Парадокс выбора (джен)

Подвал (как много, однако, в этом подвале детей), где проходили занятия по зельям, был прохладен и слегка влажен, несмотря на многочисленный потрескивающий огонь под котлами — старые каменные стены неохотно поддавались теплу. Над столами витал терпкий, чуть кисловатый аромат трав, серы и чего-то горьковатого, напоминающего пыльцу старых цветов. Для Уильяма было мало приятного постоянно подвергать своё обоняние испытаниям. Вдоль полок поблескивали стеклянные банки с мутными жидкостями и слабо шевелящимися остатками существ, которые при жизни были бы не прочь закусить человечинкой. Как мило.

Сегодняшняя тема — напиток Живой Смерти.

Слизнорт, облокотившись на край кафедры, с воодушевлением вещал:

— Это не просто зелье. Это поэзия начальной алхимии. Его основа — идеальный баланс между усыпляющим и парализующим эффектом, и вся магия здесь — в точности. Малейшая ошибка — и вы получите тошнотворную жижу, максимум вызовите кому-то обморок. Но сделайте всё верно — и человек, испивший напиток, погрузится в сон, от которого не проснётся… если только вы не владеете противоядием.

На доске мелом были выписаны ингредиенты: настой асфоделя, корень валерианы, экстракт болиголова, сушёный мак, чешуя драконьей рыбы и полграмма опаловитой ртути. Пить это — наверняка мечта любого гурмана. Под перечнем важные примечания: «не доводить до кипения», «перемешивать строго по часовой стрелке», «не добавлять валериану, пока зелье не потемнеет».

Уильям стоял у своего котла, надел защитный фартук просто на всякий случай, как и большинство других, и игнорировал перешёптывающихся между собой за соседней партой парней — Сириуса и Джеймса, у которых котёл уже испускал подозрительно багровый дым. Он знал, что это зелье требует сосредоточенности, а потому следовало ожидать «бум». Ну, в прочем, от этих двоих другого ожидать и не стоило. Лишь бы на него не попало, и то уже хорошо будет.

Моррисон аккуратно раздавил маковое семя, чуть поморщившись — не нравится ему заниматься ингредиентами. Как и сидящему с ним рядом Адаму, в прочем, тоже. Пыль с шершавым запахом взлетела в воздух. Следом — капля за каплей опалесцирующая жидкость ртути, которая медленно стекала по стенке котла, окрашивая зелье в матово-голубой цвет. Это было правильно. Ну, наверное.

Конечно, дают все эти зелья полезные, зачастую уникальные эффекты, но вот готовить их — проще повеситься. На словах всё просто: следуй инструкции и вуаля — готово! Однако это работает далеко не со всеми зельями. Зачастую прямо во время готовки, особенно со сложными составами, необходимо напрямую направлять собственную магию, воздействую на варево в котле. И ошибиться на этом этапе — потерять минимум сотни галлеонов ингредиентов и травмироваться. Потому и так мало профессиональных зельеваров — дело-то крайне непростое.

Дальше — асфодель. Он отмерил ровно столько, сколько нужно, и добавил только после того, как в котле потемнело — едва заметный переход, проявившийся в замедлении пузырей на поверхности. Температура была стабильна. Всё под контролем, хоть сейчас.

Слизнорт прохаживался между рядами, то хваля, то раздавая обескураженные вздохи. Возле Снейпа (занятие было со Слизерином, как обычно) он и вовсе не стал задерживаться — зелье у того уже выглядело как из учебника: густое, тёмно-лиловое, с едва заметным дымком, который опускался, а не поднимался вверх. Уильям бросил на него взгляд — да, было бы странно, если бы всеми нелюбимый и откровенно мутный (на субъективный взгляд парня) студент не разбирался в таких же мутных как его душа варевах.

Перемешивал медленно. Пять раз по часовой, три против. Внутри котла тягуче закручивались спирали, и цвет менялся с каждого витка — от фиолетового к серебристому, затем к чернильному. Почти готово.

А тем временем главная парочка из Мародёров лихорадочно откачивали нечто, напоминающее студень с запахом горелых ногтей, из-за чего рвотные позывы непроизвольно взяли верх, но парень смог себя утихомирить. Лили Эванс сосредоточенно работала с Мэри, и у них всё шло почти безупречно. Уж точно у неё проблем быть не должно, учитывая то, как Снейп полоскал ей мозги про зелья ещё до того, как они стали общаться, если повезёт — пару раз в месяц.

