Парадокс выбора (джен)

Пятый курс Гриффиндора и Слизерина сидел, как на иголках, в длинной и чуть прохладной аудитории трансфигурации. Минерва МакГонагалл не нуждалась в искусстве устрашения — достаточно было её взгляда, чтобы по телу пробежали мурашки. Вылитая бабайка. Её тон сегодня был особенно строг, резкий, будто удар палочкой по дереву, а слова — как заклятия, от которых нельзя было отмахнуться. Ну, в общем, строже обычного.

— Напоминаю вам, — сказала она, выверяя каждую интонацию, — что экзамен СОВ по трансфигурации включает не только письменную часть и демонстрацию техник, но и решение ситуационных задач. Это значит, что вас будут оценивать не по шаблону, а по вашей способности мыслить, применять и импровизировать. И поверьте мне, если вы будете пытаться превратить чайную ложку в мышь, а получите крысу без лап — экзаменатор отнюдь не будет в восторге.

Некоторые ребята заскрипели перьями, делая яркие пометки. Часть студентов переглядывалась с лёгкой паникой. И так всегда — на каждое упоминание экзаменов, будто голуби пугаются.

Сегодняшнее занятие посвящалось углублённому разделу — продвинутой трансформации неживого в живое. Та самая область, где уже начинались серьезные риски и — по мнению МакГонагалл — «потенциальные последствия, не поддающиеся полной отмене». Тема на грани трансмутации и искусственной жизни, требующая тонкой работы и предельной концентрации. Ну, на грани была бы, если закрепить результат — а так, лишь искусная имитация. Для повторения которой нужно сломать себе мозги формулами, но всё же имитация.

На демонстрационном столе, как всегда идеально прямом, уже стояли три бронзовых кубка, несколько зачернённых котелков, два пронумерованных кирпича и клетка с белой крысой. Мило.

— Ваше задание, — продолжила профессор, обойдя класс и став за кафедру, — взять любой из предложенных объектов и трансформировать его в живой эквивалент. Крысу же — в другой вид, если уверены в своих силах и хотите повысить баллы. С максимальной степенью приближения к реальному биологическому виду. Оцениваться будет не только результат, но и стабильность формы, а также обратимость процесса. Пожалуйста, без оживших котелков, которые начнут убегать по полу.

Уильям взял небольшой металлический куб, потяжелее, и медленно положил его перед собой. В мыслях — рассыпанные схемы, формулы, попытки вспомнить лекции по теории эволюции форм, по составу материи, и, главное — по глубокой связи между замыслом мага и структурой создаваемого объекта. Путаница в голове поддерживалась и постоянным отвлечением мыслей на что угодно, кроме занятия.

Благо, быстрая медитация из пары вдохов и выдохов помогла сконцентрироваться. Не идеально, конечно, но даже так — результат окклюменции на лицо.

«Vita Inerti» — именно с этой формулы начинается любая качественная трансформация неживого в живое, если использовать чары вербально. Уильям прищурился, прокручивая в голове образы: кровеносная система, рефлексы, пульсация тканей… магическая имитация жизни через преобразование молекулярной структуры объекта. Не настоящий организм, конечно. Но живой в пределах временного цикла.

Трансфигурация не была его приоритетным предметом, которому он уделял хоть сколь-либо лишнего времени, однако на более продвинутом уровне, чем остальные его сокурсники — попытался изучить. Всегда пригодится умение создать дом из хлама посреди грёбанного ничего.

Он поднял палочку, сделал короткий, точный взмах и, почти не дыша, произнёс:

— Vita Inerti Formatis.

Металл дёрнулся. Куб вздрогнул, словно от боли, поверхность пошла рябью. Он засиял холодным светом, вытянулся, приобрёл что-то похожее на позвоночник… и вдруг на парте оказалась мышь, с металлическим отливом в шерсти, подрагивающая, дышащая, будто по-настоящему. Она прожила всего несколько минут — ровно до того момента, как Уильям аккуратно направил на неё расформирующее заклинание. Мышь замерцала и вернулась к своему изначальному виду, чуть дымящемуся, будто горячему кубику.

Неплохо, хоть и без огонька. Создавать всякую живность ему уж точно не по нраву, в отличие от роскошной мебели.

