Между двух миров (гет)

Раскинув руки в стороны, Гермиона лежала на небольшой лужайке, окружённой высокой зелёной изгородью. Хорошо, что Дженнифер и Мик, вопреки принятым традициям, редко подстригают свой газон! Трава была мягкой и шелковистой, сквозь травинки пробивались листья и цветы клевера, пахло мёдом и летом. Спокойствие Гермионы длилось не больше минуты — к ней подбежал длинноволосый мальчишка лет четырёх и, плюхнувшись рядом, так же, как и она, раскинул в стороны свои ручонки. Маленькая ладошка попала ей прямо в глаз, и Гермиона повернулась к нарушителю спокойствия:

— Эй, дружище, осторожней! Тебе не нужна одноглазая няня!

Подопечный повернулся к своей няне и неловко погладил её глаз своими маленькими пальчиками.

— Расскажи мне про ёжика, Гимона! — упрямый мальчишка придумал ей своё имя и не желал от него отказываться.

Гермиона и Кэмерон любили повозиться на лужайке перед домом его родителей: побегать, поиграть в мяч или, как сейчас, просто поваляться и поговорить. Говорила, в основном, она, а мальчик слушал, ни секунды не оставаясь на месте: пока няня рассказывала ему историю про путешествующего ёжика, малыш успел сделать вокруг неё дюжину кувырков.

— Эй, хватит, голова закружится! — она поймала мальчишку и уложила рядом с собой на траву. — Посмотри, какие облака. Вон то похоже на слоника! А вот это? — Гермиона протянула руку вверх, и Кэмерон затих, — на что похоже?

— Это просто подушка! — воскликнул он, глядя на пушистую прямоугольную тучку.

— Нет, это не подушка, а ковёр-самолёт. Он пролетит над Шотландией, потом над Северным морем и приземлится в Норвегии. Там на ковре летят девочка и мальчик.

— А они не упадут? — спросил малыш.

— Конечно, нет. Они сидят на краю ковра, свесив ножки, и смотрят на нас.

Кэмерон вгляделся в проплывающее облако. Гермиона улыбнулась.

— А они не боятся? — снова спросил мальчик.

— Нет, им очень весело! Они едят попкорн и запивают его газировкой.

— А они нас видят?

— Да, посмотри, девочка машет ручкой!

— А мальчик?

— Он болтает ножками и проверяет, попутный ли ветер.

— Ты говорила, что там, наверху, холодно, — испуганно сказал Кэмерон.

— Да, но ковёр-самолёт летит низко, смотри, он чуть не задел нашу гору. Кроме того, у детей есть шапочки и варежки.

— Варежки летом? — удивился мальчик и добавил: — В варежках неудобно есть попкорн!

Гермиона рассмеялась. Облако уплыло в сторону и потеряло свою правильную прямоугольную форму.

— Коврик скрутился, — сказал мальчик и перевернулся на живот. — Я тоже хочу полетать на коврике.

— Хочешь — значит, полетаешь. А кого ты возьмешь с собой?

— Не Лауру! — мальчик посмотрел в сторону коляски, в которой спала его маленькая сестра. — Она всё время плачет и ничего не понимает! Я возьму тебя, Гимона.

Гермиона почувствовала такое тепло к этому маленькому человечку, что ей на глаза навернулись слёзы.

— Лаура подрастёт, вы найдете ковёр-самолет и тоже куда-нибудь полетите, — сказала она, пытаясь скрыть волнение.

Это было глупо, но она ничего не могла с собой поделать. Она так привязалась к этому ребёнку, что давно перестала считать общение с ним работой. Большую часть своего свободного времени Гермиона проводила дома у Дженнифер и Мика — родителей четырёхлетнего Кэмерона и трехмесячной Лауры. И если малышка чаще оставалась в доме на попечении своей мамы, то Кэмерон почти всегда был с Гермионой. Его длинные русые волосы становились золотистыми под солнечными лучами, а маленький носик с начала лета украшала россыпь веснушек. Гермиона старалась не думать о том, почему ей так полюбился этот мальчишка, но это было очевидно. Она хотела бы иметь сына. Рыжего, голубоглазого и в веснушках. Им было бы весело вместе! Она придумала бы для него столько невероятных историй, научила бы его стольким вещам! А ещё научилась бы многому сама — например, кататься на велосипеде.

Кэмерон покрутился еще немного и снова взглянул на небо. Ковёр-самолёт стал почти невидимым, и мальчик помахал ему рукой. Они снова легли на траву, придумывая, на что могут быть похожи облака, и Кэмерон положил свою голову няне на плечо. Малыш болтал, как заведённый, придумывая всякие глупости, и Гермиона ненадолго отвлеклась от его слов, погрузившись в собственные мысли.

* * *

Уже год, как она круто изменила свою жизнь, решив расстаться с привычным миром, частью которого была девять лет. Жалела ли она о том, что больше не жила среди магов? Гермиона не знала ответа на этот вопрос. Её недолгий жизненный опыт учил ни о чём не сожалеть, а смотреть только в будущее. Но иногда, чтобы идти вперёд, нужно подвести итоги. К чему она пришла за последний год, проведенный среди магглов?

Сбежав из магического мира, в котором она привыкла к постоянной опасности, угрожающей её семье и друзьям, Гермиона словно освободилась от подозрений, недоверия и предательства. У магглов тоже было множество проблем: телевидение каждый день вещало о войнах, безработице, терроризме, преступлениях и самоубийствах. Но в мире, в который попала Гермиона, ничего этого не было. Был маленький уютный домик среди холмов, был добрый человек рядом, который заботился о ней и ничего от неё не требовал взамен, была кружка горячего кофе по утрам, вечером — кино, и лишь по ночам — объятия с нелюбимым, мечты и слёзы о том, что уже потеряно и никогда не вернётся. Да, она чувствовала себя любимой, но не любила в ответ, и это отравляло её существование. Сбросив старые оковы, Гермиона приобрела новые — не лжи, но полуправды. Ей приходилось сдерживать сокровенные желания, скрывать эмоции, прятать слёзы, замыкаясь в собственном мире, ключа от которого не было ни у одного человека.

