Неправильно... или? (версия 2.0) (гет)

Капитан Андерсон смотрел на сидящих напротив него Чарльза Прессли и Айрин Шепард. Старшего помощника он уже выслушал — теперь предстояла очередь Айрин каяться. И уж к ней у него будет очень много вопросов. Прессли, как оказывается, в сговоре не участвовал, да и сговора, как такового, не было. Просто он подобно Андерсону понял, что дело нечисто, сложил в уме «два и два», получил правильные решения и сделал выбор не в пользу Подкомитета.

— Свободны, Прессли, — дождавшись, пока за штурманом закроется дверь, Андерсон навис над виновато опустившей голову девчонкой, уперев кулаки в стол.

— А теперь. Ответь мне. Внятно и четко. Почему. Обо всем. Я узнаю. В последнюю. Очередь.

— Но…

Треснув кулаком по столу, он практически прошипел:

— Я тебе говорил. Никогда не ври. И никогда не утаивай информацию от меня.

— Говорили. — Спокойно ответила она. — Прошу прощения за то, что не рассказала правду, но у меня были свои причины так поступить.

— Сначала — рассказ. Верней, ответ на один вопрос. В карцере ты прописалась для того, чтобы спокойно расшифровывать данные?

— Так точно, сэр, — Айрин чуть усмехнулась. — Регулярно там бывать труда не составило — первый помощник Прессли просто душка и ни разу не упустил возможности запихнуть «светящуюся тварь» под замок. Ну а дальше дело техники — когда мы подходили к информационным буям, я выходила на связь с одним из «ассассинов» и мы занимались расшифровкой.

— На самих файлах был сложный шифр, я так понимаю…

— Нет. Шифр я просто разглядела. Прочитала, как любой другой язык этого мира. А вот взломать все папки, подпапки, вложенные файлы, отдельно взятые сегменты… Тут уж пришлось возиться и подолгу. Ну а потом я пересеклась с «ассассинами» в баре на знакомой колонии. И, под шумок передав им данные, принялась гонять помощничков Бернса по колонии.

— И потом пропала в неизвестном направлении.

— У меня в этой местности очень много друзей, капитан. Все-таки, два года увалов просто так не проходят, — улыбнулась Шепард. — Как бы то ни было, я отвлекала на себя внимание, пока данные не попали руководству и не было принято решение ликвидировать шайку Бернса. Дальше, думаю, вы знаете.

— А еще я знаю, что сообщи ты об этих данных мне — и все могло бы пройти намного проще и безопасней для тебя. И ты нарушила данное мне слово.

— Зато не нарушила второе, — вскинулась Айрин. — Хотите вышибить меня с корабля за это — ваше право, спорить и оправдываться не буду.

— Вот уж нет! Давай, оправдывайся, Рин. Хочу, по крайней мере, понять, что заставило тебя предать мое доверие. И чем я заслужил то, что ты какому-то ассассину поверила больше, чем мне!

Он хлопнул ладонью по столу, но раньше вздрагивающая от этого звука девчонка внезапно вскочила на ноги. По-прежнему глядя на него снизу вверх, тихо произнесла:

— Хотите знать? Отлично. Умный вы наш, парагонистый до мозга костей капитан Андерсон. Я хочу напомнить вам о вами же сказанных словах: те, кто находится на этом корабле — моя семья. И я не буду подставлять свою семью, особенно когда вижу альтернативный вариант решения проблемы. И речь сейчас не только о вас — уж вы-то даже в отставке не пропадете. А, например, о том, что Джефф и Кэй вылетят с корабля сразу же, как только он перейдет под чужое командование. И вот их-то подставлять мне как раз не хочется. Кроме того — я безоговорочно доверяю вам, но сомневаюсь в том, что также безоговорочно смогу довериться вашим друзьям и знакомым. А «ассассин» даже в случае неудачи нашего совместного предприятия получал максимум по шапке от руководства. Так что выбор в его пользу, думаю, теперь становится вполне понятным.

