Закон привлекательности (гет)

Она нервно сжимает в руке чёрную папку, сидя в приёмной Джилла Абрамсона — главного редактора «The New York Times». Взгляд скользит по присутствующим и упирается в широкое окно, где за стеклом раскинулся великолепный пейзаж. Нью-Йорк вообще прекрасен осенью: деревья покрыты жёлто-красными листьями, медленно опадающими золотым ковром на землю. Вокруг стало ярче, будто трепетная рука художника кистью прошлась по природе, окрашивая всё в пёстрые цвета. Это любимое время года Фэй. Говорят, осень — время поэтов и задумчивых женщин, время, когда кренится чаша весов, и необузданная ярость жизни идёт на убыль. Осенью оседает пыль. Пыль переживаний, бьющих по оголенным нервам, пыль безумных идей и почти начатых свершений. Осенью остывает небо.

У людей, сидящих с Фэй в очереди, цель такая же, как и у неё — получить место стажёра в самой престижной газете Нью-Йорка и третьей по популярности в США. Фэй первая и должна радоваться, но в душе ей страшно. А вдруг она не понравится главному редактору? Что если мистер Абрамсон сочтёт её статьи глупыми и бездарными? Это своего рода первый её самостоятельный шаг во взрослую жизнь. Раньше все важные решения в жизни Фэй принимали отец или Селина, но ей уже девятнадцать — пора взрослеть. Семья не всегда будет нянчиться с ней, как с маленькой девочкой.

Упираясь спиной в стену, Фэй раскрывает свою папку-портфолио со статьями, написанными для школьной газеты, а позже и для университетской. Пробежав глазами по статье, посвящённой самоубийству мистера Колина — одного из школьных учителей, она тяжело выдыхает. В памяти всплывает неприятное воспоминание о лекции профессора Блэка, где он назвал Фэй не только глупой, но и раскритиковал её работу. Конечно, отчасти эта была своего рода месть, но почему бы просто от неё не отстать? Вокруг полно студенток, жаждущих его внимания. Что в Фэй особенного? Хотя, каждый человек уникален, но Блэк мог бы выбрать одну из тех девушек, про которых пишут в модных журналах. Или пусть вообще никого не выбирает. Спать со студентками — аморально даже для современного развращённого общества, где даже не удивишь сменой пола.

Подавив в себе обиду, первым делом Фэй хотела перестать посещать лекции профессора Блэка, но это было бы проявлением слабости, а этого она себе позволить не могла. Окружающие всегда говорили, что у Фэй слишком высокие требования к людям. Но они не знают, что больше всего она требует от себя.

Быть сильной. Быть собой. Быть личностью.

Дверь кабинета открывается, выпуская мужчину.

— Я тебе позвоню, Джилл…

Фэй слышит знакомый голос и резко вскидывает голову. Вы верите в совпадения? Минуту назад она думала о нём, а сейчас видит перед собой. Профессор Роберт Блэк. У Фэй возникает дикое ощущение, что он её преследует, но это уже слишком… Нью-Йорк огромен, но почему-то предпочитает пересекать их пути.

Встречаясь с ним взглядом, Фэй замечает лёгкое удивление длиною в две секунды и слышит голос секретарши:

— Мисс Данауэй, мистер Абрамсон вас ждёт.

Машинально кивая, Фэй обходит Блэка, скрываясь за дверью. В конце концов, она не обязана с ним здороваться вне стен университета.

***

У Роберта возникает странное ощущение, оставляющее неприятный осадок в душе. Он едва успевает взглянуть ей в глаза, прежде чем она входит в кабинет.

Вся эта весёлость, уверенность, цинизм разом слетают с Роберта, словно маска, а без неё остаётся голое чувство, незнакомое до этой минуты. Как он не пытается подобрать к нему разные эпитеты, название у него одно — чувство вины. Питая глубочайшее отвращение к этому ощущению, Блэку хочется выблевать его всё без остатка, но вместо этого Роберт думает о Фэй.

Сначала его привлёк в ней острый язык, потом смелость, и, наконец, глаза — большие, зелёные, отражающие всю бурю эмоций, бушующую в ее душе, которую она так тщательно скрывает под толстым слоем льда. Когда-нибудь он треснет, и разгорится огонь, только вот Блэк не уверен: хочет ли он стать свидетелем пожара?

