Свидание (гет)

Белиора резко встала — величественно и гордо, с надменным видом королевы, которой предстоит вот-вот подняться на эшафот — и безропотно позволила мистеру Хоукинсу взять себя под локоток. Антиплащ живо увлек ее в сторону танцплощадки, где уже в такт музыке медленно, словно медузы, колыхались влюбленные пары; Элмо и Бушрут остались скучать под тентом возле одноногого пластмассового столика.

Репейник избегал смотреть в сторону Мегавольта. Никогда еще он, Бушрут, не чувствовал себя настолько не в своей тарелке. Никогда ещё он не казался себе таким беспомощным, никчемным и лишним, никогда ему еще так ни хотелось — в буквальном и переносном смысле — провалиться сквозь землю…

Мегавольт молчал. Кусал губы. Антиплащ и Белиора, не замечая ничего вокруг, кружились по танцплощадке. Одна рука главаря то страстно обнимала партнершу за талию, то поглаживала ее плечо, то пропускала сквозь пальцы ее мягкие золотистые волосы, а другая его рука… Нет, Мегавольт совершенно не желал видеть, чем там занимаются его длинные блудливые руки! Он смотрел в пол. На свои дрожащие пальцы. На оставленный Белиорой на столе алый букет, с которого уже упало несколько негодных лепестков — как на жалкий символ его, Мегавольта, окончательно увядших надежд и глупых несбывшихся мечтаний… Антиплащ, наклонившись к розовому ушку Белиоры, что-то ей быстро шептал, крепко прижимая к себе гибкое податливое тело — и Белиора слушала его, и лицо ее пылало (от гнева? или от чего-то другого?), и восхитительные губы были чуть приоткрыты, а глаза — странное дело — казались блестящими, сухими и колючими, будто крыжовник.

Потом, внезапно, музыка кончилась.

Мегавольт понял, что ощущает во рту вязкий солоноватый привкус крови — от судорожно прокушенной в пароксизме ревности губы.

Грохот.

Нет. Небо не упало на землю, и конец света вовсе не случился — просто врубили очередную зажигательную песню…

— Они идут сюда, — негромко сказал Бушрут.

Мегавольт поднял голову. И даже слегка удивился собственному спокойствию…

Белиора подошла — возбужденная и запыхавшаяся, с растрепавшимися волосами, с прыгающими губами и кривящимся лицом, с пунцовыми (и вовсе не от жары) пятнами на щеках; Антиплащ остановился чуть поодаль — тяжело дышащий, но бледный, невозмутимый и неумолимый, как сама Смерть. Он заговорил первым — и в негромком его хрипловатом голосе прозвучало столько льда, стужи и непереносимого холода, что его, наверное, с избытком хватило бы на небольшой арктический циклон:

— Вот так. Я надеюсь, ты все поняла? Тогда бери свои шмотки и убирайся! Сейчас же! И если я еще раз увижу... если ты еще хоть раз осмелишься подойти к кому-то из этих, — он кивнул в сторону слегка опешивших от такого напора Мегавольта и Реджи, — пеняй на себя, ясно? Я, черт возьми, тебя найду… из-под земли выкопаю, если потребуется. А коли придется — туда же и закопаю, рука у меня не дрогнет! Ну? Полагаю, я популярно объяснил? Не слышу ответа!

— Да пошел ты… с-сука! — Белиора дрожащей рукой взяла свой клатч, оставив на столе многострадальный розовый букет. — Ты… ты… Вечно всюду без мыла влезешь, придурок!

— Да-да… Уж чья бы корова мычала, моя дорогая…

— Ну хватит! Это уже переходит всякие границы! — Мегавольт, вскинув голову, побелел от бешенства. — Что ты ей там опять наговорил, подлый хлюст? Ты не думай, что я тебе позволю безнаказанно оскорблять мою девушку! — Он шагнул к Антиплащу, потемневший от ярости, страшный и неуправляемый, готовый разорвать главаря в клочки — и с кончиков его пальцев с треском сорвалась яркая электрическая искра…

— Не здесь, — хмуро бросил через плечо Антиплащ, как бы ненароком кладя ладонь на ближайший стакан с водой. — Держи себя в руках! И не делай того, о чем потом пожалеешь.

