Сказки Шута и Короля. Игра первая (Заколдованная Страна) (джен)

Миша подошёл к той самой могиле с самодельным крестом. Земля вроде нетронута. Значит, кости на месте. Значит, суккуб был настоящий? И умер навечно?

Но это дела не меняет. Михаил ощущал острую усталость из-за всех тех приключений, что свалились на него с того момента, как он ступил на землю Заколдованной Страны.

«Это я ещё долго продержался», — подумал он, положив цветы на могилу.

— Кто тут похоронен? — тихо спросила Акулина.

— Девушка, — коротко ответил Миха и двинулся обратно к воротам.

— Твоя? — уточнила Лина.

— Соседская, — ответил парень, а сам вновь погрузился в раздумья.

«А есть ли мне смысл вообще пытаться тут кого-то спасать? Не просто же так им всем друг на друга похер! Есть причина этому безразличию, — рассуждал он, медленно шагая по тропе. — Наверняка веская. Ну и ладно. Мне больше всех надо, что ли?»

— Хотите, на могиле спляшу я вам? — весело прокричал кто-то откуда-то справа.

— Ого! Не может быть!

— В ногах какая прыть! Круто! — раздались хрипловатые мальчишеские голоса, и Миха остановился.

— Смотри, что творит… — в голосе Лины звучал неподдельный ужас вперемешку с восхищением.

— Да, даёт пацан стране угля, — кивнул Миша, глядя на то, как какой-то парень отплясывал то на узеньком надгробном памятнике, то на самой могиле, то и дело подпрыгивая так высоко, будто желая коснуться рукой висящей в небе луны.

Вдруг танцор, ловко подпрыгнув, полностью скрылся в могиле, зарывшись под землю. Его товарищи и отреагировать не успели, как он уже выскочил наружу, кардинально изменив внешность, и стал плясать куда более профессионально.

— Егор, ты что творишь?!

— Мать твою, да как так?! — закричали его друзья, и, вскочив на ноги, с воплями побежали в сторону выхода, сшибая кресты и венки.

Лина, осторожно выглядывавшая из-за плеча Михаила, увидав такие метаморфозы, произошедшие с молодым парнишкой, тоже пронзительно завизжала, но бежать не стала — её спутник ведь даже и не шелохнулся. Всё стоял и смотрел, как сухонький старик, которым обернулся мальчишка, кружится вокруг своей оси, уперев руки в бока и согнув одну ногу в колене. А без Миши Лина убегать не собиралась.

— Чё орёшь, Акулька? — усмехнулся Михаил, бросив взгляд на девушку.

Лина уже устала просить его прекратить так её называть — Миша с самого начала настырно обращался к ней именно так — поэтому решила на это не реагировать. Да и не до того ей было! Какой кошмар творится!

— Ты посмотри на танцора! — воскликнула она. — Он же постарел лет на пятьдесят!

Миха тихо рассмеялся:

— Да это не он! Это ж покойник вылез, не видишь, что ли? А пацан внизу остался.

Успокоил так успокоил! Лина, конечно, знала о живых мертвецах, выбирающихся из своих могил и склепов по ночам; знала она и о привидениях, но сталкиваться ни с теми, ни с другими она не собиралась. Страшно же!

Девушка взглянула на Михаила. Хоть бы что! Стоит себе, лыбу давит, как будто ничего странного не происходит!

— И часто ты на пляски мертвецов смотреть ходишь? — поинтересовалась у него она.

— В первый раз пришёл, — ответил парень, продолжая улыбаться. — Поближе подойду, интересно, — и уверенной походкой двинулся прямо к мёртвому танцору.

Акулина поглядела на быстро удаляющуюся спину Михаила и, будто только сейчас осознав, что стоит тёмной ночью одна среди могил, вдруг спохватилась и припустила за ним. Одной оставаться было совсем жутко.

* * *

— Он ненормальный, — констатировал Король и в изумлении пожал плечами, взглянув на Шута, — психопат. Больной человек.

Тот только хрипло рассмеялся, потешно задёргав ножками.

— Очень смешно! — рявкнул правитель. — Этому олуху теперь ничего не страшно!

— У него после кукольного театра выработался иммунитет к ужасам нашей страны, мой Король! — с трудом выдавил из себя лилипут, заходясь в неистовом смехе — очень уж забавно монарх удивлялся, таращась на фигурку панка, стоящую возле могильного памятника, на котором скакал старый танцор. — Уха-ха-ха! Уха-ха!

Крепки Миши потроха!

Любопытство — не порок!

Волноваться бы нам впрок!

— С чего мне волноваться, недотёпа? Мои бразды правления всё ещё остаются моими.

— И вовеки будет так!

