Практикант (джен)

«Во исполнение протокола B-22 принять меры к сохранению секретности касательно проведенной операции против Ангела Сахиила...»

Из приказа адмирала Макрейвена, командующего объединенными войсками ООН в Юго-восточном регионе.

— Теперь-то ты понимаешь, что у нас просто не было другого выхода! — размахивая зажатой в руке сигаретой, горячо доказывала Акаги.

Вскоре после боя, удостоверившись, что более нет никакой опасности и отдав необходимые указания техническим службам, Мисато буквально силой увела Рицко в её лабораторию и потребовала от той объяснений. Доктор Акаги вначале пыталась отговориться большим объемом работы, но вскоре сдалась под бешеным напором подруги. Она хорошо знала капитана Кацураги и понимала, что пока та не вытрясет из неё все подробности о том, почему только что приехавшего сына Командующего сразу бросают в бой, не успокоится. Поэтому Рицко заперла лабораторию, включила вытяжку на полную и, открыв новую пачку сигарет, принялась терпеливо отвечать на вопросы Мисато. Их беседа, больше походившая на допрос, длилась уже второй час. На столе стоял пустой кофейник и пепельница, полная окурков. Кондиционер едва справлялся, разгоняя в помещении табачный дым. Наедине с подругой Рицко могла позволить сбросить ненадолго маску холодности и вести себя естественно. От непомерного объёма выпитого кофе она раскраснелась, в глазах появился безумный блеск учёного, стоящего на пороге мирового открытия, а в движения стали излишне резкими и порывистыми.

— Мы как раз закончили отладку тестового юнита и нам нужен был только пилот.

— И им совершенно случайно оказался Синдзи? — лукаво посмотрела на неё Мисато.

— Ну, положим, совсем не случайно... — протянула Рицко. — Ладно! Ты и так скоро бы узнала. Ноль-первый, по сути, тоже экспериментальная модель. Его строили с учётом опыта нулевого. Заодно решили проверить на нем и некоторые идеи...

— Какие идеи? И при чем тут Синдзи? — непонимающе нахмурилась брюнетка.

— Как ты знаешь, всех детей сотрудников Nerv, родившихся после Второго Удара, негласно тестировали специалисты из Marduk. Они-то и выяснили, что у Синдзи есть потенциал для управления Евангелионом. Небольшой, но у других и того не было. Для ясности: даже у Рэй показатели первичных тестов оказались выше. И тогда для гарантированной синхронизации решили наложить психоматрицу Синдзи на нервную сеть юнита...

— Постой-постой! Ты хочешь сказать, что эту фиолетовую дуру строили специально для Синдзи? — удивлению Мисато не было предела.

— У нас нет других пилотов, — пожала плечами Рицко. — Да и потом — идея уже себя оправдала. Первая синхронизация в пределах сорока пяти процентов! Мы сначала просто хотели активировать систему псевдопилота, но он смог управлять юнитом! Да, не слишком хорошо, но всё же. Ничего, подучим и в бой!

— Ты думаешь, атаки Ангелов не прекратятся?

— Где двое, там может быть и третий...

* * *

Приемный покой травматологического отделения Центрального госпиталя Nerv не пустовал никогда. Увы, но любая масштабная стройка, а, в особенности, оборудование такого масштабного комплекса как Геофронт, всегда сопряжена с разного рода травмами среди персонала. Как бы ни пеклись о безопасности и трудовой дисциплине прорабы и бригадиры, человеческий фактор и трагические случайности собирали свою кровавую жатву. По счастью смертельных случаев за годы, прошедшие со дня запуска проекта по обустройству подземной каверны, было немного. Чего не скажешь о производственных травмах. Нет, с мелкими проблемами со здоровьем служащие института, традиционно для Японии, предпочитали справляться самостоятельно. Ведь страховка страховкой, но кому охота терять в зарплате и прослыть лентяем и неумехой в глазах начальства из-за пустячного ушиба или царапины? Да еще и получать штраф, если травма получена по собственной глупости? Но даже на этом фоне хватало и более серьёзных случаев, вроде переломов или ран. Поэтому у медперсонала и заведующего Травматологией всегда хватало работы.