* * *

Первое, что Гермиона сделала, когда они с Орландо год назад въехали в небольшой домик на окраине Мэйфилда — отправилась в местную библиотеку. Когда Орландо узнал об этом, то смеялся так, что Гермиона обиделась, и ему пришлось потом долго извиняться. Он-то сам потратил весь день на беготню по городу в поисках работы. На улице уже стемнело, когда они уселись по обе стороны кухонного стола, чтобы обсудить планы на завтрашний день.

— Ты узнала, где здесь парикмахерская? — еле сдерживая улыбку, спросил он у Гермионы.

— Нет, а что, ты хочешь постричься? — не замечая иронии, спросила она в ответ.

— Забудь, — Орландо махнул рукой, — а где ближайший продуктовый магазин?

Она пожала плечами:

— Спросим у соседей!

— Ты уже с соседями познакомилась?

— Пока нет, — Гермиона сложила руки на груди, наконец, понимая, к чему он клонит.

— Значит, пока я целый день бегал по делам, ты успела сходить в библиотеку и взять вот эту кипу книг? И как ты их только дотащила? — Орландо бросил взгляд на этажерку, куда Гермиона пристроила взятые ею тома.

— Книги помогают мне снимать стресс. А ещё я разложила наши вещи, — попыталась оправдаться она и поспешил добавила: — Точнее, мои вещи — в твоих сумках я не стала рыться без разрешения. Да, и моя спальня слева. Ты не против?

— Джентльмены уступают дамам, — ответил Орландо, пересекая их просторную гостиную, совмещенную с кухней. Он распахнул холодильник и быстро изучил его содержимое. Полки с тоской ждали, чтобы их заполнили продуктами. В углу одного из ящичков одиноко лежали их дорожные бутерброды.

— Ужинать ты, я так понимаю, не планировала? — с усмешкой спросил он.

— Честно говоря, я думала, мы сегодня сходим куда-нибудь, — виновато ответила Гермиона.

— Конечно, сходим. Но позавтракать хотелось бы дома, — Орландо закрыл холодильник и взял яблоко, лежащее в корзинке на столе. — Ты купила по дороге яблок, хозяйственная моя?

— Нет, собрала в саду! — гордо ответила она.

Откусив кусочек, Орландо поморщился.

— Оно и видно. Кислятина... Ладно, отправляюсь добывать еду! Заодно присмотрю какой-нибудь ресторанчик. Ты со мной?

Гермиона уже удобно устроилась в кресле, поджав под себя ноги. В одной руке она держала толстый том с интригующим названием «Мифы и легенды Шотландии», в другой — мелкое зеленоватое яблоко.

— Всё ясно. Иду на охоту один! — воскликнул он, выбрасывая в мусорное ведро надкушенный фрукт. — Боже мой, с кем я связался!

Она ничуть не растерялась.

— Я никогда не говорила, что я хозяйственная. Ах, да! — отложив книгу и яблоко в сторону, она вскочила с кресла и схватила свою сумочку, лежащую на полке у входа. — Вот, возьми, — сказала она, доставая из кошелька двадцать фунтов.

Орландо посмотрел на неё, как на сумасшедшую.

— Гермиона, я, конечно, не богач, но могу себе позволить купить немного еды на двоих, — возмущенно сказал он, и Гермиона убрала деньги. — Кроме того, моей гордости хватило и одного удара — когда ты расплатилась за аренду дома.

— Извини, я не хотела тебя обидеть, но я не собираюсь сидеть у тебя на шее! — воскликнула она.

— Кажется, в этом кроется злой умысел, — с подозрением сказал он. — Если я окажусь плохим соседом, ты выставишь меня на улицу?

Гермиона возмущенно фыркнула.

— Однозначно. Если будешь ворчать, не давать мне читать и не будешь брать от меня деньги на текущие расходы.

— Пойду отрабатывать аренду, — сквозь смех сказал Орландо, хлопнув дверью.

Гермиона улыбнулась, посмотрев ему вслед, и снова уютно устроилась в кресле. Кажется, они поладят.

Так началась их совместная жизнь в качестве друзей, сбежавших от прошлого, которое у них было схожим только в одном — в нём было, что забыть.

* * *

Первые недели их совместной жизни были непростыми. Гермиона знала, что ведёт себя ужасно, отталкивая Орландо, наивно полагая, что Рон должен оставаться её единственным мужчиной, раз она всё ещё любит его. В глубине души она надеялась, что рано или поздно Рон переступит порог её нового дома и заберёт её назад, уговорив вернуться в ту жизнь, от которой она добровольно отказалась. Наверняка после её отъезда он скоро опомнится, возьмет себя в руки и прекратит топить своё горе в алкоголе и случайном сексе. Рон не знал её адреса, но всегда мог прислать сову!

Поначалу, когда у них с Орландо ещё были разные спальни, Гермиона часто просыпалась по ночам, вздрагивая от каждого звука. Ей всё время мерещилось, что сова стучит клювом в окно, пытаясь залететь в комнату. Почему Рон не писал ей? Ему всё равно, где она, как живёт? Они так и не простились, не поговорили перед отъездом! Её шокировало ужасное поведение Рона после расторжения помолвки, но она ненавидела ту недосказанность, которая осталась между ними. Вероятно, узнав об исчезновении Орландо, Рон сложил два и два и ещё больше разозлился на неё. Гермиона с досадой прокручивала в голове разговор, когда она сама призналась Рону в измене, которой на самом деле не было. Как глупо! Ей так хотелось взять назад слова, сказанные в минуту раздражения! Она по-прежнему рассматривала Орландо только в качестве друга и хотела сохранить верность Рону, дав ему время опомниться и осознать, что он не может жить без неё.

