Сияние разбитого Грааля (джен)

Ночь после убийства была длиннее вечности. В подвале царил холод, не имевший ничего общего с температурой воздуха. Это был экзистенциальный мороз, исходивший от серого пятна на ладони Серёги. Он сидел, прислонившись к стене, и неотрывно смотрел на свою руку, на эту чёрную точку, похожую на зрачок, вглядывающийся в него изнанки бытия. Он больше не плакал. Он просто смотрел, а его разум, словно напуганное животное, забился в самый дальний угол черепа, отказываясь осознавать произошедшее.

Медея занималась стратегией. Она расстелила на полу карту города, отмечая на ней точки силы, возможные убежища врагов, вероятные маршруты патрулирования. Она работала с холодной, сосредоточенной яростью хирурга, планирующего сложнейшую операцию. Для неё то, что случилось с Серёгой, было не трагедией, а тактическим изменением. Их самое слабое звено стало их самым непредсказуемым оружием. Теперь нужно было лишь правильно направить его удар.

Райдер сидела в самом тёмном углу, неподвижная, как горгулья. Она сняла свою повязку. Её глаза, легендарные Мистические Глаза Окаменения, были закрыты, но Серёга чувствовал их слепое внимание на себе. Она не спала. Она наблюдала.

Прошло несколько часов, прежде чем она нарушила тишину.

— Оно болит? — её голос был тихим, почти шёпотом.

Серёга не сразу понял, что она обращается к нему. Он медленно поднял голову.

— Что?

— Клеймо, — сказала она, кивнув на его руку. — Когда они сделали меня монстром, моя кожа тоже изменилась. Мои волосы стали змеями. Каждый раз, когда я смотрела в отражение, я видела не себя, а проклятие. И оно болело. Не как рана. Как… напоминание.

Серёга снова посмотрел на свою руку.

— Не болит, — хрипло ответил он. — Оно… холодное. И пустое. Как будто моя рука уже умерла.

— Хуже, — прошептала Райдер. — Она не умерла. Она просто перестала быть твоей.

В её голосе не было жалости. Было узнавание. Страшное, интимное узнавание сокамерника в бесконечной тюрьме чужой воли.

— Чувства — это роскошь, — вмешалась Медея, не отрываясь от карты. Её голос был острым, как скальпель. — Твоя боль, его пустота — это топливо. Чем сильнее он будет ненавидеть то, чем стал, тем разрушительнее будет его сила. Не мешай мне затачивать оружие, Медуза.

— Оружие ломается, если его не чистить, — так же тихо ответила Райдер. — Или начинает стрелять без разбора.

— Пусть, — отрезала Медея. — Лишь бы стреляло во врагов.

И в этот самый момент их мир взорвался.

Это не было похоже на атаку Синдзи. Это был профессиональный, скоординированный удар. Сначала сработали внешние барьеры. Серёга ощутил это как удар тока по нервам — его хрупкая связь с магией этого места закричала от боли. Сразу после этого крышу особняка пробило что-то огромное. С грохотом, разрывающим уши, через три этажа в подвал, едва не задев их, рухнул гигантский валун, окутанный голубым сиянием.

— Берсеркер, — выдохнула Медея, мгновенно оказываясь на ногах. Её лицо впервые выразило нечто похожее на тревогу.

Не успела осесть пыль, как одна из стен подвала разлетелась вдребезги. В пролом ворвался синий вихрь, метнувшийся к Райдер. Лансер. Его красное копьё нацелилось ей в сердце. Райдер в последнее мгновение ушла с линии атаки, её кинжалы на цепях со скрежетом столкнулись с древком копья.

А в дверном проёме, откуда они сами недавно вошли, стояли они. Рин Тосака и Арчер. Лицо Рин было бледным, но решительным. В её руках сияли драгоценные камни, готовые к бою.

— Конец игры, аномалия, — произнесла она.

