Киберпанк для Учихи. Перезапуск (гет)

Итачи прочитал сообщение от Хирузена. Тот заверял, что оповестил всех Каге о нависшей угрозе и попросил право передвижения по странам для поимки Акацки. Конечно, не факт, что везде они добьются успеха, но будет неплохо, если хоть кто-то прислушается. А еще им в помощь собирался отряд, в который вызвался участником и его отец. Вернее, отец здешнего Итачи.

Итачи передал свиток Джирайе. Они были на подходе к нужному месту, но пока высланные вперед вороны не приносили хороших вестей. Голову сдавила напряженная боль, Итачи потер виски пальцами. Неужели, и в этом убежище пусто?

— Вы могли бы помочь с быстрым перемещением? — спросил он Джирайю.

— С помощью жабьей страны? — Тот нахмурился и почесал подбородок. — Ты хочешь, чтобы я переместил через нее целый отряд?

Итачи мотнул головой.

— Только Нааму и Кимико.

Джирайя улыбнулся.

— Мне нравится твой оптимизм, молодец.

— Дело не в оптимизме. — Итачи в очередной раз развернул карту, где отметил известные ему убежища. — У нас должен быть план на большинство возможных вариантов развития событий. На случай, если… — поперек горла буквально встал ком, — если Наама окажется мертва, я тоже разработаю план.

— Эй, с девочкой все будет в порядке, — голос Джирайи прозвучал убедительно. Его тяжелая теплая рука похлопала по плечу. — Мы спасем Нааму. Если бы у них ничего не получилось, они скорее всего появились бы, чтобы позлить тебя.

— Возможно, я не был им нужен, — предположил Итачи. — Хотя вряд ли бы они отказались от мести. Боюсь, из-за меня теперь Коноха в еще бóльшей опасности.

— Не думай об этом. — Джирайя мотнул головой. — Мы просто будем делать то, что должны.

— Спасибо. — Итачи сунул руку в карман и сжал в кулаке кольцо Акацки.

Он жалел, что не может поменяться с Наамой местами. Обито переиграл его в этот раз, отобрав самое дорогое. Отчаяние перекликалось в душе с ненавистью и жаждой мести. Итачи не любил проливать чужую кровь, но сейчас сделал бы это с радостью. Он был готов не просто убить Обито, а мучительно убить его. Вот только Обито не тот противник, кто запросто позволит подобное. Но кое-что сделать все-таки возможно: помешать его планам, натравить на него весь мир шиноби, уничтожить Акацки. И для того, чтобы как можно больше стран было заинтересовано в их уничтожении, следовало все тщательно продумать.

Подошел Какаши, на его руках сидел призывной мопс.

— Пак-кун пришел с разведки, — сообщил Какаши. — В двух убежищах Акацки на территории Огня никаких следов запаха Наамы или шиноби, с которыми мы сражались. Куда отправить дальше?

Итачи кивнул и ткнул пальцем в Страну Ветра.

— Пусть пока идут в сторону Ветра и Водопада, а мы продолжим поиски здесь. Но надо действовать скрытно. Если столкнемся с шиноби Камня, у нас могут быть проблемы. Хокаге разослал послания, но пока мы не знаем, как отреагируют другие страны.

— Пак-кун, слышал?

— Да. — Тот махнул лапкой и спрыгнул на землю.

— Пора отправляться? — Какаши закинул на плечи рюкзак.

— Да. — Итачи глянул назад, где Шисуи уже свернул вещи и теперь сидел рядом с Кимико, помогая бинтовать ей ноги. Кажется, она умудрилась их натереть.

— Понял, — кивнул Какаши и повернулся к своим спутникам: — Выступаем!

Кимико вымученно вздохнула, но тут же решительно сдвинула брови, Шисуи ободряюще улыбнулся. Они устали. Но ничего не поделать. Наама ждет их, надеется на спасение. Каждый день, возможно, приближает ее к гибели.

* * *

Пару дней назад Обито думал, что больше не придет в комнату к пленнице, но сегодня шел туда снова, и совсем не по делу. Внезапно возникшее болезненное чувство отождествления с Рин было настолько желанным, что сопротивляться себе он не мог. Наама погрузила его в иллюзию без гендзюцу и других особенных техник. Или же он сделал это сам? Рана на душе и без того не хотела зарастать, а сейчас кровоточила будто свежая.

Когда он вошел в комнату, Наама расчесывала волосы. Заботливая Конан все-таки выдала предметы личной гигиены… Замерев на несколько мгновений, пленница отвернулась и продолжила свое дело. Не рада его видеть. Что, впрочем, не удивительно. Обито посмеялся в душе над самим собой. Надо было что-то сказать и как-то оправдать собственный визит, ведь он заранее об этом не подумал.

— Идем? — спросила Наама, встала и быстро заплела волосы в косу.

— Пока нет. — Обито скрестил руки на груди и осмотрел аккуратно заправленную постель, пустые тарелки. — Ты хорошо питаешься? Тебе нужны пилюли?

