Луна Лавгуд и коллекция мозгошмыгов (гет)

После возвращения от Снейпа Гарри и Драко отправились, как они выразились, «размяться и сбросить напряжение», то есть, судя по всему, драться, а Гермиона осталась одна и засела в библиотеке — подумать. Ее еще на первом курсе очаровало это место — высокие стеллажи, запах бумаги, пергамента и чернил, жужжание тихих голосов и ощущение причастности к знаниям всего волшебного мира. И тогда же она поняла, что именно в библиотеке ей лучше всего думается, поэтому, выбрав книгу по истории заклинаний, она села за столик в углу, вытащила лист пергамента, перо и начала размышлять.

Основной причиной раздумий стали, уже традиционно, Малфой и Рон, но в этот раз Гермиона надеялась, что никто не помешает ей провести качественный анализ ситуации и разобраться, что же происходит в ее жизни. Раз уж она все равно не может помочь родителям, стоит взяться за посильную задачу.

Начать девушка решила с Рона, со старого друга, которого хорошо знала. Проблемы в отношениях у них начались в середине лета, когда Гермиона с головой погрузилась в психологию в попытках найти способ вылечить родителей. Тогда она часто отменяла их с Роном встречи, надеясь, что он поймет — спасти маму и папу ей сейчас гораздо важнее, чем провести с ним пусть даже самый замечательный день. К счастью, Рон действительно понял ее — ни разу не упрекнул, не сказал ничего резкого, ни разу не обиделся на отложенное свидание. Мог ли он на самом деле почувствовать себя ненужным, лишним в ее жизни? К сожалению, приходилось признать — мог. Рон всегда комплексовал, что играет вторые роли, остается в тени великого героя. В ее отношении он мог почувствовать пренебрежение или равнодушие. Тогда не удивительно, что он снова сошелся с Лавандой, которая смотрит ему в рот и ловит каждое слово. «И что теперь делать?» — спросила себя Гермиона и вздохнула. Плохой из нее психолог — похоже, идея заставить Рона ревновать была в корне ошибочной. Не стоит показывать, что в мире есть люди лучше него — он и так это знает. Увидев соперника, Рон не разозлится и не кинется в бой, он отойдет в сторону, в очередной раз почувствовав себя лишним и ненужным. Значит нужно полностью сворачивать общение с Малфоем, стараться помириться с Роном, больше времени проводить с ним, гулять, делать домашние задания, возможно — бывать у него на квиддичных тренировках. И, еще раз, никакого Малфоя.

Гермиона поежилась и перелистнула страницу книги, не читая. Идея прекратить всякое общение с Драко оказалась удивительно неприятной. Его вечные дурацкие шуточки, подначки, манера называть ее по фамилии — все это, конечно, раздражало, но зато с ним никогда не было скучно. А стоило завести разговор о зельях, как у него загорались глаза, менялся тембр голоса — он мог рассказывать о них часами, фанатично, совсем как Гермиона о каком-нибудь исследовании или проекте. Отказаться от всего этого было бы грустно, так же, как от его сонного ворчания на завтраке — в последнее время он повадился есть за столом Гриффиндора. Сонный Малфой был невообразимо забавен и даже мил, он с трудом держал спину прямо, ругался под нос, теряя вилку или нож, но всегда соблюдал столовый этикет, видимо, просто по привычке. Гарри как-то очень по-домашнему подкалывал приятеля, предлагал утроить водные процедуры, трансфигурировал яичницу в подушку, почему-то голубую, в цветочек, и тогда Малфой начинал грозно шипеть, угрожать страшными карами, которые тонули в очередном сдерживаемом зевке.

Гермиона улыбнулась своим мыслям — она и не думала, что в ее памяти хранится столько незначительных, но теплых подробностей. Она никогда специально не наблюдала за Драко, стараясь внимательно следить за Роном. Кстати о Роне, просто для самопроверки Гермиона решила вспомнить, как он завтракает. Память выдала несколько незначительных фактов — много ест, иногда чавкает, вызывая упреки всех девочек за столом, любит поболтать за едой. Непонятно, каким образом, но утреннего Малфоя Гермиона могла себе представить куда четче, чем утреннего Рона. Рон просто был, рыжий, нескладный, высоченный оболтус, смелый и самоотверженный, но не очень старательный. О нем она знала столько же, сколько о Гарри — легко могла бы, например, на глаз подобрать одежду, помнила, что он ненавидит рыбу с детства, а после их похода за крестражами, еще и грибы. Она без проблем могла бы из сотни работ найти две, написанные ее друзьями, в их почерках ей был знаком каждый угол, каждый наклон.

