Синий ветер (джен)

Утром замечаю гигантские ногти и ресницы Джинни, крутящейся у зеркала, и высокое рыжее сооружение на ее голове, напоминающее Пизанскую башню — готов поспорить, что пропорции и наклон те же.

Джеймс в подгузнике деловито стоит на стульчике у плиты и варит себе кашу. Собственно, непонятно, почему ребенок, умеющий читать и готовить, продолжает справлять нужду в подгузники? И еще интересно, всегда ли люди в своем сумасшествии замечают логические неувязки? Как по мне, так психов не должно беспокоить отсутствие логики в их вселенной.

От размышлений меня отвлекает стук из подвала. Спускаюсь посмотреть, что там происходит.

Моему взгляду предстает Кричер, сколачивающий из досок ящик. Он держит молоток и метится им в наполовину вколоченный гвоздь, который извивается, чтобы не получить по шляпке. Остальные гвозди, как уродливые червяки, потихоньку расползаются из приготовленной кучки и забиваются в щели старого дощатого пола. В какой-то момент молоток выпадает из сморщенной маленькой руки, но вместо того, чтобы упасть плашмя, как заправский акробат делает пару фляков, двойное сальто и приземляется на ручку. Гвозди вскакивают на острие и прыгают от радости. Молоток раскланивается, изгибаясь древком.

На мой вопрос о том, зачем понадобилось деревянное сооружение, домовик отвечает:

— Это гроб для Кричера, хозяин.

Его хриплый голос дрожит, а большие уши свисают старыми тряпицами, и мне становится жалко домовика. Не мешало бы поговорить, объяснить ему, что сколачивать себе гроб нет нужды, но у меня нет времени — спешу в Аврорат, чтобы взять отпуск на несколько дней, потому как работать в нынешнем состоянии будет, мягко говоря, нелегко.

В зеркале прихожей мне подмигивает странный тип с маленьким белым пятнышком в левом глазу, и до меня с трудом доходит, что это я сам.

Притворяю за собой входную дверь и пытаюсь представить, что будет меня ждать, когда вернусь. Прелести Джинни разрастутся до невероятных размеров и заполонят весь дом, в то время как ее мозг станет размером с горошину? Джеймс окончит Хогвартс экстерном и устроится на работу в Министерство Магии? Кричер натренирует молоток и отправит на чемпионат по спортивной гимнастике среди плотницких инструментов? Все это слишком странно даже для волшебного мира. Даже здесь дети не взрослеют в два года, люди не меняются за один день, а неодушевленные предметы не ведут себя так, будто разумны. Что ж, я в поиске ответов на вопросы, а пока вышагиваю по знакомой дорожке, убежденный в том, что все мои текущие проблемы связаны со шкатулкой, которую сжимаю в кармане. Лелею надежду вернуть свою прежнюю жизнь без всякого лечения одним махом, для чего мне нужно вернуть артефакт владельцу.

* * *

Сэвидж сразу же соглашается дать мне отпуск. Это выглядит так, как если бы покойная бабушка моего крестного Вальбурга полюбила грязнокровок. Значит, в сумасшествии определенно есть и положительные моменты, хотя меня не покидает мысль, что на самом деле никакого отпуска мне не дали. Но, чем бы все не кончилось, я не собираюсь отчаиваться — только не я. Меня всегда пугала потеря рассудка, но когда ты внутри нее, она не такая страшная, как выглядит со стороны. Это даже немного весело.

Зачем я пытаюсь себя обмануть? Мне совсем не весело.

Вуд в раздевалке. Сегодня наша смена заступает с десяти, но он пришел раньше, чтобы размять мышцы в тренажерном зале, снимает аврорскую форму. Замечаю на его плече татуировку в виде черной пантеры, грациозно изогнувшей спину. Решил перед девчонками покрасоваться? Но тату с кошками и делают обычно девчонки.

— Гарри! Пришел потренироваться перед работой?

Вуд натягивает футболку на крепкое тело.

— Я взял отпуск.

Он понимающе кивает.

— Ты помнишь наш вчерашний разговор? — осторожно спрашиваю я.

— Да, конечно. Был у целителя?

Вопрос задан походя, но по моей спине ползут мурашки. Мой мозг вздумал надо мной глумиться и теперь подсовывает то один вариант реальности, то другой? Как разобраться в этой каше и понять, что правда, и как жить, опираясь на все варианты? Я в растерянности.

— Был. Но пока только хуже.

— Ты же знаешь их методы. Курс терапии, бла-бла-бла.

— Да. Потому и взял отпуск. Знаешь, я хочу попросить тебя об одолжении.

Вуд зашнуровывает оранжевый кроссовок и выпрямляется.

