Песнь Холмов (джен)

Полуденный зной окутывал набережную Пуэрто-Вальярта, лениво пульсируя над каменной мостовой и палящим песком. Жаркий июнь в этом маггловском курорте на побережье Тихого океана заставлял даже местных прятаться в тень, и улицы были не так уж и людны. Морской бриз приносил с собой солёную сырость, но не облегчение: воздух был густым, липким, словно накрытый влажным покрывалом.

Томас Гонт уже несколько дней находился здесь — инкогнито, в маггловской одежде, скрыв свой след и ауру. Даже в одежде с магической защитой от жары ему становилось тяжело: заклинания давали лишь временную передышку, и он с трудом спасался от перегрева. Сидя в тени уличного кафе, он с раздражением отложил стакан с тёплым лимонадом и провёл рукой по лбу.

Он бы с удовольствием оказался здесь раньше — в конце весны, когда солнце ещё не превращало город в раскалённую плиту. Но с ноября прошлого года времени на отдых не было вовсе: круговорот событий закручивался всё быстрее. Следственные дела, экстренные совещания, постоянные доклады Конклаву — казалось, что даже на еду не всегда хватало времени, не то что на поездку в солнечную Мексику.

После разгрома Братства Теней начались допросы и следствие. Один за другим задержанные маги открывали шокирующие подробности. От их признаний в Отделе Тайн буквально стыла кровь.

Да, жестокость ритуалов и масштаб задуманного были ужасающими — это было ожидаемо. Но то, что стало настоящим ударом, особенно для старых чистокровных фамилий, — источник и мотивы возникновения Братства. Аристократия, веками убеждённая в своей непогрешимости, не ожидала, что именно она стала почвой для рождения столь радикального движения.

Братство Теней действительно возникло в середине XIX века. Основателем его был Бенжамин Риверн — прадед Бенедикта, человек, чьё имя теперь упоминали с опаской. Появившийся на свет в семье двух маглорожденных, презираемых и гонимых даже среди отбросов Лютного переулка, он с самого детства впитал в себя унижение, насмешки и презрение окружающих. И всю свою жизнь посвятил одной цели — созданию организации, способной тайно влиять на политику, на пророчества, на самосознание магического мира. Управлять Британией через пророков, тщательно выверенные послания и страх перед будущим. И в перспективе создание мирового магического империума.

И у него получилось.

Эффект инверсии впервые был зафиксирован в Германии — той самой Кафедрой Пророчеств, которая принимала в свои ряды не по статусу крови, а по размеру пожертвований. В эту структуру попадали все, кто был готов финансировать исследования, независимо от происхождения. Возможно, именно поэтому многие открытия кафедры опережали своё время — свобода мысли рождалась там, где не было страха перед «нечистой родословной».

Фактически Братство Теней стало единственной организацией в Британии, которая всерьёз занималась адаптацией маглорожденных к жизни в магическом мире — пусть и по-своему, пусть и с явным уклоном в паранойю и радикализм. Да, у них определённо съехала крыша. Но свою задачу они выполняли. И делали это, как ни парадоксально, куда эффективнее, чем все официальные структуры вместе взятые.

Когда он под именем Джона Смита огласил эти сведения на заседании Конклава Лордов, зал взорвался. Буквально. Кто-то кричал, кто-то брызгал слюной, кто-то грозил дуэлью на месте. Но кульминация наступила позже.

Когда глава Отдела Тайн, сохраняя хладнокровие, пошёл ещё дальше и поведал о программах адаптации маглорожденных, уже действующих много лет в Уэльсе и Шотландии, — да ещё и тонко намекнул, что подобное планируется внедрить и в Англии, — вопли возмущённых лордов достигли таких высот, что, казалось, вот-вот обрушится крыша зала.

Несмотря на стойкое, почти ритуальное неприятие маглорожденных в магическом обществе Британии, за последние полгода произошли по-настоящему кардинальные перемены.

Во-первых, в Хогвартсе наконец был введён подготовительный курс адаптации для детей из немагических семей. Теперь первокурсников обучали основам устройства магического мира, знакомили с его традициями и культурой — не только британской, но и континентальной. Это стало первым реальным шагом к интеграции и уважению иных корней.

Во-вторых, был подписан долгожданный контракт с германо-швейцарской компанией на ремонт и модернизацию защитного комплекса чар Хогвартса — единственной крупной школы магии в Британии. Сколько крови выпили у Томаса с этим решением, знали лишь немногие. Сопротивление было ожесточённым не только в Конклаве Лордов, но и в Визенгамоте.

Признать, что британские мастера не справляются, означало признать собственную некомпетентность. А осознать, что политический курс последних пятидесяти лет был глубоко ошибочным, и вовсе оказалось почти невыносимо.

В-третьих, был принят закон, закрепляющий за магической Британией статус самостоятельного государства — больше не анклав, не тень маггловской короны, не резервация под патронажем обычной Британии.

