Всего лишь твоя грязная кровь (гет)

Мэв нашла Эльвени в огромной и светлой зале с начищенным до блеска полом, похожим на матовое зеркало. На небольшом постаменте у стены, прямо напротив входа, стояло изящное кресло, в котором сидела свекровь, задумчиво перебирая струны арфы.

«Выдохни и соберись, — взбодрила себя девушка. — Если выгонит, то просто скажу Далемару, что ничего не вышло. Пусть наконец поймёт, что его матушку мне не уболтать».

— Эльвени, мы вам не помешаем?

Рыжий взгляд тут же впился в неё злой осой, но, скользнув ниже, к Иенн, в неприязни поубавил. Музыка смолкла. Эльфийка повернулась к ним. Удивления на её лице Мэв не различила, и это показалось девушке… странным.

— Не помешаете. Я как раз заканчиваю.

«Уйдёт? Ну и ладно. Даже лучше», — успокоила себя Мэв, поглаживая плечико дочери.

Иенн на бабушку и не смотрела. Обхватив ручками бедро матери, девочка уставилась на носки своих атласных туфелек и молчала. Мэв надеялась, что смогла уговорить малышку больше не упоминать прозвище «Жёлтая леди». Но вот имена изгнанных из особняка друзей дочка повторяла будто данмерскую мантру.

Девушка огляделась и не заметила на полу ни ковра, ни иной мебели, кроме пары-тройки соф и круглых столиков с тонкими ножками, на которых стояли бюсты и горшки с орхидеями. И чем же им заняться, чтобы оправдать своё присутствие тут? Почти сразу Мэв приметила изящные скульптуры в декоративных нишах и полотна на стенах.

— Я хотела показать Иенн картины, — пояснила нордка.

— Это правильно, — тут же отозвалась эльфийка. Не возвращаясь к музицированию, Эльвени выжидающе наблюдала за ними. — Приобщение к прекрасному с малых лет взращивает в ребёнке тонкую и благородную натуру.

«Вот бы твои родители тоже это знали и прибавили дочери благородства», — вырвалась непрошенная едкая мысль, но Мэв просто кивнула.

Погладив пальцами тёплую ладошку малышки, девушка повела её к первой картине. Это был какой-то пустынный пейзаж с зелёным оазисом по центру. Мэв подняла дочь на руки.

— Я думаю, это Хаммерфелл, — хрипловато начала девушка, вслушиваясь в недовольное сопение под ухом. — Там столько же песка, сколько снега было в Данстаре — Мэв почти тут же спохватилась, вспомнив, что надо было назвать Солитьюд. Но с другой стороны, говорила она тихо, а Эльвени была далеко. — Кожа там у людей тёмная, как у жреца Марамала. Помнишь его? Он носил жёлтую робу и угощал тебя леденцами. Так вот он как раз редгард и родом из этих мест. Воины этих земель очень отважные, они сражаются кривыми мечами, похожими на когти саблезуба и…

Со стыдом Мэв поняла, что более ничего сказать и не может, так как знала об этой бывшей южной провинции Империи удручающе мало. Вот Далемар бы явно мог многое поведать, но у него вряд ли скоро найдётся время для подобного. Чтобы хоть как-то скрыть неловкость, девушка понесла дочь к следующему полотну. Четырёхугольное высокое здание походило на маяк, а пальмы рядом с ним и вездесущий песок опять-таки отсылали к Хаммерфеллу. Проклятье!

— Это маяк, — пояснила Мэв, хмурясь. — Я думаю…

— Столп поющего солнца. — Голос Эльвени раздался так близко, что от неожиданности Мэв подскочила. — Он находится на острове Строс М’Кай. Примечательное место для редгардов. Но оно не использовалось напрямую как маяк, скорее, как ориентир, указатель и память. Закатные лучи, проходя через вершину этой башни, по легенде, порождают очень печальную и приятную мелодию. Оду по погрузившейся в пучину Йокуде — их древней родине.

— М-м-м. — Мэв не придумала ничего лучше, чем издать глуповатый звук. Иенн на её руках прижалась к плечу матери. Сейчас эльфийка объясняла всё очень приятным тоном, словно матёрый гид, но малышка явно помнила, как вчера с этих медовых уст срывались истеричные крики. И всё же Мэв повернулась к свекрови.

«Ну давай же, покажи ей живот, Мэв, другого шанса не будет», — скомандовала она сама себе, пародируя в голове голос мужа.

— Я, если честно, ничего не знаю, кроме некоторых достопримечательностей Скайрима.

— Увы, у нас нет пейзажей Скайрима, — елейным тоном пояснила Эльвени. — Улькаринэль, насколько мне известно, не путешествовала по твоей родине, дорогая.

— Кто?

— Тётка моего супруга. Большая часть полотен в этой зале принадлежат её кисти. Муж много лет собирал её пейзажи, а часть портретов и вовсе получил по наследству. Бедняжка умерла бездетной и незамужней. Но она была очень талантливой художницей.

— О-о-о! — протянула очередной звук Мэв. — Её имя… немного созвучно вашему родовому.

— Да, — кивнула Эльвени. — Лариникано решил взять его, когда мы переехали жить в Империю. Как память. Муж был очень привязан к тётушке. Особенно в раннем детстве, ведь она воспитывала его как мать, после того как супруга моего свёкра бросила его. В то время Улькаринэль с братом и родителями жила вне островов. Как ты можешь догадаться по полотнам — в Хаммерфелле. Свои пейзажи она создавала вдохновляясь сухими красотами этих жарких земель. Там же художница их и продавала.

Эльфийка движением руки показала им следовать за собой. Начала рассказывать о местах, что были изображены на картинах.

«Слишком уж гладко всё пошло…» — недовольно подумала Мэв, но отказываться от приглашения не стала.

Вскоре подробные рассказы и экзотические полотна увлекли девушку, и она отбросила на время тревожные мысли. Дюны, равнины, города из камня всех цветов тёплого спектра. Морские берега, скалы, красочные закаты, пышные паруса кораблей в живописных бухтах. Даже Иенн, перестав сопеть, спросила у неожиданно словоохотливой бабушки: «А что за странная лошадь везёт темнокожего дядю?» Эльвени ответила, что это верблюд, а потом звонко рассмеялась, когда малышка, хмурясь, поинтересовалась: «А спинка у верблюда горбатая, потому что великан по ней дубиной приложил?»

«О матерь Кин, пусть это будет не очередная западня, — безмолвно молилась Мэв, навесив на губы улыбку Киравы. — Быть может, Далемар провёл воспитательную беседу и с матерью? Утром он ушёл так рано. Вполне мог бы и успеть… А может, ещё и вчера…»

— А вот это автопортрет художницы, — объявила Эльвени, отвлекая девушку от размышлений.

С небольшого полотна в громоздкой раме на неё смотрела молодая эльфийка с пронзительно жёлтыми глазами и очень светлой, едва золотистой кожей. Кудрявые льняные волосы, собранные в какую-то сумасшедшую и небрежную причёску, подчёркивали особую, тихую красоту. Совсем иную, чем та, что была у Караньи, Мариньи и в особенности у Эльвени. Простая и в то же время нет, подумала Мэв, склоняя голову в сторону и с интересом всматриваясь в тонкие черты.

— Такая молодая, — протянула она.

— Увы.

Замечание заставило её повернуться к Эльвени.

— Лариникано с большой неохотой, но рассказал мне, что, когда он был ещё ребёнком, тётку обвинили в шпионаже в пользу набирающего силу Талмора. Редгардам показалось, что, рисуя улицы и порты, она тайно создаёт карты и отмечает на них особенности рельефа и оборонительные укрепления. Тогда в Хаммерфелле уже начиналась паранойя и гонения на беженцев из Саммерсета, в то время уже переименованного в Алинор. Создавались первые резервации для высоких эльфов. Прямых доказательств её вины не нашли, но Улькаринэль осудили, а потом депортировали на родину вместе со всей семьёй. Но вот только… — Альтмерка нахмурилась. — На островах к тем, кто приезжал извне, издревле относились с опаской. А на заре четвёртой эры ещё хуже обращались с теми, кто не откликнулся на призыв нового правительства помочь с восстановлением отчизны, разорённой Кризисом Обливиона. Тем, кто вернулся насильно, оставалось только мечтать о сalian.

— Что это? — заинтересованно переспросила Мэв.

Эльвени сделала пас рукой.

— Праксовый талисман — это такой… именной хрустальный шар, символ принадлежности к альтмерскому обществу. Если высокого эльфа изгоняют, то его сalian разбивают, показывая тем самым, что он теперь ничем не лучше чужеземца. А тем, кто не принадлежит к полноценному обществу, очень трудно найти для себя достойное занятие. Художникам тоже. Муж говорил, что когда Улькаринэль отложила кисти, то взялась за метлу и быстро угасла. Редгардская тюрьма, где её держали до депортации, тоже наложила свой отпечаток. Печальная судьба и очень короткая жизнь. Но муж очень ценит память о ней. Сохранил те немногие портреты, что она нарисовала, уже живя на островах. — Эльвени указала на следующую картину. — Вот это, например, мой свёкр, её брат.

Мэв с интересом шагнула к эльфийке. Мужчина поразительно походил на художницу, разве что черты были чуть грубее, а волосы такими прилизанными, словно Далемар перенял эту привычку у деда. Хотя, к огромному сожалению, никакого сходства между ним и внуком девушка не заметила, кроме того, что они оба были альтмерами.

— В Хаммерфелле он учился на архитектора, но на островах, так же как и сестра, стал простым слугой.

Мэв шагнула ближе и присмотрелась.

— Такой молодой, а виски уже седые, — удивилась она, но тут же поняла, что с такой тяжёлой жизнью это было немудрено. Но Эльвени звонко хихикнула.

— Это не настоящая седина, дорогая, — загадочно произнесла свекровь, словно вспоминая что-то забавное. Мэв показалось это неуместным.