Доктор Маэно Рокуро в своей жизни видел всякое. Он родился и вырос в начале пятидесятых годов в небольшом портовом городке. Шестой сын в бедной рыбацкой семье, перед ним открывалось немного способов устроить свою судьбу. Самым простым и прибыльным решением было бы примкнуть к какой-либо шайке, что десятками кишели в доках, крышуя подпольные публичные дома и нелегальные казино. Второй наиболее доступный вариант опять же приводил его в порт. Впрочем, вся жизнь их городка была так или иначе связана с морем и обслуживанием приходивших кораблей. Но наниматься разнорабочим? Мальчиком принеси-подай? Эта тяжелая монотонная работа, начинающаяся задолго до рассвета и заканчивающаяся с темнотой, не слишком привлекала Рокуро. О том, чтобы по семейной традиции стать рыбаком, он даже не задумывался. И поэтому, отличавшийся своеволием и не желавший беспрекословно подчиняться отцу и старшему брату, парень, недолго думая, выбрал первый вариант.

Смекалки, ума и хитрости Маэно хватило, чтобы влиться в ряды банды старика Каташи, держателя пары игорных домов и промышлявшего рэкетом среди мелких лавочек порта. А природной силы и ловкости оказалось достаточно, чтобы занять не последнее место в иерархии шайки. Впоследствии он не любил вспоминать о тех днях своей жизни. За пять лет грязной и кровавой службы у него получилось скопить немного наличности и умудриться ни разу крупно не попасться полиции. После очередного передела сфер влияния в доках между большими боссами его отряд был почти полностью вырезан, а сам он буквально чудом сумел избежать лап смерти. Отлежавшись и залечив раны, Рокуро решил более не гневить судьбу и тихо переехал в соседнюю префектуру, обрывая все связи со своим прошлым. Там от природы неглупый молодой человек поступил в небольшой медицинский колледж на ускоренные курсы врача-травматолога. Всё что он умел делать действительно хорошо, так это калечить людей и теперь Маэно собирался научиться лечить их.

Во время учебы Маэно вступил в Японское Общество Красного Креста. Это позволило ему устроиться на подработку в местную больницу санитаром, а после выпуска и занять должность ассистента врача-травматолога. Однако проработал он там недолго. Вскоре ему предложили поучаствовать в деятельности Красного Креста за пределами Японии, главным образом, в странах юго-восточной Азии. Эпидемии, стихийные бедствия и военные конфликты... Качественна медицинская помощь требовалась во многих местах и Рокуро не стал отказываться. Несмотря на возможные риски, платили хорошо, да и дома его никто не ждал. Родители не слишком жаждали общения с сыном-преступником, оставшиеся в живых бывшие подельники с радостью выпустили бы ему кишки, а семьёй он так и не обзавелся. И следующие двадцать лет его жизни прошли в разъездах по всему региону. Эти годы дали ему богатейший опыт, и, хоть он не раз оказывался на волосок от смерти, о своём решении он не жалел.

Наконец, Маэно решил остепениться и вернуться на постоянное жительство в Японию. Новый 1995-ый год он встречал в небольшой съёмной квартирке на окраине Кобе. Получив работу в одной из местных больниц, Рокуро считал, что настал заслуженный отдых, но мирная жизнь длилась недолго. Рано утром 17 января сильное землетрясение практически уничтожило город. В хаосе тех дней он, как-то совершенно неожиданно для себя, стал руководителем одного из госпиталей, организованных для оказания помощи пострадавшим. А после ликвидации последствий землетрясения и возглавил местную клинику Красного Креста.

Постепенно всё наладилось. Обладающий неплохими руководящими задатками Маэно управлял клиникой, разбирал наиболее тяжелые случаи и тренировал себе смену. Когда осенью 2000-го года случился глобальный катаклизм, позднее названный Вторым Ударом, и гигантское цунами в который раз полностью разрушило Кобе, Рокуро смог уцелеть. Он остался одним из немногих выживших квалифицированных врачей. После изнурительных недель заполненных нескончаемым потоком раненых и больных со всей префектуры, его шатало буквально от ветра. К счастью вскоре подоспела помощь правительства и он получил небольшую передышку. Которая неожиданно закончилась повесткой о мобилизации в действующую армию. Страна, в общемировом хаосе избавившаяся от жесткого внешнего контроля США, утратила многие экономические связи и остро нуждалась в ресурсах. И вновь перед ним замелькали знакомые места: Корея, Китай, Филиппины, Индонезия. Раненые и искалеченные, солдаты и мирные жители, он давно научился абстрагироваться от человека, уделяя всё своё внимание правильному и точному, но несколько механическому и бездушному лечению. Япония, не смотря на все войны и катастрофы, выстояла и смогла утвердить своё господство в регионе. В 2010-ом Маэно ушел из армии и поселился в недавно отстроенном, на месте небольшого городка Хаконэ, Токио-3 — мегаполисе, задуманном как научно-промышленный центр. Там-то его и завербовали на работу в МСО Nerv.

