Холодное небо (джен)

— Вы нашли след? Настоящий след?

Голос Дмитрия был смесью недоверия и благоговейного трепета. Он стоял посреди подвала Константина Сергеевича, забыв о цели своего визита, о своём собственном открытии. Перед ним на столе, под светом настольной лампы, лежала фотография. Та самая. Чёрно-белый отпечаток чужой реальности на мокрой глине.

— Не просто нашёл. Я шёл по нему, — Константин Сергеевич говорил тихо, но в его голосе звенел металл. — Он обрывается у старой дороги, но направление очевидно. Промзона. Старый мехзавод.

Дмитрий вскинул голову. Его глаза расширились.

— Завод? Вы уверены?

— Абсолютно. А почему вы так…

— Потому что мой сигнал идёт оттуда же! — перебил его Дмитрий, не в силах сдерживаться.

Он быстро, сбивчиво, начал рассказывать. Про всплеск, про резонатор, про бессонную ночь, про пеленгацию. Про музыку. Когда он закончил, в подвале повисла густая, звенящая тишина. Два поколения, два разных метода, две отправные точки — и один результат. Старый физик и молодой инженер смотрели друг на друга, и в их взглядах было понимание, которое не требовало слов. Они оба прикоснулись к чему-то невероятному. И теперь они были в этом вместе.

— Нам нужно идти туда, — наконец произнёс Константин Сергеевич. — Прямо сейчас.

— Я как раз собирался, — кивнул Дмитрий. — У меня всё готово. Мой пеленгатор выведет нас на точное здание.

— А мой опыт поможет нам не наделать глупостей, — добавил Артемьев. Он подошёл к стене и снял с гвоздя старую двустволку. — Не думаю, что она понадобится. Но пусть будет. На всякий случай.

Они вышли из дома и сели в дребезжащий «Москвич» Дмитрия. Старый учёный, который верил в порядок вселенной, и молодой инженер, который пытался этот порядок изменить. Две пересекающиеся прямые слились в одну. И эта прямая была нацелена, как копьё, в сердце старого заброшенного завода.

* * *

Промышленная зона встретила Самус мёртвой тишиной. Это было кладбище гигантов. Огромные, тёмные корпуса цехов, похожие на выпотрошенные туши левиафанов. Ржавые скелеты подъёмных кранов, застывших на фоне беззвёздного неба. Разбитые окна, чернеющие, как пустые глазницы. Воздух здесь был другим — тяжёлым, пропитанным запахами ржавчины, застывшего машинного масла и безысходности.

Она двигалась по этой территории, как по вражеской базе после боя. От тени одного здания к тени другого. Её чувства были обострены до предела. Каждый скрип металла под её ногой, каждый порыв ветра, гудевший в пустых цехах, казался предвестником опасности.

Она снова достала комлинк. Сигнал. Здесь он был сильнее. Гораздо сильнее. Источник находился совсем рядом. Прибор указывал на одно из самых больших зданий в центре комплекса — главный сборочный цех.

Она подошла к нему. Это было циклопическое сооружение из бетона и стекла. Большинство окон было выбито, а огромные металлические ворота, предназначенные для въезда грузовиков, были намертво заклинены в полуоткрытом положении. Внизу зияла тёмная щель высотой около метра. Идеальный лаз.

Самус замерла у входа, прислушиваясь. Тишина. Только ветер играл с сорванным с крыши листом железа, заставляя его монотонно хлопать где-то наверху. Она заглянула в щель. Внутри царил мрак, ещё более густой, чем снаружи.

Она знала, что это ловушка. Не в прямом смысле. Не чья-то засада. А ловушка тактическая. Замкнутое пространство, множество укрытий для потенциального противника, ограниченные пути для отступления. Входить туда было против всех правил, которым её учили.

Но сигнал шёл оттуда. И он был её единственной путеводной звездой в этом тёмном мире.

Она сделала глубокий вдох, проскользнула под воротами и оказалась внутри.

Потребовалось несколько секунд, чтобы её глаза привыкли к темноте. Пространство было колоссальным. Высокие потолки терялись где-то во мраке. Посреди цеха стояли огромные, молчаливые станки, похожие на доисторических идолов. Лунный свет, пробивавшийся сквозь разбитые окна в крыше, рисовал на полу призрачные светлые полосы, между которыми лежали океаны тьмы.

Она двинулась вглубь, ступая по бетонному полу, усыпанному мусором и осколками стекла. Её шаги были абсолютно беззвучны. Она была тенью внутри тени.

