Заветное желание Гарри (джен)

Гарри спит. Или не спит. Он видит огромного, распластанного на полу монстра, которого обливают ацетоном, и тот растекается цветными струйками краски, проникающими в щели.

Он пытается проснуться, но не может. Значит, все происходит сейчас, наяву. А так хотелось, чтобы это был сон!

Чтобы не было той ужасной давящей плиты, которую невозможно сдвинуть никакими силами, как ни старайся…

Но у него получилось. Он нарушил запрет. Когда нарушаешь ― все получается, главное не бояться…

Плита взлетела… а что было потом?

Гарри силится открыть глаза, но его веки словно придавлены гирями.

Он хочет проснуться и спросить ― просто спросить…

Он не уверен, что хочет услышать правду.

Ну почему он не откинул плиту раньше? Почему тянул?

И… значит, он все-таки спит. Может, пройдет еще немного времени, и он проснется в родных апартаментах, в своей новой комнате, выйдет в гостиную, а там Снейп…

Живой и невредимый.

На которого не падали никакие тяжелые плиты. А если и падали, то только в ночных кошмарах…

― Гарри, Гарри, просыпайся! ― Кто-то тормошит его за плечо, ласково и негромко приговаривая.

Он делает неимоверное усилие и приоткрывает глаза, в которые тут же бьет неприятный белый свет. Он морщится, но пытается снова. Ему надоело быть во власти спутанного сознания, которое уже начало рисовать картинки одна другой страшнее. Марево рассеивается, и Гарри начинает видеть: белый потолок, белое покрывало, белые перегородки, склоненную над ним мадам Помфри…

Больничное крыло.

В первый раз после подобной магической встряски Гарри лежал в своей комнате. А сейчас он здесь. Наверное, потому, что Снейп не может за ним ухаживать. Может, ему плохо ― так плохо, что он не в силах даже ему воды подать. А может он…

Гарри не хочет продолжать.

― Ты очень долго спал. ― Мадам Помфри меняет ласковый тон на более сдержанный, превращаясь в привычно строгую медсестру.

― Сколько? ― хрипит он. В горле пересохло.

― Сутки, ― сообщает та. ― К тебе приходили друзья…

― Кто? ― Гарри приподнимается на локтях.

― Рон Уизли, Невилл Лонгботтом, ― перечисляет медсестра. ― Чуть позже тебя навестила Гермиона Грейнджер…

Рон. Рон приходил к нему.

― Что они говорили? ― бормочет он, потирая лоб. ― Я ничего не помню…

― Рассказывали, чем закончилась битва с теми чудовищами. ― Мадам Помфри хмурится, складывая руки на груди. ― Я не разрешила им долго здесь быть…

― Их растворили? ― с надеждой спрашивает Гарри.

― Разумеется.

― И цветные струйки растеклись по полу? ― зачем-то спрашивает он.

― Мистер Филч очень этим недоволен, ― помолчав, говорит мадам Помфри. ― Краска въелась так, что полы нужно мыть с ацетоном много раз, и магия здесь бессильна.

― А Снейп? ― вырывается у него прежде, чем он успевает подумать.

Ведь к ответу он по-прежнему не готов.

― Профессор Снейп, ― строго поправляет его Помфри, а у Гарри отлегает от сердца: стала бы она придираться к мелочам, если бы все было так плохо?

― Где он? ― внутри у него все сжимается.

― Отдыхает в конце палаты. ― Мадам Помфри неопределенно машет рукой, а Гарри поспешно спускает ноги с кровати. Та его тормозит:

― Куда собрался? Я не разрешала тебе вставать. А разбудила, чтобы ты выпил вот эти зелья…

Да плевать ему на зелья! Гарри сползает с кровати, несмотря на то, что Помфри пытается удержать его на месте. Да, голова кружится, ноги дрожат, колени подгибаются ― состояние еще то. Но все что ему нужно сейчас ― увидеть Снейпа.

И он справится. Он дойдет.

― Его нельзя тревожить! ― Мадам Помфри идет следом, но к счастью, не дергает за руку и не пытается увести обратно. Гарри, пошатываясь, заглядывает в каждую секцию, перегороженную белыми непрозрачными полотнами, а эта огромная палата все никак не заканчивается. Он просто хочет проверить каждую койку, вдруг медсестра что-то напутала…

Он не хочет пройти мимо цели.