Их нашли. Все. Они не просто пришли убивать. Они пришли стереть их с лица земли.

— Райдер, задержи Лансера! — прорычала Медея. Пространство вокруг неё исказилось, она начала готовить какое-то чудовищное контрзаклинание, направленное на Рин. — Мастер! Уничтожь Арчера! Сейчас же!

Приказ был абсолютным. Серёга посмотрел на Арчера. Герой в красном уже натягивал тетиву своего лука. Наконечник стрелы светился угрожающей, спиралевидной энергией. Это была не простая стрела. Это был «сломанный Фантазм». Взрыв, который разнесёт весь подвал и всех, кто в нём.

Он должен был убить его. Прямо сейчас. Он должен был снова открыть кран и выплеснуть на него свою грязь, свою пустоту. Он поднял свою серую, мёртвую руку. Чёрная точка в центре ладони, казалось, начала пульсировать, втягивая в себя тусклый свет.

Он видел лицо Арчера. Сосредоточенное, лишённое ненависти. Лицо солдата, выполняющего приказ. Он видел Рин, которая делала то, что считала правильным для защиты своего мира. Он видел Лансера, который сражался с Райдер не со злобой, а с азартом воина. Они не были злом. Они были напуганы. Напуганы им.

Он вспомнил слова Райдер. «Оно перестало быть твоим».

Нет.

Эта рука. Эта боль. Эта пустота. Это его. Не Медеи. Не Трещины. Его. И только ему решать, что с этим делать.

«Убей его!» — мысленный крик Медеи был подобен удару раскалённого железа.

Стрела сорвалась с тетивы лука Арчера.

И Серёга сделал свой выбор.

Он не направил свою силу на Арчера. Он выставил свою серую ладонь навстречу летящей стреле. Он не пытался создать щит. Он просто… пожелал. Ненавидя эту силу. Принимая её. Он пожелал, чтобы её не было.

Пространство между ним и стрелой свернулось, как скомканная бумага. Это не был барьер. Это была локальная отмена реальности. Спиральная стрела, несущая в себе мощь Благородного Фантазма, влетела в эту зону искажения и… исчезла. Не взорвалась. Не была отражена. Она просто перестала существовать. Вместе с куском воздуха, в котором она летела.

Все замерли. Даже Лансер и Райдер прервали свой смертельный танец. Арчер смотрел на пустой результат своего выстрела с откровенным недоверием. Рин опустила руки, её самообладание впервые дало трещину.

Они ожидали увидеть неконтролируемый всплеск разрушения. А увидели абсолютный, невозможный, хирургически точный контроль. Контроль над самой тканью бытия.

Серёга стоял, пошатываясь. Из его носа снова потекла кровь. Серое пятно на руке, казалось, стало чуть больше, а чёрная точка в центре — темнее. Это действие стоило ему дорого. Он чувствовал, как кусок его души был вырван и брошен в топку, чтобы оплатить это чудо. Но он стоял.

— Уходим, — голос Арчера был напряжённым. — План провалился. Эта тварь… она не просто монстр. Она что-то другое.

Рин, сжав зубы от досады, кивнула. Она бросила на Серёгу последний взгляд — теперь в нём не было презрения. Был страх. Подлинный, глубокий страх перед непознаваемым.

Они отступили так же быстро, как и напали. Лансер одним прыжком вылетел из пролома. Берсеркер, так и не показавшись, перестал ломиться в дом.

В подвале снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием Серёги.

Он опустил руку и посмотрел на Медею. Её лицо было непроницаемым, но в глубине её глаз цвета запёкшейся крови он увидел нечто новое. Не гнев за невыполненный приказ. А холодный, расчётливый интерес. Её оружие только что проявило собственную волю. И оказалось гораздо более совершенным, чем она предполагала.

— Ты ослушался меня, — произнесла она тихо.

— Я не твоя кукла, — выдохнул Серёга. Это были первые слова, сказанные им по собственной воле за последние сутки.

