Совместные уроки (гет)

В дружном педагогическом коллективе люди всегда готовы незаметно подложить ближнему свинью, а уж если этим ближним окажется директор, про которого каждый думает, что он составляет расписание лично тебе назло, то желание напакостить и посмотреть за мучениями ближнего становится нестерпимым. Поэтому МакГонагалл послушала размышления Дамблдора о том, что волшебный мир должен стать Гарри родным и драгоценным домом, для чего у Гарри должно быть много друзей из волшебных семейств, а не одна магглорожденная невеста, с которой он неразлучен настолько, что и по сторонам не смотрит, все хорошенько запомнила — и сделала наоборот.

Гарри и Гермиона получили от МакГонагалл приглашения на дополнительные занятия по трансфигурации, которые Минерва вела с удовольствием: ученики попались очень сообразительные, с ними можно было не топтаться на одном месте по полчаса и не повторять все по три раза. У Минервы даже возникло впечатление, что Гарри и Гермиона читают учебник до занятия, а не после, но она все-таки отмела эту гипотезу как невероятную. Кроме того, МакГонагалл всегда была рада подменить мадам Трюк на дополнительных занятиях по полетам, и как-то так получилось, что двое любознательных студентов стараниями МакГонагалл проводили все свободное время вместе, с похвальным прилежанием и пользой для успеваемости. Придраться было не к чему, и даже на прямой вопрос директора: «Что вы делаете?» — у Минервы был бы готов ответ: «Готовлю Избранного к противостоянию Темному Лорду». Ну а что в результате такой подготовки Избранный может жениться еще до выпускного, и вовсе не на чистокровной ведьмочке, или для обуздания Темного Лорда решит запросить поддержку маггловских военных — ну, это совершенно непредвиденный эффект, разве он может кого-то волновать? Главное, чтобы мальчик был здоров и счастлив, нельзя же, право, желать обратного.

Тем не менее, даже полезных вещей может быть слишком много, и однажды мадам Трюк остановила Гарри после квиддичной тренировки.

— Как сказали бы игроки в квиддич, Гарри, твоя девушка «наелась воздухом», — обобщила свои впечатления мадам Трюк. — Игрокам в таком случае советуют некоторое время просто полетать, без выполнения финтов, без бладжеров. В своем темпе, в свое удовольствие, чтобы вернуть себе радость от полетов. В ее случае этот рецепт неприменим, потому что она и так летает без финтов и не на скорость, и от одного этого она уже устала. Так знаешь что: давай ты на следующей неделе вместо наших дополнительных занятий просто покатаешь ее на своей метле. Только не нужно сажать ее спереди и боком, как в тот раз, когда ты ее ловил. Пусть садится сзади — ты ногами только не болтай, устройтесь оба еще над самой землей.

Гарри и Гермионе понравилось летать в обнимку, слившись в одно целое настолько, что даже ее ноги лежали на его ногах, упирающихся в подножки у охвостья метлы, а перед следующим полетом старшие товарищи Гарри по квиддичной команде подали ему испытанную практикой идею: девушку можно посадить перед собой к себе лицом, и будет еще интереснее. Так что, может, Дамблдор и напрасно беспокоился о том, что Гарри, увлеченный своим романом, не обеспечит себе поддержку в волшебном мире — по крайней мере старшекурсники болели за милую парочку малышей, парящую над Запретным Лесом, и в случае чего нашлось бы немало боевых ребят, которые пошли бы бить за них морду, даже красноглазую или бородатую, семнадцать лет как раз такой возраст, когда такие решения принимать просто.

Как и обещала мадам Трюк, радость от полетов быстро к Гермионе вернулась — радоваться легко, когда не надо стараться все сделать правильно и не ошибиться чуть не в сотый раз, а можно просто обнимать любимого мальчишку и довериться его дару летать. Так что, когда Гарри воспользовался советом своих товарищей и усадил Гермиону перед собой, он сразу почувствовал, что сегодня будет особенный полет, и не потому что ему придется уговаривать Гермиону не бояться лететь вслепую, спиной вперед. Это ему самому нужно было что-то делать со своими страхами потерять, что имеешь, и не справиться с тем, что приобретешь. Они давно балансировали на грани, отделяющей близкую дружбу от романа, да уже и сползли незаметно за эту грань, но все-таки поцеловать сейчас Гермиону значило признать, что их отношения уже другие, а какие — Гарри по малолетству толком и не знал, ему все нравилось так, как есть.