Центральный госпиталь института располагался в монументальной пирамиде Штаб-квартиры. Прежде чем Маэно получил пост заведующего травматологией, ему пришлось дать такое количество подписок о неразглашении секретных сведений, что он уже начал было жалеть о своем согласии на эту должность. Но когда Рокуро впервые увидел свое новое рабочее место, он готов был простить чиновникам и контрразведке Nerv любые измывательства. Просторная приемная и чуть ли не с футбольное поле зал для обследования и лечения пациентов, оснащенный самой современной, а порой и вовсе экспериментальной, существующей в единственном экземпляре, техникой. Грамотный персонал, легко понимающий его указания и не боящийся брать ответственность за принятые решения.* Спокойная и деловая обстановка, без суеты и разгильдяйства, свойственных тыловым армейским госпиталям. Всё это живительным бальзамом пролилось на зачерствевшее сердце уставшего от войны и хаоса катастроф, уже немолодого японца и он с головой ушел в такую привычную и необходимую работу. С тех пор прошло уже почти пять лет...

Этот день для Маэно начался с сирены общей тревоги, разнесшейся по всему Геофронту. Уставший и не выспавшийся после ночной смены, он явился в госпиталь, где ему сходу пришлось выдержать спор с мордоворотами из Оперативного отдела. Эти идиоты хотели забрать и перевезти куда-то его единственную, на сегодняшний день, пациентку — четырнадцатилетнюю девочку-альбиноску, с тяжелейшими травмами доставленную пару дней назад. Увы, но после личного звонка от Командующего ему пришлось уступить, послав сопровождать больную пару наиболее толковых медсестер. Еще через некоторое время его отправили с укомплектованной на все случаи машиной медпомощи встречать на станции вокзала пациента. Это было странно. Даже когда пару лет назад в одной из лабораторий произошел взрыв и сильно пострадал заместитель Командующего Козо Фуюцки, то его со всеми предосторожностями доставили в госпиталь, а не дергали на место происшествия Маэно. Тем удивительней было обнаружить, что пострадавший всего лишь худощавый растерянный подросток, в изодранной, со следами копоти и пятнах крови, одежде, баюкающий на груди вывихнутую руку. Обследовав его, Рокуро почувствовал легкое раздражение, ибо случай был простейший, ничего неотложного, что не терпело бы до приезда в госпиталь. Хотя, при осмотре головы с помощью портативного медсканера, взгляд зацепился было за небольшую аномалию, но в следующий момент та пропала.

И все же парнишка был не так прост, как могло показаться с первого раза. На вокзал он прибыл с капитаном Кацураги — главой Оперативного отдела. Кто может заявиться в закрытый по тревоге Геофронт с таким сопровождением? Сын Командующего? Новый пилот? Маэно усмехнулся про себя разыгравшейся фантазии. Увы, но медкарты пациента он так и не получил. Еще одна странность! Она была засекречена по высшему уровню допуска. И подростка и Мисато забрала с собой доктор Акаги Рицко и Рокуро осталось только вернуться в госпиталь, гадая про себя, кем же был его неожиданный пациент. А вскоре ему и вовсе стало не до раздумий. Стены заходили ходуном, как при землетрясении и в травматологию стали поступать первые пострадавшие.

Часы на стене отсчитывали последние минуты до полуночи, когда Маэно устало смахнул выступивший на лбу пот. Только что он закончил фиксировать довольно сложный закрытый перелом бедра и у него появилась минутка отдыха, пока ассистентки заканчивают со старым и готовят к осмотру нового пациента. Устало сев за стол в приемной, Рокуро заглянул в компьютер на список очереди больных. На экране моргала красная строчка срочной помощи. Его взгляд зацепился за знакомое имя. Синдзи. Кажется так звали того паренька, которому он вправлял вывих сегодня? Подогреваемый разгоревшимся с новой силой любопытством, Маэно прошел в процедурный зал. Там его ассистентки суетились у кровати с лежащим без сознания больным. Ничего страшного на первый взгляд — пара порезов, на лице и на боку, да ожог на груди.

«Главное, чтобы сустав не сместился, остальное поправим», — подумал Рокуро.