Он сделал свой первый выбор. Он не убил. Он защитил. Себя, Медею, Райдер. Он заплатил за это частью своей души, но он сделал это по-своему.

Он всё ещё был монстром. Но теперь это был его монстр. И он будет учиться держать его на поводке. Даже если этот поводок будет резать ему руки до костей.

* * *

Тишина, что воцарилась в подвале после ухода врагов, была иной. Это была не тишина затишья, а оглушительная тишина после того, как оборвалась струна. Что-то сломалось. Что-то изменилось безвозвратно.

Серёга тяжело опустился на пол, прислонившись к холодной, влажной стене. Кровь из носа капала на грязную футболку, оставляя тёмные пятна. Каждый вдох отдавался болью в груди, словно он дышал битым стеклом. Серое пятно на его ладони, казалось, расползлось на миллиметр, а чёрная точка в центре стала глубже, бездоннее. Он заплатил за их жизни. Он не знал, чем именно — годами жизни, частью души, крупицей рассудка, — но он чувствовал, как внутри него образовалась новая пустота.

Райдер подошла к нему первой. Она двигалась бесшумно, как змея, скользящая по камням. Она опустилась рядом, не касаясь его, и протянула ему чистый кусок ткани, который достала из кармана своего костюма.

— Ты заплатил за наши жизни частью своей, — тихо сказала она. В её голосе не было ни жалости, ни восхищения. Лишь ровная, глубокая констатация факта. Она видела такое раньше. Она сама была такой ценой.

Серёга молча взял ткань и прижал к лицу.

— Я… должен был, — прохрипел он. Это было не оправдание. Это было единственное, в чём он был уверен.

Медея не двигалась. Она стояла посреди подвала, спиной к ним, и смотрела на дыру в потолке, сквозь которую сочился мертвенный лунный свет. Её плечи были напряжены. Казалось, сам воздух вокруг неё вибрировал от сдерживаемой ярости.

Наконец, она медленно повернулась. Её лицо было похоже на маску из замороженного мрамора.

— Ты не выполнил приказ, — произнесла она, и каждое слово было отточено до остроты бритвы. — Ты поставил нас всех на грань уничтожения ради сентиментального жеста. Ты мог стереть Арчера. Закончить бой до того, как он начался. Вместо этого ты выбрал защищаться. Слабость.

— Я не оружие, — ответил Серёга, поднимая на неё взгляд. Его глаза были красными, но в них горел упрямый, тусклый огонёк. — Я не буду убивать по щелчку пальцев.

— Ты будешь делать то, что я прикажу! — её голос сорвался на шипение, и тень за её спиной дёрнулась, обретая форму хищных крыльев. — Или я вырву эту силу из тебя вместе с позвоночником и буду использовать твой труп как марионетку!

— Попробуй, — так же тихо сказал Серёга.

И это слово, сказанное без злобы, без вызова, а лишь с бесконечной, смертельной усталостью, остановило её.

Она замерла, вглядываясь в него. И ярость в её глазах начала медленно угасать, сменяясь чем-то иным. Холодным, пронзительным анализом.

— Ты… — начала она, подбирая слова. — Ты не просто отразил атаку. Ты не создал барьер. Ты отменил её. Сломанный Фантазм, несущий в себе концепцию невозможного удара, просто перестал существовать в твоём присутствии. Цена за такое… должна быть чудовищной.

Она сделала шаг к нему. Не угрожающий, а исследовательский.

— Ты не просто ослушался. Ты инстинктивно выбрал самый энергозатратный, но самый эффективный способ защиты. Ты продемонстрировал им не грубую силу, а абсолютный контроль над самой сутью разрушения. Теперь они боятся тебя не как бешеного пса. Они боятся тебя как чуму. Как нечто, от чего нет защиты.

Она отошла к карте, её гнев полностью угас, уступив место ледяной стратегии.