Комлинк на её запястье завибрировал — режим близости. Она была почти у цели. Источник находился где-то здесь, в центре этого огромного, мёртвого зала.

Она замерла за остовом какого-то пресса и вгляделась во мрак.

И тогда она увидела его.

В самом центре цеха, в полосе лунного света, стояло нечто. Это не было похоже на машину. Это не было похоже на живое существо. Это была… конструкция. Сложное переплетение металла, проводов и светящихся элементов, собранное из того, что, очевидно, было найдено прямо здесь, на заводе. Старые станины, детали от станков, медные шины. Но всё это было собрано с какой-то чуждой, нечеловеческой логикой.

А в центре этой конструкции, в коконе из кабелей и электромагнитов, парило в воздухе ядро. Шар из чистого, пульсирующего света, который и был источником той самой неземной музыки, которую слышал Дмитрий. Он не просто светился. Он жил. Он дышал.

Самус смотрела на это, и её мозг отказывался понимать. Это была технология, опережающая уровень развития этого мира на тысячи лет. Но при этом она была собрана из металлолома. Это было невозможно.

Она медленно, очень медленно, начала выходить из-за своего укрытия. Она не знала, что это. Аварийный маяк другого корабля? Энергетический организм, потерпевший крушение? Часть её собственного двигателя, выброшенная при переходе?

И в этот момент, когда она сделала первый шаг на открытое пространство, снаружи раздался звук. Скрип гравия под колёсами машины. Затем хлопок автомобильной дверцы.

Кто-то приехал.

Самус мгновенно отпрянула назад, в самую густую тень. Её тело напряглось, как сжатая пружина. Она прижалась к холодному металлу станка, превратившись в слух.

Два голоса. Один — молодой и взволнованный. Другой — старческий, но твёрдый. Они приближались к воротам.

Она была не одна. Охотники пришли за своей добычей. Или просто свидетели, случайно наткнувшиеся на её след. Она не знала. Но в её мире любой неизвестный по умолчанию считался угрозой.

Она бесшумно сняла с пояса свой единственный «аргумент» — найденные в мусоре сосиски она давно съела, но прочный и эластичный вакуумный пакет оставила. В её руках это был не просто мусор. Наполненный воздухом и зажатый в кулаке, он мог усилить удар. Разорванный на полосы — стать удавкой. Примитивно. Но лучше, чем ничего.

Она приготовилась к бою. В огромном, гулком цеху, под взглядом пульсирующего сердца из другого мира, три стороны одной невероятной истории, наконец, сошлись в одной точке. И никто из них не знал, чем закончится эта встреча.

— Сюда, Дмитрий. Будьте осторожны, здесь повсюду осколки.

Голос Константина Сергеевича разнёсся по гулкому цеху, отражаясь от стен и потолка. Затем вспыхнул яркий луч фонаря, прорезав темноту и заставив Самус плотнее вжаться в тень. Она наблюдала, как две фигуры, сгорбившись, пролезли под воротами и выпрямились.

Один был стар, двигался медленно, но уверенно. В руках он держал старое ружьё, но нёс его не как оружие, а скорее как посох, опираясь на него. Второй был молод, энергичен. В его руках было какое-то устройство, из наушников которого доносилось слабое, едва слышное пение.

Они не были похожи на военных или спецслужбы. Их одежда была гражданской, их движения — нерешительными, полными скорее любопытства, чем агрессии. Но это ничего не меняло. Они были чужими. Они были угрозой её анонимности.

— Невероятно… — прошептал молодой, Дмитрий. Он снял наушники, и теперь странная, неземная мелодия, исходящая от пульсирующей сферы, стала слышна в тишине цеха. — Вы слышите, Константин Сергеевич?

— Слышу, — старик говорил почти шёпотом. Его взгляд был прикован к светящемуся ядру. Фонарь в его руке дрожал. — Всю жизнь я слушал только тишину космоса. А он… он поёт.

Они медленно, как паломники, приближающиеся к святыне, пошли к центру зала. Их спины были обращены к тому месту, где пряталась Самус. Это был идеальный момент для нападения. Короткий рывок, удар по затылку старика, обезоружить молодого. Быстро. Эффективно.

Но она медлила.

Что-то в их поведении было неправильным. Они не сканировали помещение, не искали угрозу. Они были полностью поглощены созерцанием аномалии. Их уязвимость была настолько полной, настолько обезоруживающей, что это само по себе казалось ловушкой. Или… искренностью.