Когда настало время продемонстрировать результат, Уильям пододвинул Слизнорту пробирку с густым, практически фиолетовым, внутри которого словно клубился медленный туман. Преподаватель склонился, вдыхая запах, затем кивнул с одобрением.

— Мистер Моррисон, что ж… Зачтено. Очень точно по пропорциям, почти без ошибок. Продолжайте в том же духе.

Как и ожидалось, Поттер получил «Удовлетворительно», что было довольно неприятно для его гордости отличника. Ну, стоит признать, что часто он просто всё вывозил своей харизмой, однако на зельях, вот так сюрприз, это не работает.

Коридор, ведущий к башне Гриффиндора, отливал теплым светом факелов, отбрасывая мягкие тени на каменные стены. Шаги ребят глухо отдавались по камню — кто-то вполголоса обсуждал зелья, кто-то — урок трансфигурации. Настроение было ровное, лениво-приподнятое после насыщенного дня. До уютной тёплой гостиной оставалось всего несколько поворотов. А там Моррисона уже ждёт так любимый им отдых от всего и вся.

Именно тогда перед ними возник силуэт, выйдя навстречу из-за угла — высокий, худощавый парень с растрёпанными тёмными волосами и синим шарфом Когтеврана. Он стоял, скрестив руки на груди, и смотрел прямо на Барнса. Не на всех — только на него. Остальные тут же замолчали. В воздухе моментально повисло напряжение. Обычно именно так начинаются гангстерские разборки, насколько Уильям помнит из фильмов.

— Барнс, — голос у «ворона» был не громкий, но с таким нажимом, что казалось, будто в нём звенит металл, — ты совсем берега потерял?

Эдвин замер. На лице проступила натянутая улыбка, будто он пытался оценить, насколько всё серьёзно, прежде чем что-либо сказать. И только сейчас Моррисон вспомнил этого типа: он ходит с ним на древние руны.

— Чего ты несёшь, Алан? — Хмыкнул шатен, но в интонации уже слышался лёгкая паника.

— Ты, — не стал играть в недомолвки когтевранец, — знаешь, что она ревела два дня, как проклятая? Ты хоть понял, что ты с ней сделал?

— Постойте, — подал голос Уильям, шагнув между ними, — что вообще произошло, Рикман? Эдвин?

Для полноты эффекта ему оставалось лишь приподнять бровь, что он и сделал. Не зря тренировался перед зеркалом долгие часы.

Барнс поднял руки, будто сдаваясь.

— Мы просто… ну, разошлись. Вроде как оба всё поняли. Ничего такого не было.

— Разошлись? — Алан шагнул ближе. Лицо у него не было перекошено от ярости — наоборот, оно выражало чистую, сосредоточенную злость, от которой становилось даже хуже. — Ты ей что, лекцию прочитал? Сказал, что чувства — фигня, а жизнь — это игра? Да она всю гостиную слезами залила!

Эдвин потупил взгляд, прикусив губу. Остальные молчали — влезать в такие разборки ещё до горячей фазы обычно себе дороже.

— Соседки Эммелины сказали, что она сидела в слезах, не ела и не разговаривала ни с кем уже второй день. Думаешь, это нормально? — Рикман метнул взгляд в сторону Уильяма. — Извини, если втягиваю твоих друзей, но за такими вещами следуют последствия.

Тон у него был выверенно сдержанным, но каждое слово билось о камень тишины вокруг.

— Я просто поговорил с ней. Без криков, без ссор. Просто сказал, что… не чувствую, как раньше, — произнёс Барнс почти шепотом, виновато глядя в пол. — Я же не виноват, если так вышло.

Когтевранец уже начал что-то говорить, когда Уильям, до этого молчавший, сделал шаг вперёд, перебив.

— Послушай, Алан, — его голос был ровным, но с твёрдой интонацией, — с чего ты вообще решил, что вправе предъявлять нашему другу, как ему поступать?

Брюнет с хмурым лицом незримо поморщился, скрестив руки. Его лицо не выражало удивления — скорее раздражённое упрямство.