Эльвени шагнула к парному портрету по соседству, на котором была изображена степенная альтмерская чета.

— Это прадедушка и прабабушка Лариникано. Им повезло больше, чем родителям Улькаринэль и свёкра. В Кризис они укрылись в горах, и даэдра не смогли их найти. Они не покидали острова и сохранили свой праксис. Это дядя Лариникано. — Эльвени показала на довольно-таки коренастого альтмера с мощными, будто у орка, плечами. — Я помню его. Он был кузнецом. Не особо выдающимся, но вполне мог заработать себе на хлеб. Это тётушка мужа… Забыла её имя. Она была швеёй. Вся её семья погибла во время Кризиса при весьма… кошмарных обстоятельствах, и от потрясения она стала довольно странной особой. Должна признать, Улькаринэль льстила своей родне, когда рисовала их. У неё на картинах все были весёлыми. Вот только те, кто пережил падение Кристального Закона, редко улыбались. Хотя вот тут она нарисовала всё достоверно.

Следующее полотно было вертикальным, и на нём было изображено большое эльфийское семейство. Раньше, посматривая на лежащего рядом Далемара, Мэв гадала, все ли меры такие же стройные и горделивые. Как оказалось, нет. По центру стоял весьма упитанный и круглолицый альтмер, лишённый даже намёка на шею. Одетый крикливо и пышно, мужчина невольно вызывал улыбку оттого, что его вид шёл вразрез с её представлениями о том, как могут выглядеть высокие эльфы. Рядом с ним стояли такая же пышнотелая альтмерка с широкой улыбкой и другая, постарше, в очень забавном розовом чепце, а вокруг взрослых художница нарисовала целый выводок детишек. Мэв насчитала пятерых мальчиков и четырёх девочек, выстроившихся по росту, словно матрёшки.

— Дядюшка Сентель, — ностальгически выдохнула Эльвени. — Он приходился свёкру кузеном. Едва стали открываться первые врата в Обливион, как он собрал всё своё семейство и погрузил на мелкую торговую шхуну. Оставшееся место заполнил стольким провиантом, сколько только влезло в трюмы, и отплыл в открытое море. Лариникано говорил, что за это многие родственники и соседи за глаза звали его трусом, но он сохранил как всю свою семью, так и настоящие улыбки на их лицах. И даже тёщу, которая вечно закатывала истерики и падала в притворные обмороки при каждом удобном случае. — Эльвени вздохнула, явно погрузившись в старые воспоминания. — Ох и шумные они были. А на меня приходили смотреть всем скопом, будто на диковинку. Сидели передо мной, будто перед жрецом на проповеди, и задавали абсурдные вопросы. Им казалось, что коль я аристократка, то у меня даже физиология другая. Но приходилось их терпеть. Лариникано почитал эту часть родни. В самом начале карьеры торговца именно дядюшка Сентель помог моему мужу сделать первые шаги в ремесле. Взял подмастерьем. На самом деле это был смелый шаг. Даже они, — альтмерка ткнула пальцем в предыдущие портреты, — не решались оказать опальной родне никакой явной поддержки.

«Тяжёлая тема, — осознала нордка. — И в то же время знакомая».

— У них столько малышни! — Мэв решила её сменить. — Далемар мне говорил, что у… альтмерок редко когда рождается больше четырёх детей.

— О, родных тут только пять, — пояснила Эльвени. — И то лишь потому, что вот эти две девочки — близнецы. Остальные приёмные. И тут только старшие. Прочая родня, особенно она, — альтмерка указала на «швею», — злословили, что так дядюшка Сентель искупает вину за собственную трусость, давая кров и хлеб детям павших доблестных защитников. Я тоже так думала. Потом поняла.

Эльвени замолчала. Мэв не решилась нарушить эту тишину.

— Когда мой муж смог подняться и заслужить себе сalian, у него появилось очень много родни. Но если бы это случилось при жизни Улькаринэль у нас бы стен на портреты не хватило, а у неё — красок для их написания. — Эльвени помолчала, а когда заговорила, то в голосе послышались едкие нотки: — И вообще, простолюдинки всегда рожают по три, а то и по четыре ребёнка.

«Выходит, подавляющая часть населения островов это… вот такие простолюдины», — быстро сообразила Мэв.

— Хорошо, если аристократки заведут двух детей за всю свою жизнь, — продолжала рассказывать Эльвени. — И то лишь… из-за политики.

— А?

— Каждая женщина должна родить как минимум двух детей, перед тем как всецело отдаться карьере или какому-либо иному делу, — недовольно пояснила Эльвени. — Когда мы ещё жили в Алиноре, было так. Вначале это оправдывалось существенными потерями населения после Кризиса Обливиона. Потом… неизбежной убылью в ходе… — Женщина скривилась ещё сильнее. — …грядущей войны. Впрочем, я не хочу говорить об этом. Кстати, обратите внимание на эту картину — это Лариникано. Тут он совсем ещё ребёнок.

Мэв взглянула на небольшое полотно, скорее напоминавшее цветной набросок: загорелый мальчишка с всклокоченными волосами и яблоком в руках взирал на неё с картины, словно готовясь сорваться и убежать.

— Муж сначала очень злился, когда я вывесила её. Говорил, что это зарисовка. Тётка всё никак не могла заставить его усидеть на месте для полноценного портрета. Тогда он не осознавал, что это одна из последних её работ, — выдохнула Эльвени. — Когда поняла, что ему неприятно бередить те воспоминания, хотела её снять, но он резко передумал. У него такое бывает.

Следующая картина зарисовкой не была. Но она явно принадлежала кисти другого художника. Мазки были более плотными и яркими. Мэв без труда узнала саму Эльвени, сидящую на стуле в розовом девичьем платье. А вот её лицо… изменилось мало, но в то же время всё. Женщина… нет, скорее девушка на портрете искренне улыбалась, как «простолюдинки» дядюшки Сентеля. Рядом с ней стоял Лариникано. Свёкор с тех времён изменился ещё больше. На картине он выглядел более молодо и куда как менее мрачно. Стоя около стула, явно чтобы не уступать супруге в росте, альтмер гордо держал на руках…

— Ой, малышка так похожа на Иенн. — Округлив глаза, Мэв осматривала румяного крупного ребёнка в белом платье. Сначала она не поняла, кто это. Далемар же говорил, что его мать так и не родила девочку. И тут, взглянув в яркие, словно топазы, глазки ребёнка, Мэв охнула. — Это же…

— Далемар, — с улыбкой призналась Эльвени. — Думаю, тебя смутил наряд, но на островах мы до пяти лет одеваем и мальчиков, и девочек одинаково. А здесь твоему папе, Иенн, столько же, сколько и тебе сейчас.

Девочка заинтересовано зашевелилась.

— Это наш портрет с островов, — продолжала рассказ Эльвени. — Мне он очень нравился. Когда мы попали в тот шторм, я так переживала, что с полотном что-то случится. Какая ирония.

«Шторм?»

Но свекровь явно не желала углубляться в тему, и Мэв шагнула к следующей картине. Композиция почти полностью повторяла предыдущий портрет, но улыбок уже не было. Далемар, теперь одетый как мальчик, стоял по левую руку от матери, Лариникано — по правую.

— Сколько ему здесь? — протянула Мэв, осматривая ребёнка с не по-детски мрачным взглядом.

— Семь, — поведала свекровь и тут же шагнула дальше.

В следующей раме был портрет Эльвени, потом пустое место и серия полотен, теперь уже изображавших изящные замки, башни, беседки из полированного белого дерева с традиционным эльфийским орнаментом. Сады, рощи, горы, морские пейзажи поражали яркостью красок, а панорамная картина с высокой башней, построенной будто бы изо льда, — величием.

— Это пейзажи Алинора. Нарисованы до того, как острова закрылись, и довольно достоверны. Лишь Кристальный Закон, — альтмерка указала на «ледяную» башню, — выглядит сейчас иначе. Я упоминала, что он пал во время нашествия даэдра двести четыре года назад. Ужасное бедствие для альтмеров. Кризис Обливиона стал для моего народа настоящим геноцидом, от которого спаслись немногие. Вся наша культура стояла на краю пропасти. Тогда высоких эльфов спас от окончательного падения Талмор. Взял власть в свои руки, когда Империя отозвала все легионы на защиту Сиродила и бросила провинцию на растерзание полчищам Мерунеса Дагона. Именно Талмор по крохам восстанавливал то немногое, что уцелело, после того как врата закрылись. Призывал беженцев вернуться, распределял ресурсы между выжившими. Но едва наступила некоторая стабильность, как острова закрылись. Лишь в исключительных случаях в особые изолированные резервации пускали иноземцев. В основном лишь избранных контрабандистов, торгующих теми товарами, которые острова никак не могли произвести. Мой свёкр работал как раз в такой общине — чужеземцам было безразлично на наличие или отсутствие у их слуг сalian.

Альтмерка рассматривала тонкую башню, а Мэв, чувствуя, что Иенн начинает скучающе ворочаться, шагнула дальше. В самом краю галереи, в углу, почти примыкая к стене, висел последний портрет.

«Редгард?» — удивилась девушка.

Курчавые чёрные волосы и такие же тёмные глаза. Золотые серьги в ушах. Красивое лицо с немного хищными чертами. Аккуратная клинообразная бородка.

— А кто это?

— Хозяин моего свёкра, — без интереса ответила Эльвени, даже и не планируя приближаться. — Живым я его уже не застала, но муж называл его старым выпивохой и погоревшим контрабандистом.

— А он не выглядит старым. — Девушка шагнула вперёд и по лёгким мазкам тут же поняла, что это работа… — Это ведь кисть Улькаринэль?

— Да. Узнаваемый у неё стиль, — согласилась Эльвени. — Всегда не понимала, как тётка моего мужа могла написать того, кто приехал на острова спустя десятилетия после её смерти. Наверное, они были знакомы в Хаммерфелле и она нарисовала его по памяти.

Эльфийка сделала ещё шаг в ту сторону, откуда они пришли, показывая, что картина ничем таким и не примечательна.

