Delirio (гет)

Гарри тяжело привалился спиной к холодной каменной стене, одновременно пытаясь ослабить галстук. Он с трудом дышал, будто промчался несколько коридоров и этажей. В необъяснимом порыве отчаяния он схватился за голову.

Что случилось? Он не понимал, не помнил...

Что-то рвалось внутри него, било тревогу, но он не мог собрать мысли. Какая-то сила внутри рассеивала его волю, не позволяла пробиться к цели.

У него отчаянно дрожали руки, и взгляд блуждал по стенам.

Он должен прийти в себя, очнуться, нащупать реальность.

Гарри пошёл по коридору, опираясь рукой о стену, пол плыл у него перед глазами. Вдруг он остановился, будто в рассеянности...

Торопливые шаги приблизились. Она подошла, схватила его за плечи.

— Гарри, как ты? — спросила Гермиона.

Он взглянул на неё и почти облегчённо вздохнул.

— Не могу... не могу понять... что со мной...

— Всё хорошо, всё будет хорошо, — проговорила Гермиона.

— Кажется, я схожу с ума... всё, кроме тебя, будто в тумане...

— Я знаю, это должно пройти, — заговорила Гермиона, обнимая его. — Давай, пойдём куда-нибудь...

Гарри кивнул, но они не сдвинулись с места.

— Ты так нужна мне, — прошептал Гарри ей на ухо.

— Я здесь, я здесь, всегда...

...Он покрывал её лицо и шею быстрыми горячими поцелуями, её пальцы до боли стискивали его плечи, в полумраке их губы искали друг друга.

— Гермиона... — с трудом выдохнул он, — что мы делаем?

Она замотала головой, но в первое мгновение не разомкнула объятий, лишь затем, прерывисто вздохнув, отошла. Гарри застонал и прислонился к стене. Он прикрыл глаза и несколько минут стоял, его грудная клетка часто вздымалась.

— Гарри. — Её рука легла ему на лоб, он перехватил её и прижал бледные пальцы к губам.

— Я чувствую, что это неправильно, но ничего не могу с собой поделать...

— Я тоже, — выдохнула Гермиона. — Пойдём, вернёмся в башню.

* * *

Рона охватил страх. Что, если он что-то всё же сделал не так? Гарри повёл себя очень странно, на нём лица не было, и он умчался, никому ничего не сказав... Вдруг, это всё из-за зелья? Нужно найти его, срочно поговорить с ним!

Рон бросился вон из гостиной, но ни Гарри, ни Гермионы нигде не было видно, и не у кого было спросить, куда они побежали. Рон некоторое время метался по коридорам, выбежал на лестницу, но затем вернулся в гостиную Гриффиндора. Там не было никого, кроме Луны.

— Я осталась, чтобы узнать, не нужна ли тебе помощь, — заявила она.

Рон замотал головой.

— Неужели я всё испортил?! Я должен найти Гарри и Гермиону... — растерянно проговорил он.

— Есть способ узнать, где они? — спросила Луна серьёзно, и Рона как молнией ударило.

— Да! — Он помчался наверх, в спальню мальчиков и бросился к чемодану Гарри.

Рон торопливо развернул карту Мародёров и пробормотал заветные слова. Он стал лихорадочно пробегать глазами карту.

— Есть! — воскликнул Рон, вскакивая на ноги.

Он снова сбежал в гостиную, Луна всё ещё была там. Рон пробормотал какие-то нечленораздельные слова благодарности и выскочил в коридор. Но ему не пришлось далеко идти, Гарри с Гермионой шли ему навстречу.

— Вы в порядке?! — вскричал Рон, при виде друзей.

Гарри выглядел неважно, измученным и потерянным, да и Гермиона была неестественно бледна.

— Гарри нужно пойти спать, Рон, — вымолвила девушка, — завтра поговорим обо всём.

Рон согласно кивнул, они вернулись в гостиную, и Гарри с Гермионой поднялись в спальни.

— Я уже собиралась вернуться в свою гостиную, — проговорила Луна, — но готова остаться, если тебе нужно поговорить.

— Я... кажется, наломал дров, — сказал Рон, всё ещё глядя на лестницу, ведущую в башню.

— Расскажи мне, может быть, у нас получится всё исправить, — предложила Луна.