Наама вздохнула и глянула на него с вымученной полуулыбкой.

— Может быть, ты позволишь мне прогуляться? — робко поинтересовалась она. — Сколько дней я не видела дневного света?.. Скоро превращусь в червяка.

— Не превратишься, — категорически заявил Обито. — Мне приходилось сидеть в подобных условиях гораздо дольше. Как видишь, я все еще не червяк.

— Тебя тоже похитили? — Наама села обратно на постель. — И ты набрался дурного.

После этих слов она напряглась, вжала голову в плечи и с опаской посмотрела на него.

— Ой… я лишнее сказала, да? — пробормотала она.

— Ага. — Обито смотрел на нее, но продолжал думать о Рин.

А ведь Рин когда-то тоже похищали. О чем она думала тогда в темной пещере? Что чувствовала, когда ее товарищи пришли на выручку? Как он волновался, пока бежал по следу врагов…

Наама зачем-то укуталась одеялом и продолжала сидеть, обняв колени. Ее лицо выглядело настороженным. Вероятно, Обито слишком долго задержал на ней взгляд. Внезапная жажда высушила горло.

— Замерзла? — Он подошел к деревянной коробке, служившей импровизированным столом, и налил воды из графина в кружку.

— Угу, — кивнула Наама, но ее цепкий взгляд не изменился — будто она ждет от него чего-то плохого.

— Не трясись ты так, — фыркнул Обито. — Мы же договаривались: ты ведешь себя хорошо, я не делаю тебе больно.

— «Хорошо» — это довольно размытое понятие, — осторожно заметила Наама. — У меня и у тебя оно точно отличается.

Обито отвернулся, приподнял маску, быстро осушил кружку и усмехнулся, натянув маску обратно.

— Расскажи о своем мире еще. И об этой штуке. — Он развернулся к пленнице и постучал пальцем по виску.

Обито далеко не сразу понял, что это какой-то механизм. А вот Орочимару с первого дня прошипел Пейну все уши — умолял отдать ему пленницу на опыты. Этот хитрый змей сразу отметил устройства и на виске, и на предплечье. Мол, незнакомые технологии могут пригодиться. Пейн пока не видел в этом особой выгоды, но Орочимару настойчив, и, может быть, ему удастся добиться своего?

Наама растерялась, но потом словно обрадовалась. Неужели она с легкостью готова рассказать о своих секретах врагам? Что за бестолочь!..

— О, это нейромодулятор, — начала объяснять она, повернулась боком и провела пальцем по коже виска, где поблескивали металлическим тонкие полосы. В ответ на прикосновения они тут же засверкали разными цветами. — Помогает телу во многих, очень многих вещах и связывает с Сетью. Ну… связывал в моем мире. Хм… Даже не знаю, как объяснить. Но ты ведь сам можешь увидеть мой мир. — Ее лицо вновь выражало недоверие. — Странно, что ты до сих пор не залез в мою голову. На допросе в Конохе сразу так сделали.

— Да, в Конохе не церемонятся. — Обито сел напротив и скрестил руки на груди.

— А ты церемонишься? — Наама сильнее обняла колени руками.

Она боялась, что он будет прикасаться к ней, — этот страх читался в ее глазах.

— Как видишь, я до сих пор этого не сделал, — он пожал плечами.

Она скептически сморщилась.

— Зато сделал много других неприятных вещей.

— Ха. — Недовольный вид пленницы показался забавным. — А ведь ты права, и чего это я?

Не то чтобы он сильно хотел залезть в воспоминания Наамы, но уж больно заманчивым показалось желание напугать ее. Интересно, заплачет, станет вырываться? Обито приблизился, схватил Нааму за правое плечо и приподнял голову так, чтобы ее глаза оказались точно напротив его. Она побледнела, сжала губы, но не зажмурилась, не оттолкнула, напротив, смотрела широко распахнутыми глазами. Это показалось странным, но отступать было поздно, Обито активировал технику.

Он погрузился в мир, настолько отличный от привычного, что закружилась голова и перехватило дыхание. Красочный мир, необычный, полный удивительных вещей и предметов, многолюдный до нельзя. Странные машины, огромные дома, космические корабли, порталы, увидел чужие улыбки, чужую радостную семью, много беззаботных детей. Но он не увидел войны, не увидел крови. Лишь только, как раненный Учиха, едва держась на ногах, без приглашения ввалился в дом Наамы, и как он постепенно оттаивал, окруженный ее заботой и вниманием.

Сердце защемило от тоски. Ошарашенный, Обито разорвал зрительный контакт. Наама чуть не завалилась на пол, пришлось поддержать ее.

— Ты — тепличная девчонка, — все, что он смог сказать, вновь встретившись с ней взглядом.

Наама вмиг насупилась и поспешила отстраниться.

— Уж лучше быть тепличной, чем такой, как вы здесь, — выпалила она. Страх потеряла, что ли?