— Муж повесил этот портрет лишь потому, что он был последней её работой. Кстати, твой папа, Иенн, тоже замечательно рисовал в своё время.

Мэв изумилась, а потом вспомнила, что Лестеро во время семейных посиделок упоминал об этом увлечении Далемара. Кузен утверждал, что так её муж копировал хобби Амильвен.

— У вас сохранились те рисунки? — с интересом спросила Мэв, поворачиваясь к свекрови. — Мы бы с Иенн с удовольствием на них взглянули. Правда, дочка?

Девочка кивнула.

— Нет. Сын всё сжигал, когда заканчивал, — горько призналась Эльвени. — Потом и вовсе бросил. Но я иногда видела его рисунки в процессе. Мой мальчик мог бы стать замечательным художником. Или парфюмером.

Мэв вскинула брови в изумлении. Духи и Далемар? Она серьёзно? Эльвени этот взгляд перехватила и растянула губы в улыбке.

— Увлечение моего отца. Аристократы Алинора могут не заниматься ремеслом, ведь рента даёт им достаточные для достойной жизни средства, но папа этим буквально жил и был знаменит благодаря этому. Лишь раз вдохнув аромат, он мог в точности разобрать его по составу и повторить в точности. И мой сын тоже всегда был чувствителен к запахам. Я купила ему несколько книг по алхимии, и он некоторое время возился в моей лаборатории, но потом… он покинул дом на некоторое время и по возвращении уже не вернулся к старому занятию. Увы.

«Башня», — догадалась Мэв, но уточнять не стала. Вместо этого она решила проявить интерес:

— А здесь есть портрет вашего отца?

— Нет, — печально ответила Эльвени, оглядываясь на панорамные окна на противоположной стене. — Никого нет. Думаю, дорогая, малышка уже истосковалась сидеть у тебя на руках. Прогулка в саду для неё сейчас не будет лишней.

«Оставь меня» — это было написано на погрустневшем лице свекрови.

Мэв кивнула. Залу она покинула с двойственным чувством. С одной стороны, она точно исполнила волю Далемара: мирно и весьма продуктивно поговорила с его матерью; а с другой, Маринья как-то сказала, что если Эльвени хоть как-то проявит к ней хоть каплю приязни, то девушка должна помнить, что это ловушка.

* * *

Далемар был очень доволен результатами «примирительной миссии». Отметил, что мать даже за столом не косилась на невестку с привычной злобой. Ужин вообще прошёл более легко, чем обычно: Эльвени перестала играть в молчанку.

На вопрос, не считает ли он, что его мать готовит новую западню, муж посоветовал Мэв не накручивать себя. А потом, помолчав, велел ей всё же вести себя осмотрительно. Ещё позже, уже раздевшись и сев на кровать, добавил, что свекровь не должна была заметить со стороны невестки особую недоверчивость. Повторил про птенца и кивки, а потом внезапно протянул девушке новое зелье.

— Что это? — спросила Мэв, тараща глаза на сиреневый флакон. Горечь средства от зачатия всё ещё наполняла её рот.

— Ты плохо спишь, — констатировал мер, внимательно исподлобья смотря на неё. — Это средство тебе поможет.

— Как? — Мэв поежилась. Девушку коробило от одной мысли, что ночью её снова будут мучить кошмары.

— От этого не бывает сновидений.

Мэв со вздохом протянула руку. Послевкусие у нового зелья не было таким противным, как она боялась. Отдавало свежестью мяты и мелиссы.

— А неплохой вкус, — отметила девушка.

Стоя на коленях, она потянулась к тумбе и отставила новый флакон. Но не успела усесться обратно на кровать, как Далемар навалился на неё сзади почти всем весом. Руки скользнули в вырез сорочки, сжав грудь, горячий шёпот обдал ухо.

— Моя любезная нордская женушка сегодня точно заслужила поощрение за свою исключительную дипломатичность, — проурчал мер. От неожиданности Мэв замерла. — Желаешь чего-то конкретного или на мой выбор?

По телу тут же пробежала волна приятного трепета, Мэв прижалась к мужу, закидывая руку и прижимая его голову к своей шее. Он поцеловал, буквально втягивая кожу в рот. Мэв охнула: от таких ласк всегда оставались отметины в виде круглых синячков. Сестра называла это засосами и гордо их демонстрировала, будто шрамы от славных битв. Вот только Мэв не могла себе такого позволить, но муж словно забыл об этом. Сегодня Далемар вообще пребывал в поразительно благодушном для себя настроении.

— Не на видном месте, — хрипло напомнила девушка.

Его губы тут же скользнули к затылку.

«Прямо как кот. Закусил загривок, навалился сзади… Мне остаётся только прогнуться ещё больше и орать, нетерпеливо тряся бёдрами… Интересно, а у каджитов это происходит так же?»

— Хочу по-каджитски, — выпалила девушка и услышала сухой смех. — Я просто… ну, ты как котяра в месяц Первого Зерна себя сейчас ведёшь, только что не мяукаешь. Знаешь, как-то мне дали почитать книгу про данмерку, и там она… ну…

— Под цензурой храма или без? — Теперь Далемар помуркивал уже явно намерено.

— Там отрывка не было…

— Тогда должен уведомить тебя, моя девочка, что вот прямо «по-каджитски» я удовлетворить тебя не смогу. Скажем так, по не зависящим от меня анатомическим причинам. Кстати, у матушки был томик без цензуры. Там весьма подробно описаны ощущения Барензии. Если она её не перепрятала, принесу книгу, и сможешь оценить. — Дорожка его поцелуев опустилась от затылка, вдоль позвоночника до лопаток. Мэв задышала чаще, ощущая, как кровь приливает к щекам и между ног, наполняя жаром её женское естество. — А сейчас я начну задавать вопросы про то, кто и зачем давал тебе читать порнографию.

— Я не читала! — охнула Мэв. Руки мужа стали мять её грудь сильнее, размеренно и поочередно. Он точно входил в роль кота. Это было так смешно, и в то же время от возбуждения нордке уже хотелось покрикивать. — Ну, вернее, я читала только избранные места. Там, где только про приключения!

— Я тоже читал исключительно избранные места перед сном, — поддел он и, тут же отстранившись, потянул её вверх, вставая на кровати на ноги. Мэв запищала. — Хочешь ощутить себя той данмеркой, моя девочка? А мне нравится ход твоих фантазий. Это будет даже забавно. К тому же на улице не так уж и холодно.

— Чего?! На улице? — В панике Мэв постаралась повернуться, чтобы увидеть лицо мужа. — Ты же шутишь сейчас?

— Нет. — Он поднял её на руки и спрыгнул на пол, заставив взвизгнуть.

— Далемар, ты же вроде трезвый! Нет! Куда ты меня несёшь? Что мы забыли на лоджии?

— Ну не в трактир же мне тебя вести, — прошептал эльф, склоняясь, чтобы повернуть затвор на дверях. — А ведь Барензия расплатилась с Теренисом публично. И хоть шипов у меня на члене не имеется, но я постараюсь компенсировать сей недостаток длиной. Если буду входить в тебя чуть глубже, чем обычно, ощущения должны быть… весьма аутентичными.

— Шипы? — Глаза Мэв округлились. Она представила стальную булаву и охнула.- Ты серьёзно?

Далемар только паскудно ухмыльнулся. В лицо дохнуло приятной прохладой. От сочетания смущения, волнения и возбуждения Мэв ощущала не то что трепет — тряску… Сейчас была ночь, но ясная и лунная. А вдруг кто-нибудь будет прогуливаться по улице и посмотрит наверх!

— Подожди меня немного. Я быстро, — заверил мер, опуская её босыми ногами на прохладные плиты и окидывая странным оценивающим взглядом.

Мэв протестно ойкнула, но Далемар ушёл. Вернулся почти сразу, неся на руках целую стопку книг, скопившихся на полках за время её просвещения. Глаза девушки округлились. Она открыла рот, смотря на то, как он делит тома на две равные части и строит из них башенки. Закончив, Далемар протянул руку и склонился в нарочито услужливом поклоне.

— Моя королева, ваш постамент.

— Далемар, — прошептала Мэв, смущённо прижимая пальцы к губам. — Зачем нам книги? Что ты задумал?

— Простите за подобную дерзость, но с соотношением вашего и моего роста по-другому не выйдет. Вернее, не войдёт.

Поняв, что он имеет в виду, девушка рассмеялась, глуша звук ладошкой, но вторую эльфу протянула. Из любопытства Мэв встала на книги. Обвила руками его шею, отметив, что с «постамента» его удивительно удобно целовать. Косой взгляд пробежался по улице, смущённо высматривая любые движущиеся тени. Её же теперь видно почти по пояс. Казалось бы, мысль должна была охладить любые зародыши желания, но живот наполнился такой тяжестью, что она только прильнула к нему всем телом. Прижалась своими бёдрами к его, а тем, что между ними, — к тому, что отчётливо натянуло его бельё.

«Сумасшествие», — подумала она, когда Далемар, поцеловав её ещё пару раз, решительно повернул лицом к улице и встал сзади, словно примеряясь. Склонился и расставил книги, а заодно и её ноги чуть шире. Глянув вниз, Мэв увидела лишь его узкие и длинные босые ступни и ойкнула, когда на них упало бельё. Нет, она догадывалась, что он задумывал. Но обычно они делали это лицом к лицу, а не вот так… «по-животному». Конечно, на боку у них было несколько раз, но… Далемар задрал её сорочку и положил руки на талию.

— Прогни спину и крепче держись за парапет. — Шёпот эльфа показался таким громким, что девушка испугалась, будто его услышат и в соседнем особняке. А ведь за стенкой Эльвени! Что, если свекровь выйдет на свою половину лоджии подышать ночным воздухом и услышит их через тонкую перегородку…

— А вдруг нас застанут? — мышкой пропищала Мэв, тем не менее исполняя то, что он сказал. Стыд лишь подстёгивал возбуждение.

