Размах крыльев (гет)

«…Средь лицемерных наших дел

И всякой пошлости и прозы

Одни я в мире подсмотрел

Святые, искренние слёзы:

То слёзы бедных матерей!…»

Н.А. Некрасов

«Внимая ужасам войны» (1855–1856)

Примерно тридцать пять минут прошло с тех пор, как Северус Снейп покинул дом госпожи Старлинг дэ`Грэйв Энсендевилль, расположенный по проулку Пяти крыльев. Теперь же он, аппарировав с безопасного места на Мрак-аллее, оказался повязшим в склизкой траве захламлённых берегов грязной реки, протекавшей неподалёку от его дома.

Он не зря выбрал подобное место для своего жилища: здесь было всё, что нужно человеку его склада характера. Он уже очень давно перестал нуждаться в комфорте и общении, сейчас самым главным в его жизни было уединение, а уж чего-чего – этого в квартальчике хватало сполна, так как подобного рода места не пользовались особой популярностью у добропорядочных граждан Англии.

Снейп начал взбираться на вершину склона, направляясь к ограде, прутья которой проржавели от постоянной туманной сырости и безжалостного бега времени. Спутником ему в этом деле был только шёпот чёрной воды внизу.

По дороге мужчина наткнулся на разлагающийся труп дохлой лисицы, изъеденный червями. Северус, морщась, переступил через него.

Пролезая между прутами ограждения, волшебник слегка оступился и, покачнувшись, проелозил рукавом по каменному столбу, предназначенному для крепления решетки, отчего его ладонь была глубоко оцарапана.

— Чёрт! – ругнулся Снейп, крепко стискивая зубы, потому что боль была на редкость сильной.

Волшебник повернул свою раненую руку так, чтобы тусклый свет единственного фонаря осветил её. Из пореза крупными каплями сочилась кровь. Мужчина мог бы легко исцелить ладонь одним лишь заклятьем, но он не стал этого делать: ему сейчас просто необходимо было хоть что-то чувствовать.

Последнюю неделю ему приходилось очень сложно… Он постоянно действовал на автомате, не мог позволить себе расслабиться ни на секунду, потому что только от него зависела жизнь Малфоя-младшего, которую он спасал такой дорогой ценой.

Волшебник не страдал ложной наивностью и, поэтому прекрасно осознавал, что Тёмный Лорд не простит роду Малфоев ещё одной неудачи. Его Повелитель уже был разгневан Люциусом, который в своё время провалил гениальную операцию с пророчеством, теперь же и Драко ослушался приказа своего Господина, а за это одно наказание – смерть! Поэтому Северус Снейп решил действовать – как только в ту памятную ночь, ночь смерти Альбуса Дамблдора, группа Пожирателей Смерти покинула ворота, ограждающие школу чародейства и волшебства Хогвартс, мужчина шепотом сказал юному слизеринцу:

— «Задержись.

Фенре Грейбэк, Амикус, Алекто и другие, каждый первым стараясь доложить Лорду радостную новость… новость о том, что на пути сил Тьмы больше не маячит «чокнутый старик», не заметили небольшой заминки между учителем и его учеником, и аппарировали с места преступления.

Северус оглянулся назад, на Хогвартс с пустыми тёмными глазницами окон, которые уже начинали зажигаться одно за другим, это означало, что СТРАШНАЯ весть со скоростью света летит по замку, на хижину Хагрида всю в огне, на гиппогрифа пулей нёсшегося на него, защищая Поттера…медлить нельзя! Он должен сдержать данное слово.

— Дай мне свою руку, – приказал он Драко.

Малфой непонимающе смотрел на него и не двигался, кажется, он вообще ещё не отошел от шока. И юношу можно было понять, он не сделал того, что считал своим предназначением, он не убил своего директора, он подвел своего Лорда… Кто он теперь? Тряпка? Ничтожество? Повелитель не простит его…, а Нарцисса, что если Господин навредит ей?! Последнее пугало более всего…

— Я покажу тебе место, где какое-то время ты будешь в безопасности! Дай мне свою руку, щенок!! Если тебе дорога твоя жизнь и жизнь твоей матери…

При последних словах мужчины слизеринец тут же схватил его за запястье. Снейп аппарировал. Мгновением позже грозный гиппогриф подцепил своими смертоносными когтями лишь комья сырой земли на участке, на котором только что стояли двое волшебников в чёрных мантиях.

Тем временем они уже появились в самом центральном маггловском районе, под мостом, перекинутым через Темзу.

— Слушай и запоминай! Первое, ты должен оставаться здесь, пока я сам за тобой не приду, сколько долго бы не продлилось твоё ожидание, может день, может два-три, неважно. Главное ты никуда не должен исчезнуть с этого места. Второе, вот, держи, – он протянул Драко большую колбу с каким-то зельем, – это поможет тебе пережить призывы Тёмного Лорда. Как только почувствуешь жжение метки, делай большой глоток и вцепляйся во что-нибудь недвижимое, например, в этот поручень, – мужчина махнул рукой в сторону указанного предмета, – И гони прочь все лишние эмоции, а главное мысли о телепортировании к Господину, потому что твоя задача остаться здесь, где тебя никто не будет искать. И последнее, но это не исключает того, что это не может являться самым важным, – Снейп тряханул своего ученика за плечи, – Ты не УБИЙЦА! Тебе нет дороги назад…»

«Снейп исчез. Появился он уже в другом месте, в замке Забини, где последний год и обитали все Пожиратели во главе со своим Господином. В связи с очень сильными чарами Ненаносимости этот особняк являлся идеальным местом для сокрытия темных дел.

Там волшебнику пришлось преклонить колено перед его Лордом, пришлось отчитаться о проделанной работе. Вольдеморт был более чем рад своему триумфу, а главное он был очень доволен Северусом, что последнему было только на руку. Однако отсутствие Драко Малфоя не прошло незамеченным. Тёмный Лорд допросил каждого, причем, допросил с пристрастием! Но мысли участвовавших в нападении на Хогвартс были «непорочны», если можно так выразиться, – никто не имел ни малейшего представления о местоположении «трусливого юнца». Пожалуй, только Северус мог пролить свет на эту тайну, но он умело подменил свои истинные воспоминания ложными. Впрочем, как всегда…

Но на этом дело не закончится, и Снейп это прекрасно осознавал, потому что за эти долгие годы, показавшиеся ему вечностью, он хорошо изучил своего Повелителя, возможно даже слишком хорошо… Лорд Вольдеморт не умел прощать в целом, а в частности…прощать предательства.

Лорд поручил разыскать Малфоя, живым или мёртвым, не важно! Это ответственное задание было поручено Роджерсу. И… разумеется, несколько дней беспрерывных поисков прошли впустую.

— Этот мальчишка не мог бы сам так хорошо затеряться! Ему кто-то помог. Назревает вопрос: кто? – шипел своим змеиным языком темный маг.

Тот-Кого-Нельзя-Называть был взбешен подобному бессилию, он никогда не мог себе и представить, что подобная мелочь, мелкая мошкара может омрачить его победу над стариком Дамблдором. И какую Победу…

— Он не отвечает на мои призывы, а это уже более интересно… Северус, что бы это могло значить?

Явный намек в голосе мог подразумевать только то, что Господин подозревает своего слугу. Действительно, по большому счёту, подозрение в содействии Драко в первую очередь падало на Северуса Снейпа, который ночью при возвращении из Хогвартса, как доподлинно было известно Вольдеморту, отстал от остальных Пожирателей Смерти ровно на минуту, а это наводило на кое-какие размышления… не так ли?

— Думаю, только то, что у него есть зелье, которое нейтрализует Ваши чары, мой Лорд, – покорно заключил мужчина.

— А кто мог дать ему подобное зелье, Снейп? Кто так смел и дерзок, что посмел бросить вызов мне? Ответь… – это шипение будоражило кровь.

— У парня довольно посредственные Зелья, так что, либо он нашел человека, который также гениален в Зельях, как и я, либо…

— Либо? Продолжай…

— Либо, мой Лорд, это зелье сделал для него я, – Снейп говорил это, глядя прямо в глаза своему Лорду, держа мысли полностью открытыми, что бы их можно было с лёгкостью прочесть.

Но Северус был гениален не только в Зельях. Также на высшем уровне у него были и Ментальные искусства, а, вот, Вольдеморт, видимо был ошибочного мнения о своих способностях в этой области магии, раз не подозревал ещё об одном таком опасном таланте своего любимого Пожирателя.

Тёмный Лорд сложил свои длинные белые пальцы «домиком», касаясь указательными пальцами щелевидного рта, и усмехнулся. Странное чувство юмора Снейпа всегда забавляло его.

— Ты свободен, Северус».

Всё. Одно дело для Снейпа было преодолено. Но оставалось ещё очень много нерешенных проблем, которые требовали незамедлительного рассмотрения, так сказать, «висели» на повестке дня. Главное, нужно было переправить Малфоя в другое место и хорошенько накормить, потому что слизеринец сидел только на одном зелье уже почти трое суток. Ситуация отягощалась тем, что Темный Лорд установил за домом Северуса и за ним самим непрерывную слежку, так, на всякий случай, если вдруг измотанный бегами Малфой придёт за помощью к своему учителю. Здесь явно действовал старый как мир принцип: «Доверяй, но проверяй»!

Но Снейп легко уходил от слежки, слава Мерлину, методы он знал!

Наконец, период бесконечных дезаппараций и прыжков с места на место был позади. Теперь Малфой в полной безопасности, в надёжном месте, о котором знали только три человека: Дамблдор, престарелая мадам и он сам. Первый не мог выдать тайны, по банальной причине своего полного отсутствия на этой бренной земле. Вторая, так как принципиально не покидала своего жилища и общалась только со своими кошками. А сам Северус молчал, потому что…хм, без комментариев.

_______

Время от времени каждого человека охватывает предчувствие. Это очень интересная особенность всего живущего на земле, необъяснимое явление. Взять, к примеру, животных. Как они узнают, что отмеренное им время вышло? И что пора умирать? Не известно…Но ведь каждое существо знает ответ на этот вопрос, и в положенный срок, ни минутой раньше, ни минутой позже отправляется в нужное место. Место, где уже годами складывали свои головы такие же как оно. А как насчет чувства опасности, которое возникает не задолго до стрессовой ситуации? Через это прошел каждый! Когда на сердце не спокойно, и кажется, что вот-вот ЭТО случиться, а что это будет уже не важно, потому что главное чувствовать и быть всегда готовым для того, чтобы выжить при столкновении с неизбежностью, которая всегда пытается застать тебя врасплох. И, к слову сказать, с лёгкостью застает, если ты слишком горд и самонадеян, чтобы доверять своей природной интуиции.

Этой ночью у Северуса Снейпа тоже случилось предчувствие (явное доказательство того, что ничто человеческое ему не чуждо). Ему вдруг показалось, словно его ожидает какая-то нежданная встреча. Но по людскому обыкновению, мужчина не прислушался к своим ощущениям и просто на просто отмахнулся от них, решив, что это плод его не выспавшегося и голодного организма. К тому же царапина на руке начала сильнее саднить. И он немного отвлёкся от философских мыслей на своего внутреннего мазохиста, который упорно продолжал травить себя, заставляя испытывать боль.