— Сегодня на пятиминутке Сэвидж будет зачитывать сводку немагических происшествий за последние сутки. Обрати внимание, был ли найден в районе парка труп белого мужчины с бельмом на глазу. Если что, сообщи.

— Знакомый? — интересуется Вуд.

— В некотором роде. Я его вчера убил.

Улыбаюсь. Мне кажется, что улыбаюсь, но Вуд хмурится в ответ.

— Ага, — соглашается он и жмет на прощанье мне руку. — Хочешь проверить, был ли дуб.

Выуживаю из кармана картонку, но теперь на ней адрес и другое имя целителя ровным почерком Вуда. Кто бы сомневался, что будет именно так. Я уже начинаю привыкать.

* * *

Проверить. Мне все-таки нужно как-то проверить тот вариант, в котором мир сошел с ума, а не я. Вдруг разум мне не лжет и по невообразимому стечению обстоятельств изменились люди? Я отбросил этот вариант, потому как он самый маловероятный из всех, история с дубом его опровергает, и проверить его практически нет возможности. Для окружающих все нормально, страдаю только я. Было бы здорово, если бы нашелся хотя бы один человек, для которого, например, Джинни и Джеймс выглядели бы такими же странными. А если пригласить кого-нибудь в гости, кто давно их знает? Мой лучший друг Рон — вот кто мне поможет! Если он не стал частью сумасшедшего мира.

Шлю Рону сову и в ожидании ответа аппарирую в центр города, чтобы нагрянуть с неофициальным визитом к Драко в офис. Я не собираюсь торчать под забором Малфоев и выпрашивать аудиенции, чтобы вернуть шкатулку. Пробиться в его контору куда легче — пусть только попробует меня не принять. Приду как клиент. Я его самый лучший враг со времен нашего знакомства в школе Чародейства и Волшебства Хогвартс, такими не пренебрегают.

Контора Малфоя занимается приготовлением зелий на заказ, я помню вывеску «Зелья и ингредиенты». Но на ее прежнем месте теперь висит «Все для погребальных ритуалов», а в витрине два полированных гроба с медными ручками и венок с черной лентой, на которой написано: «Упокойся с миром». Хорошее пожелание.

Толкаю стеклянную дверь и оказываюсь в фойе, где прошу худосочную секретаршу доложить начальнику, кто к нему пожаловал и что дело срочное. Та окидывает меня подозрительным взглядом — как старый аврор молодого стажера, — но все же повинуется.

— У мистера Малфоя деловая встреча, и он просил прийти завтра, — воркует она, вернувшись от своего боса.

— Что? — удивляюсь я. — А если мне срочно нужен гроб?

— О, гроб могу продать и я. Вам классический или в стиле модерн? Мы выполняем любые прихоти заказчиков: необычные формы, рисунки, надписи. Подгоняем под нужный размер, а вот вчера делали с чарами расширения, — наседает секретарша, загораживая дорогу к кабинету Малфоя. — Делаем гробы для усопших, но некоторые заказывают и впрок…

Нет, это уже верх наглости. Невежливо толкаю худое плечо секретарши и врываюсь в кабинет.

Просторное помещение разделено на две зоны большим аквариумом и приветствует меня запахом краски. Малфой сидит за большим столом красного дерева и смотрит на меня, как на василиска. Так я и думал: никакой встречи нет, этот придурок один. Его мантию и растрепанные волосы украшают разноцветные пятна. В его правой руке кисть, которую он сжимает так, что побелели костяшки пальцев. В левой — открытая баночка с краской, одна из тех, что расставлены повсюду: на заляпанном полу, тумбочке с яркими кляксами, перепачканном подоконнике. Стены и потолок кабинета мозаично выкрашены в разные цвета и выглядят так, будто над ними поработал сумасшедший художник-абстракционист. В доме Малфоя я уже видел нечто похожее. Да, те картины, что висят у него там повсюду, словно части этой росписи. Мне давно казалось, что у последнего отпрыска некогда могущественного рода не все в порядке с головой.

Малфой бледнеет, вскакивает, бросает кисть и баночку, и… исчезает, а я тупо смотрю на пятно растекающейся на столе краски, по очертаниям похожее на Африку. Вот же сволочь!

* * *

Бреду по Лондону в раздумьях. Врываться в поместье к Малфою у меня нет прав, а как еще вернуть шкатулку, если он будет меня избегать, не знаю. Жаль, что Система пока бессильна против артефактов — им не вправишь мозги. Наверняка этот гаденыш все просчитал и теперь где-нибудь посмеивается над моим горем.

