Грани потустороннего (гет)

Возвращение Мелинды после такой необычной встречи домой, в свою маленькую квартиру было похоже на погружение в холодную воду. Тепло, подаренное Диланом, улетучилось в тот момент, когда она закрыла за собой дверь. Она села на край кровати, зажав в руке телефон, где сохранила номер Дилана. Надеяться было... тяжело. Слишком тяжело. Но так хотелось.

Мелинда машинально провела пальцем по экрану телефона, разблокировав его. Взгляд зацепился за список контактов, точнее — за одну, недавно добавленную запись:

Дилан 🔥

Губы тронуло слабое подобие улыбки. Присваивать каждому контакту особенный смайлик было её маленькой, немного детской, но стойкой привычкой. Глупо, конечно, но эти крошечные пиктограммы говорили ей куда больше, чем любое описание.

Она прищурилась, рассматривая огонёк. Идеально. Этот смайлик-пламя не просто передавал тепло и приятное волнение, которое она ощущала, когда Дилан был рядом. Он отражал его решимость, его внутренний, неугасающий свет, способный, как она теперь знала, противостоять даже самой холодной тьме Морока.

"Глупость", — прошипел беззвучный голос, проникая в её разум с новой, жгучей силой. Это был Морок. Похоже, Демон был рассержен не на шутку.

"Ты думаешь, какая-то мимолетная человеческая связь может что-то изменить? Я здесь годами. Он уйдёт, Мелинда. Он сдастся, когда увидит, какая ты."

Морок продолжал изливать злость, похожую на шипение, его ментальные слова, обычно обжигающие, как кислота, и острые, как осколки, пытались впиться в сознание девушки, в самую её суть. Но что-то изменилось.Мелинда медленно выдохнула. Она не нашла решения. Выход по-прежнему оставался за семью печатями, а реальность её проклятия никуда не делась. И все же... Вместо прежней тоски и усталости, вместо дрожи, которую каждый раз вызывал голос Морока , она почувствовала... ровное безразличие. Она не прикрыла разум, не пыталась отмахнуться от него, как от назойливого насекомого. Она просто слушала, и его слова не попадали в цель. Они скользили по ней, как вода по гладкому камню.

"Он сдастся, когда увидит, как ты медленно разваливаешься. Я буду ждать," — закончил Морок, его голос в её голове звучал торжествующе и злорадно.

Мелинда перевернула телефон в руке, ощущая холод металла. Она даже не вздрогнула. Она смотрела сквозь Морока, сквозь его ярость, словно он был не более чем фоновым шумом, далеким эхом в пустой комнате. Это было удивительно новое, невероятное спокойствие. Как будто внезапно исчезла эмоциональная связь, позволявшая ему наносить ей урон. Он кричал о её обреченности, а она... она просто смотрела на блики от лампы, отражающиеся в зеркале.

"Ты... Ты не слушаешь меня," — прозвучало в её разуме уже не столь уверенно, в интонации Морока впервые проскользнула растерянность.

"Слушаю," — подумала она, даже не пытаясь отправить ему ответ. Просто констатировала факт. Но она больше не чувствовала его власти, потому что увидела в нем не всемогущего демона, а всего лишь... упрямый, злобный голос, который слишком боится остаться в одиночестве. А Дилан? Дилан был реальным. И его тепло было реальным. И, хотя выход не был найден, она могла дышать, пока Морок бушевал. Этого было достаточно. Пока.

* * *

Прошло около полутора месяца с того дня, как Дилан впервые возник в её, казалось бы, замкнутом мире. К удивлению Мелинды, он оказался абсолютно серьёзно настроен. Он не просто обещал, а действительно изучал эзотерические форумы, рылся в потрёпанных сборниках старых преданий, искал хоть какую-то зацепку, чтобы понять, как можно победить Морока. Его подход был скрупулёзным, почти научным, хотя предмет исследования был далёк от науки. Они часто проводили вечера в маленьком, уютном кафе, где состоялся их первый разговор, или за большим деревянным столом в старой библиотеке. Эти встречи, наполненные шуршанием книжных страниц, тихим обсуждением найденной информации и запахом кофе, стали для Мелинды настоящей отдушиной.

Морок постоянно шептал: "Он не придёт. Он устанет, поймёт, во что ввязался и исчезнет, сольется".

Но Дилан всегда приходил. Он отвечал на сообщения. Он был пунктуален. Каждое такое его появление наполняло Мелинду чем-то давно забытым, похожим на тихую, прочную радость.