— Я слышал, что она рыдала. И что из-за него. Как ты думаешь, почему я вообще здесь? Хоть немного мозгов включи, а?

— Может, потому что решил, что ты судья, присяжные и казнь в одном лице? — Уильям шагнул ближе, встав между ним и Барнсом. — Но ты в эту историю не вплетён. Эдвин не бил её, не унижал, не использовал. Просто… всё не срослось. Это не преступление. Люди встречаются и расходятся, если ты не в курсе осознать такую простую концепцию. И девчонка вполне могла это предусмотреть, если бы хоть раз спросила других, что за фрукт перед ней.

Рикман прищурился.

— Её предупреждали. Она не хотела слушать.

— Ну так и нечего теперь изображать рыцаря в сияющих доспехах, — резко бросил Моррисон, которого всё это начинало раздражать. Только нянькой он ещё не был, Мерлин… — Это не твоё дело, Алан. Хочешь разбираться и помогать — разбирайся с теми, кто причиняет вред физический или издевается над кем-то. А здесь — просто неудавшаяся романтика. Бывает.

На мгновение между ними повисло напряжение. Рикман будто хотел что-то ещё сказать, но потом только выдохнул через нос, качнул головой и сухо ответил:

— Ладно. Надеюсь, ты прав. Потому что если увижу, что она снова в слезах — я не стану говорить. Просто среагирую.

И, развернувшись, ушёл прочь по коридору.

Компания молча стояла, пока шаги не стихли. Барнс всё так же молчал, только коротко глянул на Уильяма, который недовольно потёр переносицу. Как же его это достало, ну почему он не может нормально отдохнуть?!

Он вступился, потому что Барнс — его товарищ, сосед по спальне, человек, с которым Уильям засыпал под шум возни у камина, спорил за карточки, делил книги и выслушивал нытьё на тему «никто меня не понимает». Дружба — не абстракция, она требует отдачи, и Моррисон никогда не был тем, кто бросит своего в беде. Даже если этот свой — редкостный идиот, по которому воспитательные меры плачут. Даже если сам Уильям при этом готов сквозь зубы выругаться и в голос пожалеть, что не пошёл сегодня один.

Он бы и перед самим Дамблдором встал, если бы пришлось и ситуация была реально серьёзной. Хоть и очень сильно не хотелось бы, но при нужных обстоятельствах — да. Моррисон прекрасно знает цену за верных друзей, которые также помогут и ему самому.

Но вот они остались одни — в коридоре, где лишь слабо потрескивали магические факелы, а за окнами ветер швырял хлопья снега в стекло, — и Барнс, потупив взгляд, начал:

— Слушай, Уил, я не хотел… всё как-то быстро пошло… Я ей говорил, что… да она сама оказалась той ещё!

— Эдвин… — попытался его заткнуть Уильям, но оказался перебит словесным поносом товарища.

— Да послушай! Ну с кем не бывает, ты ж меня знаешь, да ничего серьёзно…

— За…

— И вообще эта дура оказалось той ещё…

Удар.

Кулак Уильяма с приличной скоростью влетел в бок Барнса.

— Ох… — от неожиданности и боли нагнулся шатен, упав и начав хватать ртом воздух.

У всякого терпения есть пределы. Моррисон вступился за него перед этим придурком вороном, постоянно закрывал глаза на его поведения бабника, так мало того, что вся эта ситуация его до невозможности взбесила своей тупостью, так этот идиот ещё и перебивает его через слово! И если профилактический удар в печень поможет — он это сделает. Как бы ни хотелось прибегать к этому, но ему прекрасно известно, что раздражённый Уильям — это тот, кто может выкинуть что-нибудь эдакое. Сам виноват.

— Ты охренел, что ли?! — Недовольно, с легким свистом выдохнул Моррисон. — Я только что из-за тебя пошёл на конфликт с этим Рикманом, вписался за тебя. И ты не можешь просто заткнуться? Но нет, ты просто обязан изливать на меня свой словесный понос и втягивать в проблемы с девушками. Девушками, Мерлин!

Барнс потряс головой, резко вставая и с легким страхом смотря на парня.

