Загружаю судьбу: Прюэтт (джен)

Кабинет главного целителя больницы Святого Мунго, Ваиля Шафика, был местом, куда не ступала нога посторонних. Зачарованные двери, шепчущие заклинания, и статуэтка бронзового гиппогрифа, чьи глаза подозрительно следили за каждым, кто осмеливался приблизиться, вот и сейчас они пристально наблюдали.

Комната утопала в мягком свете магических светильников, чьи кристаллы, подвешенные под потолком, переливались, будто пойманные звёзды. Тяжёлые дубовые полки, заставленные медицинскими гримуарами, пахли старой кожей и чернилами, а в углу тикал магический хронометр, отсчитывая время с пугающей точностью

На столе Шафика — хаос: пергаменты, пузырьки с зельями, перо, застывшее в чернильнице, словно уставшее от бесконечных записей. Иоганн Прюэтт стоял у шкафа, его длинные пальцы, унизанные кольцами, скользили по корешкам книг. Он вытащил том в тёмном кожаном переплёте — «Ритуалы крови и их последствия». За такое чтение Азкабан был бы милосердной карой, но не успел открыть — дверь скрипнула, и вошёл Шафик.

Низенький, пухлый волшебник, чей халат цвета шафрана слегка топорщился на округлом животе, прикрыл дверь с осторожностью, будто боялся разбудить спящее проклятье. Его смуглое лицо блестело от пота, а тёмные глаза, обычно хитро прищуренные, теперь нервно бегали по комнате. Лёгкий взмах палочкой, и воздух сгустился — заклинание заглушило звуки, а Protego Silens отрезало их от любопытных ушей. Разговор обещал быть не из лёгких.

Иоганн захлопнул книгу с такой силой, что пыль взметнулась в воздух, и отлевитировал её на полку, не глядя. Его голос, низкий дрожал от сдерживаемого гнева:

— Ты сказал, что Уизли тоже жертва. — Он повернулся к Шафику, и его тень, отбрасываемая светильниками, легла на пол, будто тёмный плащ. — Я хочу знать, что за бардак там творится, Ваиль.

Шафик замер, его пальцы дрогнули, сжимая палочку. Он прошёл к столу, тяжело опустился в кресло, обитое потёртым бархатом, и вытащил из ящика бутылку огневиски. Стекло звякнуло, когда он наливал янтарную жидкость в два стакана, но один остался нетронутым — Иоганн не двинулся с места. Мужчина вытер пот со лба платком, его щеки слегка затряслись, выдавая нервозность.

— Мунго — нейтральная территория, Иоганн, ты же знаешь. Как и Хогвартс, — начал он, но словно он сам не верил своим словам.

Иоганн шагнул ближе, его мантия цвета тёмного угля шелестела, как крылья фестрала. Он упёрся кулаками в стол, и светильники над головой мигнули.

— По всей видимости, нет! — рявкнул он. — Раз Диппет не может приказать своим шавкам соблюдать нейтралитет!

Шафик поморщился, словно от удара. Он отхлебнул огневиски, и его пальцы, унизанные перстнями с арабскими рунами, задрожали.

— Уизли точно так же травили, — тихо сказал он, глядя в стакан, будто там была разгадка. — Только в меньших дозах. Мы нашли следы зелья, чуть похуже в его крови. Не такое дорогое, не так много, как у Молли, но достаточно, чтобы… ну, ты понимаешь.

Иоганн выпрямился, его лицо побледнело, но глаза вспыхнули яростью.

— Меня не интересует Уизли! — Его голос сорвался на крик, эхо отразилось от стен. — Меня интересует моя дочь! С ним я разберусь потом. Лучше скажи, как её смогли опоить? Как, Ваиль? Она — Прюэтт, не какая-то маглорожденная девчонка, которая глушит сок, не глядя!

Шафик замялся. Он опрокинул стакан, и огневиски обожгло горло, но не уняло дрожь в руках. Его взгляд метнулся к окну, за которым лондонский туман клубился, словно призраки, но ответа там не было. Он развёл руками, и его пухлые щёки затряслись, выдавая смесь страха и бессилия.