Но решаться было надо, метла парила над Запретным лесом, в небе горел оранжево-розовый закат, к которому они были ближе всех остальных, и Гарри наклонился вперед и губами коснулся губ Гермионы. Он чувствовал ее дыхание, ему как-то по-особенному понравилось, как она немного прикусила зубками его нижнюю губу, а после Гермиона придвинулась к нему еще ближе и начала неумело выманивать его на французский поцелуй, что заняло некоторое время, потому что Гарри не мог понять, чего от него ожидают. Но прикосновение ее язычка к его губам ему понравилось, столкнуться кончиками языков ему понравилось тоже, и дело потихоньку пошло на лад, даже лучше, чем если бы Гарри что-то знал и набросился бы с бразильской страстью и высунутым языком.

А потом Гарри увидел, что Гермионе весело, он, наверно, раньше и не видел у нее никогда такой широкой улыбки и таких искрящихся глаз.

— Похоже, ты не любитель дамских романов, — догадалась веселая Гермиона. — Да там, получается, и наврали половину. Так что практика и только практика!

— На самом деле, было здорово, потому что я тебя люблю и чувствую, как тебе дорога, — призналась Гермиона уже шепотом, положив голову Гарри на плечо — и вскоре уже сама полезла целоваться.

— Я теперь должен вести себя как-то по-другому? — все-таки решился спросить Гарри, когда они уже приземлились и шли к вечернему Хогвартсу в полумраке. — Ты лучше прямо говори, потому что я могу не догадаться.

— Нет, наверно. Только если хочешь, — ответила Гермиона, ее такой общий вопрос тоже озадачил. — Ну ты, конечно, понимаешь, что, если ты не будешь мне писать на каникулах или начнешь катать на метле других девушек, я стану обижаться и ревновать — но этого тебе и так было бы не избежать.

Чувство радости и уверенности после полетов с Гарри было так сильно, что и сама Гермиона стала летать куда увереннее и расслабленнее. А еще ей понравился плавный и мощный ход его метлы, и когда в ходе уроков мадам Трюк освоившиеся с метлами ученики разлетелись по всей огромной лужайке, Гермионе захотелось похулиганить, и она стала просить у Гарри его метлу.

— Вообще-то мадам Трюк меня специально просила этого не делать, — признался Гарри.

— Ой, да ладно, Дамблдор вон просил нас не ходить в коридор на четвертом этаже, а мы там побывали — и ничего не случилось.

— Серьезно? Кажется, в тот момент ты была другого мнения, — удивленно сказал Гарри, он по молодости не знал, что у безумно влюбленных на ногах вырастают крылья и им кажется, что они могут ходить и по воде, и по воздуху.

Так что разумные предложения Гарри поучить Гермиону летать на его норовистой метле после уроков, начав с малого и продвигаясь небольшими шажочками, не встретили у нее сейчас понимания. В школе у нее все всегда легко получалось, и с полетами в последние пару недель произошел прорыв — а еще дома Гермиона была единственным ребенком, драгоценной доченькой, и настолько поверила теперь в Гарри, с ним было так спокойно и надежно, что поводов быть осторожной она больше не видела.

— Хочу! — чуть капризно сказала Гермиона, схватившись за метлу Гарри, и Гарри ей уступил, ему, вообще-то, такая милая несерьезная девочка тоже нравилась, и ему хотелось ее баловать.

Конечно, все пошло не так с самого начала: для Гермионы, едва освоившейся на Чистомете и не имевшей никакой природной склонности к полетам, Нимбус был слишком быстрой и чуткой метлой. Гермиону стало мотать в воздухе то в одну сторону, то в другую, и ее панические попытки выправить метлу делали только хуже. Гарри вскочил на школьный Чистомет, но куда ему было угнаться за взбесившимся Нимбусом? Гарри только держался поближе, летая внизу, Гермиона услышала его и кое-как забиралась вверх, по крайней мере в землю с разгона она не влетела. Но что делать дальше, Гарри не знал: уж лучше бы Гермиона снова завалилась и упала с метлы, он хотя бы знал тогда, где ее ловить. Мадам Трюк была уже рядом, она пыталась перехватить Гермиону сверху, тоже не успевая за вертким Нимбусом, а потом Гарри почувствовал момент, когда Нимбус свалился в пике и понесся к земле.

— Гарри! — крикнула в панике Гермиона, а что он мог поделать, он знал, что ее нужно подхватывать, подлетев снизу, но он и наперерез не успевал, выжимая из Чистомета всю его скорость прямо над землей.

Гарри все-таки успел втиснуться между Гермионой и землей, рванул рукоятку метлы вверх, и Гермиона просто на него упала, сбив его с метлы — от удара об землю из Гарри буквально вышибло дух, казалось, что весь воздух вышел из его легких, а вдохнуть уже не получается — и тут голова Гарри дернулась, он ударился об землю затылком и потерял сознание.