— А мне наконец-то становится понятным твое поведение. Шепард, ты хоть представляешь, что мы все…

— Думали, что я слетела с катушек, двинулась по фазе и даже наверняка уже приготовились списать меня на берег, передав на руки хорошей команде психологов и психиатров? — чуть улыбнулась она.

— Откуда ты это знаешь? — ее заявление сбило видавшего многое капитана с толку. — И сядь уже, — дождавшись, пока девчонка снова окажется за столом спиной к двери, он привычно устроился напротив.

— Для меня нетрудно было предугадать вашу реакцию на мое поведение. Убила двух зайцев — и отвела ваше внимание от дела, которым занималась, и заодно автоматически выключила то небольшое внимание сторонников Бернса, что было направлено на вас. Уж если командир человека, который представляет угрозу, так удачно оформляет этому самому человеку абонемент в психушку, то автоматически этот самый командир не является сообщником представляющего угрозу человека, простите за тавтологию.

— Вот тебе и раз, — покачал головой капитан Андерсон. — Берешь на корабль белую и пушистую девочку, а она, оказывается, ловкий манипулятор…

Злился ли он на нее? Определенно, нет. Понимал ли ее поступки? Да. Будет ли наказывать? Да, и он уже знает, как именно. Если это не остудит ее горячую голову, то хотя бы заставит думать в следующий раз. Возможно. Ну или в который раз даст понять, что за свои поступки надо отвечать.

— Капитан Андерсон. Вы действительно до сих пор уверены в том, что я белая и пушистая девочка? Могу вам рассказать один интересный случай и также продемонстрировать одну свою особенность, чтобы не было потом неурядиц.

— Ну что там у тебя еще? Рога и копыта? — он чуть засмеялся.

— Детектор лжи есть?

— На, держи, — он активировал на инструментроне программу, после чего толкнул датапад в сторону Шепард. Та положила руку на датчик и начала говорить.

— Я вообще-то не человек из другого мира. Я саларианец. Причем мужик. У меня зеленые глаза и оранжевая кожа — яркая особенность моего подвида. А еще — в другом конце галактики двадцать детей мал мала меньше и три жены по разным планетам. Мое имя Соломдохан Урл Нейл Мари Кровинтас… Ну, думаю, достаточно я тут распинаюсь, да?

— Достаточно, — тихо произнес Андерсон, глядя на так и не сработавший датчик. Сказать, что он был ошарашен проведенным экспериментом — не сказать ничего.

Тем временем Рин сложила руки на столе, как будто сидела за школьной партой, и начала говорить.

— Жили как-то две девочки. Им было лет по девять. Их матери дружили между собой, поэтому девчонкам волей-неволей приходилось общаться. У одной было все — полная семья, любящие родители, классные шмотки, мобильник, свой фотоаппарат… Вторая — ну так, прошмандовка, живущая с матерью одиночкой. И эта дрянь посмела не согласиться быть на побегушках у королевы, да как она посмела?! — Рин всплеснула руками. Было видно, что старая детская обида до сих пор причиняет ей если не боль, то как минимум дискомфорт. — И тогда первая девочка решила добиться того, что ей хотелось — подчинения «подруги», старым методом. Она засняла на камеру, как ее подруга, очень похожая на эту самую прошмандовку, делает минет пятнадцатилетнему парню. После этого фотографии были предъявлены матери второй девочки. А самой девочке было сделано внушение, что если она не подчинится, не сломается и не прогнется под «королеву», то такие подставы будут продолжаться. И вторая подчинилась — она помнила, как сильно ее избили в тот день, когда мать получила фотографии. И она знала, что ей никто, черт подери, не поверит. Поняла одну интересную вещь — людям удобней поверить в явную ложь, а не в истину.

