Somewhere I belong (гет)

— О, Мерлин! — воскликнула Лаванда, резко подскакивая с кровати. Как она могла проспать? Уроки начнутся через час, и на завтрак она не успеет! Прямо в пижаме она рванула в ванную приводить себя в порядок. План повторного завоевания Рона начал рушиться с самого первого пункта, что ее весьма огорчило. Но Браун была не из тех, кто сдается, поэтому она не пала духом, а стала собираться с удвоенным энтузиазмом.

Когда часы показали, что завтрак начался, Лаванда уже заколола волосы и заканчивала делать простенький макияж. Оставалось выбрать одежду. Открыв шкаф, она поняла, что была не достойна Рона хотя бы только потому, что носила подобные вещи. Вся ее одежда была слишком нарядной, слишком розовой, слишком замысловатой — она вся была просто «слишком», чтобы носить ее в будние дни, да и в праздники тоже. Обилие всяких рюш, бантиков, кружев и ленточек приводило Браун в отчаяние. Каждая вещь кричала о полном отсутствии вкуса и чувства стиля у их хозяйки. Перебрав все предметы гардероба до единого, Лаванда в бессилии сникла: как она может появиться перед ним в этом? Девушка разочарованно плюхнулась на кровать — хотелось рыдать от такой несправедливости: ей представился шанс показать Рону, что она стала совершенно другой, а тут всплыла такая нелепая проблема, срывающая все планы.

Волшебные часы показали, что до начала уроков осталось совсем мало времени, и Лаванде ничего не осталось кроме как, стиснув зубы, надеть платье, более-менее простое, но такое же розовое, и отправиться на занятия.Первым уроком была Трансфигурация, кабинет которой находился несколькими этажами ниже, и Лаванда, отчаянно скучавшая по Хогвартсу, радостно осматривала родной замок. Каждый коридор, каждый поворот, каждая дверь — все, что ее окружало, пробуждало в Лаванде счастливые воспоминания, заставляя забыть о недавних неудачах. Пребывая в счастливой эйфории, она, наконец, пришла к нужному кабинету и остановилась, прежде чем войти. Мысль о том, что сейчас она увидит Рона, привела Лаванду в нетерпеливое возбуждение. Стараясь унять нервную дрожь, она перевела дух, отворила тяжелую дверь и вошла.

Урок уже начался, и в кабинете стояла тишина, нарушаемая лишь скрипом перьев. Как можно тише, чтобы Макгонагалл не заметила, Лаванда стала пробираться к своему месту рядом с Роном.

— Доброе утро, мисс Браун! Я, конечно, понимаю, что лучше поздно, чем никогда, но тем не менее... Пять очков с Гриффиндора за опоздание! — как всегда строго обратилась к ней Макгонагалл. — Занимайте свое место и приступайте к заданию. Мистер Уизли вам объяснит, что нужно делать.

— Да, простите, профессор, — отозвалась Лаванда, ничуть не расстроенная.

Макгонагалл левитировала на их парту какой-то предмет, но Лаванда этого даже не заметила. Все ее мысли сконцентрировались на сидящем рядом Роне. Повернувшись к ней, он улыбнулся и ободряюще сжал ее руку под партой. От счастья сердце девушки сделало кульбит и застучало с бешеной скоростью. Казалось, время остановилось, и все вокруг исчезло. Сумасшедшая радость захлестнула Лаванду, заставляя ее сдерживаться, чтобы не засмеяться от счастья. Она не могла поверить, что он сидит рядом и улыбается ей такой родной и такой любимой улыбкой. Наверно, со стороны она выглядела странно, но Браун не видела, не слышала и не чувствовала ничего, кроме собственного колотящегося сердца и теплой руки Рона.

— Лаванда, ты чего такая счастливая? — осторожно поинтересовался Рон, разглядывая лучезарно улыбающуюся девушку. — Тебя не было на завтраке, случилось что-то хорошее?

— Да. Нет. Все в порядке, — спешно выдавила она и, краснея, добавила: — Просто... Просто я так рада тебя видеть!

— Э-э-э, и я рад тебя видеть, — немного растерявшись и тоже краснея, заверил Рон и сжал ее руку сильнее. Почувствовав взгляд преподавателя, он начал объяснять: — Сегодня мы трансфигурируем серебро в какое-нибудь украшение. Это действительно сложная магия. Макгонагалл уже показала, как и что нужно делать, но я не уверен, что смогу тебя научить. У меня самого ничего не получилось.

