Практическая география (джен)

— Снег, — старательно выговорил Далмар по-английски. Снега он видел не так чтобы много, но впечатлиться успел. Дилан шевелила губами, беззвучно повторяла — Рон подозревал, что у нее получается лучше, чем у брата, но на людях она до сих пор помалкивала.

Диагон-аллея, украшенная еще к Рождеству, сияла, подмигивала, соблазняла, и заметнее всех, конечно, была вывеска «Умников Уизли». Туда-то они и шли, но никак не могли дойти: все время что-нибудь да отвлекало.

Рон и не спешил: по правде сказать, он сам не знал, зачем сорвался в Лондон. Из Женевы, из госпиталя, его отпустили внезапно и всего на три дня: целитель сказал, что отвлечься будет полезно, посттравматический синдром никто не отменял, а мсье Уизли еще не настолько здоров, чтобы перенести его без последствий. До окончательного выздоровления Рон решил не давать о себе знать, и действительно никому не писал, пока Кейт не отругала. И уж точно не ждал, что его станут разыскивать через штаб-квартиру. Хотя что удивительного: информация об их грандиозном провале должна было дойти до Британского отделения — а значит, и до Сильвии. Все равно: если бы не обещание, данное Фреду, он так бы и тянул до последнего.

— Старший, я могу узнать, что это? — Далмар указал на очередную витрину: там за стеклом возились в корзинках котята низзлов и щенки крапов, совы переступали с ноги на ногу, из аквариума прозрачными глазами таращились жабы. Конечно, ни отлучаться без разрешения, ни просить напрямую Далмар себе не позволял, но этот его взгляд Рон уже выучил:

— Вон то? Зоомагазин. Ну, зверей продают. Пойдете?

Точно так же мальчишка смотрел в Женеве, в госпитале, сразу и навсегда решив, что им, всем троим, необходимо лежать в одной палате, даром что говорить умел только по-своему: Кейт согласилась сразу, а через полчаса сдался и целитель, распорядившись только поставить ширму. Еще день спустя рядом с койкой Рона возник стул для посетителей: на него обычно усаживался Джордж, подкатив поближе Гейбово кресло на колесиках.

…Рон отошел в сторону, намотал плотнее шарф, сунул руки в карманы и пожалел, что не надел теплую шапку: отвык. Кто-то, проходя, задел его; женский голос за спиной проговорил звонко и весело:

— Прошу прощенья!

Рон обернулся, выдавил дежурную улыбку и застыл, разинув рот: перед ним, яркая и блестящая, сама как с витрины, под ручку с какой-то незнакомой ведьмой стояла Джинни.

— Ро-о-он? — протянула она удивленно. — Мерлин великий, Рон! Ты откуда? И что это… — она цепко оглядела его и состроила гримаску, — что это на тебе надето?

Он чуть было не кинулся поправлять и отряхивать, но тут же сообразил, в чем дело: мантия! От мантий он тоже отвык и был одет, как в Женеве, — в джинсы и пуховую куртку. Ну да, все это добро висело на нем, как на вешалке: он вспомнил, как Софи, которая и занималась покупками, заставила его примерить обнову, а потом утешающе похлопала по руке:

— Ничего, мы тебя быстро откормим! Не покупать же через месяц все новое!

— Точно! — кивнул Стивен, покашливая в платок: у магглов отравление лечилось труднее и проходило дольше. — Вот вернешься — и начнем. Кстати, имей в виду: повар у нас я, так что готовься морально — будут pelmeni! А на свадьбу, пожалуй, еще и studen’ организуем.

Рон улыбнулся воспоминанию, и тут вторая ведьма, незнакомая, слабо охнула и прижала ладонь к губам. Он вгляделся — и чуть не выпрыгнул из куртки:

— Гермиона?!

