Джемон. Зарисовки (джен)

— Ивата, чего встал? Айда с нами в «джик»!

Ивата молча помотал головой. Мозги у него еще не спеклись окончательно даже под палящим солнцем Дахака. Садиться играть с Гетцем и Буками означало верный проигрыш. Уж проще сразу вывернуть карманы. Верзила Буками презрительно ухмыльнулся.

— Ссышь, Ивата? Ну ясен пень. А то гляди. Гетцу тут хашхаш из дома прислали. И яблок.

Ивата снова отрицательно качнул головой, отвернулся и вытянул из мятой пачки предпоследнюю сигарету. Он вспомнил, что с утра решил растянуть эти две сигареты насколько возможно, и мысленно пожал плечами. Курить хотелось неимоверно. Чертов Буками… хашхаш и яблоки. Он бросил косой быстрый взгляд на сидящих и лениво перебрасывающихся подколками приятелей, и в голове мелькнуло, — а может, все-таки… Он закурил неожиданно невкусную сигарету. Во-первых, играть с ними нельзя ни под каким видом Во-вторых, он знал, что ему не нужны ни хашхаш, ни яблоки, — ему просто хотелось что-то из дома. Выиграть яблоко и вспомнить, что и у него когда-то был дом... Такие настроения следовало давить в зародыше, потому что добром они никогда не кончались.

Буками и Гетц все-таки достали карты и принялись резаться между собой. Ивата слушал их и лениво думал о том, что надо идти к лейтенанту и просить увольнительную в город, за сигаретами и сладковатой и крепкой местной «раки». Сам он не пил, но это было что-то вроде валюты, ходившей среди солдат Легиона — можно было выменять на неё что-нибудь, тех же яблок, к примеру…

К нему подбежал оборванный загорелый дочерна парнишка, таща на плече висящий на ремне некрашеный ящик, и что-то залопотал по-джемонски. «Почистить», разобрал Ивата. Он сказал по-джемонски, улыбнувшись и разведя руками:

— Нет, парень, не надо.

Ничуть не смутившись, тот огляделся и кинулся к игрокам. Те заулыбались, Гетц кивнул. Мальчишка поставил ящик на землю и показал знаком, — мол, ставь ногу. Гетц поднялся, предупреждающе сказав приятелю «Чтоб в мои карты не лез, понял?» и водрузил на ящик ногу в пропыленном ботинке.

Взрыв швырнул Ивату на землю, он упал, обо что-то больно ударившись локтем и замер, понимая только, что жив. Он ждал, но больше ничего не происходило. Наконец он приподнял голову и огляделся. На месте Гетца, Буками и маленького чистильщика была огромная воронка.

Еще несколько секунд он неверяще смотрел на воронку, а потом ткнулся лицом в пыль, стиснув зубы и чувствуя, как по лицу катятся горячие слезы, оставляя грязные дорожки. Ивата сделал судорожный вдох…

… и проснулся. Он сел на постели, трудно дыша, вздрагивая и понимая, что лицо у него и впрямь мокрое. Он посмотрел на мирно спящую рядом девушку, и рука сама потянулась погладить спутавшиеся во сне светлые волосы. Какие же они мягкие… словно у ребенка. Она тут же беспокойно зашевелилась, нашаривая его рядом с собой, потом приподнялась на локте. Секунду она смотрела на его мокрые глаза, покрасневший нос, а потом села рядом с ним, прижавшись к его боку, и его рука привычно легла на хрупкие плечики, обнимая и защищая.

— Давай я тебе молока погрею, — предложила она хрипловатым со сна голосом, и он только кивнул, не будучи уверен, что сумеет нормально заговорить. Она спустила с кровати ноги, накинула розовый прозрачный халатик и вышла. На кухне загорелся свет, что-то негромко звякало, и он слушал, слушал, не умея наслушаться, и чувствуя, как опускает перехваченное горло, как расслабляется натянутая на разрыв струна внутри. Уголки губ приподнялись в улыбке. Он дома. Дома...