— Все у нас получится, просто покажи, что мне делать, — вернувшись с небес на землю, предложила Лаванда. Она прекрасно владела этими навыками, потому что частенько пользовалась магией для превращения одних ювелирных изделий в другие, и ее познания в этой области были куда обширнее, чем предполагала школьная программа. Рон, смущаясь своей неумелости, все же стал объяснять и показывать.

Браун, за свою жизнь сотворившая сотни побрякушек, на этот раз старательно делала вид, что никогда не пробовала делать нечто подобное. Спустя полчаса «упорной работы» она с легкостью превратила кусок металла в симпатичную брошку.

Рона ужасно злило, что, как бы он ни старался, его кривое кольцо даже отдаленно не напоминало украшение. С другой стороны, он гордился, что все-таки смог научить Браун, которой поразительно быстро удалось «освоить» такую тонкую магию, что было совсем на нее не похоже. Она вообще сегодня была какой-то странной. Волосы, обычно кудрявые и распущенные, были аккуратно завиты в локоны и собраны в скромный хвост, привлекающие внимание наряды сменились почти неприметным нейтральным платьем. А видеть ее без тонны косметики было еще более непривычно, и Рону показалось, что сегодня она выглядит совершенно другим человеком. И эта новая девушка ему нравилась куда больше, чем прежняя Лаванда Браун.

* * *

После уроков Драко уже было направился в подземелья к себе в комнату, как его окликнул Блейз:— Малфой! Куда это ты намылился? Тренировка через пятнадцать минут!

— Тренировка? — он был явно в замешательстве. Сегодняшний вечер он хотел посвятить поиску информации о загадочном шаре, который перенес его сюда. Драко привык все держать под контролем, поэтому хотел поскорее прояснить ситуацию, а неожиданно наметившаяся тренировка откладывала его планы еще на день. Решив, что квиддич подождет, он добавил: — Блейз, эти уроки меня так вымотали, я хочу отдохнуть. К тому же, у меня есть и собственные дела. Давай как-нибудь в другой раз, только не сегодня.

— Ты ли это говоришь? — не понял Забини. — Сейчас не время отдыхать! Игра будет уже послезавтра, а Гриффиндор наш единственный серьезный соперник, если помнишь.

— Я помню, но...

— Никаких но, Драко. Ты же сам знаешь, что без ловца команда не может тренироваться. Поэтому соберись и не подводи нас. Ты же не хочешь, чтобы Гриффиндор снова выиграл кубок школы?

— Нет, конечно, нет, — сдался Драко, сдерживая разочарование. Ничего другого ему, в общем-то, и не оставалось.

— Я приду.

— Вот и славно, — одобрил Блейз, развернулся и помчался в сторону раздевалок. Малфой нехотя побрел за ним следом.

Еще вчера он был главой огромного бизнеса, крупным финансистом и просто важной персоной в магическом обществе, а сегодня он всего лишь обычный рядовой школьник, пусть и староста, но от его желания все также ничего не зависит. Драко привык, что он всегда собран, все его приказы исполняются неукоснительно, а любая ситуация у него под контролем. Теперь же он чувствовал себя не в своей тарелке из-за того, что все идет наперекор его планам. Этот вечер он собирался посвятить библиотеке и поиску сведений о таинственном портале, чтобы хоть немного прояснить нынешнее положение. Но раз уж ему придется пойти на тренировку, Драко решил, что будет лучше просто держаться в сторонке, чтобы не привлекать к себе внимание и как можно скорее оттуда смыться.

Переодевшись в форму ловца и захватив свою метлу, Малфой поспешил на поле, где уже собралась вся команда.Капитан оживленно объяснял новую стратегию своим игрокам, но Драко не особо его слушал — ему эта информация все равно не пригодится: ловец он и в Африке ловец. И вот, некоторое время спустя, наконец, раздался свисток, и игроки взмыли в небо.

Драко медленно набирал высоту, наслаждаясь открывающимся, и уже забытым, видом на заснеженные поля, небольшие замерзшие озера и мрачный, но притягивающий, Запретный лес. На фоне этого снежного убранства, Хогвартс выглядел одиноким островом посреди моря сугробов, но Малфой знал, что это только так кажется: замок кипит жизнью — настоящей жизнью, которой ему теперь часто не хватало — и которую он ценил не так сильно, как следовало бы, будучи в школе. Наслаждаясь мыслью, что он снова дома, Драко с былой ловкостью описал в небе сложную фигуру. Управлять метлой было так же просто, как и раньше, она моментально реагировала на каждое движение своего седока, словно была с ним одним целым.

