Русалочка фхтагн (джен)

Глубоко-глубоко в океане, где толща прозрачной воды круглые сутки кажется чернее беззвёздной вселенской пустоты, в затонувшем древнем городе Р’Лайхе погружён в тысячелетний сон великий Ктулху. Его грёзы родственны смерти, и он щедро раздаёт их обрывки, веющие ужасами безысходной пустоты и всепоглощающего небытия, существам, живущим на суше. Ктулху видит бездонную вечность ― и её дыхание задевает смертных, сводя их с ума своей непостижимостью. Ктулху грезит о бесконечной тьме ― и та окутывает разумы, разрывающиеся от неспособности посмотреть в неё. Р’Лайх безжизнен и пуст, потому что даже мельчайшие черви и моллюски гибнут при соприкосновении их органов чувств с ледяной душой древнего могущественного бога. Что до людей ― их убивает необратимое умопомешательство, заселяющее их мысли чужеродными кошмарами, даже в тысячах миль вдали от пристанища Ктулху. Только дети чудовищного бога знакомы с образами из этих грёз и не страшатся их. А когда мéньшим богам рода Древних требуется помощь, то они могут воспользоваться силой снов Ктулху.

* * *

Мать Гидра собиралась провести старый риутал. Она напоила свою младшую дочь снотворным зельем из водных растений, для приготовления которого поднималась на сушу. Гидра бережно увлекла крепко спавшую маленькую русалочку в тёмные глубины океана, в Р’Лайх. Там она отыскала каменный алтарь, покрытый иероглифами, тысячи лет лежавший на том месте, куда он был доставлен с родины великого спящего прародителя оттуда, где звёздное небо не похоже на земное и другие планеты величественно движутся по орбитам. Мать Гидра смахнула перепончатой ладонью песок, накопившийся на поверхности алтаря, положила на него тело своей дочери и, приподнявшись над ней, простёрла руку, указывая на пристанище могущественного Ктулху. Она сделала глубокий надрез на своей чешуйчатой бирюзово-зелёной коже и, когда ихор из её вен накрыл алтарь со спящей русалочкой и саму Гидру зыбким колышущимся куполом, начала молитву спящему повелителю.

«О, отец наш Ктулху! Обрати свои мысли к детям своим, открой свои грёзы для моих речей. Познай души жителей планеты, загляни в их разумы, прочти сон моей дочери и коснись его обитателей. Разыщи человека, которого видит твоя внучка, наполни его мысли соблазнительными образами и окутай ими юную русалку. Внуши ему сон в яви и заставь его идти за мечтами, которые ты дашь ему. Вручи нам ключ от его привязанностей, и мы принесём тебе плату преумножившимся потомством твоим, сильным, стойким, плодовитым. Помоги нам населить планету существами с плотью от плоти твоей. Молю тебя, о, отец Ктулху!»

Тонкие нити зелёной слизи расползались над алтарём и плотным туманом плыли к громадам Р’Лайха. Мать Гидра провожала их взглядом, не обращая внимания на то, что из руки ещё сочится ихор и ленивыми течениями разносится вокруг её фигуры. Спустя некоторое время вода всколыхнулась: это Великий Спящий почуял запах жертвенной крови и принял её.

Спустя некоторое время пристанище Ктулху снова опустело: мать Гидра с почтением относилась к тысячелетнему сну древнего бога и не смела тревожить его ни мгновением дольше, чем это было необходимо. Она старалась покинуть священный город как можно быстрее и плыла, увлекая за собой бессознательное тело русалочки, к дворцу повелителей Глубоководных. Тем временем Ктулху уже погрузился в новый сон: о земных жителях; о принце, наследнике трона одной из их стран; о прекрасной незнакомке, которая однажды спасла ему жизнь; о случайной встрече двух существ, перерастающей в покалывающую острыми сладкими искрами страсть; о судьбе, причудливые изгибы которой уничтожили не одну цивилизацию, а теперь готовы создать новую из потомков двух родов, людского и подводного…

* * *

Ктулху спит, а иллюзии, которые возникают в его древнем разуме, окутывают мир и создают новую, ещё зыбкую, но крепнущую с каждой минутой, реальность. Ктулху спит, а на другом краю земли засыпает юноша, марионетка из грёз дремлющего бога. Человек погружается в тёплую спокойную темноту, в которой лениво мерцают зелёные звёзды и расползаются оранжевые диски ― зародыши сна. Сна о прекрасной девушке, легко плывущей по гребням морских волн, светловолосой, тонкокожей, изящной. Юноша хмурится, когда его сновидение мрачнеет, иллюзорное небо затягивают призрачные чёрные тучи. Он беспокойно мечется в постели, сминая белые простыни, когда грезящиеся ему волны поднимаются до небес и обрушиваются вниз, разбиваясь на сотни ледяных осколков, пронзающих его тело, сбивают с ног: он тонет, тонет, тонет, задыхается под толщей воды, пока его не обнимают тонкие девичьи руки и не поднимают на поверхность, согретую ласковым солнцем. Юноша поворачивает голову и видит перед собой улыбающуюся девушку, ту самую, светлую, бледную, хрупкую, как сам сон, как мифическая русалка. Он протягивает руку к её телу, но она ускользает. И юноша просыпается, так и не прикоснувшись к прекрасной иллюзии, но память о ней остаётся, заслоняя собой новое утро.