Дмитрий подошёл почти вплотную к установке. Он протянул руку, словно желая коснуться светового шара, но в последний момент отдёрнул её.

— Это… это невозможно, — бормотал он. — Собрать такое из этого хлама… Это нечеловеческая инженерия.

— А вы ожидали увидеть здесь человека, Дима? — тихо спросил Артемьев, не отрывая взгляда от сферы. — Помните, я говорил вам в школе, в вашем физическом кружке? Вселенная настолько велика, что не иметь иных форм разума — это самое большое чудо из всех. Кажется, чудо кончилось.

Самус слушала их разговор. Она не понимала слов, но улавливала интонации. Благоговение. Восхищение. Отсутствие враждебности. Её палец, сжимавший импровизированное оружие, слегка расслабился.

И в этот момент произошло то, чего она боялась.

Константин Сергеевич, сделав шаг назад, чтобы лучше рассмотреть конструкцию, случайно наступил на лист ржавого железа, лежавший на полу. Раздался громкий, скрежещущий звук, который эхом прокатился по всему цеху.

Оба мужчины вздрогнули и резко обернулись. Луч фонаря метнулся в сторону, шаря по теням.

Самус замерла. Она знала, что её положение раскрыто. Луч скользнул по станку, за которым она пряталась, прошёл мимо, вернулся… и застыл, выхватив из темноты её силуэт.

На несколько секунд воцарилась абсолютная тишина, нарушаемая лишь пением световой сферы.

Они смотрели друг на друга. Два испуганных, но полных решимости человека. И высокая, тёмная фигура, закутанная в рваный брезент. Её лицо было скрыто в тени, но в свете фонаря блеснули два холодных, внимательных глаза.

Первым опомнился Дмитрий. Его реакция была инстинктивной, мальчишеской. Он вскрикнул и отшатнулся назад, выставив перед собой свой пеленгатор, как будто это был щит.

Константин Сергеевич, наоборот, застыл на месте. Он медленно, очень плавно, опустил луч фонаря чуть ниже, чтобы не слепить её, но продолжать видеть. Его палец не лёг на курок. Он просто смотрел. И в его взгляде не было страха. Было лишь бесконечное, безмерное изумление учёного, который всю жизнь смотрел на уравнение на доске и вдруг увидел, как оно ожило.

Самус видела их реакцию. Испуг молодого. Спокойствие старого. Она видела ружьё в руках старика, но видела и то, что он не собирается его применять.

Она медленно, подчёркнуто плавно, распрямилась во весь свой внушительный рост. Затем, так же медленно, она подняла правую руку на уровень груди и раскрыла ладонь, показывая, что она пуста. Это был универсальный жест. Жест мира.

Сердце Дмитрия колотилось так, что, казалось, его было слышно по всему цеху. Он смотрел на неё, на эту женщину-тень, и его мозг инженера и геймера, выросшего на фантастике, лихорадочно пытался обработать информацию. Костюм. Рост. Атлетичное сложение. Светлые волосы, выбившиеся из-под импровизированного капюшона. Это было невозможно. Это было безумием. Но образ, всплывший в его памяти, был слишком чётким.

— Самус?.. — прошептал он одними губами, так тихо, что сам едва расслышал.

Она, конечно, не услышала его. Но она увидела, как изменилось его лицо. Страх сменился узнаванием. Невероятным, абсурдным, но явным узнаванием.

И тогда произошло второе чудо за эту ночь.

Пульсирующая сфера в центре зала, которая всё это время пела свою монотонную песню, вдруг изменила тональность. Её свет стал ярче, а мелодия — выше, сложнее, словно она реагировала на присутствие трёх живых существ, на их эмоциональное напряжение.

И из сферы, прямо в воздух, спроецировалось изображение.

Это не было чётким видео. Это была скорее дрожащая, полупрозрачная голограмма, сотканная из света и теней. На ней была звёздная карта. Незнакомые созвездия, туманности, галактики. А затем карта приблизилась, фокусируясь на одной системе, на одной планете. А потом показала сам объект — боевой корабль класса «Охотник», который разваливался на части, входя в гиперпространственный туннель.

Это была запись. Запись её крушения.

Сфера не была просто источником энергии. Это был бортовой самописец. «Чёрный ящик» её корабля, который аварийно катапультировался за мгновение до взрыва. И теперь он транслировал свой предсмертный отчёт.