"Ты приняла сегодня лекарство?" — мягко спрашивал он, и в его голосе не было осуждения, только глубокая внимательность.

К своему собственному удивлению, Мелинда делилась с ним деталями лечения, рассказывала о своём состоянии, о том, как ей бывает сложно. Обычно, такая откровенность спугивала людей, но Дилана это, казалось, не пугало, а лишь делало ещё более внимательным.

Чтобы избежать темы постоянного давления болезни, они часто переключались. Дилан умел мастерски уводить разговор от Морока:

— А ты знаешь, я коллекционирую старые военные карты. Не представляешь, сколько историй в одном кусочке пергамента. Вот смотри, эта, 1878 года… — он мог рассказывать часами о своих путешествиях, о детстве, о странном увлечении историей.

Мелинда слушала его. Ей правда было интересно. Она видела, что Дилан искренне ей открывается, и в ответ её собственная душа постепенно распахивалась. Она рассказывала о своих путешествиях, о мечтах, которые давно запылились под гнётом болезни. Через эти простые, человеческие моменты ей становилось легче.

"Вот тут, в этом мифе говорится о сущности, которая питалась холодной тоской. И её можно было победить светом Нам нужно искать этот источник света "— говорил Дилан, его глаза горели, и Мелинда видела в этом пламени отражение того самого смайлика-огонька из её телефона.

Морок не отступал полностью, но стал слабее. Мир Мелинды приобрёл некую устойчивость, и даже врачи отмечали явное улучшение её состояния. А Дилан? Он сам себе давно признался, что с его стороны это было не просто желание помочь. Эта хрупкая девушка с усталостью в глазах, которая так нежно улыбалась его историям о картах, была ему бесконечно дорога. Ему нравилась её уязвимость, её тихая сила и та маленькая, но яркая искра жизни, которую он помогал ей разжечь вновь.

Однажды они встретились в парке, на скамейке под осенним кленом. Мелинда сидела, завернувшись в шарф, но глаза её были ярче, чем неделю назад. Она что-то рассказывала Дилану, но он не мог сосредоточиться, только смотрел на девушку. На её тонкие, изящные запястья, которые он хотел заключить в свои, на влекущий изгиб губ, на ту искру жизни, которую он так отчаянно жаждал защитить. Он думал о том, как за последнее время сам обрёл смысл существования, настоящий, пронзительный. Ему больше не нужно было убегать от воспоминаний о болоте.

— Мелинда, — вдруг решительно начал он, и его голос был чуть хриплым от сдерживаемых чувств и прямым, как удар.

— Мы нашли много информации о демоне. Но нам нужно кое-что обсудить ещё.

Она подняла на него глаза, полные ожидания, смешанного со страхом. Она боялась, что он скажет, что всё, он уходит, он пытался ей помочь, но не обязан тянуть её проблемы на себе.

— С первой нашей встречи на мосту я убеждал себя, что я просто вежливый человек, который ищет способ помочь. Что я просто отрабатываю свой долг, потому что сам пережил мистический ужас. Это самообман. Это не так.

Он подался вперед, чуть стиснув кулаки, словно готовился к драке с самим собой.

— Мелинда, я тебя люблю.

Тишина. Только шелест падающей листвы. Мелинда моргнула, её яркие глаза потускнели от неверия, отчаянно пытаясь найти в его взгляде шутку или минутное помешательство, а затем в них вспыхнула боль.

— Дилан... — её голос дрогнул, словно тонкое стекло.

— Не надо...

— Надо, — твёрдо прервал он её.

— Не пытайся это остановить. Не ври себе. Я ведь тоже тебе нравлюсь?

— Да, ты мне тоже… симпатичен, — ответила девушка быстрее, чем успела подумать.

— Но ты не понимаешь, во что ввязываешься. Я — обуза. Я — больной человек, который носит внутри себя паразита. Ты так стремишься к свету, к жизни, Дилан, а я несу в себе тьму. Мне нужна помощь, но я не имею права навязывать тебе свои проблемы и свою тяжесть. Ты только что нашел смысл жизни, а я заставлю тебя бороться за мою. Тебе нужен кто-то без всего этого груза.

Дилан встал, обошел скамейку и опустился на колени перед ней, не обращая внимания на осеннюю сырость. Он взял её ладони в свои, его пальцы были горячими и крепкими.

— Послушай меня очень внимательно, Мелинда. Тогда, на болоте, моя жизнь буквально утекала в черноту. Я был на грани. Я всё время думал: почему я выжил? Зачем меня вытащили? Чтобы я жил в страхе и убеждал себя, что мне просто повезло?

