Ты не победишь! (гет)

Утро пятницы продолжило прекрасную традицию невезенья. Как вы уже поняли, я проспала. Бессовестно и безбожно. Если бы папа не ворвался в мою комнату, изображая вой пожарной сирены, не видать бы мне знакомства с благонравным Нотинстоном!

— Спасибо, пап! — после принятия реальности и пары злобных зырков в сторону будильника крикнула я.

Отец, браво отсалютовав, унесся в кухню. Сразу как убедился, что его идеальная дочь, скоротавшая ночку за выполнением Хеллфаеровых поручений, наконец, очнулась от сна. Поправочка: папа наивно полагал, что я зачитывалась Азбукой или мультики смотрела до трех часов утра. Я же была его маленькой девочкой, наивной и беззащитной. Зачем мне в "трясину грязи, похоти и досужих сплетен"? Это он так о репортерской среде отзывался. До зубной боли положительно.

Папочка и у меня крылья писательства подрубал. Отплевывался от любых, даже самых талантливых репортажей, третировал крикливые обложки модных журналов. А уж на детища "Once upon a time", того хуже, даже смотреть запрещал. Аргументировал мой диктатор сие термоядерно непробиваемым "лучше бы делом занялись, газетчики". В его устах "газетчики" приобретало смысл чуть ли не оскорбления. Смотреть было больно, как отец с ненавистью комкает свежий выпуск "Once upon a time", "случайно" затесавшийся среди каждодневной почты.

Вот скажите, как при таком раскладе я бы взяла и выложила ему: "А знаешь, папуль, я тут… хммм… журналисткой стать хочу. Ну, те самые бла-бла-истории нести в массы!" Да он бы меня вместо супа сварил! Ещё и солью пролитых слез оросил бы.

Кошмар!

У всех родители как родители, а у меня… узурпатор! Хотя. Не поймите неправильно: мой отец — самый толерантный и добрый человек в мире. Его долготерпению позавидовал бы святой. Только папа, удерживая спокойную улыбку, мог битый час выслушивать капризные требования клиента, решившего вдруг, что автомобилю не хватает драйва. Хоть я и не разбиралась во всех этих "карбюраторах", "двигателях" и прочем-прочем разнообразии запчастей, менять местами газ и тормоз я считала… как минимум, экстремально! Благо, папа был не из числа болтунов и, выслушав не в меру идейного товарища, все с той же не терпящей критики улыбкой коротко посоветовал: "Топчите в другое место". По-братски так, настоятельно. Чтоб потом десятой дорогой мастерскую обходил, "лопоух чеширский". И это при том, что со своими сотрудниками он был порой чересчур добр. Принимал близко к сердцу их неприятности, искренне старался помочь. Его, кстати, не пугало, что у половины "ребяток" имелось криминальное прошлое. "Мы все не без греха" — с видом старца, познавшего тайны бытия, хлопал он меня по спине, когда я пыталась докричаться до его разума. Ни тебе покоя, ни мира. "Мальчишки" отца вечно что-нибудь выкидывали. То клиента с лестницы спустят, то из машины сделают карету Люцифера. И это ещё малая толика их рукотворчества!

Впрочем, с годами я худо-бедно привыкла к громкому смеху через стенку, к грубым шуточкам, отпускаемым в сторону женского пола и… в какой-то момент перестала опасаться этих бросивших вызов обществу разгильдяев. Поняла, что под тонной шипов, возможно, спрятаны более ранимые души, нежели у моих цветочков-одноклассников.

— Пирожооок! — выдернул меня из потока размышлений папа.

Я пошла на его голос и обнаружила своего халкоподобного папочку суетящимся около плиты.

— Что на завтрак? — по привычке подкравшись к нему со спины и обняв за талию, требовательно вопросила я.

За что и получила по ушам! Мешаюсь, я ему, видите ли! Повару моему беспощадному! Что толку мешать-то?! С его черным поясом по кулинарии, папа одной яичницей мог убить батальон врагов. Даром он что ли до сих пор солонку с сахарницей упорно путал?

— Брысь! — щелкнул меня по носу увлеченный готовкой родитель.

— Неа! — отвоевав круассан с вишней, хмыкнула я, и не подумав убирать руки от любимки. — Я по тебе, знаешь, как скучала?

У папы всегда такие очаровательные морщинки около глаз проступали, когда я бросала фразочки в подобном ключе, что мне хотелось обнять его посильнее. Он же сам никогда меня не обнимал. И о любви не говорил. Хотя словоохотливым его уж точно без хохота назвать было нереально. Иногда за день и фразочки не проронит. Ходит по квартире мускулистым привидением, пронзительно смотрит на меня осуждающим взглядом, если напортачила. И молчит. Длинные монологи ему никогда не давались. Взять хотя бы случай на моем выпускном, когда под влиянием момента отец подошел к моему наставнику и, чуть не прослезившись, обронил: "Вы… это! С Лиззи. Спасибо. Ну, и… в общем, так держать! Молодцом!" Вы бы глаза мисс Филиган видели! Она не то что молодцом, она вообще еле держалась. Чтоб не прыснуть, конечно же. Наша молоденькая, полная огня Тиранша. Это она заставляла меня корпеть над учебниками денно и нощно. Попробуй только один раз параграф не выучить — словесная порка при всём классе. Для честолюбивой ботанички типа меня это было равносильно мучительной смерти. Так что, откровенно говоря, именно мисс Филиган нужно благодарить за мое поступление в Нотинстон. И за моё рвение к естествознанию. И за… маленькую чашку кофе в тот день, когда я больше всего на свете нуждалась в поддержке.

Узрев меня, бродившую по школе с видом безутешной страдалицы, наша злыдня учительница, к моему вящему удивлению, пригласила меня скоротать свободную минутку в кафешке. За неимением наглости отказать, я понуро кивнула. Умирать, так с музыкой. И вот, почти ровесницы на вид, мы сидели напротив друг друга. Мисс Филиган молчала. Она отпивала кофе из своей чашечки так, будто впитывала все радости этого мира. Не давала советов, не лезла в душу. Просто хрумкала венские вафли, делала глоточек за глоточком и определенно выглядела так, будто выиграла сто долларов в лотерею. При том, заметьте, что на столе перед ней лежала кипа тетрадей, а постоянно трезвонящий мобильник пестрел надписью "Подлый трус" на экране. Мне было до жути любопытно, кто же это такой — трус, но, закусив губу, я уткнулась в свой чай. Не лезть же к учительнице с неуместными вопросами? Она, впрочем, не оставила меня умирать от догадок:

— Знаешь, Элизабет, — монотонно сбросив входящий, подняла мисс Филиган свои кошачьи глаза на меня, — для того, чтобы написать одно прекрасное сочинение, надо исчеркать тысячу черновиков. — Она делано равнодушно стерла тот самый, надоедливый номер. — Корзина… — выключив телефон, задумчиво улыбнулась мисс Филиган. А когда она обернулась ко мне, в пронзительном глубоком взгляде было колючее понимание… Понимание моей заскорузлой боли и обиды. — Как думаешь, не лучшее ли это место для неудавшихся работ? — и, дождавшись моего изумленного кивка, вновь с упоением вдохнула аромат свежесваренного кофе.

Мисс Филиган не держала меня за ручку, не сюсюкала, не изрыгала потоки сочувствия. Напротив, после одной искрометной реплики учительница не сказала ни слова. Мы в полном молчании предавались своим мыслям. Она — размешивая ложечкой печаль и закусывая печеньем боль неудавшегося романа. Я — разламывая вилкой мечты о любви до гроба с Великолепным. Но в нашем унылом свидании, наполненном запахом капучино и одиночества вдвоем, было больше теплоты и приязни, чем в пустых подбадриваниях мнимых сопереживателей.

Спустя полгода, на выпускном, она была той, кто нечаянно забыл подписать грамоты господину Звезде Школы. Накрылась его минута славы! Как жаль, что в ответ я не могла отправить её Подлому Трусу смс с милой фразой: "Усохни от жабы, идиот, она выходит замуж!" Думаю, он оценил бы…

Но все же вернемся к папе. Чей словарный запас сводился к дикому минимуму, стоило ему только заговорить с незнакомым человеком. Мисс Филиган ещё легко отделалась! Моему преподавателю по танцам отец вообще выдавал столь короткие перлы, что бедняга не знал, как на них реагировать: обижаться или радоваться уже и тому минимуму, который буквально выжал из мистера Купера. Только с мамой отец мог расслабленно шутить. У них были свои шуточки, в которые меня не посвящали. Только с ней он болтал часами. Рассказывал про ребят в гараже, про машинное масло, про салат, который у неё вышел божественно. В её присутствии папа становился совсем другим человеком. Открытым, милым, готовым всего себя без остатка вручить, как подарок, любимой женщине.

Но любимой женщины не стало. Давно. Пять лет назад её украли у него. Вырвали из сердца. Вероломно. Неожиданно. Навсегда. Мы даже до сих пор точно не знаем, кто виновник аварии, в результате которой я лишилась матери, а папа — половины своей души. Ублюдок не посчитал нужным позвонить в скорую или оказать жертве ДТП первую помощь. Он скрылся в неизвестном направлении и, надеюсь, проживает свои кровавые дни, подыхая от бед и лишений. Потому что нельзя, нельзя, нельзя поступать так по-скотски безразлично! Неужели, сверкая задом своего авто, он не чувствовал угрызений совести? Неужели смог уснуть, помня, что там, на безлюдном участке дороги, умирает несчастная женщина?

Вряд ли я когда-нибудь смогу его назвать человеком после того, через что нам с папой пришлось пройти.

