Фьорды (джен)

Удар, еще удар. Кровь течет из разбитой губы, капает на пол, и это распаляет его еще больше.

Дядя продолжает замахиваться, и Гарри слышит крик тети:

— Вернон, остановись! Ты убьешь его!

— Нет, Петуния, этот маленький засранец посмел ранить нашего сына! Он заслужил наказания, поэтому не смей останавливать меня!

Конечно, заслужил. Как будто это не Дадли столкнул его с лестницы.

Лежа у ее подножия, Гарри увидел ухмыляющееся лицо кузена и захотел, чтобы он почувствовал ту же боль. Внезапно, словно получив сильного пинка пониже спины от кого-то невидимого, Дадли кубарем скатился со ступеней, всей своей тушей навалившись на не успевшего отползти Гарри, и поднял вой.

Дядя Вернон взревел разъяренным быком, за шкирку поднял Гарри, словно нашкодившего котенка, и начал бить его кулаками везде, где мог дотянутся. Петуния бросилась к сыну, качая его в своих объятиях, а тот победно улыбался, не отрывая взгляда от кузена.

Тот в свою очередь прикрыл глаза, пытаясь абстрагироваться от боли, но в этот раз что-то пошло не так. Слишком больно, слишком ярко. Крики родственников сверлами врезаются в черепную коробку, ему хочется зажать уши и свернуться калачиком, хочется, чтобы дядя отпустил его, и Гарри, впервые за все годы, решил попробовать вырваться из хватки дяди.

Он брыкается, лягается, он хочет причинить боль в ответ, и в его голове раздается знакомый колокольный звон.

Бум.

Бум.

Бум.

Каждый дольше и громче предыдущего.

Вернон, опешивший от такого напора, разжимает руки, и Гарри мешком сваливается ему под ноги, пытается уползти, но сквозь пелену перед глазами не видит даже собственных рук.

Дурсль пинает его в живот, вынуждая перевернуться на спину, и с неожиданной прытью оказывается рядом, прижимая горло мальчика к полу. Он наклоняется, обдавая лицо горячим дыханием, и шепчет:

— Надо было задушить тебя еще в тот осенний вечер. Ты и так слишком долго занимал место в нашем доме.

Гарри дергается, но Вернон сильнее сдавливает тонкую шею в руке, и мальчик закатывает глаза.

Перед ним пролетает вся его жизнь, короткая и несчастливая, он снова видит учительницу с фиолетовыми волосами, что бьет его указкой по пальцам, женщину из числа попечителей, с чопорным выражением лица говорящую, что других родственников, кроме Дурслей, у Гарри нет, и внезапно он словно проваливается в свой сон. Перед ним стоит все та же процессия в черном, но в этот раз они наклоняют гробы так, чтобы Гарри увидел, кто там внутри. На белоснежном сатине в обгоревшей одежде лежат дядя Вернон, тетя Петуния и Дадли. Он видит, как люди в темных одеждах, больше напоминающие тени, сбрасывают ящики в телами в воду.

Колокол бьет все громче, и Гарри вспоминает, как называется этот звон.

Набат.

В доме номер четыре по Тисовой улице раздается взрыв.