Гермиона не раз порывалась написать ему письмо, но гордость не позволяла. После мучительных сомнений, она, как и обещала, написала Джинни, отправив конверт без обратного адреса маггловской почтой. Джинни почти сразу ответила ей коротким письмом, в котором ругала её за отъезд и писала, что скучает. И ни слова про Рона! А ведь Гермиона передавала ему привет — неужели подруга не поняла намёка? «Рону привет» вовсе не означало «Рону привет», на женском кодовом языке это значило «напиши мне поподробней, как у него дела, не спился ли он, не попал ли в Св.Мунго после очередной миссии, бросил ли свои глупости». Гермионе стало не по себе. Вдруг с ним что-то случилось? Сдержанный ответ насторожил её, и она отправила ещё одно письмо, где снова передавала Рону привет, но на этот раз просила Джинни написать, ничего не скрывая, как у НИХ у ВСЕХ дела. Ответа не было несколько недель, и столь долгое затишье тревожило и расстраивало Гермиону: она полагала, что подруга затаила на неё обиду.

Когда однажды утром лохматая сова постучалась в окно, Гермиона бросилась открывать его, и чуть не упала, споткнувшись о ковёр в гостиной. Её руки так дрожали, что она долго не могла поднять задвижку рамы и больно уколола палец. Хорошо, что Орландо в то утро спешил по делам и оставил её наедине с пернатой гостьей. Гермиона долго не решалась развернуть письмо, гадая, чей почерк увидит. Она узнала сову Джинни, но письмо ведь могло быть и от Гарри, и от Рона. Несколько минут она сидела на диване, пытаясь унять бешеное биение сердца, пока, наконец, не развернула пергамент и не узнала почерк подруги. Гермиона глотала строчку за строчкой, понимая, что слишком долго ждала этой минуты — как же замечательно получить весточку от друзей! Тон письма был дружеским и искренним, и на душе у неё потеплело.

Джинни беременна. Вот это да! Дочитав первую страницу, Гермиона улыбнулась. Это просто здорово! Она была рада за Джинни, которая подробно описала, как сообщила Гарри радостную новость, и он от волнения перевернул журнальный столик, пытаясь подхватить её на руки. Потом Гарри достал палочку и наколдовал целую гостиную цветов, а Джинни стала чихать, возмущаясь, что запах просто невыносим.

Гермиона живо представила себе лицо друга. Бедный Гарри! Он, наверно, так разволновался, что не мог слова сказать! Близкие и друзья всегда были у него на первом месте, а теперь у него будет малыш! Гермиона улыбнулась, и у неё на глазах выступили слёзы. Она совсем не сердилась на Гарри за историю с трейсерами и до сих пор корила себя, что не простилась с ним, как положено. В глубине души она знала, что не стала прощаться не из-за обиды. Она боялась, что её гриффиндорского мужества не хватит, чтобы уехать, если Гарри начнёт отговаривать её.

Нетерпеливо перевернув пергамент, она стала читать остальные новости о семействе Уизли. Джинни посвятила целую страницу описанию дел братьев и родителей, ни словом не упомянув о Роне. И только взяв второй лист, Гермиона сразу заметила, что имя Рона встречается на нём много раз. Собравшись с духом, она стала внимательно читать строчку за строчкой.

Он перестал пить. Слава богу! У нее вырвался вздох облегчения. На работе у Рона и Гарри всё в порядке. Джинни не писала подробностей, но Гермионе было всё равно. Черт с ним, с министерством! Дойдя до конца страницы, она уже обдумывала, что напишет в ответ, который доставит сова, примостившаяся на верхней полке этажерки, и с благодарностью посмотрела на рыжую птицу — путь ей предстоял неблизкий.

«Извини, если мои новости расстроят тебя, — писала Джинни на обратной стороне второго листа, — но ты просила меня ничего не скрывать, а я не могу обманывать свою любимую подругу. Ты написала, что не одна и у тебя всё хорошо, вот я и решилась сообщить тебе последнюю новость. Рон тоже пытается устроить свою личную жизнь. Они живут в Ирисе вместе с Кэрол, и она на него очень хорошо влияет: братец одумался и забыл про все глупости. Я никогда не видела его таким спокойным и рассудительным. Мама ужасно рада, что прекратились его… ну, короче, ты сама помнишь! Надеюсь, что и ты порадуешься за него. Хоть ваши отношения в прошлом, вы всё-таки не чужие люди. Я передала Рону твой привет, и он тоже передает тебе привет. Он рад, что у тебя всё в порядке. Не пропадай! Джинни».

Я пропала, подумала Гермиона, пропала... Слёзы градом покатились у неё из глаз. Он рад, что у меня всё хорошо… И я должна порадоваться! Сейчас затанцую от счастья... Всё-таки не чужие? Ну, да. Кажется, не чужие.

Она скомкала пергамент и со всего размаху запустила им в сову. Листы отскочили от этажерки, не долетев до цели, недовольная птица сердито заухала. Гермиона сползла с дивана и села на ковёр, закрыв лицо ладонями. От кого она пыталась скрыть свои слёзы?

Нет, только не Кэрол! Казалось бы, какая разница, если он всё равно с другой? Но для Гермионы была разница. Она долго обдумывала свой разрыв с Роном, считая, что Кэрол возникла между ними случайно, что Рон по-прежнему любит только её, Гермиону, что их разлучили обстоятельства, с которыми они не смогли справиться из-за молодости и неопытности. Она готова была простить его поведение в больнице, и даже всех тех девиц, с которыми он переспал, но это! Кэрол ему нравилась с самого начала, а Гермиона, как полная дура, до сих пор хваталась за соломинку, отвергая Орландо, сводя его с ума своим целомудрием и холодностью.

