Я помню море (джен)

Проснулась я на диване, всё ещё укрытая тем самым одеялом. По привычке ровно в шесть утра мои глаза распахнулись сами собой. Комната была пуста. На столе — чашка воды.

Сэм уже будил остальных.

Я пошла умываться, и уже в коридоре услышала голос Эллиота из общей спальни:

— О, нет… Мэри… Ты убил её!

— Съел. С кетчупом, — спокойно отозвался Сэм. — Если понимаешь, о чём я.

Всё было как всегда.

Но всё уже было не так.

Дни сменяли друг друга. Система думала, что восстанавливается. Мы знали, что нет, но каждый хранил тайну.

На богословии с сёстрами всё шло по распорядку. Теперь в их голосах было больше уверенности, почти торжества.

— Вы все рождены быть светом. Вы — будущее.

Они хотели пустить в расход наши тела и души как можно скорее.

Девочкам начали давать уроки домоводства.

Нас повели на занятие по уходу за младенцами.

Куклы, пелёнки, пластиковые бутылочки. Сестра Октавия наклонилась ко мне и сказала:

— Ты изменилась, 0710. Стала спокойнее и благочестивее. Вижу, проект привлечения офицеров к воспитательной работе дал свои плоды.

Я отвела глаза и кивнула:

— Да, Сестра.

Джулия всё больше менялась. Она становилась стальной. В её глазах не было огня — в них была уверенность и тихая, холодная ярость.

Она не собиралась сдаваться.

«Я делаю это не ради войны. Я делаю это, чтобы никто больше не жил в страхе. Чтобы больше не было “Эдэма” и Системы», — говорила она.

Мы ещё не знали, кем она станет, но знали, что её будут боятся.

Сэм старался быть ближе к каждому. Он сидел с нами, когда мы рисовали и придумывал нам игры. Раньше он учил нас выживать на войне, а сейчас появилась надежда на детство и мирную жизнь, к которым никто из нас не был готов.

Разумеется, он оставался собой — строгим, внимательным, не прощающим глупости. Его «нет» всё так же значило «нет».

Дженнифер, Марк и даже Эллиот ждали свои приёмные семьи. Им было любопытно.

Мне — нет.

И Сэм это видел.

Я боялась. Будущего. Нового. Новых правил. Новую себя.

Ночью я нашла его в классе. Он сидел за столом, не притронувшись к чаю. Примус давно остыл, но он всё ещё держал в руке металлическую кружку, как будто забыл о её существовании. Смотрел в никуда.

— Ты опять не спишь, — сказал он, не оборачиваясь.

— А ты?

Он вздохнул. Медленно, тяжело. Как будто вдохнул всю усталость этого мира.

— Я не сплю последние семь лет, малыш.

Я подошла ближе. Села рядом. Мы молчали. Только тишина и дыхание. Я не знала, как начать. А потом, вдруг:

— Я боюсь уезжать.

Он закрыл глаза. Так плотно, будто хотел спрятаться.

— Я знаю.

— Я не хочу жить в городе. Не хочу новых людей. Не хочу "нормальной жизни". Я не знаю как это. Я не умею. Это... не моё...

Я замолчала. И слова вырвались сами:

— Я хочу остаться с тобой. Я... — я запнулась. Я не знала, как назвать это чувство. Оно было слишком большим.

— Я могу с тобой. Только с тобой.

Он наконец посмотрел на меня. Как на Мэри. На ту, которую он вытащил из небытия. На ту, которая помнила море. На ту, за которую он бился зубами, руками и сердцем.

— Я тоже не хочу, расставаться с тобой, чудовище. — сказал он. — Но надо. Ты сильная. Настолько сильная, что сможешь жить дальше. Без этих стен. Без меня.

— Но я не хочу без тебя, — жалобно прошептала я . Почти беззвучно. По-детски.

— Я буду ждать. И мы ещё встретимся, малыш. Но не здесь. Этот мир, Мэри, он тебя не заслужил. Но он в тебе нуждается.

Я попыталась держаться. Но руки сжались в кулаки. Губы задрожали.

— А если я не справлюсь?

Он положил руку на мою.

— Ты справишься. Потому что ты уже справилась. Потому что ты — моя.

— Ты тоже всегда будешь... мой?

Он не ответил. Только обнял меня и прижал к себе.

Как тёплый, страшный, безмолвный прощальный обряд.

— Обещай, — сказала я в его плечо. — Обещай, что ты не умрёшь.

Он усмехнулся. Так, по-сэмовски. Сухо. Тепло. С грустью.

— Я — упрямый. Меня не возьмёшь.

Я кивнула. Впервые в жизни я не хотела быть сильной и не хотела бороться.

— Я тебя всё равно найду, — пообещала я. — Даже если весь мир исчезнет. Я найду.

Он кивнул. Медленно. Как будто знал, что так и будет.

— Найди себя. Тогда и меня найдёшь. А я — буду ждать.

Никто из нас больше не вернётся в Эдэм.

Мы уедем в безопасную зону. Сэм — в разведку чтобы тренировать новых командиров.

В "Эдэм" придут другие чтобы спасти остальных.

Пока от Системы не останется камня на камне.

Никто не говорил о прощании. Никто не собрал вещи. Ни одного откровенного вопроса. Всё держалось в тайне, весь этот хрупкий замысел.

Мы перестали ссориться между собой. Эллиоту сняли гипс.

Мы ждали.

И вот, однажды утром , они приехали.

Грузовики. С поставкой. С пыльными ящиками. Абсолютно обыкновенные.

Я смотрела, как разгружают ящики.

Как откуда-то выходит Сэм и говорит:

— Живо в учебный класс. Сейчас же.

Я пошла последней. Всё ещё смотрела на грузовики.

В каждом — конец и начало. В каждом — дверь без замка, которую невозможно будет открыть снова.