Магическая Британская Федерация отныне объединяла Корнуолл, Шотландию и Уэльс, заявляя о себе как об отдельной суверенной структуре. О включении Ирландии речи уже не шло — Высший Совет Трёх, состоящий из древнего ордена друидов и жрецов Старых Богов, отказался не только от объединения, но и от самих переговоров.

Тем не менее, даже такой весьма условный шаг к единому государству обернулся для Томаса Гонта седыми волосами и бессонными ночами.

Теперь Конклав Лордов официально стал верхней палатой магического парламента, а Визенгамот — нижней. И хотя структура выглядела внушительно, пока обсуждались уровни полномочий, границы ответственности и юридические формулировки, обе палаты напоминали скорее арены для дуэлей, чем органы власти. Дебаты были бурными, ругань — изнурительной, а компромиссы — хрупкими, как старый хрусталь.

Теперь Томас Гонт даже начинал понимать Альбуса Дамблдора с его странными, порой непостижимыми, а иногда и откровенно жестокими решениями. Старик никогда не был мягким миротворцем: он безжалостно давил оппонентов, не щадя даже бывших союзников, и крайне редко шел на компромиссы.

Опыт последних месяцев ясно показал Томасу: любые договорённости в магическом мире зыбки. Маги нарушали их с изяществом, достойным дуэлянтов и интриганов, а порой и с откровенным коварством, граничащим с извращённой изобретательностью. Поэтому Отдел Тайн лоббировал повсеместное подписание магических контрактов.

К слову, именно из-за Альбуса он оказался здесь, в Пуэрто-Вальярта. Виллу, ранее принадлежавшую беглому британскому политику, Томас нашёл быстро, но она уже несколько месяцев пустовала.

Особняк Дамблдора располагался на склоне одного из зелёных холмов, покрытых пышной растительностью. Сквозь окна террасы открывался панорамный вид на сверкающую океанскую гладь, где волны лениво накатывались на золотистый песок бухты.

Вокруг царила влажная, почти обволакивающая жара, а воздух был пропитан ароматами соли, тропических цветов и чего-то неуловимо пряного, напоминавшего о других мирах. В центре внутреннего дворика — бассейн с чистой водой, голубой и неподвижной, как зеркало.

После первых же суток, проведённых в прокуренном, душном номере магловского отеля, Томас сдался. Он захватил свой небольшой багаж и без колебаний перебрался на виллу бывшего врага — теперь, по иронии судьбы, оставленную будто бы специально для него.

Сидя по вечерам в плетёном кресле с бокалом текилы и папкой отчётов, он невольно ловил себя на мысли, что понимает, почему именно сюда сбежал Альбус Дамблдор.

Но дела не ждали. Британских политиков интересовала не вилла и не пейзажи, а исчезнувшие деньги — миллионы, вложенные в программы Дамблдора, след которых оборвался именно здесь. Томасу регулярно напоминали об этом через официальные запросы и неофициальные сообщения. И хотя формально он был здесь с инспекцией, всё чаще ловил себя на мысли, что не прочь оставить виллу для собственных нужд. Такого уюта, покоя и роскоши он не знал никогда — сирота, выросший в мрачном лондонском приюте, он и мечтать не мог о доме с видом на океан.

Увы, надежды на быструю находку не оправдались. Томас перерывал комнаты одну за другой — с магией и без, внимательно исследовал каждый ящик, каждую нишу, но никаких документов, тайников или даже намёков на то, куда исчез украденный фонд, не нашёл. Словно Альбус испарился, унеся с собой не только деньги, но и само своё прошлое.

Пришлось начать настоящее расследование. Магов в Пуэрто-Вальярта хватало — место давно стало негласным убежищем для тех, кто хотел исчезнуть с радаров, — но встречаться с ними Томасу не хотелось. Местные одарённые сильно отличались от европейцев. Потомки майя, креолы, жрецы древних культов и даже существа, не попадавшие под классификацию Британского Министерства — всё это вызывало у Гонта настороженность. Они отвечали неохотно, явно не доверяя «гринго». Для них он был чужаком, представителем далёкого, не слишком уважаемого мира.

Помог случай.

Томас неспешно прогуливался по одной из узких улочек старой части Пуэрто-Вальярты — в полуденном зное она была почти безлюдна, и только редкие тени пальм и облупившихся балконов давали спасение от солнца. Он собирался свернуть к рынку, когда внезапный зов пронёсся по переулку — тонкий, почти шипящий звук, который обычный человек бы не уловил. Но не маг, и тем более змееговорящий.

Он остановился, прислушался и, чуть прищурившись, свернул за угол. Там, в тени полуразрушенной стены, извивалась удивительно красивая змея — чешуя её отливала перламутром с проблесками зелёного и золота, словно в ней текла сама тропическая магия. Но красавица была ранена: один из боков сочился кровью, движения были судорожными.

Не раздумывая, Томас осторожно присел, заговорил с ней на парселтанге — тихо, почти нараспев, шепча простенькую песенку, которую когда-то придумал для своей змейки Наги в детстве. Голос его был нежен, в нём звучали тёплые воспоминания и обрывки забытого покоя. Змея затихла, как будто узнала что-то родное, и позволила себя взять.