Гермиона почти не пострадала, просто отлетела немного в сторону, да ей было и не важно, что с ней. Она поняла, что Гарри принял весь удар на себя, встав между ней и ее возможной гибелью, — Гермиона бросилась к нему кошачьим прыжком, увидела его закрытые глаза, поцеловала его в губы и ощутила слабое дыхание, сообразила нащупать на шее пульс — тут и мадам Трюк подоспела на место их падения и сразу же наколдовала носилки.

— Прости-прости-прости, — срывающимся голосом говорила Гермиона, заглядывая Гарри в лицо и то и дело к нему прижимаясь, ей постоянно казалось, что дыхание Гарри становится все слабее. — Очнись, пожалуйста, Гарри! Не оставляй меня…

Драко приземлился чуть поодаль и подошел почти вразвалочку: у него немного екало сердце от случившейся на его глазах беды, он и сам боялся когда-нибудь сорваться в пике и на скорости впилиться в землю, но он все еще считал, что при правильной дозе вранья из того, как Поттер и его грязнокровка свалились с метел, получится неплохая история, нужно только подслушать что-нибудь, что действительно было сказано, чтобы их потом этим дразнить.

И тут Драко услышал испуганный голос Гермионы, увидел на ее лице отчаяние и любовь и остановился, словно натолкнувшись на невидимую стену. Он вырос в семье, в которой тоже жила настоящая неподдельная любовь: после почти пятнадцати лет брака его родители искренне и нежно любили друг друга, и его дедушка и бабушка тоже пронесли свою любовь через всю жизнь, которую в прошлом году оборвала драконья оспа. Абраксас и Урсула умерли в одной постели, в один день: «Я рада, что я умираю», — сказала бабушка Драко, положив свою руку на холодеющую руку мужа, и Драко запомнил эти слова и эту верность даже в смерти. До этого дня он считал такую любовь благословением их семьи, поцелуем Бога на челе достойных, вместе с которым пришли и успех, и богатство — даже в семьях своего круга Драко далеко не всегда видел подобную любовь, а стоящих ниже него магглов и магглорожденных почитал и вовсе на такие чувства неспособными, порой сомневаясь и в том, может ли возвышенная любовь посетить сердце простоватого хаффлпаффца, пусть и чистокровного. Про себя он знал, что в свое время встретит чистокровную слизеринку, достойную столь высоких чувств, и иногда мечтал об этом времени, а теперь и оглядывался по сторонам, но все пока было не то — или просто Бог еще не коснулся его сердца.

И вот теперь этот же поцелуй Бога Драко видел на магглянке в гриффиндорской мантии и ничего не мог с этим поделать — он ведь знал, как выглядит истинная любовь, он жил с ней рядом и не мог теперь ошибиться. Ему свидетельствовали не только его глаза, ему свидетельствовало и его сердце, и он чувствовал, что больше не сможет сделать ни Гарри, ни Гермионе ничего дурного — это будет все равно что замахнуться топором на икону, ведь на них лежит то же благословение, что и на его семье.

Мадам Трюк уложила бесчувственного Гарри на носилки и левитировала их к Хогвартсу, Гермиона побежала следом, и Драко тоже двинулся к замку, не обращая ни на кого внимания. Он еще стоял на дороге в Дамаск, ослепленный ударившим в глаза светом, и слышал голос, говорящий с тихим укором: «Савл, трудно тебе идти против рожна». А чтобы не идти против рожна, приходилось признать, что Дух дышит, где хочет, что благословение Божие равно ложится на чистокровных и магглорожденных и что дар волшебников в первом поколении приходит свыше — может, этот дар и более чист, чем многократно передававшийся по наследству и поистаскавшийся, потому что магглорожденные получают свой дар напрямую от Источника. Под рожном, с которым столкнулся Драко, разлетались вдребезги все истории, которые рассказывали себе сторонники превосходства чистокровных: вероятнее всего, и Шекспир был магглом, и Данте был магглом, и все те святые, изображенные на витражах в семейной часовне Малфоев, тоже родились магглами — да и умерли магглами, свои чудеса они творили без палочки, тоже черпая напрямую из Источника. Так же, как и Савл, который, встав с земли, с открытыми глазами никого не видел, Драко пока ничего не понимал в новом мире, и ему приходилось собирать свой мир заново.