Сворачивая в последний поворот, ведущий непосредственно к его дому волшебник всё же вновь вернулся к этому неспокойному ощущению, затаившемуся минутой ранее в его душе. Он глубоко вздохнул, наполняя лёгкие воздухом, пропитанным ночной прохладой и каким-то посторонним мягким, словно манящим ароматом. Своим чутким носом зельевара, привыкшим с лёгкостью отличать друг от друга по запаху самые замысловатые травы, мужчина за доли секунды разделил аромат на его составляющие. Бергамот, чёрная смородина и бархатцы представляли начальные цветочные ноты. Ноту сердца – ни что иное, как ландыш, фиалка и роза. Ну, а в шлейфе – мускус, ваниль и сандал.

Легкое, почти невесомое возбуждение охватило его: это были её неизменные духи. Теперь он не мог ошибиться! Где-то здесь. Где-то рядом…она.

Вдруг от стены отделилась стройная, безусловно, женская фигурка. Луна осветила её, и кривая чёрная тень упала на грязно-серый асфальт. На ней была мантия сизого цвета, от чего в слабом мерцании ночного сияния романтик мог бы торжественно присвоить ей звание «робкой голубки»: слишком уж неуверенно она переминалась с ноги на ногу. Но Северусу Снейпу было не до нелепого романтизма, присущего неопытным юнцам впору пылкой, безудержной страсти, когда они только впервые познают прелести любви и вожделенной женщины.

Он знал: за ним следили, ровно, как следили и за его домом, так что на повестке сего вечера на уме у него было лишь одно восклицание: «Салазар! Как же мне надоело беречь эту глупую, обезумевшую от волнений за сына женщину, от роковых для неё неприятностей, имеющих место быть в будущем, и всё из-за того, что она снова по неосторожности решилась прийти ко мне с хлопотами о своём ребёнке!»

А может, он только хотел об этом подумать? Возможно… Даже, скорее всего! Северус самым бесстыдным образом обманывал сам себя. Он ни за что бы не сознался, что в первую секунду встречи его сердце пропустило удар. Как ни признался бы и в том, что не просто рад её приходу – он безумно счастлив! Счастлив, видеть её. Слышать её. Знать, что он ей нужен! Но, вот, мгновение.… И он уже ненавидит эту несчастную женщину! И всё только потому, что она снова напомнила ему о своём существовании. О том, что где-то под солнцем – вдали от него! – всё так же ходят её маленькие милые ножки.

Женщина, поняв, что её заметили, откинула с лица капюшон. Она была смертельно бледна. Казалось, эта белизна её в темноте была более впечатляющей, нежели струящийся молочный свет самой луны. Длинные блондинистые, почти серебристые волосы, плавной копной свободно спадали по спине, прямо как в юности. Мужчина порадовался и этому: он не любил эти её нелепые причёски, с которыми она блистала на приёмах и званых вечерах, газетных фотографиях. С ними она теряла то, что делало её именно его Нарциссой. Нарциссой Блэк! Только так. Хотя фамилия Блэк его тоже не слишком впечатляла (ввиду некого отпрыска этого злосчастного рода), но уж это гораздо лучше, чем Малфой!

Эта странная ночь предавала трогательный блеск не только звёздам, но и этой женщине.

Она подбежала к Снейпу и судорожно вцепилась в его плечи, придушенно шепча:

— Где он, Северус?! Где мой сын?!!

Мужчина внимательно посмотрел по сторонам, вглядываясь в темноту.

— Ты без сестры.

— Как видишь… – по её бешено колотящемуся в груди сердцу было видно, что она готова кричать, но скованная страхом быть подслушанной, не повышала голоса, – Почему ты ничего не писал мне? Случилось что-то ужасное?!! О, Мерлин, я так и знала…

— Я не доверяю корреспонденции тайны, касаемые моего Лорда. Я вообще не доверяю их никому.

— Я умоляю тебя, – из глаз её градом катились слёзы, – расскажи мне хоть что-нибудь… – она прижалась лицом к его плечу.

Он вздрогнул от этого случайного прикосновения.

— Предлагаю для начала пройти в дом, Нарцисса.

— Нет! Я немедленно хочу услышать, что с моим мальчиком! – она снова дергала ворот его мантии, кажется, она уже дошла до грани.

— Нарцисса, возьми, вот, – спокойно заметил Снейп, протягивая ей свой носовой платок, – Почему-то у тебя никогда не было с собой собственного.

Колдунья машинально протянула руку, принимая кусочек дорогого шёлка (Снейп не жил богато, но всегда предпочитал эксклюзивные и очень дорогие аксессуары и некоторые детали одежды, взять хотя бы его чёрную мантию или даже этот платок), но так им и не воспользовалась, скомкав его в руке. Солёные дорожки на её лице остались не высушенными, каждый раз обновляясь новым потоком крупных слёз.

— Ты слишком легко одета.

— Мне тепло, – её слова прозвучали несколько абсурдно, если учесть, что ночь была на удивление холодной, а под её лёгкой мантией, кажется, не было ничего кроме муарового платья.

— Прошу тебя, пройдём ко мне в дом. Я дам тебе стакан воды, или чего-нибудь покрепче. Заодно ты отогреешься, – тем временем проговорил волшебник.

— Но…

— Миссис Малфой, я продолжаю настаивать, – весомо закончил мужчина, показывая тем, что он больше не потерпит пререканий.

После железных ноток в его голосе женщина стихла.

Северус Снейп одобрительно кивнул и, приблизившись ко входной двери своего дома, одним мановением волшебной палочки, молча снял запирающие чары. Он повернулся лицом к своей гостье, она не двигалась с места, видимо в нерешительности. Он приподнял бровь, как бы вопрошая.

Нарцисса Малфой глубоко вздохнула. Она не собиралась сдаваться на половине пути, она обязательно выяснит всё, и именно сегодня, иначе просто сойдет с ума. Женщина не могла ни есть, ни спать, она всё время думала о своём единственном сыне. Её подсознание рисовало страшные картины, насылаемые неведением, но она с завидным упорством гнала их от себя.

Она легко взлетела по немногочисленным ступенькам, напоследок обернувшись через левое плечо на пустынную улицу – за ней наблюдали, она чувствовала это кожей. Кажется, она так и не смогла отделаться от «хвоста». Но теперь было уже поздно что-либо менять, и она вошла в темноту помещения.

Мужчина зашёл следом за ней. Щелкнули затворы.

Он жестом предложил гостье, помочь раздеться. Она, словно испугавшись ощутить его руки на своих плечах, несколько раз отрицательно покачала головой, отскочив на шаг.

Их взгляды скрестились. Прихожая наполнилась тяжелым молчанием. Неловкость?

Дежавю. Они были наедине. В этом доме. Первый раз за двадцать лет.

Прошлый год не в счет, потому, что присутствие Беллатрикс в корне делало их встречу официальной. Равной таким же безликим и пустым их столкновениям в многолюдных местах. Хотя нет! Были ещё и встречи в доме Малфоев. Но там, на территории Люциуса, Снейп чувствовал себя просто омерзительно, словно его помещали в чан с грязью. К нему будто липли эти гаденькие ухмылочки Малфоя, когда он оставлял их одних в комнате. Он обожал измываться над их чувствами, смакуя, затравленные взгляды Нарциссы и нервно пульсирующую жилку на виске Снейпа. Люциусу не о чем было беспокоиться: он уже был победителем. Он уже обладал своим трофеем – женой. И теперь его уязвлённоё самолюбие требовало сложно-страстной игры… Требовало дикой, безудержной мести за свой давний позор. Пусть он не получил право первообладателя, зато он сполна самоутверждал своё эго. А если вспомнить это треклятое Рождество! Ме-ерлин!! Северус был близок к самоповешанью. Но, помнится, он старался развеселить бедную Нарциссу. Кажется, ему это удалось… Вроде бы она смеялась. Он точно не помнил: всё было как в тумане.

Нарцисса решила не поддаваться безумию. Не поддаваться искушению. И дабы избежать тягостной нелепости, снова накинулась на него. Холл наполнился приглушенными голосами двух волшебников:

— Где он?! Отвечай!

— Не имею ни малейшего понятия, – невозмутимо ответил волшебник. Он играл.

— Ты лжёшь!!

— Неужели ты думаешь, что Лорд сам не задавал мне этот же вопрос?

— Я… – женщина слегка растерялась, услышав это.

— И ты полагаешь, что он отпустил бы меня живым невредимым, зная, что я помог бежать предателю?

— Не смей! – её глаза опасно вспыхнули, – Не смей называть моего сына предателем! Он просто ребёнок… ребёнок, от которого потребовали слишком много.

— Нарцисса, что за святая наивность? Твой мальчик вырос, причем уже очень давно, а то, что ему пришлось перенести за последнюю неделю, окончательно сделало из него мужчину. И не буду скрывать, с ним стало интересно разговаривать. Даже мне, – последнюю фразу он сказал еле слышно.

— Значит, ты больше не отрицаешь, что знаешь, что с ним всё в порядке?

— Я больше ничего тебе не скажу пока…

— Да…

— Пока ты не докажешь мне, что ты действительно Нарцисса Малфой.

— Что ты имеешь в виду? – опешила женщина.

— Что если ты не та за кого себя выдаешь? Что если ты, например, Беллатрикс, которая приняла оборотное зелье, и решила разузнать у меня кое-что о племяннике для своего Господина? – говоря всё это, Северус начал наступать на женщину так, что ей пришлось, отстраняясь от него, упереться спиной во входную дверь.

Они оказались стоящими слишком близко, он нависал над ней будто коршун, загнавший свою добычу. Колдунья подняла на него серо-голубые глаза загнанной шиншиллы, затаив дыхание, и сжалась в комочек. Мгновение… Взгляд утонул во взгляде. Почему он всегда умел так опасно гипнотизировать? Кажется, ещё секунда и он раздавит хрупкую, словно хрустальную, женскую фигурку своим превосходством.

Нарцисса не на шутку испугалась! Так, вот, он значит какой, когда хочет быть жестоким. Чего от него можно ожидать в такой момент? Загадка… Но вдруг у женщины в сознании вспыхнул протест, озаряющий всё её существо ярчайшим пламенем. «Как он может? Как он смеет, обращаться со мной подобным образом? Ведь и я тоже могу быть опасной… Я тоже могу ранить его сердце! Только я… Тогда для чего он мучает меня?! Я мать!! Я хочу знать, что он сдержал слово и что с моим Драко всё хорошо. Он обещал позаботиться о нём, в конце-то концов, разве не так? Так! И что же… зачем этот фарс? Какие цели он преследует? Мне надоело вечно опасаться и трястись в ужасе за жизнь одного из самых любимых для меня людей! Съешь и ты горькую пилюлю, мой дорогой…»

Нарцисса отвела взгляд и едко улыбнулась. Снейп понял – она приняла вызов!