Мама говорила, что любящая женщина знает руки своего любимого до последней морщинки. Гермиона попробовала вообразить себе руки Рона. У него однозначно широкие ладони, на тыльной стороне — веснушки. Ногти он иногда грызет, поэтому они неровные. Волосы, кажется, достаточно густые и поднимаются от запястья. Она помнила отдельные факты, но не могла нарисовать картинку. «Ладно, — фыркнула она недовольно, — проведем эксперимент». Руки Гарри. Небольшие, тоже с обкусанными ногтями. Кажется, на ладонях есть мозоли от древка метлы. Пожалуй, все. «А если, например, руки, — Гермиона на мгновение задумалась, вспоминая знакомых парней, — Невилла?». Здесь память не выдала никакой информации. Тогда Гермиона рискнула вспомнить человека, связь с которым потеряла еще в начале войны — Виктора Крама. Увы, ей было четырнадцать, и во время их встреч она больше смотрела либо ему в глаза, либо в сторону, сама не своя от смущения. «Может, у меня просто плохая память на руки?» — предположила Гермиона и под конец вспомнила Малфоя. Теория затрещала по швам и лопнула, как воздушный шарик. Узкие ладони с длинными пальцами и гладкими ногтями встали у нее перед глазами сразу же. Вспомнились и выпирающие костяшки пальцев, и удлиненные средние фланги, и почти прозрачные светлые волоски, начинающиеся строго на косточках запястий. Вслед за этим мозг успешно подкинул воспоминания о неизвестного происхождения розоватом шраме на правой ладони и о массивном серебряном кольце на среднем пальце левой руки.

Гермиона спрятала лицо в ладонях, стараясь выкинуть эти мысли из головы. Нет, разумеется, ей не нравится Драко Малфой! Как только можно было подумать о такой чуши!

Немного помучившись стыдом, девушка взяла себя в руки и призвала на помощь здравый смысл. Разумеется, ей никак не мог нравится Драко Малфой, это даже звучит глупо. Вероятнее всего, у нее просто помутнение рассудка. Да, в последнее время он стал забавным, милым, иногда — очень понимающим и внимательным, но он остался все тем же редкостным придурком, который дразнил, обзывал и оскорблял ее на протяжении шести лет. Это же он называл ее грязнокровкой, он наколдовал ей огромные зубы, он, в конце концов, получил от нее удар в нос, когда насмехался над Хагридом и казнью Клювокрыла.

Он возглавлял Инспекционную дружину при Амбридж! При этой мысли Гермиона сжала кулаки, вспоминая его растянутое, вальяжное: «Ах, да, Грейнджер, я забыл, ты же грязнокровка, так что с тебя еще двадцать баллов».

Он не изменился, остался тем же отвратительным Малфоем! Тогда почему он так внимателен к ней сейчас? Почему так заботится, зачем целует ей руки? Немного уняв сердцебиение, Гермиона поняла, что это — ключевой вопрос. Малфой ничего не делает просто так, ему должно быть что-то от нее нужно. Но его возможные версии того, зачем же он с ней общается, просто нелепы!

Гермиона озаглавила лист пергамента крупным словом: «Зачем?», и ниже приписала: «1) Симпатия, 2) Экономическая выгода, 3) Политическая выгода, 4) Воздействие на других людей, 5) Игра». Она специально писала свой список так, чтобы, даже попади он в чужие руки, его нельзя было бы использовать против нее. Ни одного имени, ни одного открыто выраженного подозрения — ей все понятно, а для других листок не представляет интереса. В книгах и фильмах Гермиона больше всего ненавидела моменты, когда герой пишет что-то очень важное, а потом оставляет свои записи на видном месте и влипает в неприятности, поэтому всегда старалась шифровать любые записи.

Итак, экономическую выгоду можно легко отбросить. Да, сейчас у Малфоя финансовые проблемы, но его поддерживает Гарри, а даже если бы он и собирался стать альфонсом, то выбрал бы не одинокую девушку с небольшим счетом в банке, а какую-нибудь богатенькую Гринграсс. Также легко перечеркнуть блок «Игра». Конечно, можно было бы предположить, что он заключил с кем-то пари, но он не дурак и не станет связываться с Гарри, который наверняка отомстит за подругу. Малфой хитрец, а не самоубийца. Также почти наверняка можно отказаться от четвертого пункта. Шантажировать ей можно только Гарри или Рона, но у Рона почти ничего нет, а Гарри вряд ли поддастся шантажу — у него просто включится боевая ярость и он перебьет и шантажиста, и всех, кто его окружает.