Сажусь за столик кафе на улице, заказываю ланч и неторопливо расправляюсь с антрекотом. Официант убирает опустевшую тарелку, приносит кофе и крохотное творожное пирожное. Отпиваю кофе и морщусь — он сладкий, хотя я настоятельно просил не класть в него сахар. Еще два белых кусочка лежат на блюдечке. Нет, я не собираюсь пить сладкую бурду, с некоторых пор считаю себя ценителем кофе. Зову официанта.

— Сладкий? — нагло переспрашивает тот. — Но, сэр, вы же не положили сахар.

Во мне просыпается огнедышащий дракон, свирепый и беспощадный.

— Да, я не положил сахар, это уже сделал кто-то другой!

— Но кофе всегда сначала сладкий, если вы хотите несладкий кофе, в него нужно положить сахар, — терпеливо объясняет официант, словно перед ним душевнобольной.

Дракон едва успевает спасти нижнюю челюсть от вывиха. Как смесь воды, не имеющей вкуса, и горького кофе может быть сладкой? Как это недоразумение исправляет сахар? Все же кладу сахар в кофе и размешиваю, ехидно интересуясь у официанта:

— Так?

— Да, сэр.

Голос у официанта дрожит.

— И теперь он несладкий?

— Совершенно верно. Сэр.

Отхлебываю, ожидая, что горячая жидкость будет приторно-сладкой. Но она горькая, совершенно без сладкого привкуса. Свирепый дракон мгновенно превращается в маленького плюшевого. Киваю официанту, чтобы тот понял, что все в порядке. Но в каком порядке? Ничего не в порядке, моя вселенная пребывает в хаосе и вот-вот должна самоликвидироваться, потому как в таком виде существовать не может.

Не успевает официант уйти, как кто-то садится за мой столик. Вот так, даже не спросив из вежливости разрешения. Это тоже в порядке вещей теперь? Отрываюсь от созерцания кофе, который мне перехотелось пить, и обнаруживаю Малфоя, в напряженной позе сидящего в кресле напротив: в совершенно чистой мантии, аккуратно причесанного.

— Я так понял, что ты хотел поговорить, — выплевывает он на манер Снейпа.

У меня появляется надежда. Забываю про все обиды, ставлю на стол шкатулку и киваю в ее сторону.

— Забирай. Это все, что я хотел тебе сказать.

Малфой бросает взгляд на шкатулку и ухмыляется. Подло так, мерзко. Отрицательно качает головой и откидывается на спинку пластикового кресла.

— Она твоя, — нагло врет он.

— То есть, ты ее не возьмешь? — спрашиваю я, не веря в то, что расслышал правильно.

— Нет.

— Ты… ты не можешь.

— Могу.

Я опять трансформируюсь в чудовище. Через столик хватаю Малфоя за мантию на груди, тяну к себе и рычу:

— Шкатулка проклята и отравляет мне жизнь! Немедленно забирай ее или сними проклятье! С тех пор, как я ее открыл, я живу в каком-то другом мире!

Мои слова звучат так, будто я все это время думал, что Малфой не нарочно все подстроил. Но я и вправду так думал! Теперь же мне кажется, что в своем особняке он хорошо сыграл роль человека, который опечален тем, что у него забрали дорогую сердцу вещь. Он знал, что я поведусь. Черт, я и вправду лох! Одним тупицей на улицах Лондона станет меньше, когда меня поместят в больницу на холме, а Малфой завопит, что это Система свела меня с ума. Не сомневаюсь, что с Лавандой расправились точно так же.

— Хотя бы что-то отравляет тебе жизнь. Жаль, что шкатулка — не моих рук дело.

— Врешь. Я заставлю сказать тебя правду!

— Как? Что ты можешь сделать мне хуже того, что уже сделал? — шипит в ответ Малфой.

— Ты о чем? О той войне? Да как ты не поймешь: давно все в прошлом! Тебе же дали шанс на нормальную жизнь, так и старался бы оправдать доверие. Думал бы о своей ответственности перед женой и ребенком, который скоро родится. Так что забирай свою дрянную шкатулку и вали к ним! — бросаю слова так, что брызжет слюна. Надеюсь, что под моим напором Малфой примет правильное решение: заберет свою шкатулку и исчезнет из моей жизни навсегда. Но его лицо перекашивается от злобы, губы дрожат, а взгляд исподлобья не предвещает ничего хорошего.

— Мой ребенок умер полчаса назад из-за тебя и таких, как ты.

Разжимаю пальцы, Малфой откидывается на спинку.

— Этого не может быть. Система никогда бы не позволила причинить вред, тем более невиновному. Ты врешь.

— Система вышла из-под контроля. Я предупреждал, что это может случиться.

О чем он? Когда он и кого предупреждал? Бред. Однако не похоже, чтобы Малфой шутил. Видимо, он просто сошел с ума. Система не позволила бы даже Астории навредить своему неродившемуся ребенку.