— Хочешь доказательств? – зашипела она, прожигая его глазами, – Так получи! Что ты скажешь мне, если я вспомню один пасмурный день двадцатилетней давности? Что ты скажешь мне, если я вспомню одного чёрноволосого юношу с пылающими щеками и устами, шепчущими признания в любви? – теперь уже она нещадно наступала на мужчину, путающегося ногами в полах своей мантии, – Что ты скажешь мне, если я вспомню одну белокурую заплаканную девушку, бросившую своего новоиспеченного мужа в день свадьбы? Что ты скажешь мне, а, Северус?

— Прекрати!!

— Так останови меня.

— Я…

Как назло, кажется, именно в эту секунду самый искусный шпион, какого доводилось носить на себе этой грешной земле, растерял всё своё самообладание и красноречие перед ней, видимо не зря мудрецы издревле говорили, что «все в руках человека, человек в руках женщины!»

— Тебе нечего ответить? Разве ты больше не хочешь доказательств?

Снейп, глядя на неё стеклянными глазами, отрицательно покачал головой.

Своими словами она не просто вонзала кинжал ему в грудь: она ещё и с жестоким сладострастием принялась поворачивать его в ране.

— Нет? А я всё равно дам тебе их, – она всё еще шептала, но теперь в её голосе стали проскальзывать уже совсем садистские нотки, – Я, всё-таки, напомню тебе, что сказала тому парню блондинка: «Je toi aime! Mais tout ne`st pas rose…du train que nous allons…»[Я люблю тебя! Но не всё розы… при нашем образе жизни…], – доверительно закончила она.

— Довольно!! – зло прорычал Снейп.

Эти воспоминания причиняли ему почти физическую боль. Он всю жизнь пытался вычеркнуть ту девушку из своей жизни, как нечто являющееся причиной своей уязвимости, но не смог. Это было единственным чего он не смог сделать, а всё чего он добился, не имело для него совершенно никакого значения, потому что было бессмысленно, ведь его «смысл жизни» волей рокового стечения обстоятельств был однажды навсегда потерян для него.

Те картины молодости, которые сейчас заставила вспомнить его эта женщина в сизом одеянии, напоминали о том, что он ещё может ЧУВСТВОВАТЬ. Он уже успел забыть, как это оказывается… больно.

— Довольно! Я верю тебе, Нарцисса. Это, безусловно, ты, – лицо Северуса вспыхнуло краской гнева. Впервые в жизни, и в последний раз! он почувствовал, что готов применить физическое воздействие к особе женского пола.

Стоя напротив него, загипнотизированная его взглядом, она ощущала себя мятежной преступницей, в ожидании приговора. Она только что поступила очень подло, заставив Снейпа пережить ТОТ день из их жизни вновь.

— «Но он сам виноват, – утешала она себя, – Затеял эту глупую игру с не узнаванием, ведь он с первого взгляда понял, что это я. Не мог не понять!!»

Снейп вновь расправил плечи и принял самый невозмутимый вид. По крайней мере, за эти годы он научился мгновенно брать себя в руки.

— Прошу за мной, миссис Малфой!

Сейчас она была слишком поглощена переживаниями за сына, что бы щадить чувства другого человека. Даже если этим человеком был он. Как всё-таки время меняет людей – материнство, например, накладывает особые обязательства.

Женщина покорно проследовала за ним в маленькую гостиную его скромного жилища, очень похожую на плохо освещённую, обитую войлоком палату в психиатрической лечебнице. Здесь всё было точно также как и почти двадцать лет назад, также как и год назад. Здесь вообще ничего не менялось: Снейп был консерватором до мозга костей.

Стены были полностью уставлены книгами, по большей части в старых чёрных или коричневых кожаных переплётах. В центре помещения, в тусклом пятне света, льющегося от люстры со свечами, расположенной на потолке, скромно сгрудились потёртый, изъеденный молью диван, старое, ветхое кресло и шаткий стол со свечой на нём. Место имело заброшенный вид, как будто здесь обычно никто не жил.

Снейп указал Нарциссе на диван. Гостья присела на самый краешек.

Она смотрела на него. Всё такой же худощавый. Бледная кожа, чёрные до самых плеч волосы, бездонные чёрные глаза, орлиный нос, некрасивый рот, выступающий кадык – она помнила каждую дорогую ей черту.

Женщина больше не задавала вопросов. Она знала, что он и так полностью удовлетворит её любопытство, и главное, что с её мальчиком всё хорошо, потому что его глаза не могли лгать. Кому угодно только не ей…

— Мартини или Эльфийское вино?

— Вино.

— In vino veritas [Истина в вине], – ответил Снейп по латыни.

— Ты прав. А разве это не то, что мне сейчас нужно?

Колдунья сделала небольшой глоток и поставила бокал на столик, выжидающе глядя на собеседника.

Он никак не прореагировал на её взгляд. Комнату затопило молчание. На улице еле слышно скрипнула чья-то дверь. В одном из соседних домов кто-то начал играть на рояле. Скорее всего, какой-нибудь одинокий престарелый маг, страдающий бессонницей, и полным отсутствием музыкальных способностей; и до них доносились звуки «Donna e modile» [примечание автора: «Сердце красавицы склонно к измене» из «Риголетто» (ит.)] пропущенные – и тем самым как бы очищенные от грехов исполнения – сквозь стены убогого котеджика Снейпа. О движении времени говорило только скачкообразное развитие мелодии. В остальном же свершилось невозможное: История застопорилась, застыла в живой картине или скорее в фотографическом снимке.

Вдруг Северус Снейп, сидевший на кресле, словно что-то вспомнив, направил свою палочку на заставленную книгами стену у себя за спиной, тем самым, возобновляя бег времени. Руша мгновение. После чего раздался стук, и в ней распахнулась потайная дверь, открыв узенькую лестницу. Вопреки всеобщему ожиданию на ней не оказалось маленького сгорбившегося человечка с влажными глазками и неприятной улыбочкой.

Мужчина, так и не обернувшись, лениво проговорил:

— Интересно, где это Червехвост. Может, решил сжалиться надо мной и сдох?

— Боюсь, что он не доставит тебе такого удовольствия.

Снейп криво улыбнулся.

Она снова взяла бокал, но отпивать больше не стала. А он смотрел на её руки: они всегда ему нравились. Такие красивые, аккуратные, сегодня затянутые в длинные лайковые перчатки. В его памяти навсегда застыл образ этих кистей, в легком полете бриза пробегающих по струнам арфы. Нарцисса Блэк (именно Блэк, потому что Нарциссу Малфой он никогда в жизни больше не видел ни за одним музыкальным инструментом) от природы обладала абсолютным слухом. А ещё у неё был потрясающий воображение божественный талант художника, но она всегда почему-то рисовала картины только в чёрно-белых тонах.

— Ты сегодня очень хорошо выглядишь.

— Северус, твоя лесть здесь не к месту, – с горьким смешком ответила женщина, – Во-первых, у меня пропал сын, и я прорыдала в подушку всю неделю! Во-вторых, наш Лорд несколько раз врывался в мой мозг, пытаясь узнать что-нибудь о Драко. Мой муж в Азкабане… – при словах о её супруге мужчину перекосило. Он попытался это скрыть, но кажется безуспешно, потому что Нарцисса запнулась на полуслове, в нерешительности, не зная продолжать ли ей дальше или… Но, видимо собравшись с духом, разумно заключила, что за столько лет ему бы уже пора было привыкнуть, как и ей, к этому обстоятельству, – Позор на всю семью – счета опечатаны! Я впала в немилость…Но и это ещё не всё! Этот отвратительный Грэйбэк всё это время не давал мне и шага ступить, без его ведома. Северус, я устала от постоянной слежки, а ты утверждаешь, что я хорошо выгляжу? – усмехаясь, закончила она.

— Ты знала о том, что Темный Лорд приказал наблюдать за тобой, и всё равно пришла?

Мужчина почти никогда не изменял своей привычке, отвечать вопросом на вопрос.

— А что мне оставалось делать? Мне не по силам более оставаться в неведении.

Волшебник встал со своего места и подошел к окну. Через пыльное стекло все же легко можно было разглядеть за деревьями напротив его дома два желтых глаза оборотня Фенре, который пришел по следу Нарциссы. Он знал, что где-то там же находится и Амикус (полноватый мужчина со странным косым хитрым взглядом), следивший за его домом. Это надсмотрщики, из которых первый, как мужчине доподлинно было известно, обладал чутким слухом, поэтому Северус не стал обсуждать с Нарциссой что-либо на улице или в холле, а второй умело читал по губам. Но Снейп задернул шторы и отрезал последнему возможность подслушать разговор.

— Я готов рассказать тебе всё, что ты хочешь услышать. С чего мне начать?

— Начни с вашего общего побега из Хогвартса. Основную предысторию я знаю.

— Я думаю, ты уже догадалась, что с Драко всё в полном порядке.

— Да, иначе ты с самого начала нашего разговора повел бы себя по-иному.

Волшебник слегка раздосадовался такой предсказуемости с его стороны в глазах Нарциссы, но в ответ лишь усмехнулся.

— Ты не боишься, что Тёмный Лорд с помощью силы мысли сможет вытянуть из твоей прелестной головки, нужную информацию о местонахождении твоего сына? Ведь эти двое за окном обязательно доложат ему, что ты была у меня. Сможешь ли ты противостоять его воле?

— Уже нет такого, чего бы я не сделала! Однажды мне уже приходилось лгать Господину ради тебя, неужели ты думаешь, что я не смогу сотворить подобное ради собственного ребёнка? Тем более что у меня был хороший учитель, – и она слегка кивнула ему.

— А у меня была способная ученица, – он кивнул в ответ, – Но не слишком ли смелые речи ты сейчас произносишь?

— Мне мой единственный сын дороже мира без магглов и грязнокровок, и самого Вольдеморта тоже, ты должен это понимать, Северус, ты же так давно меня знаешь.

— Порой мне кажется, что мы даже не знакомы, что ты мне чужая…

— Теперь так и есть. По крайней мере… так должно быть, – сказала колдунья, перебирая тоненькими аристократическими пальчиками золотую цепочку на шее.

Он задумался над услышанным.

Его время ушло… Ушло много лет назад.

— Ты всё ещё продолжаешь носить эту безделицу? – безразличным тоном, меняя тему разговора, поинтересовался мужчина, указывая взглядом на предмет в её руках.

— Разумеется. Это же подарок моего покойного кузена.

— Что-то не припомню, чтобы вас связывали крепкие родственные чувства.

— Так и было, но сохранить эту вещь, было его последним желанием перед смертью – выполнить его мой родственный долг.

Северус Снейп отошел от окна. Прошелся один раз вдоль комнаты и начал рассказ…

Он поведал ей частично и кратко, о том, как ему удалось помочь Малфою сбежать и надёжно спрятаться, а ещё он умолчал об их систематическом недоедании и недосыпании, благоразумно решив не терзать чувствительное материнское сердце.

У Нарциссы перехватило дыхание, когда она слушала эту историю. Она прижала кончики пальцев к губам и так ни разу и не шелохнулась, а в глазах у неё стояли слёзы. Как только мужчина окончил своё повествование, волшебница подскочила с дивана и рухнула ему в ноги, попутно целуя его оцарапанную руку.