Маг прижал её к груди, укутал полами мантии и без промедления аппарировал на виллу. Он был настолько сосредоточен на спасении своей находки, что не обратил внимания на окружающее.

А зря.

С крыши соседнего здания за ним внимательно наблюдали. В полумраке под навесом, скрытый чарами, стоял высокий человек с длинными тёмными волосами. Нижнюю часть его лица скрывала тонкая танья, а янтарные глаза неотрывно следили за английским магом, пока тот не исчез со змеёй в вихре аппарации.

Наблюдатель не проронил ни слова, не сделал ни единого движения. Лишь сжал в ладони порт-ключ и растворился в воздухе — так же бесшумно, как и появился.

Дома Томас без особого труда вылечил свою новую спутницу. Использовав свою собственную аптечку и несколько целительских заклинаний на парселтанге, он очистил рану и ускорил регенерацию тканей. Змея быстро пошла на поправку — уже к вечеру она вытянулась во всю длину и с ленивым довольством ласкалась к нему, обвивая запястья и шею тёплым, гибким телом.

— Хос-с-с-сяин-с, заботливый хос-с-сяин… — шипела она, скользя по его плечу. — Нагайна не забудет-с… Нагайна поможет-с…

Он назвал её в честь своей первой змеи — той самой Наги, что погибла в приюте, защищая его от наказания. Томас не придавал особого значения болтовне фамилиара — слишком много лет он прожил среди людей, чтобы всерьёз воспринимать речевую благодарность магических существ. Но с тех пор в город он выходил только в её сопровождении.

Змея всегда сидела на плече или обвивала его шею, не шипя ни слова, но следя за происходящим с холодной внимательностью.

Однажды на оживлённом рынкек нему подошла старуха — морщинистая, как высушенный инжир, с глазами черными, как ночь, и шлейфом чуждой давящей магии. На вид — одна из тех, кого здесь называли майа. Она склонила голову и негромко сказала:

— Потомок нагов кого-то ищет? Мы поможем. А ты поможешь нам.

— И как же вы мне поможете? — насторожился Томас. — И что я буду вам должен?

— Помочь просто. Нас много. Ты ищешь гринго. Мы найдём. Мы умеем искать. А ты… — она прищурилась и склонила голову к плечу, — ты вылечишь наших змей.

Он приподнял бровь. Вылечить змей? Что в этом сложного?

— И сколько их будет?

— Не больше десятка. — Старуха хитро улыбнулась. — Мы позовем.

Томас задумался. Это был странная, но любопытный встреча. В его положении лишние союзники, даже столь экзотические, не помешают.

Он кивнул.

— Договорились.

На следующий день Томас получил необычное письмо — его доставил яркий попугай с чётко наложенными чарами перенаправления. Маг по привычке проверил почту: внутри был порт-ключ.

Он не стал спешить. Аккуратно собрался, надел защитную мантию, положил в карманы с расширением аптечку с зельями, заправил волшебную палочку в кобуру, взял с собой Нагайну, которая тут же обвилась вокруг шеи, и только тогда вскрыл письмо.

Мгновение спустя его окружил вихрь магии — и он оказался… в террариуме. Огромная стеклянная конструкция, наполненная лианами, теплом и густым пряным запахом трав, находилась, судя по архитектуре, внутри какого-то храма. Высокие арки, каменные колонны, полустёртые изображения змей на стенах — место явно хранило древнюю силу.

Но Томас не стал тратить время на осмотр достопримечательностей.

Он засучил рукава мантии и, слегка склонив голову, обратился к шипящим пациентам. Змеи тянулись к нему, некоторые были с ранами, другие с воспалениями или остатками яда в крови. Маг не стал использовать зелья — хватило целительских чар его собственной модификации, произнесённых на парселтанге.

Шепча заклинания, он мягко касался змеиных тел, направляя поток магии. Всё происходило почти беззвучно, словно это был древний ритуал, не требующий слов на человеческом языке.

Спустя час всё было готово. Последняя змея с благодарным шипением уползла под листву. Томас выдохнул, стряхнул с ладоней остатки магии и поднял глаза, ожидая следующего шага.

Возле террариума бесшумно появился рослый мужчина. Он был высок, с длинными тёмными волосами, собранными у основания шеи, и глазами цвета расплавленного золота. Незнакомец не спешил заговорить — лишь пристально смотрел на бывшего Тёмного Лорда поверх тонкой, почти невесомой таньи, скрывавшей нижнюю часть лица.

На мгновение между ними повисло напряжённое молчание, наполненное только шорохом листвы и тихим шипением змей. Затем мужчина поднял руку — и в одной из стен террариума мягко, беззвучно распахнулся проход.

Жестом он предложил следовать за собой.

Томас не стал медлить. С лёгким кивком он шагнул вперёд, и двое мужчин скрылись в полутени под сводами древнего храма, уходящего вглубь, к неизвестному. Каменные плиты под ногами не издавали ни звука, а воздух стал плотнее, насыщенней, будто сам храм следил за каждым их шагом.