Он снова хмыкнул и отвел взгляд. Теперь Обито осознал, Наама хотела показать ему свою жизнь, чтобы он понял — она из места, не имеющего ничего общего с миром шиноби, и не заслужила оказаться в плену. Хотела вызвать к себе сочувствие. Глупая. Сочувствия от него она не дождется. Он не отступит от плана, чего бы это ни стоило, тем более его заветная мечта близка как никогда.

— Ты говорил, что тоже сидел в плену, — сказала вдруг Наама.

Зачем ей это нужно? Праздное любопытство или хитрый расчет? Обито изучал ее эмоции, но не ощутил хитрости или лжи, лишь опасливую настороженность.

— Что-то в этом роде, — сказал он.

— Это из-за Какаши? — Она словно прощупывала грань дозволенного, но Обито не видел смысла наказывать ее за это.

— Оказался там я не из-за него, а из-за войны между странами. Какая ирония, я сделал Какаши подарок, а он посмел нарушить свое обещание…

— Подарок? Ты имеешь в виду свой глаз?

— Да.

— Он должен был защитить кого-то? Твою подругу?

— Нашу общую напарницу. — Обито выдохнул.

Он и сам не понимал, почему говорит с пленницей об этом. Наама округлила глаза и приоткрыла рот.

— Она была твоей любимой?

Обито вздрогнул от ее слов.

— Была, — его голос прозвучал жестче, чем хотелось. — Но Какаши убил ее собственными руками.

— Я слышала. — Наама нахмурилась. — Он ведь не хотел этого.

— Считаешь, его можно простить? — Обито ощущал, что еще немного и он перестанет себя контролировать.

Лучше всего встать и уйти — нельзя открывать собственные эмоции перед пленницей, но Обито не мог сдвинуться с места. А Наама улыбнулась печально, ее глаза блеснули подступившими слезами. Она быстро сморгнула их, но он все равно заметил этот полный сожаления взгляд. Она смеет жалеть его, находясь у него в плену, смеет сочувствовать? Дыхание участилось против собственной воли, пальцы мелко задрожали от ярости. Что сделать с этой дурой, чтобы больше не видеть такого выражения на ее лице? Но он мысленно одернул себя. Почему его это так волнует? Почему сердце вновь будто сжимали тисками? Что вообще происходит в его душе?

И пока он боролся с эмоциями, Наама встала, сбросив одеяло, прошлась по комнате, помотала головой и развернулась.

— Какое отвратительное место! — почти воскликнула она. — В моем мире все совсем не так! Как здесь умудряются вырастать люди? Я насмотрелась здесь столько плохого, что до сих пор не могу поверить, как это может быть правдой!

Наама яростно сжала кулаки.

— Поэтому ты хочешь разбудить то ужасное существо? — Оона нахмурилась. — Потому что не видишь надежды?

Обито тоже встал. Странно, но сердце понемногу успокаивалось. Неужели дело в том, что Наама начинает понимать его? Да что с ним происходит?

— Думаешь, раз поняла мои мотивы, я отпущу тебя.

Наама мотнула головой и скрестила руки на груди.

— Вовсе не это…

Но Обито прервал ее, зажав рукой рот. Присутствие черного Зетцу за стеной заставило сделать это. Черной воле Мадары не обязательно слышать их разговор.

— Я приду за тобой позже, — сказал Обито и отпустил вновь напуганную пленницу. — Будь готова и отдохни как следует.

* * *

Обито ушел, а Наама осела на пол. Сердце в груди бешено стучало. Она поговорила со своим похитителем, он пошел на контакт. Он все-таки не бездушный монстр, а обычный человек. Но человек с покалеченной, озлобленной душой. Что сделать или сказать, чтобы он отпустил ее? Возможно ли это?

Наама мотнула головой. О таком даже мечтать смысла нет. Но она не собиралась падать духом и планировала тренироваться с барьером. Если Обито ушел, значит не появится какое-то время, надо сполна воспользоваться этим.

Ночью Наама решилась и вышла из каморки, взяв с собой лампаду. Разумеется, бежать на полном серьезе она не думала, но немного пройтись и осмотреться — было бы в самый раз. Обито не запрещал ей выходить из комнаты, даже двери не запирал. Миновав знакомые коридоры, она вышла в большой зал, где была уже неоднократно. Правда, дальше уйти не удалось — высокий человек с огромным мечом преградил дорогу.

— А вот и первая попытка, — хохотнул он. — Девочка, давай ты не будешь рыпаться, и тебя отпустят, когда придет время.

Наама недоверчиво нахмурилась.

— Не стоит все портить. — Он поставил меч у стены и скрестил руки на груди. — Пока ты всем нравишься.

Наама почувствовала укол совести. Кажется, ее скоро будут считать своей — вон какая помощница.

— Давай, иди обратно, и я не скажу Пейну, что ты хотела сбежать.

— Д-да я и не хотела… Просто прогулялась, — пробормотала Наама и вжала голову в плечи.