Он лично занялся раной на лице парня. Она была на удивление аккуратна, без рваных краев и грязи. Создавалось такое ощущение, что кожа просто расслоилась изнутри. Когда его тонкие пальцы уверенными движениями накладывали аккуратные стежки, он вспомнил, где уже видел такое. Да и LCL, тонкой коркой подсыхающая на теле и одежде парня, была ему знакома. Так-так, неужели и правда новый пилот? Вот, значит, почему малышку Рэй так быстро вернули в палату, нашли все-таки замену. В остальном же травмы парнишки, за исключением их непонятного происхождения, были самыми обычными. Но когда ассистентка, для большего удобства наложения швов, наклонила на бок голову пациента, Маэно заметил на его шее обширную гематому. Быстро закончив последние стежки, самым внимательным образом осмотрел его затылок. И большая шишка в основании черепа с подсохшей капелькой крови в месте укола ему очень не понравилась.

— Срочно на МРТ, — распорядился он.

Просмотрев первые же снимки, Маэно едва не выругался вслух. И как вот это прикажете лечить, если даже медкарта больного для него до сих пор засекречена? Махнув рукой подчиненным заканчивать самостоятельно, он прошел к своему столу и, взяв трубку телефона, решительно набрал нужный номер:

— Профессор Акаги? Вы не могли бы посетить Травматологию?

* * *

Синдзи проснулся от яркого солнечного света, заливающего помещение. Отражаясь от белого пластика стен, тот искрился и бликовал на гладкой поверхности, убивая даже малейшие намеки на тень. Первое, что бросилось ему в глаза — это совершенно незнакомый потолок. Некоторое время он бездумно пялился на него. В голове была просто оглушительная тишина. В комнате, впрочем, тоже. До его сознания не доносилось ни единого звука. И поэтому тихий писк какого-то прибора, стоявшего по правую сторону от его кровати, прозвучал подобно трубе, разрушившей Иерихон. Он подскочил было, но тут же со стоном повалился обратно. Все тело ломило, как после целого дня физических тренировок на военных сборах в первом классе средней школы. Синдзи огляделся. Просторное помещение напоминало медицинскую палату в клинике Красного Креста, где ему однажды довелось лежать с аппендицитом. Из всей обстановки в комнате были только кровать, стойка с медицинскими приборами, от которой тянулись закрепленные к его телу провода, пара стульев у стены, да тумба с кувшином воды на ней. Он тут же почувствовал нестерпимую жажду и неприятный ржавый привкус на языке, который словно присох к небу. Трясущейся правой рукой парень потянулся к кувшину, плеснул воды в стоящий рядом стакан и с жадностью выпил. Прохладная влага хлынула по пищеводу, принося удивительное ощущение свежести. Напившись, Синдзи откинулся на подушке и приготовился ждать: рано или поздно, кто-нибудь войдет сюда и расскажет ему, где он и что происходит. И хотя логика подсказывала ему единственно верный вариант, внутренний голос упрямо твердил, что таких просторных одноместных палат просто не бывает ни в одной клинике.

Тем не менее, последние сомнения о его местонахождении развеяла вошедшая в палату медсестра в голубом халате и с медицинским журналом под мышкой. Она сразу заметила, что пациент пришел в сознание и, ободряюще улыбнувшись ему, спросила:

— Очнулись? Замечательно. Полежите немного, сейчас придет доктор.

Шустро записав показания приборов, она ушла, указав напоследок, чтобы Синдзи не пытался вставать с кровати. Хотя последнее было излишним. После того, как он неудачно пошевелился, набирая воды, в затылке что-то остро стрельнуло и стало неприятно ныть. Он поудобнее устроился на подушках, стараясь абстрагироваться от боли, да так, что почти задремал и не сразу услышал как дверь в палату вновь отворилась. На этот раз в сопровождении медсестры пришел давешний знакомый врач, который вправлял ему вывих.

— Здравствуйте, юноша. Как ваше самочувствие?

— Здравствуйте, доктор Маэно, — у Синдзи была прекрасная память на имена. — Тело ломит и голова болит. Что со мной произошло?

— А вы не помните? — заинтересованно поднял бровь врач. — У вас общее истощение организма, несколько неопасных ран, ожог второй степени на груди и множество ссадин и ушибов по всему телу. Про вывих, я думаю, вы не должны забыть, да.

— Да помню... Просто я не понимаю...

— О природе ваших травм, расспросИте профессора Акаги. Моя же задача — как можно скорее поставить вас на ноги. Итак, у вас головные боли, где именно?..

И, пока медсестра убирала датчики и выключала приборы, доктор Рокуро провел быстрый опрос. А затем, убедившись, что пациент способен самостоятельно передвигаться, отправил его на обследование и ушел завершать обход. К большой печали Синдзи, завтрака ему сегодня не полагалось, только обед, из-за необходимости сдавать анализы.