Она тоже изменилась, но по-другому: ее будто завернули в тонкую пленку, прочную, прозрачную и почти невидимую: в госпитале — Рон помнил — так упаковывали самые ценные и хрупкие приборы. Он посмотрел на ее руку — обручальное кольцо выглядело еще круче помолвочного.

— Рон? — тихо выговорила она, дождалась ответного кивка и вмиг стала прежней, будто заклятье сняли. — Как же так? Я просила, чтобы мне сообщили… Ты сейчас занят? Надеюсь, ты понимаешь, что мы должны поговорить?

— Конечно, должны! — Джинни тряхнула головой. — Вообще-то, Рон, мы на тебя обиделись: мало того что не приехал на свадьбу, так еще и подарка не прислал!

Драный Мерлин, подарок! Он понадеялся, что уши и щеки у него уже покраснели от холода и дальше некуда, — но, похоже, зря. Джинни рассмеялась:

— А, знает кошка!.. И эти твои записки вместо поздравлений: ту, которая была для Гарри, я даже передавать не стала, это же смешно!

— Не стала? — пробормотал Рон. Горло вдруг сдавило — приступы удушья, как и предупреждали целители, все еще повторялись. Он рванул застежку, выхватил из внутреннего кармана флягу с зельем, отхлебнул. Поперхнулся, конечно. Брызги полетели во все стороны, Джинни уже размахнулась, чтобы как следует двинуть кулаком по спине, но не успела: между нею и Роном с разбега влетел Далмар, загородил, выставил руку, принимая на себя удар.

Дилан вынырнула с другой стороны, подхватила упавшую флягу.

— Старший! Эта… эта женщина хотела ударить тебя? Как она посмела?!

— Нормально, — Рон удержал мальчика за плечи, прижимая к себе. — Она не хотела, я подавился просто.

И вздохнул — деваться было некуда:

— Джинни, Гермиона, позвольте представить — это Далмар и Дилан, мои… — он прикинул, как будет правильно, и закончил: — Мои дети.

* * *

И, пожалуй что, не соврал.

Штаб-квартира стояла на ушах, о новом директоре, испанце, ходили самые дикие слухи, но у юридического отдела «Колдомедиков без границ» вопросы к Рону возникли только по форме, как к британскому подданному. По существу же стандартная проверка подтвердила: у Дилан ка-Йибир, двенадцати лет, и Далмара ка-Йибир, девяти лет, имеют место быть всего две восходящие родственные связи, по убыванию тесноты последних — с Рональдом Билиусом Уизли, магом, и Джорджем У. Холловэем, магглом, оборотнем, о чем тут же и была выдана справка. От одних только формулировок хотелось взвыть, но драгоценный документ того стоил. Вечером, наплевав на лечение, Рон собрался было тупо надраться за упокой души сукиного сына Кори Исмарис, который хоть однажды не соврал, и подумать — про детей, и про то, как жить дальше, и совсем немного, сколько сможет выдержать, про Геди, но, по счастью, так и не начал: явился Холловэй, пьяный как сапожник. И вместо того чтобы пить самому, Рону пришлось слушать, что ему, Джорджу Холловэю, с его-то судимостью детей ни за что не отдадут, а маггловское усыновление все равно оформлять придется, и для этого надо ле-га-ли-зо-ваться, и он, Джордж Холловэй, уже поговорил кое с кем в штаб-квартире насчет работы для Рональда Уизли, хотя оный Рональд Уизли ничем хорошего отношения к себе не заслужил, но Гейб сказал, что надо, а документы они как-нибудь соберут…

Потом, после — или вследствие — первого же запроса, отосланного в Галкайо, на Рона вышел Фарах. Одно его письмо Рон демонстративно порвал — пощадив, правда, приложенные к нему документы, — выслушал лекцию о том, что полезными знакомствами в его положении не разбрасываются, и просмотрел по диагонали второе, неудержимо краснея и чуть ли не пуская дым из ушей, как после перцового зелья. Отвечать, а тем более просить о чем-то, кроме детей, он наотрез отказался: Фарах разве что упоминал вскользь, что вернулся на родину и сейчас изыскивает средства на новую скважину взамен преступно уничтоженной режимом Мудуга, и куда более пространно восхвалял достоинства «несравненного мсье Уизли».