Я-то хоть выплакаться могла, а он… живым трупом бродил по квартире, трогал каждую мамину вещь, даже засыпал только с её платьем в обнимку. Он забыл о еде. Перестал что-либо говорить, зарос бородой, выходил из спальни на пару минут, чтоб справить нужду, а потом с такой надеждой влетал обратно в комнату, словно желал застать там "свою смеющуюся Элли". Но Элли, увы, покинула его. Зато осталась я, которой приходилось выслушивать в школе вежливые "мне очень жаль" или "я знала твою маму, она…" от одноклассников. Им было не лень подсчитать наш с папой скромный семейный бюджет и подвести неутешительный итог: "Нищие". Памятуя о том, что папа действительно с маминой смерти ни разу не выходил на работу, они были до зубного скрежета правы. Вот только плевать мне было на сплетни и пересуды. Пусть вывернут меня наизнанку. Меня, но не папу! Когда не в меру откровенный товарищ без стеснения шваркнул мне в лицо: "Дочь сдвинутого пьянчуги", глобальному ангельскому терпению Лиззи Купер пришел конец. Я с грохотом встала. До сих пор не понимаю, как у меня это получилось, но… в следующий момент все присутствующие в классе наблюдали за эпичным падением стула со второго этажа. Кстати, пока он свершал свою немаленькую траекторию, я ощущала… облегчение. Да, кажется, облегчение. Со времени похорон я не позволила себе ни одного дурного слова, терпела все папины закидоны, старательно взвалила на свои плечи заботу о доме и семье. Для пятнадцатилетней девчушки это было слишком! Так что не торопитесь с осуждением. Вполне себе мирный выкрутас: испортить казенное имущество. Некоторые на моем месте подались бы во все тяжкие. Я же, мрачно проводила двуногий предмет мебели скучающим взглядом и, обернувшись к побледневшему однокласснику, на одном дыхании выпалила:

— Мой отец — прекрасный человек.

Словоохотливый отступил назад, пошатнулся, нарвался спиной на дверной косяк и, не распыляя больше бессмысленных сплетен, отчалил в неизвестном направлении. Остальные замерли в гробовом молчании. Даже постоянно сочиняющая сплетни Мадж на время притихла. Все шокированно глядели, как монотонно я собираю вещи. Им было невдомек, что у потерявшей мать девочки тоже есть гордость. И эта гордость уже не раз была в прошлом задета. Благодаря чертову Великолепному! Чтоб ему мячом в мозг зафутболили! Звезда недавнего скандала с Тем-Самым-Майклом, я до жути хотела, чтоб меня и мою личную жизнь оставили, наконец, в покое. Какое всем дело до семейной трагедии скромной отличницы? По какому праву они, эти счастливые, зарвавшиеся придурки-одношкольники, распускали грязные сплетни о моем отце?

Со злобой шваркнув линейку в пенал, я, не закрыв рюкзак, закинула его себе на плечо. Обескураженные моим нестандартным поведением одноклассники расступились в стороны, когда, не дожидаясь прихода администрации, я шагнула к выходу.

Прямо. Налево и снова прямо. Вот и кабинет директора. Я робко постучалась и, войдя, коротко рассказала о случившемся. Глаза мистера Бенза описывать не имеет смысла. Изумление смешалось в них с первородным недоверием. Директору было неясно, с чего вдруг лучшая ученица средней школы принялась швыряться стульями. Но, взяв себя в руки, он с серьезным лицом отчитал меня, после чего позвонил папе и вольно изложил произошедший недавно инцидент. Утрированно, с вкраплением осуждения, само собой разумеется. В интерпретации мистера Бенза я предстала этаким демоном-разрушителем, которому место за решеткой.

Естественно, папа уже через полчаса вломился в кабинет директора. Небритый, в мятой футболке, изляпанной кофе. Очумевший от происходящего. Совсем диким взглядом отец посмотрел на меня, гордо вздернувшую подбородок при виде очнувшегося от летаргии родителя. С прямой, как у королевы, спиной, в нелепом джинсовом сарафане, я сидела на самом краешке дивана. Напряженная, готовая к словесному бою. Папа недоверчиво глядел то на меня, то на шокированного его видом директора.

— Это правда? — не обращая внимание на приветствие мистера Бенза, рявкнул он мне.

— Да, — коротко ответила я и поджала губы.

В подтверждение этого непреложного факта я надулась — очень по-взрослому! — и сложила руки на груди. Но заставлять меня извиняться папа не стал. Он даже не разозлился. Увидев, как воинственно я отодвинулась к спинке дивана, отец в рассеянности взъерошил непослушные волосы. А потом снова уставился на меня. Пристально, как будто увидел впервые. Я закусила губу и в порыве упрямства дернула головой. Непослушный светлый локон выбился из тонкой косички. Мне пришлось сдуть его со щеки, чтоб перестал щекотать кожу. Вот тогда-то папа и сделал это! Он улыбнулся. Искренне, от души. Морщинки около глаз затрепетали, на щеках заиграли харизматичные ямочки. Вся его фигура, огромная, нисколько не вписывающаяся в каноны опрятности кабинета директора, расслабилась. Из папы словно выпустили ток одичалого отчаяния. И он вновь вернулся ко мне. Теперь уже навсегда.

Ради этого стоило испробовать на себе роль Халка.

Во всяком случае, тот эпизод мы пережили достойно: папа извинился перед мистером Бензом, улвдил материальную сторону вопроса, я же, признав поражение, вечером испекла отцу, наконец побрившемуся, подгоревший кекс. Тогда, за поеданием полупригодного для употребления продукта, мы заключили пакт: никогда не врать друг другу. Я честно следовала правилам долгие четыре года, пока не встретилась с Дьяволом. Пока "Once upon a time" не стал частью меня, такой же важной и главенствующей, как школа и папа. Пока вранье не стало моим вторым, черт бы его пробрал, Я.

Стыдно, ужасно стыдно мне было обнимать любимого папочку, прижиматься к его широкой спине и не иметь возможности выговориться.

— Я по тебе очень-очень-очень скучала! — вместо "знаешь, папа, в редакции был веселый день" сказала я и добавила: — А ещё я тебя сильно-пресильно люблю.

Это была чистая правда. Я любила папу тем сильнее, чем больше приходилось врать. Странная закономерность, правда? Чем больше я врала, тем больше сжималось у меня сердце от тоски и боли, тем ярче расцветали родственные чувства. Кошмар какой-то!

— Хмннн… — смёл папа некое подобие яичницы на мою тарелку.

Он больше не говорил "люблю" после смерти мамы. Но по тому факту, что папа отложил в сторону ложку и крепко обнял меня в ответ, я поняла: моя любовь более чем взаимна.

Остаток утра мы провели в привычном алгоритме: я щебетала о Нотинстоне, о страхе перед первым учебным днем, а папа, увлеченно уплетая еду за обе щеки, согласно кивал, когда я уточняла: "Нет, ну, правда, же кретин? Бросил девушку в день её рождения, да ещё и гадостей наговорил напоследок!" Папа определенно был со мной солидарен.

— Изувер! — подвел он черту, откусывая приличный кусок от краюшки хлеба.

Лучшего прозвища для Девидсона не придумаешь! "Изувер" — крутилось у меня в голове, когда в приподнятом настроении я выходила из дома. В сумке — талисман на удачу, в глазах — грезы о скором грядущем.

*

Вот так, лучась позитивом, я и дотопала до нужной аудитории, подле которой собрался целый аншлаг. Парень с пирсингом толкал парня с цветной татуировкой. Блондинка, сошедшая с обложки Вог, закрыла глаза, сложила руки в молитвенном жесте и, кажется, воздавала хвалу небесам, благодарила, наверное, что прошла на факультет лингвистики. Какой-то качок, явно переборщив со вчерашней тренировкой, хромая на левую ногу, пытался продемонстрировать развесившей уши девчонке импровизированный пас. В коридоре стоял гвалт, беснование первокурсников внушало страх и трепет. Однако, вдохнув парочку раз, я сделала шаг и… благодаря особо одаренному шутнику впечаталась носом в паренька у соседней стеночки.

— О Боже, простите, — пытаясь скрыть смущение, пробормотала я.

Розовое пятно от моей помады выглядело представительно, но что-то мне подсказывало: молодой человек вряд ли оценит такую красоту. Вымученно улыбнувшись, я подняла взгляд и едва не рассмеялась от радости. Юноша передо мной был отнюдь не похож ни на разгильдяя, ни на агрессора. Культурные очки, прямой уравновешенный взгляд, мягкая улыбка на чуть полноватых губах. Застегнутая под самое горло рубашка и классические брюки не оставляли ни намека на фантазию. Все в пареньке было предельно строго, консервативно и до одури тривиально. Разве что рост и комплекция немного отличались от представления "истинного ботаника", в остальном же мой вынужденный знакомый подходил под все параметры вышеперечисленного звания.

— Со всеми бывает, — уныло разглядывая след от поцелуя на иссиня-белой рубашке, скучным низким голосом выдавил он.

Я было собралась отойти в сторону, чтобы не лезть в личное пространство зануды, но, к моему удивлению, зануда первым завязал разговор.

— Раз уж мы стали ближе друг другу, — перфекционист хмыкнул, покосился на отпечаток моих губ, испортивший его прекрасное одеяние, после чего без всяких формальностей протянул мне руку, — давай представимся. Я — Бен. Бен Смит. А ту, что оставила след на моем сердце, зовут…

Я рассмеялась. Нестандартная подача диалога была приятной. Я с удовольствием пожала ему руку.

— Элизабет Купер. Но для друзей просто Лиззи. И раз уж я бессовестно изранила твое горячее сердце, можешь звать меня…

— Миссис Бен Смит? — отхохотав свое, хмыкнул Бен.

— И не надейтесь заполучить мое расположение так легко, сэр, — приторно возмущенно поднесла я импровизированный веер-тетрадку к лицу.

Мы прыснули. А потом, слово за слово, выяснили, что учимся на одном факультете, что практически все факультативы и дополнительные курсы у нас совпадают и… устав от болтовни про учебу, перешли к любимым книгам. За каких-то пять минут Бен успел раскритиковать всех современных авторов (в чем я была с ним на сто процентов согласна), правда, вычеркнул из антисписка лишь одного — Андре Ричардсона, восходящую звезду детективов.

— Он, кстати, ведет здесь классическую литературу, ты в курсе? — с придыханием вопросил Смит.

Разочаровать его я не успела: коварный звонок заставил нас войти в класс. Хотя "войти" — слишком громкое слово для того действа, что происходило в коридоре. Скорее, нас "внесло" в аудиторию волной галдящих, хохочущих студентов.

Мы с Беном сели рядом. Так что всю лекцию он вынужден был любоваться моей изумительно величественной спиной.

— Удачки! — пожелала я нам обоим, когда профессор Листер впрыгнул в класс и громко хлопнул дверью.

Тараканьи усики и выпученные глаза делали его похожим на Сальвадора Дали. Надеюсь, дурной характер и несговорчивость он у известного скульптора не перенял.

— Ага, — эхом отозвался Бен с задней парты.