На непроницаемом лице Снейпа невозможно было прочесть ничего. Даже вспыхнувшая с новой силой боль в его ладони не могла исказить его черт, потому что он её просто не заметил, ведь она была лишь вспышкой, меж тем, как пожар в его сердце имел куда более испепеляющую силу, нежели мелкое физическое «неудобство».

— Северус, ох, Северус, спасибо! Ты снова помог ему, спас моего Драко, – слова её мешались со всхлипываниями, а рука мужчины была уже мокрой от слёз, – Спасибо…Что… что я могу сделать для тебя? Чем отплатить за твоё великодушие?

— Мне ничего не нужно, Нарцисса, тем более что я давал тебе Нерушимую Клятву.

— Но защищать его вне стен школы в неё не входило, и само то, что ты согласился поклясться для меня… это жертва, Северус… – она снова прильнула губами к его ладони.

— Спасти Малфоя-младшего было моим долгом, – сказал волшебник, пытаясь поднять её с колен.

— Я готова сделать для тебя всё, что ты только пожелаешь. Скажи мне, чего ты хочешь больше всего на свете, я клянусь тебе, что выполню все твои прихоти…

— Нарцисса, я уже сказал тебе, что… – но она не дала ему закончить.

Её глаза засияли, будто был найден самый логичный выход.

— Ничего не говори, я знаю, что я в силах сделать для тебя.

И она начала расстегивать его брюки. Первые несколько секунд мужчина не мог пошевелиться, не мог отвести от неё потерянно вопрошающий взгляд: так смотрит человек на внезапно обвалившуюся каменную стену, которая – пройди он там секундой раньше – погребла бы его под собой; и так смотрел профессор Снейп на эту игру случая – элемент, который мы чаще всего недооцениваем и вместе со всяким мифологическим старьём отправляем на чердак сознания, – на эту непостижимую случайность, ставшую плотью, на эту раздвоившуюся, как в сказке, женщину… Одну такую холодную и степенную на протяжении двух прошлых десятилетий и на такую милую, и по прежнему желанную в это затянувшееся мгновение. «Что же сейчас происходит?» – Задавал Северус себе один и тот же вопрос.

Тем временем волшебница добралась уже до его нижнего белья. Но он не мог, не мог понять её странного жеста… и молчать больше тоже не мог. Он резко оттолкнул от себя женские ручки и застегнул штаны. Видит Мерлин, титанических усилий ему стоило это решение. Одно успокаивало – оно было единственно верным. Почему? Да потому что их время действительно ушло много лет назад. Потому что он не хотел довольствоваться тем, что на сегодняшний день она могла предложить ему.

Но всё же то, что сейчас происходило в его доме – должно было произойти. Всё те слова, которые они сказали друг дружке сегодня – должны были быть произнесены. Именно СЕГОДНЯ два человека во всей вселенной должны поставить последнюю точку в бесконечном многоточии своих затянувшихся отношений. Или сейчас или никогда. Возможно, это надо было сделать много лет назад, но тогда они боялись порвать то невидимое, что связывало их сердца, заставляя биться в унисон даже на расстоянии. А теперь, находясь в этом домике, где и было положено «начало конца», они могли бы, если бы захотели, попытаться построить всё заново, собрать по осколкам собственные жизни, тем более что обстоятельства, кажется, стали складываться в их пользу (Люциус вполне мог быть приговорён к поцелую дементора). Но они оба знали – мужчина просто уже признался сам себе, а она, видимо, нет – что даже если и можно склеить разбитую фарфоровую вазу, так чтобы она стала равноценна прежней, то разломанные чувства уже никогда не станут теми, что были когда-то, даже если ты великий маг и можешь почти всё. Твои чувства как раз и приходятся на это пресловутое ПОЧТИ. Так, что теперь пытаться воскресить их растоптанные жизнью и злым роком отношения, их святую веру в любовь, было бы, мягко говоря, похабно. И это уже ни к чему. Их линии судьбы более не пересекаются, и не, потому что они параллельны, а потому что они находятся в разных плоскостях.

Однажды она сказала ему: «Там, где нельзя больше любить, нужно пройти мимо»!

Почему же теперь она сделала этот глупый, насквозь пропитанный пошлой мелодрамой шаг? Наверное, просто забылась… Он обязан был привести её в чувства!

— Нарцисса!!! Ты, верно, помутилась рассудком?!!

— Почему? Я же знаю, что именно об этом ты и мечтал последние годы.

— Во-первых, да будет тебе известно, я хотел вовсе не ЭТОГО!! Во-вторых, – Снейп был жутко зол на неё, за то, как именно она пыталась его «отблагодарить», словно он какое-то чудовище, – Всё!! Хватит, поднимайся с пола! – он резко дёрнул её вверх, ставя на ноги.

Она неустойчиво пошатнулась, видимо оттого, что у неё голова пошла кругом от такого количества выплаканных слёз и последних переживаний, которые окончательно выбили её из колеи. Лёгкая тошнота подступила к горлу. Северусу пришлось придержать её за плечи, чтобы она не потеряла сознание.

— Нарцисса, посмотри на меня. В глаза смотри! Тебе плохо?

— Я…прости… – её глаза под светлыми ресницами были виновато потуплены; но на ресницах он увидел – или угадал – слёзы.

— Нет, не говори ничего: тебе сейчас вредно. Посиди здесь, – сказал он, усаживая её в кресло, – Сейчас я принесу воды.

Когда он подал ей стакан, она послушно осушила его до дна. Сам Снейп сел рядом на диван. Поставив локти на стол, он сцепил свои длинный пальцы в замок и опёрся на него лбом, прикрыв глаза. Женщина ещё раз судорожно вздохнула, и после… В комнате повисло молчание.

Каждый в эти тягостные, напомнившие об ушедшей юности и близости минуты думал о своем.

Северус сейчас ненавидел Нарциссу за то, что она сегодня опять заставляла его вспомнить то, что он так давно запрятал в глубинах своей памяти. Он потратил двадцать лет на то, чтобы внушить себе, что старое прошлое должно похоронить своих мертвецов, а, вот, она пришла одна, и всё разрушила.

Ненавидел, за то, что она снова заставила его чувствовать, снова…любить.

«Любовь» – страшное слово для Северуса Снейпа. Его, пожалуй, он презирал больше всего на этом свете. Даже больше своей постылой жизни, которую не жаловал уже с очень давних пор.

Нарцисса знала, что будь его воля, Северус бы запретил ей вообще к себе прикасаться, заговаривать на запретные темы.

Колдунья уже усмирила сердце, бьющееся пойманной птицей, поправила на себе сбившуюся мантию и ещё раз глубоко вздохнула, окончательно успокаиваясь. Она только что осознала, какую идиотскую ошибку она совершила, пребывая в счастливом отчаянии, пару минут назад, пытаясь…

— Я просто устала, – сказала она вслух.

— Послушай, Нарцисса. Я не хочу, чтобы ты оправдывалась передо мной, потому что это ниже твоего достоинства и…давай забудем. Как и тогда.

Она слушала его молча и закрыв глаза, а он продолжал:

— Я догадываюсь, о чём ещё ты можешь меня попросить. Поэтому я заранее соглашаюсь и клянусь сделать для него всё, что будет в моих силах. А теперь тебе… лучше уйти.

— За дверью меня ждёт Грэйбэк, а я совсем не хочу снова видеть его гадкую физиономию, – вдруг отстранённо проговорила она.

Что это? Попытка остаться?

— Ты вполне можешь уйти через…

— Ты вновь предлагаешь мне покинуть твой дом через чёрный ход? – жесткие интонации в её голосе выдавали возрастающее раздражение.

— Ты всё ещё помнишь, что сказала мне в тот день? Перед тем, как Люциус вломился в мою дверь, чтобы украсть тебя.

— Украсть? Он пришел к тебе, чтобы забрать СВОЁ, ведь я на тот момент уже была окольцована, – сказала, она грустно улыбаясь.

Слёз больше не было. Ничего не было.

Снейп не захотел её слушать и отвернулся. Он не желал более ни самообмана, ни слов, ни оправданий, ни напоминаний о минувшем… Ничего! Он тоже устал. Постарел душой, но на его сердце не было морщин (там их и не бывает; закон жизни, знаете ли), там были лишь одни уродливые рубцы, которые не исчезнут…

«Однажды не достигнув желаемого, они сделали вид, что желали достигнутого».

Женщина поняла его такой чересчур красноречивый жест, и поэтому продолжила не сразу. Она поймала его колючий черный взгляд своим серо-голубым, и только после этого спокойным голосом произнесла:

— Я помню всё, что говорила тебе, Северус, и то… что говорил ты… Тем более в моей памяти до сих пор живёт тот день и та…Хм, впрочем, теперь это уже не важно. Теперь это уже история. Да, мой друг… очень давняя история…– она печально посмотрела на одинокое пламя догоравшей на столе свечи.

Видимо только что она тоже призналась себе в чём-то слишком важном.

А в этот самый момент в ночном небе над Лондоном разбились, одна об другую, две звезды.

И Нарцисса Блэк Малфой, накинув на голову капюшон, направилась к выходу. Лишь в дверях она повернулась и холодно проговорила:

— Я леди! А леди входит и выходит только через парадную дверь. Как и тогда, – она чуть кивнула в знак прощания головой, – Северус. В любом случае, ты обещал позаботиться о нём, и я верю тебе.

Снейп было, поднялся ей на встречу, но она выставила вытянутую руку вперёд, этим жестом останавливая его порыв.

— Не провожай меня, я уверена, что найду выход.

Сегодня он сам прогонял её из своего дома, своей жизни. И она уходила, потому что не принадлежала ему. Опять… Уходила снова и снова… Ускользала теперь уже навсегда. Чёрт! Возможно, когда-то он мог стать другим человеком, но не теперь, не сейчас… Но именно сегодня он не мог отпустить её, не сказав, как ему казалось самых важных слов…

— Нарцисса!

— Да, – она ещё раз посмотрела на него. Последний раз.

— Сегодня я сразу узнал тебя. Как только увидел силуэт вдали, понял – это ТЫ, а то, что я заставил тебя…

— Не надо, Северус. Я всё знаю, – сказала она, прерывая поток его оправданий.

Он умолк. Она потянулась к дверной ручке.

Женщина только, только вышла из гостиной, даже не успела отпустить, придерживаемую пальчиками дверь, как вдруг опять…

— Нарцисса, – было сказано очень тихо.

Почти шепот. Последняя попытка? А, может, ей послышалось? Неважно. Не имеет значения: она не остановилась.

Она не хотела больше смотреть на него. Боялась. Страшилась прошлого. Опасалась настоящего. Боялась дать слабину и остаться, потому что приходила совсем ради другого. Ради сына.

Не пожелала более изменить себе! Такая непростительная вероломность допустима, когда тебе семнадцать, когда вся жизнь впереди и ошибки не кажутся такими непоправимыми, даже… если на безымянном пальце левой руки заветное кольцо брака. Но не теперь… спустя столько лет. Теперь это кольцо, оно… обязывает. Сковывает. Давит.