— Оставь, Элмо. Не надо. — Белиора зло всхлипнула. — Я ухожу. — Она смотрела на Антиплаща с такой жгучей ядовитой ненавистью, точно хотела взглядом прожечь его навылет. — И пусть наш с тобой погубленный роман останется на его совести… которой, впрочем, у него нет и никогда не было! Прощай!

— Нет!.. Нет, Белиора! Постой! — Мегавольт, растерянный и несчастный, неуклюже натыкаясь на столики, точно слепой, поспешно бросился за ней следом. Но Белиора не остановилась, даже не обернулась, лишь торопливо и безнадежно махнула ему рукой — мол, не стоит! — и вскоре бесследно скрылась в толпе…

* * *

— Ты… т-ты… Гнида, сволочь недорезанная, падла, мразь! Какого… ну какого черта ты влез?! Ну чего тебе не хватало, а? Почему ты всегда все портишь, почему, ну почему ты… ты… Ненавижу тебя, ублюдок! Сукин сын! Скотина! Доберман на сене! Ни себе, ни другим, да? Так, да?! Она тебя бросила, наглого паскудливого мерзавца, раскусила твою гнусную и мелочную натуру — и за это ты решил ей отомстить, да? И ей — и мне заодно? Ну?! Ну, что ты молчишь — нечего сказать, а? Правда глаза колет? Да? Да?! Да я тебя!.. Да я!.. Да ты!..

Они стояли на набережной возле невысокого гранитного парапета. Уже стемнело; где-то внизу, во мраке, несла свои темные непроглядные воды невидимая река. Плыл высоко в небе бледный серп нарождающегося месяца — и внизу, по реке, тоже что-то плыло: что-то длинное, подсвеченное яркими огнями, распространяющее в сыром речном сумраке мажорные звуки музыки, звон бокалов и радостные взвизги… Антиплащ, скрестив руки на груди, молча смотрел во тьму, лишь изредка из-под шляпы, опущенной на глаза, поглядывая на Мегавольта, который, захлебываясь, кипел от негодования, словно поставленный на огонь чайник — кипел, и бурлил, и булькал, и обжигающе плевался, и шпарил направо-налево горячим паром; ему хотелось схватить проклятого главаря за грудки и трясти, трясти его, как тряпичную куклу, вытрясти из него все самодовольство, и непробиваемое равнодушие, и цинизм, и холодную, чуть отстраненную невозмутимость…

Бушрут тоже смотрел на реку. На то, как неторопливо проплывает мимо чьё-то громкое чужое веселье.

Мегавольт наконец выдохся — и стоял, тяжело дыша, бессильно опустив руки, втянув ладони в рукава своего куцего пиджачка, раздраженно перекатывая под ногой небольшой круглый камешек. Со злостью пнул подвернувшуюся под ногу пустую жестяную банку, собираясь с силами для нового взрыва…

— Все? — холодно спросил Антиплащ. — Выкипел, наконец? Мы можем идти домой?

— Нет! Я еще не закончил! Я… я…

— Тебе нужны объяснения?

— Да! Нужны!

— А если я не хочу ничего тебе объяснять? А?

— Придется захотеть! Или…

— Ты знаешь, кто она такая? — отрывисто спросил главарь.

— Знаю! Умная, добрая и красивая девушка, которая бросила тебя, потому что…

— „Умная, добрая и красивая“, — задумчиво процедил Антиплащ. — М-да. Дело-то, похоже, хуже, чем я думал… Интересно, как много ей удалось из тебя вытянуть?

Мегавольт поперхнулся.

— Что?

— Что ты успел ей рассказать? Ты думаешь, она из-за красивых глаз к тебе подкатывалась, ага? Вешала на твои развесистые уши сладкую лапшу о том, какая у тебя „замечательная и насыщенная жизнь“? Расспрашивала о твоих друзьях? О твоих, гм, криминальных похождениях? И что ты все-таки успел ей разболтать, а?