— Да я не специально…

— Именно что специально! — Уильям кипел. — Вот Сириус — бабник породы натуральный, да. Но он хотя бы не морочит девчонкам голову сказками про «ты — моя единственная». Он сразу говорит, что всё не серьёзно, и иди-ка ты обратно, если что-то не устраивает. А ты? Ты на полном серьёзе втираешь очередной бедной курице, что у вас «всё на мази», а потом удивляешься, что тебя ненавидят!

— Уил, успокойся, — попытался вмешаться Фрэнк, но Моррисон просто отмахнулся, дёрнув головой. — Ну… мне она правда нравилась…

— Нравилась?! — Парень вскинул руки. — Тебе каждый месяц кто-то нравится! Ты что, календарь ведёшь?

— Не веду, — буркнул Эдвин. — Хотя, идея…

— Замолчи. Просто… замолчи, Барнс. Ради всего святого, закрой свой рот.

Уильям развернулся, сжав пальцы в кулак. Он был раздражён до предела. До дрожи. До мысли «ещё раз впутаюсь в твои романтические авантюры — удавлю». Мало того, что всю эту романтическую чушь он не то чтобы терпеть не мог, скорее она просто ему не нравилась. А когда под боком такой источник проблем… Просто хотелось тишины. Чтобы не было этого театра с рыдающими девочками, благородными когтевранцами и Эдвином, вечно притягивающим к себе женщин (или просто прилипающим к ним), как заколдованный артефакт — беду.

В какой-то момент он выдохнул и добавил:

— Хватит страдать хернёй, ты не пятнадцатилетняя девчонка на качелях. Определяйся, кто ты: парень с головой на плечах или романтик без тормозов, который бегает от одной к другой, оставляя за собой разруху.

Барнс потирал болящий бок, не глядя в глаза, но внимательно слушая и недовольно хмурясь. Слова друга кололи сильнее, чем удар. Они били по самолюбию, цепляли за нервы, разносили в пыль его вечную позу обаятельного раздолбая. Ну да, правду слушать всегда неприятно.

— Если тебе плевать — так и говори с самого начала, — продолжал Уильям. — Это честнее. Хоть больно будет, но не мерзко. И тебе потом не придётся разруливать чьи-то слёзы через третьи руки. Не тяни за собой людей, если не собираешься оставаться рядом. Понял?

— Понял, — глухо выдавил Эдвин, сквозь зубы. Гордость звенела в каждом слове.

— Хорошо, — сухо отозвался Моррисон, доставая палочку, из-за чего Барнс немного дёрнулся, а на ироничный взгляд и смешок Уильяма нахмурился ещё больше, став похожим на тучу ходячую.

Пара движений, негромкое лечебное заклинание и будущий синяк спал, как и боль ушла. Эдвин неловко вздрогнул от ощущений.

— Не умрёшь, — сказал он. — А дуйся сколько хочешь. Сколько, по-твоему, я уже терплю твои похождения?

Барнс не ответил. Только криво усмехнулся, всё ещё не встречаясь с ним взглядом. Моррисон уже знал: обида продержится неделю, может две. Потом снова сядут за шахматы, снова будут обсуждать всё на свете и спорить из-за вкуса шоколадных лягушек. Но этот разговор он запомнит.

Осталось только задобрить Барнса сладким, чтобы не обиделся всерьёз. Уж всяко лучше вправить мозги жёстким методом пока не поздно, чем игнорировать и дальше такое поведение. А если продолжит… что же, мер воздействия у Уильяма хватит, хоть и было бы неприятно до такого опускаться. Но друг с адекватной головой и легкой неприязнью для него важнее, чем блаженный раздолбай.

Позже, когда напряжение немного спало, Уильям всё-таки решил довести дело до конца. Раздражение, скипевшее из-за Барнса, ушло на второй план — оставалась только неприятная осадочная тягость от самой ситуации. Он не любил недосказанности, особенно в тех вещах, которые можно прояснить внятным разговором. А возможные, даже теоретически, проблемы ему были не нужны. К тому же, когда Лили на его вопрос вскользь обмолвилась, что после собрания старост Алан Рикман (и почему его имя кого-то напоминает?) всё ещё был в библиотеке, он сразу попросил её позвать парня в коридор.