— Ну ты же знаешь этих подростков, Ио, — пробормотал он, вытирая теперь платочком пот. — Кто будет проверять каждый бокал сока? Сначала, может, подлили в духи, в чернила, мантию пропитали или метлу — да откуда ж мне знать, старина? Могу сказать только, что это удовольствие кому-то влетело в галлеон. Это тебе не тяп-ляп зелье, его не сваришь в школьном котле. И нужны биологические составляющие… волосы, кровь там. От Уизли их достать, думаю, было несложно — он же везде суёт свой нос. Но Молли…

Кабинет казался всё теснее, словно стены сжимались под тяжестью слов, что витали в воздухе.

Иоганн стиснул кулаки, его кольца врезались в кожу. Гнев, что кипел в нём, сменился холодным, почти осязаемым страхом — за Молли, за её будущее, за весь их род, что балансировал на краю пропасти. Он вспомнил её смех, её упрямый взгляд, так похожий на Эстер, и сердце сжалось. Кто-то посмел тронуть его дочь, его кровь, его наследницу. Кто-то, кто знал, как ударить по самому больному. Он опустился в кресло напротив стола, обитое таким же потёртым зелёным бархатом, и провёл рукой по лицу, словно пытаясь стереть не только усталость, но и страх, что грыз сердце.

— Конечно, этот идиот Уизли, как и его отец, считают все эти чистокровные заморочки глупостью! — выплюнул Иоганн, его голос дрожал от презрения, но в нём мелькнула горечь, почти отчаяние. Скрип дерева эхом отозвался в тишине, когда на кресло откинулись. — Но Молли? Она не могла быть такой беспечной. Кто-то из Хогвартса, Ваиль. Кто-то, кто знал, как подобраться к ней.

Шафик кашлянул, его взгляд снова ушёл в сторону. Сидя за столом, выглядел главный целитель так, будто хотел раствориться в своём кресле. Его пухлые щёки снова заблестели от пота, а тёмные глаза избегали взгляда Иоганна, скользя по пергаментам, пузырькам и бутылке огневиски, что стояла между ними. Он снова кашлянул, звук вышел натуженным, почти виноватым, и тогда мужчина налил себе ещё порцию янтарной жидкости. Стакан дрожал в его руках, и он крутил его, словно надеялся, что огневиски подскажет, как смягчить удар, что он должен нанести.

— Я разберусь, — сказал вдруг лорд, и в его голосе не было ни капли сомнения. — А ты, Ваиль… ты сделай так, чтобы никто в Мунго не болтал. И найди мне всё, что можешь, про это зелье. Кто, где, когда. Я хочу имена.

Целитель открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент в дверь постучали — три резких удара, от которых оба мужчины замерли. Ваиль махнул рукой, и дверь, скрипнув, отворилась, пропуская тонкую струйку холодного воздуха из коридора.

На пороге стояла Алиса Кэрроу. Она скользнула взглядом по одному, и её губы дрогнули, выдавая лёгкое презрение, которое она тут же скрыла за холодной вежливостью.

— Лорд Прюэтт, мастер Шафик, — произнесла она, её голос был ровным, но с едва уловимой язвительностью, когда она обращалась к Прюэтту. Она кивнула, но поклон был скорее формальным, чем искренним. — Вы просили зайти к вам после смены. Я взяла дополнительные анализы, отправила их на обследование, в том числе в магловский центр, как вы просили.

— Что это значит, Ваиль? — Иоганн резко повернулся к Шафику, его брови сошлись на переносице. — Магловский центр? Ты отправляешь анализы моей дочери маглам?

— Это значит, что мы сотрудничаем с обычными больницами, чтобы получать точные анализы, Иоганн! — Его голос сорвался на высокую ноту. — Стандартная практика! Но я не поэтому позвал Алису. Заходи, дорогая, присаживайся.

Алиса Кэрроу вошла, её шаги были лёгкими, но в них чувствовалась напряжённость, будто она ступала по тонкому льду. Она остановилась у стола, не садясь, и скрестила руки, её пальцы слегка сжали рукава мантии. Её взгляд, холодный и острый, как лезвие, скользнул по Иоганну, и на миг показалось, что она хочет сказать что-то резкое, но сдержалась. Шафик кашлянул, пытаясь разрядить тишину, что повисла в комнате, тяжёлая, как лондонский туман за окном.