Маг, так и не назвавший своего имени, молча проводил мистера Гонта за пределы храмового комплекса. Стоило лишь переступить невидимую границу — и Томас почувствовал: магические искажения, мешавшие аппарировать, исчезли. Не колеблясь, он вернулся на виллу.

Теперь оставалось только ждать. И хотя внешне он сохранял спокойствие, внутри его не покидало напряжённое ожидание. Но сомнений в том, что местные выполнят свою часть сделки, у него не было — слишком уж серьёзно и последовательно они действовали.

Ожидание длилось три дня. Утром четвёртого ему доставили письмо — на этот раз его принёс ярко окрашенный экзотический попугай с лентой на лапке. Внутри не было порт-ключа, только аккуратно выведенные слова на толстой, плотной бумаге:

«Полдень. Набережная. Кафе «El Nido de la Iguana».

Томас усмехнулся. Кто-то здесь слишком хорошо знал его привычки, раз назначил встречу в его любимом кафе.

Неторопливо собравшись, маг аппарировал в небольшой закуток рядом с кафе El Nido de la Iguana, уютным заведением на набережной, утопающим в тени цветущих бугенвиллий. Название — «Гнездо игуаны» — вызывало улыбку у туристов и уважение у местных: здесь можно было выпить великолепный кофе, послушать шум прибоя и остаться незамеченным даже среди толпы.

Томас занял столик с прекрасным видом на океан и набережную, а заодно — с удобной позицией, позволяющей наблюдать за входом. Он неспешно пил холодный чёрный кофе с лаймом, разглядывая прохожих, но мысли его были сосредоточены: за две недели в Пуэрто-Вальярте он так и не нашёл ни одного следа беглого политика, ради которого приехал на другой конец света.

Через четверть часа в кафе вошёл высокий латиноамериканец в безупречном белом костюме. Он огляделся, заметил Томаса и неторопливо подошёл к его столику.

— У вас не занято? — спросил он по-английски с мягким, чуть растянутым испанским акцентом.

— Нет, прошу вас составить мне компанию, — ответил Томас вежливо. Он уже привык к тому, как много может сказать акцент — и поведение — о человеке, особенно в магическом мире.

— Хорхе Монтес, — сдержанно представился латинос и вежливо кивнул. — В определённых кругах меня называют интерпретадором — посредником. Я сотрудничаю с Советом Майа, если вам это о чём-то говорит. Обычно я помогаю... облегчить взаимопонимание между культурами.

Он сел напротив, жестом попросив кофе у проходившего мимо официанта.

— В данный момент, — продолжил он, — меня попросили побыть связующим звеном между вами и одним из местных племён. Насколько мне известно, вы оказали им услугу, а они пообещали… в ответ кое-что разузнать?

— Совершенно верно, мистер Монтес. Томас Гонт, представитель Магической Британии. Я разыскиваю Альбуса Персивала Вульфрика Брайана Дамблдора. В Конклаве Лордов ему хотят задать несколько вопросов.

Монтес усмехнулся одними глазами, слегка откинувшись на спинку стула. Было очевидно: дела гринго не особо его волнуют — по крайней мере, на личном уровне. Но он прекрасно в них разбирался. Он сделал паузу, дождался, пока официант принесёт кофе, и, не торопясь, отхлебнул.

— Мои клиенты узнали нужную вам информацию, — спокойно продолжил он. — В прошлом году названный вами маг действительно прибыл в Пуэрто-Вальярту. Жил очень уединённо. Позднее сюда приехал его брат — кажется, его звали Аберфорт, — и увёз его в Штаты. Самолётом.

Он чуть приподнял бровь, наблюдая за реакцией собеседника.

— Насколько мне известно, англичане не склонны пользоваться транспортом обычных людей.

— Вы можете сказать, чем здесь занимался Альбус Дамблдор? — уточнил Томас.

— Можно сказать, ничем. Он почти не покидал свою виллу. Вы, к примеру, выходите в город гораздо чаще.

— Понятно. Спасибо, — кивнул Томас.

— Вас интересует текущее местонахождение мистера Дамблдора-старшего?

— Разумеется.

Монтес кивнул, положил на стол перед британцем тонкую папку.

— Здесь всё, что вам нужно, — сказал он и, не прощаясь, направился к выходу.

Томас проводил его взглядом, дождался, пока тот исчез за дверью, и раскрыл папку. Майя его не обманули. Он нашёл то, что искал. Пора было двигаться дальше.

Говорите, маггловские самолёты?..

* * *

Томас Гонт шёл по просёлочной дороге лёгкой, неторопливой походкой человека, довольного жизнью. Сегодня утром его самолёт приземлился в Остине, штат Техас. Пройдя паспортный контроль, британец без лишних задержек арендовал машину и отправился на север — в небольшой городок под названием Мейсон. Именно в его окрестностях, среди холмов и дубрав, располагалось ранчо мистера Аберфорта Дамблдора.