— Так в этом и весь шарм положения, моя девочка. — Пальцы Далемара скользнули к ней между ног. Едва коснувшись, он довольно хмыкнул. — Так сильно хочешь меня? Я польщён.

Мэв не ответила, почти тут же пальцы сменились более твёрдым и желанным членом. Девушка ещё раз осмотрела пустынную улицу. А потом прикрыла глаза, втягивая воздух и ощущая, как он наполняет её под непривычным углом довольно грубо и до конца. Мэв прикусила губу, чтобы сдержать крик. Удовольствие нахлынуло почти сразу. Такое же, как перед самой вспышкой. Яркое и болезненное ощущение. Она закинула голову, выпуская воздух из груди в виде тонкого стона.

— Нормально?

— Ага, — довольно жалостным тоном уверила она. — Так непривычно, но приятно. Очень.

Довольно хмыкнув, Далемар начал неспешные движения, сопровождающиеся совсем уж непристойными шлепками. Мэв поняла, что теряет голову, а вместе с этим её сознание покидают думы о случайных прохожих и большая часть стыда. Лишь мысль о том, что окна спальни дочери тоже выходят на фасад, перерождали крики в быстрое ритмичное дыхание. Мэв вскинула взгляд и посмотрела на звёзды… Как-то муж даже отказался целовать её под ними, но вот! Так развратно! Его руки обхватили её талию сильнее. Полураспустившаяся коса перекинулась через ограждение. Девушка согнулась и подалась назад, вспоминая, как он говорил про то, что компенсирует отсутствие шипов длинной, и эта идея уже казалась ей… прекрасной. Отпустив рукой парапет, она накрыла его кисть на талии и переместила к ноющей груди. Эльф тут же сжал её, возвращаясь к «кошачьему» ритму.

Мэв уже хотела убрать свою ладонь, как он хрипло велел:

— Нет. Сожми мою руку, если хочешь быстрее, и расслабь, если медленнее.

Девушка сделала это, и ритм толчков изменился. Ускорился. Книги под ногами заходили будто морская палуба в шторм. Звёзды стали ярче, и казалось, будто сиюминутно на небе вспыхивают новые и новые светила. Странное чувство единения вернулось. Уже безо всякой магии. Мэв поняла, что дышит очень уж громко, повторяя своё имя. Хотя нет, это был голос Далемара. Поняв, что он стонет громче неё, девушка рассмеялась. Сжав руку на своей груди сильнее, она услышала довольно грубоватую по содержанию, но вполне искреннюю по своей сути брань. Прижавшись к мужу спиной, Мэв вскинула голову. Звёзды на небе вспыхнули разом, да так ярко, что она таки не удержалась и крикнула. Постамент из книг рухнул, а вместе с ним стала сползать на пол и она вместе с Далемаром, прижимавшим её к себе. Мер даже и не думал выходить из неё, рискуя при малейшем неосторожном движении сломать то, чем явно дорожил. Ощущая пульсацию внутри себя, Мэв вновь начала смеяться над нелепостью происходящего. Рука с груди быстро переместилась на губы.

— Тише, моя девочка, — прошептал мер, шумно дыша. Он лёг на плиты лоджии, выгибаясь и стараясь подавить кашель. — Да твою ж мать… Не смейся. Тише. Только штрафа за публичное непристойное поведения от этого стражника нам не хватало.

«Стражника?» — Мысль, которая не так давно вызывала панику, теперь забавляла.

— Нам? — изумлённо протянула Мэв, ощущая спиной, как быстро поднимается его грудь. — Я скину всю вину на тебя, и мне поверят. Прикинусь невинным созданием с огромными зелёными озерцами вместо глаз. Хватит посмеиваться, Далемар. Сам меня потащил на улицу, а как платить штраф — так сразу нам. Я была согласна и на кровати.

— И на кровати тоже будет, — тихо заверил мер, расслабляясь и предоставляя ей возможность распластаться на себе в весьма пикантном положении.

— Сегодня? — настороженно поинтересовалась Мэв, гадая, как сильно на утро будет саднить между ног, когда страсть отступит и придёт здравая мысль, что можно было бы и поаккуратнее предаваться любви. А с другой стороны, сжав бёдра, она почувствовала, что они всё ещё соединены, и… это было чертовски пикантно. — Уверен?

— Так точно, моя королева, — чётко отчитался Далемар. — Только я хочу, чтобы ты на этот раз кое-что надела…

* * *

То ли зелье подействовало, то ли крайняя усталость взяла своё, но проснулась Мэв не от собственного крика, а просто от того, что вволю выспалась. Довольно потянувшись на смятой постели, девушка отметила, что в этот раз свою половину муж не застелил. Мэв хотелось думать, что Далемар поступил так потому, что она и правда измотала его. Засыпая, он ей именно так и сказал. Правда, более грубо, но с довольной усмешкой.

* * *

В этот день Мэв столкнулась с Эльвени в саду. Свекровь, незыблемо подчиняясь собственному распорядку дня, сидела на белой скамейке и плела из лент яркие куклы. Выдохнув, Мэв поприветствовала эльфийку.

— Здравствуй, дорогая. — Альтмерка даже соизволила поднять на невестку взгляд и изобразить вполне искреннее подобие улыбки.

«Вчера она явно не выходила на лоджию подышать воздухом», — сдерживая смех, решила Мэв. И картины у свекрови со стен не попадали, как опасался Далемар, когда она, вцепившись руками в спинку кровати, особо яростно играла роль сладострастной Барензии, надев на голову босмерский венец.

— Какая красота! — вполне искренне изумилась девушка, заметив в корзинке у ног свекрови две готовые куклы. — Иенн, ты только посмотри.

Девочка упорно отвернулась, что-то бурча под нос. Прислушиваться Мэв было не обязательно: она знала, что услышит:

«Хочу Слюнявку, Замшика и Эша…»

Капризничая, девочка упорно отказалась идти куда-либо, хотя Маринья написала подруге, что будет рада видеть их обеих и познакомит племянницу с кузенами. Вести дочку насильно Мэв не захотела и решила дать ей время немного успокоиться.

— Это куклы для сирот из приюта, — елейным тоном пояснила Эльвени. — Скоро канун Дня Детей, и мы с Караньей готовим подарки. Она — для мальчиков, я — для девочек.

«А ведь её забота о сиротах выглядит вполне искренней, — невольно подумала Мэв. — Будь это иначе, свекровь бы просто купила этих кукол или заставила служанок подготовить их… Быть может… она и правда смирилась со мной, когда поняла, что Далемар не интересуется её Оливин?»

— Милая, так делать плохо, — голос Эльвени прозвучал мягко.

Проследив за её взглядом, Мэв повернулась. Девочка весьма демонстративно умывала лицо, облизывая ладошку.

— Иенн, что я тебе говорила! — воскликнула девушка, подходя к дочери и останавливая этот «каджитский» ритуал. — Нельзя! Маленькие девочки не облизывают себя.

Иенн надула губки, пытаясь вырвать влажную ладошку.

— Ну вот и что мне с нею делать? — почти с отчаянием выдохнула Мэв, поворачиваясь к свекрови.

Слишком поздно девушка поняла, что невольно исполняет ещё одну просьбу мужа — просит у Эльвени совет по материнству. Мэв не хотела прибегать к этой уловке, противной её натуре, но получилось само собой.

— Экстракт из жгучеедкой сыроежки, — как ни в чём не бывало ответила Эльвени, возвращаясь к своим лентам. — В очищенном виде абсолютно безвреден. Не имеет ни цвета, ни запаха, но вот вкус сохраняет. Его нужно нанести по капле на каждую ручку, растереть тонким слоем и дать просохнуть. Гарантирую, что через пару дней девочка и думать забудет, каково это — тянуть руки в рот.

— «Жгучеедкая сыроежка»? — с опаской протянула Мэв. — Звучит зловеще. Иенн ведь совсем маленькая.

— Уверяю, дорогая, это безопасно. В детстве Далемар имел дурную привычку постоянно что-то грызть, — со вздохом пояснила Эльвени. — Я перепробовала много средств, и лишь оно помогло безотказно.

«Тебе необязательно выполнять эти советы…» — вспомнила Мэв.

— Я скажу Далемару, чтобы купил…

— Для ребёнка? — Выразительные брови эльфийки взлетели до небес. — Дорогая, никогда не доверяй незнакомым алхимикам изготовление таких деликатных вещей, как детские средства. Вечером я сама всё приготовлю и покажу, как его применять!

Мэв досадливо прикусила губу. Но ничего не оставалось, как кивнуть и надеяться, что Эльвени не захочет проследить за действием чудо-средства и она успеет всё оттереть до того, как Иенн оближет руку.

* * *

Навари нашла Мэв в детской и доложила, что старшая госпожа приглашает младшую в купальни.

«Утопить меня решила?» — едва не поинтересовалась Мэв, но вовремя прикусила язык. Она знала, что каджитки её юмора не оценят. Далемар слов на ветер не бросал, потому поговорил с Онари. Все три служанки теперь держались с Мэв подчёркнуто настороженно.

Сегодня девушка успела спуститься к поварихе и попросила у неё прощения за длинный язык, но бедняжка глянула на нордку так, будто в её владения спустился особо злобный даэдра. От смущения Мэв хотелось сквозь землю провалиться, прямиком в городскую канализацию. Вот и сейчас она не могла даже посмотреть Навари в глаза без смущения. Чтобы отвлечься от этого неприятного чувства, девушка подумала о приглашении.

«Могу ли я отвергнуть это предложение? Как видно, нет. Но Эльвени… весьма активно стала проявлять знаки внимания ко мне. Но вдруг это и правда не ловушка и свекровь просто устала от постоянного конфликта?»

Поцеловав Иенн в макушку, Мэв покинула детскую.

* * *

Купальни встретили её паром и благоуханием жасмина. Пройдя немного вперёд, Мэв едва не споткнулась. В самой большой из купален, свекровь отмокала отнюдь не в одиночестве. Без труда девушка узнала и двухцветную конусовидную причёску Караньи и белоснежные «бублики» Оливин.