Остается политика или личный интерес. Как политическая фигура она сейчас достаточно много значит — героиня войны и подруга Гарри Поттера. Сблизившись с ней, можно серьезно повысить свое влияние в мире магии. Гермиона вздохнула, уверенной рукой зачеркнув слово «Симпатия». Малфою нужно восстановить свой политический статус, и она может ему быть в этом полезной. Гермиона разорвала пергамент и сунула его в карман, собралась и вышла из библиотеки. Как обычно, после четкого анализа все стало ясно, понятно и очень грустно. В глубине души ей хотелось бы, чтобы разум помог остановиться на первом пункте списка.

В гостиной Гриффиндора, в кресле у камина обнаружилась одинокая Джинни. Гермиона подошла к ней и села рядом. Девушка перевела на нее взгляд и спросила:

 — Из библиотеки?

Гермиона кивнула, а Джинни хмыкнула:

 — Хоть что-то остается неизменным.

 — Гарри? — уточнила Гермиона и получила в ответ утвердительный кивок.

 — Я просто иногда боюсь, что мне не хватит сил дождаться его снова, — сказала Джинни и сглотнула. — Сначала я ждала, пока он ввязывался в приключения, потом ждала с многочисленных отработок и из новых приключений. Весь прошлый год ждала, даже не зная точно, жив ли он. Я так надеялась, что дождалась его, что совершила большую глупость.

Джинни, казалось, говорила сама с собой, а не с подругой, но Гермиона о многом догадывалась.

 — И теперь я снова жду, в этот раз — пока он приходит в себя. Просто раньше было проще.

Гермиона пересела на подлокотник кресла Джинни и обняла ее за плечи. Она иногда просто не понимала, как подруга умудряется любить Гарри — он же совершенно невозможен! Вечно совершающий подвиги, вечно спасающий других, он всегда умудрялся забывать про себя и про самых близких ему людей. Иногда Гермионе казалось, что Гарри начинает замечать человека только в тот момент, когда его надо спасти. И, кстати, Малфой — отличный тому пример. Будь у того все в порядке, Гарри продолжал бы презирать его.

 — Я иногда думаю, сколько же сил нужно, чтобы его любить, — словно прочитав ее мысли, сказала Джинни.

 — Из-за его стремления всех спасать?

 — Нет, — рассмеялась девушка, — к этому-то я как раз привыкла. Из-за того, что он лишает других права на принятие решения.

С этим трудно было не согласиться, Гермиона кивнула, а Джинни продолжила:

 — Вот сейчас, он решил, что отдалиться от меня на время необходимо. Причем, заметь, для моей безопасности и благополучия. Ты думаешь, он поинтересовался моим мнением?

Ответ повис в воздухе. Джинни тряхнула своей рыжей гривой и резко сменила тему:

 — Признайся, ты влюбилась в хорька!

Гермиона от такого заявления чуть не свалилась с подлокотника:

 — С чего ты взяла?! Ты же знаешь, я и Рон…

 — Ты и Рон — самое смешное, что я слышала в своей жизни, — безапелляционно заявила Джинни. — Не говори ерунду, Гермиона. У вас с моим братом общего — совместные приключения и Гарри. В семейной жизни вы просто поубиваете друг друга.

 — С чего ты взяла? — повторилась Гермиона, пытаясь ответить сразу на два вопроса: как Джинни могла догадаться и права ли она.

 — Что вы не подходите друг другу? Это скажет тебе любой, обладающий мозгом. Ронни обожает вкусную еду и квиддич, а его девушка должна смотреть ему в рот. А ты не можешь даже омлет приготовить, ненавидишь спорт и готова двадцать четыре часа в сутки говорить о своей работе. Кажется, у вас нет будущего, и это очевидно.

Гермиона выдохнула, потом снова вдохнула, собираясь поспорить, а Джинни продолжила:

 — С Малфоем тоже очевидно. Ты слушаешь его научные бредни, споришь с ним в библиотеке и, да, Гермиона Грейнджер, я это видела, ты краснеешь, когда он целует тебе руку. Кстати, старомодно, но мило.

Джинни самодовольно улыбнулась и откинулась на спинку кресла. Гермионе крыть было нечем, потому что, как ни крути, подруга была полностью права.

Некоторое время они помолчали, а потом Гермиона решительно встала и предложила:

 — Пойдем, посмотрим на них?

Джинни догадалась, о ком идет речь, и сразу же подскочила со своего места. Ее глаза заблестели любопытством.

 — Они дерутся, да?

Гермиона кивнула, и вдвоем они быстро направились к тому кабинету на первом этаже, где как-то раз Малфой вытирал Гермионе слезы и рассказывал про свою маму.