А еще не хочет дойти до конца палаты и не обнаружить Снейпа нигде…

И узнать, что его просто обманули. Чтобы он не тревожился раньше времени, пока еще не восстановил свои силы.

Нет ничего страшнее такой лжи.

Вот она, последняя перегороженная секция. Гарри останавливается перед ней. Нужно заглянуть, но он не может…

Просто не может.

Ведет себя, как последний трус.

Волевым усилием он делает шаг вперед, а потом стремглав бросается к кровати, которая, к счастью, не пуста.

Снейп лежит на постели поверх одеяла в той же одежде, в которой был, разве что штанина на левой ноге обрезана чуть ли не полностью: вся его нога закована в толстый белый гипс, который выглядывает из-под мантии. К слову, он укрыт своей мантией, а не одеялом. Наверное, потому, что в больничном крыле жарко, даже душно.

Он спит, рвано дыша, а его ресницы то и дело вздрагивают, словно у него сон не глубокий.

Гарри, ворвавшись в секцию, немного не рассчитывает движения ― координация у него все еще нарушена ― и почти падает на кровать. Снейп вздрагивает и просыпается. Гарри утыкается лицом ему в грудь, но тут же испуганно подается назад: там что-то выпуклое и непонятное…

― Осторожнее. ― Мадам Помфри отстраняет его. Она приподнимает мантию, открывая обозрению перемотанную руку Снейпа, лежащую как раз на груди.

― Ой, простите… ― шепчет Гарри. ― Вам больно? Я не хотел…

― Нет, ничего, ― тот откашливается и слабо тянет к нему здоровую руку.

Гарри тут же берется за нее и мягко сжимает, стараясь не плакать: это сейчас ни к чему. Ведь все хорошо, не так ли?

Они выжили.

― У него несколько ребер сломано. ― Помфри потихоньку закипает. ― А ты набросился на него, будто перед тобой здоровый человек!

― Ничего, ― повторяет Снейп.

Они выжили. Гарри не перестает это про себя повторять.

Это единственное, что сейчас важно.

― Все-таки тебе придется выпить зелья, не отвертишься! ― сердито проговаривает мадам Помфри. ― Ты можешь побыть здесь, но тихо, и не делай резких движений, на нем живого места нет!

Гарри вздрагивает от ее слов. Эйфория, накрывшая его от осознания, что все самые страшные опасения не сбылись, проходит, оставив лишь чувство давящей вины.

Хотя он вроде ни в чем не виноват… ну, разве что перекрасил часть волос Снейпа, к тому же нечаянно. К слову, эта прядь все еще малиновая ― мадам Помфри, видимо, не посчитала нужным вернуть ей нормальный цвет. Но не в этом дело. Речь о том, что он не убегал никуда, а делал то, что ему велят. Тогда почему так тягостно на душе?

― Как вы? ― задает он банальный и очень глупый вопрос. Ведь очевидно же, что не очень.

― Намного легче, ― задумчиво проговаривает Снейп, глядя на него каким-то странным особенным взглядом, каким раньше никогда не смотрел, а может Гарри просто не замечал. ― Мне сразу стало легче, когда я увидел тебя.

Он не добавляет «живым», но это слово повисает в воздухе.

Гарри молчит, борясь с комом в горле.

― Твой феникс, ― слышит он и с трудом выныривает из тяжелых мыслей, которые накручивась, только усиливают безысходность, которая сдавливает грудь. И он не может понять, почему, откуда это взялось? Ведь все же хорошо, могло быть в разы хуже…

Снейп смотрит на него так, словно ожидает реакции.

― Что ― феникс? ― бормочет Гарри, немного сердясь на то, что его заставляют вновь и вновь выкарабкиваться на поверхность реальности. Где все выжили, и надо бы праздновать… но отчего-то не празднуется.

― Ну, которого ты нарисовал, ― сжимает его руку Снейп. ― Он нашел нас, а потом каким-то образом позвал остальных, и нас спасли.

