй раз женился, вот это зверюшка человека-кальмара! Это же как мы его проморгали? Годзилла к пиву. Говоря о странных вещах — вы-то какого фига решили поплавать среди крабов? В жизни не хватает приключений?!

Ника и Шэй переглянулись. Не нужно было становиться гением, чтобы понять развитие событий. Кенуэй бросился в воду вслед за непутёвой подругой. Но как они оказались внутри этого странного места? Или так выглядит Чистилище?

— Мне удалось? Капитан Воробьёв, я их вытащил? — услышала она где-то позади встревоженный голос. — У этих щупов полетела система отчётности…

— Да, Шустрик. Молоток! — крикнул не оборачиваясь Евгений, уводя пару всё дальше. — Возвращаемся к первоначальному плану: большому крабу большую торпеду! А мы почаёвничаем.

Обещанный разговор за чашечкой чая вышел удивительно семейным. С одной стороны, Евгений, словно очень дальний родственник, выспрашивал о родителях, братьях, кто как рос и не переженились ли все, пока он «работал». С другой стороны, и о себе Воробьёв не забывал рассказывать, постоянно срывался в воспоминания о боевой молодости, окидывая ностальгическим взглядом убранство своей обители, отдалённо напоминающей большую капитанскую каюту и лавку старьёвщика одновременно. Услышать истории о неуловимом разведчике из первых рук, да ещё и свободно смотреть-трогать его трофеи было выше самых смелых ожиданий. Мысль, что всему внешнему миру было бы весьма не лишним встать на паузу и подождать, пока они наговорятся, частенько появлялась.

Пожалуй, Ника смотрела на него с не меньшим удивлением, чем Воробьёв на неё. Но если он не стеснялся поражаться внешнему сходству доньи с матерью, то для неё он казался не менее сказочным персонажем, чем краб наверху. В его существовании никто никогда не сомневался, но какой же удивительной стала личная встреча. Будто так и надо, пока торпеды ощутимо сотрясают лодку и добивают монстра, без спешки обсуждать мелочи жизни и упрашивать старого маминого товарища посетить Санто-Доминго хотя бы на денёк, чтобы ещё поболтать. А эту беседу совсем не хотелось отпускать, но увы…

— Капитан Воробьёв, — в каюту заглянул мужчина едва ли старше тридцати лет с куцой бородкой на подбородке, — а краб всё. Закончился!

— Тогда, — решительно встал из своего мягкого, широкого и неуместного для убранства каюты кресла Воробьёв, — вам, детишки, пора возвращаться на свой кораблик. Разве что его уже потопила эта закуска кайдзю. В таком случае за нами не заржавеет подбросить до берегов дома.

Смерть гигантского монстра, размер которого мог поспорить с небольшим островом, с одной стороны обрадовал Нику, а с другой разочаровал. Она пропустила тот самый момент триумфа, когда чудовище картинно закатывает глаза, издаёт свой самый отчаянный рёв и испускает дух. Ну как же так?! В романах это лучшая часть, хотя…

«Кому нужны эти романы, они только для растопки камина годятся, — в негодовании фыркнула она. — Где мой бесстрашный пират с золотым сердцем, красивый, добрый и благородный, который отдаст мне своё сердце и бросится за мной в любую пучину?..»

Мысль прервалась, а юная донья едва не остановилась в замешательстве. А ведь во всей этой истории с побегом на пиратском корабле был тот самый пират, который подходил под все её наивные грёзы. Да, внешне не обладатель золотых кудрей, но только в этом и оставалось различие. Не капитан, конечно… хотя почему? Не капитан на Мести, у которой и так с капитанами избыток, но всё же звание при нём. Благородный, храбрый, добрый, самоотверженный и, юные барышни Эспаньолы не дадут соврать, очень привлекательный внешне.

«Шэй Кенуэй, ты что же, тот самый пират из моих грёз?!» — растерялась она, пропуская мимо ушей разговор Воробьёва и своего… друга. А друга ли?

— Итак, детишки, всё поняли? — поинтересовался Жека, остановившись. — Мамке… мамкам привет передавайте.