Возле двери девушки остановились, и Гермиона аккуратно начала приподнимать защитные и заглушающие чары. Через пару минут ей это удалось, и они с Джинни прижались щеками к двери, заглядывая в кабинет через узкую щель.

Похоже, шел уже не первый спарринг — от мебели в классе остались только щепки, у Гарри на щеке виднелась длинная царапина с подсохшей коркой крови, а Драко прихрамывал на правую ногу.

Лучи невербальных заклинаний пронизывали воздух с огромной скоростью, противники, несмотря на ранения, двигались ничуть не медленней, ловко уходя от опасности и переругиваясь.

 — Изящней танцуй, Драко! — рычал Гарри, посылая в Малфоя сразу три разноцветных луча, в одном из которых Гермиона узнала «Остолбеней», а два других опознала как что-то темномагическое. Сердце предательски дрогнуло, но Драко принял на щит одну темную гадость, а от остального просто увернулся.

 — Поцелуй меня в зад, Гарри! — отозвался Драко завершив точный, но не грациозный из-за травмы прыжок и запуская в соперника свой веер заклятий. Тихо всхлипнула Джинни, но почти сразу же выдохнула: Гарри поймал проклятья на обломок парты. К сожалению, защита оказалась не слишком сильной и лопнула на несколько кусков, один из которых все-таки ударил Гарри по правой руке.

В этот момент что-то изменилось, Гермиона и Джинни отпрянули от щели, перевели дыхание и снова прижались к двери, чтобы увидеть, что бой закончен. Драко стоял возле Гарри, равномерно постукивал по его плечу и повторял:

 — Ты здесь, в безопасности, война закончена.

Гарри стоял неподвижно смотрел в пространство, его руки были крепко сжаты в кулаки. Через минуту его отпустило, он расслабился и пошатнулся:

 — С меня хватит.

 — Я заметил, — согласился Драко.

Гарри чуть повернул голову в сторону выхода и велел:

 — Заходите!

Гермиона и Джинни переглянулись, но вошли. Драко фыркнул, но вопрос, который явно вертелся у него на языке, не задал. Гермионе тоже хотелось бы знать, как Гарри их обнаружил, но парнем уже завладела Джинни. Она усадила его на спешно восстановленный стул и аккуратно водила палочкой над его щекой, заживляя порез. Малфой глянул на них и предложил:

 — Пошли отсюда?

Гермиона согласилась, что друзьям лучше побыть вдвоем, и вместе с Малфоем вышла из кабинета, восстанавливая защитные чары.

 — Ты пыльный и раненый, — сказала она, когда они прошли с полсотни шагов. Малфой хмыкнул, очистил себя «Эванеско» и что-то наколдовал на ноге.

 — Помощь нужна? — спросила девушка. В ответ получила возмутительное:

 — От тебя — всегда нужна, Грейнджер. Мне всегда нужна помощь с тем восхитительным массажем, в котором ты — настоящий профессионал.

На взгляд Гермионы, это звучало достаточно возмутительно, поэтому она замолчала. Они расстались у входа в гостиную Гриффиндора. Малфой привычным жестом склонился к ее руке, но вместо того, чтобы, как всегда, обозначить поцелуй, он задержал ее руку и кончиком языка провел по тыльной стороне ладони. Гермиона почувствовала, как на мгновение перехватывает дыхание, а когда обрела способность говорить, Малфой уже выпрямился и сказал:

 — Хорошего вечера, Грейнджер!

После чего просто развернулся и пошел прочь. Гермиона влетела в гостиную и быстро поднялась в спальню, где упала на кровать и уткнулась лицом в подушку, призывая на помощь логику, здравый смысл и рациональное мышление.

Драко, чуть морщась от боли в лодыжке, шел в подземелье. Он пребывал в прекрасном расположении духа. В конечном итоге, день прошел замечательно. Он увидел живого и здорового крестного, сумел остановить Поттера от впадения в боевой транс и (Драко хмыкнул) смутил Грейнджер.

Девушка заняла в его мыслях достаточно большое место. Он уже видел, как люди, еще сейчас презирающие его, вновь начинают искать его расположения. Он видел обновленный, восстановленный мэнор, себя, сидящего во главе стола, наследника, улыбающегося ему фирменной малфоевской улыбкой. Правда, его немного смутило, что у воображаемого наследника были не прямые, а сумасшедше-курчавые волосы, совсем как у Грейнджер. Но он успокоил себя тем, что, в конце концов, собирается жениться именно на ней. А значит, совсем не удивительно, что у его наследников могут быть ее черты!