Моего знакомого, наверное, тоже смутил непреклонный вид преподавателя. Последний, кстати, действительно поражал своей харизмой: то монотонно убивал всех занудством, то вдруг начинал сыпать такими искрометными примерами из реальной жизни писателей, что, думается мне, к середине пары не осталось ни одного равнодушного к модерновой английской классике. Лекция текла вполне себе мирно и приятно. Я не без сардоничного смешка отметила чрезмерную жажду Бена к саморазвитию: его рука первой взмывала вверх, когда мистер Листер задавал собравшимся каверзные вопросы. Признаться, при всей своей прозорливости и начитанности, я, разве что, могла только позавидовать эрудированности нового друга.

В общем-то, время плавно перевалило за девять, и вдруг… занятие резко престало быть спокойным и плодотворным. Для меня.

Злодейка судьба расхохоталась в голос. Ей-то было весело наблюдать, как крохотные тонкие нити жизней сплетаются в один крепкий неразрывный узел.

Итак.

Часы злостно пробили девять. И дверь аудитории, где изнуренные нудной лекций студенты мирно писали длинный конспект, распахнулась настежь. Без извинений, не соизволив даже постучаться, в класс вплыл Питер Девидсон. Нахальный, самовлюбленный… Король. Ему плевать было на однокурсников, разом оторвавших головы от своих записей. Он не бросил в их сторону и взгляда. Зато с приличествующей снобам извращенной заносчивостью, поднял лапу, чтоб расхлябанно поприветствовать преподавателя.

— Хей, проф, я тут посижу немного? — добившись внимания к своей царской персоне, хмыкнул господин Кретин.

У профессора дернулся правый усик, но, видимо, привыкший к таким вот индивидам с раздутым самомненьем, Листер положил указку. Хотя, полагаю, этой самой указкой препод с радостью пару раз стукнул по приключенческому месту Девидсона, в целях профилактики звездной болезни, так сказать.

— Питер, рад видеть Вас на занятии, — наигранно доброжелательно поприветствовал прибывшего учитель и, дождавшись злобного взгляда придурка, гаденько добавил: — СНОВА. Надеюсь, по окончании третьего года вы таки перейдете с первого курса на второй.

Девидсон скривился. Он с трудом удержал хамоватую ухмылочку, но, в пику предположеньям Листера, убиваться по поводу своего кретинизма не стал — развел руками, мол, что поделать: жизнь — сложная штука.

— Да ладно, проф, — вместо того, чтоб сгореть со стыда на месте, Пит продолжил кривляться: — Я в прошлом семестре старался как мог. Даже плакат нарисовал с Робертсоном Дэвисом.

Он махнул огромной лапой в приступе воспоминаний. Манжетик с гравировкой D&G очертил мощную дугу. Грандиозно! Лучше не придумаешь… Мажор одним своим картинным взмахом сразу двух зайцев убил: довел преподавателя до апокалипсиса гнева и перед непросвещенными одногруппниками похвастался отпиаренной рубашкой. И все за какую-то долю секунды. Надо признать, финт Питера был очень… впечатляющ. Мистер Листер после слов Пита чуть не забрызгал слюнями первый ряд:

— ПЛАКАТ?!! — возопил бедолага. — Напомнить, в какой позе Вы изобразили многоуважаемого литератора, мистер Девидсон?

Пухлые щеки надулись больше положенного. Рот сложился в кривую букву "О". В своем помятом костюмчике, еле сходящемся на боках, Листер теперь поразительно напоминал перекачанный воздушный шарик. Тронь — и окончательно взорвется.

Девидсон налюбоваться не мог на результат трудов своих: скрестил лапы на груди, напыщенно хмыкнул:

— Не стоит, — и, насладившись заинтригованным шепотком, пробежавшим по классу, с нескрываемой ехидцей добавил: — Я всего-навсего показал, что у Дэвиса была… достаточно бурная молодость.

Бедный мистер Листер: у него нервный тик начался. Однако, надо отдать должное бравому почитателю модерновой литературы: переборов порыв размельчить Девидсона на атомы, профессор лишь скомкал в руке носовой платок.

— Он был выходцем из Королевского Университета! — сцепив зубы, мягко напомнил Изуверу знаток английской классики.

Подозреваю, учитель прекрасно понимал, к чему этот концерт по заявкам. Девидсону же только сцены не хватало, а так — цирк на выезде. Господин Кретин все силы бросил на то, чтоб ему аплодировали стоя. Брендовые шмотки прорекламировал, изобразил из себя Победителя-По-Жизни, до исступления старшего довел. Дело шло к финалу. Последний штрих оставался Изуверу, дыбы зажечь в однокурсниках агонию восхищения. Тянуть кота за хвост Величество не стал:

— Выходцам тоже иногда бывает скуууучно… — повел он бровями.

Коллективный взрыв хохота красноречивее всего доказал: своего придурок добился. Он с руки мог кормить одногруппников. Они, позабыв о приличиях, веселились за чужой счет. Девидсон стал разве что не национальным героем! Он, кстати, прекрасно контролировал ситуацию: начесом своим удодьим встряхнул, отвесил шутовской поклон захлебнувшемуся от возмущенья Листеру и всем корпусом повернулся к хохочущему народу.

— Многим здесь находящимся прекрааасно знакомо это сумбурное чувство, — растянув гласные, как жвачку, хитро подмигнул аудитории Мажор.

Занавес! Браво!! Зал взорвался овациями. Особо хрюкнувшего от смеха даже с пары удалили. Сие несправедливое наказание вызвало коллективный ропот. Но первогодки, конечно, возмущались разрозненно, робко. На помощь пострадавшему пришел один-единственный Героище.

— Проф, с каких пор искренность стала поводом для жестокой расправы? — кивнул в сторону едва-едва закрывшейся двери сами-знаете-кто.

Это было верхом хамства. Листер тоже так считал: он хлопнул крышкой журнала посещаемости с такой силой, будто между страницами жаждал зажать извивающееся от страданий тело Кретина.

— С тех пор, мистер Девидсон, — рвано сказал "палач", — как Вы начали немилосердно подставлять товарищей под удар.

Он глазами недвусмысленно что-то добавил. И лицо Питера застыло, превратилось в каменную маску, жесткую, непробиваемую. Взгляд похолодел. Арктические льдинки, выросшие в глубине васильковых омутов, с легкостью заморозили бы пол-океана. Но в планы Мажора не входило изничтожить планету. Девидсон всего-навсего молча, осуждающе пялился на мистера Листера, который, к немалому моему изумлению, сдулся и, отступив назад, позорно спрятался за кафедрой.

— Сядьте куда-нибудь, мистер Девидсон и… — стянув с носа очочки, устало шваркнул он словами в Питера.

"Не выделывайтесь" — идеально подошло бы для окончания этой маленькой речи, но преподаватель сердобольно смягчил мой вариант:

— …не мешайте другим знакомиться с материалом, — обреченно закончил он.

На том, как я полагала, скандал исчерпал себя. Мне даже стало как-то обидно за попранную учительскую честь мистера Листера, но хитрый лис, как оказалось, не нуждался в сочувствии. Стоило Мажору недовольно шагнуть в сторону ближнего ряда, профессор вскользь заметил:

— И… ах да, прошу Вас, будьте толерантнее к менее просвещенным товарищам, Питер.

В конце концов, лишь Вы один из здесь собравшихся уже в третий раз будете слушать вступительную часть.

Вот это коварство!! Впору снять шляпу перед профессионалом!

Девидсона аж перекосило всего от ярости. Нога, которую Мажор с видом короля занес для того, чтоб ступить на первую ступеньку, дернулась. Придурок выглядел так, будто его пинком скинули с пьедестала. Гламурный начес сник, аристократические щечки надулись. Прямо на языке вертелось: "Так тебе и надо!", но я честно пыталась сдержаться. Можно подумать, это так просто — взять и не засмеяться в голос. Особенно после звучного "Питер", произнесенного Листером как название неизлечимой болезни.

Нет… я была обречена! Целую минуту кусала губы, но в итоге все равно фыркнула. Да ещё в такой неудачный момент — когда Господин Кретин некстати повернул голову в мою сторону. Сама надменность, само хамство. На лбу — титрами обличительная тирада, которой он собрался Листера на обе лопатки уложить. А тут я — иронично усмехаюсь, и не думая рисовать нимб над его курчавой головушкой. У Девидсона случился разрыв канона. Придурок замер, напряг зрение и… о чудо, в пронзительно синих нахальных глазищах промелькнула тень узнавания.

— Суперменша в юбке! — хлопнул себя по лбу Питер.

И всё. Листер был забыт как страшный сон. У господина Кретина наметилась новая цель. К сожалению, ею стала я… И дабы разглядеть жертву во всей красе, Изувер в три прыжка поднялся по ступенькам. Я моргнуть не успела, а Девидсон уже положил лапу мне на плечо.

— Вот и встретились! — челючтераздирающе ухмыльнулся он.

Аромат эксклюзивных духов атаковал мои сенсорные окончания. Нотки цитруса, цветочная свежесть — Clive Christian No.1. Я невесело улыбнулась. Аромат на пятьсот фунтов. Кто бы сомневался…

Безмозглый. Никчемный. Богатенький. Придурок. Для которого важен лишь фасад. Вот истинная натура Питера Девидсона, студента первого курса отделения английской литературы. Ничего стоящего внимания. Лузер. Полный. Хоть и с замашками Короля.

Мне до боли хотелось избавиться от его назойливого общества, с радостью нахамила бы достопочтенному Питу в ответ. Но от скандала со знаменитым звездным мальчиком Нотинстона в первый свой учебный день решила все-таки воздержаться, поэтому, натянуто улыбнувшись патлатому моднику, искренне пожелала:

— Да прибудет с тобой сила мысли в этом году, Девидсон, — и максимально отстранилась, взглядом показав Мажору, что он, вообще-то, вид на могучую спину мистера Листера загораживает.

Погорячилась! Надо было мягче с больным на всю голову. У Кретина же обострение звездной болезни приключилось. Придурок заморгал как богом обиженный, на меня воззрился с неподдельным изумлением. Видите ли, ожиданья его я не оправдала! Не пала ниц, не начала целовать носки его крокодиловых туфлей, благословляя небо за щедрый дар — краткий миг лицезреть его перекривленный злобой царский лик. Кощунство какое! Смерть для меня была бы самым легким наказанием за такое вопиющее неуважение.