Этот мужчина вблизи выглядел огромным и свирепым. Она отступила и вернулась в свою унылую каморку. Странно, и почему же ее не запирают? Настолько уверены, что она не сбежит, или провоцируют на побег, чтобы воспитать в ней покорность? Наама стиснула зубы. Конечно, она не всесильный шиноби, ее способности не представляют опасности для этих страшных людей. Вон, лишь столкнувшись с одним из них, она позорно отступила. Она мотнула головой и села в позу для медитаций. Пусть, она не сможет победить ни одного из них, но она обязательно станет сильнее!

* * *

Коринор стоял в подвале старого музея — именно сюда привели следы Наамы. Краун медленно подходил к центру зала. Возможности этого человека действительно поражали — он нашел это место без помощи властей и патрульных.

— Это произошло здесь. — Краун развернулся с экраном планшета к нему. — Датчики показывают затухающую активность портала. Нам повезло. Еще несколько планетарных периодов, и тут не осталось бы и следа.

Краун вновь уставился на монитор, где мелькали красным прерывистые линии.

— Здесь ощущается всплеск энергии твоей дочери. Хм…

Он присел у выхода. Тут стены почему-то выглядели обгоревшими.

— Какая сильная энергия. Эту стену сожгли не просто огнем.

Запищал датчик, замелькали зеленые точки.

— О, а вот и генетический код Наамы.

Коринор пошатнулся и посмотрел, куда указывает Краун. Несколько темных пятен застыли на полу. Это кровь? Неужели Наама тяжело ранена?

— Нет. — Краун словно ответил на его мысленный вопрос. — Ее крови здесь немного. Остальное принадлежит кому-то другому.

— Было сражение?

— Кто знает… Но как здесь оказалась Наама?

Коринор тяжело вздохнул.

— Тот парень притащил ее сюда, чтобы забрать с собой.

— Возможно, ты прав. — Краун установил монитор посередине комнаты, и тот трансформировался в трехгранную пирамиду с торчавшими в разные стороны антеннами и датчиками. — Но не это сейчас главное. Программа будет искать координаты конечной точки, сопоставлять со структурой энергии Наамы. На это потребуется время.

Он извлек из кармана кристалл Джи и, взяв пирамиду, вставил кристалл в отверстие в основании.

— Возвращаемся, — произнес он. — Как только он найдет координаты, мне придет сообщение. И не волнуйся, я оставлю людей для охраны.

В груди все сжалось и затрепетало. Неужели возвращение Наамы действительно возможно и это так… просто? Осталось лишь немного подождать, и он узнает, где его дочь? Сможет спасти ее? Но помимо воли, с губ сорвались другие слова:

— А если Наама мертва? Тогда мы ничего не найдем?

Краун мельком взглянул на него и вновь отвернулся.

— Если мертва, не найдем, — беспристрастно ответил он. — Ее энергия в совокупности с кодом — единственная зацепка.

* * *

Наама тренировала барьер в четвертый раз. Она использовала мало чакры, чтобы никто не подозревал ее в каких-либо сомнительных действиях. На этот раз она держала барьер больше получаса и пыталась одновременно приоткрыть внутренний резерв. Вот только с этим было очень сложно. В татуировке скопилось слишком много энергии. Возможно, открой Наама резерв во время сеанса, она сумела бы разрушить все вокруг вместе со статуей. Но она ведь тогда тоже может умереть. К тому же довольно мучительно. Она помнила, как разогревала тело чакра, выходившая из резерва. Да и не было гарантии, что действительно получилось бы сильно навредить собравшимся злодеям. Единственным вариантом оставалось научиться забирать из резерва столько, сколько нужно, и управлять этим количеством.

Наама максимально сосредоточилась и слегка приоткрыла его, при этом продолжала держать барьер. Если энергия послушается и перейдет в барьер, она победила. В тот миг, когда шар сжатой энергии открылся, произошел неконтролируемый всплеск, но чакра действительно влилась куда нужно.

Наама испугалась, тут же захлопнула резерв, сконцентрировавшись максимально на барьере. Нельзя, чтобы он лопнул.

— И что ты делаешь? — услышала она вдруг голос Обито. Ну конечно! Еще бы он не заметил…

Он выхватил невесть откуда взявшийся короткий клинок, размахнулся и ударил по барьеру. Наама намеренно ослабила контроль почти до нуля, чтобы барьер сразу сломался. Если Обито поймет, что она набирает силу, разве пощадит ее? Но и сейчас ей точно не отделаться легким испугом. Наама лихорадочно соображала, как выкрутиться.

Обито подскочил к ней, отбросил клинок, схватил за подбородок одной рукой, а другой за правое плечо, заставил подняться на ноги. Красный глаз в прорези маски блестел гневом.

— Я спросил тебя, что ты делаешь? Надеешься защититься от меня?

Он толкнул ее, Наама не удержалась, пошатнулась, отступила.

— Й-я… просто… — пробормотала она, — было скучно…

— Скучно? — Обито продолжал напирать. Его явно разозлило то, что она тренируется с барьером. — Я позволил тебе распоряжаться свободным временем, и ты выбрала именно это занятие?