Кенуэй кивнул, а Ника в растерянности уставилась на Воробьёва, понимая, что прослушала какие-то важные инструкции. Увы, ей просто не предоставили возможности переспросить. Капитан Жека указал на люк наверху, объявил, что они уже всплыли, и пожелал удачи. Месть уцелела, и через шлюз в самой верхней части волшебного корабля дяди Жеки парочка перебралась на корабль двух капитанов. Их появление встретили такой неуютной тишиной, словно они были двумя апостолами, явившимися с небес.

— Есть потери? — поинтересовался Шэй, чтобы разрядить обстановку.

— Получается, — тяжело выдохнул Чёрная Борода, — на корабле была не одна баба, а две.

Только теперь Ника вспомнила, что совсем забыла повязать на голову бандану и спрятать волосы. А Кенуэй просто не обратил внимания.

— Одна баба к нестястью, а две вот к этому! — недовольно отметил Пит, указывая в сторону скал, минуя которые, они заманили краба в бухту Слепого. В закрытую бухту, из которой невозможно выбраться, если позади преследователь.

Например, линейный корабль третьего ранга. Тот самый, на борт которого они вернули мёртвое тело капитана Бэдминтона. А позади ещё три с испанцами, которых они обдурили своим фокусом с маяком, но ещё дальше худшее — Ксана, Галка и Серкан Болат. За нерадивыми детишками явились семьи Кенуэй и де Очоа.

«Интересно, Хуан с братьями тоже здесь или их ради исключения оставили дома?» — с долей нервного смеха, гремящего внутри, подумала Ника.

— Значит, на этом нам придётся расстаться, — растерянно пробормотала она.

— Расстаться? Что?! — окончательно поразился происходящему Стид. — Бога ради, кто вы такие?

Увы, на этом приятное времяпрепровождение с пиратами завершилось. Клык и Айван направили свои пистоли на ряженых гостей. Врать смысла уже не было. Родители вот-вот должны были появиться и выдвинуть свой ультиматум. Оставалось только правда.

— Моё имя — Вероника де Очоа, — громко и внятно проговорила донья. — Имя моего спутника — Шэй Кенуэй.

Взгляды изменились. Появись теперь рядом с ними ещё один монстр-краб, на него никто не обратил бы внимания. Уже было. Не так интересно, как огромные проблемы, которые принесли на своих плечах представители двух семейств, успевших зарекомендовать себя на морях как грозную силу и первых врагов пиратов. Правила выживания всех джентльменов удачи гласили — держись подальше от носителей этих двух фамилий. Что сделают Эдвард и Диего с теми, кто против воли удерживает на борту их детей? Ответ очевиден и никому из команды он не нравится.

— В трюм. Обоих, — коротко приказал Тич, разом превратившись в тот образ Чёрной Бороды, о котором писалось в книжках. Но при этом страшный капитан не забыл добавить: — И чтобы ни один волос не упал с головы, усекли?

* * *

Тишина в музыкальной комнате угнетала. Их действительно никто не трогал, но и бояться стоило не пиратов. Одно дело просто предстать провинившейся перед родителями и совсем другое оказаться одним из действующих лиц в компании нашумевшего пирата перед всей королевской ратью. Теперь скандала не избежать.

— Что теперь будет? — прошептала она.

— С учётом нашего положения, выдадут за пленников, — спокойно отозвался Шэй, до этого напряжённо прислушиваясь, — а дома придётся принять наказание по всем законам наших семейств.

— Вот это финал, — хмыкнула она, — в глупых книжках никогда не напишут «и были они пойманы и как следует наказаны. Конец». Нет, герои всегда уходят в закат с триумфом.

— А знаешь почему? — улыбнулся он, подмигнув. — Потому что финал у пиратов всегда удручающе печальный за очень редкими исключениями тех, кто вовремя ушёл в отставку. Даже с девушкой в охапке они уходят в закат, а позже умирают во время абордажа, медленно сгорают от болезни или заражения крови от раны, становятся жертвой мятежа более молодых и бойких членов команды или их ловят и казнят. Все ребята наверху обречены на такую судьбу. Поэтому истории про пиратов никогда не рассказывают до самого конца. Истинный конец печальный.

— Тогда до какого момента рассказывать нашу историю? До краба?

— Нет, победа над крабом слишком яркое событие, чтобы его пропускать, — покачал головой Шэй. — Думаю, надо закрывать книгу на моменте, когда краб был сражён. «У них осталось последнее ядро. Последний залп без права на ошибку. Отважный экипаж приготовился встретить свою судьбу, когда грохот пушки смешался с предсмертным воплем монстра. Так был повержен Краб крабов, убийца кораблей и гроза Карибского моря. Ко-нец».