Но вот о том, как и сколько раз он собирается покарать неразумную меня, исчадие ада просветить аудиторию не успел. Мистер Листер, налюбовавшись черепашьим передвижением третьегодника, дабы ускорить бесконечное шествие, нетерпеливо прирявкнул:

— Займите свое место, мистер Девидсон.

Ну вот. Теперь изувер расстроился ещё больше. Показав пальцами ОК горячо любимому преподу, он решил проблему по-королевски: хлопнул близсидящую девчушку с глазами-блюдцами по эльфийскому плечику и в приказном тоне отрапортовал:

— Ну-ка, пошла на последние ряды.

У прелестницы и без того вид был не ахти: двадцать первый век на пороге, а она в костюме средневековой девы на пару Листера притопала, да ещё и косы заплела. Вернее одну — оставшаяся часть волос свисала чуть не до поясницы прелестницы. Очень эксцентричный персонаж с глазами-блюдцами. А тут ещё Девидсон, запакованный в одежку с последнего показа мод, со своим громким рыком. Бедняжка в полуинфарктном состоянии к спинке стула припала, портфель свой обняла. Как будто Кретин ограбить её собрался. Странное создание.

— Ты… сегодня… — воззрилась моя соседка на Девидсона как на заправского дона Карлеоне.

Величество навалился на неё ещё сильнее. Его огроменная тень почти закрыла бедняжке солнечный свет из окна.

— Чё? — культурно переспросил изувер.

Он схватил упирающуюся дамочку за локоть и по-джентльменски помог освободить его царской персоне трон. Поразительный сукин сын! О том я хотела оповестить Девидсона, однако однокурсница, которую некстати потревожил Пит, пресекла мой праведный порыв одной искрометной фразой:

— В яблоках… соль популярности…

Она, между прочим, и сама вцепилась в Девидсона лапками-палочками не хуже сирены, завлекшей-таки рыбака в свои сети. Глазки-блюдца расширились до неимоверности. Губы бессвязно зашевелились. Такая всклокоченная, агрессивная. Не удивилась бы, коль она своею косой кинулась бы Девидсона душить. Но у Величества, видно, чуйка работала бесперебойно: шокировано проморгавшись, Мажор поторопился отцепить руки девицы от своей королевской персоны. Блондинка протестовать не стала. Почувствовав свободу, вроде бы, пришла в относительную норму: заоглядывалась вокруг, кинулась собирать вещи с парты. И только я выдохнула, как вновь превратилась в истукана: среди простого скарба, типа пенала, учебников и тетрадей, я углядела в открывшемся мне на секунду жерле рюкзака ритуальный нож.

Очуметь! Пораженно глядя в спину девчушке, удаляющейся на галерку, я мысленно поздравила себя: "О таких одногруппниках, Лиззи, ты могла только мечтать!" И вправду. Повезло так повезло. Девидсон, например, даже ждать не стал: сразу после превращения нашего трио в стройный дуэт, мило напомнил о своем присутствии:

— Видишь, от меня все без ума…

Он бы ещё сильнее улыбнулся — как только челюсть такие нагрузки выдерживает? У меня после недавнего инцидента вообще отпала охота вести с ним познавательные диалоги. Плюнув на миролюбие, я иронично прищурилась.

— Подозреваю, ума не хватает как раз тебе, — не без удовольствия поддела я придурка.

Питер метнул в меня гневный зырк. Подозреваю, в его мозгу по кусочкам складывался план, как отомстить обнаглевшей одногруппнице. От неминуемой кары спас меня мистер Листер.

— Тише! — стукнул он по столу, и я мирно перекочевала к окну — подальше от Девидсона и его идиотизма.

Было третье сентября.

Я увлеченно писала лекцию прославленного профессора литературы. На доске то и дело мелькали фамилии известных новаторов английского модернизма. С галерки доносился приглушенное гуденье скучающих. Мир. Благодать.

Бух! И благодати как ни бывало. Бух. Бух…

Кончик карандаша Девидсона отбил неведомый ритм на моем предплечье.

— Эй, ненормальная, строчить не надоело? — спросил придурок.

Меня прямо прошило жаждой оторвать Девидсону явно мешающуюся конечность. Все равно ему она нужна только чтоб часы фром самый-отпиаренный-бренд демонстрировать окружающим. Но, порешив, что, быть может, в далеком будущем рука Мажору все-таки понадобится — хотя бы чтоб недостаток мозгов компенсировать — ревностно пересилила порыв расчленительствовать. Двинув плечом, я смахнула с себя назойливую лапу. Хотела холодно промолчать, но режим неприступноно айсберга дал сбой, стоило господину Кретину потянуться ко мне с карандашом снова. Рыкнув: "отцепись!", я с тяжким вздохом отползла от Изувера подальше. Дабы он в приступе воодушевления не проткнул мое плечо канцелярской невидалью. Итогом отступления стало тесное соседство с подоконником, но удушающий запах герани я кое-как вытерпеть могла. А вот Девидсона с его поползновеньями — нет! Поэтому принципиально отвернулась от кошмара всей моей жизни и скрестила пальцы, чтоб придурок отстал.

Конечно! Отстанет он…

Опечалившись позорным ретированием несчастной жертвы, Девидсон, за неимением возможности достать меня саму, перекинулся на мою многострадальную парту. Саданув по видавшей виды ножке, Пит удовлетворенно осклабился: добился, наконец, своего! Напугал, заставил меня подскочить на месте! Поздравления, цветы, аплодисменты Кретину! А мне — серп и молот, чтоб сначала снести ему череп, а потом постучать чуточку по мозгу. Хотя… подозреваю, лечению Девидсон не подлежал. Он тяжелый случай. Фатальный, я бы сказала.

— Очень по-взрослому… — мрачно обернувшись к развеселившемуся Кретину, процедила я. На большее, без ругательств и угроз, меня просто не хватило бы.

Во избежание питероубийства, я закрылась учебником и, скрипнув зубами, проигнорировала оклик вампира души моей.

Помогло. Поцокав языком, Пит переключился на более познавательное занятие — достал из недр своего дорогущего рюкзака журнал неприличного содержания и с видом извращенца, коим, собственно, он и являлся, зашуршал страницами. И все с ремарками вслух после каждой порнокартинки. Специально для меня громкими и бесстыдными.

Я молча терпела. Не лезть же к нему с кулаками? Пусть наслаждается чтивом, раз, кроме непотребщины, ничто не увлекает скудное королевское воображение. Смирившись с неизбежным, я нарочито громко захлопнула тетрадь и потянулась было достать из сумки другую, но Мажор всея Нотинстона повернул ситуацию в свою сторону: лениво наклонившись вперед, он сунул мне под нос разворот, на котором пышнотелая блондинка демонстрировала все прелести силиконовой долины.

— Вау, какие… перспективы! — пошлым шепотом восхитился придурок.

Чтоб я не усомнилась в предмете разговора, Пит обрисовывал кончиком пальца грудь манекенщицы и поиграл бровями.

— Тебе такие и не снились…

Вот как, как, скажите, у него получилось столь мастерски быстро вывести меня из равновесия? Одна пошленькая улыбка — и руки сжались в кулаки. Одна скабрезная фразочка — и я под завязку наполнена ненавистью. С этим надо было что-то делать, пока Пит не понял, какое разрушительное действие оказывает на меня его присутствие. Он же, засранец редкостный, наблюдал за эмоциями на моем лице с выражением вселенской скорби. Будто решил заранее похоронить мое бравое чувство самоконтроля…

— Какая трогательная забота о моем сне, — разочаровала я размечтавшегося остолопа.

Вместо того чтоб стыдливо прикрыть глаза руками, я поглядела с жалостью на объемные формы модели и, пододвинув порночтиво счастливому обладателю, покачала головой.

— Я-то сплю крепко, — и под зачарованный выдох Мажора кивнула в сторону мечты всех гормонально озабоченных, — а вот ей, полагаю, приходится следить за телодвиженьями, чтоб не повредить работу опытного хирурга.

Синие глазищи распахнулись на максимум. У мажора шевелюра заискрилась возбуждением. Присвистнув, Девидсон тихо похлопал в ладоши. Признал, что я победила. Но не успела порадоваться легкой победе, как его величество, зыркнув по сторонам и удостоверившись, что преподаватель занят у доски, перекочевал ко мне поближе. Он не постеснялся сесть в проходе, лишь бы сократить расстояние межу нами.

— Значит ли это, что ты спишь одна? — улыбнулся он так похабно, что, наверное, обзавидовался бы даже Калигула.

Проворные пальцы Девидсона окольцевали тонкое запястье. Бесцеремонный, довольный собой. Он ещё и бедром в мое бедро вжался, чтобы показать, кто здесь босс.

— Моя постель — не твое дело, — рыкнула я и прихлопнула огромную царскую ладонь, как наимерзейшее насекомое.

Звук хлопка разнесся эхом по всей аудитории. Присутствующие, заскучавшие ненадолго, с радостью переключили свое внимание от нудного лектора на нашу колоритную парочку. Особенно всех впечатлил Пит, выехавший на своем стуле в проход между рядами.

— Чего это он? — пожимая плечами, перешептывались непросвещенные.

Лишь профессор Листер, опечаленный тем, что его вдохновляющую на подвиги речь злонамеренно прервали, выразил общий вопрос вслух.

— Мистер Девидсон, — гавкнул он и сделал шаг к нашему ряду, — Вам не хватило места за партой?

Мажор вальяжно вытянул длинные ноги, показывая всем видом, что да — его королевское эго выползло за рамки дозволенного. Он развалился бы и покруче, но риск свернуть королевскую шею в результате немилосердного падения вынудил Девидсона быть несколько скромнее. Впрочем, скованность в действиях придурок тут же компенсировал хамоватыми словами.

— Мне так удобнее, — заявил Пит, и черти в его глазах затанцевали румбу.

Я думала, в свете нежданно свалившейся на него популярности, Мажор уберет от меня свои лапы и полностью сосредоточится на том, как нагадить Листеру. Оказалось, надеялась зря: Пит, натешившись побагровевшим от недовольства лицом препода, провел подушечкой указательного пальца по моему запястью. Сволочь расчетливая! Девидсон хотел и меня утянуть в бездну своего грехопадения. Даже подмигнул, когда я рукой в порыве вырваться дернула.

