Какая жалость! (гет)

Возвращение в министерскую темницу далось с трудом.

С похмелья управляться с телом Кингсли у Снейпа получалось ещё хуже, чем на трезвую голову. А Гермиона мучилась в своих туфлях, хотя теперь меньше сожалела, что надела их, иначе Снейп не назвал бы её красивой. Неужели он и впрямь считал её красивой? Но сейчас она, наверное, красавицей не выглядела — разве только ноги не утратили привлекательности благодаря туфлям, — потому как ночь выдалась бессонной, а в кладовой кабинета Зельеварения почему-то не оказалось антипохмельного зелья. Будешь тут красавицей с такой-то головной болью!

Вдобавок ко всему они наткнулись на Риту Скитер. Та увязалась следом; заскрипело Прытко Пишущее перо.

— Господин министр, — проворковала Рита, принюхавшись, — кажется, я чувствую запах огневиски. Может, вам стоит проверять своих подчинённых, прежде чем допускать их к работе? Или вы и сами не прочь заложить за воротник, и в Министерстве теперь так принято?

Не получив ответа, она продолжила:

— Вижу, вы с вашей помощницей не сомкнули ночью глаз. Заработались с делом Северуса Снейпа, да? Даже переодеться со вчерашнего дня не успели. Ах, неудивительно, что при такой самоотдаче мисс Грейнджер считается очень и очень ценным сотрудником.

И тогда Снейп сделал то, о чём Кингсли много раз мечтал. Во всяком случае, губы Шеклболта, будто по привычке, произнесли:

— Завали хлебало.

Рита обалдела. Перо лихорадочно застрочило в блокноте.

— Истинный политик, — пробормотала Гермиона, — для каждого найдёт нужные слова. — Она ухватила Снейпа под локоть и потянула к служебному ходу, куда Скитер путь был заказан. — Теперь она напишет, что мы с Кингсли — любовники. О чём вы только думали?! — напустилась она на Снейпа, едва за ними закрылась дверь.

— Мне и так светит Азкабан. Почему бы не сесть за то, что доставляет удовольствие? Только представьте, взять и проклясть Скитер. Но раз уж палочки у меня нет, придётся довольствоваться малым — вот, о чём я думал.

— А стоило бы подумать о репутации Кингсли! — зло прошипела Гермиона и с опозданием добавила:

— И о моей.

— О репутации следовало беспокоиться до того, как вы принялись меня спаивать, — на всю лестничную клетку возразил Снейп, когда они с Гермионой, поддерживая друг друга, начали спускаться с предельно возможной скоростью — то есть довольно медленно.

— Это я-то вас спаивала?! Да сами вы…

— Спаивали!

Но во избежание падения бесполезный спор лучше было прекратить. Гермиона и не подозревала, что в Министерстве есть такие аварийные лестницы: истёртые ступени покачивались и норовили выскользнуть из-под ног.

Добравшись до самого низа, пришлось останавливаться, чтобы перевести дух.

— Так, приготовьтесь играть роль Кингсли. И будьте убедительны, — шёпотом предупредила Гермиона.

Снейп в ответ ухмыльнулся настолько мерзко, что она на секунду запаниковала, думая, будто действие оборотного зелья заканчивается. Но нет, перед собою она видела именно Кингсли Шеклболта, а вот ухмылка, исполненная презрения, была совершенно снейповской. Гермиона даже отступила на несколько шагов и отступала бы и дальше, не помешай ей лестница.

А Снейп уже открывал дверь в коридор и переступал порог с обычными своими грацией и достоинством. И с уверенностью, присущей Кингсли. О, это было то ещё зрелище! Тюремный персонал почтительно прижался к стенам, стоило лишь чуть-чуть нахмуриться, и министр беспрепятственно проплыл по проходу, взмахивая полами разноцветного одеяния. Гермиона надеялась, что в отличие от Скитер, сующей нос в чужие дела, никто не учует запаха огневиски. Ну, разве только сама она, Гермиона, идущая следом тоже, как хотелось думать, грациозно, уверенно и с достоинством.

