Я помню море (джен)

Просыпаемся не от звонка.

От света.

Ровного, холодного, как лезвие скальпеля. Он не греет, не будит — он вскрывает.

Я открываю глаза за секунду до того, как он включается. Так всегда.

Это мой способ сказать: вы не владеете мной полностью.

— Подъём, — голос Сестры Виктории скрипучий и сухой, как дверь карцера.

Уже здесь. Уже смотрит. Уже дышит тебе в затылок. Её дыхание воняет больными зубами.

Мы встаём. Пять серых форм. Пять пар глаз, в которых давно нет слёз.

Без слов. Только дыхание. Только сухая синхронность.

Молитва — это не молитва. Это марш:

“Благодарим Свет за чистоту.

Благодарим Наивысшего Командира за структуру.

Благодарим Систему за функцию…”

Я говорю, но в голове звучит другое.

"Я помню море. Я помню ветер. Я помню волны. Я — не белый лист."

Мы маршируем. Не бегом. Не в строю. Просто одинаково. Как клоны.

На завтрак — тёплая каша без вкуса и цвета. Сладкий чай. И таблетка. Всегда таблетка.

Я держу её под языком до тех пор, пока не сажусь. Потом — быстрый поворот головы, локоть на стол. Таблетка исчезает в тайный карман подола.

Карман сшила сама, когда ещё была с Руфь 1605. Её больше нет.

После завтрака — распределение. Но нам не называют имён.

Мы — “группа Командира”.

Он, кстати, уже ждёт.

Сидит за столом. Взгляд вниз. Пальцы сцеплены. Бумага перед ним, чашка в руке.

Сэм.

Не "офицер", не "учитель".

Командир Сэм.

Он моложе остальных, но в его глазах — выжженные земли. Лицо без эмоций.

Словно человек, прошедший через ужас теперь использует суровость как последнюю оборону от себя самого.

Он не поднимает взгляда.

— Садитесь. Молча.

Мы садимся.

Мне отчаянно нужно равновесие. Нужно, чтобы всё было по порядку.

Я кладу карандаш ровно на границу стола.

Он даёт нам листы. Примитивные задания.

Алфавит. Числа до двадцати.

Слова: хлеб. дом. свет.

Стыд в воздухе.

Мальчик с числами пишет “17” снова и снова. Девочка с лысой головой — круги.

Я пишу слово “хлеб" задом наперёд. Зачем? Не знаю. Просто, чтобы было не как у всех.

Так делает мозг, когда ему не дают дышать.

Сэм ходит между рядами. Медленно. Бесшумно.

Останавливается. Смотрит. Ничего не говорит.

Но я чувствую, как напрягается воздух, когда он приближается.

Он пахнет холодным металлом, мокрой тканью и чаем.

Он говорит наконец:

— Это всё? Вы — “Угроза Системе”?

Ни грамма знания? Ни капли логики?

Он делает паузу.

— Хорошо. Тогда начнём с нуля.

Я научу вас думать...

Прежде чем выберу — кого оставить в живых.

И всё.

Мы замерли.

И тогда — первый вызов.

Анна 3302, девочка с фиолетовыми синяками, встала.

— А если мы не хотим учиться?

Он подходит к ней. Медленно.

Не сердито. Не быстро. Как хищник.

И вдруг становится очевидно, что он гораздо сильнее, чем кажется.

Становится близко. Слишком близко.

Не смотрит в глаза. Смотрит на губы.

— Ты только что доказала, что хочешь всего.

Просто не знаешь, как выжить, чтобы это получить.

Он разворачивается.

Уходит.

Чашку оставляет.

Стул оставляет.

Мы одни.

Питер. Мальчик с глазами, как у зверя после клетки. Он первый.

Он ломает карандаш — не со злобой, а как жест.

Затем — Анна. Затем — Элизабет. Затем — мальчик с числами.

Я… я ломаю тоже. Потому что если структура не даёт тебе имени — ты ломаешь ту часть ее, которую можешь.

Сэм возвращается.

На этот раз — с папкой. Но не открывает её.

Смотрит. Ходит. Молчит.

Берёт один обломок карандаша. Вращает в пальцах.

— Это не истерика. Это сообщение.

Поворачивается к доске.

— Это — код. Значит, вы всё-таки учитесь. Поздравляю.

Он смотрит прямо на меня.

— Ты, 0710, поняла, что ты сделала?

Я киваю.

Не потому что поняла, а потому что не знаю, как не кивать.

Он снова берёт чашку.

Уходит.

— Будущее — за теми, кто может сломать, но соберёт заново.

Тишина остаётся с нами, как недосказанность.