Не доезжая до места, Томас решил оставить автомобиль на обочине и пройтись пешком. Особой необходимости в этом не было, но погода была на удивление мягкой, особенно после мексиканской жары, а окружающие пейзажи — по-настоящему живописны. По обе стороны дороги тянулись виноградники, запах травы смешивался с можжевеловым ароматом, воздух был чист и терпковат.

Свернув за поворот, Гонт подошёл к воротам ранчо. Ещё с нескольких шагов он ощутил мягкое гудение защитных чар, ровное, глубокое — почти как дыхание живого существа. Он уже протянул руку к сигнальному колокольцу, как за спиной раздался спокойный голос:

— Доброго вечера, мистер Гонт. Далеко же вас занесло.

Томас резко обернулся. Позади него стоял Аберфорт Дамблдор — в джинсах, потертых сапогах и ковбойской шляпе. Образ техасского фермера довершал маггловский револьвер, который он задумчиво вертел в руке, будто это был обычный камень, подобранный у крыльца.

— Пригласите усталого путника войти, мистер Дамблдор? — Гонт был подчеркнуто вежлив, хотя уже прикидывал, кого именно стоит вызвать из Британии на подмогу. В сотрудничестве с американскими властями он не сомневался — МакКиннон проделал за последний год внушительную работу по налаживанию контактов между странами.

— Отчего бы не пригласить соотечественника, — сухо отозвался Аберфорт. — Только учтите, это семейное ранчо. И я должен быть уверен, что моя семья будет в безопасности.

Гонту ничего не оставалось, как произнести универсальную формулу гостя — древнее обязательство, накладывающее ограничения на магические действия и поведение под кровом хозяина.

Ранчо Дамблдоров поразило его простотой. Перед ним оказался обычный каменный дом с террасой в техасском стиле. За ним — загон для коз и коров, поодаль — подсобные постройки и сарай. Атмосфера была самой что ни на есть обыкновенной, без следов магической показушности.

С ещё большим удивлением Томас заметил, что к ним с крыльца направлялась женщина — явно моложе Аберфорта, с прямой осанкой и резкими чертами лица, в которых угадывались индейские корни. Следом за ней — мальчишка лет девяти, тёмноволосый, смуглый, но с ясными голубыми глазами, узнаваемыми до боли.

— Знакомьтесь, мистер Гонт, — сдержанно произнёс Аберфорт, — моя жена Тала Куинн-Дамблдор. И наш сын — Брайан Аберфорт Дамблдор. Ужин уже на подходе. Составите нам компанию?

Ошеломлённый Томас кивнул. Он так спешил, что даже не подумал снять отель в Мейсоне, рассчитывая на быструю встречу и немедленное возвращение.

Тала накрыла на стол без лишней суеты. Меню было самое простое: ароматные говяжьи стейки, обжаренные с розмарином, свежий хлеб, салат и козий сыр — плотный, с терпким послевкусием. Ужин фермера. Честный, сытный, без изысков.

Томасу становилось всё интереснее. По докладам, брат бывшего директора Хогвартса часто надолго покидал Кабанью Голову, оставляя её на наёмных работников. Но чтобы вот это… жена, ребёнок, козы, сыроварня, ранчо посреди техасских холмов…

Гонт украдкой посмотрел на хозяина — тот ел спокойно, не торопясь, как человек, который давно нашёл своё место в жизни.

— Поговорим, мистер Дамблдор? — спросил Томас, когда ужин был закончен, а Тала, лениво взмахнув рукой, начала убирать со стола, левитируя тарелки.

— Почему бы не поговорить? Мне скрывать нечего, — отозвался Аберфорт, вставая. — Вы ведь за моим братом пришли? Пойдёмте. Сейчас Тала позовёт его домой ужинать.

Томас с интересом последовал за хозяином на задний двор, но, сделав несколько шагов, застыл как вкопанный.

На залитой тёплым светом закатного солнца поляне, среди кустов и цветов, прыгал с сачком за редкими бабочками коротко стриженный и гладко выбритый старик в пёстром халате. Без своей знаменитой бороды, длинных волос и очков-половинок он был почти неузнаваем.

Зрелище казалось жалким. Почти карикатурным. Томас Гонт, столько лет мечтавший вернуть должок, стоял в молчании, глядя на человека, который ради своей выгоды почти сломал его жизнь. Но сейчас он не чувствовал ничего. Ни злорадства, ни торжества, ни отмщения.

Самое главное — от бывшего величайшего мага современности не ощущалось даже тени магии.

— Он что… сквиб? — медленно выдавил Томас, обернувшись к Аберфорту.

— Да. Мой брат полностью потерял магию, — спокойно ответил тот. — И, признаться, я даже рад, что его разум не в состоянии это осознать. Он живёт… в своём детстве. Где бабочки важнее власти и денег. Вы удовлетворены?

Гонт долго молчал.

— Нам ещё надо обсудить дела, — напомнил Аберфорт уже спокойнее, чуть мягче. — Пойдём, пока солнце не село.