«Да она издевается…» — негодующе подумала Мэв, смотря на подвязанные шёлковым платком косы Эльвени. Свекровь стояла к ней спиной, но Каранья что-то сказала, и эльфийка повернулась.

— О, дорогая, проходи, — радушно позвала Эльвени, указывая изящным жестом на выложенный декоративным лазурным камнем край их купели. — Ты всё время проводишь с ребёнком. Эдгари уже скоро совсем обленится.

«Лиса решила поиграть в старые игры, — скептично решила Мэв, шагая ближе к эльфийкам. — Сейчас начнут выспрашивать и провоцировать меня. Словно новый круг мук в самом пекле Обливиона. А я-то надеялась. Дура».

Девушка подошла ближе. Стеклянный купол над купелью пропускал солнечные лучи, которые естественным образом прогревали воду. Рядом с бассейном в каменной чаше с толстыми стенками лежали странного вида угли, похожие на расплавленную магму. Эльвени взяла изящный ковш с длинной ручкой, зачерпнула ароматизированную жидкость из таза рядом и полила алеющие брусочки. Зашипело так, будто вода и правда попала на раскаленную лаву. Воздух наполнила новая порция пара и запаха жасмина. А камни, почернев всего на миг, почти сразу покраснели обратно.

— Всё же ничто не сравнится с огненными солями, — блаженно протянула Каранья. — Ты права, милая Эльвени. Хоть это и очень затратно.

— На себе нельзя экономить, — протянула та в ответ. — Ты согласна, милая? — обратилась она к Оливин.

Магичка в ответ издала лишь скромно: «Угу», неловко прижимая губки и старательно отводя взгляд от Мэв. Хотя смущаться впору было нордке. Света в купальне было достаточно, чтобы девушка узрела всех троих эльфиек, по грудь погружённых в прозрачную воду. Во всех подробностях, так как все три были абсолютно обнажёнными. Золотистые стройные тела вызывали невольное восхищение изящными изгибами и гладкой кожей без изъянов. Даже Каранья, несмотря на несколько дряблую кожу на животе, выглядела весьма достойно для той, что четырежды стала матерью. Что до Оливин и Эльвени, то у них и вовсе были весьма схожие и, можно сказать, девичьи фигуры. И если для магички это можно было объяснить истинной юностью, то свекровь вызывала невольные мысли о ваннах с кровью девственниц, которые мрачные легенды приписывали Королеве-Волчице Потеме.

«А ноги-то у них какие, — с досадой подумала Мэв. — Длинные, словно у ланей. С такими ногами и книжных постаментов не нужно. Вот только…»

Нордка даже моргнула, чтобы проверить, не обманывают ли её глаза. Но нет… Ни у одной из эльфиек в купели не было ни единого волоска на теле, словно у маленьких девочек.

«Что это? Расовая особенность?» — начала гадать Мэв, скрестив руки на груди. А вот у неё волосы росли не только на голове. Как и у всех нордских девушек, начиная с десятилетнего возраста.

— Присаживайся. — Эльвени указала на небольшой коврик, лежащий тут же. — Составь нам компанию, дорогая.

Мэв молча приняла её предложение. Невольно бросая взгляды на двух женщин и девушку. Ну точно! Не только между ног и подмышками, но и на ногах и руках… Нет, у самой Мэв в этих местах волосы были тонкими и редкими, но тёмными, и, присмотревшись, их можно было различить.

«Нордские женщины похожи на медведиц…» — когда-то очень давно, ещё на острове, подколол её Далемар.

«А что, если он замечает… что я отличаюсь от привычных ему женщин некоторой… кхм, дикостью?» — в панике начала гадать Мэв. Хотя, у самого Далемара волосы-то на теле тоже были. Светлые, почти белые, но довольно густые. На руках, ногах, груди, животе. И между ног тоже. Может, эльфийские мужчины в этом смысле отличаются от женщин?

Она опять окинула взглядом тела альтмерок. Помимо стройных ног, девушка отметила и маленькую грудь с острыми, медного цвета сосками, дерзко торчащими вверх, как прилежные часовые.

«…но сиськи у тебя стали как у типичной нордки, — ехидно напомнил голос мужа. — А раньше, как у образцовой эльфийской девочки, в ладошку помещались».

Мэв посмотрела на свою грудь, поднимающую лиф платья, и невольно закусила губу. Теперь девушка поняла, что имел в виду Далемар под «образцом». А чего он хотел? Чтобы она отказалась кормить Иенн и ради блажи рисковала здоровьем малютки? Как дурочка, просила об этом кого-то другого? В Данстаре бы её на смех за такое подняли и только пальцем у виска покрутили. И были бы правы!

«Не нравится ему моё «северное наследие»? Так пусть не трогает. Но нет ведь — касается регулярно. Вчера, вон, на радостях, что я со свекровью поговорила, помял так, что впору было подумать, будто когда-то там он ещё и пекарем хотел стать».

Не сдержавшись, девушка хихикнула. Звук привлёк внимание всех трёх эльфиек.

— Милая Мэв, — тут же обратилась к ней Каранья. — Маринья интересуется, почему ты до сих пор не навестила её? Дочь уже чувствует себя гораздо лучше, и мальчикам тоже не терпится познакомиться со своей кузиной.

— Иенн капризничает. Решила дать ей возможность немного успокоиться, — смущённо призналась Мэв. — Я сегодня написала Маринье об этом. Я так рада, что она уже оправилась.

— А я рада, что вы стали добрыми подругами, — призналась Каранья. Улыбка тётушки казалась искренней. Альтмерка полностью повернулась к Мэв. — Её малыш такой крикливый! Клянусь Ауриэлем, он будет петь не хуже Лестеро. Кстати, сын тоже тобой интересовался. Говорил, что переписал стихи и в этот раз они тебе точно понравятся.

— Лестеро написал стихи для неё? — Фраза вырвалась из уст Оливин явно ненамеренно. Молодая эльфийка прикрыла рот рукой, но было поздно. — Ой, я просто удивлена. Он же говорил, что взял очередной перерыв в творчестве.

«Что это? Ревность? Хорошо бы. Лучше обхаживай холостого братца Лестеро, чем женатого «просто интересного собеседника». — Мэв осмотрела магичку. Та встречаться с нордкой взглядом упорно не желала.

— Дорогая, сходи к Маринье без малышки. Общение пойдёт вам обеим на пользу. — Эльвени, похоже, попыталась отвлечь её внимание от рыжеющей Оливин. — Каранья, моя дорогая, твоя дочь так и не стала искать кормилицу, как я полагаю?

— О нет! — Каранья качнула конусом на голове. Причёска под влиянием пара явно теряла устойчивость. Тётушка коснулась её пальцами, но та неукоснительно падала на бок. Эльвени, склонившись к ковшу, поддала ещё пара. — Маринья такая упрямица!

— Все твои дети, дорогая, славятся упрямством, — не удержалась от колкости свекровь.

— Не смущай меня перед милыми Оливин и Мэв, — проворковала Каранья. — Каника, моя малютка, очень послушна! Она единственная никогда не была глуха к зову моего материнского сердца.

— «Малютка»? — удивилась Оливин. — Лестеро говорил, что она старше меня.

— Да, это так, дорогая, но для матери дети всегда остаются малютками, — благожелательно пояснила Каранья и вздохнула. — Я так тоскую! Она ведь уехала в Хай Рок со своим женихом — Келикаром. Братец Лариникано отослал его так внезапно! Неужели нельзя было послать кого-то другого налаживать торговые контакты с бретонцами? Ну или сделать это после их свадьбы?!

Мэв внимательно наблюдала за Эльвени, и при упоминании таинственного имени свекровь выразила такое раздражение, что и сокрыть этого не смогла.

— Келикар? Кто он? — не удержала любопытства Мэв.

— Бывший секретарь моего мужа, дорогая. — Эльвени всё же взяла себя в руки. — А отослал Лариникано его потому, что в нём отпала надобность. Удивительно бестолковый субъект. На твоём месте, Каранья, я бы уже давно написала дочери серьёзное письмо и вернула её в Имперский город. Уверена, здесь она сможет отыскать куда более выгодную партию, чем этот безродный выскочка.

Каранья вместо ответа засмущалась, качнула головой, и прическа её распалась окончательно. Ойкнув, альтмерка быстро попыталась соорудить из волос некое подобие пучка.

— Я помню Канику, — отозвалась Оливин. — Мой старший брат спрашивал о ней после прошлогоднего весеннего бала. Она произвела на него очень приятное впечатление. Вот только жаль, что к тому времени она уже выбрала иную партию.

— Очень жаль, — согласилась Эльвени, наблюдая за стараниями золовки. Мэв заметила даже довольство, потому что у Караньи ничего не выходило. Волосы женщины были слишком короткими, чтобы пучок держался. Быстро выплетя ленту из косы, Мэв склонилась к тётушке.

— Позвольте я вам помогу.

— О, будь любезна, милая, — быстро приняла её помощь Каранья. — Такая неловкость. О Восемь! Как же я теперь вернусь домой?

— Наша Навари умеет делать замечательные причёски, — вспомнила Мэв.

— Так неловко просить о подобном чужую прислугу.

— Полно тебе, милая, — отозвалась Эльвени. Мэв посмотрела на альтмерку и убедилась, что та наслаждается смущением золовки, даже не утруждаясь этого скрывать. Тут же свекровь посмотрела на невестку. — Дорогая Мэв, омойся и тоже присоединяйся к нам.

— Пожалуй, я воздержусь, — ответила девушка, досадливо припомнив, что, помимо волос, её тело покрывают ещё и шрамы.

— Отчего же? Вода хорошо прогрелась, — не отступала Эльвени. — Не стоит стесняться.

Мэв закрепила пучок на волосах Караньи и поняла, что отказать не может. Показав стыд перед собственным телом, она продемонстрирует перед Эльвени и её протеже ещё и собственную слабость.

