Эффект Лавгуд (джен)

Гермиона Грейнджер всегда верила в силу знания. Для неё мир был огромной, упорядоченной библиотекой, где у каждого явления, у каждого заклинания и у каждого исторического события была своя полка, своя карточка в каталоге. Даже хаос, даже Тёмные искусства подчинялись своим извращённым, но всё же законам. Нужно было лишь найти правильную книгу, прочесть нужную главу, и любая загадка поддавалась логическому анализу.

Но то, с чем они столкнулись, не имело своей полки в библиотеке её разума. Это было не просто неизвестное явление; это была анти-книга, пустота на месте знания, которая с пугающей эффективностью пожирала соседние тома.

Они вернулись на площадь Гриммо. Воодушевление, которое они испытали после рассказа Джинни, быстро сменилось тяжёлой, давящей необходимостью действовать. Джинни стала их якорем, доказательством того, что они не безумны. Но якорь лишь удерживает корабль на месте посреди шторма; он не указывает путь к безопасному берегу. Этот путь предстояло проложить Гермионе.

Она заперлась в библиотеке Блэков — месте, которое до сих пор вызывало у неё мурашки. Воздух здесь был пропитан тёмной, запретной магией, а книги в кожаных переплётах, казалось, дышали и наблюдали за ней. Но сейчас её это не волновало. Она искала нечто, что могло быть страшнее любой описанной здесь порчи. Она искала заклинание стирания личности. Не просто Обливиэйт, не Конфундус, не Империус. Она искала нечто, способное переписать саму ткань реальности для всех, кроме горстки избранных.

Час за часом она пролистывала фолианты с названиями вроде «Тени Разума: Практика ментальных искажений» и «За гранью Забвения: трактат о концептуальной магии». Но всё, что она находила, было грубым и примитивным по сравнению с тем, что произошло с Луной. Заклятия могли заставить человека забыть событие, возненавидеть друга или даже стереть собственную личность, но они не могли заставить кирпичи дома перестроиться в другую форму. Они не могли забрать дочь у отца, оставив на её месте лишь фантомную боль утраты по ребёнку, которого никогда не было.

После нескольких часов бесплодных поисков Гермиона поняла, что идёт не тем путём. Она искала оружие, не понимая природу раны. Она пыталась найти описание заклинания, в то время как нужно было изучить его эффект. А главный эффект был нанесён не миру, а им самим. Их памяти.

— Омут Памяти, — произнесла она вслух, и пыльные тени в углах библиотеки, казалось, вздрогнули от её голоса.

Идея была простой и в то же время ужасающей. Обычно Омут использовали, чтобы взглянуть на события со стороны, увидеть детали, которые упустил в пылу момента. Но Гермиона собиралась сделать другое. Она хотела не просто пересмотреть свои воспоминания. Она хотела препарировать их. Найти швы. Увидеть заплатки, которыми реальность неуклюже прикрыла дыру в форме Луны Лавгуд.

Каменный Омут, который Дамблдор когда-то держал в своём кабинете, теперь хранился у Гарри, как и многие другие вещи покойного директора. Они принесли его в гостиную. Серебристое, туманное вещество внутри колыхалось и переливалось, обещая путешествие в прошлое.

— Я начну, — сказала Гермиона, её голос был твёрд, но Гарри заметил, как дрожат её пальцы. — Момент в Министерстве. Отдел Тайн. Пятый курс.

Она приставила кончик палочки к виску и вытянула тонкую, сияющую нить воспоминания. Оно было ярким, пропитанным страхом и адреналином. Она позволила нити упасть в Омут. Поверхность на мгновение вспыхнула, а затем показала им знакомую картину.

Они были там. Подростки, окружённые чернотой и стеллажами с хрупкими стеклянными шарами пророчеств. Пожиратели Смерти в масках надвигались со всех сторон. Всё было именно так, как она помнила. Вот Гарри кричит команды. Вот Рон отбивается от заклятия. Вот Невилл, его нос разбит, но он упрямо сжимает палочку.

— Где она? — прошептал Рон, наклонившись над чашей.

— Смотрите, — указала Гермиона.

Они увидели её собственную фигуру, отшатнувшуюся от проклятия Долохова. Она падает. И в этот момент к ней подбегает… не Луна.

На её месте был студент. Незнакомый парень в гриффиндорской мантии, на пару курсов старше их. У него были тёмные волосы и решительное, но совершенно безликое лицо. Он помог Гермионе подняться, отбил следующее заклятие и крикнул ей слова поддержки.

— Всё в порядке! Мы справимся! Просто держись!

Гермиона смотрела на эту сцену, и её тошнило. Она помнила эти слова. Она отчётливо помнила, что их произнесла Луна. Спокойно, почти безмятежно, посреди хаоса битвы. Эта безмятежность и придала ей тогда сил. А теперь эти слова, вырванные из контекста, вложенные в уста безликого статиста, звучали фальшиво и глупо.

— Кто это? — спросил Гарри. — Я не помню его.

— Его там не было, — ответила Гермиона, её голос был глухим. — Это… заплатка. Реальность не стёрла её совсем, она заполнила пустоту. Как природа не терпит вакуума.

Она выпрямилась, чувствуя холодный пот на спине. Это было хуже, чем просто отсутствие. Это было активное, злонамеренное искажение.

— Давайте ещё, — сказал Рон, его лицо было мрачным. — Поезд. «Хогвартс-экспресс». Когда мы впервые её встретили.

На этот раз свою память предоставил Гарри. Снова серебристая нить опустилась в чашу. И снова искажение.