Чтоб ему подавиться своим самодовольством! Поставил мой внутренний мир на дыбы, а самому хоть бы хны. Касание. Ещё одно. Мягкое, шутливое: огромная, загорелая рука на маленькой, дрогнувшей — моей.

Странное, захватывающее зрелище.

— Будь хорошей девочкой, — сладенько предупредил Изувер, не поворачивая головы в мою сторону.

И всё. Ангельское терпенье лопнуло. Не теряя более времени на пустой треп, я со всей страстью наступила Питу на отлакированный ботинок. Ну надо же, Король, не ожидавший подобной подлянки, дернулся. Его порывистого движенья как раз хватило, чтобы привести ножки стула в относительное движение.

— Ты! — рыкнул сквозь зубы ошалевший от всего происходящего Питер.

Ему не осталось ничего другого, кроме как, отлепившись от меня, вцепиться в край своего стола, дабы не уронить своего царского достоинства в прямом и переносном смысле слова.

— Видите, мистер Девидсон, законы кармы неотвратимы, — подсластил горькую пилюлю его злости сердобольный мистер Листер.

Я отвернулась и плотно сжала губы, чтоб не рассмеяться. Девидсон метал громы и молнии. Преподаватель, мелкими шажками топавший по направлению к нарушителю спокойствия, наконец прибыл по месту назначения.

— Не могли бы Вы, — браво начал он.

А потом его лезвиеподобный взгляд зацепился за порножурнал. Несчастный! Даже короткий галстучек мистера Листера свернулся в трубочку от вопиющей наглости Питера.

Не поверив собственным глазам, Листер протер лапками очочки и, дабы удостовериться в том, что ему не привиделось, двумя пальцами поддел чудо эропродукции. Увы. С обложки на него все так же томно глядела пышногрудая блондинка, прикрытая парой полосок прозрачной ткани. У преподавателя слова застряли в горле, а Девидсон, скотина бесстыжая, поторопился добить и без того кипящего от злости знатока литературы.

— Не стесняйтесь, проф, — подтолкнул он журнал к учителю поближе. — На третьей странице есть крошка погорячее…

Вот же придурок!!! Листер чуть коньки не откинул, пытаясь перебороть порыв задушить третьегодку, а тот… как ни в чем ни бывало добавляет новый повод отправить его на небеса. Поразительная дурость, не находите? Я краем мысли коснулась вопроса, почему все-таки Пита не выкинули из Нотинстона? Он же всеми фибрами показывал, что не хочет здесь учиться…

Неужели родители Изувера внесли баснословную сумму в фонд универа, коль преподаватели вынуждены год за годом терпеть его далеко не детские выходки?

У Листера, вон, каждый мускул задрожал, однако профессор, вопреки явному желанию укокошить Мажора Нотинстонского, мрачно процедил:

— Ваше пристрастие к высоким рейтингам, Питер, вызывает беспокойство… — полагаю, беспокоили преподавателя не столько предпочтения Девидсона, сколько его беспросветный эгоцентризм. И все-таки, натянув кривую улыбку, Листер сухо посоветовал: — Займитесь лучше полезным — почитайте великих классиков.

Ну конечно, Девидсон прямо с разбега кинулся в библиотеку… Изувер глаза подкатил, по столу пальцами побарабанил — всею гадской натурой показал, где он вертеть хотел пожелания многоуважаемого препода.

Листера поведение Мажора задело. Не знаю уж, что послужило причиной: расхлябанный жест Кретина или его гадкая улыбочка, но мистер Листе, уже было повернувшийся к проходу, замер.

— Хватит изображать из себя предмет мебели, мистер Девидсон. Вы достаточно поиграли, не находите? Пора взять себя в руки и… — Листер резко оборвал себя, едва Мажор с гаком отодвинулся на стуле к самому краю последующей парты.

— Я лучше возьму в руки "Плейбой", — недобро сощурившись, рыкнул отчего-то возлютовавший Изувер.

Профессор устало потер переносицу. Он с некоторым разочарованием посмотрел на скривившегося от недовольства Пита, но вместо продолжения никому не нужных нравоучений предпочел просто сменить тему.

— Какой Ваш любимый автор, Питер? — вернувшись к формальному тону, поинтересовался Листер.

Девидсон, ожидавший более долгих пререканий, рассеянно моргнул. Не понимая, к чему ведет Листер, он выпятил грудь вперед.

— Мазох. С упоением читаю о…

О всяких развратностях, ясное дело. Однако рассказать про них Мажору коварный профессор не дал. Оторвав тяжелый, пронизанный заскорузлой печалью взгляд от Пита, он повернулся к притихшей, жаждущей крови аудитории.

— Этот вопрос относится ко всем. У вас есть время до конца лекции, чтобы решить, какому автору английского модерна вы отдаете предпочтение. Чуть позже я распределю темы в соответствии с вашим выбором писателя, — Листер специально сделал маленькую паузу, после же с долей иронии обернулся к заскучавшему Мажору.

— Какое разочарование, мистер Девидсон, — наигранно поцокал языком старый интриган, — ни Леопольда фон Захера-Мазоха, ни Маркиза де Сада, ни даже Эммануэль Арсен нет в нашей скромной университетской программе. Придется Вам довольствоваться Джойсом, Крониным и, конечно, Вудхаусом.

Напоследок Листер сочувственно потрепал Питера по плечу, чем вызвал у последнего всплеск негодования.

— Сейчас расплачусь, — порывисто скинул Пит с себя учительскую руку.

Они обменялись многозначительными взглядами, но мне было уже не до Изувера. В своем воображении я уже писала самый великолепный доклад в истории Нотинстона. Фамилии авторов мелькали в голове бесконечным списком. Я читала так много и так фанатично, что в любимчиках имелись и Джойс, и Кронин, и Вудхаус, которых не поленился перечислить уважаемый мистер Листер. Это были прекрасные литераторы, достойные почета и посмертной славы. Однако совершенно другого автора выбрало мое сердце.

Макьюэн — семь букв, но сколько в них вложено моего бесконечного обожания! Макьюэн. Бесспорно, выбор пал именно на него. На мастера психологической драмы. На классика, чьи романы я зачитала до дыр.

Фух… перечислять достоинства сего столпа английского модерна можно было до бесконечности. Я даже пыталась однажды упросить Дьявола дать мне зеленый свет на статью, посвященную Иэну Макьюэну? Знаете что сказал Дьявол? "Нос не дорос". Вот я и ждала смиренно, когда мой нос подрастет. А тут такой щедрый подарок от Листера. Да я просто обязана была начертать работу в лучших традициях "Ванс эпон э тайм". Оставалась только одна проблемка: мне нужен был расторопный напарник, который в нужный момент сумел бы направить мою мысль в совершенно другом, отличном от первоначального, направлении. Вдохновитель. Надежное плечо. Ложка юмора в моей бочке консерватизма. В общем, без ложной скромности, второй Себ…

Где же найти-то такое счастье?

Я обвела беспристрастным взглядом одногруппников. Итак, что мы имеем? Качок с татуировками по всему телу. Барби, ковыряющаяся в ногтях. Девчушка, входящая в транс и шепчущая что-то беззвучно себе под нос. О! Это, кстати, была та самая ненормальная, которую согнал с места Девидсон.

Вряд ли хоть кто-то из них подходил под определение идеального партнера.

Безнадежно!

Я понуро опустила голову, и тут — Бац! — взгляд нечаянно натолкнулся на Бена Смита, смешно закусившего губу от усердия. Такого упорного в своем ботанизме, такого милого…

Вот оно! — подумалось мне. Бен непременно из штанов выпрыгнет, чтобы написать хорошую работу. Конечно, до уровня Капитана Очевидности ему далеко, но на безрыбье, как говорится, и рак — рыба. Что-то внутри меня подсказывало: из нас с Беном выйдет отличная команда. Надо было только оповестить о своих планах самого Бена.

Недолго думая, я кинула в него стеркой. Попала снайперски — в лоб. Смит, моргнув, мрачно поднял взгляд от манускрипта своих записей на взбалмошную меня.

— Будешь писать доклад со мной в паре? — знаками показала я парню, чего от него хочу.

Сначала ткнула пальцем себе в грудь, потом указала на него… Однако моя пантомима вызвала у Бена недоумение.

— Что? Что? — заморгал ценитель Андрэ Ричардсона.

После моих красноречивых жестов Смит приложил руку к участочку рубашки, где я запечатлела поцелуй. Увы, мое повышенное внимание он расценил как знак того, чтоб искоренить изъян в одежде.

— Идиот, — подвел неутешительный итог Беновым трепыханьям ухмыльнувшийся Девидсон: — Полный идиот…

Ну вот… только успела забыть об Изувере на мгновение, а он снова в игре! Что ж. Раз Пит так жаждет общества…

Обернувшись к вампиру души моей, я ласково прорычала:

— Не суди всех по себе, мистер Третьегодник, — получилось очень цинично.

Мне понравилось. А вот Кретину — не очень. Он всею физиономией показал, сколь оскорбилось его королевское высочество: зубами клацнул, губы надул. Дай такому трезубец — он покруче Зевса всю Землю перетряхнет. Я прямо-таки залюбовалась игрой светотени на идеально загорелых скулах Изувера. Правда, чем больше я на него смотрела, тем больше убеждалась: не только негодование терзает господина Третьегодника. Из всех щелей его здоровенного организма сочилось предвосхищенье. Черт, Питеру нравилось происходящее! Он наслаждался каждой секундой перепалок. Синие глазищи так и сверкали, так и манили продолжить…

Вот же засранец!

Я и моргнуть не успела, а Мажор, пошловато хмыкнув, одним резким движеньем сдвинул наши парты. Не отрывая взгляда от моих губ. Просто взял — и в буквальном смысле слова выбил почву у меня из под ног…

— Скууучно, — ознаменовал великое событие объясненьем Кретин.

Чтоб ему мозг на день рожденья подарили!

У меня слов не было — и это не удивительно, потому что, благодаря стараньям того-кого-нельзя-излечить, многострадальный стульчик, на котором я сидела, дрогнул. А вместе с ним дрогнуло мое чувство собственного достоинства. Я не хотела приземлиться на пол прямо у ног злейшего врага! Безумно не хотела. Потому, собственно, схватилась за первое попавшееся под руку. К великому моему сожалению, первым попавшимся оказалось колено Пита, вальяжно выставленное напоказ в непростительной от меня близости.