Минут через десять тот подошёл. По-прежнему сдержанный, немного высокомерный, с бдительным взглядом — не выглядел человеком, готовым к примирению. И всё же пришёл, уже неплохо. Уильям встретил его нейтрально, кивком головы, дав понять, что звать его сюда никто не собирался ради новых перепалок.

— Послушай, — начал он без лишнего вступления. — Я не оправдываю Эдвина, правда. Просто… это уже случилось. Такой уж он человек, но я с ним поговорил. Так что поверь — ему этого хватило. А тебе не стоит держать зла. Она… Эммелина, да? — Уильям помедлил, подбирая слово. — Она поплачет из-за одного придурка и забудет. Переживёт. Да и мы с тобой, считай, вообще незачем сцепились. Мир?

Рикман сжал губы, сложным взглядом смотря на протянутую руку, явно раздумывая над дальнейшим ответом.

— Ладно, — отозвался он после короткой паузы, закрепив это крепким рукопожатием. — Не думаю, что мы с Барнсом когда-нибудь найдём общий язык и в принципе будем общаться, но если ты говоришь, что поговорил… поверю. Но он всё равно мудак тот ещё.

— Справедливо, — коротко кивнул Уильям. — И чтобы окончательно развеять недомолвки — предлагаю выпить сливочного пива в Хогсмиде. Чтобы окончательно всё решить.

Алан вскинул брови, удивлённый. Таких предложений он явно обычно не получал. Некоторое время он молча рассматривал Моррисона, будто пытаясь понять, шутит тот или нет. Но никаких ловушек не было — только искреннее желание закрыть конфликт, пока тот не начал пускать корни.

А то знает Уильям, как это работает — сейчас проигнорирует, потом затаится обида, на её почве вспыхнет новый конфликт и пошло-поехало… Ему не тяжело первым пойти на мировую, тем более в такой пустяковой ситуации. Хоть она и взбесила его.

— Ладно, — сказал он наконец. — Только не в «Кабаньей голове». Там слишком козами воняет.

— Тогда «Три Метлы», как обычно, — пожал плечами парень, засунув руки в карманы и слабо улыбнувшись.

Рикман тоже чуть усмехнулся. Напряжение между ними будто слегка разрядилось — не до конца, но достаточно, чтобы уйти, не сжав кулаки. А Лили, наблюдавшая разговор чуть поодаль, одобрительно кивнула, когда Уильям вернулся к ней.

— Всё получилось? Что вообще там было между вами? — Тихо спросила она.

— Получилось, — кивнул он. — А так, просто решил косяк Эдвина.

* * *

«Три метлы» шумели, как обычно. В углу у стены, за круглыми, чуть обшарпанными столиками, в перемешку с гоготом студентов и звоном кружек, разгорелась нешуточная дискуссия. На этот раз — о магии. Чистой, практичной, непокорной. Тем более что в центре обсуждения оказались два парня, которым действительно было что сказать.

Алан Рикман оказался куда менее чопорным, чем мог показаться Уильяму изначально. Приятный в общении, с тихой уверенностью в голосе и неторопливой речью — он не стремился блистать, но уж точно не говорил глупостей. Напротив, в рунах он ориентировался блестяще, особенно в оберегах и усилителях. Однако, в отличие от Уильяма, практическая сторона заклинаний его всегда волновала меньше — больше как инженерную задачу, чем дуэльный инструмент.

На взгляд Моррисона — интересный собеседник, с которым завести положительное знакомство было бы полезно. Чем он, собственно, теперь и занимается.

— Ты правда думаешь, что изоляционные глифы можно применять поверх нестабильной оболочки? — Недоверчиво спросил он, когда Уильям изложил свою гипотезу по стабилизации рваных чар через наложение временных контуров. — В теории звучит абсурдно!

— Именно. Но её можно таким сделать, — ответил Моррисон с огоньком. — Если знать, что и куда вставить, чтобы не взорваться к чертям. Или, по крайней мере, взорваться в нужную сторону, если понимаешь, о чём я.

Алан хмыкнул, подняв кружку с тёплым сливочным пивом:

— Рисковый ты, Моррисон.

— Такой я и есть, — легко улыбнулся тот. — А ты — в точности когтевранец, в его самом выраженном стереотипе. Всё по книжке и с рунами наперевес.