Полет и скорость всегда нравились Малфою, но, катаясь на метле, такого острого, как сейчас, ощущения свободы он никогда прежде не испытывал! Ледяной ветер хлестал его по лицу, в ушах свистело от бешеной скорости, но он ничего этого не замечал: это все вдруг стало каким-то незначительным. В этот миг все проблемы, переживания и заботы Драко исчезли. «Свобода в чистом виде», — внезапно ему вспомнились слова из какой-то книги. Он был самим собой, понимал себя, знал, чего хочет. Свобода — вот к чему он всегда стремился, чего страстно желал, что наконец-то получил и с чем больше не собирался расставаться. Сейчас, сидя на метле в десятках метров от земли, Драко поклялся, что больше никогда и ни за что не пойдет на поводу у обстоятельств, что всегда будет верен самому себе и никому не позволит решать свою судьбу.

Этот внутренний пламенный монолог резко прервал золотой отблеск в другом конце поля. И все, в голове стало пусто — только он и эта маленькая цель, маячащая вдалеке и словно дразнящая. Малфой незамедлительно развернул метлу в ту сторону и быстрее молнии помчался к своей цели. Несколько секунд стремительного полета, и заветный шар был в паре метров от Драко. Ловец увеличил скорость, чтобы нагнать цель, вытянул руку и стремительным движением кисти схватил золотой снитч. Радость от такой быстрой победы заполнила все существо Малфоя, и он спустился вниз, победно сжимая в руке золотой шарик.

Команда Слизерина уже собиралась на траве, чтобы поздравить Драко. Это лишь польстило самолюбию и без того счастливого ловца. Он и не помнил, чтобы когда-нибудь победа давалась ему так легко и просто.

— Отлично сработано, Малфой, — похвалил Флинт, похлопывая его по плечу.

— Всего лишь немного удачи, — не без тени самодовольства ответил Драко, улыбаясь.

— Надеюсь, на игре с Гриффиндором тебе повезет также, — выразил общую надежду Блейз, но потом все же восхищенно добавил: — Ловко ты его поймал, дружище! А говорил, что устал. Мне бы так уставать все время!

— Ладно, ребята, хватит на сегодня. Побережем силы для Поттера и его команды. Хорошенько отдохните завтра, а послезавтра мы надерем зад Гриффиндору! — воодушевленно скомандовал Флинт, собирая мячи в коробку.

— Есть, сэр, — ответил ему Забини и повернулся к Малфою, гадко ухмыляясь: — У нас с тобой еще осталось незаконченное дельце — подарки для Грейнджер все еще ждут отправки.

* * *

По обыкновению, Гермиона провела весь вечер в библиотеке. Гарри где-то пропадал с Джинни, а Рон и Лаванда миловались в гостиной Гриффиндора. Лицезреть счастливую парочку старосте совершенно не хотелось, поэтому она пряталась за стопками учебников в библиотеке, убеждая саму себя, что учеба — единственное, что ее волнует.Сделав все уроки, Гермиона медленно побрела в сторону Гриффиндорской башни, по пути подводя итоги сегодняшнего дня. Помимо ее желания, мысли перетекли в другую сторону: сначала к ее одиночеству, потом к Гарри и, наконец, к Рону. Размышляя о последнем, Гермиона не могла не вспомнить и о существенных переменах в Лаванде. Если раньше Грейнджер успокаивала себя мыслью, что пустоголовая Браун быстро надоест Рону, то теперь у нее появились серьезные опасения на этот счет. Новый имидж соперницы хоть и был далек от идеала, но все же говорил прежде всего об изменении внутреннего мира Браун в лучшую сторону. То, что Лаванда стала выглядеть гораздо симпатичнее и приятнее, отрицать было невозможно. И Гермиона с горечью признала, что если так будет продолжаться и дальше, то соперничать с ней будет сложнее. Лаванда не отличалась особым умом, но зато обладала отменной наблюдательностью и хитростью. Она всегда знала, что, как и когда нужно говорить парням, как себя вести с ними в целом — опыт по этой части у нее был, в отличие от Гермионы. От вечно растрепанной, зацикленной на учебе старосты ее также отличала ухоженная, холеная внешность, женственная фигура и непоколебимая уверенность в себе.