Гермиона без сил свернулась калачиком на ковре, обнимая колени. Медленно досчитала до ста, глядя прямо перед собой на обивку дивана, а потом встала и подошла к буфету.

Сердце не разрывалось на кусочки, а просто тупо ныло, сдавливая грудь. Порывшись в одной из корзинок, она взяла жменю сухофруктов, потом вернулась к этажерке и посмотрела на сову, принесшую дурные вести. Птица ни в чем не виновата, и её нужно, как минимум, накормить. Сова спустилась с высокой полки вниз и довольно заухала, склевывая еду с рук. Справившись с угощением, она подлетела к умывальнику и стала махать крыльями. Гермиона открыла кран и стала смотреть на то, как сова утоляет жажду.

Ответа не будет.

Гермиона решила, что не станет ничего писать Джинни, и открыла оконную створку: пусть сова летит себе с богом! С прошлым покончено. Пусть у семейства Уизли всё будет хорошо, но и она имеет право на счастье! Нужно отметить настоящее начало новой жизни.

Пододвинув к буфету табуретку, Гермиона открыла верхнюю дверцу, до которой не дотягивалась с пола, и достала бутылку красного вина, припасённую Орландо для предстоящего пикника. Не удосужившись взять бокал, она заклинанием откупорила бутылку и налила себе полную чайную кружку. Сделав пару глотков, Гермиона уставилась в пустоту, стараясь не думать ни о чём. Выпив порядочно вина, она встала и неровной походкой подошла к этажерке, где валялось скомканное письмо. Подняв его с пола, Гермиона вернулась к столу и положила письмо в стеклянную вазу. Инсендио! Она усмехнулась оттого, что может колдовать без палочки даже с помутнённым сознанием, и внимательно смотрела, как пламя быстро съедает ненавистный пергамент. Если бы можно было так же легко и быстро избавиться от воспоминаний о счастье...

Все мосты в её прошлое сгорели вместе с измятым пергаментом, и с того дня у них с Орландо появилась общая спальня.

* * *

Жизнь с Орландо была спокойной и размеренной, но вовсе не скучной или лишенной сюрпризов. Они быстро обжили снятый в аренду домик и устроились на работу в местный паб, но уже через полгода Орландо пригласили работать на местное телевидение, и его авторские передачи сразу стали популярными. Работа официанткой совсем не вдохновляла Гермиону, и она обрадовалась, когда их соседям понадобилась няня — это была отличная возможность испытать свои педагогические способности. Она мечтала в следующем году поступить на педагогический факультет Эдинбургского университета, полагая, что могла бы стать неплохой учительницей. Родители, безусловно, одобрят её выбор, но вдруг она не сможет одновременно работать и учиться? Гермиона не хотела материально зависеть ни от родителей, ни от Орландо, хоть он и считал естественным тратить на неё свои сбережения.

После скромного заработка бармена зарплата на телестудии очень радовала Орландо, а он старался радовать Гермиону. Если бы он только знал, как неловко ей было получать от него дорогие и совершенно незаслуженные подарки! Возможно, золотой браслет, который он ей купил с первой солидной зарплаты, и не был невиданной роскошью, но Гермиона всё же потребовала вернуть его обратно в магазин. Орландо отказался, и она сделала это сама. Они впервые серьёзно повздорили: Орландо кричал, чтобы она бросала эти свои феминистские штучки, что должен же он хоть иногда её баловать, но она была непреклонна. Баловать? Она что, ребёнок? И уж точно не одна из тех женщин, которые будут охать и ахать из-за каждой побрякушки, причём совершенно бесполезной. Орландо возразил, что браслету вполне найдётся практичное применение:

— Можешь им подвязывать помидоры или, в конце концов, придушить меня, — сказал он.

Гермиона недоумевала: чего он так разошёлся? Она всего лишь пыталась показать свою независимость и самостоятельность — почему он обиделся на неё и дулся целых три дня? Перемирие произошло в постели, и Гермиона не стала возмущаться, когда вскоре Орландо подарил ей часы-будильник, в котором было не менее дюжины функций, от светомузыки до измерения пульса, и около сотни радиостанций. Затемно отправляясь на студию для работы в утренних эфирах, Орландо записывал для неё на аудиоплёнку собственные приветствия, под которые Гермиона просыпалась по утрам, хохоча от восторга. Однажды её разбудила его имитация петушиного крика (не для слабонервных!), пару раз она просыпалась под спетые им народные итальянские песенки (чёрт, у него ни слуха, ни голоса!), а ещё как-то он надиктовал для неё таблицу умножения на двадцать девять.

— Сможешь повторить? — насмешливо спросил он вечером.

Она смогла, и Орландо выругался от удивления, поспешно прикрыв рот рукой.

— Весь день зубрила? — спросил он.

— Сразу видно, что ты гуманитарий, — ответила она. — От результата умножения на тридцать отнимаешь единицу, двойку, тройку и так далее. Проще яблочного пирога!*

Орландо рассмеялся. Эта поговорка не подходила Гермионе, потому что она не умела печь яблочный пирог.

И всё-таки она не удержалась от вопроса:

— Почему двадцать девять?

— Для такой практичной девушки, как ты, нет бесполезных знаний! А ещё, я думаю, что таблица умножения на двадцать девять с утра очень бодрит.

Она не могла на него сердиться.

Гермиона понимала, что стала для Орландо семьей, с которой он ни за что не захотел бы расстаться. Все эти месяцы рядом с ним она чувствовала себя любимой, а это очень важно — осознавать, что ты кому-то нужен, просто так, ради тебя самого. Знать, что твоя улыбка кого-то радует, а слёзы огорчают, что рядом есть человек, который сделает всё для твоего счастья.