Собрав косу на затылке и завязав её узлом из прядей, девушка кивнула. Поднявшись, Мэв подошла к ведру со всё ещё тёплой водой, оно стояло у углубления с желобом слива. Расстегнула застёжки на платье, уселась на невысокую длинную скамейку и приступила к омовению. Мыло пахло тем же жасмином, растворённое в воде масло вторило ему. Непривычный аромат заставил девушку усомниться: Далемар и правда был чувствителен к запахам. Последние дни она не пользовалась даже маслом ландыша, а просто куском дорогого белого мыла без отдушки. Вот только Навари, верно, убрала её брусок на одну из полок. Суетиться и искать его не хотелось, а тот, что она держала в руках, выглядел новым. Штамп мыловара был совсем не стёрт.

«Немного жасмина, — решила Мэв, — даже внесёт некое разнообразие».

Девушка без сомнения намылилась и только тогда заметила крупицы чего-то блестящего на ладонях. Но даже присмотревшись, девушка не поняла, что это было. Дёрнув плечом, она сполоснула руки. Смыв пену, девушка завернулась в ткань, лежавшую на столике рядом со скамьёй, и пошла к купальне.

Взоры всех трёх эльфиек ожидаемо обратиться к ней с неприкрытым интересом.

«Уж не позвали ли меня, чтобы увидеть воочию все скрытые платьем недостатки, — кисло подумала Мэв. — Если так, то эльфиек ждёт явная услада для глаз. Ну и пусть смотрят».

Без колебаний сбросив ткань, девушка опустила в купель такие короткие на их фоне ноги. И если у альтмерок вода едва доходила до сосков, то Мэв достала до самого подбородка.

«Наверное, я похожа на лягушку в окружении цапель», — успела поиронизировать над собой Мэв, но вскоре ей стало не до смеха.

Первой не удержалась Каранья:

— О милая Мэв, у тебя столько шрамов!

«Столько шрамов? — едва не хохотнула девушка. — Это ещё мало. Видели бы вы закалённых Дочерей Битвы!»

Но вслух она произнесла иное:

— Жизнь в Скайриме сурова, Каранья.

Говорить приходилось аккуратно, чтобы ненароком не хлебнуть воды. А ещё нестерпимо хотелось прикрыть от этих трёх пар миндалевидных глаз как «нордские сиськи», так и волосы между ног. Но девушка держалась ровно до той поры, пока щёки Оливин не покрылись румянцем.

«Чего она там такого увидела?» — смутилась Мэв. Но опустив голову, она наверняка погрузится в воду по нос и будет выглядеть комично.

Вскоре и Эльвени подкатила глаза, а Каранья наоборот с жадностью рассматривала её грудь. Смотрят на шрам, решила нордка.

— Ты была солдатом, Мэв? — наконец спросила Оливин, явно чтобы перебороть неловкость. — Я различаю рубцы от стрел.

— В Скайриме необязательно быть воином, чтобы поймать стрелу, — уклончиво ответила девушка. — У нас была гражданская война.

— Выглядит так, как будто тебя пытали, — выпалила Эльвени, и тут же по персиковому румянцу, окрасившему впалые щёки свекрови, Мэв поняла, что оговорка была случайной.

Каранья тут же охнула. Оливин порыжела сильнее. Мэв поняла, о чём подумали все женщины.

«Нет же!» — едва не выкрикнула девушка, чтобы ложью прикрыть репутацию Далемара, но вовремя прикусила язык. А с другой стороны… вдруг эти шрамы немного остудят пыл нежной Оливин, искоса и утайкой посматривающей на неё с пренебрежением и некой растерянностью. Верно, молодая эльфийка не могла понять, почему Далемар всё ещё держится за свою изуродованною полукровку, вместо того чтобы пасть в её гладкие, как золотистый шёлк, объятия!

Мэв вскинула подбородок.

«Ну любуйся, милая!» — холодно сказала про себя нордка.

— Муж опять начал говорить о поездке в Солитьюд, — произнесла Эльвени, явно желая поскорее увести тему из щепетильного русла. — Расскажешь о достопримечательностях родного города, дорогая?

— Я родом не из самой столицы, а из небольшого поселения во владении Хаафингар, — осторожно начала врать Мэв. — Но Солитьюд — жемчужина Скайрима. Самый красивый город моей родины. Посмотреть там есть на что: Коллегия Бардов, Дворец ярла… Там расположен штаб Легиона под управлением генерала Туллия и талморское представительство, где нёс службу мой муж. А ещё там много достойных харчевен, вроде «Смеющейся девы»…

— «Смеющаяся крыса», — тут же поправила её молодая альтмерка.

Мэв глянула на Оливин, та впервые встретилась с ней прямым взглядом. Нордка заметила там некое превосходство.

— «Смеющаяся дева», — повторила Мэв. Память у девушки была хорошей, и она точно помнила, что при первом же разговоре в конторе Лариникано назвал Солитьюдскую харчевню именно так.

— «Крыса», — не отступала Оливин. — Простите, Мэв, но Далемар рассказывал мне про это заведение. И оно хоть и знаковое для столицы, но называться достойным точно не может. Хотя бы исходя из того, что обозначенные на вывеске вредители там чувствуют себя как дома. Они оккупировали кухню этой таверны куда более злостно, чем аргониане юг Ввандерфелла.

«Да она ж словами Далемара говорит… Даже его заумную манеру повторяет!» — Мэв ощутила колкую злобу.

Обе альтмерки с интересом повернулись к магичке. Та, задрав нос-пуговку, продолжила:

— Хозяин много лет пытался избавиться от этой напасти. Но грызуны словно насмехались над ним. И тот имперец, как оказалось, не лишён чувства юмора. Весьма сомнительного, к слову. Но он это понимает и доверчивым посетителям рассказывает байку про то, что назвал так заведение в честь ручного злокрыса, который умел улыбаться. А всё для того, чтобы хоть кто-то покупал у него стряпню, приготовленную в условиях жуткой антисанитарии.

— Ужасно! — выдохнула Эльвени.

— Возмутительно! — вторила ей Каранья.

— О да! Сын хозяина той таверны поклялся прикрыть отцовскую кухню, едва наследство перейдёт к нему. До того всё плохо, — продолжала Оливин. — Более того, была громкая история. Генерал Туллий устроил приём в Мрачном замке по случаю победы над узурпатором Ульфриком Буревестником. И закуски с напитками поручил готовить соплеменнику-трактирщику, но по местным традиционным рецептам. Генерал не верил в рассказы про крысиную кухню. Далемар честно предупредил Туллия, что это не лучшая идея, но имперец лишь отмахнулся и сказал, что закалённым легионерам ничего не страшно. В итоге стол ломился от нордских кушаний: канапе из чёрного чесночного хлеба и мяса хоркера, открытые пироги с мамонтовым сыром, квашеный краб с капустой и снежными ягодами — амбре от стола стоял такой, что о пирушке можно было узнать на подходе к оплоту Легиона. Имперцы лишь посмеивались, посматривая на представителей талморского посольства, деликатно отказавшихся от участия в дегустации. Но, как говорится в мудрой пословице, хорошо смеется тот, кто смеётся последним. В итоге тот банкет негласно прозвали… — Оливин прыснула, прикрыв рот ладошкой.

— Как же? — по-детски нетерпеливо спросила Каранья.

— День, когда Империя оккупировала все Скайримские кусты. А если произнести это на альтмерисе, то будет звучать, как…

Оливин не договорила, но Каранья схватилась за живот, верно, переведя всё на родной язык. Даже Эльвени прикрыла рот. Мэв почувствовала, как становится пунцовой. Как там звучит фраза на альтмерисе, она не знала, но грубоватый солдатский юморок Далемара узнала без труда. «Интересный собеседник» поведывал «утончённой слушательнице» про понос, крыс и антисанитарию, а заодно вволю потешался над блюдами народа, откуда происходила его жена. Воистину высокая культура! Вот только…

— Крысы ни при чём, — громко произнесла Мэв.

Хихикающая Оливин вскинула белёсую бровь. Каранья и Эльвени скосили на мрачную родственницу взгляды.

— Таверной ведь владеет имперец? Он мог не знать, но сочетание мамонтового сыра и снежных ягод считается у нас мощным слабительным. — Девушка припомнила уроки Фриды из Данстара. — Когда у Иенн были запоры, я крутила из них шарики и давала ей по одному в день. Но мы с дочерью привыкли к подобной пище. У тех же, кто пробовал эти деликатесы впервые, эффект мог быть куда более бурным. И мы не добавляем снежные ягоды в блюда с квашеным крабом, в особенности в сочетании с капустой: от этого будет нещадно пучить. Да и от чеснока мясо хоркера начинает горчить и вызывает изжогу. Последние два факта известны любому повару. Я работала в таверне и знаю, о чём говорю. Подобный подбор блюд — такая грубейшая ошибка, что это напоминает скорее чей-то злой умысел, чем случайность. Мелочную месть.

Мэв нахмурила брови, Оливин очень уж подробно перечислила блюда… А значит, также их ей донёс и Далемар, словно похваляясь собственным свершением. Мелочной мстительностью… «О Кин. Он же ставил на победу Ульфрика и проиграл в том споре годовое жалование! Напился и поносил Туллия…» — Осознание накрыло Мэв волной неожиданного стыда. Правда, в этот раз не за себя. Каким-то шестым чувством девушка догадалась, кто подстроил подлянку имперцам. И у кого было такое… весьма неизысканное чувство юмора.

