Мальчик-Которого-Нет - 2 (гет)

— Я тебе завидую, — призналась Джинни, когда мы сборной солянкой из студентов разных факультетов и курсов расположились на пригорке, спускавшемся к лесу и хижине Хагрида, и грелись на почти весеннем солнышке.

Уже неделю держалась отличная погода. Снег давно растаял. Суровая шотландская зелень тут же отскочила щеткой, укрыв подсыхающую землю. Деловитые одуванчики, растолкав всех, оскалились своими листочками. Не отставали от них примулы и пролески. Не пройдет и нескольких дней, как склон окрасится в желтые и голубые цвета и наполнится приятным ароматом.

— Невилл! — крикнула я нашему гербологу, расположившемуся на пледе гораздо ниже по склону и что-то увлеченно искавшему среди побегов травы. — Придумай что-то, чтобы заменить драконий навоз. Если Хагрид опять в мае начнет подсыпать его своим тыквам, то пикники придется переносить во внутренние дворики, к озеру или под стадион. А тут так хорошо!

Лонгботтом промычал что-то неразборчивое, а за него ответила Панси:

— Отвали, Харо! Раскомандовался тут.

Я хихикнула и погрозила подруге пальцем.

— Чему завидуешь? — повернув голову и прищурившись от яркого солнца, уточнила я у рыженькой девчонки.

Младшая Уизли вздохнула и так же тихо пояснила:

— Ты не думай обо мне плохо. Но… У тебя ведь теперь есть пусть и не слишком родная, но родственница. И она столько усилий потратила, чтобы отвоевать опеку. Если я правильно помню, она ведь леди только временно. Фактически она даже не совсем леди Поттер, а хранительница рода, да? А в семнадцать ты сможешь получить титул лорда. Вот этому и завидую. Кто-то столько усилий тратит ради тебя!

— Ах, мое наивное летнее дитя, — усмехнулась я и потрепала Джинни по кудрям, горевшим на солнце, словно пожар. — Ты думаешь, что эта неизвестная тебе волшебница — добрая и милая женщина, решившая позаботится о сироте?

— А разве нет? — похлопала ресничками собеседница.

— Я не знаю, — ответила я и, перевернувшись на спину, заложила руки за голову. — Мы с ней не встречались лично. Не разговаривали.

Вру и не краснею! Но даже друзьям лучше не сообщать правду. Пусть мне и нравится здешняя Джинни, но она вполне может без всякой задней мысли все пересказывать братьям и маме, а Молли Уизли не вызывает у меня симпатии.

— Факт есть факт: эта женщина не вспоминала обо мне десять лет и объявилась только теперь, когда я провожу десять месяцев в году в Хогвартсе. Не нужно воспитывать, справляться с выбросами сырой магии… Мне не полтора года, как было в момент сиротства, слюни, сопли и задницу подтирать не надо.

Джинни фыркнула, а я продолжила:

— Но при этом мне нет и четырнадцати, когда появляются хоть какие-то права и обязанности…

— Но разве… — младшая Уизли начала, запнулась, огляделась и, придвинувшись, едва слышно закончила свой вопрос: — разве у тебя, как у сироты, сроки вступления в совершеннолетие не сдвинуты? Вроде бы… уже с одиннадцати ты можешь…

— Да, — кивнула я, поняв, о чем говорит девочка. — Но это работает только в том случае, если будут соблюдены определенные условия. А я, кто бы что ни думал, мало чем отличаюсь от среднестатистического волшебника своего возраста.

— Да? — немного расстроено спросила Уизли. — Жаль. Но все же! Может эта женщина хорошая? Будет тебе помогать, защищать. Защитила же она тебя от Амбридж и Фаджа! Будет настоящей хранительницей. А потом поможет вступить в наследство.

Я усмехнулась, но кивнула.

— Может… Всегда ведь есть шанс, что она окажется доброй, милой, внимательной. И заботливой, — довершила Джинни.

— Ты так говоришь, будто о тебе никто не заботится, — сказала я и посмотрела на подругу.

Джинни молчала довольно долго. Я ее не торопила.

— Я не знаю, — наконец ответила она. — Иногда мне кажется, что так оно и есть.

— Серьезно?

— Понимаешь… Я очень люблю маму и папу! — заверила она с чувством. — Но…

— Поведай мне, сестра, — повернувшись на бок и глядя Джинни в глаза, с искренностью и открытостью произнесла я. — Дальше меня не уйдет. Обещаю.