И всё-таки это была не та жизнь, которую она искала. Гермиона испытывала чувство вины от недосказанности, которая стеной стояла между ней и Орландо. Они договорились не обсуждать прошлое, но оно никуда не ушло, а осталось частью их новой жизни, их привычек и поступков.

Она колдовала! И это тоже было частью обмана. Гермиона не могла дождаться, когда останется одна, чтобы применить магию ко всему, что окружало её: левитировать поднос, сбросить яблоко с дерева, подогреть воду, высушить одежду… Она рисковала, аппарируя по утрам к дому Мика и Дженнифер, хотя в этом не было никакой необходимости — друзья жили в нескольких минутах ходьбы, но она не могла отказать себе в этом удовольствии. А ведь раньше трансгрессия казалась ей не самым приятным занятием! Не имея волшебной палочки, она довела до совершенства беспалочковую и невербальную магию, и теперь могла хорошо заживлять раны, быстро передвигать предметы и легко накладывала любые заклинания. Но всё это отдаляло её от Орландо, потому что она не смела рассказать ему об этом.

И как она только могла думать, что откажется от магии? Это всё равно что пить воду по капле, когда хочется осушить залпом стакан; это словно шептать, когда хочется кричать; как чайке бродить по берегу, когда она может лететь над морем. Гермионе было трудно сдерживать себя, и она использовала заклинания тайком. Тяжелей всего было знать, что её колдовство могло кому-то помочь, а она должна была притворяться, что беспомощна.

* * *

Однажды, работая в саду, Орландо сильно порезал руку, и Гермиона со страхом отвернулась, прикрыв рот рукой. Она могла бы залечить его рану за несколько секунд, а вместо этого побежала в дом за аптечкой. Увидев, что кровь всё еще льётся из порезанной ладони, она всё же остановила её невербальным заклинанием, а потом перевязала рану, и они вместе отправились в больницу. Орландо взялся за руль одной рукой и, морщась от боли, насмешливо сказал:

— Эй, трусишка, крови испугалась?

В больнице ему наложили на порез швы, и только сев в машину, чтобы отправиться домой, Гермиона взяла его забинтованную руку и прошептала заживляющее заклинание. Орландо вздохнул с облегчением и сказал:

— Кажется, обезболивающее подействовало.

Гермиона отвернулась. Ей было стыдно за то, что она позволила ему мучиться так долго, и слёзы хлынули у неё из глаз. Она видела много страданий и крови, но никогда не чувствовала себя такой бесполезной. Да, она жила среди магглов, но магических законов для неё никто не отменял. Орландо не должен ничего знать о магии! Почему она плакала? Ничего ведь страшного не произошло — Орландо взрослый мужчина, и вполне спокойно перенёс эту неприятность. А если бы рана была опасной — она бы тоже стояла, смотрела и думала о магических законах, которые нельзя нарушать? Совесть не давала ей покоя.

— Эй, чижик, ты чего? — взялся успокаивать её Орландо. Ему было приятно, что она так переживает за него, и его сердце наполнилось теплом. — Да у меня уже всё прошло! Заживёт через пару дней, и все дела!

Гермиона взяла себя в руки и попыталась улыбнуться. Она должна всё рассказать Орландо. Но только не сейчас. Нужен подходящий момент — когда он будет готов узнать правду и не оттолкнёт её. Однако после того случая в саду прошло несколько месяцев, а подходящий момент так и не наступил. Запутавшись в паутине лжи, Гермиона видела всё меньше шансов на удачный исход их откровенного разговора.

Что ещё камнем лежало на её совести? Со временем она всё чаще читала его мысли. Это стало таким легким и привычным делом, что порой Гермиона ловила себя на том, что в беседе перестаёт различать, где были слова, а где мысли Орландо. С другими, малознакомыми людьми всё было сложнее — ей по-прежнему требовался зрительный контакт и полная концентрация. Но Орландо был для неё, как открытая книга, и это, вместо того, чтобы радовать, мучило её. Все его сомнения, переживания, обиды и, самое главное — мечты не давали ей покоя. Она знала, что так долго продолжаться не может, что рано или поздно всё откроется, и Орландо вряд ли понравится та правда, которую он узнает. Он боялся магии и иногда в мыслях вспоминал опасных знакомых своего отца, считая их членами какой-то тайной секты. Гермиона узнала все его секреты — про то, что он уехал из Лондона, чтобы не встречаться больше с этими ужасными людьми в мантиях, а ещё — чтобы скрыть от них имущество, которое осталось от отца в Италии.

Да, ей было стыдно читать его мысли о том, как он мечтал привезти её в свой дом в горах, как природа Пьемонте и убранство дома потрясут её красотой и богатством, а он подарит ей дом в честь их помолвки или свадьбы. Хорошо, что он женат, думала Гермиона, и тут же снова начинала корить себя. Она рада, что парень, с которым она живёт уже год, не свободен? Что он не может сказать ей те слова, которые вертятся у него в голове уже много месяцев? Да, она была рада, что Орландо не ставил её перед выбором, который она не могла сделать! Отказать ему означало разрушить все его надежды, сказать «да» и выложить всю правду — унизить его. Сможет ли он когда-нибудь принять, что его девушка — волшебница, которая читает его мысли и таит в себе множество секретов?

Неправильно было сравнивать двух близких ей мужчин, но это было неизбежно. Она упорно называла своего нового друга «Орландо», хотя он сам представлялся новым знакомым, как Рон, потому что любил своё второе имя, полученное от матери-англичанки. Гермиона не могла поверить, что судьба сыграла с ней такую злую шутку: два Рональда — это уже слишком! Два Рона в её жизни — такие разные и такие близкие. Несмотря на то, что Гермиона с Орландо давно стали любовниками, она до сих пор не могла до конца определить, какое место он занял в её сердце. Он был красноречивым, опытным, внимательным, уверенным в себе, терпеливым и страстным. Чего ещё может желать девушка? Близость с ним приносила ей радость и удовлетворение.