Самус смотрела на голограмму своего погибшего корабля. Дмитрий и Константин Сергеевич смотрели на неё. А «чёрный ящик» пел свою скорбную песню посреди заброшенного русского завода.

Контакт состоялся. Не на уровне слов. А на уровне образов, эмоций и общей для всех троих тайны, свидетелями которой они стали. Тишина, наступившая после того, как голограмма погасла, была уже другой. Это была не тишина пустоты. Это была тишина, наполненная вопросами. И ожиданием ответа.

Когда голограмма погасла, оставив после себя лишь мерное пульсирование световой сферы, тишина в цеху стала плотной, почти осязаемой. Пропасть между тремя фигурами, стоявших в полумраке, никуда не делась, но через неё был перекинут хрупкий мост — мост общего понимания. Они все видели одно и то же: катастрофу, крушение, одиночество.

Константин Сергеевич первым нарушил молчание. Он сделал то, что показалось бы любому другому человеку верхом безрассудства, но для него было единственно верным шагом. Он медленно, чтобы не делать резких движений, прислонил свою двустволку к ближайшей колонне. Затем он сделал шаг вперёд, подняв пустые руки на уровень груди, повторяя её жест.

— Мы… не враги, — произнёс он тихо, на русском. Он знал, что она не поймёт слов, но надеялся, что она поймёт интонацию. Спокойную, уважительную, лишённую угрозы.

Самус наблюдала за ним, не шевелясь. Она видела, как он избавился от оружия. Это был мощный сигнал. Она видела его лицо в слабом свете от сферы — старое, изборождённое морщинами, но открытое. В его глазах не было страха или агрессии. Было лишь глубокое, почти отеческое любопытство.

Затем её взгляд переместился на молодого. Дмитрий всё ещё стоял, как громом поражённый, но его первоначальный испуг сменился чем-то другим. Он смотрел на неё не как на монстра или пришельца. Он смотрел на неё так, как смотрят на ожившую легенду. На героя, сошедшего с экрана его старенького телевизора в реальный, серый мир. Он сделал неуверенный шаг вперёд, опустив свой прибор.

— You… are… Samus Aran? — произнёс он медленно, с ужасным акцентом, вспоминая обрывки школьного английского.

Её имя.

Услышать своё имя здесь, в этом чужом, затерянном мире, произнесённое этим странным существом, было самым невероятным, самым дезориентирующим событием за последние двое суток. Её каменное самообладание впервые дало трещину. Она невольно сделала крошечный шаг назад. Как они могут знать её имя? Это было невозможно. Если только…

Её взгляд метнулся к сфере. К «чёрному ящику». Неужели он транслировал не только видео, но и телеметрические данные? Идентификатор пилота? И эти примитивные, на первый взгляд, существа смогли его расшифровать? Уровень их технологий был явно выше, чем она предполагала.

Она не ответила. Подтвердить свою личность означало выдать информацию. Она снова вернулась к базовому протоколу: максимум наблюдения, минимум самораскрытия.

Константин Сергеевич положил руку на плечо Дмитрию, призывая его к молчанию. Он понимал, что сейчас слова бесполезны и даже опасны. Нужен был другой язык.

Он указал сначала на себя, потом на Дмитрия, а затем широким, обводящим жестом на весь цех, на город за его стенами. Потом он указал на неё, а затем — на голографическое изображение корабля, которое всё ещё стояло у него перед глазами, и поднял палец вверх, к тёмному потолку, к небу. Жест был простым и понятным на любом языке: «Мы — отсюда. Ты — оттуда».

Самус поняла. Она медленно кивнула. Один раз. Это было первое осмысленное взаимодействие. Первый бит переданной информации.

Затем старик сделал ещё один жест. Он прижал руки к груди, изображая дрожь, и потёр плечи, показывая, что ему холодно. Затем он указал на её тонкий костюм и рваный брезент. Он спрашивал не о её миссии. Не о её технологиях. Он спрашивал о её самочувствии. Он видел перед собой не пришельца, а замёрзшую женщину.

Этот простой, человеческий жест пробил её оборону сильнее, чем могло бы любое оружие. В её мире, мире наёмников и солдат, забота о чужом комфорте была немыслимой роскошью. Её всегда воспринимали как функцию, как оружие. А этот старик видел в ней… живое существо.

Она снова кивнула, подтверждая, что поняла его. И что он прав.