Медленно, словно старый дед, он шаркал по коридору при поддержке медсестры, когда им навстречу выехала каталка, толкаемая шедшим позади санитаром. На ней под капельницей, вся обмотанная бинтами, лежала хрупкая девочка-подросток. В беспорядке торчащие из-под бинтов серые, со стальным отливом, волосы и миловидный, показавшийся до боли знакомым, овал лица. В этот миг она почему-то до безумия напомнила его мать, которую он почти не помнил и видел лишь на немногочисленных оставшихся фотографиях. Тех самых, на которых у отца еще можно было увидеть открытую искреннюю улыбку... Повязка на ее лице закрывала правый глаз, но второй смотрел прямо на него, сверкая алой радужкой. Синдзи поймал её взгляд и вздрогнул от неожиданности: он уже видел такие глаза. Но где?! Память отказывалась говорить. Медсестра тронула его за плечо и Синдзи, словно очнувшись от наваждения, покорно поплелся дальше. Обследования и анализы заняли почти пол дня. Когда, наконец, он вернулся в свою палату, то был настолько вымотан, что едва смог проглотить принесенный ему больничный обед и провалился в сон, едва коснувшись головой подушки.

Сказалась ли накопившаяся усталость или это был посттравматический синдром, но в царстве Морфея к нему вновь явились непрошенными тревожные образы из чужой жизни. Незнакомые люди, странные места и пугающие события. И как кульминация — горящий адским пламенем взор серокожего уродца и изумрудная вспышка, поглощающая сознание. Он вынырнул из тяжкого забыться в холодной испарине и болезненным гулом в висках от бешено колотящегося сердца.

«Нет, это уже чересчур, — заметалась в его сознании паническая мысль. — Какого черта со мной творится?!»

Синдзи постарался успокоиться и стал перебирать в памяти все необычные события, происходившие в его прошлом. И все же, как не пытался, но так и не смог вспомнить хоть что-то существенное. Выходило, что до своего приезда в Токио-3, он вел жизнь обычного японского школьника, каких тысячи.

«Значит, что-то случилось уже здесь, — решил он. — Осталось понять, что».

Самокопание прервала принесшая ужин медсестра. Поставив перед ним на кровать поднос с пятью небольшими тарелками, заполненными традиционными блюдами вроде риса с овощами, супа и жареной рыбы, она удалилась, пожелав напоследок приятного аппетита. Расправившись с едой, он решил немного размяться. Поставив поднос посудой на тумбу, с кряхтением встал с кровати и проковылял к окну, занимавшему всю стену. Там в начинающихся сумерках виднелись густые кроны леса, а вместо неба перемигивающийся огнями купол с висящими зданиями Токио-3. Синдзи долго стоял, любуясь видом, пока в голову не начали лезть посторонние мысли.

Утром он вспомнил, как Ангел рассек своим орудием... его лицо?.. или все-таки маску Евы? И проведя тогда рукой по месту памятного удара, его пальцы ощутили воспалившиеся бугры раны. Но как такое возможно, ведь он точно помнил, что находился внутри юнита. Список вопросов к доктору Акаги становился все больше. За весь день в больнице ему на глаза не попалось ни одного самого захудалого зеркала и Синдзи только и оставалось, что изнывать от любопытства. Во время осмотра, Маэно проверил состояние швов на его лице, а молоденькая ассистентка даже нанесла густую пахучую мазь на воспаленную область.

Положив руку на прохладное стекло, Синдзи попробовал рассмотреть в нем свое отражение. Под потолком зажглись и стали медленно разгораться энергосберегающие лампы. В их тусклом свете на зеркально гладкой поверхности стало проступать его бледное и осунувшееся лицо. Покрытое многочисленными ссадинами, с наливающейся синевой здоровенной шишкой на лбу, по нему наискось шел аккуратно зашитый порез. Начинающийся над правой бровью, он пересекал переносицу и наполовину рассекал левую щеку.

«Да-а, красавец, — подумал он. — Только черной пиратской повязки и не хватает».

Дверь за его спиной бесшумно отворилась и в образовавшийся проем сунулась любопытная мордочка капитана Кацураги. Увидев, что он не спит, она прошла в палату и встала рядом с ним у окна.

— Привет, Синдзи! Ну как ты тут? Не скучаешь?

Сегодня, в дополнение к уже виденному им коричневому платью, на ней была красная форменная куртка со знаками различия института Nerv на рукаве и в петлицах.

— Здравствуйте, Мисато. За окном потрясающие виды, — он обернулся к ней и продолжил с кривой улыбкой, — жаль только звука нет и канал переключить нельзя.

— Ты немногое потерял, — хохотнула она. — По ящику сегодня одни важные шишки.