— Предполагаю, ты захочешь на время оградить Молли? — Главный целитель посмотрел на Иоганна, и в его глазах мелькнула надежда, что эта идея смягчит гнев друга. — Я дам такую возможность. Мы можем оформить карантин, сказать, что это… ну, последствия зелья. Никто не посмеет её тронуть, пока мы не разберёмся.

Иоганн медленно повернулся к Алисе, его взгляд был таким тяжёлым, что она невольно отступила на шаг. Он изучал её, будто искал следы предательства или лжи. Шафик прав, если они смогут спрятать Молли, то у него будет время найти виновных.

— Карантин? — переспросил лорд, его голос был низким, почти угрожающим. — И ты доверяешь ей? — Он кивнул на Алису, не сводя с неё глаз.

— Лорд Прюэтт, я целительница Мунго, а не шпионка. Моя клятва — спасать жизни, а не разрушать их. Если мастер Шафик считает, что я могу помочь вашей дочери, я сделаю это. Но если вы мне не доверяете, — её губы дрогнули в холодной улыбке, — то, возможно, вам стоит искать другого целителя.

Иоганн стиснул зубы, его пальцы сжались в кулаки. Он ненавидел это чувство — беспомощность, необходимость доверять тем, в ком он не был уверен.

— Хорошо, — сказал он твёрдо. — Оформляйте карантин. Но, Алиса, если хоть слово об этом дойдёт до Лестрейнджей… — Он не закончил, но угроза повисла в воздухе, острая, как клинок.

— Мы сделаем всё, старина, — сказал он тихо. — Молли будет в безопасности. Но… Иоганн, это не просто зелье. Кто-то играет в большую игру. И тебе нужно быть готовым.

Иоганн не ответил, поднялся. Мантия взметнулась, как крылья, и он направился к двери.

— И ещё, придумайте другую причину. Никто не должен знать о зелье.

* * *

Второй день царствовала отвратительная погода.

Огромные окна, зачарованные, чтобы показывать ясное небо даже в самый пасмурный день, заливали помещение мягким светом, но это не могло скрыть хаотичной суеты, царившей внутри. Длинный ряд деревянных стульев вдоль стен был заполнен волшебниками и ведьмами, кто- то из них рассматривал плакаты на стене рядом.

Один плакат изображал незадачливого волшебника, пытавшегося пронести клетку с шипящим магическим существом. Над ним, суровая, как МакГонагалл, парила целительница, указывая палочкой на табличку: «Соблюдай порядок в Мунго!» Другие надписи гласили: «Не используйте заклинания в приёмном покое без разрешения. Держите магических существ в зачарованных клетках» и «Мы лечим не только тело. Ваша душа тоже имеет значение. Поговорите с нами. — Целитель Белл». Чуть покосившийся пергамент добавлял: «Целители не ясновидящие. Честно скажите, что вы натворили. Это ускорит лечение».

[Честность — не гарантирует снижения срока в Азкабане].

Я фыркнула, читая это.

В центре зала возвышалась стойка регистратуры, за которой восседала целительница средних лет, как я узнала, миссис Пинсфолд, чьи очки в роговой оправе постоянно съезжали на кончик носа. Ее пергаменты и перья, зачарованные для самостоятельной работы, вихрем носились вокруг, записывая имена пациентов и сортируя их по степени срочности. Над стойкой парил огромный хрустальный шар, который время от времени вспыхивал разноцветными искрами, объявляя о прибытии нового больного через камин или портал.

— Имя, причина обращения? — монотонно спросила миссис Пинсфолд, не поднимая глаз от пергамента, когда перед ней возник молодой волшебник с ярко-зеленой бородой, нервно теребящий край своей мантии.

— Э-э, Герберт Смилтон, мэм, — пробормотал он, оглядываясь по сторонам. — Я… кажется, случайно выпил зелье, которое превращает волосы в… ну, вот это. — Он указал на свою бороду, которая начала слегка шевелиться, словно живая. Миссис Пинсфолд вздохнула, поправив очки.

— Отдел зелий и отравлений, третий этаж. Следующий!

В углу зала пожилая ведьма в фиолетовой шляпе с перьями громко жаловалась своему спутнику, что ее кот случайно трансфигурировал себя в чайник и теперь отказывается превращаться обратно. Рядом подросток с дымящимися рукавами мантии пытался объяснить двум медиведьмам, что его заклинание для разведения огня «немного вышло из-под контроля».

