Пробуждение (джен)

Пробуждение было медленным и тяжелым, словно Гарри выплывал из вязкого, мутного болота. Не было ни пения птиц за окном башни, ни солнечных лучей, пробивающихся сквозь полог кровати. Была лишь тупая головная боль, сухость во рту и ощущение тяжести во всем теле, будто к каждой конечности привязали свинцовые гири. Это было похмелье. Похмелье после десяти лет опьянения фантазией.

Гарри открыл глаза. Потолок был низким и белым. Безупречно, удручающе белым. Не было ни заколдованных облаков, ни парящих свечей. Лишь одинокая лампа дневного света, прикрытая матовым пластиковым плафоном. Гарри повернул голову. Он был один в небольшой палате. Стены были мягкими, обитыми чем-то вроде плотной ткани. Окно было, но без решеток. Оно было сделано из толстого, небьющегося стекла и выходило в тихий, ухоженный сад. Изолятор.

Страха не было. Паники тоже. Лишь всепоглощающая, бездонная пустота. Мир, в котором он жил, который любил и ненавидел, за который сражался, — исчез. Он лопнул, как мыльный пузырь, оставив после себя лишь липкий след на душе. Все его победы были бредом, все враги — призраками, а все друзья…

Мысль о Гермионе кольнула сердце острой, физической болью. Она одна была настоящей. И он прогнал ее. Или, что еще хуже, ее прогнали из-за него.

Дверь тихо открылась. В палату вошел доктор Альбус. Сегодня он был без белого халата, в простом твидовом пиджаке и мягком кашемировом свитере. В руках он держал два бумажных стаканчика с дымящимся чаем. Он не выглядел как всемогущий директор Хогвартса. Он выглядел как уставший пожилой человек, который не спал всю ночь.

— Доброе утро, Гарри, — его голос был тихим, осторожным. — Как ты себя чувствуешь?

Он поставил один стаканчик на тумбочку рядом с кроватью и сел на стул, который, видимо, принес с собой.

Гарри молчал. Он смотрел на старика, пытаясь совместить два образа: мудрого, загадочного Дамблдора, ведущего его к великой цели, и этого реального человека, доктора, который, должно быть, слушал его бредни годами.

— Где я? — наконец хрипло спросил юноша.

— В частной клинике «Литтл Уингинг», — спокойно ответил доктор. — Ты здесь уже давно. Почти десять лет.

Десять лет. Вся его осознанная жизнь.

— Авария… — прошептал Гарри, и воспоминания из кошмара всплыли с ужасающей ясностью: визг тормозов, скрежет металла, лицо матери… — Она была на самом деле? Мои родители…

Доктор Альбус на мгновение закрыл глаза.

— Да, Гарри. Это была страшная трагедия. Ты, твои родители, Джеймс и Лили, и семья Грейнджер… они были вашими друзьями… вы возвращались из загородной поездки. Пьяный водитель на грузовике проехал на красный свет. Твои родители погибли на месте. Мистер и миссис Грейнджер получили тяжелые травмы, но выжили. Ты получил серьезную черепно-мозговую травму и сильные ожоги. Твой разум… он не смог справиться с шоком. И создал защитный механизм. Очень сложный, очень детальный мир, в котором ты был не жертвой, а героем.

Все вставало на свои места. Шрам — настоящий шрам от удара о приборную панель. Волдеморт — персонификация травмы, самого ужаса смерти, который он видел так близко. Хогвартс — убежище, крепость, построенная его подсознанием, чтобы спрятаться от реальности.

— А Гермиона? — вопрос сорвался с губ прежде, чем он успел его обдумать.

— Гермиона была в той же машине, что и ее родители. Она пострадала меньше всех физически, но психологическая травма была огромной. Она видела все. Но она, в отличие от тебя, осталась в реальном мире. Все эти годы она была твоей единственной ниточкой, связывающей с прошлой жизнью. Она приходила каждую неделю, без пропусков.

— И я… я заставил ее играть в мою игру? — в голосе Гарри прозвучало отвращение к самому себе.

— Ты не заставлял, — мягко поправил доктор. — Она сама выбрала этот путь. Она любила тебя, как друга, как брата. И она боялась потерять тебя окончательно. Она думала, что, поддерживая твой мир, она сохраняет с тобой связь. Мы с доктором Северусом долго пытались убедить ее, что это тупиковый путь. Что она, сама того не желая, мешает твоему выздоровлению.

— Так это вы… вы запретили ей приходить? — в голосе юноши не было обвинения, лишь горькое понимание.

— Мы попросили ее сделать паузу, — кивнул старый врач. — Мы должны были создать для тебя кризис. Забрать из твоего мира самую важную деталь, чтобы он начал рушиться. Это было жестоко, я знаю. И для нее это было невероятно тяжело. Но, как видишь, это сработало. Ты здесь, Гарри. Ты с нами.