Может, ему забыть о ней и переключить внимание на кого-нибудь другого? Например, на Энн четыре. Она может стать «пятёркой», если приглядеться. Нет. Отступить — значит проявить слабость, а это непозволительная роскошь для Роберта.

Глубоко погрузившись в свои мысли, он не замечает, как уже пятнадцать минут стоит в фойе, сам не зная зачем.

Лифт издаёт характерный звон, и его двери разъезжаются в сторону, сталкивая Фэй и Роберта снова лицом к лицу.

— Привет, Фэй, — он пытается вести себя как обычно, но между ними сразу же возникает огромная стена, выстроенная из напряжения, обид и неловкости.

— Здравствуйте, профессор Блэк, — её ответ звучит сухо, без единого намёка даже на элементарную вежливость.

— Как прошло собеседование?

Чёрт, почему он ведёт себя, как какой-то мальчишка? Он — Роберт Блэк. И его единственный принцип в том, чтобы быть беспринципным.

— Отлично. Всё время воображала, как мистер Абрамсон пытается затащить меня в постель, — резко отвечает Фэй, тут же замолкая. Хоть какое-то проявление эмоций с её стороны.

Блэк замечает, что Фэй борется с собой после этих слов, ведь он всё ещё её преподаватель, хоть и не из числа любимых.

Чувство вины не хочет покидать его, толкая на нехарактерные поступки. Всё бывает в жизни в первый раз?

— Фэй, — он делает паузу, — я хотел бы… извиниться за свои слова, которые могли обидеть тебя. Я был неправ.

Данауэй молчит, уставившись в пол, затем медленно кивает головой и слабо выдыхает.

— Тогда я тоже хочу извиниться. Мы оба были неправы и повели себя немного инфантильно и импульсивно.

Кажется, и Фэй, и Блэк чувствуют облегчение.

Он мог бы сказать, что это его привычный стиль поведения, но выбирает молчание. Новые конфликты Блэку ни к чему, заново ощутить это отвратное чувство ему не особо-то хочется. Да, он эгоист, потому что извинился, чтобы избавиться от чувства вины, а не потому что ему действительно жаль. Или просто не хочется заглядывать глубже в себя.

— Тогда всё o`kей?

Фэй неловко улыбается, пожимая плечами.

— Да, профессор Блэк.

— Зови меня просто Роберт, — усмехнувшись, Блэк засовывает руки в карманы джинс. — Вне стен университета стараюсь забыть, что я преподаватель, — звучит легкомысленно, но правдиво.

На её лице мелькает лёгкая растерянность, забавляющая его.

— Хорошо, проф… Роберт. До свидания.

— До встречи, Фэй.

Проводив ее взглядом, Блэк устало выдыхает, ощутив лёгкое удовлетворение.

***

Эта лекция профессора Блэка кажется Фэй самой нормальной, если так можно выразиться. Он не придирается к ней, не задевает, кажется, он вообще не обращает на неё внимания, и это радует. Терпеть очередные придирки преподавателя на глазах у всей аудитории Данауэй уже надоело.

Фэй закидывает ногу на ногу, платье закономерно ползёт вверх, оголяя светлую кожу ног. Перекинув небрежную косу на одну сторону, она выводит узоры на полях тетради, полностью абстрагируясь от окружающего мира. Фэй нередко говорили, что она живёт в своих собственных фантазиях больше, чем в реальности. Отец упрекает ее в том, что порой не понимает её, а сама Фэй ничего не может с этим поделать. Как окружающие могут понять её, если она сама себя порой не понимает? В старшей школе одноклассницы называли Фэй странной, впрочем, ей это даже нравилось. Есть что-то привлекательное в том, чтобы быть не такой, как вся эта серая масса вокруг.

Быть сильной. Быть собой. Быть личностью.

Звук звонка вырывает Фэй из размышлений и, растерянно оглядевшись, она замечает, что аудитория почти пуста. Почти, потому здесь остались только она и профессор Блэк.

— Ты получила место стажёра в Нью-Йорк Таймс? — его голос звучит обыденно, словно они каждый день обсуждают, как у них дела.