— Я хотел, чтобы Гарри с Гермионой перестали вести себя так неестественно из-за войны, из-за всего, — вымолвил Рон. — Гарри не хотел с нами общаться, — объяснил он. — Это было так неправильно, и я должен был что-то сделать, и я решил, что то зелье, про которое ты мне рассказывала — Animato Dono — сможет в этом помочь. Оно должно было просто помочь им!

— Во всяком случае, оно не должно было навредить, — понимающе кивнула Луна.

— Да, но его варил я, и вдруг я напортачил?! Поначалу вроде всё шло нормально, они стали весёлыми, как раньше! даже ещё беззаботнее, а потом...

— Рон, тебе нужно подумать, что ты мог сделать не так, — сказала Луна спокойным тоном, который невольно заставил Рона сосредоточиться.

— Я варил зелье в туалете Миртл и, кажется, всё делал правильно, туда без меня никто не входил, — начал вспоминать Рон.

— А ингредиенты все были в порядке? — задала вопрос Луна.

— Да вроде все, — ответил Рон. — Хотя потом, на следующем уроке зелий я заметил, что у меня по сумке рассыпались синие лепестки...

Рон побледнел.

— В рецепте лепестков не было.

— Я надеюсь, синие лепестки — это не голубого лотоса, — обеспокоенно проговорила Луна.

Рон со стоном закрыл лицо руками.

— Что это значит? Что стало с зельем?

— Лепестки голубого лотоса входят в амортенцию, они как раз и отвечают за подавление воли, — сказала Луна. — Animato Dono само по себе ни к чему не принуждает, а только выявляет подсознательные желания, примиряет с действительностью. Но в таком сочетании, оно может заставлять делать то, чего люди только подсознательно желают, может влиять на их решения, может быть, даже забывать о чём-то.

— Звучит ужасно, — сглотнул Рон. — Поверить не могу, что так подвёл их! И что мне теперь делать?!

— Тебе надо поговорить с ними, объяснить, что они находятся под действием зелья и обратиться к профессору Слагхорну за помощью, — посоветовала Луна.

— Пойти к нему немедленно?

— Нужно спросить его, насколько это опасно, — вымолвила Луна.

— Ох, он прибьёт меня!

— Я пойду с тобой.

Через десять минут они стучали в дверь профессора Слагхорна.

— Что случилось? — спросил он, появляясь на пороге в халате и ночном колпаке.

— Профессор... кажется, я отравил своих лучших друзей! — выпалил Рон.

Слагхорн оторопел.

— Он хотел им помочь, профессор, — вступилась Луна. — В зелье попал не тот ингредиент, и мы не знаем, что может случиться.

— Какое зелье вы им дали? — спросил профессор.

— Animato Dono, — ответил Рон, — но туда упали... упали лепестки голубого лотоса, я сразу не заметил...

— За такими сильными ингредиентами нужно следить! Зачем вам вообще понадобился голубой лотос? Вы собирались готовить амортенцию?

— С-случайно... — выдавил Рон. — Что теперь будет с Гарри и Гермионой?

— Сколько раз вы давали им зелье?

— Один раз, а потом думал, что не подействовало, и подлил Гарри ещё раз... оно не должно было причинить вред!

— И, по-вашему зелье действует агрессивно?

— Сначала не было заметно, всё было нормально, а теперь... профессор, у вас есть противоядие?

— Есть противоядие от амортенции, у лечебных зелий они не предусмотрены, — ответил Слагхорн. — Нужно понять, как в точности действует на них зелье и тогда подумать, что можно сделать. Когда они приняли зелье?

— Четыре дня назад, — вымолвил Рон.

— Больше сорока восьми часов, значит, действие не ослабевает, — покачал головой Слагхорн. — Мне нужно поговорить с ними.

— Прямо сейчас?

— Вы думаете, что это может подождать? — хмуро спросил Слагхорн.

— Нет, — покачал головой Рон. — Я боюсь оставлять Гарри в таком состоянии, боюсь, что он может сделать что-то...

— Тогда мы теряем здесь время, пойдёмте в вашу гостиную.

Они поспешили обратно в башню Гриффиндора.

— Я приведу Гарри, а ты можешь сходить за Гермионой? — сказал Рон Луне. Та кивнула и пошла в спальню девочек.