Гарри вспоминает легкое прикосновение к своей щеке. Его маленький феникс Никки ― он его совсем забросил. Слишком погрузился в свои проблемы, и его питомец был предоставлен сам себе. Становится совестно, ведь тот его не забыл и прилетел на помощь в самый нужный момент…

Гарри вдруг понимает, в чем дело.

В том злосчастном дне, который изменил все. Который показал, насколько хрупка жизнь и не подвластна никакому контролю. Вчера ― Дамблдор со своими навязчивыми идеями их разлучить, сегодня ― нарисованный монстр, а что завтра ― Министерство и Азкабан?

Что их ждет в этом мире? Их ― никому не нужных маглов, от которых одни проблемы?

А если они и нужны, то только для каких-то целей. Не просто так. И не ради их счастья. Как Эйлин, которая была для всех живым экспериментом. Но ее саму никто не жалел и вряд ли любил…

Гарри невольно вспоминает слова Олливандера, продавца волшебных палочек, о каком-то Пророчестве…

Ведь старик с фанатичным блеском в глазах явно намекал, что Пророчество предсказало их появление здесь задолго до этого времени.

Что это значит? Что у них здесь есть какая-то миссия, о которой они не знают? Кажется, Дамблдор в курсе дел, недаром же он каждый раз так смотрит на Гарри ― пристально и оценивающе, мол, справится ли? Ладно еще он сам. Но Снейп не может выполнять никаких миссий. Разве не понятно? И вообще, почему бы всем этим пафосным магам не оставить их в покое?

― Простите меня, ― шепчет он, глядя в одну точку. ― Все это совсем неправильно… Так не должно быть. Я хотел как лучше, но затянул в этот мир, в котором все идет наперекосяк… Вы и сына не нашли, и сами чуть не погибли…

― Не стоит извиняться, ― перебивает его Снейп, подхватывая здоровой рукой сползающую на пол мантию. ― Ведь сына я нашел.

Гарри смотрит на него и не верит своим ушам.

― Вы что… вы серьезно? ― вырывается у него.

― Серьезнее, чем всегда. ― Снейп улыбается, что ему не свойственно.

Гарри передергивает плечами. Может быть, профессор от стресса сошел с ума? Ведь такое бывает…

Или… он говорит правду?

― Мариус?.. ― Голос звучит тоньше и надрывнее, чем он предполагал. ― Мариус здесь? Вы его нашли… Он в больничном крыле, да? Он…

Гарри вскакивает, озираясь. Ох, зря он так ― в глазах появляются черные точки, пол и кровать кружатся, словно палата превратилась в огромную карусель. Превозмогая тошноту, он внимательно осматривает маленькую огороженную комнатку и на всякий случай заглядывает под кровать, отчего чуть не падает, потеряв равновесие.

Он слышит тихий смех и, выпрямляясь, пораженно смотрит на Снейпа.

Тот никогда не смеялся, когда речь шла о Мариусе. Да он вообще никогда не смеялся! Что-то явно не то…

Значит… Мариус и правда нашелся.

― Ты не там ищешь. ― Снейп снова протягивает ему руку. Гарри медленно подходит и садится рядом с ним на кровать, нахохлившись.

― Я рад, что вы его нашли, ― выдавливает он, не глядя на него. Он не понимает, что творится внутри. Гарри действительно рад… должен быть рад. Но ему кажется, что только что он потерял что-то дорогое.

Нет. На самом деле он потерял все. Все, что у него было. Все, о чем он мечтал.

Что ж, у любой сказки есть конец. Для Снейпа это самое лучшее завершение истории, не так ли?

― Тогда почему… почему вы все еще здесь? ― бормочет он, скользя взглядом по белой перегородке, где глазу не за что зацепиться. ― Ведь ваше желание исполнилось… вы должны были перенестись обратно, вместе с Мариусом.

О себе Гарри молчит. Для него в этом уравнении явно нет места. И это одна из причин, почему он ненавидит алгебру. Там все слишком очевидно и бескомпромиссно. Там не бывает вариантов, там только один ответ правильный, все остальные бьют мимо цели. И Гарри всегда ошибается. Всегда.

― При чем здесь Мариус? ― слышит он и медленно переводит взгляд на Снейпа.