Только, гляньте, не простак

Миша-то, он на рожон

Лезет к мёртвым! Поражён…

— Так неинтересно! — прервал правитель Шута, резко дёрнув свою мантию так, что она одним рывком окутала его высокую фигуру. — Я хочу, чтобы Михаил боялся, как раньше! Чтоб всюду совал свой бессовестный, любопытный нос и всему удивлялся! — он присел на трон и тяжело вздохнул: — Помнишь, как он от Анархиста убегал? С воплями, с матерщиной! Как полагается!

— Он же потом с ним подружился, — напомнил Шут, — мертвецами его теперь не напугать, ваше величество.

— Только они ему в кошмарах и снятся, — поспорил правитель, — значит, ими пугать и будем!

— Осторожно, мой патрон, осторожно, мой Король, — внезапно понизив голос, протянул Шут, глядя на монарха исподлобья. — Не желает он ваш трон, не играет Миша роль…

* * *

Закончив танец, старик низко поклонился, будто воображая себя на сцене перед зрительным залом, охваченным восторженными воплями.

Миха выдернул из могильной подставки в виде вазы восемь роз — знать, внук их принёс, свежие были, — бросил танцору и захлопал в ладоши:

— Браво! Красава, дед, молодец! — и лихо свистнул в четыре пальца.

Акулина закрыла ладонями уши, а старик ещё раз поклонился да сиганул под землю, обратно в могилу.

А наружу выбрался внук — светловолосый вихрастый пацанёнок с живыми блестящими глазами.

— Ничего не могу с ним поделать, — стал он объяснять невольным зрителям, отряхивая свою одежду от земли, — танцором балета он был. Очень своё дело любил, до самой смерти танцевал! Коли раз в неделю не приду, потанцевать его выпустить, да ещё и перед зрителями обязательно, всю душу вывернет! Ночью призраком приходит и плачет, мол, по пируэту соскучился…

Миха с пониманием покивал, а Лина возмутилась:

— Что же ты над дедом издеваешься! Упокоить его дух нужно! Знаешь же, как усопшего отпустить! Каково это старику — даже после смерти плясать?

— Тяжко, — согласился мальчишка, потихоньку двигаясь к воротам вместе с Мишей и Акулиной. — Отпустить его никак не могу. Люблю очень.

— Бессовестный, — не успокаивалась девушка, — эгоистичный малолеток. Хоть бы после смерти старику отдохнуть дал! Каково это артисту, столько лет выступать, ещё и после смерти мучиться?!

Юноша понуро опустил голову, а Михаил, напротив, вскинул на неё тяжёлый взгляд и вдруг прорычал:

— Ты ничего не понимаешь. Не знаешь — не говори!

И прибавил шагу, уйдя на пару метров вперёд, чтобы не наговорить лишнего.

«Мучиться! — мысленно передразнил он Акулину. — Да эти пляски для мёртвого старика — единственная отрада! Не знает она артистов! Не понять ей нас!.. Ого, а это что?»

Парень резко остановился и прислушался. Кажется, где-то далеко зазвучала музыка. Музыка, точно! Скрипка!

— Да это сторож балуется, — махнул рукой мальчишка, отвечая на удивлённый взгляд Лины. — Как полночь пробьёт, так и начинает игру. Скучно ему, видать…

Михаил, будто под гипнозом, свернул с тропы, ведущей к воротам, и двинулся на звук скрипки.

— Да куда тебя опять понесло?! — воскликнула Лина, и пошла за ним, ворча себе под нос: — Погуляли, блин! Вывела, блин, на променад придурка, а его с кладбища не выгонишь…

Скрипач играл очень далеко, на самом краю погоста. Ветер подхватил брошенные им звуки и донёс их до ушей Миши.

Ночь была тихой, но лёгкие порывы ветра создавали странные шорохи и будто прешёптывание, от чего Лина невольно ёжилась и потирала руками плечи. Под ногами мягко пружинил мох, шелестели искусственные цветы и венки. Кресты выглядывали из темноты мрачными силуэтами, когда тучи обнажали ночное светило, и его бледные лучи расползались по могилкам и надгробьям.

«Сколько тут людей искусства, — восхитился Михаил. — Один танцует, другой музицирует…»

Всего несколько секунд скрипка звучала тихо и неуверенно, будто музыкант пробовал извлекаемые звуки на вкус, задумавшись, хорошо ли зазвучит полноценная мелодия? Что в неё добавить? Какую эмоцию? Тронул струны смычком несколько раз и, решившись, заиграл увереннее.

Поначалу музыка казалась тревожной, и в неё добавлялись нотки будто бы надвигающейся опасности, перерастающей в тихий ужас.

«Эта мелодия — идеальный вариант для саундтрека к моей жизни, — подумалось Мише. — К этой моей жизни».

Музыка эта ему очень понравилась. Сколько всего в неё вкладывал скрипач!

