Общее благо (джен)

Глаза Северуса предупредили о том, что он сделает в следующую секунду, так что Альбус улыбнулся: всё получилось именно так, как он и рассчитывал. Мелькнула мысль, что теперь он, наконец-то, узнает, какие ощущения испытывает умирающий от Авады человек, и наступила темнота.

Он словно моргнул и перенёсся в пространстве. Он полусидел, привалившись спиной к стене, а вокруг шёл бой. Мистер Уизли сражался с Алекто Кэрроу, а её брат Амикус атаковал мисс Уизли. Голоса и произносящие заклинания сливались в единый шум, но Альбус пока не мог оценить ситуацию. Он попытался встать, но это оказалось непосильной задачей.

— Быстрее! — раздался голос Северуса неподалёку, и Альбус с трудом повернул голову в ту сторону, успев заметить, как тот исчезает за поворотом.

«Что же пошло не так?» — подумал он и наконец-то лишился чувств.

Сознание возвращалось медленно. Сначала появился звук.

— Не могу поверить, — сокрушённо бормотала Поппи, — как же так?

— Это ужасно, — вторила ей всхлипывающая Минерва.

Альбус напрягся: кто-то обидел его сотрудниц, нужно разобраться!

Следом пришло ощущение чего-то мягкого под ним и запах.

«Больничное крыло», — безошибочно определил Альбус и открыл глаза.

— О! Слава Мерлину! Вы очнулись! — Поппи в мгновение ока преодолела расстояние до кровати и, не давая возможности ответить, начала накладывать диагностические чары. — Как вы себя чувствуете, мистер Лонгботтом?

Альбус широко распахнул глаза, и по его губам расползлась торжествующая улыбка. Получилось! Он смог! Теперь ничто не помешает ему действовать!

— Мистер Лонгботтом? Невилл?

— Да-да, Ми… — он одёрнул себя и закончил иначе: — Нормально, профессор МакГонагалл.

Минерва подозрительно посмотрела на него, но не из-за оговорки, а потому что не поверила, что он может быть здоров.

— Вы серьёзно пострадали, мистер Лонгботтом, — завершив диагностику, покачала головой Поппи. — Зелья профессора Снейпа спасли вашу жизнь, но я хочу понаблюдать за вами.

То, как она поджала губы при упоминании Северуса, кольнуло Альбуса в самое сердце: на какую судьбу он обрёк несчастного мужчину?

— Я вправду нормально себе чувствую, — расстроенно протянул он.

— Никаких споров, мистер Лонгботтом. Постельный режим, и точка.

Даже будучи директором школы, он не мог переспорить Поппи, поэтому, превратившись в ученика, даже не стал пытаться. Покорно кивнув, Альбус прикрыл глаза и через несколько минут провалился в сон.

~*~*~*~

Проснулся он ближе к вечеру. В Больничном крыле было тихо и ничто не мешало всесторонне оценить ситуацию.

Для начала Альбус отметил свежесть и бодрость молодого тела. Давно позабытое ощущение окрыляло. Он, конечно, полностью доверял Поппи, но та редко сообщала всю информацию пациентам, а Альбусу жизненно важно было узнать реальное положение вещей. Применив к себе мощные диагностические чары, он на некоторое время погрузился в анализ полученных данных; результаты не слишком вдохновляли. Проклятие, что целый год разрывало связь тела и души Невилла, почти никак не сказалось на организме, да и зелья, которые Альбус незаметно подливал мальчику, оказали оздоравливающий эффект, однако тело было очень слабым, можно было даже сказать, болезненным.

«Я покрепче был в семнадцать лет», — резюмировал он с недовольством.

Закончив со здоровьем, Альбус сосредоточился на оценке необходимых перемен в поведении. Не хватало только разрушить почти идеальный план глупой оговоркой, как утром с Минервой.

«Не Минервой, — тут же поправил он себя, — а профессором МакГонагалл. Нужно привыкать».

Особо Альбус не волновался. Не зря же он несколько месяцев наблюдал за Невиллом, запоминая особенности его речи, жестов, мимики, даже гастрономических пристрастий, чтобы суметь достоверно изобразить молодого человека. На этот счёт он был спокоен, тем более что у Лонгботтома не было близких друзей, которые могли бы заметить мелкие огрехи, неизбежные во время адаптации…

Возможность проверить собственные актёрские способности появилась уже через час: навестить Невилла пришли однокурсники. Всё оказалось даже проще, чем Альбус думал. Подростки говорили разом, не очень-то вслушиваясь в ответы, каждый так и норовил озвучить собственную точку зрения, пусть даже та противоречила здравому смыслу.