Они вернулись на веранду и уселись в плетёные кресла, где в воздухе всё ещё держался запах жареного мяса и можжевельника.

— Давайте уж на чистоту, мистер Гонт, — заговорил Аберфорт, откинувшись на спинку и нахмурившись. — Я человек честный. На это ранчо я заработал своим многолетним трудом, собственными руками. В Британии, благодаря проделкам моего братца и репутации семьи, я и жениться-то не мог. А здесь, в Америке, всё иначе. Маги живут поодаль, в анклавах, и соблюдать Статут проще некуда. МАКУСА особо не лезет в дела тех, кто обосновался в глубинке.

Он на мгновение замолчал, взглянув на вкрадчивый свет фонаря, освещающий край террасы.

— Моя семья для Нью-Йорка слишком… эксцентрична. Жена — из племени чероки, дочь шамана. Да и сам я — не совсем столичный тип. Так что бы там ни было, к делам Альбуса я отношения не имею. Я просто… забочусь о нём. Как ни крути — родная кровь.

Томас молча кивнул. Аберфорт говорил спокойно, без тени обиды или позы.

— Если уж о деле, — продолжил хозяин, — после прошлого Самайна брат прислал мне письмо. Сам написал. Ему стало совсем плохо. Понимая это, пока ещё мог, обратился ко мне. Я, как только смог, прилетел к нему в Пуэрто-Вальярта. Он просил остаться, но что мне там делать? Поэтому я забрал его сюда.

Аберфорт посмотрел в сторону двора, туда, где среди высоких трав бродил его брат, как будто в ином времени.

— Особняк мне не нужен. Хотите — оформлю на вас. Вы, как говорится, достаточно натерпелись из-за Альбуса. Не хочу, чтобы на наш род легли чужие долги. Верну всё, что можно. Документы на опекунство у меня в порядке. Магловские, но МАКУСА их принимает. А когда был на вилле, собрал все документы, ключи от сейфов, бумаги. Деньги Альбус перевёл в магловский банк, держал в долларах. Артефакты и книги — в сейфах Гринготтса. Пойдёмте, всё вам передам. Мне чужого не надо.

Томас сидел, будто прибитый к креслу. Он не ожидал… не того, не такого тона, не таких слов. Всё казалось слишком простым. Слишком честным.

Он посмотрел в сторону дома. За стеклом промелькнул силуэт Талы, уносящей пустую посуду. Где-то дальше послышался звонкий голос мальчишки. И внезапно Гонт почувствовал, что всё идёт так, как должно.

На следующее утро они вновь встретились — уже в центре Мейсона, у офиса нотариуса. Аберфорт оформил сделку официально: недвижимость в Пуэрто-Вальярта теперь числилась на Томаса Марволо Гонта. Переводы с магловского счета также были переоформлены. Всё прошло гладко — даже удивительно.

К вечеру, уставший, но настороженно довольный, Томас сидел в номере мотеля за дешевым столиком, с ужасом взирая на кипу документов. С каждой страницей он чувствовал, как на него наваливается то, что он не выносил — финансовая ответственность и отчетность.

Он резко встал, подошёл к дорожной сумке, достал двухстороннее зеркало и коротко произнёс:

— Люциус. Срочно мне нужна твоя помощь. Вопрос финансовый.

Он знал: Малфой не замедлит. В этом хаосе кто-то должен был навести порядок, и Томас понимал — в цифрах и тайных механизмах банковской системы Люциусу равных не было.

Малфой, как всегда, не подвёл.

Утром следующего дня он прибыл в Остин на личном самолёте, а оттуда аппарировал прямиком в мотель к Томасу — по метке. Времени на раскачку не было, и Гонту пришлось вкратце пересказать ведущему финансисту Вальпургиевых рыцарей все свои похождения за последние две недели — от приключений в Порте-Вальярта до разговоров с Аберфортом и юридических тонкостей опекунства и передачи собственности.

Выслушав рассказ, Люциус лишь усмехнулся и тут же предложил сменить обстановку.

— Слишком мрачно для таких сводок. Полетели на виллу. У меня самолёт под боком, Порте-Вальярта — идеальное место для анализа юридических и финансовых катастроф.

Томас недолго думал. Через пару часов оба уже летели в личном самолете Малфоев — с напитками, кондиционером и полной конфиденциальностью.

Спустя день они сидели в шезлонгах у бассейна, разложив на столике кипу документов, доставленных с техасского ранчо. Солнце клонилось к закату, в воздухе витал аромат лайма и соли, но магов интересовали не коктейли, а документы, банковские расписки и гоблинские соглашения, финансовые отчеты.

Новость о юридически оформленной деменции бывшего председателя Визенгамота вызвала у Малфоя неподдельную радость.

— Устроим ужин, — заявил он. — В лучшем ресторане города. Не каждый день падает такая фигура.

Позже, уже за столом с морепродуктами и белым вином, он подробно разъяснил Гонту, какой ловушки им удалось избежать.