Губы Шепард скривились в усмешке. Андерсон не прерывал ее по одной простой причине — этот разговор был его шансом «копнуть глубже» биографию Рин. У него и раньше появлялось ощущение, что в ее жизни есть какая-то информация, о которой он не осведомлен. Но почему-то никогда он не рисковал спрашивать об этом. Интересно, почему именно? Возможно, боялся, что Рин, которая никого не пускает в душу, закроется и перед ним? А ведь он привязался к этой девчонке, когда только успел… Тем временем та продолжала говорить.

— Девочки стали дружить. Вторая делала за первую уроки, уже через месяц знала все ее тайны и даже полюбилась родителям первой. Был у второй такой талант — умела она предстать милым и симпатичным ребенком, у которого только что нимб на голове не светится. Когда девочка со своей матерью оставалась на ночевку в доме подруги, родители первой раз за разом проводили сравнение своего избалованного и капризного ребенка с милой Катенькой и каждый раз, увы, это сравнение было не в пользу их дочери. Милая девочка всем улыбалась, говорила теплые слова, не забывала отпустить комплимент одежде или прическе хозяйки дома, поддерживала беседу на интересные для взрослых темы, благо — интеллект ей это позволял. А потом у родителей подруги и тех, кто периодически бывал у них в гостях, стали пропадать небольшие суммы денег. Вроде как маленькие — по пять-десять гривень, это копейки… Сначала никто и не понимал, в чем именно дело. А потом однажды, когда собралась компания старых и добрых друзей, у одного из них пропала купюра номиналом сто гривасов. И это уже были не шутки. Деньги искали, но так ничего и не нашли. А на следующий день мама первой девочки отправилась в магазин, где продавщица, кудахтая, спросила у нее, не боится ли она, что ее любимая дочь отравится таким количеством сладостей. Мама уточнила у девочки сумму, на которую были куплены эти сладости, после чего устроила своей дочери допрос с пристрастием, в ходе которого была выявлена жалкая сдача, гора конфетных оберток и склад от наклеек со жвачек, которые были куплены в прошлые разы. Девочка плакала, клялась в том, что деньги ей давала Катя, говоря, что ей самой дает их мама. Но кто слушал маленькую лживую дрянь?

— Я так понимаю…

— Да, на самом деле деньги брала я. И те сто гривень тоже. Просто никто не вспомнил, что как раз в тот момент, когда мужчина, у которого пропала сотка, заходил в дом, из него выбежала маленькая светленькая девочка, которая не заметила дяденьку, врезалась в него, упала на пол и заплакала. А пока ее успокаивали… Так скажем — вытащить что-то из кармана у взрослого при условии, что тебя все считают за «ангелочка» — раз плюнуть. А отмазаться в случае, если заметят, труда не составит. История кончилась тем, что первую девочку перевели в школу-интернат для трудных подростков. А вторая в который раз для себя сделала важные выводы, которые в дальнейшем не стеснялась использовать во взрослой жизни. Вот такая я — милый и пушистый зверек по имени Рин. Я реально добрая и милая девочка, которая по доброте душевной хочет помочь всем, кому можно помочь. Но не дай все известные боги начать против меня нечестно играть. Не дай все известные боги кто-то тронет меня или моих близких. Я просто раздавлю любого в этом случае. Физически, морально — неважно. Если не смогу этого сделать сразу — затаюсь, выжду момент, выберу возможность — и тогда уже вцеплюсь зубами в глотку, как озлобленная крыса. Вы довольны, капитан Андерсон?

— Ну что я могу сказать… Теоретически — подобные умения должны вызывать отвращение у кого бы то ни было. Но ты сама не замечала, что характеризуя поступки врагов, мы применяем термины «вероломство» и «подлость», в то время как такие же поступки друзей называем «хитрым маневром» или «тактическим преимуществом», или «гениальным стратегическим решением»?

— Так точно, сэр, — ледяной огонь пропал из глаз Шепард. И вот — перед Андерсоном вновь сидит тот самый любопытный ребенок, которого он нашел на Элизиуме.