— Н-да? И о чем поют? Очередные дифирамбы доблестным войскам ООН, остановившим коварного врага?

Еще со времен новой мировой войны, приключившейся после Второго Удара новостные ленты практически всех каналов постоянно мусолили разные вести с многочисленных фронтов. Выступления генералов и отчеты штабных офицеров звучали едва ли не чаще политиков и звезд шоу-бизнеса. За многие годы это успело набить оскомину даже японцам, традиционно уважительно относящиеся к армии. И поэтому на сарказм в голосе Синдзи Мисато не обратила никакого внимания.

— Говорят о Евангелионе, что он спас город от уничтожения Ангелом.

— Да уж, спас... — невесело хмыкнул парень. — Скорее, разнес его на пару с этим монстром.

— Здания не люди, Синдзи, их можно заново отстроить, — серьезно заметила капитан Кацураги. — Ты молодец, правда. Не каждый решится вот так с ходу вступить в бой с неизвестным противником. Я к своему докладу начальству добавила представление тебя к награде. Может, медаль дадут.

— Лучше если деньгами, Мисато, — улыбнулся он. — Так гораздо практичнее.

Некоторое время они стояли молча, глядя как ветер качает кроны деревьев и с вершины купола серебристой нитью спускается монорельс, пока Синдзи не спросил:

— И что теперь будет? Я правильно понимаю, что меня добровольно-принудительно записали в пилоты?

— Ты единственный, кто может управлять этой Евой, Синдзи, — серьезно сказала Мисато.

— Ладно, не дурак, я все понимаю, — вздохнул он. — Что ж, надеюсь, зарплаты у вас высокие. А куда меня поселят?

— Ты разве не с отцом будешь жить? — растерялась она.

— Вот уж вряд ли, — усмехнулся он. — Два Икари под одной крышей — дурная примета. Или он меня придушит или я ему в кофе яду налью.

— Оу... — только и смогла ошарашено выдохнуть Мисато. — За что же ты так не любишь Командующего?

— Есть причины. Так что, — Синдзи решительно увел разговор в сторону, — скорее всего, попрошу выделить мне какую-нибудь комнатку. В институте есть общежития для персонала?

— Ты знаешь, — задумчиво протянула она, — я недавно въехала в новую квартиру для офицеров Nerv. Там комнат, как в Штабе, заблудиться можно. Если хочешь, можешь жить у меня.

— Спасибо за предложение, Мисато-сан. Но я привык быть один.

— Раньше ты, вроде, жил с родственниками?

— Не совсем, — Синдзи улыбнулся, вспоминая. — В семье дяди трое детей и все младше меня. Я, конечно, сидел иной раз с малышами, но, понимаете, от них столько шума... Этот постоянный крикливый хаос...

— И ты сбежал от них?

— Ну да. Сменял стипендию лучшего ученика потока на комнату в общаге, — не без гордости поведал он. — Так что не беспокойтесь так, Мисато-сан, не пропаду я один.

— Ладно. Надолго ты здесь? Я пыталась найти Маэно, но старый лис куда-то запропастился.

— Если все будет хорошо, то завтра-послезавтра обещали выписать...

В этот момент вернулась медсестра со стаканчиком лекарств. Заметив, что пациент не один она постаралась выпроводить незваную гостью. Мисато, быстро распрощавшись, выскочила прочь, пообещав напоследок заглянуть на следующий день и принести одежду, взамен испорченной в LCL. Командным тоном, загнав больного в постель, медсестра вручила ему лекарства и велела выпить. Под ее строгим взором Синдзи не осталось ничего другого, кроме как подчиниться...

* * *

На следующий день доктор Маэно долго что-то рассматривал на компьютере, пока, наконец, не обратился к Синдзи:

— Ну что же, молодой человек... Не скажу что вы полностью здоровы, но смысла держать вас более в госпитале я не вижу. Поэтому сейчас отправляйтесь пока в свою палату. Я уже связался с вашим куратором, за вами приедут. Пакет с лекарствами заберете на выходе.

— Мне уже и куратора назначили? — несколько обескураженно спросил Синдзи.

— А как же иначе? Профессор Акаги Рицко, да. Гордитесь, не смотря на молодость — первоклассный специалист, докторская степень по генетике. Вам необычайно повезло.

— Да уж... — пробормотал он.