Наама отходила до тех пор, пока не впечаталась спиной в холодную каменную стену. Но Обито и тогда не остановился, он все еще приближался. Наама выставила руки вперед, уперлась ладонями в его грудь. Как назло, здравые мысли все до единой объявили бойкот и в голове гулял сквозняк.

— Не подходи! — воскликнула Наама и зажмурилась. Обито будет душить ее, выворачивать руки или что похуже?

Давление на ладони усилилось, он бесцеремонно сокращал расстояние между ними.

— А то что? — Его тихий угрожающий голос раздался совсем близко над ухом.

Наама не хотела показывать результат своих тренировок, не хотела раньше времени демонстрировать силу барьера, ведь понимала, что вряд ли победит. Но ничего не делать она тоже не могла — слишком страшно было находиться рядом с ним. Руки соскользнули с его груди сами. Это произошло в считанные доли секунды. Вероятно, даже Обито не ожидал, потому что не успел предотвратить ее действия. В стремлении оттолкнуть его Наама надавила на край маски, и та съехала, а потом и вовсе грохнулась на пол.

Под маской оказалось наполовину изуродованное шрамами лицо, закрытая веком раненая левая глазница. Обито с ошарашенным видом отпрянул, но тут же нахмурился и, насмешливо скривившись, поднял маску. Правда, надевать не спешил. Он пристально смотрел на Нааму, будто в ожидании.

— Совсем бесстрашная? — произнес он тихо и чуть склонил голову набок. — Ну что ж, смотри.

— Прости, — пробормотала Наама, но тут же рассердилась на себя из-за этого.

Почему в этой ситуации извиняется она? Что он сделал с ней? В кого превратил? Природное упрямство, обида, злость вдруг вырвались из оков робости и взяли управление на себя.

— Это ты виноват! — вскрикнула она, поддавшись порыву. — Мне не нужны твои тайны, я просто хочу, чтобы ты не пугал меня и не делал больно! Что такого я сделала? Тренировала контроль чакры? Я использую это против вас? Я сопротивляюсь твоим указаниям? Я и без того делаю все, что вы говорите! Сколько можно издеваться надо мной? Тебе нравится, да? Нравится запугивать меня?

Она шагнула одной ногой в могилу, но не в состоянии была совладать над чувствами. Страх превратился в ярость, и она готова была кинуться на Обито с кулаками.

— Я просто хочу выжить, хочу вернуться домой! И я послушно выполняю ваши ужасные приказы! Я не намерена рисковать жизнью, но ты каждый раз заставляешь бояться смерти! Я не могу так больше! Не могу! — Наама кричала и размахивала руками, выплескивая наконец накопившееся напряжение. — Почему считаешь, что если я слабее, то тебе дозволено изводить меня? Почему моя жизнь и мои чувства для тебя игрушка?

Наама резко приблизилась к нему, схватила за шиворот и тряхнула изо всех сил, потом другой раз, третий. Оттолкнула. Злость придала сил, и даже Обито отпрянул от ее напора. Он смотрел странным растерянно-напряженным взглядом, но пока молчал.

— Ты понимаешь только силу? Только жестокость? — Наама подскочила к своему столику, схватила подвернувшийся под руку кувшин, швырнула в Обито.

Но он не стал уворачиваться, кувшин пролетел сквозь Обито и разбился о стену. Звон осколков привел Нааму в чувства. Она замерла, осознав свое положение. Если он не позволит, она даже коснуться его не сможет. Вот какова разница в силе и умениях между ними. Наама опустилась на пол. Одержимость иссякла, сил не осталось. Поддавшись ярости, кажется, Наама подписала себе приговор.

Обито присел рядом. На удивление он был тих. Его тяжелая ладонь легла на ее плечо.

— Ты мой инструмент, — произнес он. — Тебя не должны волновать такие вопросы. Просто подчиняйся мне, делай свою работу, и проживешь дольше. Не заставляй сомневаться в твоих намерениях. Ты же не хочешь умереть, верно?

От его ровного спокойного тона, которым он произносил эти ужасные слова, становилось тошно. Как может человек настолько опуститься? Все, сказанное ею, он пропустил мимо ушей? Ему плевать на чужие страдания, он с радостью причиняет их. Но почему? Наама подняла голову, всмотрелась в его лицо. Если раньше она с трудом угадывала настроение, то теперь стало казаться, что видит все его чувства. В слегка изогнутых кверху и нахмуренных бровях, морщинках между ними, опущенных углах губ, в единственном уцелевшем глазе. Обито поступал так, потому что ему самому плохо? От этой мысли вдруг все встало на свои места. Ему так больно, что в отместку он делает больно другим.

— Обито, — прошептала Наама. — Разве тебе становится легче от того, что причиняешь вред?

Он напряженно сглотнул, свел брови. Левое веко, закрывающее старую рану, чуть дернулось.

— Иногда кажется, что да, — неожиданно открыто ответил он и опустил взгляд.