— От… откуда ты знаешь, о чем мы говорили?

— Да нетрудно было догадаться. Не ты первый попался на крючок этой любительнице половить рыбку в мутной воде… Вот это, — он продемонстрировал Мегавольту плоскую черную коробочку миниатюрного рекордера, — я аккуратненько вынул у нее из кармана, пока мы с ней страстно обжимались на танцплощадке. А вот это, — он положил на ладонь маленький, на тонкой, почти невидимой проволочке серый шарик крохотного микрофона, — вот это я как-то по нечаянности выудил из легкого кружевного воротничка, обрамляющего ее бездонное декольте… пока вы думали, что я всего-навсего щупаю эту аппетитную цыпочку за титьки… Обормоты!

Мегавольт онемел. Стоял, обомлев от неожиданности, беззвучно открывая и закрывая рот, слегка вытаращив глаза, неумолимо напрашиваясь на сравнение с пойманным карасем… Сказать, что он был удивлён, шокирован и застигнут всем услышанным врасплох — значит, ничего не сказать.

— Она… из полиции? — хрипло спросил Бушрут. Ему вдруг пробрал озноб — видимо, к вечеру, да на открытом месте, да в сыром речном воздухе ощутимо похолодало.

Антиплащ медленно покачал головой.

— Из полиции? Нет. Будь она из полиции, дело могло бы обернуться намного хуже… Нет, она из одной мерзкой желтой газетенки, держащейся на плаву благодаря дешевым пошлым сенсациям. Хотя не исключено, что рано или поздно запись вашего разговора оказалась бы и в полиции… Я ей, конечно, от души пригрозил, но все же почти не сомневаюсь, что не сегодня-завтра в этом тухлом бульварном чтиве появится какая-нибудь ядовитая „разоблачительная“ статейка, что-нибудь вроде „Откровения любовницы энергоманьяка“ или „Мегавольт предпочитает блондинок“, где на тебя, мой дорогой Мегс, выльют ушат липкой грязи пополам с извращенными домыслами и невразумительной отсебятиной. Знаем уже, проходили… Откуда, по-твоему, обо мне ползет этот неистребимый слушок как о жутком мерзком извращенце и полоумном маньяке с бензопилой, а? Все благодаря обаянию, творческому воображению и бойкому бессовестному перу мисс Беллы Диор… это авторский псевдоним нашей очаровательной цыпочки, да. К счастью, почти никто не воспринимает такие статьи всерьез, но от этого они не становятся менее лживыми, гнусными и дурно пахнущими. Да, кстати, забыл сказать: статейка наверняка будет разбавлена парой-тройкой весьма пикантных фотографий…

— По-твоему, она была не одна? — убитым голосом прошептал Элмо.

— Разумеется. Голову даю на отсечение, что где-нибудь на чердаке ближайшего дома сидел предприимчивый глазастый папарацци с полароидом в руках… Черт! Ведь тебе, лопуху, даже не пришло в голову поинтересоваться, откуда ей известно о том, что ты — Мегавольт! Она наверняка наводила о тебе справки, прежде чем закинуть удочку и поймать тебя на блесну!

Мегавольт стоял, будто поражённый громом. Сникший, побледневший и какой-то… потерянный, точно избитый пыльной подушкой.

— Ах вот оно как… Вот оно, значит, как… — беззвучно, одними губами пробормотал он. Потом молча опустился — скорее, упал — на невысокий бордюр, отделяющий тротуар от проезжей части, и обхватил голову руками. — А я… я-то, идиот… Я думал… — Он глухо застонал, закрывая лицо руками.