Будучи реалисткой, Грейнджер трезво оценивала также и свои шансы относительно Рона, и до сегодняшнего дня она считала, что в выигрыше. Ее неизменным преимуществом было то, что Рон доверял ей как самому себе, считал ее самым близким человеком и чрезвычайно дорожил их дружбой. Но что он думал о ней как о девушке, Гермиона не знала, и это незнание ее угнетало. Спрашивать его об этом ей, разумеется, даже не приходило на ум. В противоположность Грейнджер, Лаванда умело пользовалась добродушием Рона и ежедневно вытягивала из него комплименты в свой адрес, не забывая в ответ одаривать его похвалами, лелея самолюбие неуверенного в себе Уизли. На публике она всегда расхваливала своего парня, заметно поднимая его авторитет среди девушек и вызывая зависть у парней, каждый из которых в тайне желал, чтобы им так же восхищались, как это делала Лаванда. Рациональная староста же неосознанно всегда вела себя очень сдержанно, чрезвычайное проявление эмоций для нее было недостатком воспитания, а бесчисленные комплименты она и вовсе считала губительной лестью. По всем этим причинам поведение Браун ее очень раздражало, и Гермиона искренне не понимала Рона, абсолютно не догадываясь, что ее собственные холодность и отстраненность отталкивают его куда больше, чем бесконечная назойливость Лаванды.

Прибывая в таком невеселом настроении, Гермиона назвала пароль и вошла в общую гостиную. Первое и единственное, что она увидела, это прямо на виду у всех страстно целующихся Рона и Лаванду. Данная картина словно оглушила девушку на мгновение, превратив ее в неподвижную статую. Лишь спустя несколько секунд полного оцепенения Гермиону накрыла гремучая смесь обиды, ревности, злости и разочарования. Не желая, чтобы кто-нибудь заметил выступившие слезы, девушка рванула вверх по лестнице к своей комнате, на ходу вытаскивая палочку и распахивая запертую дверь.

Это был первый раз, когда Гермиона воочию видела, как Рон кого-то целует. Осознание того, что целовал он Лаванду, причиняло еще больше боли, заставляя несчастную девушку всхлипывать еще сильнее. Так открыто демонстрируя свои отношения, он, словно унизил ее и одним махом растоптал все ее чувства. Казалось, что весь мир рухнул и былой дружбы уже не вернуть. «Как дальше быть? Как себя вести? Я же не смогу больше спокойно на них смотреть. Теперь все заметят, что наивная зубрила влюблена в своего лучшего друга. Глупая дура,» — размышляла Гермиона, сидя в кресле напротив камина и вытирая слезы, которые никак не переставали литься.Было уже поздно, но Гермионе спать совсем не хотелось. Вновь и вновь она прокручивала в голове увиденную картину, будто это могло принести хоть какое-то облегчение. Злясь на себя, на него, на Лаванду, девушка все же старалась проанализировать этот поступок, ведь Гермиона не была Гермионой, если бы не попыталась разобраться в том, как нерешительный Рон мог позволить себе такое бесстыдное поведение. В очередной раз прокрутив в памяти сегодняшний день, Грейнджер пришла к выводу, что, очевидно, на Рона так подействовал новый образ Лаванды, что было весьма логично. Вдруг у Гермионы возникло спонтанное желание изменить и свою внешность, чтобы обратить на себя внимание Уизли и доказать всем, что она тоже может быть яркой и привлекательной. Но справедливо рассудив, что это до ужаса глупо и жалко, она решила, что ни при каком условии не перестанет быть собой. Пусть все любят (или не любят) ее за то, какая она есть. Хоть она и испытывала чувства к Рону, но даже он не стоил того, чтобы переступать через саму себя. Меняться, подстраиваться, ущемлять себя в чем-либо было не в характере Гермионы, поэтому она приказала себе собраться с силами. Немного приободрившись такими мыслями, она задремала прямо в кресле.

Не проспав и пяти минут, Гермиона проснулась от какой-то возни за окном. Это насторожило девушку — как-никак последний этаж высоченной башни. Чертыхнувшись, она встала и подошла к окну: должно быть сова запоздала с письмом. Резко распахнув створки, она лицом к лицу столкнулась с ошеломленным Малфоем, едва удержавшимся на метле и явно не ожидавшим ее появления. Наконец, первой обретя дар речи, Гермиона одновременно удивленно и раздраженно выпалила:

— Малфой! Какого черта ты здесь делаешь?