Внезапно камин в дальнем конце зала полыхнул зеленым пламенем, и из него вывалился высокий мужчина в изодранной мантии, держащий за руку маленькую девочку с длинной косой. Девочка выглядела бледной, а ее рука была покрыта странными серебристыми чешуйками.

— Целителя! Быстро! — крикнул мужчина, его голос дрожал от паники. — Она тронула зачарованный артефакт в лавке на Косой аллее!

Миссис Пинсфолд мгновенно подняла голову, ее перья замерли в воздухе. Она коснулась палочкой камня и тот завибрировал в её руках. Меньше, чем через минуту, аппарировали штатные целители.

— Отдел магических травм, срочно! — скомандовала она, указывая на девочку. — Проверьте на проклятья и артефактные ожоги!

Целители подхватили девочку и ее отца, быстро уводя их к лифтам, а приемный покой снова загудел разговорами. В этот момент из другого камина вылетела женщина, чьи волосы горели ярким синим пламенем — судя по всему, неудачный эксперимент с заклинанием смены цвета. Она визжала, размахивая палочкой, пока один из дежурных целителей не метнул в нее заклинание Aguamenti, залив ее водой с ног до головы.

— Мерлин побери, Сильвия, я же говорил, не смешивай заклинания с зельями! — пробормотал целитель, помогая женщине подняться. Она, мокрая и сердитая, лишь фыркнула в ответ.

Тем временем у стойки регистратуры разгорелся новый спор. Молодой парень с длинными дредами, державший в руках клетку с шипящей змеей, пытался объяснить миссис Пинсфолд, что его питомец «совершенно случайно» укусил его, и теперь его пальцы начинают светиться.

— Это не опасно, правда? — спросил он, нервно улыбаясь. — Я имею в виду, он же не ядовитый… наверное.

Миссис Пинсфолд посмотрела на него поверх очков, ее брови поползли вверх.

— Отдел магических существ, второй этаж. И держите эту тварь подальше от других пациентов, — сухо ответила она, прежде чем вернуться к своим пергаментам.

Гул в приемном покое нарастал. Я ждала хоть кого-то, кто заберёт меня из этого дурдома.

На перемещением камином для меня наложил запрет отец. Аппарация? Ха, забудьте. По «медицинским показателям», как выразилась Кэрроу, мой организм, отравленный этим чёртовым зельем, не выдержал бы разрыва пространства. Даже интересно, как же мы будем добираться.

[Хаос в Мунго: +1 к наблюдательности за анализ обстановки. Использовать распознавание на пациентах? Да / Нет]

Я выбрала «Нет». Хватит сидеть.

— Мисс Молли.

[Распознавание на Кроу? Да / Нет]

[Уильям Кроу, 54, маглорожденный, вассал Прюэттов с 1938. Садовник, хранитель артефактов Фогрейв-холла.

Навыки: защитные чары, травология, боевые заклинания. Лояльность: 95/100. Секреты: знает тайники библиотеки. Рекомендация: попросите порекомендовать литературу].

Мужчина стоял передо мной. Седина блестела, твидовый пиджак пах землёй. Он протянул руку, и я, вздохнув, встала. Его глаза скользнули по залу, проверяя.

— Пора, мисс, — сказал он.

Кроу улыбнулся, ведя меня через зал. Мы вышли в туман, где ждал чёрный кэб. Он открыл дверь, и я забралась внутрь, морщась от запаха кожи. Кроу сел, постучал тростью, и кэб тронулся к Паддингтону.

— Поезд до Эксетера, — сказал он, глядя в туман. — Фабиан встретит вас.

На его реплики я кивнула, не зная, как реагировать. После мужчина молчал, лишь изредка поглядывая на меня, словно проверяя, не собираюсь ли я выпрыгнуть из кэба и устроить бунт. Я бы, может, и устроила, но чары слежения, наложенные Шафиком, гудели в моих ушах, как рой рассерженных пикси, напоминая, что я под колпаком. А ещё всю ночь происходила «загрузка» памяти. Не всё прошло идеально, но что есть то есть, уже хорошо.