— Ещё нет, — Фэй пожимает плечами, складывая тетрадь и ручку в сумку. — Мистер Абрамсон дал мне задание: написать статью о каком-нибудь старом событии так, чтобы она не была похожа ни на одну из тех, что уже писались.

— Джилл бывает противным, когда захочет, но он — гений. Почти такой же, как и я.

— Вы давно знакомы? — из любопытства интересуется Фэй, подходя к его столу.

— Познакомились в начале моей адвокатской карьеры, — Блэк откидывается на спинку кресла, ностальгически улыбаясь. — Он тогда ещё был обычным журналистом, мечтающим о Пулитцере.

Так странно вот так просто говорить с ним, без всех этих придирок, противостояний и сарказма. Может, мир перевернулся снова?

— Так о чём будешь писать?

— Ещё не знаю. Сложно написать что-то лучше самых известных журналистов Америки.

— Знаешь, твой план «идеального убийства», несмотря на минусы и ошибки сюжета, — отлично написан. Я имею в виду стиль. Думаю, ты не зря выбрала журналистику.

— Спасибо, — между ними исчезает первоначальная неловкость, или только Фэй испытывала её?

Это всё действительно странно. Он похвалил её. Занесите в личную книгу рекордов Роберта Блэка.

— Почему ты решила изучать криминологию? Для журналистов это не обязательный курс.

Фэй вглядывается в его лицо, пытаясь отыскать подвох. Может, эта какая-то его уловка, чтобы затащить её в постель? Или у неё паранойя?

— Ради интереса, — после долгого молчания отвечает она. — Я не хочу писать о знаменитостях, спорте или какой-нибудь кошачьей выставке. Я хочу писать о политике, о серьёзных вещах…

— Тогда перед тобой бесценный источник информации, — грациозно махнув рукой в воздухе в сторону себя, Роберт весело улыбается.

— Это предложение помощи? — изогнув бровь, Фэй внимательно смотрит ему в глаза, приподняв уголки губ.

Слишком скользкий путь. Но почему она должна бояться его? Если у них не сразу сложилось общение, то это не значит, что они должны ненавидеть друг друга всю жизнь. В конце концов, они оба взрослые люди.

Блэк задумывается. Фэй пытается по выражению лица прочесть его мысли, правда, безуспешно.

— Можно считать и так.

Он усмехается, окинув её своим фирменным взглядом с ног до головы, но она даже не отводит глаз, достойно отвечая тем же.

***

Этот день может войти в историю как сумасшедший или невероятный.

Они уже около двух часов разговаривают с профессором Блэком, ещё ни разу не поссорившись, не съязвив и вообще, ведут себя совсем обычно. Фэй кажется, что это фантастика.

Если бы утром кто-нибудь сказал ей об этом, то она бы покрутила пальцем у виска. А теперь они идут вдоль Пятой авеню, обсуждая громкие уголовные дела последнего десятилетия. Фэй слушает и невольно рассматривает Роберта, а в памяти мелькают слова, услышанные от студенток Колумбийского университета.

«Есть в нём что-то такое… притягательное…»

Да, есть. И Фэй боится этой резкой перемены в их взаимоотношениях. Блэк по-прежнему её учитель, но теперь она открывает в нём новые качества, скрытые за нахальством и аморальным поведением. Он весёлый, забавный, умный…

Тряхнув головой, Фэй заставляет себя перестать думать обо всё этом.

— … и Джонни звонит мне в панике, кричит, что он не виновен, что она сама поднесла себе пистолет к виску, — заканчивает Роберт, не подавая виду, что видит, как она смотрит на него.

Они беседуют уже два часа, и Блэк совершенно не чувствует привычного напряжения, присущего их прежним разговорам.

Небо над небоскрёбами заволокли тяжёлые тучи, изредка разрываемые яркой вспышкой молнии. Скоро будет дождь.

Роберт всегда находит общий язык со своими студентками, не раз отношения перерастали в дружеские. Но сейчас, несмотря на простоту и непринуждённость общения, между ними всё ещё была какая-то непонятная стена, не позволяющая лучше разглядеть друг друга.

— Она сама выстрелила себе в висок? — ужаснувшись, Фэй чуть ёжится от холода.