Войдя в их комнату, Рон увидел, что все уже спали. Он подошёл к кровати Гарри и взглянул на друга. Его лицо было бледным, на лбу выступил пот, и, казалось, он может в любой момент начать бредить. Рон дотронулся до его плеча и легонько потряс. Гарри вздрогнул и проснулся.

— Что случилось? — слегка охрипшим голосом спросил он.

— Ты... хорошо себя чувствуешь? — вместо ответа осведомился Рон.

Гарри кивнул не слишком уверенно.

— Я позвал профессора Слагхорна, он ждёт внизу.

— Зачем?

— Нужно кое о чём поговорить. Это касается вас с Гермионой.

— Что с ней? — спросил Гарри, вскакивая.

— Пока ничего... не знаю... Гарри, пойдём вниз, — взмолился Рон.

— Хорошо, — ответил тот.

Странное тревожное чувство снедало его. Он взял с прикроватной тумбочки волшебную палочку, и Рон обеспокоенно смотрел, как подрагивают его пальцы. Он отвёл Гарри вниз, там уже сидела Гермиона, а профессор Слагхорн отчего-то щупал её пульс и смотрел, не расширены ли зрачки.

— Профессор, что происходит? — спросил Гарри.

— Присядьте, Гарри, — попросил Слагхорн, — мистер Уизли хотел что-то сказать вам.

Гарри присел на диван рядом с Гермионой, обеспокоенно и вопросительно глядя на Рона.

— Это я во всём виноват! — сокрушённо воскликнул тот. — Я хотел как лучше! Я просто хотел, чтобы всё было как раньше, чтобы мы остались друзьями...

— О чём ты, Рон? — спросила Гермиона.

— Я хотел вернуть всё, как было, до того... до того, как Гарри решил бороться с мировым злом в одиночку, — выпалил Рон. — И ты, и ты, вы оба перестали нормально общаться друг с другом и со мной, и я должен был что-то с этим сделать, потому что это было неправильно!

— Да, это было неправильно, — тихо подтвердила Гермиона.

— И я не знал, что сделать, а потом прочитал про зелье, которое помогает людям прислушаться к своим истинным желаниям, Animato Dono. Оно не могло повредить, не должно было навредить... Но я испортил его, уронил лепестки лотоса для амортенции, и не заметил. И подмешал вам за завтраком.

— Ты... поступил возмутительно! — воскликнула Гермиона, побледнев.

— Знаю, — ответил Рон, — и очень сожалею.

— Ваши сожаления мало помогут, мистер Уизли, — подал голос Слагхорн, — если мы не выясним, как испорченное зелье действует на ваших друзей. Вы замечали действие зелья? Что-то необычное?

Гермиона смотрела на Гарри испуганным взглядом и ничего не замечала. Тот прижал пальцы к вискам.

— Это зелье? — пробормотал он. — Это оно сводит меня с ума...

Профессор Слагхорн, очень обеспокоенный, подошёл к нему.

— Гарри, мальчик мой, скажите, что с вами происходит, и я постараюсь помочь вам. Что вы чувствовали в последние четыре дня?

— Это было очень странно... у меня всё время путаются мысли. Иногда я не могу вспомнить, где я был и что случилось или не понимаю, почему я делаю то, что делаю. Что-то будто заставляет меня, не даёт вспомнить. Я чувствую, что забыл о чём-то важном, что должен быть не здесь, но не могу вспомнить, а если начинаю, то... — Гарри закрыл лицо руками. Гермиона подалась вперёд, прижимая его голову к своей груди.

— Мисс Грейнджер, вы чувствуете то же самое?

— Иногда, — отозвалась она дрожащим голосом. — Иногда не можешь не сделать того, чего давно хотел...

— С чего всё началось?

— С того, что Гарри пошёл летать и перестал нас избегать, — проговорила Гермиона.

Зелье. Всё это было из-за него! Эта странная беззаботность, рассеянность, нежелание замечать очевидного, страх, смятение, безумие. Это было зелье, и сознание этого должно было помогать.

— От этого есть противоядие? — спросил Гарри.

— Я постараюсь приготовить лекарство, но здесь речь идёт о тонких психологических противоречиях, и я не берусь предсказать все последствия, — проговорил Слагхорн. — Я провожу вас в Больничное крыло и потом отправлюсь в лабораторию. Возможно, мне понадобится консультация специалиста...