Выйдя из кабинета доктора Маэно, Синдзи отправился неторопливо прогуливаться по коридору возле своей палаты. Он не хотел признаваться сам себе, но в глубине души все же надеялся вновь увидеть ту девочку с кроваво-красными глазами. Ему не давала покоя не только ее необычная внешность, но и поразительное сходство с его погибшей много лет назад матерью. На его прямой вопрос о ней, Маэно лишь понимающе покачал головой и заявил что не в праве говорить о своей пациентке. Однако намекнул погрустневшему Синдзи, что она сотрудница Научного отдела и у них еще будет возможность встретиться. Долго слоняться по коридору ему не дали. Проходившая мимо медсестра, не слушая никаких возражений, загнала его обратно в палату.

Время тянулось тягуче медленно. Из-за отсутствия в палате хоть каких-то развлечений, вроде банального телевизора, ему приходилось просто лежать на кровати и бездумно рассматривать блики света на потолке. Синдзи уже готов был взвыть от скуки, когда в коридоре послышались приглушенные шаги и в палату вошел сам Командующий Икари. Он был одет в темно-синие брюки и китель с золотыми петлицами. Распахнутый на груди, тот демонстрировал всем и каждому вызывающе-красную футболку с воротником под горло. На руках надеты белые парадные перчатки. Синдзи мысленно поморщился: и как он только ходит во всем этом в самую жару?

Командующий поправил сползшие на нос очки с желтыми стеклами. Аккуратно подстриженная и ухоженная борода обрамляла его жесткое волевое лицо. А на голове как всегда бардак — черные волосы не слушались никакой расчески. Эта, безусловно, фамильная черта передалась и Синдзи, он тоже никогда не мог усмирить свою прическу.

— Здравствуй, сын, — с абсолютно нечитаемым лицом возвестил Гендо.

— Отец, — садясь на кровати, криво улыбнулся подросток.

Они смотрели друг другу в глаза и никто не желал уступать в этом поединке взоров. Наконец, Синдзи сказал:

— Я не разучился играть в гляделки за эти три года, если ты пришел сюда за этим.

— Не только. Я принес твои новые документы. Всегда носи при себе.

Командующий извлек из кармана пару бэйджей с удостоверениями и небрежно бросил на кровать. Синдзи взял их и, держа в руке наподобие веера, внимательно оглядел. Первая, оранжево-белая карта, оказалась пропуском в Геофронт для прохождения практики в институте Nerv. Вторая же, нежно-салатового оттенка, с защитным рисунком из стилизованных листьев павловнии, оказалась и вовсе универсальным удостоверением личности. Его совсем недавно повсеместно ввели во всей Японии. И вот теперь Синдзи с любопытством рассматривал столь важный документ.

«Фотография со школьного пропуска, — заметил он. — Ну и глупая же рожа тогда получилась».

Однако что-то еще царапало взгляд. И когда он понял что, то чуть не задохнулся от возмущения:

— Рокобунги?! С чего вдруг?

— Конспирация, — просто ответил Гендо. — Личность пилота не следует знать посторонним.

— Опять твои секреты?

— Это для твоего же блага, — безразлично пожал плечами Командующий.

— Снова это всеобщее благо! Маме ты тоже такое говорил?! — вдруг зло прошипел Синдзи. — Мы всегда были тебе безразличны, ты только о работе и думал! Считаешь, я не узнал этого твоего голема? Как там его, Евангелион? Я ведь хорошо помню, что случилось в тот день!..

Гендо смотрел в полыхающие ненавистью глаза сына. Радужка с последней их встречи почему-то изменила свой цвет с карего на ярко-зелёный. Покрытый красной сетью полопавшихся капилляров белок давал необычный и пугающий контраст.

— Сейчас не время и не место для таких разговоров, — медленно произнес он, когда пауза чересчур затянулась.

— Ну да, конечно... — Синдзи отвернулся от него.

Накалившуюся обстановку несколько разрядила ввалившаяся в палату с какой-то камуфлированной сумкой в руках Мисато.

— Синдзи! Я принесла те... ой! — она увидела, что пациент не один. — Здравствуйте, господин Командующий! А я вот тут... Вот!..

— Я вижу, капитан, — его голос был все так же бесстрастен. — Что ж, не буду вам мешать.

Уже уходя, Гендо на мгновение задержался на пороге и, полуобернувшись, сказал:

— Я доволен тобой, сын.