Вот они вчетвером — Гарри, Рон, Гермиона и Невилл — ищут свободное купе. Они проходят мимо одного, где сидит Чоу Чанг с подругами. Они заглядывают в другое… и оно пусто. Просто пустое купе. Они проходят мимо и находят другое место.

— Не может быть, — пробормотал Гарри. — Она сидела там. Она читала «Придиру» вверх ногами. Мы все это видели.

— Видимо, в этот раз реальность решила, что проще оставить дыру, чем придумывать ещё одного статиста, — с горькой иронией сказала Гермиона.

Страх в комнате сгущался. Он становился осязаемым, почти физическим. Это было не просто расследование. Это была вивисекция их собственных душ, их самой сокровенной истории. Каждое погружение в Омут было актом насилия над собой.

— Поместье Малфоев, — тихо произнёс Гарри. — Подвал.

Это воспоминание было самым тёмным. Оно пахло сыростью, страхом и кровью. Гарри вытянул его с видимым усилием.

Они снова оказались в холодном, тёмном подземелье. Они увидели себя — грязных, измученных. Рядом с ними сидел мистер Олливандер, свернувшийся в комочек от ужаса, и гоблин Крюкохват, его глаза горели ненавистью. Они были втроём.

Но Гарри помнил другое. Он помнил, что их было четверо. Что рядом с ним сидела Луна. И когда крики Гермионы доносились сверху, разрывая душу, когда Гарри был готов разнести этот подвал на куски голыми руками, именно Луна тихо взяла его за руку. Она не говорила банальностей. Она просто была рядом, и её спокойное присутствие было единственным, что удерживало его от безумия.

Теперь же в воспоминании эту роль взял на себя… Олливандер. Старый мастер палочек, сломленный пытками, вдруг приподнялся, посмотрел на Гарри мутными глазами и прошептал:

— Держись, мальчик. Тьма не вечна.

Это было настолько нелепо, настолько не в характере этого человека, что Рон не выдержал и отшатнулся от Омута.

— Хватит! Я не могу больше на это смотреть! Это какая-то пародия!

Гермиона тяжело оперлась о край каменной чаши. Её мозг, привыкший к систематизации, наконец-то сложил картину, и картина эта была чудовищной.

— Вы понимаете, что это значит? — спросила она, глядя на побледневших друзей. — Это не разовое заклятие забвения. Это нечто, что активно работает прямо сейчас. Оно не просто стёрло Луну в прошлом. Оно постоянно поддерживает эту новую реальность. Оно следит за тем, чтобы все несостыковки были устранены. Это… это живой, действующий процесс.

Гермиона чувствовала себя так, будто стоит на берегу океана, пытаясь зачерпнуть его ладонью. Масштаб проблемы был невообразим. Это была магия за гранью всего, что знало человечество. Магия, способная редактировать саму историю.

— Нужно посмотреть последнее, — сказал Гарри. Его голос был спокоен, но это было спокойствие человека, идущего на эшафот. — Битва за Хогвартс. Она была там. Она помогла мне найти диадему.

Это воспоминание было самым хаотичным — смесь огня, криков, вспышек заклятий и отчаянной надежды. Гарри погрузил их в тот момент, когда он, отделившись от Рона и Гермионы, искал кого-то с факультета Равенкло, чтобы спросить о диадеме Кандиды.

В воспоминании он подбегает к Чоу Чанг. Они разговаривают. Всё почти так, как было на самом деле. Но не хватает одной детали. Не хватает тихого голоса Луны, которая сказала: «Гарри Поттер, тебе надо поговорить со мной». Той фразы, которая всё изменила.

Вместо этого в изменённой памяти Гарри сам догадывается, что нужно искать не саму диадему, а тех, кто мог её видеть. Это была маленькая, но важная подмена, превращающая озарение, подаренное другом, в его собственную догадку.

Гермиона внимательно, кадр за кадром, просматривала сцену. Хаос битвы, мелькающие лица, рушащиеся стены. Она почти сдалась, решив, что и здесь реальность всё подчистила. Но потом она заметила.

На долю секунды.

В отражении на начищенных рыцарских доспехах, стоявших в коридоре. Когда Гарри поворачивался, его собственное отражение на мгновение исказилось. Рядом с ним проскользнула фигура. Не Луна. Не человек. Нечто длинное, тонкое, абсолютно бесцветное. Оно не имело объёма или текстуры. Оно было похоже на помеху в киноплёнке, на дефект в самом мироздании. Как разрыв в ткани реальности, который на миг показал то, что находится за ней.

— Туда! — воскликнула Гермиона, её сердце заколотилось. — Гарри, вернись на секунду назад в воспоминании!

Гарри, подчиняясь, мысленно «перемотал» сцену. Они снова увидели, как он поворачивается. Но на этот раз отражение в доспехах было идеальным. Только он один. Помехи больше не было.

Гермиона выпрямилась, её глаза горели лихорадочным блеском.

— Оно там было, — выдохнула она. — Я видела. Оно прячется в слепых зонах. В отражениях, в тенях, на периферии зрения. Оно не просто меняет память, оно физически присутствует в мире, как невидимый редактор.

Гермиона посмотрела на своих друзей, и они увидели в её глазах не только страх, но и знакомый им азарт. Страх перед неизвестным чудовищем боролся в ней с жаждой исследователя разгадать самую сложную загадку в мире.

— Оно не идеально, — заключила она. — Оно оставляет следы. Едва заметные, но оставляет. И если мы знаем, где искать… возможно, мы сможем его увидеть.

Но в этот момент она не знала, что и оно уже увидело их. Сущность, которая питалась забвением, почувствовала, что трое упрямых волшебников слишком пристально вглядываются в швы на её безупречном полотне. И оно не любило, когда на него смотрят.