Рон невольно представил, как Холловэй вваливается в дверь, одной рукой толкая кресло, другой — размахивая очередным конвертом, и завывает на ходу: «Когда две эти легкие стихии летят к тебе посланцами любви…» — и снова не удержался, хмыкнул в воротник.

…Далмар прерывисто вздохнул и расслабился. Дилан привычно отступила на шаг назад, спряталась за спину.

— Дети?!

— А это Джиневра, моя сестра, и Гермиона…

— Какие еще дети? — Джинни всплеснула руками. — Откуда? Рон, ты с ума сошел! Они кто — магглы?! Ты же… за тебя же ни одна нормальная ведьма теперь не пойдет!

«Не пойдет, — подумал он, — и хорошо, правда, Гермиона? Разглядела же ты это проклятье, когда я о нем еще ни сном ни духом?»

Сейчас-то он не сомневался, что попал, что потребовал за Долг жизни больше, чем должник способен был дать, и будет огребать по заслугам. Ну и ладно, все равно — Гермионе уже ничего не грозит, а кроме нее…

Он несколько раз заговаривал с Кейт, но та только хмурилась, закусывала губу и требовала не болтать глупости. Может, спросить у Гейба? Рон даже приободрился: точно, Гейб с Джорджем вот-вот вернутся из своего Эдинбурга — пусть на несколько дней перед отъездом в Воеводину, и он успеет. И вздохнул: так захотелось вдруг обратно, в Женеву, и плевать на все отчеты и разбирательства, которые их там ждут.

— Погоди, — сказала Джинни. — А кто-то вообще знает об этих детях? И о том, что ты приехал? И где ты собираешься жить?

— У Джорджа и Перси, — ответил он. — Мы к ним идем как раз.

— Джордж и Перси! — фыркнула она. — Ты вообще в курсе, что они здесь устроили? Сняли квартиру и живут втроем с какой-то там… Представляешь, какой был скандал? Все думали, что Перси уволят, но Кингсли сказал…

— Это я их познакомил, — сказал Рон. — И знаешь, Джинни… мы, наверно, пойдем.

— Как пойдем?! Ты же ничего толком не рассказал! Где тебя носило столько времени? И ты даже перед Гермионой не извинился! Нам, между прочим, из-за тебя пришлось выслушать столько гадостей! А теперь еще и это!

«Ну да, а так я сам бы их слушал», — подумал Рон. Извиняться — за что, кроме подарка?

— Не в этом дело, — заявила Гермиона, пригладив и без того идеально уложенные волосы. — Ты же не можешь всю жизнь бегать от проблем, вместо того чтобы решать их? Пойми, наконец, пора становиться взрослым! И что, по-твоему, мы должны сказать Гарри? Думаешь, ему приятно будет услышать: «Рон приезжал, но о тебе не спрашивал»?

Легче всего было отмолчаться — тем более про Гарри.

— Что тебе стоит подождать еще пять минут? Гарри сейчас в банке, и мы…

* * *

— Джинни! Вот вы где!

Она обернулась на голос, бросив Рону:

— Ну все, теперь никуда не денешься!

Рон смотрел, как Гарри переходит улицу — растрепанный, в черной мантии нараспашку, в круглых очках: не изменившийся, прежний.

— Разве мы здесь договаривались,… — начал он — и увидел Рона.

Остановился напротив, расставив ноги, заложив руки за спину — в положении «вольно», — глядя — или нет, разглядывая его с головы до ног и, кажется, даже просвечивая насквозь.

— Вернулся, значит?

Рон неопределенно дернул плечом:

— Не совсем.

Гарри еще раз оглядел его, потом, будто решив что-то для себя, тряхнул головой и протянул руку.