— Теперь веселее, — хмыкнул придурок, с интересом разглядывая мою дрогнувшую ладошку.

Меня обдало волной ненависти. Девидсон был просто… просто отвратителен! Под мелодичный смех господина Кретина я рвано отдернула руку. Стул, впрочем, моей поспешности не разделил: упрямо крякнув, он накренился ещё больше. Доказательство закона всемирного тяготения было на лицо — в скором времени меня ждало позорное падение. И во всем этом безобразии, без всяческих сомнений, виноват был Питер Девидсон. Сволочь кучерявая! Я уже мысленно заказывала ему билет на поезд до преисподней. Вот только мысли о грядущей расправе нисколько не умаляли неизбежности происходящего.

Падать я не любила. Даже в детстве ревела потом часа два из-за попранной гордости. Но что мне оставалось сейчас? Крепко зажмурившись, я приготовилась к неминуемому. Секунда — и… крепкие заботливые руки мягко легли мне на талию. Они уверенно, хоть и с некоторой неохотой вернули меня в прежнее равновесно положение, игриво пробежались вдоль по позвоночнику и, заметив, сколь напряглись мои плечи, замерли на пояснице.

— Где мое "спасибо"? — поймав мой изумленно-возмущенный взгляд, ухмыльнулся Девидсон.

Он, соблазнитель недоделанный, пододвинулся ко мне поближе. Осталось только на колени меня посадить — расстояние между нами и без того можно было считать ничтожно мизерным.

— Забыла в другой сумке, — ответила я на его вопрос. — Зато со мной осталось вот это, — и я с превеликой радостью двинула ему локтем под дых.

Результат превзошел все ожидания…

Не знаю, удивленье ли послужило причиной, или тот факт, что Девидсон сидел на троне полубоком, но после моего любовного толчка Изувер полетел в проход между рядами. Я порхнула за вампиром души моей следом — приземлилась прямо на грудь очертеневшего от злости господина Кретина.

Надо ли говорить, что искры дружбы и обожания между нами не пробежало?

— Ах ты!!!! — хватая меня за грудки, возопил Питер.

Я тоже вцепилась в его отгламуренную рубашку. Следующее, что я помню, — это как мы, на потеху публике, желали друг другу приятности, попутно пытаясь отцепить от себя порядком доставшего оппонента.

В порыве мятежном сбросить с себя тушу Девидсона я даже не заметила мистера Листера, нависшего над нашей парочкой, словно кровавая луна над обреченным городом.

— Встали. БЫСТРО!!! — рявкнул белее чем шокированный преподаватель.

У меня волосы на затылке зашевелились при звуке его голоса. Мигом отлепившись от Пита, я вскочила на ноги и разве что не выдала: "Сэр, есть сэр!" и ладонь козырьком к виску не прижала.

— Девидсон! — прирявкнул на главного возмутителя спокойствия мистер Листер.

Девидсон манерно поднялся с пола и с издевкой глянул на профессора.

— Радуйся, проф, теперь твоя вступительная лекция многим запомнится, — умудрился в ТАКОЙ ситуации язвить сукин сын.

Мое душевное равновесие вновь пошатнулось. Не дожидаясь реплики поджавшего губы учителя, я от души наступила Питер на ногу.

— Просто замолкни! — шикнула я идиоту. И, начисто проигнорировав его злобный комментарий, обратилась к метающему громы и молнии преподавателю: — Просите, не знаю, что на нас нашло. Мне безмерно жаль, профессор!

— Мисс… — намекнул Листер, чтоб я представилась.

— …Купер, — понурила голову я.

Мне действительно было очень стыдно. Подумать только: кинулась драться в первый же свой учебный день. И с кем? С абсолютным Кретином, который тем и жил, что доставал всех вокруг…

Кошмар!

У меня щеки горели. Как маков цвет, я стояла перед разгневанным мистером Листером, ожидая неминуемой кары. Однако преподаватель едва взглянул на меня.

— Мисс Купер и мистер Девидсон будут слушать лекцию дальше стоя, — буравя Пита испепеляющим взглядом, отдал безжалостный приказ мистер Листер. Я было вздохнула с облегчением — все-таки отделалась малой кровью — но преподаватель, насладившись торжеством момента, под градом смешков моих бессмертных одногруппников, убийственно спокойно добавил: — И, конечно, два часа отработки.

Аудитория разом затихла. Никто не страждал огрести наказание вместе с отличившимся дуэтом.

Лишь Девидсон, картинно всплеснув руками, выдал:

— О Боже! Как страшно…

Листер уже спустился по ступенькам к доске и сделал вид, что ничего не слышал, зато я такой добродетелью, как терпение, не обладала.

— Закрой свой рот, — повернувшись к Девидсону, грозно приказала я. Придурок из штанов чуть не выпрыгнул, заметив, как яростно поднимается и опускается под тканью блузки моя грудь. — Клянусь, если ты сейчас же не прекратишь свои выходки, я самолично уложу тебя в гроб!

Почему бы, собственно, и нет? Впервые в жизни я до безумия страждала пойти на поводу своих желаний. К тому же, Питер Девидсон, несомненно, заслужил хорошую трепку. Вон — стоит, улыбается во все тридцать два, будто я осчастливила его предложением восемнадцать плюс. Прямо руки зачесались вмазать по довольной физиономии.

Господин Кретин словно мысли мои прочитал.

— Раз все твои мечты о том, чтобы уложить меня… — издевательски протянул он и, дождавшись негодующего взгляда, надменно оглядел меня с головы до ног. — Ты, конечно, не мечта всех мужчин мира, — посмел подвести неутешительный итог самодовольный засранец, — однако потенциал в тебе определенно есть.

Вот уж спасибо! У меня слов не хватило, чтоб описать глубину моей вопиющей "благодарности". Да я и стараться не стала — просто схватила с парты ручку и с силой метнула снаряд в ухмыляющуюся змеюку.

— И это все, на что ты способна? — ловко поймав на лету канцелярское чудо, язвительно поддел меня Мажор всея Нотинстона.

Естественно, будь у меня шанс, я задушила бы придурка собственными руками, но, подозреваю, именно этого он и ждал — воцарения полной неразберихи в аудитории. Попадаться на удочку неизлечимого траблмейкера я не собиралась.

Тем более, в запасе у меня оставалось ещё одно средство довести его до белого каления. К плану Б я и приступила со всем рвением, на кое была в ту минуту способна.

— Ну, я хоть на что-то способна, — мило пожав плечиками, я лучезарно улыбнулась Мажору.

Пит сдулся, как прохудившийся мячик. В синих глазищах неоновой надписью загорелась вывеска: "Предупреждаю", но, как говорится, кто не рискует, тот не пьет шампанского!

— В отличие от некоторых, которые три года мучат университет своим тлетворным присутствием, но по-прежнему так ничему и не научились, — ехидно добавила я и улицезрела Девидсона, готового разорвать меня на маленькие кусочки.

Что ж, во всяком случае, теперь все было честно: мы оба в равной степени изнывали от злости.Свою господин Кретин решил излить на меня сию же минуту:

— Тыыы… — выпячивая губу, рыкнул величество.

Донести до меня святую пламенную речь несчастному парню не дал жестокосердный мистер Листер. Хлобыстнув по столу указкой, преподаватель возопил:

— Сладкая парочка на третьем ряду, — я даже не сразу поняла, что это он к нам с Девидсоном обратился. — Да, да, вы, Купер и Девидсон! — завидев мою растерянность, подтвердил наихудшие опасения лектор. — Сколько ещё вы будете отвлекать собравшихся от…

— …от бессмысленной нудноты? — остроумно подсказал набычившийся Питер.

Я думала, Листер выгонит его или хотя бы влепит замечание, но преподаватель вновь удивил меня.

— Полагаю, до Ваших стандартов, — учитель ехидно кивнул в сторону порножурнала, все ещё украшающего парту Мажора, — мне не дотянуть.

Девидсон скрипнул зубами, он понимал, что на том противостояние с преподом не закончится, однако милостиво позволил Листеру продолжить.

— И что же Вы такое ИНТЕРЕСНОЕ обсуждали с мисс Купер, позвольте полюбопытствовать, — вкрадчиво уточнил знаток английской литературы.

Не надо было обладать экстрасенсорными способностями, чтоб понять: Изувер сейчас скажет что-то до невозможности гадкое. Он уже чакрами с адом соединился, люцифероподобно осклабился.

— Мы… мы обсуждали авторов… — поспешно вклинилась я в разборки двух профессионалов пикировки.

И тут же удостоилась чести — мистер Листер, наконец, взглянул на нервно кусающую губы меня. С некоторым удивлением, мол, а вы кто такая. Я не стала тянуть с продолжением. По-пионерски приложив руку к груди, клятвенно заверила:

— Мистер Девидсон хотел узнать, какому автору я отдала предпочтение, — и, заметив огонек иронии в проникновенных глазах Листера, горячо добавила: — ОЧЕНЬ хотел.

Страждущий, кстати, посмотрел на меня как на седьмое чудо света. Снова я его планы захватить мир порушила. И теперь он, обиженный на всю голову, силился скомкать дерзкую улыбку, от которой на царских щеках заискрились такие ямочки, что у меня сердце ухнуло и ушло в пятки.

— ОЧЕНЬ ХОТЕЛ, — не прерывая со мной визуального контакта, кивнул в подтверждение нереалистичной правды маниакально повеселевший Питер.

Двусмысленность его фразы можно было намазать на тост и скушать в один присест после завтрака. Вот только я прекрасно потрапезничала. В добавке не нуждалась!

— Мистер Девидсон оказался на редкость приятным собеседником, — сообщила я и без того очумевшему от нашей маленькой игры в "кто кого" Листеру. — Он даже пытался переубедить меня, однако наши вкусы в литературе, увы, привели к… разногласиям.

Я похлопала ресницами, но, подозреваю, переборщила с издевкой, потому что после моей комичной интерпритации наших с Девидсоном разборок Листер хитро прищурился.

— Так против какого же автора столь бурно возражал мистер Девидсон? — невинно задал он вопрос.

Я, не почувствовав подвоха, выпалила:

— Иэна Макьюэна.

И тут началось…

Господин Кретин, до того не проявлявший ни капли интереса к происходящему, вдруг оживился.