Дмитрий, видя, что контакт налажен, осмелел. Он тоже решил прибегнуть к языку жестов. Он показал на пульсирующую сферу, а затем изобразил руками, как он что-то паяет, крутит, настраивает, и указал на свой пеленгатор. Он пытался сказать: «Я услышал её. Я нашёл её с помощью моих приборов».

Константин Сергеевич, в свою очередь, указал на землю, изобразил, как он идёт по лесу, а затем нарисовал в воздухе контур того самого следа, который он сфотографировал. «А я нашёл твой след».

Самус смотрела на эту пантомиму, и её аналитический ум работал на пределе. Эти двое нашли её независимо друг от друга, используя разные методы. Один — отслеживая волновые эманации. Другой — по физическим уликам. Они не были случайными прохожими. Это были лучшие охотники этого мира. Один был учёным. Другой — инженером.

Она поняла, что перед ней не просто аборигены. Перед ней — элита их вида. Возможно, их единственная надежда на понимание и помощь.

И она приняла решение. Рискованное. Но необходимое.

Она медленно, чтобы не напугать их, опустилась на одно колено. Затем она отстегнула от пояса единственное, что у неё осталось от её высокотехнологичного мира — свой комлинк. Она положила его на бетонный пол и осторожно подтолкнула в их сторону.

Прибор заскользил по гладкой поверхности и остановился у ног Константина Сергеевича.

Дмитрий ахнул. Он узнал этот дизайн. Он видел его сотни раз в играх и на артах. Отдать свой наручный компьютер, свой главный инструмент — это был жест абсолютного, безоговорочного доверия.

Константин Сергеевич медленно, с благоговением, наклонился и поднял комлинк. Он был тяжёлым, холодным, сделанным из неизвестного ему сплава. Экран был тёмным. Он не знал, что с ним делать. Он просто держал его в руках, как бесценный артефакт.

Самус поднялась. Она отдала им свой единственный инструмент. Она сделала свой ход. Теперь ответ был за ними. Она смотрела на них, ожидая, что они предпримут. И в её взгляде больше не было угрозы. Была лишь бесконечная усталость. И вопрос. Безмолвный вопрос, который был понятен в любой галактике: «Что теперь?»

Держа в руках комлинк Самус, Константин Сергеевич чувствовал себя археологом, поднявшим со дна морского не амфору, а работающий ноутбук из будущего. Вещь была чужой, но её логика была ему понятна. Это был инструмент. Компьютер. Интерфейс. Он осторожно провёл пальцем по гладкой, тёмной поверхности экрана. Никакой реакции.

— Она… она нам его отдала, — прошептал Дмитрий, глядя то на Самус, то на прибор в руках учителя. — Она нам доверяет.

— Доверие — это аванс, Дима, — тихо ответил Артемьев, не сводя глаз с устройства. — И его нужно будет вернуть с процентами.

Он понимал, что этот жест был не только актом доброй воли, но и тестом. Она дала им в руки часть своей технологии, чтобы посмотреть, что они будут с ней делать. Попытаются ли они её разобрать, взломать? Или поймут, что это приглашение к диалогу?

Самус наблюдала за ними, затаив дыхание. Она видела, как старик внимательно, но без агрессии осматривает её комлинк. Она видела, как молодой сдерживает своё очевидное желание выхватить прибор и немедленно подключить его к своим устройствам. Они проходили её тест.

Константин Сергеевич сделал то, что подсказала ему интуиция учёного и мудрость прожитых лет. Он не стал нажимать на кнопки. Он снова посмотрел на Самус и протянул комлинк ей обратно, ладонью вверх. Жест был очевиден: «Мы не понимаем. Научи нас».

Это было правильное решение. Самус на мгновение позволила уголкам её губ чуть дрогнуть в подобии улыбки, которую, впрочем, никто не заметил в полумраке. Она подошла ближе, сократив дистанцию до двух шагов. Вблизи она казалась ещё выше и внушительнее. Дмитрий невольно сглотнул.

Она не стала забирать комлинк. Вместо этого она указала пальцем на небольшую панель на его боковой грани. Затем она прикоснулась к своему запястью, к тому месту, где она носила прибор. И, наконец, она указала на старика. «Он привязан к моей биометрии. Но я могу дать тебе временный доступ».

Константин Сергеевич понял. Он протянул руку с комлинком ей. Самус приложила свою ладонь к панели. Послышался тихий щелчок, и экран прибора ожил, вспыхнув сложными сине-зелёными символами. Затем она жестом показала Артемьеву, чтобы он тоже приложил свою руку. Он осторожно коснулся панели. Экран мигнул, сканируя его отпечаток, и интерфейс изменился, став проще.