— Ну, не совсем, — отмахнулся Рикман, но без особой уверенности. — Хотя да, у нас есть такое. Мы, кажется, вообще единственный факультет, где студенты по своей воле обсуждают архитектуру формул в два часа ночи.

— Ровена была бы довольна, — усмехнулся Уильям. — Что у вас вообще за атмосфера там? У нас — вечно хаос, особенно из-за некоторых особо одарённых индивидов. Слушать пересказ очередной выходки Поттера и компании — уже как традиция.

Алан поставил кружку и чуть задумался.

— У нас всё… спокойно. Не без чудиков, конечно, но когтевранец — это не столько «ботаник», сколько человек, которому интересно копать. Иногда в очень странных направлениях. У нас изобретательность — как спорт. Только никто не хочет соревноваться. Чистое удовольствие от процесса.

— Звучит… свежо, — признал Уильям. — У нас всё про действия. Бросай вызов, побеждай. Или облажайся, но громко. Хотя и в этом есть своя прелесть. Последний раз, когда я закопался в учебники — был похож на ходячую мумию спустя всего полтора месяца.

Они переглянулись и оба хмыкнули. Пожалуй, они действительно были из разных миров — но именно это и делало их общение таким непринуждённым. Без давления, без ожиданий. Просто два парня, которым есть что сказать.

Да и вряд ли они станут друзьями, всё же прошло слишком мало времени. Но хорошими знакомыми, которые не прочь поболтать о магии? Почему бы и нет?

— В любом случае, если понадобится помощь с рунами — можешь обращаться, — сказал Алан после паузы, почти между делом. — Особенно с синтаксическими цепочками. В этом я, вроде как, хорош. Ну, и заклинания с подвешенными глифами — у нас там целый кружок есть.

— Взаимно, — кивнул Уильям. — Можешь прийти, если захочешь протестировать нестандартные чары в паре. Я как раз изучаю связки под особые случаи.

— Под «особые» ты имеешь в виду взрывоопасные? — усмехнулся Рикман.

— Я же гриффиндорец, — пожал плечами Моррисон. — Тут без этого никуда. Да и вообще, «Искусство — это взрыв!». Понял?

— Да-да, как скажешь…

Когда вечер подошёл к концу, а в «Трёх метлах» шум стал глуше, словно затянутый в плед, Алан первым поднялся из-за стола. Сказал просто:

— Пора, пожалуй. Рад, что пересеклись. Надеюсь, не в последний раз.

— Думаю, нет, — кивнул Уильям, — приятно было поболтать. Если захочешь ещё обсудить теорию и будет лень меня искать — просто обратись к Эванс.

— Учту, — сдержанно усмехнулся когтевранец, разворачиваясь и уходя под звон дверного колокольчика.

Уильям задержался на месте лишь на пару минут, добивая яблочный сок, и, сунув руки в карманы мантии, вышел обратно в заснеженный Хогсмид. Дышалось легко — морозно, свежо. Без лишних мыслей он двинулся к замку, наслаждаясь полупустыми тропинками и тусклым светом фонарей, едва освещавших дорожки.

Вернувшись в Гриффиндорскую башню, он застал Фрэнка, который уютно развалился в кресле у камина, раскладывая взрывающиеся карты. На соседнем кресле валялась его мятая мантия, лицо было уже с полунамёком на победную усмешку.

— Долго ты, — проворчал Лонгботтом. — Уже подумал, что ты опять наплевал на комендантский час.

— Почти, — сдержанно усмехнулся Уильям, взяв в руки лежащую на полке колоду взрывных карт, и начав те раздавать. — Ходи. Только не вздумай снова сыграть свою «змею в колодце». Я тебя этой палочкой сам превращу в жабу.

— Угроза принята, — Фрэнк фальшиво церемонно поклонился, принимая карты. — Но жопу свою не спасёшь. Сегодня ты проиграешь, Моррисон.

— Проверим, — усмехнулся тот, уже присаживаясь на диван.

Карты шипели, трещали, пускали искры, иногда уносясь вверх с хлопком. В гостиной царила спокойная вечерняя нега — мягкий свет, потрескивание поленьев в камине, и приглушённый гул отдалённых шагов за пределами портрета. День подошёл к концу, и он закончился именно так, как и нужно — когда Моррисон не задолбался в край, а может спокойно расслабиться.