— О… я не хотел задеть твои чувства, дорогая однокурсница, — к немалому моему удивлению, покаянно заломил руки Мажор.

Я немо отступила от ненормального на шажок. Его искреннее извинение напугало меня похлеще всех недавних угроз вместе взятых.

— Чтобы искупить свою вину, позволь предложить тебе помощь в работе над проектом, — он сайгаком подскакал ко мне, схватил за руки и на виду у всей аудитории проголосил: — Пожааалуйста.

О!!! Я с удовольствием повыдергивала бы каждый кучерявый волосок на его неумной головушке, но раз уж Девидсон настаивает…

— Ты ведь не ознакомлен с творчеством Макьюэна, дорогой однокурсник, — незаметно пихнув его в плечо, сокрушенно проговорила я.

Листер упивался нашим негласным спором. Он, опершись на кафедру, лобызал Девидсона странным взглядом. Будто ждал чего-то. Чего-то определенного, важного, но сомневался, не разрушит ли Пит его большие надежды.

Королю Нотинстона, однако, было не до переглядок с преподавателем. Он выпрямился во весь свой огромный рост, навис надо мною немезидой. Сама решительность, само бесстрашие.

В огромных зрачках — я, вздернувшая нос, уверенная в своей стопроцентной победе.

Раз. Два. Три…

— Почему же, — насладясь тенью моего неверья, мягко возразил Девидсон, — я как раз не против исследовать исповедальные интенции, согласующиеся с современными неканоническими ракурсами в рассмотрении философско-эстетических вопросов постмодернизма.

У меня челюсть поползла вниз. Что? Исповедальные интенции? Философско-эстетические вопросы? Девидсон ЧИТАЛ Макьюэна? Нет, не так… Девидсон умеет читать НОРМАЛЬНЫЕ книги, не комиксы, не чернуху?..

Окончательно запутавшись, я обернулась к Листеру, ожидая объяснений или хотя бы поддержки. Но старый лис усмехался совсем не по-профессорски. Маленькие глазки блестели неподдельной жаждой узреть продолжение банкета. И все же учитель с неохотой пришел мне на помощь:

— Думаю, Вам было бы лучше остановиться на Свифте, Исигуро, Эмисе, — вкрадчиво предложил он Питу путь к отступлению. Уж кому, как не мне, знать о том, сколько готовых статей по этим авторам валяется на просторах многогранного помощника-интернета. — Все-таки их философско-исповедальные романы считаются вершиной данного жанра… — мягко добавил профессор, но по напряженной позе и ещё по тому, с какой нескрываемой заинтересованностью он глянул на Пита, забросив наживку, я поняла одно: Листер, без всяческих сомнений, надеется на чудесное просветление мистера Девидсона.

Последний, надо отдать ему должное, и впрямь проникся щедрым предложением преподавателя. Выпустил из ловушки своих лап мои запястья, рыкнул под нос проклятье. Весь из себя вздыбленный — кудряшки торчком — Питер отскочил к парте и хлобыстнул по ней царскими ладонями.

— Ты все время хочешь чего-то еще. Какое-то бесконечное вымогательство! — гавкнул он в сторону оторопевшего преподавателя.

У того очочки поползли вверх от наглости Пита, но, строго поджав губы, мистер Листер отчего-то не полез в пекло перебранки. Представительно заложив лапки в карманы, предоставил Девидсону шанс высказаться.

Я ничего уже не понимала… Листер потворствует самому ненормальному ученику Нотинстона. Самый нерадивый ученик Нотинстона с видом обиженного на голову отличника брызжет слюной, дабы доказать неотвратимость свих суждений…

Я что, попала в параллельную вселенную или что-то типа того?

С долей сомнения я бросила на Девидсона короткий взгляд, но оторваться от созерцания чудной картины так и не смогла. Уверенный. Увлеченный. Питер Девидсон. Истинный Король. Мантия высокомерия окутала его величество въедливой тенью. У царских ног — весь мир, покоренный и готовый раболепно сложить броню. Синие глаза пылают. В них, в этих подожженных азартом, сапфировых глазах — вызов. Листеру, аудитории, мне. Всем.

Он был чертовски убедителен, Кретин всея Нотинстона. Настолько, что мое горло пережало от странного чувства предвосхищения, почти боли. Не в силах с ним справиться, я пропустила вдох в ожидании реплики Пита. И Кретин, после полуминутной паузы, наконец, заговорил:

— Флора, — пробуя имя на вкус, сказал Питер. — Героиня из романа Макьюэна "На берегу" адресовала эти слова своему жениху Эдуарду, — Мажор вновь замолчал, но вряд ли сий жест был отыгран на публику. Пит чересчур рьяно был сосредоточен на дуэли взглядов с мистером Листером для человека, отдавшегося актерскому мастерству. — Думаю, они как нельзя лучше подходят к теперешней ситуации, профессор, — подтвердил мою теорию Изувер. Под градом вопросительных комментариев однокурсников Пит спокойно пояснил: — Не далее, как десять минут назад, Вы ставили мне в укор нежелание знакомиться с английской литературой и вот сейчас, когда я сам выбрал направление, навязываете мне другую тему. Признайте, разве это честно?

Я дух не успела перевести. Листер только было собрался ответить, но Девидсон, яростно жестикулируя, продолжил:

— Отринем лишние формальности. Свифт? — Кретин фыркнул и покачал головой. — Его заезженный "Гулливер" набил оскомину не одному современному критику.

Он, в порыве бессознательного возбуждения, растрепал волосы. Модному зачесу пришел полный сим-сим, но Величество едва ли заметил глобальность катастрофы. Спустившись на одну ступенечку, чтоб обдать Листера арктическим холодом своего тона, Пит продолжил:

— Исигуро? Вы сами не далее, чем в прошлом году порицали стремление дражайшего Кадзуо доказать всему писательскому бомонду, что английская чопорность снова в моде. Ну так… бомонд пусть и восторгается! — Пит воздал должное автору, подарив ему насмешливые аплодисменты.

Я сглотнула. Вместе со мною выдохнула добрая половина заинтригованных донельзя слушателей.

— Эмис? — не остановился на разоблачении Исигуро и Свифта господин Мажор. — Да кто в здравом уме согласится осилить эту вопиющую нудноту? — дабы призвать к убедительности слушателей, изувер шагнул к мирно посапывающему соседу по ряду. — Эй! — стукнул он качкообразного товарища по нехилому плечу. — Ты вот будешь читать рассуждения на тему интернационализма, размазанные по двадцати страницам?

Бедняга в спинку стула вжался. Ему б обязательную программу осилить. Родители-толстосумы, небось, еле-еле упросили индивида хоть на первый день в универ явиться. А тут Девидсон — с допросом. Ребенок последнее серое вещество чуть не растерял от страха. В защитном порыве двухметровое подобие человека закивало так, будто в прошлой жизни китайским болванчиком подрабатывало.

— Видите! — хлопнул в ладоши Девидсон.

Вот же засранец с манией величия! Добился словесного запора друга по разуму — и рад радехонек. Дай господину Кретину право — он и остальных одногруппничков в хоровод выстроит. Одна я, наверное, от почетного места в ряду его почитателей отказалась.

— Вижу, — сардонически обратилась я к Мажору. — Вижу, что радикальность твоих взглядов на модерновую литературу продиктована сущим невежеством.

Ну вот. Хоровод отменяется. Теперь студенты воззрились на ту, что посмела вмешаться в апокалипсический ход мыслей несравненного величества. Даже Листер заинтригованно изогнул правую бровь. Что ж. Раз мне дали зеленый свет…

— Ты столь придирчиво разложил на молекулы творчество великих авторов, — плюнув на скромность, сделала я шаг в сторону господина Кретина.

Тот пафосно фыркнул, однако лезть под горячую руку не стал. Сложил губки бантиком, сощурился. В общем, всеми телодвиженьями показал, в каком гробу и в каких тапочках он видел мои вступления. Да бога ради!

Одарив Мажора издевательским взглядом, я задумчиво протянула:

— А может… Свифт, Исигуро и Эмис не угодили твоей высоконачитанной персоне лишь по причине твоего дурного вкуса? — и, проглотив за один присест злобный выпад Девидсона, вкрадчиво добавила: — В конце концов, вышеперечисленные авторы не сторонники высоких рейтингов…

Я думала, у Девидсона сорвет башню, уже приготовилась к его бравому превращению в Халка. Но нет... С оскалом волка из всем известной сказочки, Пит поддел пальцем мой подбородок.

— В таком случае, Макьюэн идеально мне подходит. Ты же читала "Цементный сад"? — интимно шепнул Кретин мне на ушко.

Чтоб ему!!!

Я с превеликим удовольствием сделала бы из вампира души моей котлету, однако, предвидев неминуемое, Девидсон отступил сам.

— А ты почему его выбрала? — вопросил тот, кого я меньше всего хотела посвящать в свои причины.

— Чтобы заставить тебя истязаться от любопытства, — отсалютовала я господину Кретину.

Тот вознамерился снова кинуться ко мне. Полагаю, чтоб я ему таблетку от озверения выдала. Однако от неминуемого лечения Мажора спас, как бы то ни было странно, мистер Листер.

Его агонизирующе хрюкающий смех и поныне преследует мое воображенье.

— Что ж. Макьюэн, так Макьюэн, — преступно спокойно поставил он заключительную точку в моем приговоре. — Поздравляю, мисс Купер, — он послал мне ехидный зырк, — Мистер Девидсон, — не оставил он без внимания возгордившегося Героя.

Козлина друрогий! Никакой жалости к особо отличившимся. Ещё и прибавил, натешившись довольным личиком Питера:

— Работа в паре определенно пойдет вам обоим на пользу.

У меня были весомые возражения. И я ОПРЕДЕЛЕННО не была согласна пасть жертвой вопиющего беззаконья. Кретин и я? В паре? Да не смешите мои тапочки! Из нас выйдет хорошая пара самоубийц, коль скоро мы станем партнерами.

— Мистер Листер!! — прикинув плачевный результат в уме, возопила безутешная в своем горе я.

Мой вопль раненой лани заглушил требовательный звонок с пары.

— Готовься страдать, — подбодрил меня не в меру развеселившийся будущий покойник.

Его Величество я торжественно обогнула, чтоб с видом попранной добродетели спуститься вниз, к обиталищу грозного судии, обрекшего меня на танталовы муки.