Ещё немного — и они доберутся до камеры Снейпа, где можно будет скрыться и расслабиться хоть ненадолго.

Впереди уже маячила заветная дверь. Но рядом…

— Поттер-р-р! — Снейп удачно скопировал грозный рык Кингсли.

Гарри и бывший с ним Рон подскочили на месте, отлепившись от стены, которую прежде неуставным образом подпирали.

— Знаю, сегодня не наша смена, — начал Гарри, — но мы…

— Мы поменялись, — влез Рон. — Там из «Пророка» приехали, будут снимать. Хорошо бы засняли, как после всего поднятого мамой шума я пожимаю козлу руку.

— И я тоже, — добавил Гарри. — Ну, знаете, Мальчик-Который-Выжил в благодарность за…

Снейп мрачно взирал на них обоих и молчал, пока они окончательно не стушевались. Потом жестом велел отодвинуться, чтобы Гермиона могла отпереть тяжёлую дверь камеры при помощи волшебной палочки.

Мальчишки верят в успех, думала она тем временем. Как всё сложно-то!

И проследовала за Снейпом в камеру, где нервно бродил туда-сюда… Снейп.

Этот второй Снейп был угрюм, измучен и явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Наконец-то явились, — выдал он желчно. Или всё же разочарованно? — Нашли, что искали? Или я зря провёл ночь в каталажке?

— Северус, — предостерегающе шепнула Гермиона, — осторожно.

— Ого, уже Северус? — удивился заключённый.

Не ответив, она вложила ему в руку флакон с зельем.

— Вы — туда, — велела она Кингсли, указав на угол с маленькой ширмой, скрывавшей отхожее место, — а вы — сюда, — в противоположный угол был отправлен Снейп, а она отвернулась лицом к двери, стараясь закрыть собой вид через зарешёченное окошко. Из-за спины раздавались шорохи, приглушённые ругательства, шуршание одежды. Затем всё стихло. Кажется, эти двое закончили. — Можно поворачиваться?

Не услышав внятных возражений, Гермиона обернулась. И пожалела, что сделала это слишком резко: хотя тело и завершило разворот, но голова кружиться не перестала. Двоящиеся перед глазами и отвыкшие от собственного облика Кингсли и Снейп поправляли одежду, похожие на чистящих перья павлинов.

Гермиона с улыбкой в тридцать два зуба, призванной освежить помятый вид, доложила:

— Господин министр, мы совершенно случайно столкнулись с Ритой Скитер. Она преследовала нас и теперь наверняка захочет задать вам странные вопросы. Например, о том, чем от нас с вами пахло.

— И чем от вас… от нас с вами пахло? Сексом, что ли? — спросил Кингсли, хмурясь.

— Нет! — хором воскликнули Гермиона и Снейп.

— На остальное мне плевать.

О, как хотелось замять эту тему, но нельзя.

— Ей почудился запах огневиски.

— И ещё она заметила, что ты и мисс Грейнджер со вчерашнего дня не переоделись, — безжалостно добавил Снейп. — Боюсь, могут поползти слухи.

Кингсли буркнул что-то неразборчивое и, кажется, нецензурное. Но его досада сменилась озабоченностью, когда Гермиона сообщила главное:

— Мы ничего не нашли. Ровным счётом ничего. У нас нет аргументов для защиты, и мы не обоснуем позицию Северуса. Разве сравниться ночь, проведённая вами в камере, с тем, что ожидает его? — В глазах защипало: не то после бессонной ночи, не то с похмелья, не то от досады, что хочется реветь, но надо держаться.

— Что ты тогда здесь делаешь? — спросил Кингсли у Снейпа. — Почему упустил отличную возможность сбежать?

Тот застыл с каменным выражением лица. Оскорбился?