— Мисс Молли, не хмурьтесь так, — сказал Кроу, его голос был мягким, с лёгким западноанглийским акцентом. — Магловские поезда — не так уж плохо. В них есть… душа, знаете ли. Как в старых метлах, только без щепок в заднице.

Может он думал, что я такая задумчивая из-за того, что мне придётся долго ехать? Но что я, что Молли — были привычны поезда, обе до учебы добирались именно таким образом. Мы направлялись на вокзал Паддингтон, чтобы сесть на поезд до Эксетера, главного города Девона, где неподалёку ждал Фогрейв-холл — мой золотой плен, родовое поместье Прюэттов, и это волновало меня больше.

— Вы, кстати, продолжите квиддич? — вдруг спросил Кроу, его глаза блеснули, как будто он знал, как задеть за живое. — Вашему отцу бы это не понравилось, конечно.

— Вы думаете, меня вернут в школу?

Кроу пожал плечами, его улыбка стала чуть хитрее.

— Не думаю, что милорд лишит вас возможности поступить в Академию.

Молли хотела бы, как и Поппи, стать целителем. Но очевидно, ни в одной из версий событий, ей это было не суждено. Я тоже не горела желанием возиться с болячками. Тридцати минут в приёмном покое хватило, чтобы понять, что это не моё. Я отвернулась к окну, где туман глушил свет фонарей. Хотелось лечь и лежать, чтобы никто не лез, не доставал, не указывал. Я даже знала, что истекает срок моей повышенной интеллектуальной супер способности всё понять, но всё равно. Ещё будет время разобраться, а сейчас сил нет.

Вокзал Паддингтон встречал, как нелюбимый родственник — шумный, навязчивый, с вечно прокуренными галереями. Люди сновали туда-сюда: кто-то опаздывал, кто-то злился, кто-то уже заливал своё отчаяние кофе.

— Где ваш багаж? — спросил он, остановившись у платформы.

— Я и есть багаж, — буркнула, скрестив руки. Кроу хмыкнул, будто это было смешно. Ну, хоть кто-то сегодня веселился.

Туман тянулся следом, будто не хотел отпускать. Казалось, даже воздух был против того, чтобы я ехала в Фогрейв-холл, где ждали фамильные портреты с осуждающими взглядами, оскорблённая мебель, что скрипела от каждого шага, и отец, уверенный, что манипуляции — это высшая форма родительской любви.

Поезд уже стоял у платформы: длинный, старомодный, с тёмно-зелёными вагонами, он выглядел как компромисс между мирами. Снаружи — магловский, но с намёком на волшебство: окна чуть мерцали, а надпись «Эксетер» на табличке казалась выгравированной чарами, что было для меня просто видно. Хотя я и не могла понять, почему. Я бы не удивилась, если внутри были самоподогревающиеся сиденья и вагон-чайная, где чай наливается сам, а печенье никогда не кончается.

— Мы сядем в последнее купе, — кивнул Кроу, указывая на вагон в конце состава. — Оно зарезервировано.

Когда мы поднялись, воздух стал тише, словно поезд отрезал нас от мира. Дверь за нами закрылась, и Лондон — с его шумом, свободой, вариантами — остался снаружи. Купе было всё в тёмном дереве, с глубокими креслами и приглушённым светом от магических светильников, что притворялись газовыми. У окна стоял поднос с закусками — сэндвичи, пирожные, яблоки.

[Диалог с Кроу: Спросить о библиотеке? Да / Нет]

Я выбрала «Нет», слишком усталая для разговоров. Мы только расселись, когда поезд вздрогнул и тронулся. Я прижалась лбом к холодному стеклу, глядя, как фонари Паддингтона один за другим растворяются в тумане. Стук колёс убаюкивал и вскоре я задремала.

* * *

Лорд Прюэтт сменил один кабинет на другой, но покой не пришёл. На столе, между слоями пыли и чернильных пятен, громоздились пергаменты — исписанные рунами, древними формулами и магическими схемами, чьи чернила подрагивали, будто еще дышали. Несколько из них были приколоты серебряными зажимами — защитой от самопроизвольного оживления.