Теперь он мог им пользоваться.

Дмитрий подошёл ближе, заглядывая учителю через плечо. На экране были иконки, графики, диаграммы. Большая часть была непонятна. Но некоторые символы были универсальны: стилизованное изображение планеты, волны радиосигнала, спираль ДНК.

— Это… это же… — лепетал Дмитрий. — Это атлас! Звёздный атлас!

Константин Сергеевич медленно, осторожно, провёл пальцем по экрану. Изображение сменилось. Теперь это была трёхмерная модель её корабля, того самого, что они видели в голограмме. Можно было вращать его, рассматривать с разных сторон. Рядом бежали столбцы с характеристиками, написанными на неизвестном языке.

И тут Дмитрий заметил то, что заставило его сердце замереть. В углу экрана была маленькая иконка, которую он бы узнал из тысячи. Стилизованная буква «А» с точкой в центре. Логотип компании «Alimbic», древней и могущественной расы из его любимых игр. Это не было совпадением. Это не было похоже. Это был тот самый символ. Мир видеоигр и реальность на его глазах сливались в единое, невозможное целое. Но сейчас было не время для фанатского восторга.

Пока они изучали комлинк, Самус подошла к источнику их встречи — к пульсирующей сфере. Теперь, когда она знала, что это «чёрный ящик», она смотрела на него иначе. Она положила ладонь на один из поддерживающих его металлических лучей. Сфера отозвалась. Её свет стал теплее, а мелодия — спокойнее, словно она узнала свою хозяйку.

Она закрыла глаза, устанавливая прямой нейронный контакт через тактильные сенсоры Нулевого костюма. Информация хлынула в её мозг. Полный отчёт о крушении. Причина — нештатный выход из гиперпространства из-за столкновения с гравитационной аномалией. Местоположение — неизвестная система в некартографированном секторе галактики. Состояние корабля — полное уничтожение. Состояние силовой брони — критическое повреждение реактора и большинства систем, не подлежит ремонту без доступа к специализированной верфи.

И последнее, самое важное. Статус маяка. «Чёрный ящик» непрерывно транслировал аварийный сигнал. Но сигнал был слишком слаб. Чтобы его мог уловить поисковый зонд Федерации, его нужно было усилить. В тысячи раз. А для этого нужна была энергия. Огромное количество энергии.

Она открыла глаза. Теперь у неё был не просто план, а конкретная техническая задача.

Она повернулась к мужчинам. Они всё ещё были поглощены изучением комлинка. Нужно было найти способ объяснить им, что ей нужно. Объяснить сложную концепцию без общего языка.

Она снова подошла к ним. Она указала на комлинк, затем на светящуюся сферу. Затем она сделала руками жест, изображающий маленькую, слабую волну. После этого она широко развела руки, показывая большую, мощную волну. И, наконец, она указала на высокую трубу за окном цеха — трубу городской ТЭЦ.

Константин Сергеевич оторвался от экрана. Он смотрел на неё, на её жесты, и его мозг физика работал на пределе. Сфера. Сигнал. Маленький. Большой. Электростанция.

— Ей нужна энергия, — сказал он, скорее для себя, чем для Дмитрия.

— Чтобы усилить сигнал маяка, — закончил за него Дмитрий, который пришёл к тому же выводу, но через другую логику — логику игровых квестов, где всегда нужно что-то «зарядить» или «активировать».

Самус увидела в их глазах понимание. Она кивнула.

И тогда Дмитрий, осмелев окончательно, сделал свой ход. Он достал из кармана свой смартфон — тот самый светящийся прямоугольник, который она видела у многих местных. Он включил на нём программу-переводчик и, поднеся его ко рту, медленно и чётко произнёс одно слово:

— Энергия.

Синтезированный женский голос из динамика произнёс это слово на идеальном, хотя и безжизненном, английском:

— Energy.

Самус замерла. Она услышала знакомое слово. Примитивный электронный переводчик. Но это был мост. Хрупкий, шаткий, но мост через пропасть непонимания.

Она посмотрела на Дмитрия, затем на смартфон в его руке. И, собравшись с духом, произнесла своё первое слово в этом мире. Её голос, не привыкший к разговорам, был чуть хриплым, но твёрдым.

— Yes.

Это простое английское «да» прозвучало в мёртвой тишине заброшенного завода как самое невероятное, самое важное слово во вселенной. Стена рухнула окончательно. Диалог начался.