Гарри с Гермионой поднялись на ноги.

— Мистер Уизли, мисс Лавгуд, вам лучше отправиться спать, — обратился к ним профессор зельеварения.

Рон, казалось, не слышал слов преподавателя, и Луна кивнула за обоих. Слагхорн вышел через портретный проём вместе с Гарри и Гермионой. Но Луна осталась. Она подошла к Рону и молча взяла его за руку. Рон не смог бы выразить словами, как был благодарен ей. Он бы не вынес сейчас ни упрёков, ни слов утешения, но то, что она была рядом, поддерживало его.

* * *

Мадам Помфри ушла вместе с профессором Слагхорном, и Гарри с Гермионой остались вдвоём в Больничном крыле.

Гарри встал с кровати и подошёл к окну. Его слегка шатало, и он опёрся о раму. События прошлых дней мешались в голове. Чем больше он пытался размышлять трезво, тем труднее становилось дышать.

Темнота за окном будто гипнотизировала, затягивала, растворяла в себе. Где-то там колыхалась поверхность озера, ровная и тёмная... Казалось, сознание покинуло его, и он ничего не чувствовал и не помнил. Не мог сказать кто он, что с ним было.

До боли стиснув деревяшку под своей рукой он вернул сознание из пустоты. И на него тут же обрушилась сдавливающая тяжесть. Боль разрывала его изнутри. Он сопротивлялся, отчаянно цепляясь за реальность.

Обрывки воспоминаний, разрозненные и в то же время мучительные кружились в мозгу. На лбу выступил холодный пот.

Всё плохо. В последнее время всё плохо.

Он понял, что едва может держаться на ногах.

Это может случиться с каждым...

Со стоном он сполз по стене.

Как ты можешь...

— Гарри! — Гермиона отчаянно звала его, стоя на коленях рядом.

Только потому, что ты считаешь, что ты прав...

В темноте её фигура расплывалась, но он бы при всём желании не смог сфокусировать зрение.

— Пожалуйста, Гарри...

Её голос, который звал его по имени.

— Гермиона, — слабо выдохнул он.

Она была совем близко, он чувствовал её руки у себя на груди.

У тебя есть выбор.

— Ты слышишь меня? — взмолилась Гермиона.

В темноте блестели только её испуганные глаза. Он с трудом нащупал её руку.

— Я слышу.

— Ты, ты весь горишь... Тебе намного хуже?

— Нет, не бойся, я...

Ему изменил голос, он стиснул её руку, затем разжал пальцы и повалился вперёд. Гермиона поймала его за плечи.

— Боже, Гарри, ты... нет, приди в себя, пожалуйста!

— Я... здесь, я здесь...

По его лицу пробежала болезненная судорога. Теперь он слышал только эхо чужих голосов, они словно осколки прорезали темноту и впивались ему в сердце, застревая в груди.

Единственное, что ты делаешь — это причиняешь нам боль.

— Я причиняю вам боль, — пробормотал он.

— О чём ты? — охнула Гермиона.

— Единственное, что я делаю — это причиняю боль.

— Это неправда...

Он причинял им боль, он нёс смерть тем, кого любил, они умирали, защищая его... потому что он был Избранным, потому что на нём лежал жребий...

Едва нащупав эту мысль, он почувствовал, как какая-то сила восстаёт внутри. Сила, готовая разбить его вдребезги, навечно окунуть в беспамятство...

— Нет! — вскрикнула Гермиона. — Пожалуйста, только не ты, Гарри...

Нет, только не Гарри, пожалуйста...

— Что я могу... что я могу? — в отчаянии повторяла Гермиона.

Он не шевелился, на его лице проступила смертельная бледность.

— Я не могу допустить, не могу... нет!.. Гарри...

У неё сдавило горло. Силы готовы были покинуть её. Отчаяние оглушительной волной накрыло её, будто где-то поблизости были дементоры... Её губы прошептали едва слышно три слова, в которых она заключила всю свою надежду, всю жизнь.

Вдруг Гарри ощутил тепло и тяжесть. Голова Гермионы склонилась ему на грудь. Её ослабевшие руки обвивали его шею.

Гарри обнял её, прижимая к себе изо всех сил. Его грудь тяжело вздымалась.

— Я люблю тебя, Гермиона, — сказал он, зная, что она уже не услышит, — больше всего на свете.