Скоро дождь, и ей надо бы домой, но беседа так увлекает. Раньше Фэй никогда не встречала людей, с которыми бы могла обсуждать свои интересы, спорить, приводить аргументы. Обычно все просто слушали её, улыбались или вообще не имели понятия, о чём она говорит. Впервые в жизни Фэй встретился человек с широкими взглядами на жизнь, чьё мышление не ограничивается стереотипами.

— Его жена была ещё той истеричкой, — он кривит лицо. — Когда он собирался жениться на ней, а тогда Элен была актрисой во второсортном театре, я говорил Джонни, что этот брак плохо закончится. На суде я доказал, что она страдала тяжёлой формой психического расстройства, и Джона оправдали.

— Вокруг этого дела было много шумихи. Мне тогда было одиннадцать, но я до сих помню заголовки газет: «Миллиардер Джон Уайт обвиняется в убийстве своей жены».

Первые капли дождя, сопровождаемые громким раскатом грома, падают на асфальт и кожу. Если посмотреть вверх, то можно представить себя в каком-нибудь голливудском блокбастере, где вспышки молнии мелькают в крышах небоскрёбов.

— Ну, мы дошли, — Блэк ухмыляется, кивая головой в сторону входа в здание.

— Куда дошли? — не совсем понимая, о чём он, спрашивает Фэй.

— Я здесь живу.

Блэк пытается сдержать улыбку, наблюдая за её реакцией.

— Так всё это было для того, чтобы я проводила вас домой? — Фэй возмущена и растеряна одновременно. — Вы…

Рассмеявшись, он кивнул Эдди — соседу, бегущему к дому с собакой.

— Нет, так получилось. И я же говорил тебе, что вне стен университета можешь обращаться ко мне на «ты». Кстати, я могу тебе рассказать больше подробностей об этом деле, если решишь написать о нём.

Фэй колеблется и, прикрыв голову сумкой, кивает в знак согласия.

— Тогда приглашаю к себе.

Что?

От удивления, она роняет сумку на землю, но быстро приходит в себя. Он пошутил, да?

Роберт улыбается как ни в чём не бывало. Эту девушка уже больше забавляет, чем пугает.

— Вы… то есть ты шутишь?

— Я вполне серьёзно.

Все вокруг стараются забежать под крышу, прячась от сильного дождя. Это напоминает ему о родном Лондоне, где дождь летом всё равно что снег зимой. Вода стекает с волос под ворот рубашки, одежда начинает липнуть к коже.

— Но… это, — Фэй пытается сформулировать мысли в слова, но даётся это с трудом.

Чёрт, это же ненормально. Как она пойдёт к нему домой? А вдруг Роберт будет приставать к ней? Боже, это действительно уже паранойя. Ведь все её мысли основываются лишь на университетских рассказах и сплетнях. В конце концов, если судить по их общению раньше, то он захочет разве что убить её.

— Даю слово джентльмена, что буду вести себя прилично, — ехидно произносит он, словно насмехаясь над её страхом. — Или ты меня боишься?

— Не боюсь, — с вызовом отвечает она. — И знаешь что? Я согласна.

***

Фэй разглядывает квартиру Роберта, пользуясь его отсутствием. Скинув кожаную куртку, она всматривается в мелкие детали: фотографии, статуэтки, картины, — пытаясь больше узнать о нём. Теперь Фэй не удивляет, почему он так рано оставил адвокатскую практику. Зачем работать, когда у тебя и так достаточно денег? Это даже не квартира, а пентхаус, со вкусом обставленный дорогими вещами. Таблоиды не врали, называя его самым высокооплачиваемым адвокатом Нью-Йорка.

— Будешь что-нибудь пить?

Она резко оборачивается, отрываясь от созерцания превосходной копии «Голубых танцовщиц» Дега, отметив, что у профессора Блэка хороший вкус.

— Да… Ананасовый сок, если можно.

Роберт кивает и, подойдя к мини бару, достаёт коробку с соком. Краем глаза рассматривая Фэй, он пытается понять, что же в ней необычного. Её мокрые волосы облепили щёки, капли дождя стекают по лицу и губам, платье, будто специально, прилипло к телу, повторяя все его изгибы. Отогнав неуместные мысли, Роберт протягивает ей наполненный стакан и опускается на диван.

— Так на чём мы остановились?

— На деле Джона Уайта.