— Но мне хотелось бы о таких вещах и таких твоих… особенностях, — подобрал нужное слово Андерсон. — Знать как можно больше. Гораздо лучше, если такого рода информация будет поступать от тебя, чем от кого-либо другого. В этом случае я всегда смогу вовремя сделать правильные выводы и не наломать дров с горяча. Ты понимаешь, что если бы отправил документы на твое списание с «Нормандии», то ничего нельзя было обратить?

— Понимаю, — Рин вздохнула и снова опустила голову. — Просто спрашивайте и я буду отвечать. На любые вопросы. Даже на самые неприятные для меня.

От неожиданности он едва не уронил датапад, который машинально крутил в руках. В голове мелькала характеристика, которую давали этой девушке в разное время самые разные люди. Сходились они только в одном — при всей своей общительности и дружелюбии, Рин — крайне скрытный человек во всем, что касается ее самой. Никто и никогда не мог узнать, что именно скрывается за веселой, чуть издевательской улыбкой, какие мысли на самом деле крутятся в белобрысой голове, каковы истинные мотивы тех или иных ее поступков. И вот сейчас эта ледяная крепость прямым текстом сообщила ему, что обязуется отвечать на все его вопросы, даже самые неприятные?

— Очень хорошо, капитан Шепард, — с трудом выдавил он из себя. — для начала я хочу услышать честный ответ — действительно ли с тобой все в порядке после того случая?

— Нет, — девушка пожала плечами. — А разве может быть что-то в порядке, когда происходит такое буквально на твоих глазах? Вот был парень, на полгода меня младше, жить ему еще и жить, казалось бы… И вот он умирает — из-за того, что какой-то мрази, у которой и так денег хоть жопой ешь, захотелось еще гребануть. Мне хреново от осознания того, что таких мразей с мертвыми глазами еще очень, очень много. И что таких ситуаций, как с Киром, на самом деле происходит очень, очень много, и я не всегда в силах хоть как-то помешать и хоть чем-то помочь. Если вы беспокоитесь о том, что я с катушек слечу или начну убивать направо-налево, или словлю ПТСР, как Кайл, то это зря — не из тех я людей. Скорей, я приложу все усилия для того, чтобы менять такие ситуации к лучшему, если это будет в моих силах. И для того, чтобы не стать такой же, как Бернс. Не поставить материальные ценности и собственные желания превыше чужих жизней. Насчет Бернса… Мне его ни капли не жаль.

— Все с тобой понятно, Рин, — Андерсон выдохнул и задал еще один, важный вопрос. — Могу спросить, чем вызвано такое доверие?

— А сами не догадываетесь?

— Ты не дерзи, а отвечай на поставленный вопрос.

— Вы подбираете бродяжку без документов, помогаете ей оные получить, даете имя, обеспечиваете ее будущим и даже берете под покровительство этого хоть и не самого плохого, но признайте — достаточно проблемного человека. Вас удивляет, что вы после этого воспринимаетесь мною не только как командир, но еще и как безоговорочный авторитет, образец для подражания и человек, которому доверяешься во всем и полностью?

— Это неожиданное признание.

— Ничего в этом неожиданного нет, — Рин пожала плечами. — Вы сами это давно знаете. Просто у вас, в отличие от меня, все время есть занятие и, соответственно — нет ни времени, ни желания заниматься всякими там психологическими заморочками.

— Возможно, — скрывать очевидное он не стал.

Да, он к ней привязался. Но это не значит, что он каким-то образом будет ее выгораживать, выделять среди остальных членов экипажа… По службе он относился ко всем своим одинаково: старался помочь, если попадали под удар, одобрял честные, хоть и нежелательные с точки зрения командования решения, закрывал глаза на некоторые «заморочки» вроде той же ксенофобии Прессли или нелицеприятного юмора Моро. Но и спуску не давал никому — сесть на шею Дэвиду Андерсону за годы его службы в Альянсе не мог никто. Хотя многие пытались. Но Рин, судя по всему, не из таких.