Он посмотрел ей в глаза, и в его взгляде не было ни жалости, ни романтического пафоса — только абсолютная, непоколебимая готовность, похожая на религиозную веру.

— Я не погиб тогда, потому что моя жизнь нужна для чего-то большего. Моя жизнь нужна для того, чтобы я встретил тебя, Мелинда. Чтобы я увидел этот огонь, этот ресурс, который демон пытается украсть, и помог тебе его защитить. Твоя тяжесть — это часть тебя. Это не рок, это просто поле боя. И я не собираюсь отступать перед этими трудностями. Я хочу этой битвы.

Он приподнялся, притягивая её ближе, его губы оказались у самого её уха.

— Ты — не обуза. Ты — моя миссия. И ты — моя любовь.

Он не дал ей ответить, возразить. Он обнял её крепко, нежно, но с той же неистовой решимостью, с которой был готов броситься в реку, спасая Мелинду, если бы она решилась на крайний шаг. Его объятия стали для неё якорем в реальности, тем самым тёплым щитом, который не мог пробить холод Морока, самым надежным местом во всей вселенной. Впервые за долгие годы Мелинда почувствовала, как её тело отвечает на прикосновение. Словно из глубины её существа, из самого "ресурса", ей навстречу поднялся горячий, обжигающий импульс. Она подняла глаза, полные слез, но это были слезы не боли, а неожиданного, невероятного облегчения, ощущения того, что она, наконец, не одна.

Их губы соприкоснулись в первом поцелуе — не осторожном, а необходимом, полном страха перед будущим, надежды на спасение и абсолютной, всепоглощающей решимости жить. Это был акт утверждения жизни.

* * *

Дилан находился в антикварной лавке, где тусклый, желтоватый свет льстил потемневшим от времени предметам. Он, привычно погружённый в историю, разглядывал пожелтевшие, испещрённые таинственными маршрутами старые карты, когда внезапно его сердце резко и болезненно замерло, словно мгновенно оледенело. Это было не просто предчувствие; это был ледяной коготь, сжавший его грудь. Мощное, удушающее чувство тревоги охватило его, иррациональное, но абсолютно реальное, предвещая неминуемую, ужасающую беду. В голове пронеслось, как разряд тока: „Мелинда!“, и он, без малейшего сомнения осознав, что происходит что-то ужасное бросился к выходу.

На улице холодный, морозный воздух ударил в лицо. Дилан запрыгнул в машину, ключ дрожащей рукой нащупал замок зажигания, мотор взревел, и ое помчался к дому Мелинды, набирая её номер. Гудки казались бесконечными, каждый из них отдавался тяжестью в сердце.Внутри всё сжималось от беспомощного, парализующего страха, что он опаздывает, что злобный, неуловимый Морок одержит победу. Сцепление визжало на поворотах, он нёсся, игнорируя светофоры, управляемый чистым адреналином.Добравшись до квартиры девушки, Дилан влетел внутрь, благодаря судьбу за то, что совсем недавно Мелинда передала ему запасной комплект ключей.

-Мелли! — Его голос был хриплым, полным отчаяния. В ответ он услышал еле различимый, прерывистый стон, доносящийся из комнаты, слабый, как последний вздох, и его сердце оборвалось. Дилан бросился на этот еле слышный звук.

Мелинда, сжавшись в углу комнаты и закрывая голову руками, казалось, превратилась в крохотный, дрожащий комок. Из-за плотно стиснутых век и прижатых к ушам ладоней ей все равно не удавалось отгородиться от пронзительного, шепчущего голоса, который вливался в её сознание, как яд. Каждый толчок этого голоса был не физической болью, а куда более страшной — ментальной агонией, шепчущей о бессмысленности существования и единственном "спасении".

Дилан, застывшийвна мгновение в дверном проёме, подобно статуе, ощущал, как ледяной, тлетворный холод Морока проникает в каждую его клеточку. Этот холод был не просто низкой температурой; он был самим отсутствием жизни и надежды, проникающим сквозь одежду, кожу, достигая костей и самого сердца. Он пытался заморозить не только его плоть, но и саму волю, сковать его движения. В этот критический момент до него дошло осознание: демон, будучи физически изгнанным, хотел взять реванш. Он атаковал девушку ментально, невидимыми, но сокрушительными ударами, подталкивая её к суициду — быстрому и необратимому финалу, который бы стал его финальной, гнусной победой.

Морок обернулся, его тёмная фигура пульсировала, словно сгусток мрака, впитывающий в себя весь свет комнаты. Злоба и древнее ехидство искрились в его глазах.