Повторяющийся мотив менял эмоциональное содержание: вот из него исчезла грохочущая тяжёлой поступью опасность и на смену ей явилась лукавая осторожность — будто кто-то идёт тайком, тихо ступая на цыпочках, да не страшась, а подкрадываясь.

Вот какие образы возникали в воображении Михаила, пока он шёл на звуки скрипки по ночному кладбищу, немного ссутулившись и преследуемый призрачным светом полной луны.

— Офигенно сторож играет, да? — восхищённым шёпотом проговорила догнавшая его Лина.

Парень только приложил палец к губам — не мешай, мол, я не здесь, а в волшебном мире музыки.

И девушка тоже вся обратилась в слух. Будто в благодарность ей, мотив ненадолго стал плавным, торжественным, и Лине захотелось закружиться в танце. Жаль, место было для этого неподходящее.

Но вскоре мелодия зазвучала легко и бодро, ускорила темп, стала игривой, волнительной, словно из танца переходила на бег; погналась за кем-то, поспешила, а потом вдруг, будто в замешательстве остановилась и… оборвалась.

— У меня сейчас душа на части разорвётся, — не выдержала девушка и прижала ладошки к груди.

— Ещё бы, — согласился Миша, внезапно встав на месте. — Ты только сильно не ори, как в прошлый раз…

Они стояли возле высокого каменного склепа с открытой дверью.

Михаил с удивлением — даже рот приоткрыл — глядел куда-то вверх. Девушка проследила за его взглядом и обомлела: на крыше склепа стоял парень в пыльном сюртуке до колен. Он отбросил с лица длинные тёмные волосы и опустил руки, держащие скрипку и смычок.

— Псих? — предположила Лина.

— Жмур, — уверенно сказал Миша.

— Пиздец, — выдохнула девушка и подумала, что им очень повезло, ведь ночь нынче тёмная и видно лишь силуэт мёртвого скрипача без неприятных деталей, которые наверняка есть в связи с его смертью…

— Да чё сразу пиздец-то, Акулька? — оборвал её мысли Михаил, бросив на неё взгляд, полный непонятной обиды. — Красиво же играет!

«Знала бы ты, кто я такой, — с горечью подумал он, повернувшись ко вновь заигравшему скрипачу. — Если бы я мог в свой мир вернуться — хоть даже и призраком — я бы обязательно на сцену вышел… и все бы перессали и тоже бросились бежать от меня…»

Однако, к удивлению Михи, Акулина бежать не собиралась. Напротив, она подошла к склепу и поглядела на плиту, вставленную в каменную дверь мрачной постройки:

— Ты только посмотри…

Миша подошёл поближе и в слабом свете луны увидел на плите высеченные ноты. Он осторожно провёл пальцем по глубоким бороздкам, изображающим нотный стан.

— Кода, — коротко сказал он, улыбаясь.

— Что-что? — переспросила Лина.

— Кода, — повторил Михаил, не отрывая взгляда от высеченных на камне нот, — часть конца произведения… Он её доиграть не успел. Умер на сцене.

Говоря это, Миша зябко передёрнул плечами и сам не понял: от кладбищенской прохлады или от странного щемящего в груди чувства прекрасного.

— Откуда знаешь? — удивилась девушка.

— Просто знаю, — ответил он, сел на траву у склепа и попросил: — Давай его ещё послушаем.

Лина присела рядом, с ужасом и трепетом глядя на музыканта, что возвышался над ними, стоя на крыше своего последнего пристанища и продолжая волшебную игру на своём инструменте.

Михаил понятия не имел, откуда он знает, что скрипач встретил свою смерть во время выступления на сцене — никаких строк песен он не вспомнил. Да и неважно ему это было.

До самого рассвета они сидели у склепа и слушали тоскливый скрипичный мотив, глядя, как ветры треплют ветхий сюртук и длинные волосы музыканта. Зрелище было захватывающим, пугающим и одновременно восхищающим.

Как только первый луч солнца коснулся крестов, скрипач поклонился своим заворожëнным игрой слушателям и, ни слова не сказав, скрылся в склепе, плотно прикрыв за собой дверь.

Акулина и Михаил поднялись с травы и молча, чтобы не спугнуть охвативший их восторг, двинулись домой. Оба пребывали в таком воодушевлённом состоянии, что казалось, это никогда не пройдёт. Полные сил, словно проспали всю ночь, Миша и Лина покинули кладбище, и парень, поглощённый своим настроением, по-хозяйски опустил руку на плечи своей спутницы. Он притянул её поближе, и девушка обняла Миху за талию. В таком положении, ненавязчивом и словно само собой разумеющемся, парочка ночных «гуляк» побрела в сторону дома.

* * *

Король в очередной раз вздохнул, глядя на две бредущие по сельской улице фигурки.

— Артист. Что с него взять? — проговорил он и вышел из залы.

— Артист, — задумчиво пробормотал Шут.