— А ведь ты права, милая, — протянула Каранья, почёсывая щеку. — Портить чужую еду из одной лишь блажи — это очень недостойный поступок! Одно дело яд, подсыпанный заклятому врагу, но слабительное… Такое мог совершить только морально-незрелый инфантил или ребёнок. Эльвени, ты помнишь, как в детстве Далемар подлил в сливовый пудинг этот тот твой… как же его… из сыроежки… бесцветный такой? Сначала мы ничего и не почувствовали, а потом начали плеваться. Казалось, что в рот засыпали угли! А у бедной матушки так и вовсе чуть сердце не остановилось. Мы бегали вокруг неё и пытались откачать, а племянник сидел за столом и посмеивался, даже не пытаясь скрыть, что это дело его ручонок. Но это что! Уже позже моя дорогая Амильвен со слезами на глазах прибежала ко мне и пожаловалась… Неловко даже говорить такое, хоть они и были детьми, но он…

— Экстракт жгучеедкой сыроежки? — глухо перебила басни тётушки Мэв. — От него у вашей матушки едва не остановилось сердце?

Эльвени встревоженно зыркнула на невестку и даже отшатнулась. Впрочем, нордка догадывалась, какой у неё сейчас взгляд.

— Да, точно! — воскликнула тётушка, указывая пальцем в сторону девушки. На миг глаза Караньи округлились, как плошки, словно она увидела на руке вредное насекомое. — Ой, как же так?

Альтмерка стыдливо прижала ладонь к щеке, словно ощутив резкую зубную боль. Но Мэв мало волновало самочувствие Караньи. Она ловко выбралась из воды, хоть руки и начало сводить судорогой от приступа ярости, заполняющей тело настоящей жаждой крови.

— Мэв, — впервые обратилась к ней по имени свекровь, минуя тошнотворное протяжное «дорогая». — Это средство абсолютно безвредно при нанесении на кожу!

— И потому у Рунилы, взрослой женщины, едва не остановилось сердце? — прошипела девушка, стоя на колене на краю купели, будто замершая перед прыжком пума.

— Она просто проглотила тот пудинг раньше, чем ощутила жжение на языке! — повысила голос свекровь. — Экстракт в жидком виде попал в пищевод и вызвал спазм!

— Сука! — крикнула Мэв, ощущая, как с души вырвался клок неконтролируемой злобы. — В ней же и твоя кровь есть, тварь ты бездушная! Змея проклятая! Ладно меня изводишь, но ребёнка-то за что?!

— Мэв, не веришь мне — спроси у Далемара… Он объяснит!

— Покроет тебя, скорее!

Эльвени повернулась к ней и повысила голос:

— Ну тогда спроси про экстракт у Мариньи! У кого угодно! Он безвреден! Я бы никогда не причинила девочке вреда!

Верила ли Мэв в искренность Эльвени? Нет. Слова о том, что любая приязнь со стороны свекрови — это ловушка, теперь звучали куда убедительней. А мысль о том, что та посоветовала дать малышке отраву, отбирала у Мэв всякое желание играть в набившую оскомину дипломатичность.

— Не смей приближаться к моему ребёнку, — прошипела девушка. — Сегодня же мы с Иенн уйдём из-под этой крыши. Хватит с нас! А Далемар пусть решает, кто ему дороже: мамаша-самодурка или жизнь дочери.

— Самодурка тут только одна, и это ты, бестолочь деревенская, — выдохнула Эльвени с ненавистью. — И не думай, что сможешь забрать девочку из семьи. Перед имперским законом твои права на дочь не выше прав моего сына. А для него жизнь малышки явно дороже твоих капризов и истерик.

— Посмотрим, что скажет Далемар, когда узнает, что ты посоветовала дать его дочери отраву.

— Только то, что ты дура! — крикнула Эльвени. — Видят предки, я старалась сдержать данное сыну слово и наладить с тобой общение! Но как говорить с тем, кто отказывается слышать элементарные истины? Лариникано прав: пусть сам с тобой разбирается! Я не просила его приводить под мою крышу подобную хабалку.

— Недолго вам нас терпеть осталось. Ровно столько, сколько мне времени понадобится, чтобы переодеться и собрать дочь, — твёрдо и решительно уверила Мэв. — А потом под вашей крышей станет даже дышать легче.

— Но у нас крыша над головой есть, а у тебя? — Тон Эльвени становился всё ядовитее. Выказывая презрение, свекровь растратила всю свою красоту. — Куда ты её поведешь без ломаного септима в кармане?

— Заработаю!

— О, не сомневаюсь. — Брови Эльвени издевательски поползли вверх, пухлые губы исказила насмешка. — Оцениваю навыки твоего ремесла каждую ночь. Вчера так и вовсе было что-то особенное!

Злобу разбавил жар стыда. Мэв отпрянула от края купели. Эльвени всё-таки слышала их? До Мэв донёсся смех, тонкий и весьма злобный. Но принадлежал он вовсе не Эльвени. Оливин, прижав ладонь к губам, откровенно похохатывала над ней. А свекровь напирала.

— Закон, дорогая, на нашей стороне! Ты ребёнку ничего дать не в состоянии. А Далемар по своей воле девочку тебе не отдаст, — произнесла Эльвени. И следующая фраза свекрови выбила из девушки дух окончательно: — Он мне это обещал!

— Ложь!

— Нет, бестолочь, правда! Мой мальчик пообещал, что отдаст мне опеку над малышкой, если не сможет сладить с твоим дурным нравом. — Эльвени, перестав злиться, выпрямилась. — Впрочем, он рассказал, что сразу так и намеревался сделать, но ты упорно отказывалась от денег. И он просто пожалел малышку, приняв и тебя.

Мэв шумно вздохнула… Могла ли Эльвени сейчас врать?

— Лжёшь, — повторила нордка. — Далемар бы не сказал тебе подобный бред!

— И то, что ты воспользовалась тем, что он напился, и в постель к нему полезла, я тоже придумала? — иронично спросила Эльвени, уже откровенно потешаясь над невесткой.

— Всё было не так! Он сам хотел! Я не навязывалась! — крикнула Мэв, но Эльвени её и не слышала.

— А когда вы в Сиродил приехали, ему оставался выбор: ввести тебя в город как любовницу и опозорить малышку или жениться и опозорить себя. — Эльвени прожигала её взглядом, алеющим, словно чаша с огненной солью меж ними. — Мой сын любит свою дочь сильнее собственной гордости, а ты знаешь это и пользуешься.

«То, что он предлагал деньги… хотел поручить матери воспитание Иенн, когда выбросил меня. То, что мы переспали, когда он был пьян… Столько совпадений не могло быть простой случайностью, — неожиданно поняла Мэв. — Далемар рассказал своей матери про нас… такие сокровенные моменты. Причём явно подал какую-то свою, выгодную лишь ему версию».

Мэв посмотрела на Эльвени. Для той, кого уличили в попытке отравления ребёнка, альтмерка выглядела излишне самодовольно! Безразлично. Словно наслаждалась происходящим.

— Ей и сказать нечего, — издевательски протянула Эльвени, поворачиваясь к эльфийкам.

Каранья смущённо потупила взгляд, а вот Оливин кивнула. Мэв зыркнула на магичку. Та в ответ смотрела на неё так, словно тоже знала что-то особенное. Неужели и перед ней Далемар потешался над своей нордской жёнушкой?

— Родила ты малышку лишь для того, чтобы манипулировать моим сыном, — заключила Эльвени. — История стара, как мир.

Большей лжи Мэв и представить не могла!

— Я родила её для себя! — крикнула девушка. — Далемар даже не знал, что я была беременна, когда мы расстались! Три года я от него и весточки не получала! Я не искала его и не ждала! И когда он явился, я не просила его ни о чём, кроме того, чтобы он ушёл и оставил нас в покое! Я не хотела от него ни денег, ни того, чтобы он вёз нас сюда! Он сам выбрал всё это! А теперь вы делаете меня виноватой во всём! Ты, Эльвени, сегодня хотела самолично дать своей внучке отраву! Вот это я точно знаю! И как же я вас всех ненавижу! Лжецы и лицемеры! — выкрикивала Мэв.

Её душу разрывало чувство предательства и несправедливости. Эльвени брезгливо скривилась.

— Право, лучше бы ты деньги взяла! Сын сам частенько жалеет о том, что не выбросил тебя второй раз по дороге.

«Второй раз… Он ей и правда всё рассказал. — Боль в сердце стала такой сильной, а потом всё резко угасло. — Далемар двуличен… Разве я этого не знала? А что самое паскудное… Иенн он мне не отдаст. Причём руководствуясь этими самыми принципами, что озвучила его мать, будто я ничего не смогу ей дать. Когда им есть против кого объединяться, они вполне мирно сосуществуют друг с другом. По наивности я не придала этим словам значения. На грани жизни и смерти Маринья же сказала мне: «Хватай девочку и беги без оглядки, пока не поймёшь, что погони нет…» Ну что же… так я и поступлю».

Девушка сжала кулаки и глянула на прозрачный купол: солнце было высоко, у неё оставалось как минимум три часа до появления Далемара. А ещё у неё теперь есть лук, стрелы, охотничий костюм и те драгоценности, что он ей подарил. Одного босмерского венца хватит на то, чтобы они с дочерью покинули Имперский город. Куда? Сейчас неважно! Главное, что он не погонится за ними. Ему просто это не позволят. Теперь Мэв это знала!

— Ты не посмеешь, — зашипела свекровь, сообразив, что задумала дикарка-невестка.

Краем глаза нордка видела, как стала подниматься из воды рука свекрови, наполняясь жёлтой парализующей магией. Но медленно. Поэтому отчим тогда и умудрился ударить Далемара. Каменная чаша с магическими углями оказалась в ладонях Мэв куда быстрее.

— Руки вниз, а то всё в рожу полетит! — крикнула Мэв. — Обе!

Оливин, переставшая смеяться, медленно убрала одну кисть из-за спины. Эльвени тоже рисковать не стала, магия в её ладони погасла. Каранья ойкнула и замерла.

Не спуская глаз с холодно и враждебно взирающих на неё альтмерок, Мэв спешно придумывала план. Чаша была тяжёлой, так что держать её приходилось двумя руками. Если она станет одеваться или просто попытается завернуться в ткань, то они воспользуются этой заминкой и атакуют её магией. Нужно действовать, пока они не опомнились. Как и была, голой, Мэв поднялась и попятилась назад, не выпуская чашу из рук. Скамейка для омывания коснулась лодыжки. На ней нордка оставила одежду. Вот только Мэв и не собиралась брать платье. Вместо этого девушка отбросила чашу с углями в сторону и схватила саму скамейку.