— Я дал тебе слово.

— Ну, дал. Но это же не Непреложный Обет. И даже не клятва.

— Это. Моё. Честное. Слово, — отчеканил Снейп.

Кингсли вздохнул и покачал головой.

— Каких людей теряем…

— Довольно! — перебила Гермиона так громко, что закашлялась. Перхая, она раскрыла сумочку и принялась извлекать свёртки в шуршащей бумаге: два больших картонных стакана с обезжиренным, приправленным корицей латте и разнообразную снедь, к которой Кингсли пристрастился, охраняя маггловского премьера. — Сандвич с беконом, мясной пирог, — перечисляла она, надеясь успокоить себя рутинными действиями, — панини с мармитом.

Её патрон благосклонно принял и стакан, и закуски, каковым отдал должное, плюхнувшись на койку и едва удерживаясь, чтобы не облизывать пальцы (чем он, бывало, грешил, когда думал, что никто его не видит).

Второй стакан с кофе Гермиона предложила Снейпу, но он отказался. Да и сама она не смогла от страха сделать ни глоточка.

В дверь постучали.

— Господин министр, — раздался голос Перси Уизли, — пора.

Освежающие чары накладывали наспех, но дважды. Готовые, насколько это было возможно, Гермиона и Кингсли покинули камеру.

Первым снова вышел Шеклболт. Теперь тело его повиновалось без труда, послушное воле законного владельца.

Гермиона направилась за ним, напоследок оглянувшись на Снейпа, которого в зал суда поведут другой дорогой. Хотелось пожелать ему удачи, но слова застряли в горле, а губы шевелились в беззвучном извинении.

* * *

Третий раз — волшебный. В третий раз Северус оказался в этом зале, в этом кресле. И уж теперь-то его отправят туда, куда хотели ещё двадцать лет назад.

Безнадёжно.

Та же безнадёга была на лице у девчонки. То есть уже не девчонки. Да и отчаянье делало её старше. Он не хотел смотреть на неё из страха заразиться этим отчаянием, сломаться, как она. Нельзя показывать, что на самом деле он раздавлен. Подбери сопли, Сопливус.

Неосознанно Северус стиснул подлокотники изо всех сил, но заметив это, заставил пальцы разжаться. Он принял нарочито расслабленную позу и сделал вид, будто скучает. Под маской безразличия он спрятал ужас, от которого стыла кровь в жилах.

Они не увидят его страданий, нет. Они не узнают, что догорающий факел, то и дело притягивающий его взгляд, кажется ему страшным знамением и он жаждет отвлечься на любую мелочь, хоть на ощущение стекающей по спине капли пота, чтобы не думать, для чего он здесь находится.

Северус уставился прямо перед собой. Он не смотрел по сторонам и вполуха слушал все эти ритуальные обращения к судьям и зрителям, новые обвинения против него и показания свидетелей.

От созерцания пустоты его отвлекло появление в зале Малфоев: Люциуса, Нарциссы и Драко. Он не спасовал и обменялся взглядами с каждой парой ледяных голубых глаз, обладатели которых узнали о его предательстве лишь после его мнимой гибели.

Что за игру теперь поведут Малфои? Ведь могут так разыграть, что…

А Люциус постарел. Вокруг слезящихся глаз с покрасневшими белками залегли тени.

У Драко поубавилось спеси. Но и затравленным, как тогда, когда Тёмный Лорд стоял у него над душой, он не выглядел. Северус вдруг с удивлением понял, что душа эта теперь для него — потёмки. К чему, например, напускная надменность? Мало намучился? Поражение было недостаточно горьким? Война ничему не научила? Или всё наоборот, и сопляка переполняет подлинная гордость от того, что он сумел избежать гибели?

Нарцисса изменилась мало: идеальная осанка и профиль, словно высеченный из мрамора… Снежная королева, какой и всегда была.

Именно Нарцисса заняла место свидетеля. Странно.