Дверь в трюм распахнулась, заставив их вскочить с лавок. В сумрак музыкальной комнаты вошла Аделаида де Очоа. В её любимом васильковом мундире. В мужском платье, скроенном по фигуре, она казалась куда суровее и мужественнее, чем Стид Боннет когда-либо мог бы. Неудивительно, что сопровождающий её Крошка Джон смотрел на женщину с робостью и поспешил убраться подальше, когда та убедилась, что перед нею действительно Шэй и Ника.

— Мы их ни пальцем. Ни волоса… что там как правильно, — заискивающе промямлил он на прощание.

Аделаида нетерпеливо кивнула ему на коридор и пират скрылся с глаз долой. Ника почувствовала, как кожа покрывается мурашками. Будь на месте матери отец, он бы уже вывернул наизнанку все свои чувства и в своей взрывной манере продемонстрировал недовольство, ярость или волнение, но матушка в такие моменты становилась непроницаемой. Она умела взрываться яростью не скромнее отца, могла разить холодом, а могла пытать бесчувственностью. По-настоящему злилась она очень редко, но в эти моменты только Диего не боялся находиться рядом с ней. В полной тишине матушка подошла к Нике, обхватила пальцами руки её подбородок и начала дежурно осматривать дочь на следы побоев и травм. В ожидании всего чего угодно любой изданный без разрешения звук страшил больше пушечного залпа.

— Шэй.

— Да, донья Аделаида, — с нервной поспешностью подскочил на месте тот.

— Выйди. Я хочу поговорить с дочерью.

Ника нервно сглотнула, чувствуя, как по спине течёт липкий холодный пот. И это несмотря на непросохшую холодящую одежду. Пусть до этого она боялась краба, попасться испанцам, остаться хоть на секунду дольше в Республике Пиратов, теперь её страшил предстоящий разговор. Кошмарнее всех ужасов подворотен островов, в которых бордели, поножовщина и убийства давно стали обычным делом, было тревожное ожидание слов матери, как она её разочаровала. Или чего-то похуже.

Наверху не раздавалось ни одного крика, выстрела или залпа. И оттого голова сама вжималась в плечи. Аделаида де Очоа была из тех людей, ради которых армии поставят войну на паузу, если она потребует. Значит, пока они не договорят, пираты, англичане, испанцы и остальная родня будут ждать.

Шэй покинул трюм, прикрыв за собой дверь, чтобы им никто не помешал, хотя даже Морской Дьявол не сунулся бы поперёк матушки. Аделаида тем временем села на лавку рядом с дочерью.

— Ну что же, Ника, давай, рассказывай свою историю.

Примечания:

Не расходимся?

Остался эпилог и бонусная глава

1) Картуз — мешочек из полотняной ткани или цилиндр плотного картона (иначе придётся насыпать мерной ложечкой из бочонка) с отмеренной порцией пороха.

Вернуться к тексту

2) Прибойник — инструмент для трамбовки, представляет собой цилиндр на палке или тросе.

Вернуться к тексту

3) Пыж — пластина из лыка/кожи/сена, чтобы отделить порох от ядра и заставить загоревшийся порох давить на пыж, а он уже будет толкать ядро.

Вернуться к тексту

4) Протравник — деревянный штырь с иглой для прокола картуза.

Вернуться к тексту

5) Пальник — металлический штырь с тлеющим фитилем.

Вернуться к тексту

6) Бушприт — наклонная мачта в носу судна

Вернуться к тексту

Краб не унёс ни одной жизни с Мести. Вся команда уцелела, чтобы попасть в руки англичанам. Испанская сторона под давлением двух правящих в Карибском бассейне семей уступила. Пираты под предводительством двух капитанов отправилась под суд английской короны в обмен на мирную выдачу двух пленных и мёртвую тишину относительно их имён.

Ника бросила прощальный взгляд на Боннета. В этот раз он выбрал дворянское платье в мятно-зелёном цвете. Узорная вышивка красиво контрастировала с его золотистыми в солнечном свете волосами. Для пирата смешной образ, но Стиду Боннету удивительно к лицу было оставаться изысканным аристократом на собственном корабле, пусть его пиратская карьера вышла совсем недолгой.