— Чтоб ты в аду сгорел, Поттер.

Он встает и смачно плюет в мой кофе. Тут же с хлопком исчезает, а я сижу, словно прикованный. Мысли бешенным вихрем несутся в голове, а в груди разливается горький холод сожаления.

Этого не должно было произойти, ребенок Малфоя не должен был умереть. Астория притворялась, что ей больно. И, тем не менее, Малфой не играл, сообщая о смерти своего ребенка. Одно с другим не стыкуется, но все же оба факта существуют — дьявольский парадокс.

Прижимаю салфетницей деньги за ланч и иду в глухой переулок, где пытаюсь уничтожить шкатулку всеми заклинаниями, которыми можно уничтожить предмет, разве что Адское пламя не использую. Но шкатулке все нипочем, она лишь издевательски поблескивает серебром. Не такая уж она и дешевая, как я подумал сначала. В узоре инкрустированной крышки мне видится зловещая ухмылка.

— Ад в своей голове не так-то просто уничтожить, — раздается голос.

Оглядываюсь, но вокруг никого. Мысленно поздравляю себя с тем, что начал слышать голоса.

Не замечаю, как оказываюсь на людной улице. Иду в полном смятении. Люди, взглянув на меня, уступают дорогу. В голове роятся идеи уничтожения шкатулки. Взорвать ее маггловской взрывчаткой или отправить в космос? Утопить на дне океана или все же попробовать сначала сжечь в Адском пламени? Но мне кажется, что она все равно вернется на столик в гостиной.

— Существует только один путь прекратить это, — шепчет мне тот же голос.

В недоумении смотрю на проходящую мимо женщину с коляской. Она дарит мне полный непонимания взгляд и ускоряет шаг.

— Малфой знает этот путь? Ха, он теперь под угрозой смерти ничего мне не скажет, — веду диалог с голосом.

— Он вводит тебя в заблуждение. Это он подстроил так, чтобы ты взял шкатулку, и надеется, что ты сойдешь с ума как Лаванда.

— Мне ему нечего противопоставить.

— Ошибаешься. В шкатулке есть секрет. Разагадай его, и неприятности прекратятся, а ты снова будешь счастлив.

Где-то вдалеке гремит, и я устремляю взор к небу. Оно почти черное, и только там, где предположительно должно быть солнце, кроваво-красное. Еще не вечер, такого быть не должно. Но многого быть не должно, с чего вдруг удивляться цвету неба? Капли дождя падают мне на лицо, и я накидываю капюшон, проходя мимо паба «Вечерний Лондон». Из дверей вываливается пьяный мужчина, делает несколько шагов и падает в лужу, создавая в ней маленькое цунами. Пустив несколько пузырей, встает и, шатаясь, бредет по улице. Грязные ручьи стекают с его одежды, а на носу красуется прилипший мусор. Из подворотни прямо мне под ноги выскакивает мокрая крыса. Нисколько не смутившись, она оббегает меня и устремляется по своим крысиным делам. Из помойного контейнера вылезает огромный серый кот с рваным ухом. Он вдруг дико орет и мне становится опять не по себе, но вовсе не из-за кота — меня тяжелой волной накрывает страх, понять причину которого я не могу.

Сажусь на мокрый бордюр, не обращая внимания на взгляды прохожих, и открываю шкатулку. Звучит знакомая мелодия. Я откладываю в крышку синий листик и сосредотачиваю внимание на том, что внутри. Какой еще секрет нужно разгадать?

В шкатулке идет снег. Это капли лондонского дождя замерзают и рассыпаются на крошечные хлопья, которые падают на деревья, крышу домика и маленькую скамеечку. Неожиданно дверь в домике открывается, и я с напряжением вглядываюсь в миниатюрный проем. Придвигаю шкатулку ближе, приглядываясь сквозь замутненные стекла очков, и в какой-то момент мне кажется, что вижу силуэт. Колокольчики тонким перезвоном вдалбливаются в мозг. И тут необъяснимая тревога и страх перерастают в дикий ужас: мне кажется, что еще немного, и я умру. Прямо здесь, сейчас, сидя на бордюре и держа в руках эту проклятую шкатулку. Непослушными руками захлопываю ее.

Гремит сильнее.

Несколько минут я нахожусь в полном ступоре. Дрожу то ли от холода, то ли от страха. Мне кажется, что голос предложил выбрать между кошмаром, в который превратилась моя жизнь, и смертью. Даже не просто смертью, а чем-то гораздо худшим, поэтому решаю пока оставить кошмарную жизнь. Секретом можно заняться когда-нибудь потом. К черту советы неведомого голоса — почему я должен доверять ему больше, чем Малфою?

Подставив лицо холодному ветру, немного успокаиваюсь и аппарирую домой.