Она садится рядом, но сохраняет приличное расстояние. Фэй замечает, что Блэк успел переодеться в сухую одежду, и даже завидует. На нём обычные джинсы и чёрная футболка с изображением британского флага и названием какой-то рок-группы. Если приглядеться, то можно разобрать «Sex Pistols». Удивительно, в свои тридцать семь профессор Блэк выглядит очень молодо и привлекательно… Стоп.

— Ну и шума тогда было! Джонни всегда был бабником и непостоянным…

— Тогда понятно, почему вы нашли общий язык, — усмехается Фэй, не сразу осознав, что сказала это вслух. Чёрт.

— … он женился на Элен после третьего свидания, назвав это «большой любовью». Естественно, скоро это ему надоело, и он стал изменять. А Элен была чокнутой и постоянно закатывала ему истерики, ну и закончилось это самоубийством. Хотя, зная её, думаю, она представляла себя где-нибудь на сцене в этот момент…

— Мы говорим об Элен Уайт, а я представляю Зельду Фицджеральд.

Фэй делает глоток сока и опускает взгляд в пол. В голове уже формируется будущая статья, в которой можно провести параллель между двумя сумасбродными женщинами. Истеричность всегда казалась Фэй чем-то диким и неестественным. Может, всё дело в характере или воспитании, что формирует его?

— Брак чуть ли не разрушил его жизнь.

Роберт очерчивает взглядом её профиль и отворачивается к окну. На улице уже темно, а он и не заметил.

— А ты, — Фэй всё ещё непривычно так к нему обращаться, — когда-нибудь был женат?

В голове мелькают старые воспоминания, слишком неприятные, чтобы об этом говорить. Но Блэк всё равно отвечает, не поворачивая головы.

— Да. Ей было тридцать. Мне двадцать два. Три месяца брака и развод за пять минут. Ничего интересного.

Фэй ставит стакан на столик рядом, думая, что Блэк впервые сказал ей что-то о себе. Надо же! Его жена была на восемь лет старше него, и, судя по короткой семейной жизни, женщины старше его не привлекают. Может, поэтому Блэку так нравятся студентки?

— А почему, — Фэй запинается, решив прикусить язык, но его пристальный взгляд заставляет её договорить. — Ни для кого не секрет, что ты «тесно общаешься» со своими студентками. Вопрос: зачем? Это же… ненормально, странно, аморально, в конце концов.

Она решилась. Наверное, этот вопрос интересует половину университета, но мало кто знает ответ.

Роберт молчит, пристально изучая её лицо.

— Это увлечение.

Он не врёт. Это действительно так, но вряд ли Фэй поймёт.

— Увлечённость? — в её голосе звучит удивление.

— Я встречал много умов, способных хранить и переваривать огромное количество информации, но ни один из них не имел ни грамма мудрости ценить увлеченность.

Подперев рукой щеку, Роберт улыбается уголками губ, поймав взгляд зелёных глаз. Сейчас Фэй кажется ему удивительно красивой, даже с этой маской Снежной Королевы. Что-то есть в её лице, что-то манящее и необычное, только как это описать словами? Роберт не может с уверенностью сказать, что встречал таких девушек раньше, наоборот, со временем они все стали казаться ему на одно лицо, а Фэй — другая. Она не просто умеет думать — она умеет размышлять. Она умеет постоять за себя, не боится высказать своё мнение, а её глаза стоят того, чтобы просто так смотреть на неё, не предпринимая никаких попыток сблизиться. Да и сейчас это не кажется важным.

— Не знала, что для того, чтобы ценить увлечённость, нужно иметь мудрость.

В синеве его глаз пляшут озорные смешинки, делая Роберта на несколько лет моложе, и Фэй невольно улыбается. Какой же он на самом деле? Эгоцентричный циник, каким хочет казаться? Или за этой маской скрывается кто-то другой? Фэй роняет голову себе на плечо, ощущая лёгкую дремоту от усталости.

— Увлечённость — единственное постоянство в нашей жизни, несмотря на саму цель увлечения. Разве тебе иногда не хочется совершить безумство? А когда ты это делала, то не чувствовала себя счастливой? Пусть на время, но кто сказал, что счастье будет длиться вечно?