* * *

Пока Синдзи с капитаном Кацураги поднимались на лифте в здание, где располагалась Канцелярия Nerv, его буквально трясло всего от бешенства. Видя такое состояние парня, Мисато старалась не лезть к нему с пустыми разговорами. Она уже знала, что командование, тотально засекречивая все, что касалось проекта Евангелион, решило даже подкорректировать биографию Синдзи. И теперь его настоящее имя значилось лишь в немногих, закрытых особым уровнем секретности, документах. Так и получилось, что официально пилот Икари курировался доктором Акаги из Научного отдела. А вот простой школьник Синдзи Рокобунги будет проходить практику в Оперативном отделе капитана Кацураги. И то ей с большим трудом удалось отвоевать себе право быть его куратором. И все же Мисато не понимала, как такие логичные и правильные меры могли столь сильно разгневать парня. Или дело было в чем-то ином?

Синдзи, бледный от злости, стоял рядом, нервно сжимая здоровой рукой лямку висевшего на плече легкого армейского баула. Теперь на нем была надета белая форменная рубашка с коротким рукавом. Почти такая же, что и в тот день, когда он приехал в Токио-3. Брюки песочного цвета, подпоясанные простым брезентовым ремнем с вездесущим логотипом Nerv на пряжке. Легкие и удобные полуботинки из дышащей замши. Все эти вещи, принесенные капитаном Кацураги, оказалась типовой формой служащего института. Идущие в комплекте куртку и кепку он запихал обратно в баул из-под одежды. По словам Мисато на поверхности стояла просто удушающая жара. Туда же отправился и пакет с лекарствами, который ему на выходе вручила одна из молоденьких ассистенток доктора Маэно.

Наконец долгий подъем закончился и двери лифта открылись в просторном фойе, искусно отделанном мрамором. Канцелярия института Nerv разместилась в одном из многочисленных офисных зданий в центре Токио-3, что во время угрозы могли быть убраны внутрь Геофронта. Их с Мисато без разговоров провели в святая святых — просторное помещение на самом нижнем уровне, где пол был выполнен из прозрачного бронестекла, открывая вид на пирамиду Штаб-квартиры. Явно немаленького ранга чиновник, в скромном деловом костюме стоимостью с месячную зарплату начальника отдела, терпеливо объяснил Синдзи нюансы его новой жизни. Перевод в спецшколу, оформленная задним числом практика в институте и мобилизация в качестве пилота Евангелиона. После чего выложил перед обалдевшим от обилия новой информации парнем изрядную кипу документов, которую тот должен был прочесть и подписать.

Пока Синдзи возился с бумагами, он услышал обрывок тихого разговора Мисато и чиновника Канцелярии:

— Они будут жить отдельно друг от друга?..

— Для Икари и его сына это в порядке вещей...

Да уж, абсолютно нормально, что родной отец не желает его знать. Небрежно сказанные слова явного представителя спецслужб, настолько у того была не запоминающаяся внешность и добрые внимательные глаза, еще сильнее разожгли в его душе огонек обиды и гнева.

Наконец, спустя пару часов, истратив на подписание разных документов и циркуляров, пару фунтов нервов, они покинули этот храм бюрократии. В холле на ресепшене у капитана Кацураги внезапно зазвонил мобильный телефон. Дикий визг ультрасовременной мелодии известного диджея, заставил оглянуться в их сторону всех, кто находился в зале. Выхватив трубку, Мисато оттащила Синдзи к окну, где стала приглушенно переговариваться с неведомым собеседником.

— Да, хорошо... Сейчас?.. — девушка посмотрела на свои часы, потом на него, что-то решая про себя. — Ясно. Уже иду.

Она убрала мобильник и обратилась к парню:

— Синдзи, мне нужно отлучиться ненадолго по делам отдела, ты же подождешь меня здесь? Я постараюсь быстро.

— Конечно, Мисато-сан, — кисло улыбнулся он.

Когда она ушла, Синдзи так и остался стоять у окна, бездумно смотря на Геофронт с высоты птичьего полета. Буря в душе не утихала. Ему нужно пройтись немного одному и успокоиться. Идет оно все к черту! Он не маленький, сам способен добраться до нового дома. Все необходимые бумаги ему выдали и теперь его ничто не держит здесь. Выяснив из документов свой новый адрес, он, оставил милой девушке на ресепшене записку для Мисато и, выспросив у нее же короткий путь до ближайшего выхода, уверенно зашагал прочь.

*Примечание автора: здесь следует заметить, что организация лечения больных в клиниках Японии несколько отличается от постсоветской или западной. Хотя и есть многие схожие черты. Если кому интересно, вот ссылка, где раскрываются некоторые подробности: http://www.livejournal.ru/travel/themes/id/2107

К вопросу об ответственности. Сегодня в Японии нередки случаи, когда врач отказывается принимать решения в сложных или заведомо безнадежных по его мнению случаях. Или просто из-за отсутствия страховки. И многие пациенты умирают, хотя их можно было попытаться спасти.