— Ладно, Шепард. Иди…

— В карцер, сэр? — уточнила радостно вскинувшаяся девушка, которая понимала, что легко отделается в этом случае.

— Нет, Рин. То, что карцер для тебя дом родной и ты его посещение за наказание не считаешь, мне известно. А еще мне известно, что ты очень любишь уборку. Особенно уборку пола. Пола всех палуб «Нормандии». По старинке — со шваброй.

Насладившись промелькнувшей на лице девушки гаммой эмоций, капитан Андерсон отправил ее восвояси. В следующий раз он вспомнил об Айрин только под вечер, когда увидел стоящих рядом с мостиком девушку и Прессли. Сначала диалог велся ровным и спокойным тоном — Рин поблагодарила за помощь, хотя и отметила при этом, что для нее поступок старпома был полной неожиданностью, учитывая неприязнь, которую тот испытывал к биотикам в целом и Айрин в частности.

— Не стоит благодарности, — сухо ответил ей Прессли. — Вне зависимости от моего к вам отношения вы — в команде данного судна. А здесь не принято отдавать на расправу своих, особенно когда невооруженным глазом видна… как ваше поколение выражается, подстава. И, капитан Шепард, чтобы вы знали — я не фашист, — добавил Прессли после секундной паузы. Видимо, он рассчитывал пристыдить Рин, но добился прямо противоположного эффекта.

— А я — не светящаяся тварь, — вскинула подбородок девушка, уставившись на Прессли глаза в глаза.

— То есть… Вы все слышали тогда? — было видно, что мужчине неловко от этого.

— У меня практически абсолютный слух, сэр, так что да — я слышала. И «светящуюся тварь» и «ненормального ублюдка», и «неподконтрольное опасное явление». И знаете — обидно было. Очень. Особенно из-за того, что за спиной, а не в лицо это говорят. А некоторые из команды еще и подхватили эту тенденцию по вашей наводке. Говорите, солдат альянса? Славный же вы пример новичкам подали — натравили на них треть команды только из-за того, что малость не такие.

— Я…

— Вас всегда пугала перспектива работать с такими, как я — знаю. С ненормальными. С ксеносами, по сути. Вам просто и в голову, судя по всему, не приходит, что биотика — это такое же оружие, как и штурмовая винтовка, или, к примеру, пистолет. Что им также можно не только убивать, но и спасать чужие жизни, и оно также, как и другие разновидности оружия, при неосторожном или неправильном обращении может убить своего хозяина или кого-то другого. И что обладателя любого оружия, даже просто кулаков не нужно доводить до крайней точки, чтобы спровоцировать на себя агрессию. Будь на моем месте действительно то существо, о котором вы говорили, то есть неадекватный и беспринципный ублюдок, то ваши подпевалы не отделались бы регулярным полетом теплых, прошу заметить — не горячих, а именно теплых напитков на любимую униформу.

— Так это все-таки ты гадости делала, — перекосился старпом. Было видно, что он пару раз тоже схлопотал кофе на униформу в самый «подходящий» момент.

— Да! Вы за спиной мне подлости и пакости — и я вам также. И если еще раз такое повторится — я вернусь к прежнему алгоритму действий или выдумаю что-то еще. Бей врага его же оружием. И да — я знаю, что вам не нравится, что вам все это выговаривает мелкая пигалица, которая младше вас в два раза и которая непонятно за что получила свои погоны. Но я все равно буду это говорить. В лицо. И унижать себя и своих друзей никому не позволю. Вот теперь я точно все сказала, сэр. Еще раз спасибо за помощь с Подкомитетом, позвольте откланяться, — отдав честь, Шепард развернулась и на всех парах бросилась к выходу из БИЦ.

— Стойте, капитан, — тихий голос Прессли заставил Айрин обернуться, недоумевающе глядя на старшего помощника. — Я… Прошу прощения за то, что отзывался о вас подобным образом. Это было… Меня это характеризовало не с самой лучшей стороны.