Гарри откинулся на подушку и уставился в белый потолок. Он вернулся. Но какой ценой? Он представил себе Гермиону, приходящую к нему неделю за неделей, приносящую ему книги и сладости, улыбающуюся ему, в то время как ее сердце, должно быть, разрывалось от боли и жалости. Он вспомнил ее уставшие глаза, ее иногда дрожащий голос, которые он в своем эгоистичном бреду списывал на усталость от учебы. Чувство вины было удушающим.

— Я должен ее увидеть, — твердо сказал он. — Я должен извиниться.

— Со временем, Гарри, обязательно, — заверил его доктор Альбус. — Но сначала тебе нужно окрепнуть. Принять новую реальность. Тебе предстоит долгий путь реабилитации.

Но Гарри его уже не слушал. В его голове зародился план. Безумный, отчаянный, но единственно возможный. Он не мог ждать. Ни дня, ни часа. Каждый миг, проведенный здесь, был мигом, в который он не мог попросить у нее прощения.

* * *

Следующие несколько дней Гарри был образцовым пациентом. Он больше не буйствовал, не кричал. Он тихо ел больничную еду, принимал лекарства, которые ему приносил доктор Северус (при виде него у Гарри до сих пор все сжималось внутри, но теперь он понимал, что за маской холодности скрывался врач, делающий свою тяжелую работу). Он разговаривал с доктором Альбусом, задавал вопросы о реальном мире, о своих родственниках — Дурслях. Оказалось, они не были монстрами, державшими его в чулане. Они были обычной семьей, тетей и дядей, которые просто не знали, как справиться с племянником, пережившим такую трагедию и потерявшим рассудок. Они навещали его в первые годы, но потом визиты становились все реже. Они не могли до него достучаться.

Гарри слушал, кивал, делал вид, что принимает новую жизнь. Но все это время его мозг работал с лихорадочной скоростью, как никогда не работал во время решения загадок Турнира Трех Волшебников. Он собирал информацию. Он стал детективом в собственном прошлом, а уликами были осколки его галлюцинаций.

Он лежал на кровати, закрыв глаза, и прокручивал в памяти свои встречи с Гермионой. Каждое ее слово, каждая принесенная вещь, каждый рассказ. Он отбрасывал магическую шелуху и искал зерна реальности.

«Я принесла тебе пирожные из "Сладкого королевства" в Хогсмиде. Там всегда такая очередь!»

Хогсмид. Он помнил, как она описывала его. Узкая улочка, мощеная брусчаткой, с маленькими магазинчиками. И она упомянула название… «Сладкое королевство». Наверняка в ее настоящем городе есть кондитерская с таким или похожим названием.

«Сегодня добиралась на "Ночном Рыцаре", представляешь! Такая тряска! Еле успела на встречу с тобой».

«Ночной Рыцарь»… в его фантазии это был трехэтажный фиолетовый автобус для волшебников. А в реальности? Старый, дребезжащий ночной автобус, который ходит по определенному маршруту? Какой у него номер? Он напрягал память, пытаясь вспомнить, не упоминала ли она цифры. «Трехэтажный», — сказал он себе. Может, номер 300? Или просто 3? Или это вообще не связано с номером?

«Купила тебе новый учебник по Защите от Темных Искусств. В "Флориш и Блоттс" на Косом переулке была распродажа».

Косой переулок. Главная торговая улица волшебного Лондона. Гарри вспомнил ее описание: шумная, многолюдная улица, где с одной стороны старинное здание банка, похожее на собор, а с другой — множество магазинов. И книжный — «Флориш и Блоттс». Это должно быть реальное место! Центральная улица ее города. А книжный магазин… Название, конечно, выдуманное, но он должен там быть.

Он собирал эти крупицы, эти осколки карты, ведущей к ней. Он был как заключенный, который по песчинкам роет подкоп на свободу.

Его перевели из изолятора в общую палату, ту самую, где он жил раньше. Его соседом по-прежнему был Рон, чье состояние не менялось. Гарри теперь смотрел на него с бесконечной жалостью. Что за трагедия заперла этого парня в его собственном безмолвном мире?

Пациентам разрешали ежедневные прогулки в саду. Это был его шанс. Сад был окружен невысоким, около двух метров, кирпичным забором. Для Избранного, летавшего на гиппогрифе, это было бы смешное препятствие. Для ослабленного медикаментами подростка — серьезный барьер. Но он должен был попробовать.

В один из дней, во время прогулки, он держался поближе к дальнему углу сада, скрытому за густыми кустами сирени. За пациентами присматривали двое санитаров, но они стояли у входа в корпус и лениво болтали. Гарри глубоко вздохнул, сердце колотилось где-то в горле. Он посмотрел на забор. В кирпичной кладке были выемки, небольшие щели. Этого должно было хватить.