— Альбус был не просто манипулятором, он — архитектор с великой любовью к искусству обмана. Все бумаги оформлены так, что без добровольного содействия Аберфорта ты бы не получил ни цента. Ни виллы, ни сейфов и счетов, ни доступа к личным архивам. И если бы не этот прямолинейный козовод, всё богатство утекло бы в туман.

Томас только хмыкнул — благодарность у него обычно выражалась действиями, а не словами.

Малфой продолжил:

— По моей информации, Аберфорт продал «Кабанью голову» ещё прошлым летом. Исчез с радаров задолго до побега брата. Так что он заранее знал, что замышляет братец. И, между прочим, не стал нам мешать. Это, знаешь ли, поступок.

Сложнее всего оказалось с сейфами — набитыми книгами, магическими артефактами и документами, — которые Альбус предусмотрительно держал в британском филиале Гринготтса. Формально всё содержимое числилось собственностью Фонда Мальчика-Который-Выжил.

— То есть юридически это фондовые сейфы, — объяснил Люциус. — С ключами на предъявителя, но правом распоряжения — исключительно у доверенного лица. И этим лицом, разумеется, был сам Дамблдор. Красиво обошёл все правила. Явно у маглов научился.

Он сделал паузу, затем добавил с насмешкой:

— Так что мне тоже пришлось мысленно поблагодарить Аберфорта. Без его доверенности эти двери мы бы не открыли никогда.

— Ирония в том, — тихо заметил Томас, — что никакого Гарри Поттера вообще не существует.

— Именно. Но существует мисс Изабелла Поттер. И вот тут начинается самое интересное. В одном из сейфов, согласно описи, находятся книги из личной библиотеки рода Поттер. Как они попали к Альбусу — загадка, но юридически они принадлежат только ей. Более того, в бумагах есть упоминания о книгах и артефактах, вывезенных из разрушенного дома МакКиннонов. Ими тоже распоряжался Альбус — якобы временно, якобы для «безопасности». Их следует вернуть Келлану.

Малфой достал отдельную папку и передал её Гонту.

— Здесь копии из личного архива Великого Светлого. Настоящий компромат, если копнуть. Таких «эпизодов» десятки, если не больше.

Гонт молча пролистал бумаги, не задавая лишних вопросов. Он мысленно стонал — эта война только начинается, опять мордредов Визенгамот!

* * *

После Самайна прошлого года в жизни Изабеллы наконец наступила долгожданная тишина.

Без тревог, без слежки, без постоянного напряжения — теперь она могла гулять, куда захочется, пусть и с портключом на случай экстренного возвращения, но главное — одна. Ей начали доверять. И это было непривычно.

Мэгвин, как и обещала, взялась за её обучение основам целительства. Занятия проходили в ясной тишине Полых Холмов, среди ароматов лечебных трав, старинных книг и спокойных разговоров о свойствах крови и растущей луны. Изабелла впитывала всё с жадностью: анатомия, магические паттерны, энергетика живого тела, зелья восстановления и снов. Девочка готовилась к сдаче СОВ, но уже знала: после экзаменов она поедет в Академию Целительства и Зельеварения в Салерно. Её имя уже числилось в рекомендательных списках, а приглашение лежало в сундуке с гербом рода Поттер.

Она много переписывалась — с подругами, с наставниками, даже с представителями Института друидов в Ирландии. Зимние каникулы прошли особенно радостно: девочки устроили девичник в Карнарфоне — с тёплым пледом, домашним какао, заклинаниями на удачу и разговорами до рассвета. Был смех, глупости, обмен амулетами, первая настоящая радость без примеси страха.

Весной, с наступлением равноденствия, они с Мэгвин отправились в Уэльс — в святилище Керридвен. В тот день из круга вывел их сам ветер: с тихим шелестом трав, с колыханием воды, с откликом в крови. После посещения святилища Белла изменилась. Магия её стала глубже, сильнее, спокойнее. Она могла слышать сердцебиение земли, улавливать ритмы ветра, читать знаки в пепле костра. Мэгвин лишь кивнула: всё идёт так, как должно.

Иногда к ним заходил мистер Блэк — Сириус. Навещал с виду просто так, без предупреждений, с бутылкой ликёра для Мэгвин и собачьей улыбкой. Его жена, как он смущённо сообщил, ждала ребёнка. Казалось, это известие удивило его не меньше, чем окружающих. Он долго стоял у очага, то спрашивая про зелья для будущих матерей, то просто молча глядя на Беллу — будто искал в ней следы Джеймса, которых никогда не было.

А летом, на четырнадцатилетие, Мэгвин повезла Изабеллу в поместье Лонгфорд — старинную усадьбу в Кенте, принадлежавшую Поттерам, покрытую розами, плющом и защитными чарами. Там в полночь они провели Ритуал Пробуждения. Белла стояла босая на каменном круге с венком из вереска на голове, с каплей крови на губах, когда над ней раскрылась первая из внутренних дверей. Поместье приняло её как наследницу, магия рода откликнулась. Это было начало.

И её жизнь больше уже не казалась чужой.