МакГонагалл, проходя мимо, сдержанно кивнула:

— Хорошая работа, мистер Моррисон. Обратимость — на должном уровне. Но в следующий раз попробуйте меньше концентрироваться на симметрии позвоночника. У вас почти получилась рептилия, а не млекопитающее.

Он лишь кивнул, выдохнув. Рядом Адам пытался заставить кирпич зашевелиться, а Фрэнк, ухмыляясь, создал странное существо с лапами жабы и ушами от чайника. Уильям только покачал головой. Если честно, даже на фоне этого абсурда — получившийся результат вдохновлял хотя бы его наличием.

Прелесть магии этого мира — в её доступности. Не в смысле силы или вседозволенности, а в том, что большинству магических действий здесь можно научиться… просто по учебнику. Без мастера, без менторства, без особой школы за спиной. Взять палочку, понять основу, проговорить нужное — и если воля крепка, а намерение достаточно чёткое, то всё получится. Иногда не сразу, но получится.

Это пугало и завораживало одновременно. Ведь, если подумать — разве это не наивно до безобразия? Шестнадцатилетние подростки учатся подчинять стихии, трансформировать предметы, управлять чужим телом. И всё, что для этого нужно — немного практики, правильное произношение и общая идея как работает магия. Это будто бы игра по понятным правилам. Очень древняя, очень опасная, но всё же — игра.

Конечно, были исключения. Некоторые направления требовали куда больше, чем просто «попробуй и повтори». Те же тёмные искусства — в особенности ритуалы, чары крови, подчинения воли или проклятия. Там всё куда тоньше и опаснее. Цена ошибки — порой не просто шрам, а нечто куда глубже. Без учителя туда лучше не соваться, не зря они в своё время становились искусством закрытым, почти запретным.

Но в остальном — магия была удивительно послушна тем, кто действительно хочет её понять. Хоть Флитвик, хоть Дамблдор, хоть он сам — все начинали с одного: палочка, воля, формула. И с каждой успешной попыткой ощущение возможностей росло. Конечно, сравнение смехотворное — но сам факт того, что он может использовать Аваду на Директоре, лишь накрутив себя окклюменцией и убить (утрировано, конечно, но смысла не меняет), по сути, сильнейшего мага столетия — был абсурдом. Это не должно так работать. Вот не должно и всё тут. Но оно работает. Бред, короче.

По крайней мере, Моррисону не пришлось ломать свой мозг наизнанку ради постижения непостижимого и прочего метафизического бреда. В чем-то его такая простота даже устраивала, хоть из-за этого ту же Аваду уже в него сможет кинуть каждый второй идиот. Палка о двух концах, однако.

Сами будни тянулись однообразной вереницей, будто кто-то заел пластинку, и теперь она снова и снова повторяет один и тот же отрезок. Утро — завтрак в шумном зале, потом учеба: заклинания, трансфигурация, ЗОТИ, порой отвратительно скучные, порой вызывающие искренний интерес (очень-очень-очень редко). Затем обед, снова занятия, домашка и вечерние посиделки. Расписание, конечно, меняется — но суть всё та же. Моррисон привык, что ритм жизни Хогвартса иногда становится почти механическим, и можно даже не думать особо — и всё же он не мог не замечать: что-то в их компании изменилось. Стало… легче. Поттер и Эванс больше не устраивали ледяных бойкотов друг другу на счастье остальным, Барнс после истории с Эммелиной (или истерики Уильяма, да, он может это признать перед самим собой, что его просто выбесили) притих, Адам снова погрузился в работу над очередной абстрактной мазнёй, от которой, как он уверял, пахло гениальностью.

Фрэнк же в последние дни сиял. Словно под ним был спрятан личный фонарь или выиграл в лотерею у гоблинов, хе.

Уильям заметил это за ужином, когда Лонгботтом в третий раз за вечер мечтательно уставился куда-то в сторону, лениво ковыряя запечённую картошку вилкой.

— Знаешь, Фрэнк, — произнёс он без всякой подоплёки, просто между делом, накалывая очередную порцию бекона на вилку, — ты выглядишь как человек, у которого в жизни тотальный успех. И на нашем фоне — будто звезда сияешь.