Она повернулась и посмотрела на Северуса. Не испуганно, не зло, но и без приязни. То был холодный, уверенный взгляд, в котором легко читалось превосходство.

Значит, дела Северуса плохи.

Артур Уизли начал допрос. Нарцисса отвечала ровным голосом. Без тени смущения рассказала о взаимоотношениях с Северусом и Тёмным Лордом. Подтвердила, что явилась дать показания относительно убийства Чарити Бэрбидж.

— Мадам Малфой, находился ли Северус Снейп в вашем поместье, когда там держали пленницей Чарити Бэрбидж?

— Нет. Вплоть до того вечера, когда она погибла.

— Было ли что-то необычное в том, что он отсутствовал?

— Он мог являться или уходить в любое время. У Тёмного Лорда он… был в фаворе.

— То есть он отсутствовал, когда ему это было удобно, — вклинился Фадж. — Не затем ли, чтобы потом иметь возможность отрицать свою причастность?

Нарцисса холодно улыбнулась ему.

— Понятия не имею, — ответила она.

— Скажите, когда профессор Бэрбидж молила Северуса Снейпа о помощи, она обращалась к нему, как к коллеге? — донёсся с судейской трибуны женский голос. Мать девчонки Боунс. — Или как к другу?

— Прошу прощения, — вмешался Кингсли. Давно пора! — Откуда же миссис Малфой может знать о том, в каких отношениях находились погибшая и Северус Снейп? Вопрос должен быть снят.

— Ах, позвольте, я перефразирую, — опять влез Фадж, и Северус с трудом удержал себя от того, чтобы зарычать. — Мадам Малфой, как Чарити Бэрбидж называла мистера Снейпа в присутствии других Пожирателей Смерти?

Прежде, чем ответить, Нарцисса повернулась к Северусу и слегка пожала плечами, будто бы извиняясь. А потом тихо сказала:

— Северусом.

На передних рядах зашушукались.

— Громче, мадам Малфой, если вас не затруднит, — елейным голоском попросил Фадж. — Не уверен, что все вас слышат.

— Она называла его Северусом, — повторила Нарцисса громче.

— Трудно представить себе иное обращение между коллегами вообще-то. — Артур Уизли попытался вернуть себе контроль над происходящим. Он замолчал и посветлел лицом, по-видимому, осенённый какой-то мыслью. Но раньше, чем он успел её озвучить, Северус интуитивно почуял, что Артур сделает только хуже. — И как сам мистер Снейп отреагировал, увидев профессора Бэрбидж и поняв, что она его узнала?

Бедный наивный Артур. Думал увести разговор в сторону, а вышло…

— Никак, — ответила Нарцисса.

— То есть… извините, что значит «никак»?

— Он никак не отреагировал, — отчётливо произнесла она.

Такого шанса Фадж упустить не мог.

— Значит, когда женщина, бывшая, по крайней мере, коллегой мистера Снейпа и, возможно, приятельницей, просила о помощи и, более того, умоляла спасти ей жизнь, обращаясь к нему по имени, он проигнорировал её? — спросил он и, получив от Нарциссы кивок в ответ, продолжил:

— Сдаётся мне, шпионская карьера приводит… к толстокожести. Кем в действительности является Северус Снейп? Тем, кто не внял мольбам коллеги и друга о помощи? Тем, кто убил своего спасителя и наставника, не дрогнув? Тем, кто теперь якобы раскаивается, потому что пришлось предстать перед судом? А может, он — человек без убеждений, не знающий жалости, пекущийся лишь о себе и следующий, куда ветер подует, играющий сразу за две стороны, но не лояльный ни к одной из них, и ему неважно, кто выиграет, ведь он всегда остаётся с победителем?

— Простите, вы адресуете эти вопросы мне? — удивилась Нарцисса.

— Это всё ваши домыслы! — выкрикнул Кингсли. — Домыслы чистой воды. И они ничем не подтверждены, — добавил он спокойнее. — Если к свидетельнице нет вопросов по существу, предлагаю её отпустить.