Джинни заалела, огляделась, но, убедившись, что вокруг нас на несколько ярдов никого нет и никто не может подслушать, тихо зашептала:

— Иногда мне кажется, что папе все равно. На все. Он не замечает, где живет, как живет. Сколько нас, детей. И будто бы… если бы мама не пинала, он бы ничего и не делал. Близнецы как-то сказали, что папа поэтому и сидит на одном месте на работе, что просто ни к чему не стремится. Ему все равно. Никаких повышений, маленькое жалованье. Билл как-то пытался узнать у мамы, на что мы живем. Папиной зарплаты не должно хватать даже на еду. А нас ведь столько!..

Я с интересом рассматривала девочку, слушая ее размышления.

— А мама… Я ее очень люблю. Но…

Уизли скуксилась, отвела взгляд, а потом, глядя на копошившихся внизу ребят, хлюпнула носом и сказала едва разборчиво:

— Она очень хотела дочь. Именно поэтому нас столько. Не потому что мама любит детей, а потому что у нее будто была самоцель — девочка.

— Сложно ее за это осуждать, — осторожно заметила я. — Это ведь не что-то плохое.

— Да, — кивнула Джинни. — Просто… Я вижу, что ей… нет, ей не все равно на нас всех. Она просто…

Я не торопила ее, вслушивалась в тяжелые вздохи и всхлипы.

— Она все решает сама. Решает, что и кому нужно. Что и кто любит. Но в реальности… Она ничего о нас не знает. Она решила, что Рон любит бордовый цвет и говядину. А я люблю нелепые вязаные кофты. Мальчишкам на самом деле все равно, они привыкли. Принимают это как что-то само собой разумеющееся. Так было и с тобой.

Я с интересом вздернула бровь.

— Когда Билл был моего возраста, он постоянно рассказывал нам, младшим, истории про тебя, — немного стушевавшись, призналась Джинни. — Мне очень нравилось. Но это были просто истории. Забавные и волшебные истории про великого мальчика-волшебника. А потом… потом идею рассказывать мне вместо сказок на ночь истории о приключениях Гарри Поттера подхватила мама. Но в ее рассказах все заканчивалось тем, что герой спасал…

— Прекрасную принцессу? — догадалась я. — И в какой-то момент эта принцесса обрела имя Джиневра?

Джинни потрясенно на меня воззрилась и прошептала:

— Откуда знаешь?

— Это довольно очевидно.

Девочка подумала, а потом кивнула.

— Да, наверное, — решила она через полминуты. — И с того момента каждый вечер и я, и Рон постоянно слышали истории, итог у которых всегда был один: Гарри Поттер побеждал врагов или чудовище, женился на мне и…

— И жили они долго и счастливо, богато и благополучно. Как и их многочисленная родня со стороны невесты, — произнесла я, вызвав новый потрясенный вздох у девочки. — Да не удивляйся ты так. Что в этом такого?

— Ты не обижаешься? — удивилась Джинни.

— А надо?

— Ну… мама ведь и за тебя все решила.

— Милая моя девочка, — я снова погладила Уизли по волосам. — Ты же понимаешь, что за меня она может решать сколько угодно. В своих фантазиях. Как и любой другой может мечтать о чем угодно. Я тоже, знаешь ли, хочу кучу золота и ценных артефактов за просто так. Это же не значит, что мне их кто-то завтра даст?

Джинни кивнула.

— А твоя мама… Наверное, это такое самоуспокоение: представлять, что у твоего ребенка жизнь сложится гораздо успешнее. В конце концов, на тот момент Мальчик-Который-Выжил был самым известным ребенком. А полукровность и отсутствие слишком строгих чистокровных родственников делают шанс брака с тобой чуть более возможным, чем если бы на моем месте был бы какой-нибудь чистокровка в окружении десяти поколений заносчивых предков.

— Да… — произнесла девочка. — Но ты знаешь, что директор Дамблдор обещал ей наш брак? Для нее, кажется, это не было просто мечтой.

Она произнесла это страшным шепотом, как великую тайну.

— И даже… еще весной это повторил. Они с мамой решили, что ты будешь у нас гостить…

Девочка прикусила губу, осторожно глядя на меня из-под упавших на глаза рыжих прядей.

— Извини.

Я немного помолчала, обдумывая весь наш разговор.

— Спасибо, что сказала. Для меня важна чужая откровенность. Особенно, когда дело касается меня и моей жизни.

Уизли нервно заерзала и спросила:

— Ты обижаешься?

— Нет. Почему?

— Но я…

— Считаешь себя виноватой? — перебила я.

Девочка снова прикусила губу и быстро закивала.

— В чем? Ты ничего не сделала.

— Я… Я поддерживала мамины идеи, — сказала младшая Уизли.

— А теперь нет, — напомнила я ей.