Чувствуя, как над головой сгущаются тучи, она поднималась на борт Ксаны, как на эшафот. Шэю было куда хуже. До Санто-Доминго ему предстояло добираться вместе с ней, а на берегу ожидать безжалостного возмездия от родителей и сестры. И всё же, услышав отцовское «живо в каюту», сказанное на тонкой границе между его терпением и чем-то по-настоящему страшным, она непослушно бросилась к фальшборту, чтобы проводить последним взглядом Месть, окружённую английскими судами. Определённо, предложенный Шэем финал их сказки был лучшим.

— Донья де Очоа… — робко позвал её кто-то.

— Вероника!

На плечо опустилась тяжёлая рука отца. Следующее слово должно было начать между ними что-то громкое, хаотичное и неприятное. Это юная донья чувствовала кожей. Вот сейчас ей достанется так, как не доставалось даже самым нерадивым матросам. Одно слово, жест, мимолетная мысль или даже одна секунда. Но и она не смолчит. Не сможет смолчать. Не тот характер…

— Вероника, иди в каюту и сиди там! — холодный голос матери отрезвил обоих, отводя от беды.

Не принимая ни одну из сторон, Аделаида умела урезонить всех. Ника не избежала наказания, а всего лишь получила отсрочку. Расплата за ошибки ожидала её, как и Кенуэя, на суше. Диего подчинился даже не голосу супруги, а одному лишь взгляду, обещающему, что ни одно преступление не останется незамеченным. Но не при свидетелях.

* * *

— Пора ставить точку, Ника, — услышала она голос Шэя, когда осталась одна в каюте.

Ушлый друг детства умел использовать хитрости в подчинении акустики и небольших, едва заметных недочётах при финальной отделке галеона. Казалось, достаточно немного наблюдательности и процарапанной дырки между полом и стеной размером с бусинку. Зато эффект превзошёл все ожидания — они разговаривали так, будто их не разделяли стены.

— История про пиратов заканчивается здесь, — продолжал он. — Если не слушать такие истории до конца, то выйдет, как в твоём романе.

— Не получится. Я ведь знаю, что история не закончилась смертью краба. Что были англичане. Можно врать другим, но не себе, — удручённо опустила она лицо в ладони, устроившись на узкой кровати. — А я даже попрощаться нормально не успела. Да и пообщаться с ними… ничего не успела.

— Тогда закрой глаза, маленькая донья, и слушай конец пиратской сказке, — предложил Кенуэй. Будто на мгновение обдавая её теплом своего дыхания. — Храбрые пираты дали бой чудовищному зверю. Хитростью и смекалкой они заманили его в ловушку и последними залпами оборвали жизнь краба, а его детёнышей разогнали. И пусть их окружили английские корабли, а смерть вновь взмахнула своей косой над их головами, не просто так был умён и неуловим легендарный пират Чёрная Борода. Он прекрасно знал о королевском помиловании, что всё ещё существовало для пиратов, готовых присягнуть на верность английской короне. Разумеется, он не постеснялся требовать его и вновь оставить английских офицером ни с чем. А дальше… корабли ушли в закат. Пиратов ожидали новые приключения и новые авантюры, первая из которых — дерзкий побег от вынужденной присяги. Ко-нец.

Ника улыбнулась. Вышло совсем не так красиво и романтично, как в глупых романах, но в эту сказку хотелось верить. Не думать, что ждало всех дальше. Не рассуждать, что жизнь пиратов не награждает отставкой. Чаще смертью. Но засыпать ночами, повторяя её, стало бы куда проще.

— Он точно знал о помиловании? — решила она задать вопрос, способный разрушить всю магию счастливого финала.

— Кое-кто ему об этом напомнил, покидая Месть. Просто на всякий случай.

* * *

— Хуже дураков только влюблённые дураки! — тяжело выдохнула Мэри Кенуэй, в девичестве Давима Гоцман.

Шэй вышел истинным сыном собственных родителей — упрямый, храбрый, готовый принять любое наказание и уверенный в своей правоте. Прибавить к этому верность и стремление взять на себя вину за все проделки младшей де Очоа — получится совсем гремучая смесь. Проще сдвинуть с места Старый свет, чем объяснить дураку, насколько он был не прав в своём стремлении решить проблему без шума. В итоге нашумел так, что для захоронения всех свидетелей придётся отстраивать отдельное кладбище. Или запугивать, чтобы боялись рот открыть в сторону темы пиратства. А это невероятно много дел для обеих семей. Даже с учётом, что совместная работа откроет почти все двери без стука.