— Принимается, — Айрин с готовностью пожала протянутую руку. — И вы меня простите за подлянки мелкие. Я больше не буду, — девчонка потупила взгляд.

Андерсон мысленно зааплодировал. Ну прямо образцовый ребенок…

— Ну точно ребенок… — пробормотал ей вслед Прессли, потирая «пожатую от всей души» ладонь.

— Старший помощник, а вы ведь сами из Штатов, я правильно помню? — раздался по интеркому насмешливый голос Адамса — главного инженера «Нормандии».

— Грег, ты прекрасно знаешь, что это действительно так.

— А ведь по меркам твоей страны ей еще почти год до совершеннолетия. Так что да, Прессли, солдат ребенка не обидит.

— Хоть ты уймись, — раздосадованно произнес мужчина.

— Расслабься, Прессли. Ты себе так язву заработаешь, — произнес напоследок Адамс, после чего отключил связь с мостиком.

Андерсон лишь чуть усмехнулся и отвлек штурмана по важному делу. Судя по всему, предпринимать какие-либо шаги по налаживанию отношений между старшим помощником и командиром десантной группы не придется.

* * *

— Капитан Шепард, лейтенант Аленко, капрал Дженкинс — немедленно прибыть в радиорубку для инструктажа, — разносится голос Джокера по громкой связи.

— УРААААА!!! — от моего радостного вопля техники вздрогнули, а ядро «Нормандии», кажется, сместилось на пару градусов влево. Шучу.

Закинув в чулан ненавистную швабру и поставив туда же ведро с кристально-чистой водой (да, палубу передо мной выдраили дроны и это бесило больше всего! Я выполняла мало того, что нелюбимую, так еще и бесполезную работу!!!), я пулей метнулась к лифту. Как и ожидалось — ребята мои нашлись у дверей в радиорубку.

Инструктаж от Андерсона меня, что называется, «порадовал». Виртуальный интерфейс по имени «Ганнибал» решил осознать себя полноценным ИИ, после чего активировал защитные протоколы и принялся мочить все, что шевелится. И от нас потребовали разобраться. Почему именно мы?! Вопрос был риторическим — «Нормандия» как раз непонятно за каким хуем прошла через ретранслятор «Харон» в Солнечную Систему.

И вот — парой дней спустя я ехала в транспортере, а сидящие за моей спиной Дженкинс и Аленко периодически издавали нечленораздельные звуки, которыми комментировали качество моей езды. Ну а как мне еще ездить, если по транспортеру стреляют?! Допустим, одну-две ракеты щиты еще выдержат, но… Но я решила и этого шанса противнику не давать. Именно поэтому пока системы наведения танка не захватили цели и не нанесли несколько точных и действенных ударов из пушки, «Мако» петлял, как заяц.

— Ой, да ладно вам прибедняться. С вестибуляркой-то у обоих все в порядке.

— Ты представляешь, что было бы, если бы мы перевернулись на такой скорости! — полыхнул возмущением Кайден.

Ну да, мне достались два осторожных напарника, которые просто сами не умели водить транспортер иначе, как на скорости до 100 км и почему-то считали, что моя реакция не позволит мне справиться с ним на скорости «слегка за двести». Наивные! Я уж если и делаю какую-то хуйню, то делаю со знанием дела! Вот!

— Эй, Ганнибал! — едва мы зашли в бункер и заняли укрытие, впереди послышалось шипение дронов. Значит, нас засекли и прятаться нет уже смысла. Ну только в качестве «защититься от пуль» эти укрытия сгодятся, а вот местоположение наше не скроют. — А может это… поговорим?

Рядом клацнули челюсти Аленко и Дженкинса. Секундой спустя по нашему укрытию ударила ракета и послышался стрекот штурмовых дронов.