Но разве могла она не сравнивать новые отношения с теми, что остались в прошлом? Её первый Рон был импульсивным, горячим, искренним и смешным. Когда они занимались любовью, он шептал ей на ухо такие слова, которые она никогда бы не рискнула повторить. Он был неопытным и несдержанным, однако во время близости с ним Гермиона парила в невесомости и растворялась во времени, забывая обо всём, кроме сладкого предвкушении блаженства, которое накатывало пульсирующими потоками, наполняя её магической энергией, разливаясь по венам сотнями горячих волн.

Воспоминания о нём всегда заставляли её сердце биться сильнее! Чётче всего в памяти всплывали отнюдь не сексуальные моменты, а его обезоруживающая улыбка, которая предназначалась только для неё; его взъерошенная рыжая шевелюра, мелькающая в толпе учеников Хогвартса; его пронзительно-голубые глаза, излучающие счастье. А ещё она часто вспоминала их первые шаги навстречу, неловкие попытки выразить давно созревшие чувства, их споры и ссоры, в которых не было ни победителей, ни побеждённых. Касание ладоней, сплетение пальцев, и много, много всего другого, чем были наполнены их встречи, разлуки и самые счастливые месяцы, когда они жили вместе в Ирисе. Сколько лет должно пройти, чтобы эти воспоминания перестали разрывать её сердце?

В шкафу Гермионы, на самой дальней полке, до сих пор лежала оранжевая майка Рона, которую она когда-то стащила из его комнаты в Норе, а затем так и не решилась выбросить в Пенни Райз. Она давным-давно не надевала её, но и не убирала в кладовку, где стоял большой чемодан со старыми вещами. Оранжевый уголок майки выглядывал из-под свитеров Гермионы, и она с улыбкой вспоминала широкие плечи, покрытые веснушками, метлу Рона, его игру в квиддич с Гарри и братьями на лужайке возле Норы и даже потоки брани, которыми он осыпал соперников своих любимых «Пушек», изображённых на майке. Тени прошлого преследовали Гермиону, и она не представляла, сможет ли когда-нибудь от них избавиться. Раздобыть бы омут памяти и отправить туда все те воспоминания, которое мешали ей строить новое счастье!

* * *

Лёжа на лужайке со светловолосым подопечным, Гермиона подумала о том, что уже много месяцев ничего не слышала о своих друзьях. Первое время после того, как она узнала от Джинни, что Рон сошелся с Кэрол, к ней прилетали совы, но она даже не читала принесённых писем. Гермионе было жаль бедных птиц, которые проделывали напрасно долгий путь, но она не снимала с их лап пергаментов, приказывая отправляться назад к хозяевам. Возможно, это было жестоко с её стороны, ведь друзья наверняка беспокоились о ней, получая обратно нераспечатанные письма, однако Гермиона была непреклонна. Она поступала эгоистично, но защищала себя, не желая знать, что происходит в магическом мире. Со временем любопытство всё же оказалось сильнее — она прочла письмо от Джинни и, узнав о малыше, не удержалась от ответа. Она не стала распространяться о себе, а просто от души поздравила Гарри и Джинни, сообщив, что у неё всё хорошо.

В мире магглов Гермиона не так уж редко встречалась с магией! Взять хотя бы Кэмерона. Сначала Гермионе казалось, что ей везде мерещится волшебство, что она стала себе придумывать магию на пустом месте, но — нет! Открытие, которое она сделала несколько недель назад, буквально потрясло её: Кэмерон, безусловно, волшебник. Такой же, как и она, рожденный среди магглов.

Однажды Кэмерон, его мама и Гермиона сидели на кухне, и мальчик стал капризничать, требуя сладкое печенье перед обедом. Непреклонная Дженнифер убрала лакомство на высокую полку буфета и отвернулась что-то сказать Гермионе, но та чуть не упала со стула: Кэмерон протянул вверх руку, и пачка с печеньем, слетев с полки, устремилась прямо в его маленькую ладошку! Гермиона была уверена — мальчик мысленно призвал сладость, которую так хотел получить.

Ей вспомнились и другие мелочи, на которые она раньше не обращала внимания: сломанный домик, который никак не хотел правильно строиться — Кэмерон был наказан, хотя уверял, что ничего не ломал; разбуженная Лаура, которую он якобы не будил, чтобы быстрей пойти гулять в парк; опрокинутые стаканы с ненавистным ему морковным соком, который Дженнифер считала непременным атрибутом детской диеты. Всё это всплыло в сознании Гермионы, когда на её глазах мальчик, не имеющий палочки, не зная Акцио, призвал нужный ему предмет.

Эмоции захлестнули её. Она хотела стать Кэмерону самой лучшей няней, но сама была неопытна в вопросах воспитания маленьких волшебников. Гермионе казалось невероятным, что мир магии, от которого она пыталась убежать, настиг её таким необычным образом. Как бы ей сейчас помог совет Молли Уизли! Или Рона! Уж он-то, окруженный волшебством с детства, смог бы ей подсказать, что делать: поощрять такие всплески магии в малыше или, наоборот, попытаться научить сдерживать и контролировать их, пока он, не дай бог, не нанёс кому-нибудь вред? Обрадуется ли Дженнифер, узнав, что её сын — волшебник, или, как мистер и миссис Грейнджер, просто смирятся с неизбежным? А ещё Гермиона поняла, что хочет быть рядом с этим мальчиком, который даже не подозревал, какая необыкновенная жизнь ждёт его впереди. Она верила, что Кэмерон найдёт своё место в магическом мире — удача улыбнется ему, и он будет счастлив.