— Его можно бить, выслать или загрузить работой, чтобы разогнуться смог только лет через десять, но поможет ли? — озвучил общие мысли Эдвард Кенуэй. — Я в его возрасте…

— Ты в его возрасте убегал к пиратам? — с сомнением посмотрела на супруга Мэри.

— Я в его возрасте мог пойти и не на такую дурость ради девушки, в которую был влюблён.

Гоцман возвела глаза к небу, но губы её тронула невольная улыбка. Мужчины. Те же мальчишки, только сначала мелкие и нескладные, а под конец седые и коренастые. В голове извечный ветер. Глупость пятнадцатилетней девчонки, которой родители вовремя не дали ремня по мягкому месту, она понять могла. В конце концов Ада выбрала темпоральное училище в четырнадцать. Видимо, это их семейная черта — творить дурь в подростковом возрасте. Но двадцатилетний лоб, которому она собиралась вручить бразды правления тайной полицией?!..

— Знаешь, что он мне заявил вместо покаяния? — хмыкнула она. Дождавшись кивка с точно такой же улыбкой, она продолжила: — Что собирается просить её руки, уже напросился на аудиенцию в губернаторскую резиденцию. Что будем делать?

— Известно что. Присутствовать, — развел руками Эдвард. — Избраннице пятнадцать. Я уже слышу губернаторский возмущенный крик и лязг сабли. Вернут нам его по кусочкам за такую наглость и будут правы. Надо проследить за дураком и обо всём договориться.

* * *

— Моей. Дочери. Всего. Пятнадцать! — пролетел эхом гневный крик, обещающий скорую дуэль на саблях. Грозная губернаторская фигура медленно поднялась из-за стола в малом зале.

Чета Кенуэй снисходительно перевела взгляд на сына, без слов вопрошая, а чего он собственно хотел своим пылким предложением женитьбы. Шэй, их рассудительный, хладнокровный, обаятельный и предприимчивый сын, превратился в краснеющего и запинающегося юнца, когда дело касалось Вероники. Причём, девочка даже сама не понимала, что так влияет на парня, а то ли ещё будет? Как только младшая де Очоа войдет в расцвет своей красоты, она сможет вить какие угодно верёвки из Шэя. Если он, конечно, доживёт.

Диего, едва только началась сбивчивая речь молодого Кенуэя о чувствах к Веронике, опасно сузил глаза. Знающий его уже двадцать лет Эдвард напрягся. С таким взглядом де Очоа шёл убивать, не щадя никого на своём пути. Одно неосторожное слово, и трагедия неминуема. Однако, стоило мальчишеским словам о предложении утихнуть в стенах зала, как, опережая супруга, безжалостным идолом ярости из-за стола встала донья-губернатор.

— Что. Ты. Собирался. Делать. С. Моей. Пятнадцатилетней. Дочерью?! — в ярости она буквально выплёвывала слова, решительно наступая на оробевшего Шэя. В руке Ады многообещающе поблескивала сабля. — Или уже сделал на том корабле?!

— Беги! — негромко посоветовал сыну Эдвард.

Вот уж чего они точно не ожидали, делая ставку на гнев отца. Но даже сам Диего был настолько ошеломлён действиями супруги, что забыл про наступающее возмущение и теперь с восторгом смотрел на фурию, в которую превратилась Ада. Пунцовеющая Вероника изо всех сил желала провалиться сквозь землю, хотя на неё уже никто не смотрел.

— Кхм, дон Диего, — осторожно обратился к нему в непривычно официальной форме Эдвард, — быть может вы… убедите супругу не убивать нашего сына? По крайней мере сразу.

— Не знаю, — многозначительно протянул сквозь хищную улыбку тот, — давненько я не видел её такой.

Позволив супруге вдоволь запугать будущего зятя, он всё же отправился за ними следом. О том, как именно проходили переговоры, Ника старалась не думать. Зря, ох, зря она помчалась вслед за отцом, чтобы урезонить матушку. Она достигла их ровно в тот момент, чтобы заметить, как нападение на Шэя переросло в дуэль между родителями с настолько пылким примирением, что ей пришлось прятаться за ближайшей колонной, ещё больше краснея. Родители не появлялись до следующего утра.