Теперь, когда на нем не было маски, он окончательно перестал казаться монстром без лица. Он и правда был всего лишь человеком. Не таким мерзким и зазнавшимся, каким был Данзо — ее первый враг здесь. Во взгляде Обито угадывалась пустота — следствие лишений и боли, что он перенес.

Искалеченная душа, не выдержавшая несчастий.

— А ты пробовал по-другому? — Наама мягко коснулась ладонью его груди, где должно находиться сердце. — Пробовал сделать что-то хорошее? Если бы другой человек улыбнулся благодарной улыбкой, что бы ты почувствовал, ты знаешь это?

Обито усмехнулся, словно взял себя в руки. Но Наама слишком далеко зашла, чтобы отступить сейчас. Она была служителем Танца и умела показывать именно те эмоции, которые нужно. Пусть это не будет выглядеть полностью искренне, но попытаться стоило. Она представила, словно этот человек уже отпустил ее, словно он вернул ее друзьям, и широко улыбнулась.

Обито вскочил на ноги и отшатнулся.

— Спасибо тебе. — Наама представила, как прощается с ним посреди вечернего леса, как на самом деле желает ему лучшего, но в конце не выдержала — отчаяние от мысли, что подобные фантазии невозможны, заставило зажмуриться и поджать губы, дабы не разреветься.

Обито надел маску.

— Для меня это слишком поздно, — пробормотал он и пошел к выходу. Остановившись у двери, он бросил ей через плечо: — Делай, что хочешь, но знай: свободного времени у тебя скоро почти не останется.

* * *

Обито лежал на жесткой лежанке и смотрел в потолок, а на груди все еще ощущалась ладонь пленницы. Она коснулась его сама? Она улыбнулась ему? И пусть лишь притворялась, почему сделала это так естественно, не дрожа при этом от страха, как делала это в самом начале? Закрывая глаза, Обито видел Рин, а открывая — Нааму. Он определенно сходил с ума.

Шуршание в углу привлекало внимание. Черный Зетцу.

— Чего тебе? — Обито по привычке надел маску.

— Ты часто ходишь к пленнице. — Зетцу говорил тихо и будто настороженно. — Зачем?

Обито отвернулся к стене.

— Тебя не должно это волновать, — произнес он и стиснул зубы.

— Меня и не волнует, — черная воля Мадары просочилась сквозь стену напротив и оказалась прямо перед носом, — до тех пор, пока ты следуешь нашему плану. Но если ты проникнешься к ней сочувствием и отпустишь, я буду разочарован.

— Пф! — Обито не выдержал, сел на кровати и мотнул головой. — Что за идиотские мысли? Ты сам себя вообще слышишь? Мы на полпути к нашей цели, и ты думаешь, что я вот так запросто передумаю?

— Ты уверен в себе? — Зетцу опять оказался перед ним, словно ловил взгляд. — Я наблюдал за тобой в общей комнате, ты постоянно смотришь в ее сторону.

— Заткнись! — Обито сжал кулаки. — Не лезь не в свое дело! Она моя пленница! Я буду смотреть на нее столько, сколько захочу, и делать с ней то, что захочу. Призрак вроде тебя мне не указ! План идет своим чередом, так почему бы тебе не заняться чем-то полезным вместо того, чтобы лезть в чужие дела?

— Хм… — Зетцу отступил. — Не думал, что тебя интересуют женщины…

Обито сморщился — хорошо, что из-за маски его выражения лица не было видно. Неужели Зетцу из всего сделал именно такие бредовые выводы? Впрочем, пусть так. Проблема, с которой Обито столкнулся, контактируя с пленницей, была куда глубже. Уж лучше бы его привлекало ее тело…

Но насколько бы глубока проблема ни была, он не отступит от своего плана. Если бы Наама вернула Рин, если бы повернула время вспять, тогда, возможно, он отпустил бы ее. Но ведь это нереально, поэтому что бы он ни чувствовал, что бы она ни говорила, какую бы бурю в душе ни вызвала, он не передумает. Мир иллюзий — единственное, что заслужило человечество, только так можно разорвать круг ненависти.

— Отстанешь теперь? — как можно более холодным тоном спросил Обито.

— Пожалуй, да. — Хитрая белая улыбка расплылась на лице. — Хорошо тебе развлечься. Только будь аккуратен, через тело она может проникнуть в твою душу.

— Свали уже, — буркнул Обито, а самого глодал стыд.

Ведь Наама уже сделала это. Танцуя перед ним, она раскрыла свои чувства, заставила увидеть себя с той стороны, с которой он не ожидал. Именно тогда он непроизвольно сравнил ее с Рин. Один единственный раз, но теперь иллюзия не хотела покидать, как бы Обито не старался выкинуть ее из головы. Какой же он оказался слабый!.. Почему обыкновенная девушка смогла вывернуть все чувства наизнанку? Или все же не совсем обыкновенная? Почему она не впала в уныние, почему надежда все еще читается в ее глазах? Почему не знавшая лишений девчонка оказалась такой стойкой? Она ждет помощи, уверена, что ее спасут?

