Цветы из 70-х (джен)

Провал с «химическим порталом» обернулся для Саны нежданной стороной. Минджи, напуганная перспективой того, что её младшая сестра связалась с наркотиками, удвоила свою заботу. Это выражалось в том, что Сане теперь поручали ещё больше домашней работы, чтобы «занять её ум благими помыслами» и «не оставлять время на глупости».

Сана красила забор, сгребала листья и перебирала крупу под бдительным оком миссис Ли-старшей, которая вязала на крыльце и время от времени бросала ей одобрительные или поучительные взгляды. Физический труд, как ни странно, немного успокоил её разум. Монотонные движения позволяли думать.

Она поняла свою ошибку. Она пыталась взломать время грубой силой, как взламывают дверь ломом. Но время — не дверь. Оно больше похоже на хрупкий артефакт в её музее. К нему нужен особый подход: осторожный, изученный, основанный на понимании контекста.

Её оружием были не реактивы, а знания и наблюдение. Она начала замечать детали. Минджи, укачивая Софию, всегда напевала одну и ту же странную, немного грустную мелодию. Её «здешний» деверь, студент, тайком читал под одеялом «Хоббита» и рисовал в тетрадках невероятных существ. Сам мистер Ли каждое утро перед работой заводил будильник на старых кухонных часах с особым, ритуальным постукиванием по стеклу.

Это была жизнь. Настоящая, пульсирующая, наполненная мелочами, которые не описать в учебниках истории. И она, Санa, стала её частью. Мысль была одновременно пугающей и умиротворяющей.

Однажды, помогая Минджи разбирать сундук со старыми вещами на чердаке, она нашла его. Тот самый артефакт. Потрёпанный блокнот в кожаном переплёте с выцветшими надписями на корейском. Дневник её настоящей, корейской тёти, которую она никогда не знала. Ту самую, чью роль теперь играла.

С дрожащими руками она открыла его. Молодая девушка писала о своей тоске по дому, о страхе перед новой страной, о надеждах. И на одной из страниц, датированной как раз летом 1970 года, она нашла запись, от которой у неё перехватило дыхание:

«18 июля. Сегодня ночью был такой сильный шторм. Я видела странное свечение над старым холмом, где та обсерватория. Как будто молния ударила, но не погасла, а застыла в воздухе на мгновение. Мама сказала, что мне показалось, что это огни самолёта. Но я точно знаю, что это было не так. Это было красиво и страшно. Как знак».

Сана оторвала взгляд от пожелтевшей страницы и посмотрела в круглое чердачное окно. Небо снова темнело, набирая силу очередного шторма. Точно такого же, как в тот день.

Её сердце забилось чаще. Это не было совпадением. Обсерватория. Свечение. Шторм. Это была ниточка. Не химическая, не физическая, а историческая. Легенда. Улика, оставленная ей самой судьбой в виде дневника.

Она не могла рваться туда сломя голову, как это сделала бы Дженни. Её путь был иным. Она аккуратно закрыла дневник, спрятала его обратно в сундук и спустилась вниз с самым невинным выражением лица.

— Минджи, — сказала она, принимаясь чистить картошку. — А мы можем сегодня вечером съездить куда-нибудь? Посмотреть на грозу? Например, на тот холм со старой обсерваторией? Говорят, оттуда такой вид…

Минджи посмотрела на неё как на умалишённую. — На машине? В такую погоду? Чтобы нас молнией ударило? Да ты с ума сошла, девочка моя! Никто в здравом уме туда сейчас не поедет.

Сана вздохнула. Её план «тихого и культурного» побега рухнул, не успев начаться. Но теперь она знала куда надо. Оставалось понять как. И она придумает это. Тихо, аккуратно и вежливо. Даже апокалипсис она собиралась пережить с хорошими манерами.

Пока Санa обнаруживала улики в дневниках, Дженни уже мчалась навстречу буре. Она не стала выяснять, где находится обсерватория. Она поступила проще: поймала попутку.