Ага! Размечталась! Это же Девидсон… Стоило мне, посмевшей жестокосердно проигнорировать Мажора Нотинстонского, поставить каблучок на ступеньку, как этот самый Мажор, во имя будущего партнерства и, конечно же, укрепления сакральной связи между нами, дружески поставил мне подножку. Самым добросердечным образом! Так сказать, чтоб я оценила всю мощь его желанья объединиться в "пару".

— Уууупс, — притворно ужаснулся демон, завидев, как я въехала бедром в угол близстоящей парты. — Не больно, Сладенькая?

БОЛЬНО!! Больно, черт возьми, было сдерживать порыв приложить его носопыркой об эту самую многострадальную парту. Благо, нас уже разделила река более мирных студентов, которые ринулись к многоуважаемому профессору, чтоб выбрать тему доклада.

— Спокойствие, — поправив пиджак, пробормотала я.

В конце концов, мы цивилизованные люди — решать проблему киданием в оппонента стульями не было нужды. Хотя… признаться, я бы с радостью насолила полудурку любым, даже самым неприемлемым для цивилизванного человека, способом. Увы, Девидсона загородили от разгневанной меня самоотверженные однокурсники. Поэтому пришлось довольствоваться малым: потерев ладонью ушибленное бедро, я вяло потопала в сторону распинающегося преподавателя. Можно подумать, на сим приключения Лиззи Купер закончились.

Не успела я и шагу ступить, как сзади на меня навалился сами-знаете-кто и, прильнув загорелой щекою к моей щеке, интимно забормотал:

— Будешь моей строгой училкой?

Аромат Clive Christian No. 1 резанул по обонянию. Смысл пафосного предложения вверг меня в последнюю стадию ярости, однако, затолкав чувства куда подальше, я всего-навсего остановилась, позволив Королю налететь на меня, непредсказуемую, и стукнула пальцем по безмозглой кучерявой черепушке.

— Совсем никакой фантазии, — поцокала языком я.

Девидсон чуть своим изумлением не подавился. Вот те на: снова шокировала извращугу. Самодовольной улыбки, увы, скрыть не получилось. Отступив от идиота, я сочувственно потрепала неумного двухметрового аполлона по надувшейся щечке:

— Иди в ногу со временем, Девидсон. Сейчас в моде садо-мазо.

И пока Пит переваривал услышанное, самозабвенно саданула его по левой лодыжке. Хорошо получилось. Идеально! Девидсон оценил. Он что-то крякнул, заскакал по-страусиному на месте и даже думать забыл о хваленом королевском высокомерии.

— Вот, — насладившись его очередным размашистым па, подытожила я. — Теперь мы на одной волне.

Девидсон зарычал. Его красивое личико побагровело, но мне, если честно, было начихать на череду бессмысленных угроз, полетевших в спину. Мы, наконец, уравляли счет: мое бедро — его лодыжка. По синяку на каждого.

Довольная собой, я закинула ремешок сумки на хрупкое плечико.

— Профессор! — окликнула я предателя, который собирался позорно покинуть опустевшую за время наших с Питом разборок аудиторию.

— Мисс Купер, — обреченно вздохнул "Сальвадор Дали", завидев решительно идущую в его сторону меня, и вцепился в свой чемоданчик, будто мне делать больше нечего — грабить несчастного стрикана. — Мистер Девидсон, — ещё более убито пробормотал мистер Листер, когда вышеупомянутый, мрачным пятном нарисовался за моей спиной.

Присутствие свое Кретин обозначил вступительной речью:

— Не видать тебе обеда, проф…

У меня третье веко задергалось. Но, приказав себе мило улыбаться, я всего-навсего послала Девидсону ненавидящий взгляд. Пусть подавится своей иронией. Лишь бы нагружал ею потом кого-нибудь другого. Не меня. Собственно, тянуть с просьбой я не стала — сразу взяла быка за рога:

— Могу я попросить о смене автора? — настырно вопросила я.

Девидсон картинно закатил глаза:

— Сладенькая, мы даже не начали собирать материал, а ты уже сдаешься, — он покривлялся с секунду, потом указал пальцем на меня и со вздохом выдал: — Такая паникерша…

Я наступила ему на ногу.

— Сладенький, я не собираюсь… — на том он дружески обнял "сладенькую" и в буквальном смысле заставил замолчать, припечатав лапищу к моим шевелящимся губам.

Мистер Листер прокашлялся . Ему пришлись по сердцу наши "семейные" разборки. Но, сама тактичность, он сделал вид, что ослеп на оба глаза и оглох на оба уха.

— Что ж. До следующей недели Вам, мисс Купер, — скрыв улыбку за ворохом бумаг, обратился ко мне Листер, — и Вам, мистер Девидсон, — чёрт, проф чуть ли не светился от радости, когда повернулся к самому проблемному студента Нотинстона, — я даю возможность до следующей недели определиться с направлением произведения.

Вот же! Отплевавшись от ладони Питера, я вонзила взор в преподавателя так, будто собиралась свершить преступление. Намек Листер понял. Он бессовестно пошевелил усиками, дабы не рассмеяться, и мягко, как душевнобольной пояснил:

— Ах да, мисс Купер, если у Вас есть весомая причина отказаться от выбранного автора, Вам придется заполнить бланк отказа…

Бла-бла-бла. Все объяснение сводилось к тому, что отделаться от Девидсона мне не удастся. Только через его или мой труп. Но умирать без музыки Девидсон не хотел. В его злобные планы входило довести меня сначала до белого каления. И у меня почти закончились силы сопротивляться гневу! Ухмыляющийся, довольный, Мажор Нотинстонский пялился на меня! Он все просчитал. Он знал. Знал, что Листер уцепится за возможность скинуть балласт Питера Девидсона на кого угодно, лишь бы заставить почти умерший мозг Кретина функционировать. Он знал. Сукин сын всё знал и потому игриво подмигнул мне, прежде чем обратиться к преподавателю: Поцелуйчики воздушные разве что не слал. Изувер.

— Меня всё устраивает. Где расписаться?

Я чуть не рявкнула: "В своем завещании", но под осуждающий взглядом Листера сдулась и проследила, как Девидсон каллиграфическим почерком выводит свои инициалы в журнале Листера.

— Мисс Купер, — примирительно протянул мне ручку Листер.

Я чувствовала себя так, будто заключаю фиктивный брак с самим Сатаной.

— Я против кандидатуры мистера Девидсона на роль соавтора научного исследования, — поджав губы, воспротивилась несправедливому решению старшего я.

Листер нетерпеливо глянул на часы. Ему, полагаю, порядком надоело строить из себя добрейшей души учителя.

— Здесь Вам не песочница, мисс Купер, — жестко осадил он меня и, узрев выражение скорби на моем перекошенном от возмущения лице, более мягко добавил: — Приложить максимум усилий, чтобы получить сто баллов, и следующее задание будете выполнять в гордом одиночестве.

Итак, это был вызов.

Девидсону хватило такта подлить масла в огонь:

— Рискнешь? — выгнув бровь, издевательски подначил придурок.

У меня зубы скрипнули.

— Я заставлю тебя трудиться, — сжав пальцами ручку, пообещала я.

Синие глазищи потемнели.

— Попробуй, — по буквам произнес Кретин.

Он маниакально наблюдал, как я ставлю росчерк в графе подле своего имени! Его милого бездействия хватило ровно на секунду. Вот же засранец! Мистер Листер и отвернулся-то на мгновенье, а Девидсон умудрился пихнуть меня локтем в бок. Ну вот… Благодаря его стараньям вся страница листеровского журнала была перечеркнута.

— Чтоб тебе зубы мудрости без анестезии удаляли! — узрев творенье рук своих, не удержалась я от грозного проклятья.

Листер оторопело воззрился на содеянное, однако комментировать не стал: молча отобрал у меня журнал, коротко попрощался и, наконец, оставил нас с Девидсоном соревноваться в пакостях дальше. Без него.

Виновник моего мозговыноса, кстати, выглядел великолепно. Плясок в стиле диско не хватало. А так — полный спектр восхищения собой любимым. Аж зло взяло.

— Тебе сколько лет? — едва за профессором закрылась дверь, мрачно спросила я не в меру идейного Девидсона.

Тот, вдоволь налюбовавшись моим гневным ликом, растянул губы в ехидной улыбочке.

— Восемнадцать плюс, — сообщил Девидсон сальным шепотом и поиграл бровями. — Организуем что-нибудь горяченькое? — на сим Принц Придурков коварным образом сцапал изумленную меня в медвежьи объятья.

Маньячина блондинистая! Силу, значит, показать собрался. Лапочка моя наивная! Он же не подозревал, что меня пять лет учили самозащите папины "мальчишки". Один-то прием я выучила наизусть. По завереньям автомехаников, он срабатывал стопроцентно. Что ж. настала пора проверить. Не без удовольствия я резко подняла колено. Оно попало по назначению. Все-таки мальчишки не врали! Чудесная тирада о чьих-то там матерях и детородных органах фром Питер Девидсон была наглядным тому подтверждением.

— Достаточно горячо? — похлопав по спине безнадежно согнувшегося пополам Питера, уточнила я.

— …………Ку…куууууперррр! — захлебнувшись ругательствами, вспомнил, наконец, мою фамилию придурок.

Молодец. Давно бы так.

Мои страданья вознаградились! Можно ли было не усмехнуться при виде получившего по заслугам Питера Девидсона?

— Больно, Сладенький? — припомнила я ему недавние слова.

На Пита приятно было смотреть: после моего невинного вопроса господин Изувер побагровел ещё паче.

— ТЫЫЫЫЫ!!! — протянув ко мне лапу, рыкнул побитый Мажор.

Мне пришлось скомкать губы, чтоб не рассмеяться во весь голос. Преспокойно отойдя от придурка на безопасное расстояние, я вытащила из сумки бутылку минералки, поставила на учительский стол и, картинно вздохнув, съехидничала:

— Может, это остудит твой пыл, казанова.

Бедняга! У него словарного запаса не хватило, чтоб достойно ответить на мою шпильку. Сцепив зубы, Величество некультурно показал "фак". Увы, разогнуться он так и не сумел.

Что ж. Два: один в мою пользу.

При виде мученического выражения на царском лице меня охватило чуть ли не эстетическое удовлетворение.

Питер Девидсон хотел противостояния. Ну, так пусть теперь не жалуется.

Война, господа. Оружие к бою!