При этой мысли захотелось опять прийти пленнице и заставить ответить на все вопросы, но, пожалуй, тогда он проиграет ей окончательно.

* * *

Итачи оставил позади уставших спутников и сам добрался до очередного убежища. Оно начиналось как небольшое ущелье, но потом уходило вглубь под землю и разрасталось в приличную пещеру. Сырую и темную. Затхлый запах неприятно щекотал ноздри. В углу возились какие-то грызуны, в лужи медленно капала вода со сводов, наверху шуршали летучие мыши. Итачи осмотрел все тщательно, но не нашел печатей, ловушек или следов пребывания людей. Этим убежищем не пользовались очень давно.

С тяжелым сердцем он вышел на улицу. Рассвет только занимался на востоке, и все еще было темно. Итачи прошел несколько шагов, опустился на колени, запрокинул голову к небу и закрыл глаза. Теперь в мыслях всплывали не страшные картины из прошлого, а воспоминания о Нааме. Сколько они знакомы? Всего несколько месяцев... Неужели этого достаточно для того, чтобы так глубоко и прочно поселиться в сердце? Итачи отпустил свои мысли, позволив себе погрузиться в желанные видения. Ее заразительная улыбка, откровенный, не прячущий эмоций взгляд мелькали перед глазами, и будто рядом звучал звонкий голос:

«Меня зовут Наама. Положи свою руку на мою…»

«Ты тоже любишь сладкое?»

«Мы ведь стали друзьями?»

«Значит, тебя обнимать можно?»

«Научи меня не бояться, Итачи. Научи быть сильной!»

«… у тебя хорошо получается следить за больным…»

«Больше тебе не придется сражаться?»

«Итачи, если не отпустишь, покатимся вместе…»

Он открыл глаза и посмотрел на тускнеющие с рассветом звезды. Где-то там ее дом, родные, близкие. О чем они думают? Наверняка винят его и мечтают отомстить. Прямо как он мечтает сейчас отомстить Обито. Вот так, оказавшись в далеком мире случайно, Итачи создал черное пятно ненависти и в нем. Может быть, Обито в чем-то прав? Может быть, мир шиноби действительно проклят и заслуживает лишь уничтожения?

Итачи опустил взгляд на землю. Мудрец Шести Путей зря раздал силу людям. Меньше силы — меньше соблазна навредить кому-то. Но если думать так, то, пожалуй, и свихнуться можно. Он вспомнил Наруто из своего прошлого. Нет, еще не все потеряно. К тому же есть множество людей, живущих обычной жизнью. Они не виноваты в том, что горстка шиноби возомнила себя вершителями судеб. И сон именно таких обычных людей, и их улыбки следует оберегать.

Итачи призвал столько ворон, на сколько хватило чакры, и послал их в разные стороны, связавшись с каждой из них шаринганом.

* * *

Обито не солгал — «сеансы» действительно участились. Иногда Нааме казалось, что природная энергия даже не успевает восстановиться. Что уж говорить о ней самой. Наверное, если бы не пилюли, она не смогла бы не то что двигаться, а вообще соображать. Безрадостные, тяжелые дни сливались в бесконечный поток, круговорот слабости и боли, наполнения силой и полным ее отсутствием. В промежутках между полузабытьем и тренировками Наама видела Обито и девушку с синими волосами. Конан кормила ее, помогала ходить в туалет, иногда даже в ванну, если так можно было назвать водные процедуры в деревянном корыте. Обито заставлял глотать «пилюли», чтобы Наама быстрее пришла в себя. И все повторялось вновь. На тренировки приходилось выкраивать время, отнятое у отдыха, и из-за этого восстановление затягивалось.

Наама держалась из последних сил, а в ее сны приходили кошмары. Она уже сбилась со счета, сколько дней провела в этом жутком унылом месте, и надежда на спасение таяла с каждым открытым глазом чудовища. На вопросы о друзьях Обито не отвечал или просто издевался, и Наама перестала спрашивать.

Она до бесконечности раздумывала, почему ее еще не нашли, но иногда отчаянные мысли лезли в голову, отравляя разум: что, если никто и не ищет, все разошлись по своим делам и не собираются ее спасать? Ведь если она пропадет, не нужно будет и слово держать. Так же проще. А иногда она, наоборот, вспоминала о заботе Итачи, его теплых объятьях, низком тихом голосе, их единственном, но таком горячем поцелуе, и тогда становилось еще больнее. Ведь, возможно, именно из-за нее с ними случилось что-то плохое. Рассказывая Обито обо всем, она думала: неизбежность, в любом случае он узнал бы все, что хотел, и незачем было рисковать понапрасну. Но почему тогда сейчас ее гложет чувство вины?

И Наама заставляла себя тренироваться через силу, через трясущиеся руки и мутнеющее сознание. Пусть это чужой мир, но если проснется чудовище, разве не на ее совести окажутся смерти невинных людей? Даже если ей сохранят жизнь и отпустят, что станет с ней? Не сойдет ли с ума? И она продолжала тренироваться, сама толком не понимая, зачем делает это, но была уверена, что поступает правильно. Или же таким образом она просто пыталась утешить себя?