Гарри очнулся в лазарете, и первым, что он услышал, был голос Гермионы: мадам Помфри в очередной раз пыталась ее выгнать, а Гермиона не хотела уходить и собиралась скандалить. Стоило Гарри пошевелиться, и Гермиону было уже не удержать: она кинулась к нему и схватила его за руку, а потом прильнула к его груди, заглядывая ему в глаза.

— Прости меня, — в очередной раз сказала Гермиона, только теперь Гарри ее слышал. — Это я во всем виновата. Я теперь всегда-всегда буду тебя слушаться, обещаю.

Гарри с удивлением обнаружил, что уже провел в лазарете два дня, мадам Помфри была горазда опоить пациента зельями, чтобы тот не мешал ей в лечении — и следующие два дня ему пришлось провести там же, Гермиона прибегала к нему после уроков и оставалась почти до темноты, мадам Помфри уж отчаялась ее выгнать, только в последний день все же разбушевалась, когда Гермиона без спроса проскользнула к Гарри сразу после завтрака, и мадам Помфри застала их целующимися.

— А давайте вы меня тоже выгоните, — немного нахально сказал Гарри. — Я, по-моему, уже поправился, это по всему видно.

— Именно это я и собираюсь сделать, — сердито ответила мадам Помфри и действительно выставила Гарри еще до обеда.

Гермиона бросилась ему на шею, когда он появился в Большом Зале, и уцепилась за него так, словно больше никуда и никогда не собиралась отпускать. За эти четыре дня она поняла, что у нее вообще-то неплохие однокурсницы: ей довольно деятельно сочувствовали, и одиноко ей не было, но она все равно и мучилась, и скучала, и в первые две ночи плакала, потому что Гарри тогда еще не пришел в себя. А Гарри, совершивший уже второй подвиг, отчаянный и романтичный, стал за это время очень популярен среди девочек всего Хогвартса, только он этого совсем не заметил, ни за обедом, ни после.

После обеда Гарри и Гермиона убежали гулять, но еще до того столкнулись с Малфоем, который Гарри очень удивил.

— Мы не очень хорошо начали знакомство, — признал Малфой. — Давай начнем все сначала, будто ничего раньше не было. Не рассчитывая на то, что мы сойдемся во мнениях, а просто потому, что интересно.

— А с чего это ты? — чуть подозрительно спросил Гарри, он уже сходил на полуночную дуэль, с которой Малфой его подставил, и мог согласиться не держать зла, но вот репутацию в его глазах Малфою еще предстояло исправлять.

— Свою невесту благодари, — ответил Малфой — у тех, кто был ослеплен светом по дороге в Дамаск, вновь прозревшие глаза начинают смотреть глубже. — Когда ты лежал на земле, после того как заслонил ее собой, я на несколько секунд смог увидеть тебя ее глазами.

А потом Малфой снова протянул Гарри руку.

— Драко, — с улыбкой сказал он, и Гарри подумал, что так, действительно, будет лучше: без фамилий, без факультетов, просто как два пацана.

— Гарри, — ответил Гарри и пожал протянутую руку.

Будни у Гарри начались еще до ужина — хотя два дня его отсутствия пришлись на выходные, несколько уроков он пропустил, и Гермиона уже составила план, как он будет нагонять.

— За сегодня мы обязательно успеем сделать Чары, и Трансфигурацию ты досдашь, я уже с профессором МакГонагалл договорилась, — быстро говорила Гермиона, — между Чарами и Трансфигурацией у нас будет ужин, а после Трансфигурации ты успеешь почитать Зелья, которые ты пропустил…

— Может, сразу пойдем на ужин? — чуть лукаво предложил Гарри, не хотелось ему так сразу включаться в рабочую рутину, да еще и выходные все пропали.

— Нет, сразу не пойдем, Чары ты сделаешь быстро, смотри, я тебе сейчас расскажу…

— Да ладно, идем!

— Нет!

— А помнишь, как ты обещала меня слушаться?

— Это только к полетам относится, — чуть смущенно ответила Гермиона. — Ну и, может, еще к чему-нибудь... Но Чары и Трансфигурацию я знаю лучше тебя, так что раз уж я говорю, то, значит, так и нужно делать!

— Так, а если я обгоню тебя на Чарах, то ты тогда будешь меня слушаться и в Чарах?

— А ты обгони сначала!

— Не обидишься? — спросил Гарри и взял в руки учебник.

— Скорее обрадуюсь, — ответила Гермиона, опустив глаза, ей не так уж и нравилось Гарри командовать, особенно теперь, когда ее чуть не его невестой считают.

— Ну держись тогда! — весело сказал Гарри, и они вместе набросились на учебник, как и обычно.