― Как при чем? ― Гарри пожимает плечами. ― Вы же сказали, что нашли сына…

― Да, нашел. ― Взгляд Снейпа становится удивительно теплым. ― Мариус умер два года назад, Гарри. Пора бы смириться.

― Я вас не понимаю. ― Горло перехватывает от волнения.

― А что понимать? ― Снейп приподнимает брови. ― Разве у меня есть кто-то, кроме тебя?

― Я? ― вырывается у него. Так же пискляво и почти на грани истерики. ― Но как же… вы хотите, чтобы я…

― Да, Гарри. ― Глаза Снейпа подозрительно блестят. ― Именно здесь я тебя нашел. Хотя мог это сделать раньше. Намного раньше.

― Но… я не смогу, ― из горла вырывается всхлип прежде, чем Гарри успевает зажать рот рукой. ― Не смогу заменить Мариуса… Я не такой… я…

― Опять ты за свое. ― Снейп приподнимается и ловит его за одежду, потому что Гарри уже почти встал, чтобы отойти в сторонку и там пореветь от жалости к себе. ― Ведь когда в семье несколько детей и один умирает, у других не стоит задача заменить собой умершего. Каждый на своем месте, а утрата остается навсегда утратой, той самой раной в душе, которая медленно, но все же заживет со временем, а на ее месте останется шрам, который хоть уже и не болит, но напоминает о потере. Со временем это напоминание перестает вызывать острую боль, только светлую грусть. Никого нельзя заменить, незачем и пытаться.

― Все равно… я не понимаю.

― У меня два сына, ― терпеливо продолжает тот. ― Один из них умер, а другой остался со мной. И этот другой ― на своем месте в моем сердце. На своем законном месте.

Снейп все еще сжимает пальцами его рукав и немного притягивает к себе, будто хочет обнять. Гарри подается вперед, но застывает на полпути. Его сковывает мысль, что все услышанное окажется только плодом его воображения. Он видит, как на мантии, служащей покрывалом, расплываются темные пятна от его слез.

― Гарри… я пойму, если ты не захочешь… после всего. ― Голос Снейпа дрожит.

― После чего? ― Он невольно вскидывает глаза.

― Я много раз вел себя как последний придурок. И трус. Говорил о доверии и сам не доверял… А теперь, когда натворил кучу глупостей, я больше всего на свете хочу стать твоим отцом. Какая ирония, правда?

Его голос звучит с нескрываемой горечью и надеждой, которая просачивается через рваное дыхание.

― Вы просто были немного строгим иногда, вот и все, ― тихо говорит Гарри. ― А в целом хорошо заботились обо мне.

― Нет… это не то. Я хочу стать им по-настоящему, понимаешь? Чтобы ты не сомневался во мне и знал, что ты мне нужен… намного больше, чем я нужен тебе. И… что я люблю тебя. ― Голос Снейпа становится совсем тихим, и у него дрожат губы. ― Это мое самое большое желание.

Гарри только дергает плечами, боясь разрыдаться в голос.

― Вы намного лучше, чем придурок, ― выдавливает он, шмыгая носом.

― Спасибо за комплимент. ― Снейп нервно смеется.

― А еще вы хороший опекун... мне другого и не надо, вы знаете. ― Гарри хочет сказать больше, но просто не может.

― Это значит… да?

И снова эта затаенная надежда в голосе.

― Да, ― просто отвечает Гарри.

Судорожный вздох ― и Гарри оказывается крепко прижатым к нему. Снейп игнорирует свою больную руку и сломанные ребра и держит его так крепко, словно боится потерять. Не успевает Гарри насладиться новыми чувствами и осознанием того, что его самое заветное желание сбылось, как что-то легко подхватывает его и кружит, как легкий вихрь. Его всего обдает морозным воздухом. Может, в больничное крыло ворвался сквозняк?

Гарри медленно отстраняется от Снейпа и осматривается. Старые витражные окна с полукруглым верхом, треснутая крупная плитка на полу, кабинки, одна с перекошенной дверцей, до боли знакомая…

Гарри почему-то стоит, хотя он не вставал с кровати, и… Снейп тоже, хотя у него сломана нога. Они держатся за руки ― как в тот самый день, который полностью перевернул их жизнь.