Её подобрал парень на раскалённом «Шевроле Импала» с ирокезом цвета масляной краски и сигаретой в зубах. — Куда путь держишь, сестричка? — прокричал он через грохот рок-н-ролла. — На холм. К обсерватории, — отрезала Дженни, запрыгивая на сиденье. —Оу! Романтично! Свидание? — он подмигнул. — Судьба, — мрачно ответила Дженни, глядя на наливающиеся свинцом тучи.

Парень, представившийся Билли, оказался болтливым. Он рассказал, что обсерватория — популярное место для посиделок и того, что он назвал «уличным виноделием». Дженни мысленно перевела это как «пьянка и травка». Идеальное место для того, чтобы её не заметили.

Ветер усиливался, швыряя в машины первые тяжёлые капли дождя. Билли высадил её у подножия холма. — Удачи с твоей… э… судьбой! — крикнул он ей вслед и с визгом шин умчался прочь.

Дженни начала подъём. Дорогу размыло, превратив в липкую глиняную кашу. Её самодельные брюки мгновенно вымокли и облепили ноги. Тонкие ботинки скользили. Дождь, сменившийся градом, хлестал по лицу, слепил глаза. Каждый шаг давался с боем.

Она не шла. Она карабкалась, ругаясь на всё: на своё время, на Билли с его ирокезом, на профессора Клейна и на свою маму-младенца, которая сейчас сладко спала в сухой колыбели. Её ярость была единственным топливом, которое гнало её вперёд сквозь разбушевавшуюся стихию.

Наконец, силуэт старой обсерватории показался сквозь пелену ливня. Здание было тёмным, заброшенным, с выбитыми стёклами. Дверь висела на одной петле. Это было не научное учреждение, а убежище для бомжей и подростков. Но Дженни было всё равно. Это был её Стоунхендж, её портал.

Она вломилась внутрь. Внутри пахло плесенью, мочой и дымом костров. В главном зале, под ржавым куполом, ещё стояло массивное оборудование: телескоп, с которого давно сняли оптику, панели с замшелыми рубильниками и приборами, стрелки которых замерли на нуле.

И тут небо вспыхнуло. Ослепительно-белая молния ударила где-то совсем рядом, осветив на мгновение всё внутреннее пространство. Гром грянул почти одновременно, оглушительным рёвом, от которого содрогнулись стены.

В ту же секунду на панели приборов замигали лампочки. Стрелки на нескольких шкалах дёрнулись и поползли вверх, издавая сухой треск. Где-то глубоко внизу, под полом, загудел оживающий генератор, заведённый мощным электромагнитным импульсом от удара молнии.

Сердце Дженни прыгнуло в горло. Это было оно! Профессор говорил про «выброс энергии»! Она подбежала к центральной панели, сдирая паутину. Она не знала, что делать. Нужно было создать резонанс? Настроиться на частоту? Она начала хаотично дёргать рубильники, крутить все подряд вентили, которые не были приварены ржавчиной намертво.

Оборудование искрило, гудело и пахло озоном. Свет то заливался ярким белым, то гас, погружая зал в кромешную тьму, разрываемую новыми вспышками молний снаружи. Это было похоже на безумную научную лабораторию в фильме ужасов.

— Работай, чёрт тебя дери! — кричала она в грохот стихии, изо всех сил ударяя ладонью по центральному пульту. — Верни меня! ВЕРНИ!

Внезапно всё затихло. Гул генератора стих. Лампочки погасли. Молнии на мгновение прекратились. В наступившей тишине был слышен только её собственное тяжёлое дыхание и яростный стук сердца.

И потом, из темноты, из-за спины, раздался испуганный, тонкий голос, который она не слышала много лет, но узнала бы из тысяч:

— Это… это ты всё делаешь?

От Беты:

Проверено! Слегка странно, но интересно, кого встретила Дженни. Спасибо за прочтение)