— Наша ситуация изменилась. Раньше нас считали ошибкой, которую нужно исправить. Теперь нас считают экзистенциальной угрозой, которую нужно искоренить любой ценой. Эта атака была слишком скоординирована. Берсеркер, Лансер, Арчер… Это не просто союз Тосаки и Эмии. За этим стоит кто-то ещё. Тот, кто дёргает за ниточки.

Она указала на точку на карте — церковь на холме.

— Котомине Кирей. Наблюдатель этой Войны. В твоей «сказке» он был предателем. Нет причин думать, что здесь он другой. Это он собрал их вместе. Он убедил их, что мы — общее зло.

Затем её палец переместился к старому району города.

— И он. Зокен Мато. Древний паразит, который правит этим городом из теней. Он не участвовал в атаке. Он выжидает. Он наблюдает. Такие, как он, не вступают в бой сами. Они ждут, пока хищники ослабят друг друга, чтобы прийти и сожрать то, что останется. Он опаснее их всех вместе взятых.

Она замолчала, её взгляд стал отсутствующим.

— И есть ещё кое-что. То, чего не было в твоём знании. Другая я. Кастер. Она заняла Храм Рюдо на горе. Моя разведка донесла, что она возвела барьер, сравнимый по мощи с магией Эпохи Богов. Но её Мастер… его никто не видел. Он не маг. Его магическая сигнатура нечеловеческая, она похожа на… эхо. Это неправильно. Ещё одна аномалия в этой проклятой Войне.

Медея повернулась и посмотрела прямо на Серёгу.

— Наш план изменился. Мы больше не можем прятаться. Мы не можем ждать. Мы должны нанести удар первыми. Но не по ним, — она обвела рукой позиции Рин и Иллии. — Не по солдатам. Мы ударим по дирижёрам. По той гнили, что лежит в основе этой Войны.

Она подошла к нему и встала над ним, как тень судьбы.

— Раньше я видела в тебе лишь инструмент. Оружие, которое нужно было направить. Я ошибалась. Ты не оружие. Ты — скальпель. Точный, смертоносный, способный вырезать саму реальность. Я могу указать на раковую опухоль. Но вырезать её можешь только ты.

Она смотрела на его серую руку, на чёрную точку в её центре.

— Твой выбор сегодня ночью спас нас. Но он же и подписал нам смертный приговор. Теперь, чтобы выжить, нам придётся резать. Резать по живому. По той самой гнили, что отравляет этот город. Готов ли ты стать хирургом, Серёга? Даже зная, что каждый разрез будет оставлять на твоей душе новый шрам?

Серёга медленно поднял взгляд. Он посмотрел на Медею, на её лицо, искажённое вековой болью. Посмотрел на Райдер, на её молчаливое сострадание монстра к монстру. Они были его стаей. Его проклятой, искалеченной семьёй.

Он не ответил словами. Он просто медленно, с видимым усилием, сжал свою серую, мёртвую руку в кулак. Это был его ответ.

Выбор сделан. Путь определён. Их ждала не битва за Грааль. Их ждала грязная, кровавая работа санитаров проклятого мира. И первым в их списке был тот, кто был хуже любого монстра. Тот, кто сам был живой гнилью. Зокен Мато.

Решение было принято. Цель была названа. Но тишина, последовавшая за этим, была тяжелее любого сражения. Они не бросились в бой. Они затаились, как звери, зализывающие раны перед решающей охотой. Медея погрузилась в глубокую медитацию, восстанавливая потраченную на отражение атаки ману и пытаясь прощупать магические потоки города. Райдер беззвучно чистила свои клинки, её движения были выверенными и смертоносными, как у хирурга, готовящего инструменты.

А Серёга… Серёга пытался не сойти с ума.