Между Фэй и Робертом незаметно сокращается расстояние, улыбки бродят по усталым лицам, и они не отрывают глаз друг от друга.

«Безумное», — его голос звучит внутри.

Фэй теребит пальцами край платья, боясь собственных эмоций. Между ней и Блэком появляется что-то новое, и это новое становится чем-то материальным и осязаемым. Затаив дыхание, Фэй чего-то ждёт, и в возникшей тишине в ушах слышится собственное сердцебиение.

Безумное. Фэй никогда не совершала таких поступков. Никогда не поддавалась эмоциям, стараясь следовать голосу разума, считая это правильным. Почему она не может сделать что-нибудь спонтанное? Не ради больших перемен и восторженного взгляда души, а просто так, от нечего делать. Жизнь — огромна. Ее не вдохнуть, не ощупать, не впитать кожей, сидя дома и задумчиво перелистывая страницы старых книг. Жизнь не стоит огорчений. И ограничений.

И Фэй поддаётся собственному безумию. Не смело, она наклоняется ближе, касаясь холодными губами его тёплых. По коже пробегают мурашки то ли от того, что она ещё не согрелась после дождя, то ли от того, что он отвечает на поцелуй.

Её губы кажутся Роберту ледяными, словно покрытые инеем. Сначала он растерялся, удивился, но сейчас смело целует её в ответ. Самое странное, что Блэк не знает, что сделал, чтобы заслужить это. Он не использовал обычных уловок, не флиртовал, как раньше. Нет, Роберт просто расслабился, не замечая, как с каждой его фразой, в изумрудных глазах разгорается огонь.

Её язык щекочет его нёбо.

Воздух рвётся в лёгких.

Рука Блэка скользит по плечу Фэй, а её упирается ему в грудь. Она ведёт ее выше, за шею, обхватывая ладонью его затылок, и запускает длинные пальцы в его влажные волосы.

Телефонный звонок возвращает обоих в реальность. Роберт ругается про себя, а Данауэй резко отрывается от его губ. Переведя взгляд с его лица на мобильный телефон на столе, она читает надпись на дисплее «Мари пять».

Как только первый всплеск эмоций утихает, Фэй осознает, что сделала. Ей страшно. Но она боится не его, а себя: свою скрытую часть, которую не успела изучить.

— Я… я, — запинается Фэй, вскакивая с дивана. — Мне пора. До свидания, профессор Блэк.

Её взгляд бегает по комнате: по мебели, картинам, фотографиям, полу — лишь бы не смотреть ему в глаза.

Его сотовый продолжает звонить.

— Фэй, — он не успевает договорить, потому что она, схватив куртку, быстрым шагом направляется к выходу.

— Спасибо за информацию, — быстро произносит она, дёргая ручку двери.

— Стой, — его голос звучит твёрдо, — что за детский сад, Данауэй? Мы не в кино, где можно так убежать, оставив всё без объяснений…

Фэй молчит и, набравшись смелости, смотрит ему в глаза. На самом деле ей страшнее взглянуть на своё отражение в них. Фэй сама поцеловала его. САМА. Получается, это она пристаёт к нему?

— До свидания, — глухо отвечает она, закрывая за собой дверь.

Роберт зажмуривает глаза, со всей силы ударяя по стене кулаком. Чёрт, что за глупости? Она… она… Он даже не может подобрать слов, чтобы описать её поведение. Развернувшись, Блэк возвращается к мини-бару, наливая в стакан любимый бурбон.

Грёбанный телефон, наконец, замолкает.

На диване осталась её сумка; Блэк нервно усмехается, понимая, насколько был глуп. Он-то думал, что этот необъяснимый интерес к ней быстро исчезнет, но как же он ошибался…

Фэй прислоняется спиной к стене лифта, устало выдыхая. Боже, что она натворила? Они только-только начали нормально общаться, а она взяла и поцеловала его. Своего преподавателя. Даже если на одну дикую секунду представить, что это нормально и ей понравилось, то хочется презирать себя за глупость. Фэй просто одна из многих, и её единственное отличие — «шесть». У профессора Роберта Блэка целая коллекция из таких «пятёрок», и, наверное, «шестёрок», ей просто надо забыть всё произошедшее.

Но почему так паршиво на душе? И хочется задохнуться от отчаяния?