Снейп понял это её нежелание взглянуть на него. Он всегда её понимал и… не понимал одновременно. Забавно? Вовсе нет. Ему не до шуток.

Их время ушло…

Она покинула его дом, так и не прикрыв за собой входную дверь.

В кулаке у неё был зажат его шелковый платок. Как напоминание…

~~~* * *

~~~

Массивные напольные часы только что отбили три часа по полудню. Звон стих, и снова послышалось мерное пощелкивание золотых стрелок.

Комната, где они находились, была искусно и дорого обставлена – достаток хозяев проскальзывал даже в самых незначительных мелочах и деталях: портьера с замысловатой драпировкой и черной бахромой с кистями, золотые гобелены, мебель из ценного красного дерева. Всё по высшему классу. Значит, дом принадлежит какой-то именитой древней семье.

В центре помещения широкая, овалообразная кровать с молочным велюровым балдахином.

Поперёк кровати на животе лежала молодая девушка, с согнутыми в коленях ногами. Она глубоко вздохнула и перевернула пожелтевшую страничку книги, прочитываемой ей неоднократно на протяжении, вот, уже нескольких лет.

В комнате раздался странный хлопок, и возле порога из воздуха материализовалась миниатюрная домашняя эльфийка с очень взволнованным выражением на лице.

— Мисс, Панси, – позвала она тихонько.

Девушка не отозвалась, а лишь перевернула очередную страницу.

Существо, разумно заключив, что его, скорее всего, не расслышали, неуверенно крякнуло, и, набрав в грудь побольше воздуха, сделало очередную попытку достучаться до обитательницы комнаты:

— Мисс, Панси.

Ответа опять не последовало. Эльфийка совсем растерялась, неуклюже почесала за ушком и сделала шаг вперёд.

— Стой там, где стоишь, – приказал голос с кровати.

Юная барышня даже головы не повернула в сторону своей забавной служанки, и то, как она догадалась о её приближении, осталось загадкой. Было у девушки такое свойство – она всегда чувствовала даже самое незначительное движение в свою сторону, даже если стояла спиной к собеседнику.

Маленькая эльфийка затряслась и сперепугу отскочила на шаг.

— М-мисс, Панси, п-простите, но вам велено спуститься в Чароидную залу.

— Кем велено? – сказала девушка, внимательно глядя на одну и туже строчку в книге, за которую цеплялась взглядом, вот, уже пару минут.

Лишь со стороны она могла показаться своенравной и жестокой хозяйкой, со скучающим видом почитывающей очередной глупый роман. Но это было далеко не так! Внутри у Панси Паркинсон всё похолодело, словно её стержень, её неизменная опора, должны были треснуть, причём прямо сейчас, сию же секунду, стоит эльфийке произнести только одно ненавистное имя… Девушка боялась услышать ответ прислуги.

— Вас просит госпожа Соломе. Вы спуститесь, мисс?

Сердце Панси замерло и… отпустило, вынужденное продолжать биться, не смотря ни на что. Девушка прикрыла глаза и перелистнула книгу на следующую страницу, не дочитав прежней. Таким образом, она пыталась успокоится, но, кажется, ей для этого не хватит и всей библиотеки в доме Паркинсонов.

— «Что-то обязательно будет», – сказала она себе сегодня за утренним туалетом.

У слизеринки с утра было это дикое предчувствие чего-то страшного. Вот, оно и подтвердилось.

Она понимала, что одними расспросами о Драко дело не закончится.

Драко Малфой… её жених. Это даже не обсуждалось: они были обещаны родителями друг другу с пелёнок, поэтому Панси и в мыслях себя не представляла под венцом с кем-нибудь другим. Её семейство уже давно пересчитало галлеоны Малфоев, а те в свою очередь акции и облигации Паркинсонов, так что по обоюдному согласию те и другие заключили, что не стоит терять подобный куш.

А она его вовсе не любила: невозможно любить такого эгоистичного ублюдка как он! Тогда для чего же все эти томные взгляды, показные поцелуи? Для чего эти свидания, держания за руки, подарки ко дню Святого Валентина? Для чего она так часто перебирала пальчиками его мягкие платиновые волосы, когда его голова покоилась у неё на коленях? Для чего?! Ответ очень прост: наследникам семей их круга в детстве слишком доходчиво объяснили значение слова этикет!

А Панси… Панси была превосходной ученицей и актрисой. Впрочем, Драко ей в этом никогда не уступал.

Но всё же было между ними что-то такое… такое… невозможно объяснить что. Это как вдруг захотеть от какого-нибудь вселенского горя броситься вниз с высоченной скалы в снежных горах. И, вот, когда от пропасти тебя отделяет шаг… чьи-то сильные руки подхватывают тебя за миллиметр от гибели, и тебя трясут за плечи, что-то кричат, ругают, обвиняют в непростительной глупости. А ты отбиваешься, кричишь в ответ проклятья, уверяя его в том, что хочешь умереть, а тебе помешали, но ты всё же готова расцеловать его за то, что он спас тебя и ты вновь живёшь… Такую бурю эмоций испытываешь, когда сталкиваются две сильных личности, не готовых уступать, но цепляющихся друг за друга.

Но, вот, как объяснить это чувство, она не знала. Поэтому просто чувствовала! и ненавидела Драко за то, что из-за него у неё такие неприятности. Хотя, неприятности, это ещё мягко сказано.

Всю эту неделю она варилась в настоящем аду – давление семьи, оскорбления в адрес Малфоев и ко всему прочему её даже хотел навестить сам Темный Лорд! И явно не для того, что бы вести светские беседы на тему скверной погоды. Панси отличалась острым умом и четкой логикой, поэтому без труда заключила, что этот опасный человек желает использовать на неё Окклюменацию. Но визит в последний момент был отменён, это позволило девушке вздохнуть свободнее. Как она узнала после от отца, за неё вступился её учитель Северус Снейп.

Девушка поднялась на ноги и подошла к огромному во всю стену окну. Яркие лучи летнего июльского солнца, подсвечивали зеленые листы раскидистого вяза, произраставшего невдалеке от небольшого озерца, вот уже две сотни лет, окрашивая их нежно-золотым цветом. Панси прислонилась лбом к горячему стеклу и прикрыла глаза, предчувствуя неизбежный и серьёзный разговор, не заметив, как книга выскользнула у неё из рук.

Она с глухим звуком стукнулась об пол. На корочке значилась надпись: «Jane Austen «PRIDE AND PREJUDICE»» [примечание автора: «Джейн Остен «ГОРДОСТЬ И ПРЕДУБЕЖДЕНИЕ»» (англ.)].

Тем временем маленькое существо стояло на ковровой дорожке возле входа и растерянно хлопало глазками.

— Поди прочь, – спустя минуту сказала девушка, так и не сдвинувшись с места.

— Но, м-мисс, каким будет ответ?

— Разумеется, да, – гулко отозвалось от стекла.

Домашняя эльфийка затряслась – она всегда так трепетала в обществе своей странной хозяйки. Со старшей госпожой всё было предельно ясно: нужно было выполнять поручения вовремя, никогда не лгать, делать комплименты, и можно было спокойно продержаться без наказания дня четыре. А эта юная мисс была хмура, молчалива и каждый её шаг оставался тайной до его свершения, так что все её желания и поступки не возможно было предугадать, а это самое настоящее проклятье для прислуги.

— Ты все ещё здесь, Бланка.

— Мисс, есть ещё кое-что…

— И долго ты собираешься испытывать моё терпение?

— Понимаете, мисс Панси, госпожа приказала вам надеть ваше новое вишнёвое атласное платье и болеро из парчи…

— К чему такой официоз?

— П-простите меня, м-мисс, увы, но я не могу сказать вам, – ответила Бланка, неистово дёргая себя за торчащие ушки.

Эти самобичевания домовиков воистину бывают забавны.

— Я приказываю.

— Нет, мисс, умоляю вас, не заставляйте меня отвечать вам, – взмолился писклявый голосок, – Иначе моя госпожа накажет меня, я не могу нарушить её повеление.

— Твоя госпожа? Значит, меня ты ни во что не ставишь? – опасно прошептала Панси.

— М-мисс, умоляю, – заикаясь, пробормотала Бланка, падая на колени, – Умоляю, войдите в положение…

Панси медленно подошла к прикроватной тумбочке и подняла с неё свою волшебную палочку.

Эльф судорожно вздохнула и, поперхнувшись большим потоком воздуха, через кашель вновь начала причитать:

— Не могу, п-простите… простите… госпожа, п-помилуйте…

Девушка всё также степенно приблизилась к служанке с палочкой в руках и медленно опустилась перед ней на одно колено, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Эльфийка затряслась пуще прежнего. Она зажмурилась, испугавшись той опасности, которая так бешено бурлила в тёмно синих глазах юной Паркинсон.

Панси улыбнулась произведенному эффекту и, захватив своими пальчиками самый кончик маленького эльфийского ушка, больно сдавила его – так делают взрослые, когда застают на месте преступления своих нашкодивших отпрысков – затем наклонилась ближе и доверительно зашептала:

— Если ты не ответишь мне на мой вопрос, то я тебя, никчемное создание, подвешаю за твою худенькую, кривенькую ножку над камином, – после этих слов молодая служанка чуть не заплакала, – И буду жарить на вертеле, пока твоя предательская душонка не отправится на небеса следом за твоей бабкой! Пусть земля ей будет пухом: святая была эльфийка.

— Н-не надо. Будьте м-милосердны.

— О, нет! Я настроена сдержать своё обещание. Ты же прекрасно знаешь: я не бросаю на ветер своих слов. Они мне слишком дороги…

— Гости!!! – прокричав это, домашний эльф, начала бить себя кулачками по голове, в неистовом порыве пытаясь наказать себя за непослушание перед старшей хозяйкой имения.

— Ну, хватит. Перестань, – Панси отвела её ручки за спину, – Ты не сделала ничего предосудительного, – Бланка всхлипнула последний раз и успокоилась, не ожидая такого участия к своей персоне со стороны молодой госпожи, – Гости? Значит, к нам кто-то пришел. Кто?

— Н-нет, нет, нет. Бланка не может вам этого сказать. Бланка и так уже проболталась. Пожалуйста, не заставляйте меня, м-мисс… – умоляющие глазки жалобно впились в лицо девушки.

— Исчезни!! – и слизеринка, поднявшись с колена, опустилась на кушетку.

Эльфийки через мгновение и след простыл.

Панси просидела неподвижно, буквально несколько минут, но они показались ей вечностью. После, словно собравшись с духом, она как распрямившаяся пружина соскочила с места и направилась в гардеробную. Там среди множества вешалок и груды коробок со шляпками, туфельками и перчатками она раздобыла коричневое мешковатое платье из дешевой ткани, доставшееся ей от её кормилицы-сквиба. Девушка слишком любила эту добрую старую женщину, которая в буквальном смысле, заменяла ей покойную мать, поэтому и сохранила эту робу после смерти нянечки.