Рон выдохнул, осторожно шагнул вперед — Далмар отступил, пропуская, и замер рядом, — и стиснул ладонь Гарри в своей.

Время остановилось.

Пространство сплюснулось, стянулось в точку. Не было ни Диагон-аллеи, ни Лондона, ни Женевы, — только взорванный, умирающий оазис Бур-Гелуай, два тела на песке, бок о бок, и голос, бесконечно и монотонно выводящий не то песню, не то заклинание:

— Геди из йибир, yaun-ki, Старший. Мирэ из йибир, Кори Исмарис, оборотень. Рональд Уизли из йибир, mid-so, Живой.

Дождь пополам с пеплом, падающий на землю.

Посохи рядом, палочки с раздвоенным концом на груди, а у Геди рядом с обычной еще и та, дареная: пальцы левой руки все еще сжаты на ней — не разогнуть.

И неглубокая борозда вдоль изгороди: песок в ней почернел и спекся от крови.

«По другому ведомству», — вспомнил Рон — и очнулся.

— Старший? — позвал Далмар. — Не пора ли тебе отдохнуть?

— Сейчас пойдем, — невпопад ответил Рон. — Или хотите еще куда-нибудь?

— Нет, — сказал Далмар. — Нам довольно.

Гарри убрал руку и снова посмотрел, будто впервые видел.

— У меня был вокзал Кингс-Кросс и Дамблдор, — проговорил он, почти не разжимая губ. — У тебя?

— Фред и Нора. Знаешь, заднее крыльцо.

— Ясно. Вы куда сейчас? К Джорджу?

— Ага, — сказал Рон. — И, может, к маме потом.

— Я подойду часа через два, идет?

Рон мог только молча таращиться на него.

— Шли бы уж, — Гарри махнул рукой, — вон, дети замерзли.

— Ага, — повторил Рон, отвесил что-то вроде поклона Гермионе и Джинни, ухватил детей и зашагал прочь — почти побежал.

У дверей магазина он обернулся: все трое еще были там. Джинни нетерпеливо притоптывала, куда-то тянула Гарри, но он стоял и смотрел, заговорщик на заговорщика, и Гермиона смотрела — как если бы он опять не сделал домашнее задание, а списать отчего-то не попросил.

Входить Рон медлил, сам не зная почему: там, за дверью, наверняка было тепло; рядом тихо дышали дети, держали его за руки; Гарри не уходил, смотрел вслед. Где-то мокла под дождем Женева с ее заботами, засыпал серый от страха Галкайо, йибир брели через пустыню, смотрела в реку безумная Каттель Бёрк.

— Да уж, — пробормотал он, — сбежал так сбежал. Умею.

— Все хорошо, Старший? — тревожно спросил Далмар.

Рон подумал и кивнул.

Его ждали.

Все было хорошо.

Fin

* * *

Примечания

1. Сведения о йибир верны процентов на 70, но все изложенное в лекциях соответствует действительности.

2. Все слова и выражения йибир взяты отсюда: Kirk, John William Carnegie «A Grammar of the Somali Language: With Examples in Prose and Verse, and an Account of the Yibir and Midgan Dialects». Cambridge University Press, 1905.

3. Песня «Хлоп! Идет ласка» («Pop! Goes the Weasel»), относящаяся к так называемым nursery rhyme, впервые опубликована в 1855 году, но появилась значительно раньше. Ее трактовка, изложенная в тексте, более-менее канонична: на жаргоне кокни слова «Pop! Goes the Weasel» означали именно «заложу костюмчик» (или другую верхнюю одежду).

4. Все сведения о Кори Исмарис (Qori Ismaris), надо признать, относятся не к мифологии йибир (о которой почти ничего не известно), а собственно к сомалийской.

5. Холловэй цитирует Шекспира, сонет 45.

6. Стивен цитирует Н.Гумилева "Сомалийский полуостров".