Вопросов не было.

Нарцисса вернулась на место рядом со своими супругом и сыном. И тот, и другой избегали смотреть на Северуса.

Вдруг боковым зрением он уловил какое-то движение в другой стороне зала, где — нет-нет-нет, он не хотел видеть её утратившей всякую надежду! — со скамьи вскочила Гермиона.

Нет, дурёха, не смейте!

Её буквально трясло от гнева. Но всё же каким-то непостижимым образом ей удалось обуздать себя почти сразу; и когда Кингсли наклонился к ней, а она что-то ему прошептала, то лицо её выражало исключительно профессиональный интерес к происходящему.

Кингсли ненадолго задумался, потом спросил её о чем-то, на что она ответила коротко и с кривой усмешкой. Тогда он повернулся к судьям.

— Корнелиус, окажите мне любезность. У меня есть вопрос, возможно, не относящийся к делу, но мне бы очень хотелось, чтобы вы его для меня прояснили.

— Буду рад помочь. — Фадж потёр руки и стал покачиваться на пятках. Он чувствовал себя победителем, и теперь ненавистный ему Дамблдор не мог помешать этому. Боже, да сукин сын просто наслаждался!

— Вы ведь состоите в Комиссии по условно-досрочному освобождению? — начал Кингсли. — Это же вы утверждали помилование Драко Малфоя?

Северус похолодел. У Драко был шанс! Он мог бы искупить… мог бы начать с чистого листа. А что теперь? Неужели Гермиона бросит мальчишку на растерзание этой своре в тщетной попытке спасти его, Северуса?!

— А какое отношение данное обстоятельство имеет к этому суду? — окрысился Фадж. — У нас знаете, сколько дел рассматривается? И мы не раздаём помилования направо и налево кому попало. И если вы или ваши подчинённые… — он злобно зыркнул на Гермиону, — подозреваете, что я злоупотребляю…

— О, нет, что вы! — возразил Кингсли, но, судя по тону, он очень даже подозревал. — Я ведь уже сказал, что мой вопрос не совсем касается нашего дела. Ответ на него может как повлиять, так и не повлиять на решение суда.

Вот и вся защита, понял Северус. Всего лишь намёк, что Фадж надавил на Малфоев. Никаких доказательств. Ничего, кроме того, что известно и так: Северус должен был позволить убить её, иначе выдал бы, на чьей он стороне.

Теперь у Визенгамота появилась прекрасная возможность. Теперь они избавятся от Северуса Снейпа, чего так долго добивались. Фадж весьма умело всё обставил: переместил акцент с вопроса «Мог ли Снейп спасти Чарити Бэрбидж?» на вопрос «Разве Снейп не Пожиратель Смерти и убийца?».

И так же отчётливо, как если бы последний вопрос прозвучал вслух, из толпы зрителей раздались выкрики:

— Убийца!

— Он виновен!

И одобрительный рёв.

Всё. Незачем дольше запрещать себе смотреть на неё. Теперь можно и посмотреть. Нужно посмотреть. Посмотреть в её наполненные слезами карие глаза. Увидеть её всю. Запомнить её, одну-единственную — а других желающих ожидаемо не нашлось, — кто боролся за него, когда он ещё и сам не знал, что придётся бороться, кто поверил в него, когда он утратил веру в себя, кто так по-глупому связал с ним свои мечты.

Для неё он — очередной проект, оказавшийся столь же безуспешным, как и освобождение домовых эльфов. Но это почему-то не казалось унизительным сейчас.

Ведь сейчас он не жалел себя. Только было немного грустно. Или, может, какое-то более сложное, чем грусть, чувство кольнуло в самое сердце, когда действительность взрывалась, точно во время битвы за Хогвартс, криками и рёвом и неумолимо приближался рок, распахнув клыкастую змеиную пасть.