Юная барышня аккуратно втиснулась в старое платье и подошла к большому антикварному зеркалу у стены, где она смогла оглядеть себя с разных сторон. Её отражение выглядело вполне прилично: девушка лет семнадцати-восемнадцати, кругленькое личико, курносый носик, аристократическая бледность и чёрные волосы, постриженные выше плеч с чёлкой и укладкой «волосок к волоску». Панси провела рукой по волосам, смахивая с глаз длинную чёлку.

— Что это за хламида?! – зеркало взвыло от ужаса, когда хорошенько разглядело, что было надето на девушке

— Не твоё дело, – ледяным голосом отозвалась Панси, собирая резинкой волосы в пучок на затылке, от чего стала отдалённо напоминать некую особу по имени Луна Лавгуд.

Зеркало после этого, издав предсмертный визг пойманного бумсланга, попыталось слезть с крючка, на котором крепилось.

— Учти! Шаг влево, шаг вправо приравниваются к побегу. Прыжок на месте – провокация. А, если ты произнесёшь ещё хоть один необдуманный писк то, твои осколки полетят прямиком в мусорное ведро. Понятно изъясняюсь?

— Вам же ясно сказали: в доме гости. Хотите опозорить фамилию Паркинсонов? – занудная стекляшка продолжала испытывать свою судьбу, видимо надеясь на чудо.

Панси опасно замахнулась подсвечником, взятым с маленького столика, стоявшего рядом.

— Молчу, молчу… – спохватилось зеркало, оценив ситуацию.

— Так то, – сказала слизеринка, опуская «орудие возмездия» на прежнее место.

Девушка отошла от разговорчивого предмета интерьера.

Ей почему-то было очень страшно. Хотя известно почему: она никак не могла понять, какую ловушку для нёе придумала Соломе на этот раз. Но Панси знала, что не собирается сдаваться, что всё равно вырвется из-под ненавистного влияния этой жестокой женщины, что сможет! Но как это сделать, она не знала. И что она может? Позлить Соломе, выдав себя за дурнушку перед её гостями? Только и всего?! Так глупо…

Панси Паркинсон набрала в грудь побольше воздуха и резко выдохнула, как бы освобождаясь от волнения и всего негатива. Затем отдёрнула подол юбки и направилась к выходу из своей спальни. Или «входу» в Варьете, на сцене коего ей представляло оттанцевать в сегодняшнем спектакле главную жертву.

— Нет, мисс, не делайте этого! Не гневите нашу госпожу, – вновь пропищал голосок, принадлежавший эльфийке, несколько минут назад, покинувшей комнату, – Умоляю, наденьте нужный наряд.

— Ты снова здесь! – прикрикнула на неё девушка, от неожиданности отдёрнув пальчики от дверной ручки.

— Я… простите, – домашний эльф вытянула вперед свои маленькие ручки, в искреннем жесте мольбы, – Наденьте атласное платье, оно вам очень к лицу.

— Если хочешь помочь, скажи, для чего меня вызывают.

— Вы всё увидите собственными глазами, мисс… Но я больше ничего не могу вам сказать.

Слизеринка проигнорировала это такое безыскусное желание… оградить. Всё-таки, Бланка была очень к ней привязана и в тоже время так трепетала в её присутствии, словно перед божеством. И если уж она посмела перечить, значит, дело действительно плохо. Но жребий пал, и она была бы не она, если бы изменила своим принципам.

_______

Девушка шла длинными коридорами, маленькими, но уверенными шажочками, прокладывая себе путь в Чароидную залу. Что бы попасть туда, ей вовсе не обязательно надо было пересекать Картинную галерею, но она намеренно свернула в том направлении, увеличивая крюк, оттягивая момент.

И в этой «копилке предков», так в шутку называла это место её покойная мать, было лишь два полотна, которые действительно привлекали внимание юной барышни, ради которых вообще стоило хоть изредка, но заглядывать сюда. Первое – это, несомненно, портрет её мамы Семиды [примечание автора: имя производное от «Семирамида» – любительница голубей (ассир.)] Лив Паркинсон.

Теперь… с того самого дня, как в их дом вошла Соломе, эту картину, по приказу новой хозяйки имения, завешивали чехлом, так как она не желала видеть соперницу в своём доме, пусть даже умершую!

А второе – это очень странное абстрактное полотно неизвестного художника. На нём ничего не было изображено кроме пустого чёрного пространства, безликой Пустоты, и тяжелой чугунной решётки. Сколько Панси не смотрела на эту картину, она так и не смогла определить с какой же, всё-таки, стороны Свобода…

Сейчас, по своему обыкновению, слизеринка, глухо цокая каблучками по начищенному домовиками до зеркального блеска мастикой паркету, подбежала к портрету своей матери и сдёрнула ненавистный балдахин, бросив его себе под ноги, носком туфли отшвырнула его с глаз долой.

На неё сквозь пелену слёз глядела самая красивая и милая сердцу женщина во всей Вселенной. Её пепельные волосы, сплетаясь в длинный тугие локоны, заканчивались где-то ниже спины, а её александритовые глаза… две фиалки, они так часто снились Панси по ночам. Она так рано потеряла мать! А она была ей так нужна тогда. Нужна сейчас… Будет нужна всегда!!

«Ничего нельзя поправить, кроме смерти!»

Дочь вовсе не была похожа на Семиду. Совсем другое лицо. Совпадали только, пожалуй, одинаково чуть выступающие ключицы и почти прозрачная бледность кожи: они передавались по женской линии. Панси скорее походила на деда по отцу, но, вот, характер… определённо в бабку!

Однажды даже Драко сравнил её с волкодавом, сказав, что с таким характером только полярным волкам глотки грызть. Тогда же Мелисента, проявив поразительную осведомлённость в этом вопросе, заявила, что эти собаки ужасно уродливые. Правда мисс Булстроуд долго не могла понять, почему у неё после этого случая выпали все волосы, и ей пришлось неделю отлежать в Больничном крыле, пока Поппи Помфри колдовала с её дурной головой, не знающей, что в разговоры старост Слизерина не стоит влезать без позволения, вообще, а с подобного рода чушью, да ещё и в разговоры Панси Паркинсон, в частности.

Тогда же Малфой, усмехаясь, ответил: «Говорят, их почти также невозможно приручить, равно как и самих волков». За что получил одобрительный воздушный поцелуй. Он редко делал комплименты: это не входило в его амплуа «гадкого подонка», поэтому она всегда благодарила его за такие широкие жесты.

— Мама не плачь, ещё ничего не случилось, – сказала Панси, совсем не замечая, как по её щекам тоже покатились крупные слёзы.

Женщина на портрете зажала себе рот рукой, в попытке успокоиться, но тяжелые капли продолжали катиться, оставляя солёные дорожки, размывая пудру.

— Кто тебе рассказал? Впрочем, можешь не отвечать, я, кажется, знаю… Бланка, – Семида покачала головой, подтверждая положительность предположения дочери, – Мама, ты только не переживай. Соломе, наверное, просто хочет… ну, например… – Панси никак не могла придумать подходящего оправдания.

— Я знаю, для чего она просила тебя спуститься, и кто посетил наш дом.

— Кто? Тёмный Лорд?! – выкрикнула слизеринка, вцепившись в картинную раму.

— Шш-ш… – послышался успокаивающий голос, – Войди туда с гордо поднятой головой и выслушай всё, что тебе скажут.

— Но…

— Не перебивай, – леди с портрета легонько стукнула дочку сложенным веером по лбу, – Что за манеры?

— Прости.

Семида сморщила лобик, прямо как девочка и, улыбнувшись сквозь слёзы, ответила:

— Не смертельно. Ты главное запомни, когда тебе на самом деле будет плохо, никому не показывай этого, а то станет еще хуже, – вмиг посерьёзнев, закончила она.

— Я запомню.

— Всё. Ступай.

Панси отошла от портрета и направилась к другому выходу из галереи.

— Панси! – окликнул материнский колос.

— Да.

Вместо ответа Семида Паркинсон многозначительно окинула взглядом обноски, надетые на девушке.

— Ах, это… – щёки слизеринки слегка порозовели, – Понимаешь…

Женщина, укоризненно, покачала головой:

— Можешь не оправдываться: узнаю свою дочь. Ну-ну, иди же!

Панси первый раз за всю эту неделю улыбнулась, вытирая манжетом мокрые от слёз щёки, и, заправив чёрную прядку за ухо, вышла из помещения.

Только она переступила порог, прикрыв за собой дверь, как белёсый прилизанный мальчик лет десяти-одиннадцати преградил ей дорогу.

Он просто до безумия обожал Драко Малфоя! Слизеринец был его кумиром (порой это доходило даже до фанатизма), поэтому он стремился максимально приблизиться к эго образу, что жутко веселило Панси, потому что иногда действительно получалось похоже.

— Эй, сестрёнка! Ты в таком виде всех гостей распугаешь. Может ты не в курсе, но до Хэллоуина ещё… – он призадумался, подсчитывая что-то в своей голове, – примерно пять месяцев, – сказав это, он помахал перед её лицом растопыренной ладошкой, как бы предлагая ей пересчитать пальцы на его руке, – Рано пока пугало то изображать!

Слизеринка перехватила его запястье в воздухе, больно сжав. Мальчишка пискнул и захныкал.

— Засунь эту руку себе, знаешь куда… – прошипела Панси, опасно вспыхнув своими до невозможности синими глазами, – Впрочем, моё воспитание не позволяет мне произносить таких неприличных слов, но ты ведь у нас мальчонка смышлёный, сам догадаешься.

— Понял я, понял. Пусти.

Панси медленно разжала ладонь – палец за пальцем.

— Дура, у меня синяк останется! Я всё маме расскажу!!

— Могу тебя поздравить, ты сейчас был, ну, вылитый Малфой аля первый курс! Только учти на будущее, что за место слова «мама», нужно употреблять «папа», и ты будешь, ну, просто – один в один!

Панси откровенно развлекалась над ним, говоря игривым тоном и не скрывая ухмылки.

Мальчика звали Оноре. Он был сводным братом Панси, сыном Соломе. Его отец бросил их с матерью, когда ему было четыре, но мать скрыла это от своего ребёнка, рассказав мальчику «сказку» о папе герое и злых волшебниках из таинственного Ордена феникса, в неравном бою убивших его. Поэтому мальчик, пребывая в счастливом, если можно так выразиться, заблуждении, не захотел быть усыновлённым мистером Паркинсоном, из пылкой привязанности к отцу – его имя так и осталось Оноре Эмиль де`Сад.

Мальчишка был жутко избалован матерью. Иногда он даже не успевал пожелать чего-нибудь, как его потаённые, сокровенные мысли тут же исполнялись. Соломе не пожалела ни галлеона из казны Паркинсонов на осуществление каждого каприза единственного ребёнка. Он был её отрадой, самым дорогим. Был её смыслом жизни: Соломе не могла более иметь детей, поэтому так и пеклась о благополучии Оноре.

За эти пять с половиной лет, что он жил в этом доме (с того самого момента как отец Панси венчался с Соломе, ровно через полгода после смерти Семиды Паркинсон… день в день!), ребёнок превратился в настоящее чудовище! Он стал жесток, эгоистичен, труслив, постоянно цеплялся за материнскую юбку. Он был словно таракан, который ни чем не мешает, но жить с которым противно. А ещё у него с малолетства начали проскальзывать наклонности к садизму. Он повадился лазать в совятню и обдирать перья у её несчастных обитателей, а ещё он ставил разные опыты, например, полетит ли сова без одного крыла или проверял, правда ли что они более полагаются на слух, чем на зрение, выкалывая им глаза.