Он сидел, отвернувшись ото всех, и смотрел на свою серую руку. Он пытался почувствовать её. Двигать пальцами, сжимать кулак. Физически она подчинялась, но на уровне ощущений это было всё равно что управлять протезом. Он был отрезан от собственной плоти. И холод, исходивший от клейма, казалось, медленно полз вверх по руке, к плечу. Он боялся, что однажды этот холод доберётся до его сердца.

Именно тогда он впервые это услышал.

Это не был звук. У него не было ни тона, ни громкости. Это было… ощущение звука. Как если бы кто-то водил смычком по струнам его нервной системы. Тонкий, едва уловимый вибрирующий шёпот, который, казалось, исходил не снаружи, а из самого его костного мозга.

Он вздрогнул, огляделся. Медея и Райдер были неподвижны.

— Вы… слышали это? — спросил он, и его голос прозвучал неуверенно.

Райдер медленно подняла голову, прислушиваясь. Медея открыла глаза, и в них отразилась тревога.

— Я ничего не слышу, — сказала Райдер. — Но я чувствую. Словно… воздух стал липким.

— Это не воздух, — прошипела Медея, её лицо исказилось от отвращения. — Это мана. Она… грязная. Кто-то отравляет сами лей-линии. Словно вылил нечистоты в источник с чистой водой.

Шёпот в голове Серёги стал громче. Теперь он мог разобрать в нём… слова. Нет, не слова. Образы. Чувства. Это была чужая, древняя, бесконечно терпеливая ненависть. Ненависть ко всему живому, тёплому, дышащему. Ненависть старика к юности, ненависть гнили к свежести.

И тут он увидел его. Не глазами, а разумом. Синдзи Мато. Он стоял перед ним, улыбаясь своей высокомерной ухмылкой, и протягивал ему свою стёртую из реальности руку. «Ты сделал это», — шептал призрак. «Ты насладился этим, не так ли? Ощущением власти. Ощущением того, как чужая жизнь просто… гаснет. Признайся. Тебе понравилось».

— Нет! — выкрикнул Серёга, вскакивая на ноги. Он отшатнулся, и призрак исчез. — Заткнись!

Медея и Райдер смотрели на него с тревогой.

— Мастер? — позвала Райдер.

— Он говорит со мной, — прохрипел Серёга, хватаясь за голову. Шёпот превратился в хор. Тысячи крошечных, скребущих голосков, шепчущих ему на ухо о его никчёмности, о его грязи, о том, что он уже проклят и единственный выход — это принять свою чудовищную суть.

Медея подскочила к нему, её ладонь вспыхнула фиолетовым светом.

— Он поставил на тебя ментальный якорь! Когда ты использовал свою силу, ты открылся, и он…

Она осеклась, её глаза расширились от ужаса осознания.

— Нет. Это не якорь. Это не атака. Это… везде.

Она вытянула руку, и воздух перед ней пошёл рябью. Она вырвала из пространства нить маны. Обычно чистая и сияющая, сейчас эта нить была тусклой, серой, и по ней, словно крошечные черви, ползли чёрные вкрапления.

— Крестовые черви, — выдохнула она. — Но не физические. Их эссенция. Их воля. Зокен Мато… он не просто живёт в этом городе. Он и есть этот город. Он вживил своих паразитов в саму магическую сеть Фуюки. Он слышит всё. Он чувствует всё. Мы не в его доме. Мы в его теле.

Сложность не просто припекла. Она превратилась в саму преисподнюю. Их план — нанести удар по Зокену — был самоубийством. Они не могли к нему подкрасться. Он знал о каждом их шаге, о каждой их мысли. Более того, он мог атаковать их в любой точке, в любой момент, не физически, а ментально, отравляя их разум, играя на их страхах. Их убежище перестало быть убежищем. Оно стало камерой пыток.

Шёпот в голове Серёги достиг крещендо. Он видел свою старую жизнь — грязную квартиру, пустые бутылки, лицо Ленки, искажённое отвращением. Он видел коллекторов, заносящих над ним молоток.