Джинни нахмурилась, замялась, но потом призналась:

— Я кое-кому обо всем рассказала. О маме, о папе, о братьях, о себе. И потом вдруг поняла…

«О, Тому, я полагаю? — мысленно усмехнулась я. — Так от него, выходит, может быть польза. Если порционно».

— И вот теперь у тебя есть опекун. И ни директор, ни моя мама не могут ничего сделать, — продолжила девочка. — Даже если твоя родственница не такая и хорошая… Знаешь, моя мама бывает ну… очень напористой. Она не слышит других. Есть ее мнение… Да, она уважает мнение кого-то… вроде Дамблдора. Но остальные!.. Даже тетушка Мюриэль не может на нее повлиять. Мама просто иногда прогибается, позволяя тетушке думать, что она победила. Хотя… наверное, тетя знает, что это не так. Она всегда так смотрит… будто видит насквозь!

— А ты? Твои желания мама не учитывает? — спросила я с пониманием.

— Она придумала для себя мое будущее, — призналась Джинни с тенью гречи. — Для каждого придумала. Ты бы знал, какой она учинила скандал, когда Чарли просто сбежал в заповедник, вместо того, чтобы делать карьеру как Билл. Это сейчас мама делает вид, что решение Чарли было согласовано и ему чуть ли не выбивали место драконолога всей толпой. Да и Билл… Она ждала, что он пойдет работать в Министерство. Пока только Перси следует ее желаниям. А проделки и эксперименты близнецов прощает, пока думает, что это временно. И слышать не хочет их идею собственного бизнеса. А я… она ждет, что я выйду замуж и буду рожать детей. Семерых, не меньше! — Джинни невесело рассмеялась. — И богатый муж — часть ее плана для меня. Богатый муж, который станет содержать всю нашу семью.

Закончив, девочка с тревогой глянула на меня, ожидая, видимо, гнева, но я лишь плечами пожала и сказала:

— Знаешь, в этом нет ничего ужасного. Она просто так видит стабильность и благополучие: деньги, место в госучреждении и много детей.

Забавно, но то ли из-за самой Джинни, то ли из-за хорошей погоды, но матримониальные надежды миссис Уизли не казались мне злыми. Да и не хотелось расстраивать девочку, говоря гадости о ее семье.

— А чего хочешь ты? — спросила я. — Что бы хотела иметь, будь у тебя возможность?

— Выбирать? — неуверенно предположила Джинни. — Да, выбирать. Ну или хотя бы обманываться на этот счет. Я так хорошо знаю маму! Я могу предугадать ее ответы и ее действия. Ты хотя бы еще не знаешь характер леди Поттер. А чего я хочу? Хочу играть в квиддич. Хочу стать профессиональным игроком. Не хочу замуж. И детей не хочу. Хочу жить одна в будущем. Даже без соседок. Если и заведу себе питомца, то тихого и маленького.

Я улыбнулась девочке. Ее желания были простыми, понятными и честными.

— У нас летом пропала сова, Стрелка. Я не задумывалась об этом, пока не приехала в школу. Теперь мама может писать мне только через филина Перси, так что я получаю очень мало писем. И братья… Только Перси иногда обо мне вспоминает. Примерно раз в несколько дней. И мне так спокойно! Никто не лезет, не допытывается. Не копается в моих вещах. Не смотрит в рот, проверяя, что я съела достаточно. Не подсовывает бекон, за меня решив, что именно его я люблю на завтрак. А я люблю тосты с джемом и несладкий чай с молоком!

Я потрепала девочку по волосам и сказала:

— Ты молодец. Ты знаешь свои желания. Это очень важно. И… не все могут определиться с ними в одиннадцать. Не сердись на свою маму. Она хочет для тебя лучшего, просто понимает это по-своему.

— А ты точно не обижаешься?

— Нет, — честно сказала я. — Совсем нет. И спасибо за откровенность. А будущее… Может мама поменяет свое мнение? Может она поймет, чего хочешь ты? А если и нет… у тебя всегда есть возможность все изменить. Твои старшие братья ведь пошли наперекор? И что? Разве твоя мама от них отказалась?

— Нет, — задумчиво ответила девочка. — Ворчит каждый день, но и только.

— Вот видишь. Спроси совета у одного из них. Лучше — у обоих. И попроси не рассказывать о вашем разговоре маме.

— Ты прав! — обрадовалась Джинни. — Надо написать Чарли и Биллу.

— Ну или спроси совета у того, кому ты о себе рассказала, — забросила я удочку.

Джинни замялась, но потом отмахнулась:

— Это невозможно. Да и не важно.

— Ну… как знаешь, — не стала продолжать я, видя, что к исчезновению дневника Уизли отнеслась спокойно.

В этот миг солнце, пригревавшее щеку, заслонила какая-то тень и повеяло грозой.