Однажды Панси застала его за этим занятием. Она видела, как у него блестели глаза, когда он мучил птицу. Помнится, она вся похолодела от пят до макушки, ей даже страшно было представить, о чём он думал в то мгновение. Панси тогда самой то ещё и не было пятнадцати, так что её на то время сильно впечатляли вещи подобного рода.

Она ушла из башни незамеченной братом.

Слизеринка рассказала об увиденном Соломе, наивно полагая, что та как мать сможет пресечь такие изощрённые вкусы своего сына. Но новая хозяйка дома даже слышать не захотела такую, как она тогда выразилась, ересь. Панси пригрозила, что расскажет всё отцу, но женщина со слащавой улыбкой на лице намекнула ей, что если девушка рискнёт хоть словом обмолвиться «папаше», то она прикажет уничтожить портрет Семиды Паркинсон. Панси не могла пожертвовать такой драгоценностью своего сердца, и она решила замолчать, закрыв глаза на «шалости» младшего братца.

— Не смей издеваться надо мной! Ты ещё пожалеешь!! – заносчиво прокричал Оноре.

— Да кому ты нужен! ещё издеваться над тобой? – съехидничала Панси, щелкнув его по носу, и, развернувшись на каблуках, последовала направо по коридору.

— Ты ещё сегодня попляшешь!! Тебе готовят интересный сюрприз! – истерично проорал он в спину удалявшейся слизеринке.

Панси медленно обернулась.

— Что ты сказал?

Мальчик зажал себе рот ладошками. Видимо, он, по своему обыкновению, снова подслушивал разговоры Соломе, а об этом как всегда узнали и велели молчать, но он в запале проболтался.

Девушка, плавно поведя плечами, словно кошка перед прыжком, вытащила палочку из нагрудного кармана робы. Мальчик отступил на шаг, предчувствуя нападение, но, не смея тронуться с места, пришитый к полу колючим взглядом сестры.

Мгновение! Панси больно припечатала его спиной к стене и ткнула своей волшебной палочкой ему в горло.

— Ну?!

— Ты ничего мне не сделаешь! – с вызовом ответил Оноре, но голос предательски дрогнул.

— Уверен?

— Моя мама…

— Будет думать, что ты неудачно спустился с Парадной лестницы,– Панси говорила таким тоном, что ей было просто не возможно не поверить.

Его зрачки расширились. Потом помутнели. Глаза наполнились ненавистью. Так обычно происходит с людьми, которые проигрывают, но отказываются признавать поражение. В ответ он сквозь зубы прошипел злым шепотом:

— Моя мать раздавит тебя! Но я не понимаю, за что тебе оказана такая честь… – глубокий смысл его слов заставил слизеринку вздрогнуть и опустить палочку.

Кажется, до неё начала доходить вся суть происходящего. Она окончательно поняла, КТО посетил их дом сегодня. Ей не хотелось в это верить, но видимо их таинственным визитёром был никто иной как Лорд Тьмы… А она ведь уже было успокоилась. Профессор Снейп ведь всё уладил! Или ей солгали?! Нет! Не может этого быть… отец бы не стал… Такими вещами не шутят!! Мерлин…

— «Но я не понимаю, за что тебе оказана такая честь…» – повторила она про себя слова брата.

Крылось в них что-то такое… Страшно даже представить что! Ей стало трудно дышать. Захотелось бежать! Бежать отсюда подальше. Девушку охватило неистовое желание увидеть Драко, оказаться рядом с ним, спрятаться в том же надёжном месте, что и он. Там, где нет этих стен, этого прилизанного ребёнка, этой ненавистной женщины, этого страшного человека. Но потом вдруг вспомнилось полотно с решеткой, и тут же в памяти всплыл навязчивый вопрос: С какой же, всё-таки, стороны Свобода? И ответ: Хорошо лишь там, где нас нет.

Так сложилась судьба. Так выстроились звёзды. Так легли карты. Почему? Потому всё в этом мире неизбежно, а если бы было иначе, то тогда ничего бы этого и не происходило, и жили бы мы тогда в безликом пространстве, в Пустоте. Да и, к слову сказать, не жили бы мы тогда вовсе, потому что жизнь это и есть череда глупостей, ошибок и неизбежностей, но, вот, единственное в чём мы не должны обвинять её, это то, что она никого насильно из нас не держит. Ведь так?

Вот, и для Панси сегодня случился особый переломный момент взросления. Забавно: никогда точно не знаешь, когда произойдёт это Событие. Пал её жребий! Джокер был брошен на стол – началась война, и она подмяла её под себя, словно мясорубка. Она, в лице Соломе и Тёмного Лорда, не только собиралась испортить её тело, прежде всего она хотела изгадить ей душу.

В этом древнем доме сегодня нашло отголосок старинное правило: «Любое решение плодит новые проблемы, причем решение могут находить одни, а проблемы от этого возникать совсем у других».

Слизеринка шла по мягким ковровым дорожкам своего дома: поворот, арка, ступени, пролёт, вновь ступени. И, вот, она оказалась перед огромной двустворчатой дверью, входом в Чароидную залу. Она потянула за резную золотую ручку. В этом доме всё было золотым. Даже сердца её обитателей: все они были отлиты из благородного металла, но были лишены способности биться. Дверь со скрипом поддалась.

— Вы звали меня, Соломея?

В одном из глубоких кресел сидела прекрасная молодая женщина, причем привлекательна она была какой-то порочной красотой. Она в нетерпении царапала своими длинными ногтями обшивку викторианского кресла; под головой у неё был подложен валик, что бы не испортить высокую замысловатую причёску, сооруженную из её золотистых волос в мелкую кудряшку. На ней было одето безумно дорогое модельное платье; отец Панси готов был сложить к её ногам всё своё состояние. Но временами девушке казалось, что даже если подарить Соломе весь мир, то она потребует ещё и обёрточную бумагу.

Соломе окинула девушку с ног до головы оценивающим взглядом. На лице женщины присутствовала её неизменная загадочная улыбка Джоконды. С такой она обычно убивала.

Панси поняла, что её вычурное непослушание было оценено по достоинству. Девушка всегда играла с ней в эти опасные игры – она единственная во всём доме смела перечить ей.

Слизеринка гордо подняла голову и твёрдой походкой дошла до кресла, расположенного прямо vis-a-vis [напротив] того, в котором расположилась сама старшая хозяйка имения. По пути Панси отметила, что кроме них в зале никого нет! Где же гость?!

За всё это время Соломе не проронила ни слова.

Сердце Панси колотилось где-то в ушах. На секунду ей даже показалось, что это заметно по мерно поднимающейся груди. Но нет! Заметно не было.

— Я посылала за тобой сорок минут назад, – на лице всё та же улыбка.

— Коридоры такие длинные, – ответила слизеринка, перенимая её тон.

Соломе будто хлестнули по лицу, но она промолчала. Обычно за ней такого не наблюдалось. Это могло значить только одно! Она оставляла себе всё самое лучшее на «десерт».

Панси откинулась на спинку кресла. Комната наполнилась молчанием.

Соломе вцепилась взглядом в лицо падчерицы, проникая в её мозг, но там было пусто, как ночью на кладбище. Панси не обладала мыслезащитой, нет. Просто её вдруг покинули все эмоции, чувства и мысли. Её страх перерос в безразличие, оставляя пылкую уверенность в том, что драться нужно до конца. Конца либо победного, либо летального: такова жизнь! и ничего с этим не попишешь.

— Тебе ставят метку, – как бы, между прочим, сказала Соломе.

Слизеринка мысленно перебила всю посуду в доме. Такому не хитрому фокусу научила её мама. Она всегда говорила, что это самый лучший способ для аристократа выплеснуть негатив и не ударить лицом в грязь.

— Я знаю, – просто ответила девушка.

Соломе не сумела скрыть удивления на своём лице. Панси позабавило, как та недоумённо захлопала ресницами. Вот такие маленькие радости случаются с нами даже в самые скверные моменты нашей жизни, главное уметь обратить на них внимание, а то они могут ускользнуть незамеченными, и может показаться, что в нашей судьбе нет ничего положительного.

— И ты совсем ничего не хочешь мне сказать? – с подозрением осведомилась Соломе.

— Почему же? Хочу. Но мне это кажется бессмысленным, потому что ты всё равно не будешь меня слушать, – слизеринка незаметно для них обоих перешла на «ты»; она всегда так делала.

— Верно, – на лице женщины снова заиграла её приторная улыбочка.

Панси не хотела иметь чёрный знак. Она видела, что это сделало с Малфоем, и не хотела такого финала для себя и своей, какой ни какой, но семьи. И единственно верным действием, которое она наблюдала со стороны Драко, было то, что он пожелал вырваться из этого замкнутого круга. Хотя она была готова убить его за то, что он оставил её одну на растерзание этим стервятникам, но всё же его желание разорвать проклятые цепи, связывающие его с Тёмным Лордом, окончательно сделало его в её глазах настоящим мужчиной.

— Наш Господин пожелал видеть тебя в рядах своих приспешников. План с Малфоем, этим предателем чести и крови, провалился, поэтому милорд решил попытать счастья с тобой. Он считает, что ты гораздо способнее этого мальчишки-выродка, впрочем, какова мать, таков и сын.

— Не смей оскорблять Нарциссу! – девушка подскочила с кресла, – Она была подругой моей матери.

Но Соломе словно не слышала её.

— А этот Люциус? Слабак!

Панси смотрела на неё сверху вниз, а потом вдруг развернулась и зашагала к выходу.

Соломе щёлкнула пальцами. Панси обернулась на звук. Перед женщиной материализовался престарелый домовик.

— Любезный, – обратилась так нему, не утруждая себя тем, чтобы запоминать имена всех эльфов в доме, – Пригласи дорогих гостей, мы и так заставили их ждать чересчур долго.

Панси поняла: Соломе наконец-то решила подать коронное «блюдо». Девушка замерла в страхе, уже в красках представляя себе встречу с Лордом Тьмы.

Двери широко распахнулись. И в залу вошел…

Слизеринка была ошеломлена! Этого человека она уж точно не ожидала увидеть в своём имении. Из-за тесного общения с Драко, с этим слизеринцем они никогда не были особо близки и в школе общались лишь по мере надобности.

— Забини! Что ты здесь делаешь?!

— Значит так у вас принимают посетителей? – с надменным выражением на лице осведомился Блез.

Панси не могла понять: какого чёрта?! Что этому заносчивому, эгоцентричному придурку понадобилось в её доме?

Применила к нему все эти эпитеты и сама усмехнулась: то же самое можно сказать и о Драко. Эти два парня были чем-то неуловимо похожи. Но в их давнем противостоянии ей было предначертано занять только одну сторону – сторону Малфоя. К тому же если уж углубляться во внутренний мир обоих парней, то можно заключить следующее: существуют два понятия «сволочь» и «порядочная сволочь». Так вот, Забини порядочным не был точно, меж тем как Малфой…

Девушка, хорошенько призадумавшись, не смогла докончить последнего предложения.