* * *

Эта встреча с магией была неожиданной, но далеко не единственной за последний год. Гермиона прекрасно понимала, что и в Мэйфилде, где они обосновались, и в соседнем Эдинбурге, жило достаточно магов. Они могли быть незаметны для ничего не подозревающих магглов, но взгляд Гермионы не раз выхватывал из толпы человека в мантии или с палочкой, неловко засунутой в карман, а слух улавливал знакомые хлопки аппарации. Всё это были, в основном, безликие и незапоминающиеся эпизоды, за исключением двух необычных событий.

Еще зимой, работая в «Чертополохе», она случайно познакомилась с милой и очень несчастной посетительницей. Светловолосая и голубоглазая Мэри Шеклтон одиноко сидела за столиком, попивая безалкогольный коктейль, с грустью уставившись в окно, за которым мела предрождественская метель. Гермиона научилась определять этот взгляд — взгляд несчастной любви и тоски по тому, что уже не вернуть, но в тот раз немного ошиблась. Мэри тосковала по погибшему отцу.

Когда в пабе почти не осталось посетителей, Гермиона налила ей коктейль за счёт заведения, и девушки разговорились. Раньше Мэри жила с отцом в Лондоне, но на каникулах часто гостила в Мэйфилде у своей тёти в шикарном поместье на холме. Девушки поговорили о Лондоне, Франции, где обе не раз бывали, о любимых книгах, и Мэри рассказала Гермионе свою странную и грустную историю. Её мать давно умерла, а из-за проблем с бизнесом отца, Мэри училась под чужой фамилией вдалеке от родного дома — в частной школе, которая славилась на всю Англию тем, что там обучались даже отпрыски королевской фамилии. В последнее время мистер Шеклтон просил дочь быть осторожной и не выходить за пределы школы без охраны, утверждая, что ей может грозить опасность, но в итоге сам погиб странной и нелепой смертью: его машина угодила в реку с лондонского моста. Мэри и её тётя как раз вернулись в Мэйфилд после похорон, когда с удивлением обнаружили письмо, отправленное Генри Шеклтоном прямо перед смертью. В конверте был видеодиск с записями с камер слежения из их лондонского дома в Вест-Сайде, который отец просил сохранить и отнести в полицию, если с ним что-нибудь случится.

Заинтригованная историей, Гермиона с сочувствием слушала девушку, понимая, что той необходимо выговориться, однако последняя часть рассказа просто поразила её.

— Знаешь, что было на той плёнке? — взволнованно прошептала Мэри. — Встреча отца с каким-то странным человеком, который машет палочкой и перемещается из одного конца комнаты в другую! А в конце разговора у него вдруг стала меняться внешность! — Мэри смутилась и с надеждой спросила свою новую знакомую: — Ты же не думаешь, что я чокнутая?

— Конечно, нет! — уж кто-кто, а Гермиона знала, что такое вполне возможно.

— В полиции мне сказали, что всё это монтаж — особенно когда увидели, как этот странный человек пробежал по коридору нашего особняка и… испарился!

Гермиона с тревогой посмотрела на молодую девушку.

— Боюсь, что твой отец был прав, и тебе может угрожать опасность, — сказала она.

— В полиции надо мной посмеялись, да и тётя считает эти записи какой-то глупостью, а я думаю: почему отец прислал мне их? Наверное, человек на видео связан с его смертью. И ещё, — Мэри наклонилась поближе к Гермионе, — мне очень странно, что отец всё наше имущество отписал какой-то благотворительной организации! Тетя сказала, что он никогда не отличался набожностью, а тут вдруг оставил все деньги какому-то монастырю в Уэльсе.

Гермионе всё это до боли напоминало историю Орландо. Какой-то опасный бизнес, загадочная смерть, потерянное имущество — да ещё и гость, размахивающий палочкой! Неужели месть Чёрного Капюшона наркоторговцам продолжается? Мог ли Жорж Жано организовать такое из Азкабана — или он уже давно на свободе, а она и не в курсе?

— Мэри, я хотела бы посмотреть это видео, — сказал Гермиона. — И вообще, тебе не стоит по ночам разгуливать одной, хоть у нас тут и тихо!

После закрытия паба Новая знакомая пригласила Гермиону в шикарное поместье на холме, где она познакомилась с миссис Шеклтон и посмотрела запись с видеокамер. Для Гермионы было очевидно, что мужчина на видео выпил оборотное зелье, действие которого стало заканчиваться, когда он собрался уходить. Он, несомненно, угрожал хозяину! Хотя на записи и не было звука, качество видео было просто прекрасным: лицо невысокого гостя красноречиво выражало угрозу. Гермиона увеличила изображение и так и подскочила на месте, приглядевшись к глазам изменившегося мага: они определённо были разного цвета! Это точно не Жано!

В тот вечер Мэри подвезла Гермиону до дома на машине (хотя той аппарировать было бы куда быстрее) и всю дорогу рассказывала, что этого так не оставит: нужно всё выяснить, попытаться вернуть имущество и наказать виновных в смерти отца! Гермиона настойчиво посоветовала ей не лезть в это дело, почему-то не сомневаясь, что история Мэри Шеклтон ещё найдёт своё продолжение.

* * *

Конечно, Гермиона и раньше знала, что магический мир часто пересекается с миром магглов, но считала это неизбежным и, более того, необходимым. Она была убеждена, что маги помогали магглам в решении их проблем, пытались предотвратить войны и катастрофы. Нужно было оказаться по другую сторону стены, чтобы посмотреть на это пересечение совсем другими глазами.