— Значит, не поговорим, — вздохнула я. — Жаль — хотелось успеть домой к ужину, но видно — не судьба.

Произнеся эти слова, я улучила момент и скосила дрона очередью из штурмовки. Слева в гущу машин полетела «перегрузка». Кажется, дела пошли на лад.

В общей сложности высадка прошла за четыре часа. Потери — потерь нет. Если не считать того, что на последнем часу боя я умудрилась при использовании «пальцевой» биотики основательно сломать себе пальцы на обеих руках. Именно по этой причине сразу же после высадки меня загребла в лазарет милая и добрая доктор Чаквас, которая на самом деле была нихрена не доброй, особенно когда пациент не хотел лечиться и норовил сбежать.

Никакие мои аргументы, что пальцы рук — это не ноги, что они практически не будут мешать моей социальной жизни и что я вот честно-честно не буду сдирать с рук повязки, не работали.

В основном потому, что Чаквас знала — ту некошерную конструкцию, которую она мне устроила из моих же собственных пальцев, просто грех не отправить в утилизатор. Уж не знаю, то ли доктор изощренно отомстила мне за доставляемые при лечении проблемы, то ли реально хотела, как лучше, а получилось так себе, но у меня теперь на одной руке «фак», а на другой — рокерская «коза». Решив на этом изуверские мероприятия по отношению ко мне продолжить, чудо-доктор отобрала у меня всю, всю мать вашу, одежду, то есть включая трусы! И неизвестно куда дела! Она надеялась, что я типа без ничего никуда нахрен не убегу и просто вынуждена буду провести всю ночь в лазарете. Ага, вот счас! Прямо разбежалась. Святая простота вы, доктор…

Дождавшись ночи, я соорудила себе из подручных материалов, то бишь из простыни и тонкого одеяла, шикарный прикид древнего римлянина и в таком вот экстравагантном виде потянулась рукой к заветной кнопке выхода из столь ненавистного мне помещения. Уже практически дойдя до своей каюты нос к носу столкнулась с Андерсоном. Явно решивший прогуляться в «интересное место» прямо перед сном начальник целую минуту молчал, рассматривая меня во все глаза. Во все. Идеально круглые. Мать вашу. Глаза.

— Аве капитан Андерсон, — я вскинула руку с «рокерской козой» в римском салюте. После чего постаралась бочком-бочком просочиться мимо капитана дальше по коридору…

— Аве мне, — серьезно кивнул капитан. — И плюс три дня общественных работ за неподобающий внешний вид гладиатору Шепард.

— Но это доктор Чаквас у меня все барахло отобрала, чтобы я не сбежала! — взвыла я от такой несправедливости.

— И плюс еще четыре дня для ровного счета за побег из лазарета.

— Но…

— Да, я знаю, идущие на армрестлинг со шваброй приветствуют меня. Может быть, хоть это тебя научит если не нормально себя вести, то хотя бы не палиться. Не палиться, капитан Шепард, и смотреть, идет ли кто-то по коридору. Чему вас в вашей «семерке» только учили…

Придерживая руками падающую челюсть, я проследовала в свою каюту и отрыла в сумке запасную униформу.

— Нет, ну это вообще пиздец как несправедливо было. Или все-таки нет?

Решив, что выражение лица Андерсона сегодня стоило даже недели отдраивания всех палуб с помощью швабры, я снова залилась счастливым смехом и завалилась спать. Все потом — швабра, новые задания, избавление от неприличной «конструкции» на руках. Сейчас важней всего полноценный отдых, в том числе и для окружающих от пиздеца по имени Айрин Шепард.

Впрочем, уже совсем скоро меня перестали считать пиздецом и даже начали говорить обо мне много хороших слов. А всего-то для этого потребовалось умереть. Ну почти умереть. Да какой там почти — я едва не сдохла и если бы не опять, а снова мне не пришла на помощь одна морда из Спецкорпуса… Походу, после того случая я как раз-таки поверила в существование ангелов-хранителей.