— Ага, — отозвался Адам, усмехнувшись, — «победитель по жизни» у нас тут один, и это ты, как ни странно.

Фрэнк потупился, но не особо скрывая улыбку. Плечи его чуть повели вперёд.

— Ну, — начал он неохотно, — просто… всё как-то само стало получаться. Белая полоса в жизни, считайте.

— Алиса, да? — Спокойно уточнил Моррисон, подливая себе сока. — Перепало всё-таки?

— Ч-что? — Нелепо покраснев, он явно понял намёк. — Не неси бред, Уил, ради Мерлина.

— А вдруг он прав, а? Гляньте как засмущался, бедняга, — с лисьей улыбкой встрял Эдвин, подначивая друга.

— Да идите вы оба, придурки, — притворно обиженно пробурчал Фрэнк, однако довольное лицо выдавало его с головой.

Ну, хоть у кого-то в жизни всё чудесно. Парень лишь надеется, что так у его товарища и дальше всё будет. Славный малый ведь.

Когда ужин подходил к концу, Уильям задержался в зале, всё ещё размышляя, как провести вечер. Желания снова лезть в учебники не было никакого — в последнее время он и так уделял слишком много внимания собственным связкам заклинаний, не говоря уже об окклюменции. Задолбало его всё. Тот прогресс, которого он достиг, закрепился: окклюменция движется ударными темпами, хоть не так быстро, как хотелось бы. Но это давалось ценой эмоционального выгорания, и сейчас хотелось чего-то простого, человеческого, живого. Например поваляться на диване и захавать парочку пирогов.

Он вышел в коридор, и как раз там его перехватил знакомый силуэт — Алан Рикман, имя которого все ещё вызывает в нём какие-то ассоциации, помимо нынешнего знакомства. Староста Когтеврана остановился аккуратно в проходе, вежливо и не навязчиво.

— Моррисон, — сказал он с лёгкой улыбкой. — Надеюсь, не отвлекаю?

— Нет, не особо, — Уильям поднял бровь. — Что-то случилось?

— Вовсе нет. Сегодня вечером — встреча нашего факультативного кружка. Чары, нестандартные структуры, немного рунологии. Мы обычно в «Трёх Метлах» собираемся, там неформальная обстановка. Подумал, может, тебе будет интересно. Ты всё-таки один из тех, кто действительно этим увлечён.

Моррисон чуть качнул головой, чувствуя, как тяжкий вздох хотел вырваться сам собой. Ладно. Пироги пирогами, а налаживание связей — по расписанию. Всяко полезнее будет, чем потом трясти калориями в Выручай-комнате, тренируясь.

— Спасибо за приглашение, Алан. С удовольствием присоединюсь. У меня как раз был вечер без плана.

Уильям пришёл чуть позже назначенного времени — не из вредности, просто путь до Хогсмида занял больше, чем ожидал. Внутри «Трёх Метел» было оживлённо, но в дальнем углу, чуть отгороженном от основного зала полкой с пыльными бутылками, сидела небольшая компания.

Первым он заметил Алана, тот уже что-то рассказывал вполголоса двум другим когтевранцам — парню и девушке с густыми, заплетёнными в тугую косу волосами. Близнецы, что-ли? Рядом с ними, чуть небрежно развалившись на стуле, полулежал ещё один юноша с льняными, аккуратно уложенными волосами и широкой улыбкой, от которой у Уильяма заверещал индикатор слащавости. Конечно, парень его узнал — Гилдерой Локхарт. Тот самый, кто даже в повседневном разговоре умудряется говорить так, будто его слушает стадион.

Ему даже доводилось слышать пару забавных историй про блондина во время последних месяцев.

Из соседнего кресла поднялась пуффендуйка — спокойная, сдержанная, с добродушным выражением лица. Поприветствовав всех, он присел на свободное место, и в первые минуты чувствовал себя чужаком — так, будто влез в уже устоявшийся коллектив. Все были знакомы друг с другом, а в случае Локхарта — ещё и чересчур охотно делились мнением о собственных заслугах.

Моррисон никогда особо не любил вливаться в уже существующие компании, но в данном случае интерес победил его внутреннего интроверта.