Следом за сыном в помещение величественной походкой ступили родители юноши.

— Юдифь! Эрнст! Прошу нас простить за столь долгое ожидание. Дела, как говорится семейные, но теперь мы в полном вашем распоряжении, – сказала Соломе со слащавой улыбкой на лице.

Панси, вдруг спохватившись, нацепила дежурную приветливую улыбку, радушного хозяина.

— Извини, Блез. Просто это было так неожиданно, – проговорила девушка, изобразив книксен.

Именно «изобразив»! потому что, то, как она поклонилась ему, в купе с неприязненным блеском её глаз, выглядело чем угодно, но только не поклоном. Ей вовсе не изменили её обширные способности в области актёрской деятельности, просто она нарочито давала понять Блезу своё истинное к нему отношение.

— Мадам Юдифь. Мистер Эрнст, – слизеринка поочерёдно кивнула головой сначала гостье, потом её мужу; те кивнули в ответ.

— Ну, что ж! Я вижу: с церемониями покончено, дамы и господа. А теперь прошу к столу, – сказала Соломе.

Женщина хлопнула в ладоши. Двери, ведущие в соседнюю Столовую, распахнулись. Домовики-лакеи согнулись в приглашающих поклонах. Гости направились в Трапезный зал.

За обедом велись светские беседы. Друг от друга перелетали любезные улыбки, поддерживая видимость дружеской атмосферы. Панси не притронулась к еде и лишь отвечала на изредка задаваемые ей вопросы «да-да» или «нет-нет».

Она никак не могла понять морали этого сюжета, этого спектакля, разыгрываемого Соломе. В чём суть? Где смысл? И причём здесь семейство Забини? Если ей ставят метку, то где же Лорд? Последний вопрос беспокоил её более всего. Она ни о чём не хотела больше думать сегодня, кроме того, что её должны были заклеймить, как какую-нибудь живность со скотного двора.

Вскоре трапеза была окончена, и гости, отсидев обязательные полчаса, стали собираться домой.

В холле, пока Соломе провожала гостей, Блез подошел к Панси в плотную и, склонившись к самому её уху, прошептал:

— Ты так ничего и не поняла?

— И ты, разумеется, мне объяснять не станешь.

— Почему же? С превеликим удовольствием, – ответил Забини, заглянув ей в глаза.

Слизеринка выдержала его карий взгляд. Это было сравнительно легко: сказывался тесный контакт с Малфоем, до дрожи обожавшим такие «гляделки», к тому же Блез, подражавший Драко, в этом деле был жалким соперником. Панси вдруг начала задумываться: сколько же людей копирует её жениха…Память услужливо преподнесла раскормленные физиономии Краббэ и Гойла, затем парочка рэйвенкловцев и девочка из Хаффлпаффа. Вывод один: Малфой тоже был популярен (а уж если пересчитать всех девчонок, которых он уложил в свою постель…), тогда какого… он постоянно завидовал Поттеру?! Впрочем, всё это не имело сейчас ни какого значения, потому что только что она уловила в глазах Забини опасную для себя искру триумфа.

— Наши родители договорились о свадьбе.

— О чьей? – нелепо переспросила девушка.

— Право… я был более высокого мнения о твоих умственных способностях, – ответил Блез, злорадно усмехнувшись.

Панси показалось, что пол под её ногами поплыл. Она подняла правую руку вверх, в каком-то подозрительном, безвольном жесте, затем медленно показала указательным пальцем на слизеринца, потом на себя и схватилась за голову.

— Да-да, ты верно уловила суть, – Забини правильно расценил её такие странные попытки объяснения происходящего.

Панси вцепилась себе рукой в чёлку.

— О, Панс, я думал, ты привыкла волновать, а не волноваться сама.

Так, вот, что придумала своим изощрённым умом Соломе! – она решила выдать замуж свою падчерицу за отпрыска рода Забини. А что? это было вполне в её духе, ведь она разом убивала нескольких зайцев. Во-первых, ослеплённая давнишней ненавистью к Малфоям, она хотела окончательно растоптать их в глазах общественности, отказавшись женить свою падчерицу на их сыне. Собственно говоря, ей ровным счётом не было никакого дела до чувств Панси, но она была возмущена побегом и предательством «выродка Нарциссы и Люциуса», опозорившим честь (буквально сбежав из-под венца!) девушки, носящей фамилию Паркинсон, то есть ЕЁ (Соломе) фамилию. Во-вторых, она не потеряла бы и кната отдай она Панси в невестки Юдифь, ибо их состояние практически не уступало состоянию Малфоев; парочкой сотен лишних акций можно было бы и поступиться. В-третьих, она, страстно обожая Лорда Вольдеморта, мечтала иметь предлог часто бывать в доме Забини, так как именно там, как ей доподлинно было известно, он и обитал последний год. В-четвертых, Соломе ненавидела младшую Паркинсон так сильно, как только мачеха может не любить свою неродную дочь, и поэтому, зная о неприязненном отношении слизеринки к своему однокласснику, разумно заключила, что Блез Забини – идеальный вариант на роль жениха.

Панси была в шоке! Её судьбу вновь решали без её ведома и согласия. За что ей всё это, за какие такие «заслуги»? Почему она не может распорядиться своей жизнью сама, как все её однофакультетницы – девочки того же возраста: сначала окончить образование, желательно высшее, а уже после, годам эдак к… ну, не важно, выбрать себе хорошего спокойного парня из порядочной семьи и зажить с ним душа в душу. Как там в сказках? «И умереть в один день…»

Пусть такое развитие событий и не являлось её сокровенной мечтой, но это было всё же лучше предложенной ей картины, между прочим, ЕЁ будущей жизни!

Против первого выбора родителей она не была настроена против и, прежде всего, потому что суженного в лице Драко ей выбрала мать, а Панси свято относилась ко всем решениям Семиды. Кроме того, с мыслью о замужестве с Драко она росла с детства, поэтому это никогда не являлось для неё «новостью», хотя немногочисленные знакомые, узнававшие об этом, впадали буквально в ступор. Ну, а самое главное – это то, что они с Малфоем-младшим уже полностью обсудили свои взаимоотношения, расписали в деталях свою судьбу, решили, кто и в каком крыле замка будет жить, что бы сильно не докучать друг другу. Тем более что Паркинсон разрешала ему встречаться с другими девушками, но только с каждой всего по одному разу, и сама встречалась с парнями по той же схеме, но между слизеринцами был уговор: никто об этом не должен узнать – перед остальными они должны были, всем на зависть, выглядеть идеальной парой. Правда однажды на шестом курсе между ними вышел подобный казус: одна третьекурсница из Хаффлпаффа проболталась подружке о свидании с неподражаемым Драко Малфоем, а та в свою очередь рассказала об этом случае своей сестре из Рэйвенкло, а та.… В общем, пошло поехало, как говорится, «по секрету всему свету».

Бедный Драко… Панси закатила ему такой грандиозный скандал, что он на протяжении трёх месяцев вообще ни на кого не заглядывался: девушка не терпела сплетен у себя за спиной, а ещё больше, когда из неё делали дуру. А также этот случай навсегда отбил у Малфоя охоту встречаться с младшеклассницами.

Вдруг Панси вынырнула из своих мыслей, услышав, как Блеза окликнули родители.

Парень вдруг наклонился и поцеловал руку Панси, хотя она ему её и не подавала.

— «Это не по этикету», – мелькнула у неё глупая мысль, но она решила не произносить её вслух.

— Мне тоже было очень приятно встретиться с тобой, – Забини специально сказал эту фразу как можно громче, что бы её услышали взрослые, а потом, склонившись к ней поближе, прошептал, так чтобы слышала только она одна, – Я не упущу возможности отыметь подружку Драко Малфоя.

И он поспешно вышел вслед за своей семьёй. Поспешно, потому что очень испугался того, как сказанное им отразилось на лице Панси Паркинсон. Блез мог поклясться, что она убьёт его за это при любом удобном случае, но всё же он не хотел отступать: ему слишком нужно было задеть Малфоя, так оскорбившего его самолюбие в детстве, пусть даже таким низменным способом, который он избрал сейчас, отыгрываясь на Панси.

Он вышел, а в голове у девушки крутились толь два слова: «Авада Кедавра». И она бы их с огромной радостью и лёгкостью произнесла, если бы только от неожиданности не забыла в каком кармане у неё лежала волшебная палочка. Но, кажется, с него хватило и её убийственного синего взгляда, иначе, почему он так быстро ретировался на улицу. Трус!

Жизнь подобна игрищам: иные приходят на них состязаться, иные – торговаться, а самые счастливые – смотреть. Панси же не была сторонним наблюдателем – ей не повезло!

Всё её тело было напряжено как струна, а в голове плыли картины обвалов на каменоломне, потому что нечто подобное сейчас творилось и внутри неё. Рушилось решительно всё!! И единственным виновником всех её бед была ОНА. Молчаливая участница, с лёгкой подачи которой ломалась жизнь юной Паркинсон.

Соломе встала напротив слизеринки, внимательно следя за меняющимся выражением на её лице, довольная результатом.

Панси подняла на неё полные безграничной ненависти глаза.

— Я не хочу тебя видеть. Я не хочу тебя слышать, – девушка выговаривала каждое предложение, будто чеканила монеты, – Я даже ненавидеть тебя не хочу, потому что ты не достойна ни единого моего чувства. Но ты заставляешь меня, насилуешь мою душу. Но запомни одну вещь, Соломе, однажды настанет день! когда тебе тоже оборвут крылья, и ты сорвёшься в пропасть, но я не подам тебе руки, и ты разобьёшься, так и не сумев взлететь вновь.

В ответ Соломе лишь рассмеялась ей в лицо: она не поняла тогда всей значимости слов своей падчерицы, а ведь её устами гласило Пророчество.

— Я хочу говорить со своим отцом, – после того как женщина отсмеялась, продолжила Панси.

— А смысл? Он всё равно сделает так, как я ему скажу, – ответила Соломе, ставя ударение на слове «я».

Сказав это, мачеха направилась верх по Парадной лестнице.

— Чем ты околдовала его? – крикнула ей вдогонку слизеринка.

Ответом ей был лишь удаляющийся утробный смех.

Ухоженные руки Соломеи с острыми коготками затягивали на шеё Панси Паркинсон тугую петлю. Что ей делать? Она одна против всех! Лишь злое веселье она вызывала у своих врагов. Как ей поступить? Куда податься? Девушка чувствовала себя опрокинутой на спину черепахой.

Хотя… кажется, она придумала кое-что, вспомнив один осколок из детства, но… Шансы её были как максимум один к десяти.

Панси трижды постучала каблучком левой туфли по второй ступени снизу, затем тронула одну из перекладин перил. Раздался звук разъезжающихся в разные стороны камней – под Парадной лестницей открылась потайная дверь. Панси опасливо посмотрела по сторонам и, сказав «Нокс», ступила в темноту под лестницей…