Наама едва успела «лопнуть» защитную сферу, когда услышала в коридоре шаги. И тут же усталость навалилась с невероятной силой. На этот раз она увлеклась и отключила «будильник», выставленный модулятором. Перед глазами поплыло, дыхание участилось, холод волной прокатился по телу, она опустилась на постель.

— Наама? — Голос Обито раздался совсем близко, и она приоткрыла глаза. Тот буквально нависал над ней. — Ты плохо выглядишь… Вчера в это время тебе было гораздо лучше.

— Наверное, мне скоро конец, — попыталась пошутить она, но понимала, если прямо сейчас не впитать в себя хоть немного чакры, она снова проколется.

— Пожалуй, стоит давать тебе еще больше пилюль. Хочешь пить?

Эта показная забота бесила похлеще его нападок.

— Ты совсем перестала меня бояться, — изрек Обито.

Наама прикрыла глаза и набрала в легкие побольше воздуха вместе с крупицами природной энергии, чтобы сделать это как можно незаметнее. Перед глазами встало воспоминание о маленьком мальчике в слезах на тротуаре. «Ненавидь меня, проклинай меня, выживи любой ценой и убей…» Нет, поступок Итачи нельзя оправдать, но он служил своей стране, своей деревне и продолжил служить несмотря на то, что они заставили его сделать.

— Слабак, — пробормотала Наама. Нужно было потянуть время, прежде чем ее выведут на «сеанс». Если она свалится в самом начале, точно заподозрят неладное.

— Что?

— Ничего. — Наама мельком посмотрела на него и с трудом села. — Знаешь, у Итачи был прекрасный повод для ненависти. Но он продолжил защищать ни в чем неповинных жителей. А ты… Конечно, проще всего разрушать, а собрать по осколкам?

— Глупая. — Обито расхохотался. — Думаешь, я настолько мелочен? Отомстить — это конечно неплохо, но я как раз прозрел. Я изменю порядок вещей, каждый человек сможет жить в идеальном для него мире без вреда для остальных. Ведь отчего все беды? Когда твое понятие идеального мира пересекается с моим, тогда и рождается конфликт. Но в моем мире не будет конфликтов. Миры не станут пересекаться.

— Что за набор слов? — потерла виски Наама. — Я ничего не понимаю.

— Потому я и говорю, что ты глупая, — пожал плечами Обито. — Идем.

— Нет. — Наама чувствовала: еще рано, нужно больше времени. — Я хочу понять. Скажи мне.

— Зачем?

— Просто я… Я… — Наама терялась. Что же такого сказать…

— Я наложу на мир Вечное Цукуёми, — неожиданно ответил Обито, — и в нем каждый будет видеть ту иллюзию, которая ближе его сердцу. В ней все буду счастливы, понимаешь? И твой Итачи в том числе. И ты будешь счастлива, в видениях ты будешь в своем мире, с родными людьми, заниматься любимым делом, там ты обретешь все, что пожелаешь.

Наама нахмурилась.

— Ты не понимаешь, да? — прошептала она. — Это же не будет правдой…

— Правда — это довольно субъективная вещь.

— Нет, ты не понимаешь. — Она наконец поднялась на ноги и смело взглянула на него. — Мои родные останутся несчастливы, потому что я не вернусь к ним, даже весточки не пошлю. Не будут счастливы люди, которых ты убьешь, пока идешь к своей утопической цели. И этот сладко-приторный мир, как долго он продлится? Ты сможешь быть с той, кого любил, и в своих мыслях. Не обязательно заходить так далеко. Есть куча людей, которые уже живут счастливо…

— И для них ничего не изменится, они не будут даже подозревать, что это иллюзия.

— Но ты лишишь реального счастья стольких людей, пока будешь использовать свое оружие. Ты подумал об этом? — Наама опять выходила из себя. После той своей истерики она поняла: Обито больше не намерен мучить ее. То ли ее слова подействовали, то ли по какой-то иной причине, но он многое позволял ей, не как в первые дни. Невольно Наама пользовалась этим, правда толку все равно не было, лишь сплошные разочарования. Но она не отступала и пыталась достучаться до него. — Я не хочу проваливаться в сон, где буду с человеком, который мне дорог, я хочу быть с ним на самом деле! Видеть, как он улыбается, знать, что его боль притупилась, но понимать, что не ушла полностью… Ведь такое невозможно залечить.

Обито склонил голову набок.

— Ты любишь его?

Наама вздрогнула. Она сболтнула слишком много, но отступать было поздно. Она вдруг подумала, что уж в этом Обито должен ее понять.

— Я знаю, мне не по силам полностью излечить его, но я хотела бы присматривать за ним столько, сколько смогу, — произнесла она внезапно пришедшую в голову фразу, и Обито отпрянул, будто увидел призрака. Но спустя мгновение собрался.

— Идем, — хрипло произнес он и быстро пошел к выходу.