Кубок с огневиски, стоявший на гранитной подставке, чуть выдохся, но его содержимое все еще источало резкий аромат — смесь сажи, цитрусовой корки и чего-то горького, почти ядовитого. Подставка была вырезана из черного камня с прожилками, напоминавшими застывшую молнию, чтобы случайная искра не прожгла стол. Над камином, где тлели угли, висел портрет старого лорда Прюэтта — его глаза, нарисованные с пугающей точностью, следили за каждым движением в комнате, а губы, казалось, готовы были заговорить.

Зачарованные окна дрожали от невидимого давления извне; на стеклах оседал иней, складываясь в узоры, похожие на отпечатки пальцев какого-то древнего существа. Подоконник украшали крохотные капли — россыпь тумана, пробравшаяся сквозь зачарованные стёкла, как будто даже магия начинала сдавать.

Иоганн Прюэтт сидел, сгорбившись над столом, его пальцы, покрытые старыми шрамами, сжимали перо, за эту ночь поместье покинули три почтовых совы и личный сапсан. Он говорил не с пустотой — она была здесь.

— Я отправил за ней Кроу, — произнес он, его голос был хриплым, как треснувший камень. — В Эксетере их встретит Фабиан

Он говорил не с пустотой — она была здесь.

— Ты так и не ложился спать. — женщина обогнула стол, подошла сзади и положила руки на лоб мужчины, и тот устало прикрыл глаза. Тонкие пальцы, прохладные, как утренний туман, легли на его лоб, когда женщина обогнула стол и подошла сзади. Иоганн устало прикрыл глаза, позволяя её рукам ненадолго унять бурю в мыслях.

— Я не могу спать, — пробормотал мужчина.

Эстер не ответила сразу. Её пальцы замерли, затем медленно скользнули к его вискам, будто массируя сами воспоминания, выталкивая из них яд. В её прикосновении было больше магии, чем в любой из тех формул, что лежали перед ним. Она не лечила — она вытаскивала, выскребала, давая возможность хотя бы дышать.

— Ты отправил Фабиана, — сказала она наконец, её голос был почти шёпотом, но в нём звенела сталь. — Он не справится, если она решит бежать. Ты знаешь её, Иоганн. Она не кукла для твоих интриг.

Продолжался старый спор.

Иоганн открыл глаза, его взгляд стал твёрже, но в нём мелькнула тень вины. Он сжал кулак — не резко, а медленно, как будто схватывал что-то внутри себя, чтобы не дать этому вырваться.

— Она должна быть в безопасности, — сказал он, и в его словах было больше приказа, чем просьбы. — Кроу знает, что делать. Фабиан… он. Он не подведёт.

Эстер отступила, её руки медленно опустились. Иоганн повернулся к ней. Она смотрела на него, и в её взгляде было всё:

— Безопасность, — повторила она, и в её голосе скользнула горечь. — Ты запираешь её, Иоганн, как заперли бы артефакт. Но она — не одна из ваших реликвий. Она — наша дочь. Ты не спасаешь ее. Ты хоронишь ее. И нас вместе с ней.

Камин треснул, угли вспыхнули, и тени заплясали по стенам, будто портреты ожили, готовые вынести приговор.

— Я делаю, что должен, — сказал он, и его голос был холоден, как камни Фогрейв-холла.

Эстер не отвела взгляд. Её руки сжались, но она не отступила.

— Тогда молись, чтобы она простила тебя, — тихо сказала она. — Потому что я не уверена, что смогу. Кстати, клан прислал свой ответ.

— Что пишут твои сородичи?

— Фиона считает, что мы предаём Молли, — сказала она, её голос был тихим, но каждое слово падало, как камень. — Она считает, что ты продаёшь её Лестрейнджам, ради денег. И не отпирайся, сколько они тебе обещали?

— Ты думаешь, я не вижу, что делаю?

Он встал, медленно подошёл к камину, как будто хотел бросить туда не поленья, а собственные воспоминания. Пламя отражалось в его глазах, делая взгляд почти нечеловеческим. У них уже был такой разговор много месяцев назад, где-то под Йоль, а потом ещё один…

Молли ещё не приехала с Хогвартса, обычно поезд прибывал ближе к вечеру. Мальчики тоже задерживались. В последнее время у Фаба было много бумажной волокиты, а Гидеон на любые вопросы о том, как двигаются дела, лишь пожимал плечами и отговаривался одной лишь фразой: "так и не подобрали комбинацию".