— Сука, — крикнула Эльвени, выбираясь из воды. Но Мэв припустила к дверям не оглядываясь. — Стой! Только паралич! Проклятье!

За спиной звучала магия. Что-то зашипело, словно врезавшись в магический барьер. Не останавливаясь, Мэв вылетела в коридор и на ходу подперла ручку скамейкой. Дёрнув и убедившись, что дверь надёжно заклинило, девушка побежала по коридору к лестнице.

* * *

— Эдгари. — Мэв старалась сделать так, чтобы голос звучал спокойно. — Пожалуйста, одень Иенн для прогулки. Всё же отведу её к Маринье.

Нянька удивлённо посмотрела на выглядывающую из-за двери госпожу, но кивнула.

— Ой, и ещё… — Мэв бросила взгляд за окно. — На улице поднялся холодный ветер, надень на Йенн сапожки и плащ.

— Мама, хочу… — капризно начала Иенн привычную песню, поворачиваясь и откладывая на ковёр куклу.

— Я знаю, милая, — перебила Мэв, опасаясь, что малышка поднимется на ножки и подойдёт к двери. — По дороге мы навестим и Слюнявку, и Замшика, и Эша. Ты только слушайся няню и одевайся! Поспеши, Эдгари: Маринья попросила нас поторопиться.

— Да, младшая госпожа. — Каджитка нахмурилась, но протянула руки к воспитаннице.

Мэв аккуратно прикрыла дверь и тут же побежала до их супружеской спальни. Но прежде чем она успела это сделать, соседняя дверь в покои Эльвени открылась. Мэв выдохнула и подняла руки, но оттуда вышла Навари с метёлкой из пышных перьев, которой обычно смахивала пыль. Увидев молодую госпожу обнажённой, каджитка смутилась и отпрянула. Не зная, что делать и сказать, Мэв просто проскользнула мимо и влетела в комнату Далемара.

Закрыв дверь, она прижалась к прохладному дереву спиной и буквально сползла по нему на пол. Сердце стучало так, что девушка почти ничего и не слышала, кроме этого набата в ушах. Стоило перевести дух, но времени для подобной блажи не оставалось. Оттолкнувшись, Мэв подлетела к своему бельевому шкафу. Широко и со скрипом открыла створки. Не приглядываясь и не выбирая, стала натягивая на себя первые попавшиеся рубашки и бельё. Порой ночи бывали прохладными, а значит, лучше надеть сразу две смены, решила она. Неизвестно, когда им с Иенн выпадет возможность переодеться. Стоило взять дополнительную одежду, но вязанка вещей её точно задержит. Девушка схватила свой охотничий костюм и стала в спешке натаскивать и его, защёлкивая лишь основные застёжки. Ей точно нужен плащ, лук, колчан, кинжал… и какая-нибудь сумка для драгоценностей. Последней не нашлось, но Мэв быстро соорудила узел из ещё одной сорочки. Босмерский венец упал на кольца и браслеты с зачарованием. Наверняка за магию на них можно выручить ещё больше. Вот только… продавать украшения сейчас было равносильно потере драгоценного времени! А ещё… её могут принять за воровку! Эдгари ведь рассказывала о том, как сама попала в тюрьму, просто надев краденые украшения. Нет! Ей нужны деньги. Но… их-то у Мэв и не было. Ту сумму, что она выиграла как-то за карточным столом, она с такой же лёгкостью там же и проиграла. Причём основную часть самому Далемару!

Мэв взглянула на шкаф с вещами мужа по ту сторону кровати. Это было плохо, ведь девушка ничего от него не хотела! Лишь забрать Иенн и уйти! Оставить этих меров вариться в котле свар интриг, счетов и якобы безвредной отравы! Но сейчас ей нужно было думать о том, чем она накормит Иенн и где уложит малышку спать. Нордке было не до благородства!

Мэв обогнула кровать и открыла створки его шкафа. Идеально уложенные и отсортированные по цветам рубашки, бельё, разглаженные и развешанные камзолы и кафтаны дыхнули на неё ароматом скошенной травы и ноткой хвои. Проклятье! Она даже не знала, где муж хранит деньги! Но уходя из дома, он должен брать с собой хоть какую-то сумму, а значит, хранит прочее где-то тут.

Не церемонясь, Мэв начала сбрасывать с полок содержимое, срывать с плечиков одежду и обшаривать карманы. С особой злостью она сорвала с вешалки его проклятый мундир. Так что ткань затрещала. Швырнув его на пол, прямо под ноги, импульсивно пнула чёрную с золотым тиснением ткань. Вероломный обманщик! Как он мог рассказать матери такое? Она сама домогалась его? Воспользовалась подпитием? Она ведь уже уходила, а он схватил, затащил в спальню и, не особо терзаясь сомнениями, овладел ей. И на утро утверждал, что не жалеет. А сам… Двуличный, лживый, мелочный, мстительный… засранец!

Хлюпнув носом и утерев его, Мэв продолжила обыск карманов и полок. Безуспешно. Далее последовали сапоги и туфли, занимавшие всю нижнюю полку. Всё это отправилось в мятую гору вещей, но опять же ничего не нашлось. Мэв метнулась к прикроватной тумбочке. Открыла её, вытащила ларец с его пудрами и кремами. Другой — пустой, запертый на множество замочков. Сбросила на пол гребни, какие-то флакончики с разноцветными жидкостями, слабо похожими на привычные зелья. Запасную коробочку с его лекарством. Опустошила полки полностью, но не нашла ни намёка на деньги! Оставался лишь стеллаж с книгами… Там тоже были дверцы. Мэв рванулась к ним. Открывая их, она ощущала панику, что постепенно сменяли злость и решимость. Ноги начинали трястись, а руки неметь. Ничего ценного! Бумага, чернила, чёрные угольные брусочки, какие-то странного вида деревянные палочки… Свечи… Всё что угодно, кроме того, что ей было нужно на самом деле. Мэв склонилась к самому низу, когда поняла, что одна из створок не открывается. Без колебаний выхватив из ножен кинжал и сломав замок, она узрела лишь какие-то старые пожелтевшие от времени чертежи непонятной мебели и листы с набросками рисунков. Судя по слою пыли, эту створку не открывали… несколько десятилетий. С досадой захлопнув дверцу, Мэв вернулась к кровати.

Девушка решила, что обойдётся и без денег. Связав узел, она прикрепила его концами к поясу, повернулась и услышала щелчок ключа в замочной скважине. Кто-то запер дверь спальни снаружи. Эльвени?! Как же наивна она была, когда решила, что альтмерке не хватит ума и силы выбраться из купален. Подлетев к двери, девушка потянула ручку на себя — так и есть. Заперто!

— Эльвени! Открой! — крикнула девушка. — Просто позволь нам уйти и живите здесь как хотите! Зачем вам моя Иенн? Вы же её даже по имени не называете! Ваша дражайшая Оливин родит вам чистокровных внуков!

Никто не отозвался! Ни на крики, ни на просьбы, ни на угрозы. В отчаянии пиная дверь, Мэв кляла себя за собственную недальновидность… Если бы она не начала искать чёртовы деньги, то не попалась бы в эту западню. Обхватив голову руками, девушка сползла на пол. Что сделает Далемар, когда поймёт, что она хочет сбежать с Иенн? Ответ был очевиден: всё что угодно. Вышвырнет её на улицу и запретит видеться с дочерью. Убьёт, расчленит и скормит тварям в канализации, как он уже поступил с Арино! Далемар… Он же… Мэв не смогла даже мысленно произнести то слово, что описывало природу её мужа.

«Истина проста и состоит в том, что я не в состоянии верить ему. Не могу быть уверенной в нём. И жду лишь предательства. Как бы я ни любила… одного лишь этого чувства мало… ведь несмотря на все его слова и поступки… я не могу знать даже того… любит ли меня по-настоящему. Разве тот, кто любит, станет поносить жену перед её врагами? Нет!»

Взгляд девушки упал на край мундира, торчащий из-под груды прочей одежды. Захотелось вновь достать кинжал и изрезать его. Исполосовать всю его одежду. Разгромить всю эту комнату!

Задыхаясь от подступающих к горлу рыданий, Мэв посмотрела в сторону двери, ведущей на лоджию! Вспоминая вчерашнее, почувствовала, как разрывается сердце.

«Кто же ты… под этими своими масками?! Есть ли там хоть что-то из того, что я люблю? Может, если я попрошу тебя… скажу, что она пыталась отравить Иенн… ты нас отпустишь? Ты же сам говорил про это… Неужели и тут соврал?»

Быстрая мысль отогнала эти размышления. Эльвени ведь выбралась из купален… Заперла её… И теперь она доберётся до Иенн! А что, если эта обезумевшая сука решит совершить своё злодеяние уже явно?

Нужно действовать! Лоджия! Конечно же! Вскочив, Мэв вылетела на свежий воздух и взглянула вниз через парапет на многочисленных прохожих. Стоит только позвать стражу и сказать, что её и дочь удерживают тут насильно. Заявить про попытку отравления! Но ведь Эльвени права… У неё, Мэв, ничего нет, включая доказательств! А альтмеры просто объявят её сумасшедшей.

Схватившись за голову, Мэв повернулась к перегородке между лоджиями спальни Далемара и Эльвени. Вспомнила, как Навари выходила из комнаты свекрови. Её спальню ведь не закрывали… А если Эльвени и там… Мэв знала, что тут уж легко сможет опустить стрелу.

Девушка вытащила лук из чехла, натянула тетиву, закрепила оружие на спине и перевесила колчан в боевое положение. Вздохнув, Мэв подошла к скамье, без колебаний поднялась на неё и поставила ногу на парапет.