* * *

— Шэй, при всём уважении к нашей дружбе, нет! — решительно покачал головой Грегорио, осторожно поглядывая по сторонам, и громко зашептал: — Наберитесь терпения. Оба. Сейчас родители в ярости, дайте им время остыть. Ника наказана за дело, и если я буду к ней гостей водить, тем более тебя, то…

— Я только хочу поговорить. Клянусь… Если сомневаешься в моей благоразумности, дорогой мой друг, то пусть беседа произойдёт в твоём присутствии.

Месяц скрылся за облаками, будто подыгрывая полуночному Ромео. Как Кенуэй покинул обитель своего домашнего ареста, оставалось страшной тайной. Только между ним и Марией, которая просто не могла долго злиться на брата. Даже её гнева за всю выходку Шэя хватило лишь на один крепкий удар кулаком ему в челюсть, а секунду спустя они уже обнимались, прощая друг другу все прошлые и грядущие обиды. А когда речь зашла о подруге, которую необходимо посетить немедленно, то сестра ласково назвала брата олухом, но помогла покинуть дом незамеченным.

— Наберитесь терпения, — повторил Грегорио, пытаясь оттеснить друга подальше от сада с белыми персиками, которые Диего на десятую годовщину свадьбы приказал посадить у губернаторской резиденции. — Отец тебе благоволит. Он рано или поздно уговорит матушку на помолвку, только не наломай дров.

Шэй тяжело выдохнул. Он знал, чувствовал, что должен сегодня поговорить с Никой. Брошенный клич по сети тайной полиции принёс утром неожиданные вести, которые она была бы рада узнать. А когда честные пути добраться до дамы сердца закрылись, осталось использовать бесчестные. Челюсть уже болела от будущей реакции Марии.

— Что, если я расскажу тебе, что моя сестрица кое-в-кого влюблена и, кроме своего избранника, будет отвергать всех кандидатов на руку и сердце до самой старости? Что, если назову имя этого кое-кого? — пошёл он на решительные меры, зная, что в конечном итоге от правды всем будет только лучше.

— Вот ты!.. — Грегорио задохнулся от такого не самого благородного поступка, однако недолго сражался с совестью, уложив последнюю на лопатки. — Змея ты, Шэй Кенуэй!

— Зато ответ тебе понравится!

* * *

«Сегодня остров Барбадос скорбит вместе с миссис Боннет, ныне вдовой покойного Стида Боннета. Вернувшийся из дальнего странствия, мистер Боннет стал жертвой нападения беглого дикого зверя, предположительно, сбежавшего леопарда. Раненый Боннет героически пережил удары хищника, но в тот же момент на него был совершён случайный наезд кареты. Боннет был сбит насмерть, а следом карета переехала его шею до хруста. Очевидцы до сих пор не могут прийти в себя. Увы, надежд, что потерпевший смог пережить наезд, не осталось, когда не него упал рояль…»

Ника едва сохраняла молчание от таких новостей. Капитан Боннет вернулся к прежней жизни? Он теперь мёртв?! Интересные новости принёс Шэй, сумев при помощи шантажа пробиться ночью к её спальне. Грегорио явно чувствовал себя неловко рядом с ними, но наедине не пожелал оставлять.

«Срочные новости. Дерзкий побег совершил Эдвард Тич, более известный как Чёрная Борода, из казарм английского флота. Посрамлённые офицеры утверждают, что вероломный пират использовал против них некий магический словесный навык, после которого среди всего офицерского состава в казармах началась драка, перешедшая в бунт. К моменту подавления беспорядков Эдвард Тич исчез…»

Она едва могла дышать от принесённых новостей. Но стоило перевести взгляд на едва не смеющегося Шэя как всё встало на свои места. Друг детства… хотя какой он теперь друг, если стал первым претендентом на её руку, едва не лишившись при этом головы?! Он решил пробиться через все запреты и замки, чтобы предоставить ей лучшую концовку их маленькой сказочки. Эдвард Тич всё же освоил азы пассивной агрессии и навыками, выученными от Боннета, совершил побег. А Стид решил уйти красиво, воспользовавшись искусством чертовщины… пусть снова немного переиграв свою роль. Достаточно было хищника или кареты, но не всего вместе, да ещё рояля. Но с другой стороны, теперь можно по-настоящему ставить точку.