-Убирайся от неё! — прорычал Дилан, делая шаг вперёд. Это был не просто крик, а звук, вырвавшийся из самой глубины его существа, рождённый абсолютной решимостью бороться.

Морок издал короткий, насмешливый, гортанный смешок.

— Жалкий человек! Это ты убирайся! Она моя! — прошипел он, делая ответный шаг к Дилану, направляя на него ментальную атаку, пытаясь проникнуть в сознание мужчины, обрушить на него волну концентрированного страха и парализующего отчаяния, которая должна была сломить его дух.

Произошла резкая, почти физически ощутимая вспышка холода, внезапно пронзившая его сознание. Это было нечто вроде ментального ледяного укола, направленного прямо в центр разума. Дилан почувствовал, как этот чужой, отвратительный импульс — волна липкого, концентрированного страха и тяжелого отчаяния — ударился о невидимый, инстинктивно возведенный им барьер. Это было похоже на то, как тяжелая, вязкая жидкость разбивается о гладкую стену или как мощная, но бесформенная волна ударяет о скалу.

Он ощутил удар, но не содержание удара: мгновенная головная боль, которая тут же стихла, и ледяная дрожь, пробежавшая по позвоночнику.

Эмоциональный вирус попытался прорваться, но его смысл — паника и безнадежность — был отфильтрован, превращен в чистый, пустой шум.

Его глаза на мгновение сузились, мышцы челюсти напряглись, реагируя на внезапный, мощный толчок. Он понял, что это была за атака, но она оставила лишь поверхностный след, подобно тому, как яркая вспышка света может ослепить на секунду, не нанося вреда зрению.

—Мимо, — почти беззвучно констатировал он, делая ответный, намеченный шаг. Разум оставался чист, сосредоточен и холоден, как сталь. Энергия, потраченная противником, лишь подстегнула его собственную решимость. В самой глубине души Дилана, в том месте, где жила его беззаветная, защитная любовь к Мелинде, что-то вспыхнуло. Это была дикая, первобытная ярость, направленная против любого, кто посмеет причинить ей боль. Он вдруг почувствовал себя выше, больше, чем был на самом деле. Из его рук, от его груди, словно отталкиваясь от самой бездны страха, ударил невидимый, но мощный ток.Воздух вокруг него загудел, наэлектризовался, издавая высокий, оглушающий писк. Это был удар чистой энергии, что-то необъяснимое подобное молнии. Она будто родилась внутри Дилана — чистый, ослепительно-белый, архаичный разряд энергии.

Сначала это был одиночный, трескучий сноп света, вырвавшийся из его сжатого кулака, он мгновенно превратился в ослепительную, ветвистую сеть плазмы, толщиной в дерево, которая мгновенно заполнила пространство между Диланом и Мороком. Она выглядела как коронованная, пылающая белизной змея, созданная из чистой, нефильтрованной мощи. В её центре билась голубовато-фиолетовая искра, цвет которой был ярче сварочной дуги.

Удар был бесшумным в своей стремительности, но последовавший за ним гром стал физическим, сотрясающим всё вокруг ударом.

Морок даже не успел вскрикнуть. Молния поглотила его целиком. Его тёмная, пульсирующая фигура вспыхнула, как сухой порох, и мгновенно обратилась в ничто. Там, где только что стоял сгусток древнего зла, осталась лишь взвесь тончайшего, серого пепла, который осел на ковёр и паркет, а воздух наполнился едким запахом озона и серы.

Свет исчез так же внезапно, как и появился. Комнату снова накрыла полутьма зимнего вечера. Дилан тяжело дышал, его тело горело от остаточной энергии, а руки мелко дрожали. Он чувствовал себя полностью истощённым, но жив, и, главное, Морока больше не было.

Дилан, несмотря на нервную, крупную дрожь в теле и остаточное, вытягивающее чувство истощения, мгновенно забыл о себе и о боли. Его мир сузился до одного-единственного фокуса. Он бросился к девушке, в глазах которой, только что полных панического ужаса, мерцало узнавание. Она, словно очнувшись от кошмара, который ещё цеплялся за её сознание, слабо застонала:

-Дилан.. — и эти тихие, сорванные звуки были для него подтверждением, что она жива, она здесь.

-Тише, милая, тише. Всё хорошо, всё кончено, — прошептал он, голосом, на удивление твердым, прижимая её к себе изо всех сил. Он втянул в лёгкие её запах — смесь пота, страха и какого-то неуловимого, родного аромата, ощущая живительное, обжигающее тепло её тела сквозь тонкую ткань.