Он дождался момента, когда санитары отвернулись, и метнулся к стене. Пальцы нащупали выступы. Кроссовка нашла опору. Он полез вверх, цепляясь изо всех сил. Мышцы, ослабленные годами бездействия, горели огнем. Он содрал кожу на пальцах, но не обратил на это внимания.

Он перекинул одну ногу через верх забора. С той стороны была узкая улочка тихого пригорода. Свобода.

— Эй! Поттер! А ну стой!

Его заметили. Санитары бежали к нему, их крики вспороли тишину сада. У Гарри не было времени. Он спрыгнул. Приземление было жестким, он подвернул лодыжку, и острая боль пронзила ногу до самого бедра. Но он вскочил, игнорируя боль, и побежал. Он бежал, хромая, не разбирая дороги, уносясь прочь от клиники «Литтл Уингинг», прочь от своего прошлого, прочь от десяти лет забвения.

Гарри оказался на небольшой автобусной остановке. Денег у него не было. Телефон он в последний раз видел в руках отца в том самом сне. Он был одет в больничную пижаму, поверх которой была накинута старая спортивная кофта — его собственная, которую ему вернули из камеры хранения. Он выглядел как сумасшедший. Люди на остановке шарахались от него.

Но у него была цель. И была карта, пусть и собранная из осколков бреда.

Гарри начал спрашивать.

— Простите, вы не знаете, где здесь улица с книжными магазинами? Где есть старое здание банка, похожее на собор?

Большинство людей просто отмахивались или ускоряли шаг. Но одна пожилая леди сжалилась над ним.

— О, милок, так тебе, наверное, Хай-стрит нужна. Это в центре. А банк — это старый Ллойдс, он как раз там. Садись на семьдесят третий автобус, он туда идет.

У Гарри не было денег на билет. Но когда автобус подъехал, он увидел на его боку большую цифру «3». Третий маршрут. «Трехэтажный автобус». Это был знак. Он проскользнул в салон вслед за толпой, надеясь, что водитель не заметит безбилетника.

Ему повезло. Он ехал, прижавшись к стеклу, и смотрел на проплывающий мимо реальный мир. Он был ярким, шумным, пугающим и прекрасным одновременно. Гарри видел людей, спешащих по своим делам, видел витрины магазинов, слышал гул города. Это была музыка, которую он не слышал десять лет.

Он вышел на Хай-стрит. И сразу понял, что он на верном пути. Это была та самая улица из его фантазий. Шумная, многолюдная, с брусчаткой под ногами. С одной стороны возвышалось величественное здание банка. А напротив — вереница магазинов. Он пошел вдоль них, вглядываясь в вывески. И нашел. Не «Флориш и Блоттс», конечно. А скромную вывеску «Blackwell's Bookshop».

Гарри вошел внутрь. Запах книг был настоящим. Он подошел к продавцу, молодому парню в очках.

— Простите… я ищу одну кондитерскую. Название что-то вроде «Сладкое королевство».

Парень улыбнулся.

— Вы, наверное, имеете в виду «The Sweet Kingdom». Это за углом, на Черч-стрит. Лучшие капкейки в городе.

Сердце Гарри подпрыгнуло. Он почти у цели.

Он нашел «The Sweet Kingdom». Это была крошечная, уютная кондитерская, из которой пахло ванилью и шоколадом. Гаррт заглянул в витрину. И вспомнил. Именно отсюда Гермиона приносила ему пирожные, которые он считал волшебными.

Он не знал, что делать дальше. У него не было ее адреса. Гарри просто стоял посреди улицы, растерянный и потерянный. И тут его взгляд упал на доску объявлений у входа в кондитерскую. Местные новости, реклама, поиск пропавших кошек… И одно объявление, напечатанное на розовой бумаге.

«Химический факультет Университета Суррея. Приглашаем на день открытых дверей. Познакомьтесь с нашими студентами и преподавателями. Среди выступающих — наша лучшая студентка, стипендиатка Гермиона Грейнджер».

Университет Суррея. Это было здесь, в Гилфорде. Гарри понял, что клиника находилась в пригороде Гилфорда. Все сходилось.

Он не знал, где находится университет. Он не знал, как туда добраться. Но теперь у него было имя. Настоящее имя. Не «самая умная ведьма своего поколения», а Гермиона Грейнджер, лучшая студентка химического факультета. И он найдет ее. Даже если ему придется обойти пешком весь этот город.

Гарри посмотрел на свое отражение в витрине кондитерской. На него смотрел худой, бледный юноша с безумными глазами и шрамом на лбу. Он выглядел ужасно. Но впервые за десять лет в его глазах была не растерянность, а решимость. Он больше не был Избранным. Он был просто Гарри. И он шел искать своего единственного настоящего друга.