— Обманув всех и сломив все преграды, хитроумные пираты обрели свободу. Ветер вновь наполнил их паруса, чтобы они взяли курс до самого горизонта и дальше. Прямо в закат, когда солнце своим последним лучом вспыхивает зелёным, — подытожила Ника с улыбкой. — Спасибо. Это хороший финал.

Набравшись храбрости, она миновала насупившегося Грегорио и поцеловала своего наречённого в щеку. На этом вся её смелость закончилась и, краснея от смущения, она поспешила пожелать своим визитёрам доброй ночи.

* * *

30 октября 1728 года

Стараниями Ники и Шэя Мария была вынуждена несколько раз оставлять на самотёк свою двухмесячную миссию в Америке. Вновь обнаружились «волшебные артефакты», но теперь настала очередь детей чистить своё настоящее от страшных подарков будущего. Первый раз юная Кенуэй не смогла отказать подруге в ещё одном денёчке на суше, который завершился побегом от влюблённых поклонников. Второй раз уже брат оторвал её от сложных переговоров с могавками, когда явил себя на пиратском корабле, ещё и с зелёным сигнальным дымом. А на третий она чудом успела завершить все дела, чтобы успеть на помолвку. В конце октября Аделаида сменила гнев на милость, поставив условие, что церемония венчания будет проведена не менее, чем через три года после помолвки, когда дочь станет совершеннолетней.

Немало благородных юношей впало в отчаяние, понимая, что ушлый Кенуэй сумел опередить их всех, и расцветающая роза де Очоа достанется голландскому выскочке. По случаю радостного события Санто-Доминго получил карнавал, равных которому Эспаньола ещё не видела. Горожане праздновали, танцевали и веселились. Пройти через улицы не представлялось более возможным. Впрочем, никто особенно и не стремился этого делать. В губернаторском доме для всей аристократии был дан бал. Остальные наслаждались жизнью на тёмных улицах, сияющих этой ночью ярче любого дня.

«Держи врагов близко и учись следить за ними в оба глаза, Ника! — напутствовала юную донью Аделаида в ответ на справедливое возмущение о ненужности приёмов. — С такими же холодными улыбками эти люди как обнимут, так и воткнут в спину нож. Запомни их всех и никогда не теряй бдительности в их присутствии!»

Юной Нике предстояло начать играть в по-настоящему взрослые игры, которые в случае проигрыша отбирают жизнь. Куда опаснее, чем на пиратском корабле, и намного серьёзнее. Увы, от козней аристократии не поможет фокус с маяком и зелёный сигнальный дым, а вот про искусство чертовщины забывать не стоит. Никогда не знаешь, в чём оно может пригодиться. Зато, пока Вероника де Очоа не позволяла себе ни на секунду забыть, что среди дворян, как среди акул, она ни разу не покраснела от намёков, что из-за хрупкой юности ещё ни разу не целовала своего наречённого в губы.

Мария появилась на балу, как освежающий порыв морского ветра. Без приглашения, без платья и без официального провозглашения. Как есть, в военной форме, она влезла через окно, чтобы порадовать брата личным поздравлением. Нику в тот момент уже увлекла толпа юных дебютанток, птицами щебечущих что-то невразумительное. С подругой она смогла обменяться лишь выразительными взглядами. Но даже это к лучшему. Секрет, проданный за полуночную встречу Шэя и Ники, уже успел расползтись среди всех де Очоа и Кенуэй. Дома Марию ждал многообещающий сюрприз. Недаром вдохновлённый приятными новостями Грегорио ограничился поздравлением помолвленных и умчался на крыльях любви.

Пусть мужем и женой Шэю и Нике предстояло стать спустя несколько лет, семьи готовились породниться куда раньше.

«Снова ждать. Долгие три года, — страдальчески вздохнула Ника, окидывая взглядом царство лизоблюдства, в котором ей ещё только предстояло стать одним из самых опасных хищников. — Ой, да и к чёрту. Подожду, не сбегать же снова на первом пиратском судне!»

Примечания:

Бонусная глава ждёт

https://ficbook.net/readfic/13476044