Это даже хорошо, что никого не было дома, кроме них самих. Только что Лейстрендж переместился по их камину в своё поместье.

Эстер сидела в его кресле, палец её постукивал по столу, а сам Иоганн вот стоял у камина.

— Что за договор он упомянул?

— Эстер… это очень давние договорённости. И я был бы рад, если бы тут дело было в деньгах. Мы бы нашли способ увернуться. Было бы проще. Или я тогда мог бы сказать: «Да, я мерзавец, но хоть счёт оплачен». Но Лестрейнджи — не просто кошельки. Они — сила в этой игре. Без них мы сейчас потеряем всё. Не только стены Фогрейв-холла, но и наш голос в Визенгамоте. Наше имя. Наше будущее….

— Ты боишься потерять стены поместья. А я боюсь потерять дочь. Пусть рушатся залы — но не Молли.

— Вместе с этими едоками лягушек мы остановим реформаторов. Тех, кто мечтает превратить Министерство в приют для магглов. Тех, кто хочет, чтобы наша магия растворилась в их мире!

— О, Морриган святая, Лестрейнджи давно уже не французы, успокойся, — сказала она, и ее голос стал чуть мягче, но не утратил остроты. — И чем тебе Риддл не угодил? Просто объединитесь с ним. Да и в школе он подавал надежды… умный, харизматичный. Ну увлекается тёмной магией, все мы не без греха.

— С этим… полукровной выскочкой? — Иоганн почти выплюнул последнее слово. — Помесь грязи и непомерных амбиций. Он хочет сжечь систему, которую мы веками строили, только чтобы на её пепле водрузить собственный герб.

— А ты? — тихо спросила она. — Что ты хочешь, Иоганн? Сохранить род? Или сохранить трон, на который никогда не сядешь?

— Он не видит в нас союзников. Только ресурсы. Наследие, которое можно использовать, пока не надоест! И ты это знаешь. Называет себя наследником, но он и сотой доли этого бремени бы не вынес.

— А ты, Иоганн, хочешь мир, где магия принадлежит только тем, кто родился с правильным именем? — сказала женщина, эти разговоры у них тоже когда-то были. И не во всем супруги было согласны. — Даже если ради этого придется пожертвовать своей дочерью. Подумай, что ты оставишь Молли. Не поместье. Не титул. А память о том, что ее отец отдал ее Лестрейнджам ради… чего? Власти? Или страха?

Она повернулась и вышла из кабинета, оставив за собой только шелест мантии и запах лаванды, который медленно растворялся в тяжелом воздухе. Иоганн остался у камина, глядя в пламя, которое не могло согреть ни его, ни стены Фогрейв-холла.

Сейчас же они снова заводили тот же разговор. Эстер села в кресло у стола.

— Написали что-то ещё? — мужчина повернулся к жене.

— Фиона пока не станет сообщать никому, что даст нам время. Но если свадьба состоится, то рано или поздно…

— Есть ли какая-то вероятность, что они вмешаются?

— Очевидно, ещё в мои времена, были разные мнения на счёт этой семьи, сейчас же, они могут подумать, что это очередная попытка влезть в клановые тайны через нашу дочь. Зачем она им понадобилась, вот в чём вопрос.

— Эти договоренности…

— Можно обойти. Не соблюдать, в конце концов, так как старый союз распался, наша семья давно больше не входит в их Ковен.

— Но обязательства остались. Это нерасторжимый договор, не с нашей стороны.

— А что если, — Эстер всплеснула руками. Излишняя эмоциональность была ей не свойственна, но сегодня дело было чрезвычайное. — скомпрометировать мальчишку?

— Также, как пытались поступить с нашей дочерью!?

— Может быть это значит, что они также ищут способ обойти договор?

Иоганн покачал головой.

— И что, Лестрейндж может так просто взять, прийти и потребовать соблюдение какого-то…

— Стой, Молли пришла. — присутствие других членов семьи всегда ощущалось остро для Главы, вот и сейчас эти ощущения не дали обмануть. — Мы можем перенести этот разговор на вечер.

Эстер кивнула, поджала губы, встала и вышла из кабинета, оставляя мужа одного. И так каждый раз! Невиданное дело, похоже собственный муж удумал что-то скрывать.