Он слегка отстранился, чтобы увидеть её лицо, удерживая её ладони в своих — они были ледяными.

-Ты ничего с собой не сделала? Ты... ты не поддалась его словам?, — спросил он, его взгляд метался, заглядывая ей в глаза, ища подтверждения.

-Нет... нет, но он хотел... Её голос дрогнул, и она закрыла глаза от накатившего воспоминания.

— Морок... Он заставлял меня... Он вбивал мне в голову... Я боролась, Дилан, я звала тебя! Я не хочу умирать, я хочу жить! — слезы хлынули из неё, освобождая натянутую пружину страха.

-Да, да, моя девочка. Конечно, хочешь! Мы победили, ты победила! Ты невероятно сильная! Я всегда гов, что твоя воля к жизни сильнее всего! — он прижимал её ещё сильнее, движением собственническим и отчаянным, словно пытаясь впитать остатки её страха и заменить его своей непоколебимой, выстраданной уверенностью. Дилан провёл ладонью по её волосам, шепча слова утешения.

В этот момент единственным, что имело значение, была плотность их соединения, ритм её сумасшедшего сердца, который постепенно начинал синхронизироваться с его собственным, их выстраданное, абсолютно реальное спасение. Воздух вокруг них, ещё секунду назад пахнущий угрозой и озоном, наполнился едва заметной, чистой сладостью — словно аромат липового цвета после грозы. Сам мир, казалось, делал глубокий, облегченный вдох, празднуя их победу над тьмой.

* * *

Прошёл ещё один месяц. Город полностью погрузился в зиму, укутанный толстым слоем снега. Белый и пушистый, он приглушал звуки, превращая шумные улицы в сказочное безмолвие.

Для Мелинды каждый день был шагом на пути к возрождению. Она заново училась открывать для себя радость мира, его яркие краски, которые казались такими блеклыми после пережитого. Врачи давали осторожные, но оптимистичные прогнозы. Она шла на поправку.Сегодня они были в парке, где снега было особенно много. Деревья стояли, укрытые белыми шапками, а воздух звенел от мороза и чистоты.

Мелинда резко остановилась, глядя, как с ветки, потревоженной ветром, срывается и кружится облачко снежной пыли. Она вдруг засмеялась — звонко, чисто, как ребенок. Она протянула руку, подставляя ладонь под крупные хлопья, и посмотрела на Дилана. В ее глазах, сияющих от восторга, снег действительно выглядел как чудо. Дилан тепло улыбнулся. Он видел этот свет в ней, который он так боялся потерять.

— Кстати, Дилан, — произнесла Мелинда, на секунду отвлекаясь от снега.

— Я нашла такую интересную информацию! Случайно наткнулась, когда искала кое-что другое. Я сохранила ссылку, посмотрим дома на планшете.

— Ты мой исследователь, — Дилан перехватил её руку, пряча её в свою тёплую перчатку

— Что там?

Мелинда сжала его руку и, понизив голос, начала рассказывать:

— Про болотных духов! Оказывается, в основном они злые, как те, кто напал на тебя. Но есть особый, редкий вид духов болота. Они рождаются, когда молния попадает в болото или рядом с ним. Их называют Огневиками.

Она сделала паузу, чтобы набрать побольше морозного воздуха.

— И они несут в себе силу молнии. И, если такой дух спасает человека от верной гибели, он передаёт ему часть этой энергии молнии. И человек в критических ситуациях её аккумулирует.

Мелинда посмотрела на него, её глаза сияли осознанием важности того, что ей открылось.

— Понимаешь? Сила молнии в тебе смогла убить Морока. Мы искали свет извне, а он всегда был в тебе самом. Этот болотный дух, Огневик, подарил тебе такую способность!

Дилан остановился, задумчиво глядя в снегопад. Он вспоминал тот момент, то жгучее, невероятное ощущение мощи, пронзившее его, когда он столкнулся с тварью. Он прислушивался к этому ощущению сейчас, к теплу в груди, которое никогда не покидало его полностью.

— Дар болотного духа, — тихо произнёс он.

Затем он посмотрел на Мелинду и покачал головой.

— Нет. Это не самый большой дар.

Он взял девушку за руку, и его взгляд задержался на её лице, на глазах, в которых теперь искрилась жизнь.

— Ты, —произнёсДилан.

— Ты самый большой дар.

Он притянул её к себе, и в следующее мгновение, посреди бесшумно падающего снега, поцеловал её, и это было единственной силой, которая имела значение.