— Да, вот так. Мне жаль, Мегс, — ровным голосом, совершенно безо всякого сожаления произнес Антиплащ. — Но я не мог не вмешаться и оставить тебя в когтях этой стервятницы, которой нужен был абсолютно не ты, а та информация, которую можно было из тебя вытянуть. Я не мог допустить, чтобы в своем ослеплении ты разболтал ей обо всех наших замечательных деяниях в целом и о последнем ограблении ювелирного магазина — в частности. Ну... в утешение тебе могу сказать, что я в свое время тоже попался в коварные сети нашей отнюдь не спящей красавицы — но вовремя сумел ее раскусить и сделать правильные выводы. Теперь, я надеюсь, ты тоже будешь умнее — и в другой раз так бездумно не поведешься на красивое личико и соблазнительную фигурку… И мне, — чуть помолчав, он с раздражением сплюнул на тротуар, — мне, мои дорогие, больше не придется подтирать вам сопли, менять штанишки, вытаскивать вас из дерьма и вообще нянчиться с вами, как с глупыми детсадовцами из старшей группы! Обалдуи несчастные…

Мегавольт молчал. Антиплащ размахнулся и зашвырнул диктофон куда-то во мрак, в реку, в густую августовскую ночь — и черный приборчик канул в неведомую глубину с далёким приглушённым всплеском. С яхты, которая, залитая огнями, все еще неторопливо проплывала мимо, донеслись хлопки открываемых бутылок с шампанским, восторженные выкрики и взрывы громкого смеха… Бушрут зябко кутался в куртку, надвинув кепку пониже на глаза, испытывая какое-то необъяснимое желание пожелтеть, пожухнуть, свернуться в трубочку и приникнуть к земле, как побитая первыми заморозками травинка…

Близилась осень.

На секунду попав в свет фонаря, промчался мимо, принесенный ночным ветерком из неведомого далёка, одинокий кленовый лист.

В кармане Мегавольта робко курлыкнул сотовый телефон.

Новое сообщение…

Машинально Элмо достал его из кармана и бросил безразличный взгляд на экран. Номер был незнакомый… а впрочем…

— Кими…

— Кто? — спросил Антиплащ, заглядывая ему через плечо.

— Не все ли равно? — безучастно, думая о чем-то другом, сквозь зубы процедил Мегавольт. — Так, одна… знакомая. — Секунду-другую он испытывал острое, почти непреодолимое желание шарахнуть надоедливый прибор об асфальт, потом, пересилив себя, после мгновенного колебания всё-таки нажал на окошечко „посмотреть“:

«Мистер Искромет, простите мою назойливость! Но я нечаянно наткнулась в февральском номере „Популярной науки“ на эссе о необычных интерпретациях уравнения Шрёдингера, которое, вы говорили, вы долго искали; мне кажется, вам было бы интересно его прочесть. Может быть, прислать вам его вместе с вашим журналом? Кими.»

— Эссе об интерпретациях уравнения Шрёдингера… Любопытно, кто она такая, эта Кими? — задумчиво, приподняв брови, спросил Антиплащ.

— Да так… никто. Просто знакомая, я же сказал. — Мегавольт с недоумением пожал плечами. — Студентка. Маленькая такая, в очечках. Мы с ней как-то разговорились о парадоксах квантовой механики, ну и… — Он поднял голову — и осекся, поймав на себе взгляд Антиплаща.

— Позвони ей, — хмуро буркнул главарь. — Сейчас. И поговори о… ну хотя бы об уравнении Шрёдингера. Для начала.

— Да ну… вот еще… — Элмо смутился. — Зачем?

— Затем, что она ждет твоего звонка, ты что, этого ещё не понял? В таком случае ты еще больший дурень, чем я о тебе до сих пор думал… Ладно, как знаешь. Я тебе не сваха. — Ёжась, Антиплащ тоже опустил руки в карманы куртки и оглянулся в сторону тихонько и уныло мерзшего в темноте Бушрута. — Пошли домой, Репей. Становится холодно…

И Бушрут, кивнув, не заставил себя упрашивать. Они быстро зашагали вдоль набережной, на север, по направлению к промышленному району — и Мегавольт, оставшийся сидеть на бордюре, долго, долго смотрел им вслед, сжимая в руке вновь безмятежно уснувший телефон — пока две сутулые продрогшие фигуры наконец совершенно не скрылись из виду, бесследно проглоченные расстоянием и непроглядной ночной темнотой.

Потом, закусив губу, нерешительно набрал номер…