Через несколько дней после ритуала пробуждения в Лонгфорде в Полых Холмах появились неожиданные гости — мистер Гонт и лорд Малфой. Приехали не с пустыми руками: Томас торжественно передал Изабелле плотную папку с официальными бумагами, а Люциус — ключ с эмалевым гербом Гринготса.

— Поздравляю, — сказал Малфой, слегка кивнув. — Вы — законная владелица содержимого сейфа номер четыреста семьдесят три. Вернули наконец всё, что принадлежит вам по праву.

Внутри сейфа, как пояснил Гонт, находились книги, артефакты и личные вещи из дома Поттеров. Всё это ранее находилось в закрытом архиве и сейфах Альбуса Дамблдора и было конфисковано специальной экспертной комиссией Министерства. Комиссия действовала молча, методично, без огласки — в отличие от прессы.

Следовало отметить, что Ежедневный Пророк гремел на всю магическую Британию уже почти год. Статьи, расследования, фельетоны — одна грязная история за другой всплывали на поверхность, обрушиваясь лавиной на некогда неприкасаемых.

Но ни Изабелла, ни Мэгвин особо не следили за новостями.

Что им было до того, что Бенедикт Риверн, известный как Тень Говорящего, оказался главой Братства Теней? Или что он умер в Мунго, обезумев, сжигая собственные воспоминания? Не надо было чужие сущности из Изнанки в этот мир тянуть — за всё приходится платить.

Бывший директор Хогвартса оказался в эпицентре грандиозного скандала. Вскрылось его участие в афере с «усовершенствованными вакцинами» от драконьей оспы — тех самых, что, по мнению специалистов, лишь усугубили эпидемию. Выяснилось, что именно он стоял за распространением сомнительных зелий, и он же получил основные дивиденды от катастрофы. Доходы шли через подставные структуры, половина которых была связана с Братством.

Общество негодовало, Министерство оправдывалось, в школе проходили проверки. Репутация Альбуса Дамблдора рухнула окончательно. Минерва МакГонагалл, не выдержав позора и давления, подала в отставку и уехала во Францию к дочери. Хогвартс лишился ещё одного символа старого времени.

Скандалы не прекращались. Казалось, каждый месяц приносил новую сенсацию: тайные завещания, незаконные ритуалы, исчезнувшие дети, сокрытые пророчества. Для публики это было шоу, бесконечный сериал с громкими именами и трагическими развязками.

А в Полых Холмах царила тишина. Белла училась. Варила зелья. Писала письма подругам. Вела записи в свой первый настоящий лечебник. Она впервые чувствовала себя живой — не целью, не оружием, не объектом, а просто собой.

И всё же, когда в руки ей попали документы из сейфа — с экслибрисами Поттеров, с личными записями её бабушки Юфимии, с амулетами, созданными руками её деда, — сердце дрогнуло.

Оказалось, всё это время скандалы имели к ней самое прямое отношение.

Но теперь правда была у неё в руках.

Документы они с Мэгвин читали вместе в тишине библиотеки Полых Холмов под мягкий магический свет и шелест страниц. Изабелла держалась как могла, но, когда наткнулась на первое письмо, написанное рукой матери, — с аккуратным, почти детским почерком, с ошибками, перечёркнутыми и исправленными на полях, — слёзы всё-таки выступили на глазах.

Мэгвин молча обняла её за плечи, позволив девочке проплакать столько, сколько нужно. Это не была истерика — это было прощание. С той собой, которая всё это время жила с чувством утраты и предательства, с девочкой, которая винила родителей за их слепую веру в чужих людей, за письма, доверенные не тем, за мечты, не защищённые от реальности.

Она плакала тихо, сдержанно, по-взрослому, как плачут те, кто многое пережил, но не позволил боли себя уничтожить.

— Они хотели как лучше, — прошептала она не то себе, не то наставнице. — Но это больше не важно. Я отпускаю их.

Когда последняя подпись была прочитана, когда последний лист лёг на стол, Белла глубоко вздохнула. Она вытерла глаза, привела в порядок волосы и подняла голову.

— Я выбираю жить. Не мстить, не разбираться бесконечно, не бояться. Это моя жизнь. И я никому не позволю больше с ней играть. Никому.

Голос звучал спокойно, почти буднично, но в нём была решимость. Та самая внутренняя твёрдость, которую нельзя подарить или навязать — она рождается из боли, опыта и любви.

— Я буду счастлива, Мэгвин. Я проживу долгую и счастливую жизнь. Обещаю.

Наставница кивнула, не произнеся ни слова. Не было нужды. Всё было сказано.

Они собрали документы, аккуратно уложили их в ящик, предназначенный для сейфа в Гринготсе. Потом долго сидели у камина, молча, деля между собой вечность одной тёплой ночи — как две ведьмы из старых баллад: одна — прошедшая всё, другая — идущая вперёд.

Снаружи расцветало позднее лето, воздух пах травами, а в небе над холмами горели звёзды — чужие и близкие, как всегда. Изабелла Поттер больше не была той, кем её хотели сделать. Она была собой.

И это было началом настоящей жизни.