«Ты всегда был никем», — шептал хор. «Червём. А теперь ты получил силу, достойную червя. Силу гнили. Силу распада. Так используй её. Сотри их всех. Сотри этот мир. Сотри себя. И тогда наступит тишина. Наступит покой».

Серое пятно на его руке вспыхнуло тупой болью. Чёрная точка в центре начала расширяться, грозя поглотить его ладонь, его руку, его самого. Он закричал, падая на колени. Сила, которую он с таким трудом подчинил, рвалась наружу, но теперь она была отравлена чужой волей. Она хотела не просто защищать. Она хотела стирать.

— Мастер! — крикнула Райдер. Она бросилась к нему и, преодолевая инстинктивное отвращение к его силе, схватила его за плечи. — Борись! Не слушай его! Это не твои мысли!

— Слишком поздно! — прошипела Медея, выставляя перед собой барьер, который затрещал под давлением вырывавшейся из Серёги энергии Пустоты. — Он сломал его! Он превращает его в свою марионетку!

Серёга видел, как реальность вокруг его руки начинает «плыть», искажаться. Пол под ним терял чёткость, превращаясь в серую рябь. Ещё немного, и он аннигилирует всё — себя, Райдер, Медею, весь этот проклятый дом.

«Да. Вот так. Отпусти. Стань ничем».

Он почти сдался. Почти позволил этой сладкой, ядовитой пустоте поглотить себя. Но сквозь рёв хора он услышал тихий голос Райдер, которая трясла его за плечи.

— Ты заплатил за наши жизни! Не смей делать эту жертву напрасной!

И эта простая фраза, сказанная не оружию, не аномалии, а ему, пробилась сквозь ментальный шум. Жертва. Он сделал выбор. Он заплатил цену. И сейчас этот старый ублюдок пытался обесценить его выбор, украсть его боль.

Нет.

«Моя боль», — подумал он, и эта мысль была якорем в шторме. «Моя. Рука. Мой. Выбор».

Он не пытался бороться с шёпотом. Он не пытался стереть его. Он сделал то единственное, что мог. Он принял его. Он вслушался в этот хор ненависти, в эту симфонию гнили, и нашёл в ней одну-единственную фальшивую ноту — волю Зокена. И он сосредоточил на ней всю свою собственную волю, всю свою ненависть к своей слабости, всё своё отчаяние.

Он не стал стирать. Он просто сказал «НЕТ».

Пространство вокруг него резко стабилизировалось. Чёрная точка на его ладони съёжилась до прежних размеров. Шёпот в голове не исчез, но отступил, превратившись в тихий, назойливый фон, как шум плохого радиоприёмника.

Серёга рухнул в объятия Райдер, тяжело дыша. Он был мокрым от пота, его трясло, но он был в сознании. Он был собой.

Он выстоял.

Медея опустила барьер, глядя на него со смесью шока и… чего-то ещё. Возможно, уважения.

— Он всё ещё здесь, — прошептал Серёга. — Этот звук… он не уходит.

— И не уйдёт, — подтвердила Медея. — Пока жив Зокен Мато. Мы в ловушке. Мы не можем уйти, он найдёт нас. Мы не можем оставаться здесь, он сведёт нас с ума. У нас остался только один путь. Вперёд. Прямо в сердце его паутины.

Она посмотрела на них — на измотанного, сломленного, но не сдавшегося человека и на древнего монстра, который только что спас его своей верой.

— Наш план — безумие. Шансов на успех почти нет. Он будет ждать нас. Он приготовит нам ад. Но мы пойдём. Потому что альтернатива — это медленно гнить заживо под звуки его колыбельной.

Серёга медленно поднялся на ноги, опираясь на Райдер. Он посмотрел на свою серую руку. Она всё ещё была чужой, мёртвой. Но она была его.

— Пошли, — сказал он. — Убьём этого ублюдка.

Теперь это была не просто тактическая задача. Теперь это было личное.