Алан же быстро взял ситуацию в руки — задал тему для обсуждения: как можно с помощью бытовой магии компенсировать отсутствие рунической стабильности в сложных заклинаниях. Это было ближе к тому, что интересовало Уильяма — и вскоре, переборов неловкость, он включился в разговор. Обсудили несколько подходов к усилению чар, обошли тему создания собственных заклинаний, затронули упрощение сложных магических структур без потери эффекта. Локхарт попытался вставить историю о «том самом случае, когда его собственное импровизированное заклинание спасло жизнь гвинейской ведьме», но кроме лёгкой улыбки ему ничего не ответили — Алан грамотно свернул его в сторону теории.

Да и понятно было, что сопляк не был ни в каком Гвинее, да и вообще вне Британии, скорее всего.

Общими словами, беседа оказалась насыщенной — не столько откровением, сколько полезной тренировкой мышления и полезными знакомствами, которые он хоть и вряд ли использует, но мало ли. Не было ощущения, что обсуждают магию ради пафоса. Пуффендуйка высказала несколько идей о сочетаемости чар с зельями, один из когтевранцев поделился черновиком своих теоретических записей о преобразовании энергопотоков. Уильям не всё понял, но кое-что записал себе в голове на будущее.

К концу вечера ему всё ещё казалось, что он здесь немного чужой. Не потому, что его кто-то отталкивал — просто атмосфера напоминала клуб, в который он попал по чистой случайности. Но, несмотря на это, беседа была стоящей, и он пообещал себе — если позовут в следующий раз, скорее всего, придёт.

Ранняя весна в Хогвартсе будто застряла в переходе: снег всё ещё сковывает землю, деревья стоят голыми, а небо чаще затянуто тучами, чем сверкает солнцем. Время стало вязким — будто кто-то растянул его в длинную, одинаково-серую ленту. Дни текли один за другим, не оставляя следа в памяти, и Уильям начал терять ощущение ритма. В таких условиях особенно остро ощущалась отстранённость от мира — и особенно важными казались новости, приходящие извне.

В этот день он снова сидел у окна в гостиной Гриффиндора, прижав к колену свежий выпуск Пророка. Газета была оформлена как специальный выпуск, с жирным заголовком во весь верхний разворот:

«МИНЧУМ ВОПЛОЩАЕТ ОБЕЩАНИЯ: БОЛЬШЕ ДЕМЕНТОРОВ, ЖЁСТЧЕ КОНТРОЛЬ!

Лондон, 3 марта. Специальный корреспондент Рита Скитер.

Как и было заявлено в предвыборной кампании, новый министр магии Гарольд Минчум не намерен терять времени. Спустя менее двух месяцев после вступления в должность, его кабинет в сотрудничестве с Отделом магического правопорядка официально утвердил законопроект «О расширении охраны особо охраняемых преступников», что де-факто означает: к тюрьме Азкабан будут прикомандированы ещё три сотни дементоров, намеренно отобранных из резервных групп при границах Северного моря и Оркнейских островов.

.c35683f9d{cursor:pointer !important;position:absolute !important;right:4px !important;top:4px !important;z-index:10 !important;width:24px !important;height:24px !important;display:-webkit-box !important;display:-ms-flexbox !important;display:flex !important;-webkit-box-align:center !important;-ms-flex-align:center !important;align-items:center !important;-webkit-box-pack:center !important;-ms-flex-pack:center !important;justify-content:center !important;pointer-events:auto !important;border-radius:50% !important;-webkit-user-select:none !important;-moz-user-select:none !important;-ms-user-select:none !important;user-select:none !important;-webkit-tap-highlight-color:transparent !important} .c35683f9d:hover{opacity:.8 !important} .u306ebfdd{background-color:#fff !important;opacity:.8 !important;height:100% !important;width:100% !important;position:absolute !important;top:0 !important;left:0 !important;z-index:-1 !important;border-radius:inherit !important;-webkit-transition:opacity .15s,background-color .5s ease-in-out !important;transition:opacity .15s,background-color .5s ease-in-out !important} .n8df79c36{position:relative !important} .re4eb324{left:4px !important} .re4eb324, .g31976aaf{position:absolute !important;top:4px !important;z-index:10 !important} .g31976aaf{right:4px !important} .hb5b4f362{margin:0 auto !important}