Пару раз Альбус пытался вставить реплику, но его голос неизменно тонул в сбивчивых речах Поттера и басистых возмущениях Уизли, ну а мисс Грейнджер так и вовсе затыкала ему рот пренебрежительно поджатыми губами.

«Как мальчик справлялся с неуважением ровесников? — изумлялся Альбус, слушая, как Рональд поливает Северуса грязью. — Неужели Гарри настолько мне не доверял, что так просто поверил в предательство Северуса?»

— В общем, ты поправляйся, Невилл, — заговорила Гермиона, и Гарри с Роном тотчас же умолкли, — а я пока подумаю, что нам всем делать дальше.

«Вот уж не думал, что мисс Грейнджер настолько зациклена на контроле, что без её позволения мальчики слова лишнего не могут сказать…» — думал он, глядя на непосредственное общение детей, не имеющее ничего общего с тем, что он мог видеть с позиции директора.

— Не слишком ли много вы на себя берёте? — не удержался он от вопроса.

— Пока ты валялся без сознания, мы, вообще-то, с Пожирателя сражались! — гневно фыркнул Уизли.

Альбус опустил взгляд, чтобы дети не заметили недовольство в его глазах. Не такими он хотел видеть гриффиндорцев.

— Перестань, Рон! — тут же вмешалась Грейнджер. — Невилл не виноват, что он слабее нас.

Альбусу стало противно.

Он никогда не придавал значения происхождению, считая, что главное не чистота крови и именитые предки, а личные качества и магия, однако никогда не отрицал, что возможности выходцев из старинных семей почти всегда превосходят магглорождённых. Дети волшебников с самого рождения были окружены магией, и им, конечно же, было проще воспринимать ту как часть себя, а вот дети магглов, познакомившиеся с волшебством на одиннадцать лет позже, сталкивались с серьёзными проблемами, порой не веря в глубине души, что в них есть сила. Но Альбус потому и отказался от поста министра в своё время, что хотел упростить процесс интеграции для таких детей, помочь им влиться в магическое общество, поверить в себя.

И Гермиона Грейнджер наглядно подтверждала его теорию, всего за несколько лет став не только лучшей ученицей, но и одной из сильнейших ведьм среди старшекурсников. Конечно, у девочки была масса недостатков, в том числе неспособность к творческому подходу, однако у неё были друзья, благодаря которым это не бросалось в глаза. Гриффиндорцы во все времена ценили дружбу и редко действовали индивидуально. В случае Гермионы это было как нельзя более кстати: импульсивность Гарри и непосредственность мистера Уизли делали из них троих отличную команду. Но тот факт, что вместе они были умнее и сильнее любого студента Хогвартса, да и многих взрослых волшебников могли превзойти, сыграл с ними плохую шутку: дети возомнили себя лучше других.

Когда Поппи прогнала посетителей, взывая к необходимости покоя для пострадавшего, Альбус отвернулся к стене и обхватил руками подушку, погружаясь в новую волну печальных дум. В чём же он ошибся? Когда его желание устранить дискриминацию и защитить детей из неволшебных семей извратили настолько, что магглорождённые стали считать себя лучше потомственных магов? Почему, несмотря на многолетние мероприятия, направленные на сплочение детей из разных миров, пропасть между ними лишь становилась больше?

Признавать, что, возможно, в утверждениях Тома насчёт необходимости ужесточения изоляции магического мира есть зерно истины, было не только неприятно, но и больно. Но цифры не лгали. Даже если в школе дети не выражали неприязнь открыто и нейтрально относились к магглорождённым, став самостоятельными, они избегали контактов с бывшими сокурсниками, чьё происхождение их не устраивало. Исключения случались так редко, но Альбусу было даже неудобно в очередной раз приводить в пример одни и те же имена. Да и исключения эти, мягко говоря, не имели счастливого финала истории, тот же Джеймс Поттер…

«Неужели всё действительно настолько плохо, а я, гордящийся своей проницательности, этого даже не заметил? — вопрошал сам себя Альбус и едва не хватался за голову. — Как же это произошло? Когда я настолько ослеп от сияния собственной непогрешимости? И что теперь делать?»

В тщательно проработанный план необходимо было срочно вносить очень серьёзные изменения, и от того, насколько правильно он поймёт современные тенденции, зависело благополучие общества.

«Я не имею права на ошибку. Это Альбус Дамблдор мог ошибаться — репутация спасала от остракизма и осуждения, — а Невилл Лонгботтом должен с первого же раза сделать всё идеально».