Ранней весной Гермиона с Орландо сидели в крошечном местном театре и смотрели современную пьеску, довольно забавную, но без изюминки, и Орландо уже стал ворчать, что вечер испорчен. И тут Гермиона почувствовала, что кто-то читает её мысли — возникло странное и уже подзабытое ощущение, когда в голове на секунду возникает тонкая вибрация, а потом словно ветер гуляет. Это было неожиданно и весьма неприятно, но Гермиона тут же поставила блок на свои мысли, незаметно оглядываясь по сторонам. Кого она могла заинтересовать настолько, чтобы человек решил покопаться в её голове? Как бы между прочим повернувшись налево, она столкнулась с парой внимательных серых глаз, обладатель которых сидел двумя рядами выше. Однако в парижском университете Окклюменция давалась ей не хуже, чем Легилименция. Посчитав возмутительным такое вторжение в личную жизнь, Гермиона тут же перешла в атаку. Она попробовала прочесть мысли сероглазого незнакомца, но тот быстро отвёл взгляд, оставив ее в покое.

Орландо насмешливо спросил:

— Знакомого встретила?

Она помотала головой.

— Кажется, ты ему понравилась! — продолжил он, на время отвлекаясь от того, что происходит на сцене.

Однако в этот момент произошли события, которые заставили Орландо забыть и о своей спутнице, и о спектакле. Из-за кулис, прямо посреди монолога главного героя, выскочил парень в мантии и, спрыгнув со сцены в зал, побежал по проходу к месту, где они сидели. Орландо охватил ужас; на мгновенье ему показалось, что призраки прошлого настигли его и пытаются свести с ним счёты. Он сжал руку Гермионы и наклонился перед ней, инстинктивно пытаясь спрятать её от бегущего. Под развевающейся мантией она заметила тёмно-зелёную форму, похожую на одежду авроров, но только другого, незнакомого ей фасона. В это время сероглазый незнакомец вскочил с места и крикнул:

— Ступефай!

Но молодой аврор — а Гермиона не сомневалась, что это был один из них — ловко увернулся и отбил заклинание, отбросив мага на сиденье театрального кресла. В это время из коридора вынырнули ещё несколько мужчин в мантиях. Они быстро вывели сероглазого из зала и стали проходить мимо рядов, успокаивая удивлённых зрителей. Гермиона знала, что за этим последует, и не собиралась подвергать свой мозг второму вторжению за день. К сожалению, она не могла помочь Орландо — его память сотрут, тут уж ничего не поделаешь! Она безмолвно создала вокруг себя защитную сферу, через которую не проникнет Обливиэйт. Прямо к ней подошел молодой аврор, и Гермиона смогла хорошо рассмотреть парня: его проницательные, но жёсткие карие глаза окинули зал, а потом он попросил всеобщего внимания. За этим последовала речь, которую полагалось произносить в таких случаях: приносим извинения за причинённые неудобства, сейчас спектакль будет продолжен и так далее. Добрых две сотни глаз были направлены на аврора в тот момент, когда он неожиданно взмахнул палочкой и воскликнул:

— Обливио тоталум!

Гермиона почувствовала, как дрогнула её защитная сфера, и у неё от волнения задрожали руки. Она в первый раз слышала подобное заклинание и впервые видела, чтобы заклятие забвения применяли к такой большой группе людей — ей даже показалось, что пол дрогнул под ногами! Аврор, словно коршун, быстро удалился из зала, а недоумевающая публика лишь оглядывалась по сторонам. Повернувшись к Орландо, Гермиона ожидала увидеть немой вопрос или возмущение, но разглядела лишь страх. Он всё еще смотрел на дверь, закрывшуюся за магом, не скрывая ужаса и презрения. Он забыл то, что случилось в последние минуты, но даже вид мелькнувшей мантии вызвал в нём целую бурю эмоций.

— Гермиона, пойдем отсюда, — Орландо расстегнул воротник рубашки, как будто ему не хватало воздуха. — Пьеса ни к чёрту!

Она послушно встала и пошла за ним к выходу, однако у двери из зала он немного помедлил, потом выглянул в коридор и облегченно вздохнул.

— Уфф, показалось! Пойдем-ка, птичка, посидим где-нибудь! — Орландо попытался улыбнуться, чтобы не выдать волнения.

— Ты прав, спектакль был не очень, — сказала она, направляясь к выходу из крошечного вестибюля. — Я бы не отказалась от коктейля!

С тех пор Гермиона нередко вспоминала жёсткий взгляд молодого аврора и его новое заклинание, почему-то сопереживая обладателю назойливых серых глаз в партере: ей казалось, что он не был виновен и пытался прочесть её мысли, предчувствуя опасность.

Она подумала про Гарри и Рона. Неприятная у них работа! Она бы так не смогла. В небольшом театральном зале, несмотря на применённую ею самой магию, Гермиона впервые почувствовала себя магглом до мозга костей, когда с несколькими сотнями людей обошлись, как с бестолковым стадом. Возможно, методы местного Аврората были оправданы, и был задержан опасный преступник, но Гермионе в голову лезли глупые мысли: тот молодой аврор одним взмахом палочки мог заставить целый зал сделать что угодно, а сколько таких магов существует в немагическом мире? Они могут легко управлять толпой, заставляя людей исполнять свою волю. Напрасно Гермиона пыталась успокоить себя мыслями о том, что это незаконно и будет сразу же пресечено Министерством Магии. Она чувствовала себя в ответе за магглов, среди которых жила, в том числе и за Орландо.

Эта мысль немного грела её — она не просто рядом с ним, она помогает ему, оберегает от возможной опасности. Если Орландо когда-то перешёл дорогу магам, они могут вернуться, чтобы отомстить. Она надеялась, что при необходимости сможет защитить своего друга, и в последнее время лишь этим успокаивала свою совесть.

__________________

*As easy as apple pie — Проще пареной репы (англ.)