Драко не заметил такого внезапного появления Грейнджер и едва не свалился с метлы от неожиданности. Быстро обретя равновесие, он раздраженно посмотрел на Гермиону, будто это она пыталась вломиться к нему в комнату посреди ночи. Паника, царившая у него в голове, никак не отразилась на его равнодушном, поистине аристократическом лице. Неподвижно застыв на метле, он судорожно соображал, что же ответить, чтобы не выглядеть глупо. Молчание затянулось, но ненавистная староста, видимо, собиралась получить ответ во что бы то ни стало, и, молча сверлила его взглядом, нетерпеливо постукивая пальцами по подоконнику. Наконец, решив, что лучшая защита — нападение, он самодовольно ухмыльнулся и с напускной непринужденностью бросил:

— Грейнджер, в чем дело? У тебя такой расстроенный вид... А-а-а, ты наверно ждала Уизли, да?

Гермиона не ответила, но при упоминании Рона непроизвольно вздрогнула, что не укрылось от изучающего взгляда Малфоя. «Неужели он тоже знает? — мелькнуло у нее в голове. — Кто угодно, только не он!» В ужасе от этого предположения, она не могла вымолвить ни слова, мысленно молясь всем богам, чтобы Малфой не знал наверняка о произошедшем, и брошенная им фраза оказалась случайной.

Драко же, обнаружив, что попал в яблочко, пошел в наступление:

— Неужели я угадал? Что ж, извини, я не настолько тупой, как Уизли. Мне вот всегда было интересно, что ты в нем нашла?

Гермиона опять не знала, что сказать. Пожалуй, это был первый раз, когда она задумалась над этим вопросом. Действительно, что она в нем нашла? Застигнутая врасплох, она не могла вспомнить ни одного положительного качества Рона. Все определения, которыми можно было бы его назвать и тем самым выгородить перед Малфоем, словно испарились. Отсутствие ответа на этот вопрос вывело из себя всезнающую старосту, и она язвительно выпалила:

— Это не твое дело, Малфой. Мне больше интересно, что ты здесь забыл? Решил в гости зайти? Как это мило с твоей стороны!

«Черт, не удалось выбить ее из колеи»,— раздосадованно подумал Драко и, собираясь как можно скорее закончить эту глупую встречу, безразлично ответил:

— Не обольщайся, Грейнджер. Всего лишь конфеты тебе хотел подарить...

— Ты? Мне? Конфеты? — резко перебила его Грейнджер — услышанное повергло ее в шок. — С чего вдруг такая радость?

— Они от Гойла, — быстро добавил тот, догадавшись, о чем она подумала.

Видимо, это прозвучало недостаточно убедительно, поскольку Гермиона уставилась на него еще более удивленно.

— Захлопни рот, Грейнджер. Просто возьми их.

Драко протянул ей коробку, но Гермиона не спешила принимать ее. Заметив, что она смотрит на презент как-то недоверчиво, он резким движением разорвал упаковку и съел одну конфету.

— Вот видишь, Грейнджер, это всего лишь конфеты. Ведешь себя как ребенок, честное слово. Ну, мне пора.

С этими словами он положил посылку на подоконник, развернул метлу и через секунду исчез в темноте, словно его и не было, а Гермиона так и осталась стоять, недоумевая, с чего это Малфой стал таким покладистым, почти что вежливым. Возможно, Малфой заболел, или это очередной дурацкий прикол, или это привиделось ей. Последнее было маловероятно, потому что коробка все еще лежала перед ней. Есть конфеты Гермиона конечно не стала, но открытка все же вызвала в ней интерес. Вся в заколдованных двигающихся сердечках, розовая, безвкусная, она содержала не менее убогое признание в любви. Это было не в стиле слизеринцев, и уж точно не Гойла, да и Малфой вряд ли бегал бы по поручению Грега, скорее это была идея самого слизеринского старосты. Бессмысленность действий Драко немного настораживала, но Гермиона все же решила, что это просто очередная шутка, имеющая смысл только для самих слизеринцев, и швырнула открытку в мусорную корзину, не найдя в этой выходке и толики юмора. Потом вслед за ней отправилась и коробка.

Гермиона посчитала, что хватит с нее событий и переживаний на сегодня, и отправилась спать, отогнав рой мыслей, круживших в ее голове.

«Какого хрена я делаю? Веду себя как ребенок, — по пути в подземелья рассуждал Малфой. — И все из-за Блейза с его шуточками над Грейнджер. Сам-то побежал к Панси, стоило ей позвать его, а мне разгребать этот детский сад. Хотя, они же еще дети, шестой курс, что с них взять. Забини с конфетами и открытками, Грейнджер, теряющая дар речи при упоминании этого идиота, Уизли, Астория со своей ревностью... Это все, конечно, весело и забавно, но надо выяснить, что за портал меня сюда закинул. Не могу же я вечно быть здесь. Завтра просто необходимо наведаться в библиотеку, что бы ни случилось».